Ольга приехала на Украину к матери в июне. Она взяла с собой младшую дочь и планировала оставить ее с бабушкой на несколько дней, а самой еще успеть смотаться к сестре в соседний город.
В день приезда, когда первые новости были уже рассказаны, а обильный ужин подходил к концу, Мария Трофимовна сказала дочери:
- Не ложись в дальнюю спальню, Оля. Ложись в гостиной.
- А что, мам? - посмотрела на нее дочь, и все поняла.
- Да, - махнула Мария Трофимовна рукой в сторону одной из спален, приходили сотрудники, замеряли, нашли там, в углу.
Сотрудниками Мария Трофимовна называла бывших коллег по геолого-разведывательной партии. Сама она давно вышла на пенсию.
Мария Трофимовна вздохнула. "Фонило" не только в том углу, но еще в нескольких местах на участке. Раньше высокие показатели измерителей вызывали восторг и радость, сейчас - страх и уныние. Никто в те далекие времена, когда на месте города стоял посёлок, не думал об опасности, скрытой в камнях, и самой земле. Что поделаешь, такова плата за то, что люди пришли на эту землю и вскрыли ее нутро.
Мария Трофимовна всю жизнь проработала геологом. Сначала в разведывательной партии, потом при шахте. Город, выросший из крохотного рудничного посёлка, долгое время был полузакрытым. В нем было всё, а самого города на карте не было.
***
В Жёлтые Воды Маша приехала в 1948 году.
Никто в семье не знал, почему она так решила, только после освобождения Украины, Маша забрала документы из Медицинского Института, куда успешно поступила накануне войны, и подала их на Геологический факультет Днепропетровского Университета. Виделась ли ей в этом какая-то романтика, или стечение обстоятельств подтолкнуло ее переменить решение, неизвестно, только, приехав к родителям в родное село Покровское, она коротко поведала им о своем решении, собрала вещи, кое-какую еду, и уехала учиться.
Во время войны и после, было одинаково голодно. И без того худая, Маша превратилась в свою же тень. Чтобы как-то продержаться в каждый приезд к родителям она брала из дома картошку, сколько могла унести, хотя и ту не всегда можно было достать. Раз в месяц она садилась в товарный поезд до Чаплина, а дальше пешком или на попутной телеге, если повезёт, добиралась до родного села. И такой же путь проделывала обратно. В свои двадцать с небольшим лет у нее было одно платье и одна кофта, и это уже было хорошо. Кроме скромных пожитков, уместившихся в одной котомке и великого желания получить высшее образование, у нее ничего не было. Мысль о том, что сейчас это самое важное, что по-другому не выбиться в люди, придавало ей сил. От рождения Маша была упряма, а в достижении намеченной цели ее упрямство преломлялось в великое упорство.
Четыре года пролетели, Маша с отличием закончила геологический факультет. Вот она, свобода от занятий, и вместе с ней свобода от выбора. Ее распределили в геолого-разведывательную партию на Жёлтореченское месторождение. Место, некогда прозванное казаками Диким полем. С 1895 г там добывали железную руду, а еще раньше Богдан Хмельницкий в 17 в. громил поляков в урочище Жёлтые Воды, прозванном так от того, что железная руда, залегая близко к поверхности, окрашивая воду в местной речке в жёлтый цвет.
На железнодорожной станции ее и еще нескольких рабочих подобрала машина, и после непродолжительного пути, взору Маши предстал поселок Жёлтая Река. В центре высилась башня первой шахты, от которой в разные стороны хаотично расползались рудничные постройки, дома и хаты. Часть домов были новыми, но кое-где еще оставались земляные бараки. Их разбавляли беленые хаты. Всюду чувствовалось оживление и суета.
Маша знакомилась с коллегами по геолого-разведывательной партии, проходила инструктаж, подыскивала жилье. Каждый ее день был заполнен заботами настоящего и новостями Жёлтой Речки. Намечалось огромное строительство, вскоре недалеко от посёлка ожидали открытия еще одной шахты.
С первого дня ей объяснили, что руда, которую они ищут, и все, что с ней связано, находится в строжайшем секрете, Маша подписала документы о неразглашении. Ни с кем и никому нельзя было говорить о том, что происходит на месторождении. Чтобы не возникало лишних вопросов со стороны родных, предлагалась легенда, что в шахтах добывают фосфор.
Мария Кюри уже давно спала в своем свинцовом гробу, а Хиросима и Нагасаки были разрушены. Маша об этом знала, но эти события были очень далекими, будто из параллельного мира. И все- таки они были связаны и с шахтами, и с секретностью.
В 1945 году в Америке провели успешные испытания первой атомной бомбы, о чем Рузвельт на Потсдамской конференции поведал И.В. Сталину. Народный вождь и бровью не повел, так и не дав иностранному коллеге насладиться эффектом сказанного. Ничего не дрогнуло на его лице при словах "самое мощное оружие в мире". Однако после приема Иосиф Виссарионович сразу позвонил И. В. Курчатову. Необходимо было ускорить исследование и создание атомной бомбы в Советском Союзе.
Уже в 1949 г., в конце августа, небо над полигоном Семипалатинска озарилось небывалым светом, в атмосферу поднялся столб взрыва, ударная волна прошла по земле, а за ней расползлось в разные стороны клубящееся жирное облако. Первая советская атомная бомба была успешно испытана. Те, кто работал над ней, получили почётные звания Героев Соцтруда и ордена Ленина. Теперь, после первых успешных испытаний, Советский Союз нуждался в стратегическом сырье для следующих "изделий". Так называли атомные бомбы те, кто создавал их, чтобы не произносить само это слово. Маша, оказавшись на месторождении в 1948 г., как и все, не задавала вопросов. Где-то люди называли бомбы изделиями, а где-то уран называли фосфором. Люди-маленькие винтики не знали ни об этапах процесса, ни о конечной цели. Любопытство стоило слишком дорого.
Уран в этой местности был всегда, его нашли, когда стали искать. Когда появились первые гамма-радиометры, кто-то ради шутки или случайно проверил показатели в выработанной части шахты, и оказалось, что ураносодержащий минерал был повсюду. Запасы железной руды к тому времени почти иссякли, но уран, который изначально искали в железной руде, оказался в слюдяных сланцах, считавшихся ранее пустой породой. Так что "активные камни" находили и в старых штреках, и в отвалах, а также в оградах и хатах местных жителей, которые брали камни для строительства с громадных терриконов за посёлком. Каково же было удивление и ликование, когда обнаружилось, что коллекция кернов, уже добытых и хранимых геологами рудника чуть ли не в тумбочках столов, зашкаливает по показателям. Находки в этой местности ожидались, но чтобы так, сразу, чуть ли не на своем дворе. Не было ни техники безопасности, ни знаний. Все делалось в страшной спешке. Главное, успеть, и не в срок, а раньше срока.
Маша оказалась в разведывательной партии Љ10. Исследовательская группа отправлялась в разные стороны от главной шахты "Капитальная". Днём они собирали образцы, а вечером делались необходимые замеры и записи. Иногда, залюбовавшись красивыми камнями, геологи кидали их в свои сумки для личной коллекции. Поиски шли в любую погоду. В сентябре было еще тепло. Маше нравилась степь с ее постоянными звуками, стрекотанием и жужжанием насекомых, шуршанием сухой травы под ногами и криками птиц. Степь была полна жизни, красоты и свободы. Голубое высокое небо сентября быстро сменилось серым и сырым октябрём, часто шли дожди. Тяжелые плащ-палатка и кирзовые сапоги - вот ее новая униформа. Когда было тяжело, Маша только стискивала зубы, и говорила себе: "я не устала, мне все равно не холодно", давая своим мокрым ногам и закоченевшим рукам четко понять, что жаловаться и жалеть себя она не будет. Иногда, в хорошую погоду, если кто-то брал с собой гитару, вечером у костра они пели песни о новой стране, горняках и горном деле, о дружбе и трудностях, которые преодолеют. За трудности хорошо платили, а за находки давали премии. Петь о новой стране было хорошим тоном. Маша эти песни знала, но, когда гитара переходила к ней, любила, прикрыв глаза, петь о прекрасной, но коварной и злой царице Тамаре ( "В глубокой теснине Дарьяла" - на стихи М.Ю. Лермонтова )
Со временем Маша поняла, зачем стране столько урановой руды, которую они искали, все дальше и глубже вгрызаясь в недра земли, вскрывая потайные хранилища и затайки Родины, и на что идет урановый концентрат, получаемый тут же на заводе в городе. От коллег, кто ездил на север, шепотом передавались рассказы об испытаниях и страшных взрывах, которые ровняли горы с землей. Легенда про мирный атом была приятнее, в нее хотелось верить. Это был бы их вклад в масштабную стройку светлого будущего. Но через много лет и мирный атом показал свой оскал во всю пасть, когда над Чернобольской АЭС увидели серый дымок, с которым расползлись в разные стороны невидимые, и поначалу неощутимые, радиоактивные облака, сравнимые по силе с сотней хиросимских бомб. Случилось это намного позже. А тогда, в 1957 году посёлок при руднике Жёлтые Воды, превратился в цветущий город, и на время стал урановой столицей СССР, куда отправляли лучших специалистов добывать сырьё для ядерного щита Советского Союза. Отсюда начиналось производство изделия на стадии добычи и первичной переработки, чтобы потом оно опалило и разрушило небо и землю где-то там, на юге, в степях Казахстана, и в вечной мерзлоте Новой Земли, на севере.
Город, которого не было на карте, в округе славился своими отменным снабжением, медициной и хорошими зарплатами. Люди искали возможности перевестись или как-то зацепиться в Жёлтых Водах. Если уж ты оказался избранным, главная проблема - жильё, решалась быстро. Трудись на благо Советского Союза, а квартира будет.
Вместо распаханного поля неподалеку от шахты появились прямые просторные улицы и площади. Солнечный город, каким же его еще можно было сделать, если не жёлтым, цвета солнца, цвета урана. Улицы утопали в зелени и цветах. Образцовый советский город, где все было, где светлое будущее должно был наступить быстрее, чем в других городах. Жёлтые каменные дома, дом культуры, будто парящий на своих белоснежных колонах с прекрасной музой на крыше, широкие проспекты и дороги, с благоухающими розами на разделительных полосах и придорожных клумбах - все это выросло из степи будто в одно мгновение, согласно единому плану.
Один раз Маша предприняла попытку уехать с семьей из Жёлтых Вод на Донбасс, но уже через год они вернулись. Там не сложилось, и уже родные Жёлтые Воды приняли их обратно. Она упорно работала в разведывательной партии, потом, когда забеременела старшей дочерью, попросилась перевести ее в шахту штатным геологом. Без опасений и страха Маша спускалась каждый день с рабочими на самое дно шахты, чтобы снять показания и замеры.
Всеобщее воодушевление ушло вместе с идеями и лозунгами Советского союза, и вместе с ураном. Его запасы иссякли как раз к завершению эпохи. Последний взрыв на полигоне прогремел в 1990 г. Стоп машина! Целая эпоха осталась позади.
Помимо жёлтых домов и проспектов с благоухающими розами в городе остались горно-обогатительный комбинат, серно-кислотный цех, шахты и карьер - все в черте города. Рядом с ними дома горняков, школы и детские сады с теми самыми активными камнями в фундаментах и оградах. Рядом с шахтой противотуберкулёзный диспансер и санэпидемстанция, как усмешка. Много лет шахты дышали, выдыхая урановую пыль, воды из них сливали в балки, в которых купались дети, спасаясь от летней жары в этом городе солнца, в ожидании своего светлого будущего.
***
Давным -давно Маша собирала красивые камни и приносила их домой. Ее дочери играли этими цветными, с черными, будто смолистыми, прожилками, камнями. А потом, намного позже, Маша собрала всю свою коллекцию, и ни слова не говоря дочерям, вынесла в мешке в балку, и закопала там.
Младшая Оля спросила маму, куда делись камни. Мать только неопределенно махнула рукой в сторону балки, и добавила "они фонят". Слово "фонят" (как и многие слова) Маша произносила на украинский манер: "вони фонять", - только и сказала она дочери.
Выноси-не выноси, но такие камни, может чуть менее красивые, валялись на дорогах, и в балках, а сколько их в домах и постройках по округе. И в фундаменте их дома есть эти камни. Младшая дочь давно не жила в родовом доме, но все детство и юность ее кровать стояла в том самом углу.
У Марии Трофимовны не было выбора после института. Ей выпало стать одним из первопроходцев и маленьким винтиком в гонке гигантов. Знай своё дело, вертись, где тебя поставили, а иначе в переплавку. Не было тогда выбора и у Игоря Васильевича Курчатова и его соратников. Вместе с Героями Соцтруда и орденами Ленина были приготовлены бумаги на расстрелы и ссылки. В одном пакете, в зависимости от результата испытаний. Не было выбора у страны, - с другой стороны океана уже был известен год, когда нужно ударить по зарвавшимся Советам. Действуй или будешь битым. Город давно проявлен на карте в виде маленькой точки, и проживает совсем другую эпоху. Нет в нем прежнего лоска. Где возможно, люди разбирают постройки, и меняют "фонящие" камни. Мария Трофимовна не стала трогать дом. Фонящий камень так и остался замурован в фундаменте дома, неразрывный с ним, как неразрывна история этого города с эпохой, породившей его.