Порывистый ветер, забавлялся, развевая флаги с серым шипящим котом, вывешенные над белоснежными шатрами. Пасмурное небо, затянутое рваными тучами в это утро щедро осыпало землю колкими каплями мелкого дождя. Их ледяные укусы заставляли поторапливаться воинов сворачивавших лагерь. Но, не смотря, на сырость и холод промозглого утра среди молодых оруженосцев Эррола царило радостное оживление. Это был их последний ночлег под открытым небом - сегодня они возвращаются домой.
Путь от каменистых пустошей Беленгов до родовых владений Эдоров был недолгим. Однако события последних дней перехода породили мрачные думы у воинов из свиты Жестокого. Самые старые из них сопровождали Эррола в самых изнурительных его походах, длившихся годами. Они сидели рядом с ним у чадящих костров отдыхая после тяжкой дороги, шумно и весело отмечали желанные победы, бок о бок сражались в кровавых схватках, круша черепа и ребра врагов. А сейчас, перемены, произошедшие с господином, заставляли их прятать тихие проклятья в седых усах. Но не только мудрые ветераны, а даже и безбородые сквайры порой застывали как статуи, наблюдая за грозным воином, которого люди прозвали Жестоким.
Изменения, произошедшие с Эрролом, были заметны сразу же после его первой ночи проведенной с Гвендолин, и не заметить их не смог бы даже слепой и слабоумный смерд. В одночасье грозный тан растерял всю свою суровость, что немало пошатнуло его природное величие. Порою в его движениях и приказах не было прежней уверенности. Многих коробило, что временами бросив, даже самое незначительное распоряжение Жестокий искал глазами жену, как бы выпрашивая ее одобрения.
Когда Гвен не было рядом, Эррол мрачнел, судорожно сжимая руки. В такие моменты даже храбрейшие вояки прятались от раздраженного взора тана, опасаясь навлечь на себя его бешеный гнев.
Но стоило только появиться Гвендолин, как напряженная злоба сеньора исчезала без следа. В синих глазах Эррола тут же загорался едва уловимый огонек, свет которого, в мгновение ока прогонял жесткую угрюмость с лица тана. С широкой улыбкой Жестокий спешил к жене, и, взяв свою даму за руку, принимался ей что- то тихо нашептывать.
Дорогою Эррол ехал рядом с супругой. Лишь изредка, он, пришпорив коня, вырывался вперед, что бы посмотреть как идут приготовления к очередному привалу.
Гвендолин же казалось, не замечала безграничной власти в приобретенной ею над своим мужем. В ее словах и манерах не появилось надменной заносчивости присущей благородным дамам, проводящим свои дни от рождения до смерти в роскошных покоях родовых замков. Девушка была мила и приветлива со всеми. Своих спутников дама вежливо приветствовала, во время совместных трапез, и с искренним интересом выслушивала их длинные скучноватые рассказы. Для каждого из седовласых воинов у нее было припасено доброе слово и уместная похвала. Слуг приставленных к ней, Гвен даже за незначительную услугу, благодарила с ласковой улыбкой на губах. И не у одного из них не было повода пожаловаться на ее капризы или жесткое порицание.
Однако даже такое мягкое обращение дамы настораживало людей Эдоров, не умаляя их неприязни к ней.
Девушку преследовало злое перешептывание за ее спиной. И даже угроза гнева Жестокого не могла остановить яд, стекающий с языков вассалов.
И вот долгий путь подходил к концу. Люди Эррола шептались между собой, что в родных стенах замка Шоффиллд любовное наваждение, наконец, оставит их доброго тана. В то серое утро, взнуздывая коней, один из молодых сквайров открыто заявил своим друзьям, что дома Жестокий точно станет прежним. -старый лесной маг не позволит больше куражиться над ним ведьме Беленгов.
Ближе к полудню отряд Эррола проезжал через небольшую деревню. К тому времени мелкие капли моросящего дождя превратились в холодные строи настоящего ливня, а потому Жестокий распорядился переждать непогоду в местной гостинице.
Однако в тот день тана и его свиту в селение не ждал радушный прием. Едва копыта коней ступили на узкую улочку деревушки, как до всадников донеслась громкая брань и резкие крики. Из кособоких домишек выскакивали под дождь орущие смерды. Разбрызгивая ногами, смешанную с навозом жидкую грязь, селяне, что есть мочи, бежали к главной площади деревни, как будто бы их преследовала огромная свора кровожадных Грентов.
Удивленный такой встречей, Эррол направил своего коня вслед за бегущими, и вскоре перед его глазами предстала следующая картина.
В центре площади, под холодными струями дождя стояла пожилая женщина в лохмотьях. Толпа людей окружила ее плотным кольцом, как свора собак, жаждущая крови загнанного зверя. Рев полный гнева заполнял мокрый воздух. Почти все гонители старухи держали в руках камни и палки, горя желанием как можно скорее пустить их в дело.
По всему было видно, что здесь готовилась расправа над несчастной. В распяленных ртах и переполненных злобой глазах селян отражался вынесенный ими приговор, и даже неожиданное появление тана не остановило его смердов жаждущих крови и насилия.
И вот несколько первых камней и тяжелых размокших комьев земли взметнулись в воздух. Увидев это, старуха беспомощно подняла руки стараясь прикрыть лицо от ударов.
Ее тщетные усилия только еще больше раззадорили беснующуюся толпу. И спустя мгновение мокрая грязь растекалась по изорванному плащу женщины. Сор и земля запутались в густых растрепанных прядях волос. И только один метко брошенный камень рассек губу старухи. Кровь тонкой струйкой потекла по ее подбородку, приводя в неистовство озверевших людей.
Казалось, что еще чудь-чудь и толпа броситься на свою жертву, что б растерзать несчастную, а ее останки смешать с уличной грязью. Но грозный голос сеньора, заглушающий шум дождя и злые выкрики остановил уличных палачей.
- Кто вам дал право, смерды, - крикнул Эррол, пуская коня в самую гущу беснующихся изуверов, - творить самосуд на моей земле! Вы что забыли, что у вас есть тан! И только он вправе казнить и миловать преступников!
Искривленные злобой, оскаленные лица тут же повернулись в сторону всадника. Недовольный ропот пронесся над толпой, но он тут же утих под грозным взглядом Жестокого. Чернь расступилась перед конем Эррола и он, въехав на площадь, остановился рядом с осужденной.
- Кто скажет мне, - голос тана широкой волной растекся над головами смердов, перекрывая шум дождя, - за какие преступления вершится казнь этой женщины?! Так ли велика ее вина, раз вы осмелились сотворить кровавое беззаконие?!
Трепет перед гневом Жестокого в короткий миг отрезвил беснующуюся чернь. В сердцах, где еще минуту назад клокотала слепая злоба, проснулся страх. Люди опускали глаза перед суровым взором тана, не смея взглянуть в лицо грозному сеньору.
Затянувшиеся молчание несостоявшихся палачей подобно плети подхлестывало раздражение Эррола. Суровые приказания уже были готовы сорваться с языка тана, когда из толпы смердов вышел вперед высокий старик в заношенном сером плаще. Низко поклонившись Жестокому, селянин дрожащей рукой стащил с головы потертый колпак, и старательно отводя взгляд в сторону, заговорил.
- Мой господин, - негромкие слова крестьянина с трудом слетали с его перекошенных от ужаса губ, - поистине злодеяния этой ведьмы стоят ее наказания. Вот уже почти год как она изводит нашу деревню своими темными чарами. Но сегодня нашему терпению пришел конец.
Эррол внимательно вслушивался в каждое слово перепуганного старика, не отводя хмурого взгляда от покрытого морщинами, грязью и потом лица собеседника.
-Ты утомил меня пустыми речами, смерд! - в ответе Жестокого зазвучала угроза. - Говори прямо - в чем преступления этой женщины!
- Мой тан, - сбивчиво заговорил крестьянин, по-прежнему не смея взглянуть на своего господина, - эта женщина поселилась возле нашей деревни вскоре после прошлого Самайна. А с весны на нас посыпались несчастья, как горох из дырявого мешка. Не успели выгнать скотину на летние пастбища - так она начала дохнуть. Так этого проклятой ведьме показалось мало - летом она потравила почти все посевы. Люди не раз видели, как мерзкая тварь шаталась по полям - не иначе опрыскивала всходы своим ядовитым зельем. А сейчас от неизвестной болезни стали умирать наши дети! По всему видно, что она пришла сюда извести под корень нашу деревню.
Договорив, крестьянин вытер грязным колпаком мокрое от дождя и пота лицо, после чего осмелился, наконец, бросить робкий взгляд на своего тана.
- Даже если это и так, - выслушав нестройный рассказ селянина, заговорил Жестокий, - вы должны были привести эту женщину на суд тана! Вместо этого вы учинили над ней расправу! А потому я вправе повесить зачинщиков кровавого самосуда.
Эррол замолчал, с жесткой ухмылкой внимая испуганному ропоту толпы. Он хорошо знал, как научить покорности строптивых подданных. И страх был ему верным помощником в этом деле. Глядя сверху вниз на искаженные полные отчаянья лица, тан продолжил свою речь.
- Однако ваши беды тронули мое сердце, - по губам Эрола скользнула кривая ухмылка, но голос его немного смягчился . - А потому сегодня я дарую вам свое прощение. Но если я еще раз услышу о смуте или самоуправстве в вашем селении, вы горько пожалеете о том, что сегодня несколько смутьянов не стали кормом для воронов! Ну а теперь, - Жестокий обернулся к стоявшей в кольце селян женщине, - расскажи мне о своих преступлениях, ведьма.
Услышав слова тана, ведунья подняла голову. На краткий миг ее взор, полыхающий изумрудным огнем, впился в синие глаза последнего Эдора. И этот быстрый взгляд неожиданно вызвал, странное волнение и тревогу в сердце Эррола. Но более всего поразило Жестокого пугающее спокойствие на лице осужденной.
Глядя на нее, трудно было поверить в дикую реальность происходящего. Ясные глаза и насмешливая улыбка ведьмы приводили в смятение. Казалось, что это не ее еще несколько минут назад чернь забрасывала камнями и грязью. А она, всего лишь, гордая королева, наблюдающая из окна своего замка за беснующимся отребьем.
Легким движением хрупких пальцев женщина вытерла кровь с разбитых губ, и заговорила ровным, приятным голосом.
- Поистине, мне не в чем виниться перед тобой господин,- капюшон плаща соскользнул с мокрых волос ведьмы, открывая ее бледное лицо покрытое сеткой тонкой морщин. - Клянусь, милостью Создателя Миров я не совершила ни одного злодеяния. И беды этих людей произошли без моей воли.
Как можешь ты так бессовестно лгать мне ведьма?! - голос Жестокого звучал грозно, но в нем скользнула предательская дрожь. - Посмотри, сколько здесь собралось пострадавших от твоих козней!
Теша желания орущих смердов, ты не дашь мне даже слова сказать в свою защиту, гордый воин? - в словах женщины слышалась откровенная насмешка. - А если это так, тогда становиться ложью все, что я слышала о твоей справедливости, тан Эррол.
Спокойная уверенность ведьмы и легкость ее речей привели в замешательство последнего Эдора. Было похоже, что незримая сила вытекала с речью из уст старухи, парализуя его волю и усыпляя разум. Жестокий понимал, что через пару мгновений, он не сможет больше сопротивляться вязкому наваждению.
Но тут, неожиданно для себя, Эррол вспомнил поговорку, которую частенько любил повторять его отец. 'Бойся голоса колдуна и глаз ведьмы, сын мой. Они могут поставить на колени любого воина' - наставлял отпрыска старый тан Эдор. И в эту минуту Жестокий в полной мере осознал верность древней мудрости.
Горячая волна злобы на свою слабость, стремительным потоком пронеслась в мозгу Эррола, прогоняя коварный морок. Спокойствие и ясность мысли вернулись к Жестокому, но все же рука его невольно сомкнулась на рукояти меча. Как же ему хотелось вырвать из ножен клинок и одним ударом перерубить тонкую шею старухи, тем самым навсегда стереть с ее губ навсегда ненавистную усмешку! Но смог бы потом тан, вернуть себе честь, убив человека просящего его о справедливости!
- Твои требования законны, ведьма, - слова с трудом пробивались сквозь полу сжатые губы Эррола. - Но разве тебе есть, что сказать в свое оправдание?!
- Невинный человек не всегда может с легкостью оправдать себя, господин, - проговорила ведьма, не отводя глаз от лица Жестокого. - Оболгать же и убить любого из смертных очень просто! Признавать потом свою подлость или ошибку нелегко как благородному тану, так и ничтожнейшему из смердов. Такова уж ничтожность сущности человеческой! Сейчас мне нечем доказать тебе свою непричастность к злосчастьям твоих подданных, высокородный Эдор. Ты же никогда не поверишь моим слова и клятвам. Легко считать себя образцом справедливости, тан Эррол, когда не достает мудрости вершить поистине справедливый суд. А потому мне остается уповать на милость Великого Господина, Властителя Миров. И если будет на то Его воля, Он защитит меня от наветов и несправедливости!
Уверенная речь ведьмы, насквозь пропитанная дерзостью, обескуражила Жестокого. Его пальцы вновь оплели рукоять меча, но разум тана не дал воли гневу.
- Вся эта узорчатая нить твоих слов здесь ни к чему, ведьма, - голос Эррола грозным потоком накрыл площадь, заставляя собравшихся, содрогнутся от пропитавшей его угрозы. - Зачем бросать пустые фразы, когда ни одна из них не подтверждает твоей невиновности. Напротив, посмотри - сколько собралось свидетелей, свершенных тобой злодеяний! И каждый из них взывает к моему правосудию! А потому пусть торжествует справедливость! Повесить ее немедленно!
Последние слова Жестокого потонули в гуле радостных выкриках, разом вырвавшихся из глоток оголтелых крестьян. Кое-кто из них начал приплясывать на месте предвкушая яркое зрелище, а кто-то, упав на колени в грязь, возносил хвалебные речи мудрости своего тана.
Спеша выполнить приказ господина двое оруженосцев быстро соскочили с коней. Один из них принялся связывать руки старухи, а второй ловко прилаживать веревку с петлей к суку дерева росшего неподалеку.
Только ведьма по прежнему оставалось равнодушна к происходящему. Ни гулкие вопли селян, ни угрожающая петля не вызвали страха на ее лице. Она покорно дала стянуть себе руку, лишь только кривая усмешка скользнула по тонким губам ведьмы.
Боясь вновь попасть под власть дурмана колдуньи, Эррол отвернулся от старухи. Он отыскал взглядом Гвендолин, которая все это время, безмолвно наблюдала за происходящим. Ее белоснежная лошадь замерла у края городской площади, будто бы не решаясь пересекать невидимую границу. Однако вопли торжествующей черни разорвали в клочья оцепенение девушки. Чуть тронув бока своей кобылы каблуками сапог, Гвендолин, стала не спеша пробираться сквозь ликующую толпу смердов.
Приблизившись к Эрролу, дама Эдор ласково улыбнулась мужу.
-Мой господин, - тихо заговорила она, нежно прикасаясь к руке супруга, - неужели ты и вправду решил казнить эту несчастную женщину?
Простой вопрос, легко слетевший с губ любимой женщины, немного смутил Жестокого. Да как она может сомневаться в решении, что далось ее мужу с таким трудом?! Сомнения и ярость вновь всколыхнули душу тана, однако он нашел в себе силы на спокойный ответ.
- Да моя дорогая, - глухо проговорил Жестокий, отводя глаза в сторону от пристального взгляда Гвендолин. - Старуха заслуживает смерти!
- И в этом тебя убедили пустые слова людей, у которых нет ни малейшего доказательства их правды, - в голосе девушки зазвучала тихая и сильная настойчивость. - Разве ты не видишь, что ими движет только ненависть! И как можно ради одной клокочущей злобы лишить человека жизни?! Ты должен отпустить женщину, раз ни что не подтверждает ее вины.
Гвендолин замолчала. Не отрываясь, смотрела она в лицо своего супруга, совсем не страшась того, что ее пылкая речь вызовет гнев Жестокого. Тот же снова медлил с ответом. Нахмуренные брови воина пытались спрятать его угрюмый взгляд, а руки судорожно перебирали поводья коня.
Наконец собравшись с мыслями, он заговорил, избегая глаз Гвендолин.
- И так, дама Эдор, хочет, что б я помиловал ведьму! - по губам Эррола скользнула кривая ухмылка. - И что же ты можешь сказать в ее защиту?!
Насмешка в словах мужа, отозвалась горькой обидой в сердце Гвендолин. Щеки ее вспыхнули, по губам пробежала предательская дрожь, но все же девушка нашла в себе силы заговорить с гордым достоинством.
- В землях моего дяди меня тоже часто называли ведьмой! И только кровь Беленгов в моих жилах спасала твою жену, тан от подобной расправы. Поверь, я очень хорошо знаю, что такое людская ненависть и гнусные наветы. Поверь мне, Эррол, на совести этой женщины нет ни одного преступления! А ты сам в веках не искупишь этой страшной вины - загубленной жизни невинного человека!
Сердечный жар в словах супруги заставил задуматься Жестокого. Он вспомнил, злобные взгляды, которые бросали люди Беленгов на девушку-бастарда за столом ее дяди. Казалось, что их удерживает невидимая узда и стоило лишь ей оборваться, как тут же, камни и грязь полетели бы в его возлюбленную.
Одна мысль об этом отравленной стрелой пронзила мозг Эррола. Мутным взглядом тан обвел площадь, чувствуя, как в нем закипает раздражение, от вида дикой радости беснующихся селян. Быстрым движением руки Жестокий остановил оруженосца, накидавшего петлю на шею осужденной, и громко приказал.
- Отпустите старуху!
Эти слова подобно грому пронеслись над площадью. И когда смолк их последний отзвук, как тут же вязкая тишина окутала площадь. Короткий приказ тана в одно мгновение убил неистовое веселье смердов, а грозный тон его голоса не допускал и тени возражений воли Жестокого.
Эррол хмуро смотрел на оторопевших крестьян, не зная толком, как объяснить им свое приказание, как вдруг заговорила сама осужденная.
- Ты мудро поступаешь, тан Эдор, - в голосе старухи слышалась спокойная сила. - Знай, что отныне милость Властителя Судеб не оставит тебя! Придет время, и могучий тан еще не раз поблагодарит небо за свое милосердие. Пусть даже оно и было подсказано ему женщиной. А ты прекрасная дама, - продолжала ведьма, обернувшись к Гвен, - будь радостна и счастлива в каждый день подаренный тебе Великим Господином.
-Попридержи свой язык колдунья, - резко оборвал речь старухи Жестокий - Ни я, ни дама Гвендолин не нуждаемся в твоей благодарности. Сегодня тебе дарована жизнь, но если только ты еще раз объявишься в моих землях, то тебя вздернут на первом же суку безо всякого суда. Так что поспеши убираться прочь, это мое последнее слово!
Договорив, Эррол с силой вонзил шпоры в бока коня и поскакал прочь с площади. Изумленные крестьяне, молча, расступались перед своим таном, не смея даже взглянуть в лицо господина. Сраженные решением тана люди не смели роптать, и только за его спиной слышался ядовитый шепот - 'проклятая ведьма'. Гвен, ехавшая вслед за мужем, знала, что ей предназначались эти слова, и изо всех сил старалась не показывать боли, которую они причиняли ее сердцу.
Эррол же был спокоен. Он чувствовал себя победителем, выигравшим тяжелую битву, и получившим желанную награду - счастливую улыбку своей госпожи.
Глава VI
УТРО БЕЛТЕЙНА
Накануне Белтейна главный двор Шоффиллда был полон гостей. Почти все знатные вассалы с бескрайних владений Жестокого собрались на праздник в замке благородного тана. Каждый из них хотел лично поздравить Эррола с праздником и отметить приход лета за его богатым столом.
Но не только жажда застолья в этот день влекла гостей хлебосольный чертог тана. Жгучее любопытство заставляло вассалов безжалостно пришпоривать коней, и оставлять за спиной бесконечные лиги дальних дорог. Сегодня вместе с мужем приветствовать подданных будет и новая госпожа - ведьма, подчинившая себе последнего Эдора. В эти дни, немало злых слухов о ней ходило по землям Мэррителла. Ушедшей зимою, вместе с вихрями снежной пурги, разлетались они по самым дальним и глухим уголкам королевства. Сидя за столами в замках таны говорили о том, что коварная красавица в один миг околдовала могучего тана, и теперь он и в чем не смеет перечить ей. В базарные дни на деревенских площадях судачили досужие кумушки о женщине, порождении лесного чудовища, которая подстерегла Жестокого на пустоши Беленгов, и своими чарами лишила его разума. И теперь, покорный ее воле Эррол стал послушным воском в руках ведьмы, позабыв о достоинстве своего древнего рода и долге верховного тана.
Настигнутые подобными вестями старые воины хмуро сдвигали брови, и с грустью качали головами. А их дочери, отвергнутые невесты Эрола, мстительно улыбались, не скрывая своего злорадства.
И вот сегодня народ Эдора сможет, увидеть свою новую госпожу.
Однако день празднеств не удовлетворил любопытства гостей. Эррол один встречал вассалов во дворе своего замка.
Стоя в окружение лучших воинов, тан радушно приветствовал приезжающих, принимая их подарки и поздравления. Вопреки всем слухам, он не был похож на зачарованного витязя, попавшего в ловушку колдуньи. Напротив, сегодня Эррол был оживлен и весел. В глазах тана плясали искорки счастья, а с губ не сходила довольная улыбка.
Причина этой радости тана крылась в словах его дамы сказанных на рассвете в полутьме спальни: 'Мой возлюбленный господин, - пошептала Гвендолин, ласково проводя рукой по щеке Жестокого, - мне сегодня будет тяжело принимать гостей стоя во дворе рядом с тобою. Наследник рода Эдоров, под моим сердцем, отнимает все силы у своей матери'.
Долгожданная весть пьянящим восторгом наполнила сердце Эррола. У него будет сын! И родит его женщина, которую он любит больше всего на свете!
С трудом уняв радостную дрожь в руках, Жестокий нежно обнял жену и тихо проговорил:
- Поистине это лучший для меня подарок, любимая! И сегодня вечером мы вместе объявим о нем всем вассалам земель Эдоров!
- Даже самая счастливая весть не сможет стать полноценным даром в праздничный день, мой дорогой супруг, - лукаво улыбаясь, ответила Гвендолин, мягко выскальзывая из объятий мужа.
Преследуемая горящим взглядом Жестокого дама Эдор подошла к маленькому прикроватному столику и, раскрыв стоящую на нем большую резную шкатулку, достала из ее недр массивный кинжал с золоченой рукоятью.
- Возьми его Эррол из рода Эдоров, как знак моей горячей любви к тебе, - тихо произнесла Гвен, протягивая подарок мужу.- Это одна из немногих вещей доставшихся мне от отца - Дэрека Беленга, теперь же я передаю ее достойнейшему из мужчин - моему возлюбленному господину. Пусть блеск этого клинка всегда напоминает тебе об этом рассвете светлого Белтейна.
И вот сейчас принимая гостей, Эррол не скрывал своего ликования, время от времени ласково касаясь рукой драгоценного кинжала висевшего у него на поясе. Для каждого из прибывших у тана были припасены доброе слово и крепкая шутка. Он крепко пожимал руки мужчинам, похлопывал по плечу их молодых сыновей, восхищался красотой и нарядами дам, сердечно благодарил гостей за приезд и подарки. Веселое настроение тана передалось и его воинам. Теперь в каждом уголке двора Шоффилда слышались задорные голоса и раскаты громкого хохота.
И только старый колдун, так и не покинувший замка Эррола, не разделял всеобщего оживления. Не скрывая своего раздражения от шума праздничной суматохи, он пробирался по двору скрываясь в тени стен. Старик ни кого не хотел видеть, а потому и спешил забиться в свою каморку, затерянную в глубине лабиринта хозяйственных построек.
Возвращение Эррола вместе с молодой супругой в корне изменило положение старика в замке. После той ночи, когда оруженосец Джон притащил бродячего пророка в покои тана, милость Жестокого возвысила старца в глазах его приближенных. Даже старые воины относились с уважением к нищему колдуну, почитая его за силу точного пророчества, перевернувшего судьбу их тана. Но стоило Гвендолин переступить порог замка, как магический ореол старика был развеян в считанные минуты.
Одинаково добрая и приветливая со всеми молодая хозяйка Шоффиллда смотрела на старца, не скрывая насмешливой улыбки. Тот же в числе спешил к ней, рассыпая слова пышного приветствия. Но поймав взгляд Гвендолин, старик замер раскрыв рот. В один миг он стал похож на древнего растрепанного филина неожиданно настигнутого рассветом. Подавившись своей торжественной речью, колдун стоял, жадно глотая воздух, не в силах сдвинуться с места. Когда же, наконец, старику удалось собраться с силами, он поспешил уползти в свою каморку, сжавшись от взгляда Гвен как от удара плети.
С тех пор он старался не попадаться на глаза хозяйке замка. При редких встречах с ней старик опускал голову, и, лепеча что-то неразборчивое, быстро семенил прочь, будто бы пренебрежительная улыбка Гвендолин причиняла ему нестерпимую боль.
Такое странное поведение пророка вызывало удивление и недовольство большинства челяди. В замке многим не нравились темное происхождение жены хозяина, и ее безграничная власть над таном. Обуздать ведьму могла лишь сила местного колдуна, а он дрожит перед ней как побитая собака.
С тех пор жизнь старика в замке стала невыносимой. Насмешки, обиды и злые глумления сыпались на старика со всех сторон. Даже сам Эррол время от времени подшучивал над незадачливым пророком, указывая старцу на то, что больше не нуждается в предсказаниях последнего. Однако, не смотря на все унижения, старик не спешил покинуть Шоффиллд. Он по-прежнему занимал крохотную каморку рядом с кухней, выбираясь оттуда только ради того, что бы забрать скудные объедки для своей трапезы.
Сегодня же поведение старика было необычным. С самого раннего утра, как только у стен замка раскинулись шатры первых гостей, колдун, оставил свое убежище. Он пробрался на главный двор Шоффиллда, где Эррол уже принимал поздравления вассалов. Старик поспешил укрыться в самом темном углу, и, затаившись там, как крыса в норе, принялся жадно разглядывать съезжающихся гостей. И только когда весеннее солнце полноправно воцарилось в зените небосклона, колдун поспешил незаметно вернуться в свою каморку.
В то самое время, когда старик старался незаметно уйти со двора замка, праздничное настроение Эррола улетучилось как дым из потухшей трубки. Виною тому стали два запоздавших гостя, встречи с которыми Жестокий ждал и боялся все последние дни.
Когда толпа нарядных вассалов во дворе Шоффилда заметно поредела, а из деревни уже доносились звуки праздничной ярмарки и шутливых поединков у ворот замка раздался цокот копыт. Обернувшись, что бы приветствовать нового гостя, Эррол невольно вздрогнул, разглядев на стягах прибывших застывшего в прыжке горного барса Беленгов. Жестокий не получал вестей от старого друга с печально-памятного дня своей свадьбы, и потому искренне надеялся, что прошедшие месяцы сгладили справедливую обиду Эрика. Однако взглянув на суровое лицо, медленно приближающегося к нему тана каменистых пустошей, Эррол понял, что его надежде не суждено сбыться.
Несмотря на горечь тяжелого расставания Жестокий был рад приезду Эрика, и поспешил к нему с распростертыми объятиями.
-Как же я ждал тебя, дружище! - воскликнул он, прижимая к груди старого тана. - Я знал, что ты приедешь, а потому распорядился, приготовить для Беленга лучшие комнаты замка.
Однако радушная встреча не смягчила очерствевшее сердце Эрика. Освободившись от объятий Эррола, он внимательно посмотрел в глаза Жестокому и тихо проговорил:
- Это большая удача, что ты все еще встречаешь меня как друга, тан Эдор. Честно говоря, я ожидал здесь такого приема. Но как бы там ни было, ныне приезд в твой замок для меня не радость а повинность вассала. А потому я не достоин великой чести - гостить под крышей благородного сеньора. Поверь, старый шатер более подходящее для меня место, чем парадные покои чертога Эдоров.
И хотя на губах Эрика играла мягкая усмешка, каждое его слово было пропитано глубокой горечью.
Гордая речь Беленга и его надменный отказ от предложенного гостеприимства больно задели самолюбие Эррола. Резкие ответ уже готов был сорваться с языка Жестокого, но волны душевной тоски, плескавшиеся в глазах Беленга, заставили сдержать рвущиеся наружу раздражение.
- Хорошо, - глухо проговорил Жестокий, опуская голову. - Это твой выбор, и я не вправе перечить ему. Знаю - я и Гвен нанесли тебе суровую обиду, простить которую не в силах даже твое великодушное сердце. Для нас же ты всегда останешься добрым другом и желанным. Запомни это навсегда, Беленг!
Ответом Эрролу стал лишь легкий поклон старого тана. Отвернувшись от своего сеньора, Эрик быстро зашагал к тому месту, где его люди слаженно и споро устанавливали ветхий шатер Беленга.
И тут, сглаживая финал тягостной сцены, воздух разорвал рев множества рогов возвещающие о прибытии нового гостя.
Услышав эти помпезные звуки, Эррол горько усмехнулся, предвкушая еще одну неприятную встречу. Он знал, что только один из его вассалов способен обставить свое появление подобной громоздкой пышностью.
Даан Тран, тан Речной долины, был одной из самых ярких фигур Мэррителла. Даже последний смерд, в самом глухом уголке королевства не раз с придыханием произносил это имя. Рассказы о несметных богатствах Речного чертога заставляли бледнеть от зависти знатных танов и простых воинов. Хотя Тран разменял уже шестой десяток лет, его мужественная красота заставляла даже самых неприступных дам опускать глаза при его появлении, и с трудом сдерживать восхищенный вздох, рвущийся из груди. Однако более всего заставили говорить о себе наглое высокомерие и лисья хитрость тана Речной долины. Эти черты его сущности заставляли людей презирать и уважать Даана Трана.
Род Транов не уступал в знатности Эдорам. Однако много веков назад, белый беркут речного тана, признал первенство лесного кота. Сильная птица сложила крылья, услышав шипение пушистого красавца, и надменные гордецы-Траны навеки склонили голову, ища утешение в богатстве. Владения Транов раскинулись у устья полноводной реки Эрри, что широкой синей нитью связывала почти центр Мэррителла с плодородными южными землями. К портам Речной долины свозились товары со всех королевств, наполняя тем самым сундуки тана звонкой монетой.
С суши границы владений речного тана опоясывала небольшая горная гряда, где добывали самоцветы удивительной красоты. Завораживающий блеск этих камней, вот уже несколько столетий, в полной мере насыщая как благополучие, так и жадность Транов.
Даан Тран был последним мужчиной своего рода. Его рано умершая супруга так и не смогла упросить Владыку Судеб даровать ей сына, и покинула этот мир, оставив сиротами трех дочерей. Ее смерть и отсутствие наследника не сильно огорчили овдовевшего Даана Трана. Скучать по женской ласке тану не приходилось, всегда находились старательные наложницы и ласковые подруги, готовые в любой момент согреть постель щедрого любовника. Своими девочками Тран сильно гордился, и твердо верил в великую славу своего потомства. Глядя на статных красавиц-дочерей, тан ни капли не сомневался в том, что для них найдутся знатные мужья, благодаря которым возрастет и укрепиться его власть в Мэррителле.
С Эрролом Трана связывали не простые отношения. Когда началась война, речной тан не спешил вынимать свой меч из ножен, предоставив своим более безрассудным соседям вырывать куски из владений Эдоров. Однако преклонить колено у ног юного сеньора и подтвердить свою клятву вассала Даан не спешил тоже. Свои обязательства перед Эрролом Тран вспомнил после того как основные силы мятежников были повержены в прах. И только тогда любезно предложил свой меч Жестокому, занимая законное место Трана за спиной Эдора.
Спустя несколько лет Эррол в поисках супруги заехал погостить в Речной чертог Трана. Даан не сомневался, что выбор Жестокого падет на одну из его дочерей, однако он просчитался. После отъезда Эррола Тран был вне себя от гнева. Даан чувствовал себя униженным и растоптанным, но у него хватило сил и разума ни чем не показать своего разочарования. Свадьба Эррола с лесной колдуньей сильно разозлила Даана. Теперь тану Речной приходилось навсегда забыть о своей сокровенной мечте - стать дедом наследника Эдоров.
Слухи, приходившие этой зимой из владений Эдоров, вновь возродили былые устремления Трана, а потому движимый воскресшей надеждой и любопытством он поспешил во владения Эррола на весенний праздник.
Жестокий тоже недолюбливал Трана. Последний Эдор ценил гибкий изворотливый ум Даана, но его часто выводили из себя наглая развязность и гордое высокомерие вассала. Порою Эррол с трудом находил в себе силы, что бы мириться с ядовитой язвительностью и нарочитой помпезностью тана реки Эрри.
Вот и сейчас, нахмурив брови и скривив губы в пренебрежительной усмешке, Эррол наблюдал, как важно вышагивает Тран по его двору, окруженный кольцом разряженной свиты. Даже в скромном светло-коричневом плаще из простой плотной ткани, Даан смотрелся великолепно. Этот высокий, статный, моложавый мужчина, с копной золотистых чуть тронутых сединой волос и огромными серо-стальными глазами, блестевшими из-под густой бахромы длинных темных ресниц, вряд ли мог найти себе соперников даже среди молодых красавцев. Зная страсть Трана к дорогим украшениям, Эррол был немного удивлен, увидев, что сегодня тан реки Эрри достал из своих бесчисленных ларцов только тонкий головной обруч из белого золота.
Приблизившись к Жестокому, Даан сложив тонкие губы в любезную улыбку, изящно поклонился своему сеньору. Покончив с этой обременительной для себя церемонией, Тран небрежным движением отбросил густую прядь роскошных волос, упавшую ему на лицо.
- Рад видеть тебя в добром здравии, тан Эдор в день светлого Белтейна! - приветствовал он Жестокого низким, бархатистым голосом. - Надеюсь, что я и мои дочери сегодня не будем скучать в твоих владениях.
- Я тоже рад тебе, тан Даан Тран, - ответил Эррол, старательно скрывая закипавшее раздражение. - Конечно, мой праздник гораздо скромнее, твоих торжеств в Речном чертоге. Но его устраивает сеньор для своих вассалов, а потому веселья здесь будет предостаточно.
Услышав эту грубую отповедь, Тран на миг потупился, но тут же вновь ринулся в атаку, вытаскивая из рукава новую колкость.
- А почему наша новая госпожа не встречает своих верных вассалов? - с показным простодушием спросил он, быстрым взмахом руки подзывая к себе дочерей. - Мои девочки приготовили ей подарки, но как видно они зря старались.
Повинуясь знаку отца, три стройных красавицы, с тугими, длинными золотистыми косами приблизились к Эрролу. Каждая из дочерей Трана держала в руках резную шкатулку, инкрустированную редкими драгоценными камнями.
- Ты ошибаешься, Тран, - с улыбкой проговорил Жестокий, приветствуя девушек легким кивком головы - дары, этих дев, дама Гвендолин оценит по достоинству. Подарки твоих дочерей ей передадут незамедлительно, - добавил он, не удосужившись ответить на вопрос Трана.
В этот миг несколько юных пажей, преклонив колени перед дочерьми Трана, приняли из их рук шкатулки, и в мгновение ока растворились в толпе людей окружавших Эррола.
- Празднества ждут тебя Даан Тран, - ухмыльнувшись, произнес Эррол, не скрывая своего желания поскорее избавиться от неприятного собеседника. - Надеюсь, что наше скромное веселье не заставит тебя и твоих дочерей пропустить ужин в моем скромном замке.
- Как же я, скромный вассал, могу пренебречь такой честью, - голос Трана был полон спокойствия, но в его серых глазах загорелся опасный огонек. - Желаю и тебе в полной мере, насладится днем Белтейна, тан Эдор.
Процедив сквозь сжатые зубы последние слова, Даан Тран еще раз поклонился Жестокому, и резко развернувшись быстро зашагал к воротам замка, громко стуча каблуками высоких сапог по гладким камням двора Шоффилда.