Аннотация: Как порую бывает трудно найти свое счастье, хотя оно рядом. И как просто потерять его навсегда. Примером того служит история верховного мормэра, хозяина Северного Побережья, и его несчастной супруги...
ПРОЛОГ.
ОСТАРА.
Раннее утро светлой Остары было хмурым и безрадостным. Плотные угрюмые клубки туч, надежно укрывавшие своими мягкими телами робкое весеннее солнце, грозили людям, стоявшим на вершине холма, тугими струями скорого дождя. Промозглый ветер, пропитанный сыростью и запахом земли, просыпающейся от зимнего сна, рвал их одежды и зло нападал на росший здесь могучий ясень, терзая голые ветви пышной кроны гордого великана, заунывно свистя, при отступлении после каждой неудачной атаки. Крепкое дерево, вот уже несколько десятилетий украшавшее своим стройным тело старый холм, легко отражая набеги беснующихся вихрей, сейчас безмолвно взирало на подготовку под его сенью древнего, хорошо знакомого ему, свадебного ритуала.
Согнувшийся под деревом, старый жрец, облаченный в просторный серый балахон, острием огромного ножа чертил на земле Круг Года, деля его на восемь равных, частей, отмечая каждую из них одному ему понятным знаком. Разрывая холодным металлом влажную, еще не покрытую травой, землю, старик тщательно прорисовывал каждую черточку круга, хотя и знал, что совсем скоро это изображение будет затоптано ногами людей, решивших в праздничный день весеннего равноденствия переплести нити своих жизней в едином узоре.
Закончив свой рисунок, жрец с трудом разогнул затекшую спину и осмотрелся по сторонам, окидывая цепким взглядом людей явившихся в ранний час на холм, что бы приветствовать новобрачных. Внимательно оглядев редкие кучки собравшихся, старик с удивлением отметил, что гостей на весеннюю свадьбу пришло немного, хотя сегодня глава одного из древнейших родов королевства, отдавал старшую дочь Эдэлин своему сеньору - верховному мормэру, правителю северного Побережья.
Новобрачный, высокородный Таард Дарр, правитель побережных земель, уже давно прибыл сюда вместе с небольшой свитой сопровождавших его воинов, и теперь стоял, подставив лицо колючим струям холодного ветра, которые без всякой жалости впивались в грубую кожу мужчины и трепали широкие полы его свадебного темно-лилового плаща.
Склоняя перед своим господином голову в знак приветствия, старый жрец печально улыбнулся, зная, что предстоящий брак далеко не первый в жизни верховного мормэра. Минуло не одно десятилетие с тех пор, как алая лента впервые обвилась вокруг ладони юного отпрыска Дарров, отдавая под его власть молоденькую девушку, которой вот уже много лет нет на этом свете. Потом еще трижды прекрасные женщины, с замиравшим от радости сердцем ступали вместе с Дарром по граням колеса года, навеки вручая этому красивому и сильному мужчине свою судьбу. Но ни один брак Таарда Дарра не был долгим - тела всех спутниц мормэра отданные погребальным кострам, давно стали летучим серым прахом, а их души нашедшие пристанище за гранью, ждали нового воплощения в мире живых. Вот уже несколько лет по королевству ходили слухи, о страшном проклятье черным облаком нависшем над домом Дарров. Говорили и о том, что мормэр, глядя, как огонь пожирает останки его последней супруги, поклялся больше не искать семейного счастья. Однако Летняя Битва на побережье заставила забыть его о поспешно данном обете. Прошлым летом, едва лишь отшумела щедрая Лунаса, множество кораблей, забитых кровожадными варварами подошло к Побережью. Дарр с отрядами вассалов вышел навстречу захватчикам, готовясь дать достойный отпор свирепым дикарям, жаждущим легкой наживы. Целый день длилось кровавое сражение, и только когда залитый кровью берег окутали синие сумерки, орды врагов были разбиты без остатка, а их корабли пылали на воде яркими кострами возмездия. Однако защитникам пришлось расплатиться за величие победы жизнями многих знатных воинов. Той ночью не было в прибрежных землях семьи, где не оплакивали бы погибших мужей, отцов и братьев, а поседевший от горя Таард Дарр готовил к погребению тела двух взрослых сыновей, покрывших себя в последнем бою неувядаемой славой. Понимая, что род его гибнет, мормэр попросил руки старшей дочери Адрена Инна, молодой вдовы, чей муж Одрик Лонгленд, тан Гнезда Коршуна, нашел свою смерть в жестоком пекле Летней битвы.
Глядя на постаревшего Дарра, давно уже разменявшего пятый десяток лет, жрец невольно отметил, что пролетевшие беспокойными вихрями годы, мало чем изменили облик стоящего перед ним человека. Этот высокий худощавый мужчина, с выразительными правильными чертами лица, и темно-каштановыми, чуть тронутыми сединой густыми волосами, подающими ее на плечи волнистыми длинными прядями, мог без труда заставить часто биться сердце любой понравившейся ему женщины. В небольших ярко-синих глазах, Дарра, не отдавших пройденным годам ни капли своего цвета, светились холодный ум и железное спокойствие, за которыми нечаянным собеседникам было нелегко рассмотреть истинные чувства искушенного правителя. Широкие нити усов, обильно побеленные временем и аккуратно подстриженная борода, выгодно выделявшая небольшой подбородок мормэра, обрамляли бледные тонкие губы мужчины. Таарда Дарра можно было бы назвать красавцем, если бы не его излишне-длинные руки с крупными, похожими на грубые кругловатые ковши, кистями, да уродливые следы тяжелых ранений, навеки въевшиеся в тело храброго воина. Горячие сражения прошлых лет, зубами вражеского оружия вырвали изрядные куски природной красоты мужчины, оставив мормэру легкую хромоту, как память об острие копья разрубившего плоть его левой ноги, и искривленную шею, некогда растерзанную в бою широким кинжалом, отчего теперь голова Дарра слегка клонилась к правому плечу.
Видя как удручает мормэра затянувшееся ожидание нареченной, жрец хотел было завести беседу со своим господином, что бы самым развеять невольное волнение новобрачного, но тут его внимание отвлекла небольшая процессия, нарядно одетых дам, взбиравшаяся на холм по узкой, увитой сухой травой тропинке.
Эдэлин Лонгленд, урожденная Инн, окруженная пестрой стайкой весело щебечущих подруг и прислужниц, медленно шла на встречу новому жениху. Уже второй раз в своей недолгой жизни она поднималась на этот холм, что вложить руку в ладонь нелюбимого мужчины. Став вдовою, Эдэлин, надеялась, что теперь она, наконец, будет свободна от назойливой воли опекунов, но судьба распорядилась иначе.
Поднимаясь на холм, молодая женщина, глядя невидящим взглядом себе под ноги, гадала, чем же она прогневала Великую Мать, если та не позволила ей подарить мужу ни одного живого ребенка, оставив бесплодными все десять лет ее первого брака. Эдэлин не жаждала познать счастья материнства, но только теперь она поняла, что должна была дать жизнь наследнику дома Лонглендов. Будь у нее сын, брат ее погибшего супруга Одрика, не посмел бы отправить невестку к отцу, едва только затихла тризна по тану Гнезда Коршуна. Еще слезы не высохли в глазах женщин, оплакивающих воинов сложивших головы в Летней Битве, а уже был оседлан конь, готовый отвезти вдову старшего Лонгденда под родительский кров. Адрен Инн, встретил дочь неприветливо - старому тану не нужен был еще один рот в его обедневшем за последние годы доме. С тех пор как Эдэлин поселилась у отца, тот постоянно убеждал дочь потребовать у Лонглиндов причитающуюся ей вдовью долю с доходов их земель, и, встречая ее решительный отказ, принимался сокрушаться, что вряд ли сможет найти жениха женщине не сумевшей родить наследника первому мужу.
Несколько месяцев тан Адрен изводил молодую вдову жесткими укорами и попреками, но все изменилось, когда руки его дочери попросил сам мормэр. Не веря до конца такой удаче, старый Инн чуть не обезумев от радости, поспешил сообщить дочери о выпавшем на ее долю удачном жребии. Та же слушала отца с окаменевшим лицом, с трудом сдерживая слова отказа, рвущиеся с ее языка. Измученная пустыми упреками отца, Эдэлин была бы рада вырваться из-под его изнурительной опеки и снова стать полновластной хозяйкой в доме мужа, но назвать своим супругом человека, вызывающего у нее безотчетную тревогу и настороженное опасение было выше ее сил.
Никогда и никому Эдэлин не посмела бы рассказать об странных чувствах овладевавших ею при приближении мормэра, так как сама не могла понять причины породившие их. Смелую женщину, выросшую на суровом Побережье, не могли привести в трепет хромота Таарда, его искривленная шея, а герб мормэра - оскаленную медвежью пасть с кроваво-алым вывалившимся языком, пугавший многих ее подруг, приводил в восхищение молодую вдову. Эдэлин Лонгленд, урожденная Инн не страшилась даже жутких рассказов о черном проклятии, насланном на дом Дарров, вот странный взгляд ярко-синих глаз мормэра, где порою мелькали, сменяя друг друга, кроткая зовущая нежность и иступленная безнадежность она выносила с трудом. Так мог смотреть простой воин посмевший полюбить жену своего тана, или испуганный немой ребенок, пытающейся поведать матери о своих страхах, а вот во взоре грозного воина - правителя огромного побережья, подобные отблески чувств были неуместны.
Именно поэтому в памяти Эдэлин теперь навсегда был запечатлен тот миг, когда она впервые встретившись глазами с Таардом Дарром, с удивлением поняла, что без труда читает его взгляд, невольно для себя открывая в нем слабые стороны сущности мормэра. В этот яркий летний день, стоя рядом с мужем у входа в главный чертог Гнезда Коршуна, дама Лонгленд, встречала своего сюзерена заехавшего в их владения. Мормэр вместе с немногочисленной свитой въехал во двор, и хозяйка дома, оказывая уважение высокому гостю, поспешив ему навстречу, приняла поводья коня, помогая спешиться всаднику. Покинув седло, Дарр чуть наклонил голову, благодаря даму за оказанный ему почет, и, подняв глаза на мгновение задержал взгляд на ее лице. В эту минуту Эдэлин показалась, что ее кожи коснулся и тут же спрятался за тучи, легкий луч весеннего солнца, но его тепло и краткий блеск успел поселить тревогу в ее сердце.
Никогда ранее не видела она подобных чувств в мужских глазах, а потому их мимолетный блеск удивил и напугал молодую женщину. Отец, муж и братья смотрели на Эдэлин с неприкрытым пренебрежением, равнодушием или же с откровенным раздражением, будто бы она была досадной преградой на их пути, ведущему к великой цели. Соседние таны и воины Одрика взирали на даму Лонгленд с показным уважением, за которым скрывалась низкая похоть, и ни один из них не смотрел на нее с подобной добротой и лаской.
Заметив смущение и испуг в глазах хозяйки Коршунова Гнезда, Дарр улыбнулся ей уголками губ, и быстро отвернулся к Одрику, бормотавшему слова приветствия.
В тот день Эдэлин еще раз натолкнулась на пугающий ее взгляд мормэра во время ужина. В те минуты, когда порядком упившийся элем Одрик, пытался развлекать знатного гостя своими любимыми грубыми байками, молодая женщина, понимая, что настало время ей удалиться в свои покои, встала из-за стола и почтительно поклонилась Дарру, прося его разрешения удалиться. Мормэр кивнув головой в знак согласия, и на краткий миг густая синева его глаз коснулась зрачков Эдэлин, открыв ей бездонную зовущую тоску, скрывающуюся в их глубине.
С тех пор Дарр стал часто заезжать в Гнездо Коршуна, и каждый раз во время его визитов Эдэлин старалась найти благовидный предлог, позволяющей ей не выходить навстречу к верховному мормэру и не присутствовать на ужинах посвященных высокому гостю. Ее хитрости почти всегда удавались, так как равнодушный к своей жене, простоватый Одрик, великодушно разрешал супруге в эти дни оставаться в ее покоях, искренне считая, что присутствие супруги будет только мешать хмельному мужскому веселью.
Прошло несколько лет, равномерное течение которых, унесли прочь все страхи и тревоги Эдэлин, старательно стирая из ее памяти воспоминания о пугающем блеске глаз верховного мормэра. Спокойно и размеренно проносились дни в Гнезде Коршуна, пока Летняя Битва безжалостно не разбила их умиротворенное однообразие, разметав осколки по залитому кровью Побережью. И вот сейчас, когда мертвецы погребены и оплаканы, а новая весна, маня надеждою, пришла на их земли, цепкие щупальца отгремевшего сражения вновь дотянулись до Эдэлин, и облепив ее липким коконом швырнули в руки странного не любимого мужчины.
Споткнувшись о кочку, Эдэлин медленно поправила юбку длинного светло-серого платья, украшенную бирюзовой вышивкой и, подняв глаза, уперлась невидящим взглядом в возвышающуюся впереди могучую верхушку старого ясеня.
Когда, десять лет назад, она в первый раз поднималась на этот холм, в ее душе не было ни страха, ни волнений. До свадьбы она почти не знала Одрика, но этот простодушный, грубоватый юноша казался Эдэлин подходящим мужем, и пятнадцатилетняя девушка с легким сердцем вложила свою ладонь в его руку. Теперь же только непреклонная воля отца заставила молодую вдову согласиться на новый брак.
Тяжело вздохнув, Эдэлин еще раз вспомнила свой последний разговор с Адреном, когда тот, пылая гневом и брызгая слюной, приказывал ей принять предложения мормэра. "Если ты не перестанешь упрямиться, - кричал отец, грозно нависая над заплаканной дочерью, - я вышвырну тебя вон, и ты подохнешь в придорожной канаве или станешь наложницей нищего воина. Уж лучше я переживу этот позор, чем отказав мормэру, буду содержать в своем доме глупого выродка". Но все же горячие слезы и мольбы Эдэлин все же немного смягчили сердце Адрена Инна. Пораженный неожиданным упрямством дочери, он согласился объявить ее брак с Дарром временным, сочтя эту ее просьбу пустой блажью молодой вдовы. "Только не думай, что на следующую Остару ты сможешь вернуться в мой дом, неблагодарная - кричал он, вытирая мокрое от пота, залитое краской гнева лицо. - Если задумаешь уйти от мужа по своей воле - здесь для тебя уже не будет места. И моли Великую Мать, что бы он сам, через год, не отказался от такой глупой женушки!"
Легкая дрожь, навеянная неприятными воспоминаниями, пробежала по телу Эдэлин. Плотнее закутавшись в свой свадебный плащ, украшенный серебристым беличьим мехом, молодая женщина сделала еще несколько робких шагов к вершине холма, стараясь хотя бы еще на миг отстрочить встречу со своим нареченным.
Таард Дарр не отрываясь смотрел на невесту, немного изумляясь тому, что она почти не изменилась с того самого дня когда он впервые увидел ее в доме Одрика Лонгленда. Идущая к нему навстречу женщина, не отличалась яркой красотою, но тихое внутреннее обаяние, наполнявшее манящим незримым светом ее огромные изумрудные глаза, и добавлявшее определенную толику изящества в каждое движение Эдэлин, делало молодую вдову желаннее всех самых признанных прелестниц.
Как часто из закоулков памяти мормэра, направляющего коня в сторону Гнезда Коршуна являлись эти светло-русые, отливающие золотом, длинные косы, прикрытые полупрозрачным голубым покрывалом, четко очерченные дуги тонких бровей, нежная кожа овала лица, небольшие пухлые губы цвета поспевающей вишни. Упорно отбиваясь от осаждавших его мыслей, пропитанных воспоминаниями об Эдэлин Лонгленд, Таард не раз говорил себе, что эта молчаливая невысокая женщина, с телом носившем неизгладимые следы неудачных беременностей - жена вассала, а на Побережье найдется немало молодых свободных красоток, которые почтут за честь разделить ложе с мормэром. И даже успокоив себя такими мыслями, Дарр въезжал во двор Гнезда Коршуна с взлелеянным надеждою, затаенным ожиданием, что вот сейчас она выйдет к нему навстречу, примет повод коня и одарит его теплой робкой улыбкой. И каждый раз не видя Эдэлин среди приветствующих его людей, мормэр громадным усилием воли скрывал охватывающее его жгучее разочарование. Дарр, догадывался, что дама Лонгденд избегает его, и сама мысль об этом больно колола мужчину в самое сердце. В любом другом замке хозяйки нетерпением ожидали приезда мормэра, ведь вечер в обществе высокого гостя и его свиты, был одним из немногих развлечений, украшавших однообразную жизнь жен танов сурового Побережье. И не одна из них не стала бы искать повод для того, что бы ускользнуть с нечаянной веселой пирушки, на которой можно узнать немало свежих новостей.
Особую боль Таарду причиняла непрошеная ревность к Одрику. Что бы хоть как-то залечить раны, выжженные ее густым ядом, мормэр старательно убеждал себя в том, что женщина, в глазах которой светиться ум и гордое достоинство, не может безоглядно любить и уважать супруга, который откровенно пренебрегает ею. Как долгожданного ребенка Дарр лелеял мысль о том, что смерть Одрика избавила Эдэлин от власти опостылевшего ей человека, но сейчас увидев на невесте серо-голубые цвета Лонглендов, мормэр с досадой закусил губы. Подталкиваемый настырными догадками, Таард пристально посмотрел на идущую к нему навстречу невесту, и, увидев ее бледное лицо, чуть покрасневшие глаза, дрожащие руки, с горечью понял - его нареченная пришла сюда по принуждению, а он стал для нее невольным мучителем.
Внезапное прозрение осветило сознание мормэра подобно факелу в руке всадника пробирающегося через глубокую ночь - вчера на пиру танов Адрен Инн объявил его брак с Эдэлин временным, вовсе не для того, что бы отдать дань отмирающим традициям прошлого - он сделал это по желанию своей дочери. Не смея противиться воле отца, дама Лонгленд еще не став женой Таарда Дарра, уже ищет пути, которые помогут ей в скором времени ускользнуть из-под власти навязанного ей мужа.
Теперь эта женщина, целый год будет старательно скрывать свое отвращение к нему, вымученно улыбаться, содрогаться при мысли о ласках супруга, и без малейшего сожаления покинет его дом, как только взойдет солнце новой Остары.
Подавив закипающее раздражение, вызванное жестоким домыслом, мормэр быстро шагнул навстречу невесте и, взяв Эдэлин за руку, приветливо ей улыбнулся.
Успокоенная улыбкой и теплом пальцев Таарда, молодая женщина почтительно поклонилась мормэру и робко заглянула ему в глаза. Сейчас ласковая грусть наполнявшая взгляд ее нареченного не пугала, а ободряла Эдэлин, заставляя забыть молодую женщину все свои напрасные страхи и горькие обиды.
Держась за руки, жених и невеста подошли к старому ясеню и, ступив в середину годового круга, начерченного на земле старым жрецом, четко и выразительно произнесли слова старинной брачной клятвы. Как только последние слова древнего обета растворились в сыром весеннем воздухе, жрец достал из кармана своего балахона длинную красную ленту и аккуратно перевязал ею запястья новобрачных, связывая тем самым две их жизни в одну.
- Эдэлин Лонгленд, урожденная Инн, - глубоким сильным голосом, долетевшим до ушей всех собравшихся на холме, проговорил мормэр, сплетая свои пальцы с пальцами невесты, - признаешь ли ты себя моей женой, отданной мне по велению Великой Матери?
- Да, господин мой, Таард Дарр! - тут же отозвалась Эдэлин, не отводя изумрудных глаз от лица своего супруга. - Перед лицом Великой Матери и всемогущих богов я обещаю быть тебе верной женой и любить тебя до скончания своих дней.
Вслушиваясь в слова новобрачных, старый жрец, пряча в бороде довольную улыбку, задумчиво покачивал головой. Он видел, что мормэр и его невеста, принося друг другу клятвы вечной любви и верности, старались не вспоминать, что заключают временный брак. В этот миг жрецу и самому захотелось "забыть" об объявлении отца невесты, но непреклонный обычай призывал его завершить старинный обряд должным образом.
Легким взмахом руки жрец указал супругам на распростертый под их ногами Круг Года, который любопытное солнце, разорвавшее на краткий миг плотное покрывало туч, позолотило своими лучами.
Немного помедлив, будто не решаясь сделать первый шаг, мормэр ступил на первое деление Круга, увлекая за собой Эдэлин. Крепко прижав к себе руку жены, Таард впился хмурым взглядом в начерченные на мокрой земле переплетения рун, обозначавшие главные вехи года, будто бы они были виноваты в том, что свадебный обряд заканчивается не так как угодно верховному мормэру
- Белтейн, Ман Саури, Лунаса, - с раздражением шептал Таард, грубо топча первые знаки Круга Года, и каждый шаг высоких сапог новобрачного смертоносной стрелой убивал его надежду на долгое счастье с желанной женщиной.
- Мобан, Самайн, Йоль, - чуть слышно произносила Эдэлин, переступая через очередную линию Круга, немного сожалея при этом о своем нелепом желании, которое через год отнимет у нее мужчину, рядом с которым она чувствовала себя легко и спокойно.
- Имболк, Остара, - закончил счет жрец, когда новобрачные перешагнули через последнюю черту Круга, и, подняв вверх свои старые высохшие руки, объявил собравшимся, что обряд закончен.
Оглушенные нестройным хором приветственных криков и звоном оружия, ликующих воинов, Таард и Эдэлин еще несколько мгновений стояли, не размыкая рук, тесно прижавшись друг к другу. Победившее, наконец, орды туч тусклое солнце ранней весны, дарило новобрачным весь свой неяркий свет, осыпая их головы легкими золотистыми лучами. Эти неугомонные посланцы Луга уносили прочь остатки страхов и сомнений Эдэлин, и молодой женщине казалось, что в эту минуту они желают ей долгой и счастливой жизни рядом с новым мужем. Обрадованная добрым знамением Эдэлин тепло улыбнулась, глядя в глаза супругу, не замечая легкого налета печали, скользившего мрачной тенью по его лицу. Он же, любуясь сияющей красотой жены и ее лучезарной улыбкой, нежно обнял Эдэлин за плечи и, склонившись к своей нареченной, тихо проговорил:
- Все будет хорошо, милая! Я все сделаю, так как ты хочешь!
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ВРЕМЯ БЕЛТЕЙНА
ГЛАВА I
Хижина Красавчика Монко.
Лишь только погасли костры ясных ночей Белтейна, лето тут же стремительным потоком растеклось по северному Побережью. Щедро наделив зеленью невзрачные пустоши, оно устремилось в густые леса, окружавшие Медвежий Лог - владения верховного мормэра. Здесь одарив каждое дерево сочным изумрудным нарядом, доброе дитя солнца, поспешило дальше, стараясь посетить как можно больше холодных земель за то кроткое время, что отмеряно ему было на пребывание в этих краях. Лето стремительно неслось вперед, оставляя за собой густой шлейф, сотканный из пряного запаха трав, смеси ярких цветов и веселого щебета птах, и этот его наряд наполнял восторгом каждого жителя сурового севера.
И один только густой буковый лес плотным полукольцом окруживший Медвежий Лог, казалось, не был рад приходу долгожданного лета. Растущие здесь высокие многовековые деревья, чьи ветви переплелись друг с другом в крепком объятии, снисходительно приняли дары сына солнца и теперь с легкой досадой терпели шумную суету животных и птиц, нашедших свой дом под их сенью.
Как только тепло первого летнего утра и легкий ветерок каснулись могучих крон этих старцев, буки начинали перешептываться и сетовать на назойливость разбуженных теплом лесных обитателей, а так же тяжело вздыхать о благодатном покое ушедшей зимы. Вот только в лесу некому было выслушиваться в шепот древних великанов. Давно прошли те времена, когда по затерянным тропинкам этого леса шествовали вечные скитальцы - маги. Некоторые из них частенько, на краткое время, прервали здесь свой бесконечный путь, садились на землю в тени сплетенных ветвей, что бы подкрепить свои силы куском хлеба с вяленым мясом и глотком темного эля из массивных серебряных фляжек. А затем, раскурив длинные трубки, набитые душистым табаком странники почтительно внимали жалобам буков и, прислушиваясь к разговорам деревьев, старательно впитывали их вековую мудрость.
Теперь же людям не всегда под силу понять смысл фраз своих соплеменников, а уж разобрать слова, скользящие среди шороха листьев не смогут даже самые разумные из них. И в подтверждении истины своих суждений, старые буки указывали ветвями, покрытыми изумрудной дымкой на владыку этих мест, проезжающего в то позднее утро, по узкой лесной дороге, извивающейся среди массивных тел древних исполинов.
Осуждаемый вековыми гигантами, верховный мормэр северного Побережья, сидевший в седле стройного тонконогого гнедого жеребца, погруженный в свои невеселые думы действительно ничего не замечал вокруг. Пелена мрачных мыслей, окутавшая его разум, не давала Таарду Дарру насладиться веселым лесным звоном погожего летнего дня, ни расслышать справедливые укоры мудрых деревьев.
Видя угрюмое расположение духа своего хозяина, два юных оруженосца в ярких черно-красных плащах, следовавших за мормэром, хранили настороженное молчание, опасаясь как бы их беззаботная болтовня не вызвала гнев строгого господина.
Даже конь Дарра, чувствуя тяжелое настроение седока, не рвался вперед резвой рысью, а шел неспешным легким шагом, старательно переступая через древесные корни, которые толстыми змеями переползали через полу-заросшее молодой травой полотно лесной тропы, раздвигая в стороны бурую прошлогоднюю листву.
Неспешно всадники приближались к самому сердцу заповедной чащобы. Дорога постепенно сужалась, а древние буки все плотнее обступали ее высокой нерушимой стеной. И вдруг, как будто устав бороться с твердью могучих великанов тропка сделала крутой поворот и слилась со светлой просторной поляной, походившая на ровный круглый островок, затерявшийся среди сурового древесного моря. Столпившиеся у ее границ буки угрожающе шелестели, показывая тем самым, что не желают мириться с кусочком простора в своих владениях, но незримая сила вот уже несколько столетий не позволяла их юным детям захватить даже крохотную часть этого места. Лишь только огромный раскидистый дуб, гордо возвышавшийся в центре поляны, когда-то сумевший миновать препоны древнего заклятья, теперь купался в лучах солнца и высокомерно взирал на своих менее удачливых собратьев.
Под развесистой кроной этого гиганта, притаилась покосившаяся бревенчатая хижина, с почерневшими от времени стенами и крохотными полукруглыми оконцами. На эти подслеповатые глаза избушки подобно потрепанной островерхой шляпе была надвинута неказистая соломенная крыша, которою венчала похожая на гнилой зуб, корявая дымовая труба, кое-как сложенная из обшарпанных кирпичей.
На вросших в землю кривых ступенях ведущих в это убогое жилище, сидел странный щуплый человечек, одетый в заношенную коричневую куртку и холщевые заплатанные штаны. Заметив гостей, остановившихся у края поляны, житель чащобы широко улыбнулся и приветливо помахал рукой всадникам.
Едва Дарр увидел этого хозяина лесного "замка", как терзавшая его тяжкая хандра тут же выпустила из своих когтей разум мормэра. Благодушный покой хлынул в сердце Таарда, и впервые за много дней, легкая улыбка тронула его плотно сжатые губы. Радуясь избавлению от черной хмари, Дарр в свою очередь, вскинул вверх ладонь в знак приветствия, и мягко коснувшись боков коня каблуками высоких сапог, направил его в сторону старого домика.
Когда копыта гнедого жеребца Дарра ступили на душистое разнотравье поляны, маленький человечек вскочил со ступенек хижины и поспешил навстречу приезжим. Как только коротышка приблизился к всадникам, оруженосцы мормэра беспокойно заерзали в седлах, и ошарашено уставились на него, не скрывая своего страха и удивления - прямо перед ними на земле стояло непонятное безобразное существо, лишь отдаленно напоминающее человека. Забавляясь оторопью мальчишек, маленький уродец запрокинул к верху широколобое безволосое лицо обтянутое сморщенной, смуглой до черноты кожей, и принялся беззастенчиво разглядывать перепуганных юношей, огромными выпуклыми глазами темные кошачьи зрачки, которых были окружены мутными красноватыми белками. Вдоволь насладившись изумлением оруженосцев Дарра, коротышка смешно сморщил приплюснутый, похожий на свиной потачек, нос и, растянув толстые губы в хитрой улыбке, обнажая при этом мелкие острые зубки, принялся игриво пританцовывать на месте, ловко перебирая стройными блестящими копытцами, "обувавшие" его тонкие ножки.
Несколько мгновений Таард Дарр снисходительно наблюдал за танцем странного карлика, а затем строго произнес, пряча при этом в уголках рта довольную улыбку.
- Похоже, ты еще не надоело пугать моих оруженосцев, Красавчик Монко! Уж лучше бы ты вместо пустой забавы придержал моего коня, дорогой братец!
- Гоняться за уздой твоего коня - забота этих юнцов! - насмешливо отозвался карлик, резким скрипучим голосом. - Ну да ладно, старый мормэр, раз ты одеваешь в свои цвета только трусов и олухов, значит, то Красавчик Монко тебе в конюхи сгодиться.
Услышав эти озорные слова, Дарр громко расхохотался, бросая выразительный взгляд на побледневших оруженосцев, но по всему было видно, что тех, ни какая сила не заставит осмелиться ответить на оскорбление Красавчика Монко. Карлик же, резво подбежав к гнедому жеребцу, и цепко ухватил его за узду своими коротенькими пальцами, украшенными твердыми острыми коготками. Отпросив в сторону полу широкого плаща, мормэр ловко покинул седло и сжал в крепком объятии лесного друга. Монко, чья макушка, заросшая жесткими, черными всклокоченными волосами едва касалась подборотка Таарда, с теплой сердечностью ответил на приветствие Дарра, и хитро прищурившись, заглянул в синие глаза приятеля.
- Ты же ведь привез угощение старому Монко, щедрый мормэр? - вкрадчиво спросил карлик, жадно косясь на поклажу, привязанную к седлу Дарра. - А то здесь в лесу порою и горло промочить не чем!
Задорно усмехнувшись, гость небрежно похлопал ладонью по одному из дорожных мешков, из которого аппетитным бульканьем отозвался бочонок, наполненный крепким элем. Услышав этот сладостный для его уха звук, Монко радостно подпрыгнул и, многозначительно подмигнув мормэру, проговорил:
- Вот порадовал ты братца, друг Таард! А теперь прикажи своим ребятам внести в дом мои гостинцы, а потом пусть они отдохнут здесь на солнышке, да за конями присмотрят. С этими-то делами твои молодцы смогут справиться?!
- Эх, ты зря обижаешь юношей, Монко, - примирительным тоном произнес Дарр, покачивая головой. - Мальчишки в первый раз увидели клёкена, ну и растерялись немного - ведь на то ты и Красавчик, что бы поражать людей своим обликом.
Карлик громко фыркнул в ответ на слова Дарра, и прытко засеменил к хижине, увлекая за собой знатного гостя.
Поднявшись по ветхим ступенькам, мормэр склонился перед маленькой дверцей лесного домика, и вслед за хозяином вошел в ветхое жилище Монко. Единственная просторная комната Красавчика, пропитанная ароматом засушенных цветов, встретила его покоем и благодатным уютом, что никак не вязалось с внешним убогим видом хижины.
Солнечный свет, лившийся сквозь небольшие оконца, разгонял полумрак жилища, прогуливался по посудным полкам, на которых красовалась ярко начищенные оловянные тарелки и чашки, а затем с любопытством заглядывал внутрь небольшого очага, устроенного в центре дома. Вынырнув из его недр, посланник небесного светила скользил по гладким бокам большого котла, блестевшего над затухающими углями, и, погарцевав на резных узорах столбов подпирающих низкий свод хижины, спрятался в связках сухих диких трав, что в изобилии свисали с потолочной балки.
Пробежав взглядом по этой простой и дорогой его сердцу комнатке, Таард Дарр не спеша освободил руки от длинных кожаных перчаток и, расстегнув серебряную пряжку плаща, бросил свое дорожное облачение на одну из широких лавок, тянувшихся вдоль темных бревенчатых стен домика.
- Ну что, братец, чем накормишь долгожданного гостя? - улыбаясь, спросил мормэр, обернувшись к Монко, возившемуся у очага. - Поистине я соскучился по твоей стряпне, ведь ты превосходишь в искусстве всех поваров Медвежьего Лога.
- Уж будь спокоен, досужий мормэр - Красавчик угостит тебя на славу! - весело отозвался клёкен, разгребая остывшие угли. - Сегодня еще солнце не взошло, а уж лесные пташки принесли весть - мол, жди, Монко, в гости своего братца Таарда! А уж я-то знаю, как ты поесть любишь, и угодить тебе не каждый сможет! Да ты не трать время на пустые слова, мормэр, а садись к столу. Сейчас ведь самое время попробовать твой подарок!
Не заставляя просить себя дважды, Дарр опустился на удобный стул с высокой деревянной спинкой, стоявший возле широкого дубового стола, что возвышался неподалеку от очага и был особым предметом гордости Красавчика Монко. Распустив на груди шнуровку своей просторной туники и оперевшись локтями на столешницу, Дарр с ласковой теплотой во взгляде наблюдал за хлопотами своего старого друга. Тот же, не тратя время на излишнюю суету, извлек из мешка привезенного мормэром пузатый бочонок эля, поставил перед гостем массивную тарелку и старинный серебряный кубок, а затем водрузил на стол огромную лепешку, служившую блюдом для свежеиспеченного лосося, аппетитный запах которого мгновенно наполнил слюной рот мормэра.
- Сегодня я приготовил особое кушанье, друг-мормэр! - с легким смешком в голосе произнес Красавчик, ловко взбираясь на свой стул. - Рыба с медом и травами всегда была твоим излюбленным лакомством. А такого лосося тебе даже новая жена не приготовит, братец. Хотя, я слышал - она знатная мастерица!
Одно упоминание об Эдэлин, небрежно вырвавшееся из толстогубого рта Красавчика Мунко, чуть не сокрушило долгожданное благодушие Дарра. Опасаясь, что черная хмарь вновь настигнет его, мормэр быстро наполнил кубки душистым темным элем, как будто бы эта благодатная жидкость могла помочь ему отразить атаку ненавистной хандры.
Обхватив когтистыми ручками свой бокал, крошка клёкен, внимательно наблюдал за гостем.
- Э, братец мормэр, - вкрадчиво проговорил он, видя, как скользнули непрошеные тени по лицу Дарра. - да я вижу, что эта семейная жизнь у тебя не задалась! Расскажи-ка Красавчику о своих неприятностях. Ведь ты за этим сюда приехал, верно?! - и, осушив одним глотком огромный кубок, Монко весело подмигнул Таарду.
Чуть помедлив с ответом, мормэр пригубил ароматный напиток и подцепил кончиком ножа изрядный кусок лосося.
- Ты прав, братец мой, новый брак я не принес мне желанной радости, - наконец тихо он заговорил, лениво разжевывая пряную плоть печеной рыбы. - Поистине я уже готов пожалеть, что не прислушался к твоим словам, когда ты советовал мне не жениться на женщине из рода Иннов. Но, увы, я понял их истину лишь в день свадьбы! И для этого всего-то и было нужно, в утро Остары увидеть Эдэлин одетую в цвета Лонглендов и со следами слез на лице. Ее з а с т а в и л и выйти за меня замуж, и я стал для нее не супругом и мучителем!
- Вот значит как! - ухмыляясь, произнес карлик, заново наполняя свой кубок элем. - И теперь она смотрит на тебя как на врага, рыдает, дни напролет и запирает двери в супружескую спальню!
- Ну, ты и выдумщик, братец! - грустно усмехнулся мормэр, небрежно собирая ломтем лепешки соус с тарелки. - Моя жена со мной добра и приветлива, а наша брачная ночь стала для меня лучшей из ночей, что я проводил с женщиной...
- И именно поэтому, - бесцеремонно перебил Монко Дарра, - ты так редко заглядываешь под кров родного дома, а отправляясь в разъезды по побережью, таскаешь за собой рыжеволосую шлюху! - и, закончив фразу смачным ругательством, клёкен опрокинув щедрый глоток эля в свою широкую пасть и громко рыгнул.
- Боюсь, ты не поймешь меня, приятель, - не замечая ни грубости друга, ни едкой насмешки в его голосе, продолжал мормэр. - Я всем сердцем люблю Эдэлин, и знаю, что она никогда не ответит мне взаимностью. Пока еще я могу сдерживать свои чувства, но ночи с ней окончательно полонят мой разум. Я не смогу прожить без нее ни минуты, и постоянно буду преследовать своей неуместной страстью. И если сейчас она просто терпит меня, то тогда просто возненавидит! Да мне будет легче перерезать себе горло тупым кинжалом, чем увидеть отвращение в глазах любимой женщины! Затем я и держу рядом с собой Бесси Дон, что бы Эдэлин не беспокоилась о моих притязаниях. А она, - горько усмехнувшись, добавил Дарр после некоторого молчания, - даже ни разу не упрекнула меня! Как видишь - моей жене плевать на то, что муж спит не с ней, а с любовницей! - злобно выплюнув последние слова, мормэр допил остатки эля из своего кубка.
- Я слышу на редкость глупое рассуждение, старина-мормэр, - глубокомысленно заметил карлик, подпирая коричневой ладошкой свое сморщенное личико. - А ты подумал о том, что тебе все же придется заглядывать в спальню законной супруги, для того что бы зачать наследника?! И потом, ни одна женщина долго не потерпит открытого пренебрежения! Поверь мне, дружище, не от похоти, а от долгого унижения разрождаются ненавистью их сердца! Ох, боюсь, не хватит у тебя монет, братец, что бы заплатить за собственную дурость!
- Да что ты знаешь о женщинах, лесной затворник! - резко бросил Дарр, проводя по лицу чуть дрожащей рукою. - Ведь твой дикий бог, даровал тебе великую милость и избавил от уз супружества!
Ответом мормэру стал раскатистый хохот Красавчика. Отсмеявшись, он отер набежавшие на глаза слезы, и, насладившись новым добрым глотком столь любимого им напитка, клёкен насмешливо посмотрела на Дарра.
- Ба, да ты, я вижу, многого обо мне не знаешь, братец-мормэр! - в скрипучем голосе карлика зазвучали непонятные нотки. - Оно и понятно, ведь Красавчик Монко, очень давно живет в этом жестоком мире. А вот век человека не долог - сейчас мало кто помнит, как многочисленны были племена клёкенов, заселившие леса побережья, еще задолго до того как пришли твои предки на эти земли. А все потому, что ни один из нас не избежал радости брачных уз. Вот и твой братец, дружище Таард в положенный срок получил законную женушку. Ты, мормэр, имел много супружниц, но ни одна из них не сравниться с моей разлюбезной! Она бы, в миг, избавила тебя от сердечных терзаний, приголубив дубовой скалкой. После такой ласки и о душевных муках и о рыжеволосых шлюхах враз забудешь! К счастью моя супружеская жизнь стала недолгой. Лишь только захирел Каменный Путь, и клёкенам пришло время покинуть эти места, и только Красавчику Монко выпал жребий остаться в этом лесу. С тех пор я не устаю благословлять тот день, когда распрощался со своей благоверный и каждое утро благодарю Рогатого Бога за его доброту! Так, что, упрямый мормэр, чего-чего, а женский норов я познал сполна - знай это братец! - закончив свою речь, Монко вновь заливисто рассмеялся.
Таард внимательно слушал рассказ Красавчика бездумно поглаживая пальцами ножку кубка.
- Дорого бы я дал за то, что бы Эдэлин "приласкала" меня скалкой, - грустно пошутил он, выкладывая на свою тарелку новый кусок лосося.
- Будешь тянуть время - не только скалкой получишь! - многозначительно произнес карлик, разливая ароматный напиток. - Мой тебе совет братец - оставь свои глупые расчеты, помирись с женой, а милашку Бесс отправь в бордель, где ей самое место. Рассуждения о том - кто кого любит, хороши для филидов, а тебе сейчас нужно попытаться исправить то, что еще можно.
- О чем ты, Монко? - насторожился Таард, бросая на друга проницательный взгляд.
- Да полно, мормэр, давай-ка говорить начистоту! - произнес карлик, впиваясь глазами в своего собеседника. - А для начала я расскажу тебе еще одну историю. Когда-то я пообещал матери одного мальчика присмотреть за двумя малышами после того как дорога уведет ее прочь от дома. А Монко всегда держит данное свое слово! Однако мальчик не доставлял хлопот старому клёкену. Он рос достойным юношей, умом и ловкостью доказывая всем и каждому, что перед ними сын истинного правителя. Никто не был удивлен, когда после смерти его отца, таны единодушно избрали мальца верховным мормэром огромного Побережья. Враги боялись его, подданные благословляли, ведь еще в юные годы мой воспитанник показал себя смелым воином и справедливым господином. Но вот как-то этот "мальчик" страстно возжелал жену своего тана, и, не видя иного способа добраться до прекрасной дамы, он...
- Замолчи! - вдруг глухо прорычал мормэр, затравлено глядя на карлика. - Ты же не мог знать, на что толкнуло меня отчаянье?!
- Я все про тебя знаю, братец, - тихим ровным голосом ответил клёкен, с жалостью глядя на Дарра. - И кто как не я укажет тебе на твои ошибки?! Таард, воину не пристало прибегать к магии, даже если она передана ему с кровью матери! Мало того, ты, читая в ночи, подслушанные в детстве заклинания, употребил древние знания во зло, губя нарожденных детей в чреве несчастной женщины. А возмездие не заставило себя ждать - за свои преступления ты заплатил жизнью сыновей, сложивших головы в Летней Битве. Но боль этой утраты была подслащена смертью бедолаги Лонгленда.
- Да ты прав, - низко опустив голову, с вызовом в голосе заговорил мормэр, - я совершил чудовищные преступления, прибегнув к запретной для меня магии. А самое страшное то, что теперь, когда смерть оплачена смертью, я знаю, что поступил бы так же, будь у меня возможность повернуть время вспять. Я переступил и через свою честь, уговорив Лонглендов отправить овдовевшую Эдэлин к отцу, лишив ее законной части наследства мужа, но не жалею об этом! Мне горько лишь от того, что я получил только тело любимой женщины, а не ее сердце.
Дарр замолчал, наблюдая невидящим взглядом, как дотошный луч солнца ловко протискивается сквозь узкое оконце. Гнетущая тишина, густым покровом окутала комнату, и только легкий шелест пучков сухих трав качающихся от случайного ветерка, залетавшего в комнату через приоткрытую дверь, время от времени разрывал ее плотную ткань.
- Эх ты, глупый мормэр, - тяжело вздохнув, наконец, тихо обронил клёкен, - ты поступал как последняя скотина, добираясь до желанного куска, не подозревая, при этом, что он отравлен.
- Как бы там ни было - ни что не заставит медведя отказаться от его добычи! - усталым голосом отозвался Дарр, ставя на стол опорожненный кубок.
- А, что если добыча неожиданно ускользнет от медведя, прихватив с собой его шкуру! - усмехнулся Монко, ласково касаясь коричневой ладошкой руки мормэра. - Что бы получить желанную женщину ты принес ужасные жертвы, братец, а знаешь ли ты, с кем сочетался браком, в утро Остары?! Так вот, чем страдать о любви, размазывая по лицу сопли, послушай лучше старика Монко приятель. А там может быть жизнь твоя и наладиться.
Подкрепив свои силы элем, и вытерев толстые губы засаленным рукавом куртки, Красавчик заговорил, уставившись невидящим взглядом в потухший очаг.
- Наверное, я должен был гораздо раньше рассказать эту историю, друг мой, но в ход судьбы клёкен не вправе вмешиваться. Ты, конечно же, хорошо помнишь, братец, - после некоторого молчания, продолжил Монко, собираясь с мыслями, - когда гремели грозы Имболка, когда ты заявил мне о своей женитьбе на дочери Иннов, я попытался удержать тебя от опрометчивого шага? Но одержимый слепым упрямством мормэр не слушал ни чьих советов, хотя ему стоило задуматься над тем, в каком логове родилась его страсть! А разожгла-то ее кровь, что течет в твоих жилах! Эх, видимо в не добрый час привел старый мормэр в свой дом лесную ведьму Рианну, назвав ее своей женой. За что-то разгневались на него древние боги и передали волшебную силу матери сыну-воину, тогда как дочери - истинной наследнице чар, достались лишь злоба и желчь. Тщетно пыталась Рианна, пробудить магический дар в девочке, глубоко пряча свой страх за сына, которого любила всем сердцем. Увы, ни одна ведьма не может задержаться надолго в кругу семьи - пришло время и несчастной матери отправляться в дальний путь. Тогда Рианна разыскала в лесу маленького клёкена и поведала ему о своем горе. Вскоре она ушла по Дороге Ведьм, а карлик-клёкен занялся воспитанием мальчика, предостерегая его от ошибок. Шли годы, малец подрастал, и благодаря наставлениям карлика, закалял свою руку мечом, а ум книгами. Дни уходили за днями, стирая из памяти мальчика заклинания матери. И вот, наконец, став совершеннолетним сын Рианны, взяв в руки меч, встал на путь воина, и тогда магия стала ему запретна. Однако древняя сила, заключенная в его тело не желала сдаваться. Все жены сына Рианны умирали в молодом возрасте, и никто не знал причину их ранней гибели. Лишь только старый клёкен догадывался, что убивало женщин семя мужа, ибо сущность мага, против его воли, искала чародею подругу равную ему по духу и крови. По воле злого рока, воин-чародей встретил предназначенную ему женщину через много лет, и женой ее называл другой мужчина.
Услышав последние слова карлика, мормэр уставился на него с восхищенным удивлением. Страх, радостный восторг и недоверие почти одновременно промелькнули в глазах отчаявшегося человека. Он хотел что-то сказать, но карлик властным движением остановил Дарра.
- Эта женщина принадлежала к роду людей, - продолжал он бесстрастным голосом, - в котором раз в столетие перерождались ведьмы совершившие проступок в предыдущей жизни. Появившись на свет в нашем мире, они должны безрадостным существованием искупить свое преступление, что бы их сущность после смерти могла возродиться напоенная силой. Но иногда, когда страдания и лишения ведьмы становятся непереносимыми, память ее пробуждается раньше времени. Мощь узницы, подогретая несправедливыми обидами, разорвав путы заточения, вырывается наружу, и тогда напрасно искать от нее спасения. Я помню, как много лет назад, ярость перерожденной погубила целое королевство. Правда, излишек гнева обрек строптивицу на новое заточение, однако обидевшему ее супругу легче не стало. До сих пор он сидит прикованный к своему трону, любуясь развалинами некогда прекрасного города, которым управлял когда-то. Так, что не о страсти должен думать мужчина, встретив перерожденную, а о том, как ему избежать подобной участи. Ведь догадаться-то кто перед тобой несложно! Как и в моей истории: магический дух, избранницы сына Рианны (к счастью для него) спал крепким сном, но ее кровь ведьмы отозвалась на зов крови невольного мага. Сущность потянулась к родственной сущности, сметая все запреты, стоящие на пути, и остановить это притяжение, не смогли ни смерти, ни преступления...
- Эдэлин моя суженая! - не в силах больше сдерживаться, перебил карлика Дарр, дрожащим от радости голосом. - И ты так долго молчал об этом, маленький плут! Да еще и отговаривал меня на ней жениться! Так значит, что все жертвы были не напрасны, и ее сердце рано или поздно, отзовется на мои чувства!
С сияющими от восторга глазами, мормэр выскочил из-за стола и крепко обнял Монко, но тот быстро выскользнув из рук друга, поражаясь его беспечности.
- Эй, дослушай-ка меня до конца, торопыга-мормэр! - строго выкрикнул Монко, звонко стукнув по столу сухеньким кулачком. - Самое время сейчас задуматься, о том, братец, из какого теста слеплена твоя женушка! Ты уже и так запутался в своих чувствах, да и глупых дел наворотил изрядно. А если ты даже этого понять не можешь, то садись-ка на свое место да наполняй кубки - так от тебя хоть какой-то толк будет!
Громкий скрипучий голос карлика, отчаянно и резко звучал, отскакивая от темных стен лесного домика, но опьяненный нежданной вестью, Дарр не слышал разумных предостережений Монко. Все еще не веря до конца своему счастью, он медленно опустился в кресло, и, отдав, наконец, должное душистому элю, с жадностью набросился на остывшую рыбу.
- Да я посмотрю, от хороших вестей аппетит у тебя разыгрался, лакомка-мормэр, - обнажив в горькой улыбке острые зубки, проговорил клёкен. - Оно и хорошо - тебе-то ведь еще с женой мириться, а там немало сил понадобится. Эх, моли богов, братец, что бы твои любовные похождения ни разбудили в ней дух перерожденной ведьмы раньше времени. Ну и свалял же ты дурака, мормэр, связавшись с рыжей красоткой! Этого супруга тебе не простит!
- Простит! - уверенно произнес Дарр, складывая в ровную кучку рыбьи косточки. - Я расскажу ей все, и женщина, посланная Владыкой Судеб, поймет меня.
- Перерожденная может и не понять!- ухмыляясь, назидательно вымолвил карлик. - С такой женой-то нужно было объясняться перед свадьбой, недогадливый мормэр. А еще лучше - держаться подальше от ведьмы. Жениться на ней все равно, что построить дом под сухим деревом, - первая же буря обрушит его и проломит крышу твоего жилища. Но с пути судьбы никому не сойти по своей воле. И теперь только и осталось вам, как положиться на разум и терпение. Вымолишь прощение у своей супруги, братец, возможно, вы и доживете свои дни в любви и согласии. Но если злость и обида, заставят ее вспомнить могущество прошлой жизни, я не дам за твою голову и пары драных штанов!
Дарр громко рассмеялся шутке своего друга, и горячо пожал его маленькую коричневую ладошку. Впервые за много дней в его сердце царило полное умиротворение. Что бы там ни говорил Красавчик Монко, теперь он обретет семейное счастье с женщиной дарованной ему судьбой.
Читая мысли Дарра, скользящие по его сияющему лицу, как четкие строки по поверхности развернутого свитка, карлик грустно покачивал своей уродливой головой. Он не смел мешать радости друга, хотя в очередной раз безумный мальчишка не хотел понимать и принимать слова лесного хранителя! Ну да ладно, пусть он исправляет свои ошибки, а у старого клёкена сил пока хватает, что бы заслонить неугомонного друга-мормэра от надвигающегося ненастья.
ГЛАВА II
Дорога на ярмарку.
Яркое солнце позднего утра щедро заливало своим светом старинное владение - родовое гнездо Таарда Дарра, раскинувшееся близ границ густого букового леса. Этот величественный замок, построенный много лет назад далеким предком мормэра, был назван своим создателем Медвежьим Логом, и стал зримым воплощением несокрушимой мощи одной из самых древних семей Побережья. Массивные стены и сторожевые башни, твердыни Дарров, сложенные из огромных серых валунов, неистово рвались ввысь, а над ними подобно языкам пламени полыхали знамена кровавого цвета, с которых скалилась черная морда рычащего медведя. С трех сторон подбиралась к жилищу Дарров древняя древесная чаща, но лишь для того что бы замереть в тяжком молчании неподалеку от каменных стен Медвежьего Лога. Разрывая своим гибким телом суровый лес, подступающий с запада к замку мормэров, вырывалась из суровых дебрей быстрая, полноводная речушка Аргалла. Ее серебристая узкая лента, почтительно обогнув рукотворную твердыню, устремлялась на зеленую холмистую равнину, обнимающую Медвежий Лог с южной стороны. Здесь к надежным стенам крепости мормэра лепились домишки его смердов, которые разбежавшись в причудливом хороводе, в конце концов, перемешивались в хитросплетении нешироких грязноватых улочек.
За надежным щитом каменной ограды , возвышался просторный светлый островерхий чертог, воздвигнутый из толстых гладких бревен на высокой земляной насыпи и украшенный резными дубовыми колонами. Перед его широкой аркой его ворот обрамленной изящным узором деревянного кружева, раскинулась небольшая, залитая отблесками летних лучей, площадка, с края которой сбегали вниз к лабиринту аккуратных хозяйственных построек удобные каменные ступени. Здесь яркий свет небесного светоча, ударившись о плиты террасы, рассыпался на мириады крохотных искорок, поспешивших укрыться в складках нарядных одежд небольшой группы женщин, которая подобно весело журчащему ручейку вытекла из распахнутых дверей дома мормэра. Спустившись во двор, дамы растеклись между подготовленных к дороге лошадей, чьи морды и лоснящиеся бока были перевиты звенящей праздничной сбруей. Минуло всего лишь несколько мгновений, а всадницы уже заняли удобные седла, предвкушая долгожданное путешествие, однако неожиданная задержка госпожи не позволяла им сдвинуться с места.
Совсем не заботясь о нетерпении свиты, с легкой улыбкою на губах, щурясь от блеска утреннего солнца, хозяйка Медвежьего Лога медленно спускалась по лестнице, старательно поддерживая тонкой рукой подол богатого черно-алого платья. Цвета Дарров, необыкновенно шли Эдэлин. Прекрасно дополняя бордовое покрывало, накинутое на высоко уложенные золотистые косы и широкий дорожный плащ из тонкой шерсти, они выгодно оттеняли нежную бледность лица молодой женщины и добавляли цвету ее изумрудных глаз новые густые оттенки. Этот наряд, сшитый вскоре после свадьбы, супруга мормэра сегодня надела впервые, собираясь на летнюю ярмарку в городке Яб, открытия которой жители побережья с нетерпением ждали всю долгою зиму.
Каждый год, едва летнее солнце растопит ледяной покров океана, открывая торговым караванам путь к северным землям, в гавани Яба спешили корабли из южных краев, чьи трюмы были доверху наполнены редкими чудными товарами.
Лишь только первые суда гостей бросят якоря в радушном порту города, как весть об этом стремительным вихрем разлеталась по всем окрестным владениям, вызывая радостный трепет предвкушения праздника, как в крепких чертогах танов, так и в бедных лачугах смердов. Трудно было бы найти на побережье дом, где сейчас не извлекались на свет из сундуков нарядные одежды, не наполнялись, скопленными ради этих дней, монетами вышитые кошельки и не нагружались телеги нехитрыми северными товарами. Даже жалкие бедняки, не имеющие в дырявом кармане лишнего скрупула, спешили в Яб, что бы подивиться на удивительные южные диковинки, поглазеть на шумные ярмарочные представления, да послушать пение бродячих филидов.
Вечером первого дня ярмарки в чертогах правителя Яба будет приготовлен пир для знатных гостей и первых танов Побережья, который по обычаю откроет верховный мормэр, подняв первый кубок за долгую дружбу северных и южных земель.
При мысли о грядущем торжестве Эдэлин с трудом подавила тяжелый вздох - сегодня ей совсем не хотелось отправляться в Яб, хотя еще год назад одна мысль об открытии летней ярмарки наполняла душу молодой женщины радостным предвкушением праздника. С какой же радостью, Эдэлин осталась бы сейчас одна в опустевшем доме, но жена мормэра должна присутствовать на торжествах, даже если супруг не пожелал стать ее в этой поездке.
Откинув рукой длинные полы плаща, Эдэлин неспешным шагом подошла к стройной золотогривой кобыле, которая с нетерпением ожидала свою хозяйку у подножия лестницы, пританцовывая на месте и презрительно косясь на узловатую руку старого конюха, сжимающую ее богато украшенную узду.
Ласково погладив по шее тонконогую красавицу, молодая женщина легко вскочила в седло и, забрав у конюха поводья, обвела беглым взглядом ожидавших ее людей. Скользнув глазами по стайке слуг, старательно пытающихся не показывать своей досады, вызванной долгой задержкой своей госпожи, Эдэлин небрежным кивком поприветствовала двух своих благородных спутниц, которые в отличие от свиты, не скрывали переполнявшего их жгучего раздражения. Чуть скривив уголок рта, дама Дарр с показным равнодушием отвернулась от навязанных ей попутчиц, и легонько ударила в бока лошади каблуками сапог.
Лишь только золотогривая кобыла вынесла всадницу за ворота Медвежьего Лога, Эдэлин улыбнулась яркому летнему дню, и невольно залюбовалась, сверкающей от лучей солнца рекой, несущей к морю свои прозрачные чистые воды. Здесь миновав опрятные кучки людских хижин, Аргалла брала стремительный разбег и стремительно неслась меж холмов зеленой долины, как будто бы ей натерпелось поскорее добраться до холодного простора соленой пучины.
Эдэлин с трудом подавила в себе желание что есть силы пришпорить свою лошадь и помчаться вдаль наперегонки с рекой, вплоть до Каменного Пути - главной дороги, что причудливо извиваясь тянулась через все Побережье, всасывая в себя стежки бежавшие от его дальних уголков, что бы соединить их с большими портовыми городами. Увы, жена верховного мормэра не могла позволить себе такое ребячество. Сложив губы в приветливую улыбку и стиснув в руке поводья, молодая женщина неспешно проезжала мимо домишек смердов, слегка кивая головой в ответ на поклоны их хозяев, вышедших к дороге, что бы приветствовать свою госпожу.
Сияющий от солнца летний день, грядущие празднества и уважительное преклонение подданных - всего этого хватило бы в избытке, что бы прогнать печаль из сердца любой другой молодой красавицы, но супруге мормэра казалось, что уже ни что на свете не сможет ее порадовать. Да и о каком веселье могла идти речь, когда один вид шествующих за ней двух мрачных всадниц, наполнял рот Эдэлин приторной горечью.
Первая из них - сестра мормэра, Тэкла Дарр, тоже не питала теплых чувств к своей невестке, свидетельством чему было презрительное высокомерие с которым дама время от времени косилась в сторону Эдэлин.
Еще пару десятилетий назад, Тэкла славилась как гордая красавица, разбивавшая сердца доблестных воинов, а вдохновленные одним ее взглядом, филиды, спешили прославить очарование и изящество дочери Дарров в своих песнях. Годами знатные и богатейшие таны Побережья безуспешно пытались добиться руки прекрасной девы, но та не пожелала покинуть свой родной кров, без малейшего сожаления отвергая предложения высокородных юношей. Ни уговоры отца и брата, ни стремительно улетающая молодость так и не смогли заставить гордячку выбрать себе достойного мужа. Время шло, число поклонников сестры мормэра стремительно уменьшалось, и уже давно юность девы сменилось зрелостью, а Тэкла по-прежнему решительно отказывала всем мужчинам, желавшим назвать ее своей женой. Подступившая старость осушила и без того чахлый поток самых настойчивых женихов увядающей дамы, ведь сейчас ее красу хранили лишь только полузабытые хвалебные баллады, сложенные в годы юности сестры мормэра.
Эдэлин всегда было трудно представить, что слова чудесных песен, что частенько слетали с уст певца в главном зале чертога Дарров, посвящены, ехавшей рядом с ней, грузной женщине с расплывшимся от обильной еды станом. На широком, обтянутом пожелтевшей кожей лице, единственным напоминанием о былой красоте Тэклы оставались огромные ярко-синие, обрамленные густыми ресницами, глаза, пронзающие все вокруг въедливым настороженным взглядом. Даже праздничные одежды золовки ничем не подчеркивали, а напротив, прятали остатки привлекательности сестры мормэра, которые пощадило безжалостное время. На поредевшие, щедро приправленные седыми нитями, темные волосы высокородной девы, что растекались неровными жидкими прядями по покатым плечам постаревшей красавицы, было наброшено темно-коричневое покрывало, цвет которого убивал остатки красок на ее и без того блеклом лице. Серо-черное платье, сшитое из дорогой, но невзрачной ткани, безжалостно обтягивало большое тело дамы, отчего оно казалось еще полнее, чем было на самом деле. В таком наряде Тэклу Дарр можно было принять за жену обедневшего тана, но по счастью, широкий плащ, украшенный массивной фибулой и искусной серебристой вышивкой, заботливо прикрывал недостатки неудачно выбранного наряд, а сияние обилия золотых украшений, немного оживляло убогие оттенки ее одежды.
Вторая дама - Фейла Эган - молочная сестра Тэклы и Таарда, внешне была полной противоположностью золовке Эдэлин. Ее сухенькая фигурка, как уродливый нарост венчала спину старого мохноногого мерина, который изо всех сил старался не отставать от серебристого жеребца-великана сестры мормэра. Сидевшая на нем, верткая женщина, со сморщенным, как клубок грубых ниток личиком, походила бы на злую колдунью из сказок, что рассказывают деревенские няньки на ночь непослушным детям, если бы не блеск нелепого облачения, горделиво обвивавшего иссохший стан Фейлы. В отличие от Тэклы, дама Эган постаралась уложить свои редкие, пегие от седины волосы в затейливую прическу, однако жидкие пряди, переплетенные неумелой рукой, теперь напоминали растрепанную, покосившуюся от ветра копну соломы. На это кособокое сооружение, венчавшее головку пожилой кокетки, было наброшено покрывало цвета спелой малины, прижатое к узкому лобику Фейлы массивным золотым обручем.
Из-под вороха сочных складок, это яркого куска ткани, спадавших неряшливым каскадом на морщинистые щеки дамы, сверкали крохотные серые, глазки, искрящиеся злобной хитринкой и как сломанная спица, забытая в дырявом мешке выпирал длинный крючковатый нос, дерзко нависавший над широким жабьим ртом молочной сестры мормэра. Подобранные в тон покрывалу яркие одежды Фейлы, увешенные множеством блестящих цепочек и браслетов, укутывали ее щуплое тельце подобно шальному вихрю, раскрашенному лиловыми, красными и золотистыми красками.
Глядя на эту разряженную деву почтенного возраста, с гордым видом восседающую на спине низкорослого лохматого конька, было трудно удержаться от насмешливой улыбки, но даже самый последний конюх, сопровождающий благородных дам в Яб не осмелился бы посмеяться над Фейлой Эган. Вот уже несколько десятилетий в поместье Дарров эта маленькая женщина занимала особое положение, корни которого крылись в ее странной власти над сестрой мормэра и суеверном страхе, внушаемом ею прислуге.
Отец Фейлы, воин из "медвежьего" отряда, чьи щиты, вот уже несколько столетий охраняли правителей Побережья во время сражений, погиб во время очередного набега северных варваров, закрывая своим телом от летящих стрел отца Тэклы и Таарда. Предав погребальному огню своего спасителя, старый мормэр узнал, что тот оставил жене и полугодовалой дочери лишь полуразвалившийся дом да крохотный клочок земли, в которых заключалось все его состояние. Не желая обрекать на нищету семью верного воина, правитель побережья приказал привезти его семью в Медвежий Лог, где молодая вдова стала кормилицей трехмесячной Тэклы. Прошел год, и ее попечению был передан новорожденный Таард, долгожданный наследник правителя побережья. После таинственного исчезновения супруги, старый мормэр попросил мать Фейлы взять на себя заботы о дочери, а сам же отдавал все свое внимание сыну, стараясь воспитать из него достойного преемника.
Так Медвежий Лог стал для дочери кормилицы родным и единственным домом. Пролетевшие незаметно годы детства и юности крепко привязали девочек друг к другу, однако, их дружба пришлась не по вкусу многим обитателям поместья Дарров. С ранних лет Фейла проявила сильный характер, пропитанный злобой и жадностью, благодаря которому она смогла полностью подчинить высокородную подругу своей воле. Много раз взлетали вверх в недоумении брови старого мормэра, и морщился от досады лоб Таарда, когда они видели как красавица Тэкла, похожая на маленькую фею, безропотно и с охотой отдавала уродливой наперснице-замухрышке дорогие украшения и любимые игрушки. По просьбе подружки, гордая дочь Дарров могла даже отказаться от веселых развлечений и не раз вместо поездки на долгожданный праздник оставалась дома, что бы ухаживать за некстати заболевшей подругой. Однако, несмотря на сильную привязанность к ней дочери мормэра, Фэйла не была довольна своей судьбой. Вступая в пору юности, девочка росшая приживалкой в доме правителя побережья мечтала о благородном воине, который назовет ее своей нареченной и увезет под кров крепкого чертога, в котором она станет настоящей хозяйкой. Но эти девичьи грезы вскоре развеялись как дым, так как лишенной красоты и стати бесприданнице, пусть даже и приближенной к семье мормэров было нелегко найти себе мужа. Ни пышные наряды, ни яркие драгоценности, подаренные в изобилие щедрой Тэклой, так и не смогли помочь бедняжке Фейле привлечь к себе внимание мужчин. Конечно же, достойное приданое могло бы сгладить жалкое уродство девушки, но Таард, ставший после смерти отца верховным мормэром, несмотря на настойчивые просьбы, сестры отказался выделить ее подруге даже небольшое владение, так как не смог побороть неприязнь к этой юной стяжательнице.
Со временем Фейла осознала, что ее мечты о собственном доме уже никогда не осуществятся, и тогда она вымела их как ненужный сор из своего сердца, куда, вскоре заползла густая жгучая злоба. С каждым днем девушка все больше и больше ненавидела Медвежий Лог и всех его обитателей, но главным врагом дамы Эган стал Таард, благодаря скупости которого вся ее жизнь теперь завесила от чужих милостей.
Однако вскоре Фейла поняла, что положение ее не так уж и плохо. Жены мормэра входившие хозяйками под кров Медвежьего Лога слишком быстро покидали его для того что бы стать жертвами погребальных костров, а Тэкла, мало заботившаяся об управлении огромной усадьбы с огромным облегчением и с молчаливого согласия Таарда, возложила сей груз на сухие плечи своей обожаемой подруги.
Но даже зазвеневшие на поясе ключи от чуланов и погребов не заставили многочисленную обслугу владений мормэра признать даму Эган как новую управительницу. Едкие подколки стали постоянными спутниками Фейлы, а на кухнях, пивоварнях и даже конюшнях распевали ядовитые песенки, высмеивающие низкое происхождение уродливую внешность, злобу и жадность подружки сестры мормэра, пожелавшей управлять кладовыми властелина Побережья. Порою злые языки шептались, что именно коварная управительница насылала на жен Таарда неведомую болезнь, так как не желала, что бы те руководили хозяйством без ее помощи.
Все распоряжения Фейлы даже самые трудолюбивые работники выполняли с показной неохотою. Случалось, что на стол мормэра разленившиеся слуги подавали недожаренное мясо и кислый эль и только бурный гнев Таарда смог приструнить нерадивых поваров.
Но не прошло и двух лет как самым отъявленным болтунам пришлось замолчать. Каждый смешок, каждая шутка раздавшиеся за спиной дамы Эган, обещали смельчаку мелкое, но неприятное заключение, которым могла стать сломанная нога или безнадежно испорченное платье. По Медвежьему Логу пошли слухи, что обиженная непокорной дворней Фейла заключила договор с правительницей полуночных жаб и та наделила уродливую, как и ее подданные женщину, неведомой силой. Предания Побережья гласили, что эти порождения мрака - мерзкие существа, состоящие из длинных костей, обтянутых бурой бородавчатой кожей - выползающие безлунными ночами из сырого тумана, могли одним своим ядовитым дыханием погубить запоздавшего путника, а запрыгнув на крыльцо дома наслать на его обитателей страшные беды.
И хотя связь злобной управительницы с силами мрака так и не была доказана, но все вокруг шептались, что теперь она может наказать любого смельчака не только за неповиновение, но даже за дерзкие мысли и процеженное сквозь зубы ругательство.
Став негласной владычицей Медвежьего Лога, где все служанки, повара и даже конюхи не смели противиться ее воле, Фейла несколько десятилетий наслаждалась своей странной властью, но все изменилось, когда порог чертога мормэра переступила Эдэлин.
Еще накануне свадьбы невеста мормэра догадывалась, что в Медвежьем Логе ее ждет нелегкая жизнь, и подтверждения своим опасениям она получила, едва сделав несколько шагов по своему новому дому. Тэкла с нарочитой вежливостью, пропитанной презрением встретила Эдэлин, при этом всем своим видом показывая невестке, что такая низкородная выскочка, как она, недостойная ее брата, не смеет и надеяться на дружбу и расположение дамы из рода Дарров. Фейла же была в тот день предупредительно и любезна, однако как каждое ее движение слово и взгляд были настолько неискренни, что от ее притворства жену мормэра коробило больше чем от холодных подколок сестры супруга. Со сладкой улыбочкой на жабьих губах, дама Эган предложила молодой хозяйки свою помощь в управлении домом, ведь здесь же ей известно все - от маленькой горошины в кладовых до последней тарелки на кухни.
Эдэлин уже была готова прислушаться к словам старой притворщицы, но обежав глазами заросший грязью и пропахший собачьей мочой главный зал правителя побережья, решительно отвергла помощь молочной сестры супруга. Быстрым движением новая хозяйка Медвежьего Лога забрала из протянутой, скрюченной как воронья лапка, ладошки Фейлы ключи, не предполагая даже, что в этот момент лишает даму Эган положения, которым та дорожила больше всего на свете. Пряча за жалкой улыбкой закипающую лютую злобу, разжалованная управительница поспешила скрыться за спиной Тэклы, ставшую в одночасье для нее единственной опорой и надеждой на безбедное будущее.
Первое время Фейла надеялась, что новоявленная дама Дарр, как и ее предшественницы, не справится с тяжестью обязанностей хозяйки огромного дома, и вернет ей, умудренной опытом женщине, власть над кладовыми Медвежьего Лога. Но Эдэлин, много лет управлявшая Гнездом Коршуна без чужих подсказок, вспоминала о бывшей ключнице лишь тогда, когда приходилось исправлять ее ошибки. Заблестевшие чистотой залы и комнаты Медвежьего Лога, сначала робко, а затем по хозяйски, заполнял мягкий уют, даривший свою милость только тем дамам, которые действительно знают толк в заботах о доме. А Фейле оставалось лишь скрипеть зубами от злости, до шататься день деньской по коридорам чертога, пугая своим хмурым видом слуг, все еще веривших в ее связь с темными силами.
Но в те дни, обживаясь в Медвежьем Логе, супруга мормэра мало думала о холодном призрении Тэклы Дарр и о мрачной злобе ее подруги. Тогда все мысли Эдэлин занимало лишь непонятное отношение к ней Таарда, которое и сейчас, подобно шальной осе, раз за разом, вонзало жало и без того зудящее от его укусов сердце молодой женщины.
Ах, как корила себя Эдэлин за то, что позволила себе поверить в искренность чувств мормэра. Еще там, на заповедном холме, под голыми ветвями священного ясеня, один только зовущий, полный затаенной печали взгляд темно-синих глаз Таарда, заставил ее сущность откликнуться на немой призыв этого седеющего, с обветренным лицом, с человека. От пальцев мормэра, сжимавших ладошку Эделин шло такое родное и близкое ей тепло, что новоявленная дама Дарр поняла - рядом с ней стоит мужчина, с которым ее еще при рождении обручил Владыка Судеб.
В их первую брачную ночь Таард был ласков и нежен с ней, а его неудержимая страсть, сжимала и дробила на мелкие осколки ледяной панцирь, что не один год тяжелой коркой давил на сердце Эдэлин, разжигая в нем новое, неведомое ранее молодой женщине легкое и мерцающее, как россыпь светлячков, чувство. В один миг новобрачная почувствовала, что отныне она накрепко привязана к мужу невидимыми крепкими пьянящими нитями, и избавиться от их плена дочь Иннов не согласилась бы за все сокровища подземных королевств.
Но наутро все изменилось. Лишь только забрезжил рассвет, Таард поспешно покинул комнаты Эделин, а когда она, спустя несколько часов, вошла в главный зал, что бы занять свое место рядом с мужем на утреннем пиршестве, он объявил жене, что должен срочно уехать в дальние форты побережья на несколько дней. Не добавив ни слова более, мормэр скользнул по растерянному лицу Эдэлин грустным, полным горечи взглядом и вышел прочь окруженный "медвежьими" воинами. Сжимая дрожащими пальцами край столешницы, молодая супруга некоторое время смотрела вслед уходящему от нее мужчине пустыми глазами, а затем с трудом набросив на себя холодную невозмутимость, села на предназначенное ей место и приказала подавать еду.
Немного успокоившись, Эдэлин подумала, что эту поездку Таарда откладывать было нельзя. Приближалось лето, а значит, с севера вновь потекут грубые ладьи набитые жестокими варварами, жаждущих найти поживу в их богатом краю. А Таард - правитель Побережья! Да разве он может забыть о своем народе, пренебречь угрозой вторжения, заменяя обязанности мормэра на радости супружеской жизни?!
В ожидании мужа, Эдэлин все свое время отдавала Медвежьему Логу, постепенно превращая его в жилище достойное великого правителя. В наглухо закрытой ранее дальней части чертога, новая госпожа обнаружила прекрасные ковры, вышитые искусными мастерицами скатерти, добротную мебель и множество изящных безделушек, подаренных послами южных стран, что запрятала сюда глупая жадность дамы Эган, из страха, что солнечные лучи да буйные гости могут испортить все эти ценные вещи. Тщательно разобрав свои находки, Эдэлин распорядилась повесить на, потемневшие от времени, огромные тугие бревна стен зала гобелены, изображающие сцены прошлых побед воинов побережья. Главные покои, напоминавшие обстановкой жилища бедных воинов, украсились шитыми серебреной нитью занавесями, высокими коваными подсвечниками и бронзовыми треножниками, а почти превратившиеся в рухлядь кровати, столы и стулья, заменили их крепкие и удобные собратья.
В кухонных кладовых нашелся изрядный запас заморских приправ и специй, добавление которым в пищу Фейла считала неслыханным расточительством. Содержимое пропадающих без дела узелков и мешочков тут стали важной частью всевозможных соусов, и теперь милостиво даровали свой пряный вкус супам, кипевшим огромных чанах и аппетитно шипевшему над огнем жаркому, к великой радости поваров, давно мечтающих блеснуть своим искусством.
Поначалу Эдэлин надеялась, что Тэкла поможет подбирать новое убранство для своего родового гнезда, и эта работа хотя бы немного сблизит ее с сестрой мужа, но завороженная ядовитыми нашептываниями подруги, дочь Дарров не только ответила на призыв невестки резким отказом, но не преминула упрекнуть жену брата в неумных ненужных тратах.
А вот многочисленная прислуга Медвежьего Лога охотно трудилась под бдительным оком хозяйки. Да и как можно было огорчить плохой работой госпожу, которая не браниться, не считает куски мяса в тарелках, и не наказывает кнутом за просыпанное зерно, пролитый эль или брошенную в кастрюлю лишнюю щепоть перца!
Готовясь к возвращению Таарда, Эдэлин, так и не успевшая толком узнать своего мужа, ненавязчиво расспрашивала о нем старых слуг, проживших в Медвежьем Логе не один десяток лет. В этих разговорах она открывала для себя привычки мормэра и особые грани его натуры - те самые, вроде бы несущественные, но такие необходимые мелочи, что составляют основной узор человеческой жизни, а порой даже и управляют ею - тут же пряча каждое нужное ей слово в самый надежный уголок своей памяти.
Минула пара дней, а Эдэлин уже хорошо знала любимые блюда Таарда, его требования к одежде, о чем он любит говорить в застольных беседах, как коротает вечера и какой крепости эль ему следует подавать к ужину. Вот так из неуклюжих фраз, бесхитростных людей рождался перед Эдэлин образ ее мужа - человека, который еще совсем недавно был чужим для нее, и которому теперь принадлежали все, без остатка, мысли молодой женщины.
В тот день, когда в селении затрубили рога, возвещавшие о прибытии домой господина, Эдэлин стояла у подножия главной лестницы, не отводя глаз от распахнутых ворот Медвежьего Лога. И вот, когда красавец гнедой, любимый жеребец мормэра, небрежно позвякивая дорогой уздой, ступил на камни двора, молодая женщина поспешила ему навстречу, спеша принять поводья из рук мужа. В те минуты Эделин явно видела, что при виде ее лицо Таарда озарилось светлой радостью. Сойдя с коня, Дарр стремительно шагнул к жене желая обнять ее, но вдруг замер на месте, будто бы натолкнувшись на незримую стену, и теплоту в его глазах тут же накрыло мрачное облако. Несколько мгновений Таард с грустью смотрел на супругу, а потом, взяв Эдэлин за руку, пробормотал несколько скупых слов приветствия.
Ошарашенная такой встречей, дама Дарр, молча поклонилась мужу и следом за ним вошла в чертог Дарров.
Ступив под высокие своды главного зала Медвежьего Лога, Таард внимательно осмотрелся вокруг и довольная улыбка, скользнув по тонким губам мормэра, тут же спряталась в его густой бороде. По всему было видно, что Дарру пришлись по вкусу труды супруги, но вместо слов одобрения, он лишь нежно пожал ладошку Эдэлин и скрылся в своих покоях.
Объяснив себе холодность и безразличие мужа дорожной усталостью, молодая женщина принялась старательно готовиться к ужину. Отдав последние распоряжения на кухне, Эдэлин вошла в свои комнаты, где дожидался ее прекрасный наряд, который дама Дарр специально подготовила к возвращению мужа. Надев светло лиловое платье с широкими рукавами и затейливо расшитое серебром, Эдэлин аккуратно завязала длинный кушак, мерцающий как снег под лучами полной луной. Так блестеть и переливаться пояс заставляли крохотные самоцветы, рассыпанные по его полотну и небрежно прикрытые белыми нитями, сложенными в причудливую вязь, что сбегала к самым концам пояса. На высоко уложенные косы молодая женщина набросила светлое покрывало и закрепила его широким обручем из белого золота.
Придирчиво оглядев свое отражение в изящном бронзовом зеркале, что еще совсем недавно пылилось в дальней кладовой по воле Фейлы Эган, Эдэлин решила, что в этих одеждах она непременно завоюет внимание мужи. Кроме того у нее были и надежные "союзники". В комнатах Таарда ждали; ванна с теплой водой, заботливо подобранные флакончики с душистым мылом и благоухающая чистотой домашняя одежда, а эти вещи всегда помогали мужчинам забыть о долгом пути и тяжести железного панциря.
Но едва ступив в главный зал, Эдэлин поняла, что все ее старания так и не смогли развеять мрачного настроения супруга. По лицу ждавшего ее Таарда, побегали тени грусти, а во взгляде дрожала столь знакомая молодой женщине зовущая тоска, причину которой она так не смогла разгадать.
Не сказав ни слова, мормэр подвел жену к ее креслу и тут отвернулся к уже сидевшей за столом сестре и завел с ней непринужденную беседу.
Быстро справившись с охватившей ее растерянностью и стараясь не показывать ужалившую ее обиду, Эдэлин знаком приказала слугам выносить ужин. Отдавая должное сочным ароматным кушаньям, что подавались теперь на чеканной серебряной посуде, безжалостно заменившей огромные щербатые оловянные тарелки и черствые корки подгоревшего хлеба, Таард за весь вечер лишь раз с благодарностью взглянул на Эдэлен, тихо проговорил, со значением проводя рукой по расшитому полотну скатерти.
- Ты прекрасная хозяйка, милая дама! Я и не думал, что тебе так быстро удаться оживить мое унылое жилище!
Похвала мужа, вновь зажгла надежду в сердце молодой женщины, а тот не дожидаясь ответа жены, тут же продолжил разговор с Тэклой, что с нескрываемым ехидством наблюдала за бессильной растерянностью невестки.
В ночь Эдэлин долго лежала без сна, ожидая прихода мужа, но тот так и не переступил порога ее спальни.
Весь следующий день, дама Дарр попыталась разговорить мужа, что бы узнать причину его холодности к ней, но тот лишь скупо и невпопад отвечал на ее вопросы, и старался побыстрее избавиться от жены как от назойливой просительницы, хотя и смотрел на нее глазами пса с перебитыми лапами. Убедившись, что Таард сознательно избегает ее, Эдэлин больше не пыталась сблизиться с мужем, хотя и надеялась, что в одну из ночей он все же отдернет полог ее кровати. В первые недели своего замужества молодая женщина неустанно молила Великую Мать, что б та благословила ту единственную ее ночь с Таардом, ведь плод в чреве жены накрепко привязывает к ней супруга. Но все молитвы и жертвы, сожженные на семейном алтаре, так и не принесли супруге мормэра милость Создательницы, в чем она убедилась, увидев капли первые крови, вытекшие из ее тела в положенный срок.
После того дня пребывание Эдэлин в Медвежьем Логе, походило на существование полузабытой пленницы, что живет в доме своего победителя - вроде бы ее никто не обижает, но сама неволя - источник позора и насмешек. Так с утра до вечера дама Дарр занималась хозяйством, вышивала гобелены или шила одежду, а при разговорах с золовкой и ее подругой, из всех сил старалась не замечать их едких намеков и ядовитых ухмылок. Таарда она видела лишь за трапезами в главном зале, и при каждой их встрече муж был с ней вежлив и холоден. Со временем Эдэлин привыкла к безразличию мужа, научилась прятать ото всех горечь обиды, и с гордым достоинством встречать новые унижения. Но все же порою противные смешки слуг за спиной и остроумная песенка пажей воспевающее "ложе мормэров", подслушанная ненароком, застилали слезами изумрудные глаза хозяйки Медвежьего Лога, но Эдэлин скорее согласилась бы умереть, чем рассказать кому-либо об этой позорной слабости. Однако и эта - одна из последних искорок умирающего чувства - вскоре потухла в сердце молодой женщины. А поняла это Эделин тогда, когда известие о том, что ее муж, услышав куплеты "о непорочности знатной дамы", приказал жестоко выпороть зарвавшегося певца, совсем не тронуло ее душу.
Незадолго до Белтейна, Таард отправился в очередную поездку по Побережью, пообещав вернуться к началу лета, что достойно встретить знатных танов, что соберутся во владениях мормэра, дабы разжечь костры Белла вместе со своим правителем, потом знатно попировать в его чертоге. А вечером того дня, когда растревоженная копытами коней, весенняя пыль уже давно улеглась за спинами всадников, покидающих Медвежий Лог, даме Дарр пришлось узнать еще один секрет своего мужа.
Как только стемнело Эдэлин, Тэкла и Фейла вышивали, сидя у ярко горящего огня, полыхавшего в камине малого зала. Сестра мормэра тихо переговаривалась с подругой, искоса поглядывая на невестку, которая увлеченно работала, стараясь не думать о том, с чего бы эти, презирающие ее дамы, сегодня решили разделить ее одиночество.
Вначале разговор шел об обыденных пустяках, но потом Фейла как бы невзначай произнесла, бросая многозначительный взгляд на Эдэлин:
- Я слышала, что рыжая Бесси Дон из Дома Отвергнутых Жен сегодня уехала вместе с Таардом. Не понимаю, зачем ему подбилась такая женщина в долгой поездке?
- Что же тут непонятного, дорогая, - ровным голосом отозвалась, Тэкла, неспешно подыскивая среди мотков нужный ей тон нитей. - Пусть хоть в пути мой брат получит то, чего недостает ему дома.
После этих слов дамы противно захихикали, и этот смех раскаленной иглой пронзил мозг Эдэлин. Ни чем не выдавая своей боли, дама Дарр, лишь мило улыбнулась собеседницам, и как ни в чем не бывало, продолжала выкладывать на полотне ровные стежки, хотя пальцы молодой женщины предательски дрожали.
Позднее лежа без сна в своей кровати, украшенной черно-красным балдахином, , Эдэлин, судорожно вглядываясь в окружавшую ее глухую тьму, старалась понять - для чего мормэр взял ее в жены.
Ради наследника... Но разве он не знал, что его будущая супруга так и не смогла родить сына своему первому мужу. К тому же обеспечить дом Дарров потомством смогла бы любая молодая девушка из более знатного рода.
Быть может Таард все же любил ее... В памятное утро Остары, стоя рядом с мормэром в центре Круга Года, Эдэлин была почти уверена, что муж питает к ней глубокое чувство, но отчего же теперь остыло его сердце?!
Быть может он разочаровался в ней как в женщине в их первую и единственную ночь любви... Но тогда бы Таард, став ей мужем, сразу же покинул супружеское ложе! А он же брал ее раз за разом, не в силах насытиться телом жены, и оставался рядом с Эдэлин до утра, даря ей бесконечные ласки и наслаждения.
Но даже разочаровавшийся в жене мужчина не станет унижать ее, отдавая на растерзание жестокой молве и хоть изредка посещая супружескую спальню, пресекая тем самым досужие сплетни. А уж открыто сожительствовать со шлюхой из борделя... Даже Одрик не позволял себе такого! Да, Лонгленд не был хорошим мужем, но он никогда не посмел бы выставить позор жены на обозрение всего побережья.
Понимая, что ничего уже нельзя исправить, Эдэлин утешала себя тем, что ее брак с Таардом - временный, и лишь только забрезжит утро новой Остары, она сама разрежет на куски их брачную ленту и покинет Медвежий Лог с высоко поднятой головой. А что будет дальше - пусть решит рок, пославший Эдэлин это испытание?!
Вдоволь насытившись льющимися без остановки слезами, и с трудом сдерживая рвущиеся из груди рыдания, измученная женщина заснула только под утро, дав себе слово с достоинством прожить оставшиеся месяцы своего брака.
Все последние дни весны Эдэлин с неистовым упоением готовилась к ночи Белтейна. Звонким голосом, она отдавала распоряжения поварам и слугам, не замечая усталости, вихрем носилась по дому, проверяя, достойно ли убраны комнаты знатных танов, тщательно ли выглажены и накрахмалены скатерти, до блеска ли вычищена серебряная посуда, и хорошо ли выбиты ковры, что будут устилать своими тела пиршественный зал.
Накануне самого желанного праздника года дама Дарр с любезной улыбкой встречала гостей, находя для каждого из них доброе слово и нужное приветствие. Живо отвечая на вопросы прибывших, она сама сопровождала знатных дам в отведенные для них покои, и тщательно следила, что бы дворня четко и быстро, избегая ненужной суеты, выполняла ее приказы.
Как только солнце скрылось за разлапистыми ветвями буковой чащи, мужчины ушли на берег Аргаллы, где рукой мормэра будет зажжен главный огонь побережья, Эдэлин и ее родовитые гостьи отправились на опушку леса, что бы в свете костров прославить Великую Мать, прародительницу светлого Бела, дарующего тепло всему миру.
Опуская в приготовленные сухие поленья, факел, пламя которого родилось от огня разожженного ее мужем, супруга мормэра просила Великую Владычицу только об одном - даровать ей свободу и навсегда избавить ее от мужчин приносящих лишь боль и слезы. Костер резко взметнулся к небу, обдавая все вокруг приятным жаром, и Эдэлин, почувствовав, как ее кровь заполняет неведомая ей ранее сила, поняла - ее молитва услышана. Весело разгоравшиеся поленья, пророчили смотрящим на них людям щедрый урожай, но из их треска до дамы Дарр долетал некий протяжный зов незримого существа, заполнявший легкой тоской сердце молодой женщины.
С большой неохотой в ту ночь покидала Эдэлин лесную опушку. Как же ей так хотелось встретить здесь рассвет, наблюдая, как первое солнце лета озаряет своими лучами воды Аргаллы и вдыхать горьковатый дым, струящийся от затухающих костров, призвавших тепло на их суровую землю.
Но вот, когда все окрестные поля и берег Аргаллы, густая покрыла россыпь огней Белтейна, а люди, согретые их жаром, расселись за столы в главном зале Медвежьего Лога, желая отдать должное приготовленному для них знатному угощению, Элэлин с сожалением заняла отведенное ей место хозяйки пира - по левую руку от мормэра.
Во время застолья, дама Дарр не переставала думать о том странном зове, доносившемся из пламени костра, а разлетавшиеся по залу насмешливые шутки и смешенное с любопытством сочувствие, мелькавшее в глазах многих гостей, сейчас казались ей досужей суетой, ядовитые стрелы которой больше не смогут отравить ее жизнь. Наслаждаясь этой приобретенным в одночасье покоем, Эдэлин сидела, погрузившись в приятные грезы, не замечая, тревожных взглядов, что бросал на нее, муж, каждый раз, судорожно сжимая зубы, сдерживая тем самым некий вопрос, рвавшийся с его губ.
И только на следующий день, когда отшумел пир, и таны разъехались по своим владениям, молодая женщина с мимолетным изумлением отметила легкую тень страха, что скользила по лицу мормэра при разговоре с ней и глубокую складку, проложившую путь между бровей Таарда. Но Эдэлин уже не желала и не могла вновь тратить силы, пытаясь разгадать странные настроения мужа. Чары Белтейна, подобно целебному бальзаму обволокло душевные раны молодой женщины, а вмешательство нужной слабости могло вновь растревожить их, убив тем самым чудесные свойства волшебного лекарства.
Теперь отлучки, измены, холодная вежливость, и пренебрежение мужа уже не отзывались мучительной болью в сердце Эдэлин. И когда два дня назад за ужином мормэр, кусая губы, сообщил жене, что утром уезжает к старому другу, а потому не сможет сопровождать ее и Тэклу в Яб, она лишь понимающе улыбнулась ему в ответ и покорно склонила голову, принимая волю Таарда. Что ж, пусть будет так, как хочет правитель побережья!
Супруга мормэра не станет противиться его воле и отправиться на ярмарку в окружении служанок и конюхов, как жена бедного воина или вдова разорившиегося тана, если так решил муж! Если муж приготовил ей новое унижение, она примет его с достоинством, пусть даже ее позор бурным потоком толок и сплетен быстро растечется по Побережью.
Теперь даже ревность к "старым друзьям" своего супруга не могла сломить духа Эдэлин. Да и какое ей дело, с кем пирует ее муж и на чьем ложе он проводит ночи, если каждый прожитый день приближал молодую женщину к вожделенной свободе. Зачем же терзать свою душу, перебирая в голове мысли об очередном унижении, когда утром Остары она поскачет вдаль, по этой дороге - искать волшебную землю, чей зов долетел до нее, прорвавшись сквозь шелест огня в ночь Белтейна.
Из невеселых раздумий Эдэлин вырвал гулкий стук копыт коней, шагнувших с утоптанной земляной дороги, бежавшей от владений мормэра, на плиты Каменного Пути. Оглядевшись вокруг, молодая женщина невольно улыбнулась, завороженная могучим величием расстилавшегося перед ней тракта. Идеально отшлифованные огромные овальные мегалиты, темно-золотистого цвета, подогнанные друг к другу настолько плотно, что между ними нельзя было воткнуть тонкое лезвие ножа, стелись среди изумрудных лугов, чудным полотном. Уже не одно столетие свято хранили они тайну своих создателей, порождая множество легенд о тех временах, когда еще были живы мастера, рука которых, отполировав массивные тела камней, превратила их в крепкую нить, связавшую в единое целое огромные территории подчиненные древним владыкам. Эдэлин знала, что Каменный Путь, бравший свое начало неподалеку от Яба, тянулся через все Побережье, и внезапно обрывался неподалеку от его южной границы, где его тело было безжалостно растерзано, как будто бы неведомый исполин выместил на нем свою животную ярость. Разглядывая старинное полотно дороги, Эдэлин невольно задумалась о том, как много повидали на своем веку. Эти камни, помнили грациозные кавалькады мудрых волшебниц, едущих к морю из прекрасных чертогов, построенных среди густых лесов юга, гордые шествия воинов северных племен, осваивавших эти земли и неторопливые шаги странствующих магов, несущих добрый совет новым правителям Побережья.
Внезапный приветственный рев рога, ударивший по ушам путников, стремительно разорвал мечты Эдэлин. Бросив на дорогу настороженный взгляд, молодая женщина увидела, что с лесной тропы на Каменный Путь выезжает небольшая группа всадников, впереди которых скакал верховный мормэр Побережья, не отрывавший от своей жены взгляда полного любви и радостно улыбался.