Аннотация: Рассказ, опубликованный в "Сборнике материалов Петербургской фантастической ассамблеи 2019-2020".
Голос
Когда строгий черный BMW доставил ее к подъезду, она себя даже поцарапала втихаря. Котику, конечно, не понравятся следы на ее теле. Зря это она. Но как еще проверить, что не спишь?
Ларочка попала в кошмар. Ее привезли к вратам ада, чтобы принести в жертву амбициям ее котика. За котика Ларочка была готова даже в ад, но все же с оговорками. Не в старую хрущевку же?! Даже домофона на двери не было. Облезала, мерзко пованивая, тысячелетняя краска со стен. Ухмылялись засиженные мухами слепые окошки. Весь дом сочился рухлядью. Войти туда - все равно что в могилу. Это вообще законно?
Водитель открыл дверь, протянул руку. Ларочка нимфой выплыла из вод обтянутого кожей салона. Пожалела, что не сделала ботокс, как советовали подружки - не страшно было бы потерять лицо, а тут приходилось даже напрягаться, чтобы не скорчить мину. Котику бы мина не понравилась. Он бы узнал.
Ларочка, конечно, мимозой не была. Напрягаться ей было не впервой. В определенных обстоятельствах напрягаться она умела отлично и этим гордилась. Без колоссальной самоотверженной работы Ларочка никогда бы не встретила и не получила бы котика. Она ценила его как дар небес и награду за все свои труды. Кажется, действительно, любила - думала она иногда перед сном с удивлением. И с недоверием, впрочем. Слово 'любовь' у Ларочки не ассоциировалось с каким-то определенным опытом. Сложно было судить. Может, и оно. А может, и нет. Кто вообще скажет? Как будто кто-то на самом деле знает, что это такое. Да ладно.
Вспомнив о котике, Ларочка улыбнулась, стиснула зубы, задержала дыхание и вошла в пасть пятиэтажки. Чрево кита ее не разочаровало - внутри царствовала только одна эмоция - мерзость. Ее источали все слова, которые были написаны на облупившихся стенах, все запахи, доносившиеся из углов, все бычки, навеки застрявшие в трещинах ступеней и особенно звездная карта спичечных отметин на потолке.
Ларочка не была готова ко всему этому. В глубине души она надеялась, что встретив котика, больше никогда не вернется в мир своего детства. Теперь она жалела туфли.
Охранник довел ее до нужной двери. Позвонил в звонок. Звук был такой древний, как из кино. Внезапно мелодичный - издевательский осколок красоты посреди помойки. Ларочка в красоте разбиралась. Чувствовала ее древним звериным чутьем, незамутненным рефлексией.
Дверь открылась, в прихожей был полумрак, и Ларочка плохо видела эмиссара ада, к которому ее привезли. Колени дрогнули. Отвалившийся еще в доисторическую эру хвост фантомом прижался к самому ценному. Зачем котик с ней так поступил? Что от нее хотят? Что придется делать и, главное, как именно напрягаться?
Ее привезли к какому-то стремному деду на задворки цивилизации. Теперь стремный дед предлагал ей сесть на свой пыльный диван, наливал чай в фарфор эпохи Невспоминь и выпроваживал охранника на кухню, чтобы не мешал. Чему?!
Ларочка очнулась, когда дед сел напротив нее и внимательно уставился ей в глаза. Он ничего не говорил, просто сидел и ее разглядывал. Она тоже стала его разглядывать. Пусть сам говорит, что ему нужно, она подыгрывать не будет. Не на ту напали.
Дед ей не понравился. Он был как весь этот дом. Старый, неухоженный, печальный. Лет 105 наверное, может больше. Морщинистый пыльный пень. И взгляд его был какой-то неуютный - темные карие глаза смотрели из-под нависших бровей, не мигая, прямо в душу, искали там что-то, выворачивая все внутренности наизнанку. Ларочка моргнула, когда вдруг поняла, что дед видит ее насквозь. Всю, как она есть. Без ее на то разрешения. А ведь она даже котику не давала заглядывать так глубоко. Особенно котику.
- Как тебя зовут?
Ларочка сперва даже не поняла, кто это сказал. Дед улыбнулся - неожиданно очень тепло и приятно - и повторил вопрос. Голос у него был такой же как его дверной звонок. Красивый. Глубокий. Мелодичный. Добрый. У Ларочки защипало в носу и сдавило горло, она выдавила:
- Лариса.
- Очень приятно. А меня Леонид Андреевич. Я буду учить тебя говорить.
- ...
Ларочка так заслушалась, что не сразу осмыслила.
- Правда?
Леонид Андреевич снова улыбнулся, и в комнате стало очень даже уютно.
- Правда, милая, правда. Меня попросил твой хороший знакомый - Геннадий (это он про котика). Мы с ним давние друзья, он мне как-то раз помог по-человечески, так что я готов ему оказать услугу от всего сердца. Геннадий попросил меня научить тебя говорить. Так же, как я. Хочешь?
- Хочу! - Ларочка свою выгоду чуяла также, как и красоту. Нутром.
Леонид Андреевич рассмеялся. И Ларочка тут же в него влюбилась. Без всякого недоверия. За один только добрый хороший смех и за бездну обаяния, которая в нем вибрировала. И пусть он был на сто лет ее старше, ей было все равно. С этой самой минуты за Леонидом Андреевичем Ларочка готова были идти в ад без оговорок. Даже ездить раз в неделю в эту засранную пятиэтажку. Даже на метро! Впрочем, до этого не дошло бы, конечно. Но если бы котик и не катал ее на своей личной винтажной тесле, она была бы готова на метро. Лишь бы раз в неделю побыть час рядом с Леонидом Андреевичем и послушать его голос.
У Ларочки был и шкурный интерес, не только любовь. Иначе это была бы не Ларочка.
Ларочка была актрисой. Учиться ее, правда, не взяли. Но она не отчаивалась, есть и другие пути. Котик в кино ее уже снимал. И не только в домашнем. Но Ларочка же чуяла красоту. В своих фильмах она, положа руку на сердце, ее пока не находила. Ларочка ломала голову, что же делает Кейт Бланшетт такого, чего не может сделать Ларочка? Ответ не находился. И тут удачно подвернулся Леонид Андреевич.
Ларочка знала, что актеров говорить - учат. Она покупала тренинги, сама делала какие-то упражнения. Надолго ее не хватало, результата не получалось, раздражение копилось. Ларочка раньше не думала, что дело только в голосе, что дело вообще может быть в голосе. Но на практике она уже поняла, что красивого лица не достаточно. А чего не хватает, пока не знала. И готова была искать.
Теперь же, встретив Леонида Андреевича, она поняла со всей ясностью - что в голосе все и дело. Леонид Андреевич был совсем не Брэд Питт, и даже не Аль Пачино. Скорее уж сантехник дядя Вова внешне. Никогда бы не заподозрила она в нем харизмы. Пока он не открывал рот. Голос превращал Леонида Андреевича в живого бога, куда там Брэду Питту.
Но Ларочку смущал один вопрос:
- Леонид Андреевич, - спросила она его как-то раз после занятия, отчего-то очень смущаясь, хотя Ларочка была не из стеснительных. - Скажите, как так вышло, что вы с таким голосом и не звезда?
Леонид Андреевич нахмурился и вздохнул, и у Ларочки защемило сердце.
- Хороший вопрос, милая. Понимаю, что тебя смущает. Если я так хорошо знаю свое дело, почему я так убого живу? Где мои ученики, кроме тебя? Где мои выступления и концерты? - Не совсем так формулировала себе это в голове Ларочка, но по смыслу близко, поэтому она кивнула. - Это все было когда-то. Я был популярным ведущим, записывал аудиокниги, даже аэропорты озвучивал и метрополитены. Ты, может, слышала, да не помнишь. Мы с Геннадием и познакомились в те времена. Но потом я поломался. Не выдержал нескольких очень печальных событий, произошедших одно за другим. Попал в больницу и уже не восстановился, как следует. Былых сил больше у меня нет. Вернуться к прежней жизни я не могу и не хочу, честно говоря. В моем отшельничестве есть свои плюсы. Наконец-то можно спокойно почитать. Только вот ты и вносишь разнообразие в будни. За что я Геннадию очень благодарен, так ему и передай. Хорошая ты ученица, способная. Далеко пойдешь. Радуешь меня.
И Ларочка заревела. Сама не поняла как. Прорвало вдруг все шлюзы, забыла про косметику, держать лицо, самоуважение, вежливость. Опомнилась было, когда тяжелая теплая рука легла ей на затылок, но вместо того, чтобы успокоиться, заплакала еще сильнее.
Когда ее вообще в последний раз хвалили? Генка хвалил, конечно, за хороший минет и прочие мелочи, но как-то не так. Почему-то Генкины слова ей в сердце не попадали, не пробивались за панцирь гордости. Никого Ларочка туда не пускала уже очень-очень давно. А Леонид Андреевич сам зашел, без ее ведома.
Прибежал охранник и убежал. Леонид Андреевич махнул рукой, мол, учебный процесс, актерское мастерство, все дела. Охранник важно кивнул, понимает, типа, и вальяжно удалился обратно на кухню.
После того случая Ларочкины успехи пошли в гору. Что-то изменилось в ней, она и сама не поняла, что - просто чувствовала она себя теперь немного иначе. Словно бы ей доверили важное сокровище, и нужно его охранять, донести куда-то, не расплескать. Раньше такое ответственное дело ее расстроило бы и напугало, но теперь Ларочка гордилась своей ношей. И готова была пройти сквозь ад, тьму и подмосковные засранные хрущевки, только чтобы донести свое послание.
Ларочке стали давать роли, звать даже на роли. Раньше ее тоже брали, но это благодаря авторитету Геннадия. Отказать ему никто не решался, но Ларочка видела, что восторга от нее на площадке никто не испытывал. Теперь же стали звать ее вежливо и нежно, ухаживать как-то по-родительски и хвалить. Хвалили ее теперь много, и она все не могла наесться похвалами, самой аж противно было от себя.
Ларочка стала звездой, и Генка на ней женился. Она давала противоречивые интервью, где на вопрос о секрете своего успеха говорила о чем угодно, только не о волшебнике из хрущевки. Не хотелось ей делиться Леонидом Андреевичем. Да и он сам не желал внимания прессы.
И все было хорошо, пока не стало плохо.
Пытаясь позже восстановить события, Ларочка не помнила, как все постепенно ухудшалось. Она была настолько поглощена учебой и работой, что новости свалились как гром среди ясного неба.
Однажды утром Гена вернулся из ванной с намыленной щекой. Взгляд у него был дикий. Оказалось, пока он брился, ему позвонили и дали отмашку. Оказалось, Гена давно знал, что все плохо, и готовился, но Лару не посвящал - а вдруг обойдется, да и зачем ей знать, не хватало еще, чтобы захандрила.
Но не обошлось. Говорить никому было нельзя. Никому.
Гена переменился вдруг в лице (хотя куда уж дальше-то) и заговорил жарким шепотом, как не говорил с ней никогда - ни в медовый месяц, ни в той поездке в Перу, ни-ко-гда.
- Лара, Лара, послушай, послушай меня. Я без тебя никуда. Не смогу просто. Ты свет моей жизни. Ты моя душа, анима, понимаешь? Знаешь ты, что такое анима?
Лара знала, но Гена ответа и не ждал.
- Лара... Я болван, идиот, тупое быдло. Я уже давно так думаю, но молчу как баран, не могу сказать тебе. Я люблю тебя. Я не хочу тебя терять. Будь со мной, ладно? Я без тебя не справлюсь. Нас ждет такое, и мне надо быть на ногах, в форме, понимаешь. Только ты меня можешь привести в форму.
Лара заплакала и обняла его крепко-крепко. Никогда Геночка не вел себя так раньше. Она и мечтать не смела о таких словах. Не так у них все было с самого начала, и она была согласна - ведь каждый имел свое и оба были довольны. Когда же произошла в нем эта перемена к ней? Может, когда у нее внутри появилось сокровище?
Но счастье узнавания и внезапно свалившейся на обоих любви не уравновешивало космического ужаса реальности. Все, что у них осталось, теперь, когда оба знали, что пути назад нет, и надо бросить все и всех (!), совершить чудовищное и великое, это были они сами - и они друг у друга.
Хочешь выжить, полюбишь даже собственную жену.
Сперва пришлось сохранять спокойствие и не подавать виду. Горе и страх Лара с Геной делили только друг с другом. И лишь через пару дней, когда Лара по своему привычному расписанию собралась к Леониду Андреевичу, ее обожгло.
- Гена, давай возьмем его.
- Лара, нельзя. Нет в списках. Даже я не могу их менять.
- Попроси Майкла.
- Не могу.
- Если любишь меня - проси!
- Милая, я уже попросил.
- За кого?! За шлюху свою рыжую?
- За тебя.
И внутри все оборвалось.
- Никому ничего нельзя говорить.
- Я помню.
- Кот, родная, солнышко, если бы я мог...
- Я поняла.
- Лар...
- ...
- Лара?
- Ну что?
- Лар, это последний раз. Завтра мы уезжаем на полигон.
- Но ведь еще много времени!
- До официального старта. Фактический старт будет раньше. Чтобы не было паники среди населения.
- Но она же все равно будет! Когда они узнают...
- Нас это уже касаться не будет. Я тебе это говорю, чтобы ты не прощалась.
- Ты мне это говоришь, чтобы мою душу черти изодрали и утащили в ад, пока я буду делать йогу языком! Гена, если бы не он, меня бы не было. Я поверить не могу, что ты не внес его в списки.
- Али разрешили взять только одну жену и одного ребенка, а ты мне предлагаешь логопеда в списки засунуть? Скажи спасибо, что мне тебя удалось пропихнуть. Ты не проходила по...
- Вот и не пропихивал бы! Лучше бы я осталась тут и умерла вместе с ним!
- ...Знаешь, я все еще могу тебя не брать.
- Не можешь. Ни одна другая баба не вынесет твой характер и твои вкусы в постели. А что до того, что у меня не может быть детей - так это тоже твоя вина! Ты настоял на операции, чтобы, понимаешь ли, трахаться без гандона! Какие мы нежные, с ума сойти! В резиночке не стоит!
Тут Генка зарыдал. Лара хотела было его стукнуть, но обняла и тоже заплакала.
Последнее занятие у Леонида Андреевича не задалось. Лара не могла себя заставить, и в конце концов сказала ему, что у Гены очередной приступ и он всю Лару измотал, и она не в себе, а тут еще съемки и завтра лететь на другой конец света. Леонид Андреевич поворчал, но чего уж теперь, да и у Лары в последнее время были успехи, можно и полениться иногда, в качестве разнообразия. Не в последний же раз.
- Не в последний, - эхом откликнулась Лара.
Прощались они обычно коротко. Лара до последней секунды держала строй, но когда Леонид Андреевич уже стал закрывал дверь, она вдруг рванулась к нему, обняла, поцеловала в щеку и зашептала 'спасибо, спасибо, спасибо'. Наверное, он что-то понял. А может, и нет. Но, когда дверь за Ларой наконец закрылась, шумно высморкался в грязный тканевый платок, да так и бросил его посреди коридора валяться.
____________
Через несколько часов они были уже на полигоне. Автобусы курсировали от частных джетов ко входу в единственный терминал. Из них выходили пары с детьми. Выстраивались в цепочку. Геннадий нервничал, но все прошло как по маслу - никто левый не пытался прорваться к кораблю. Ни у кого из избранных не случилось истерики и судорожных попыток остаться. Никто даже не попытался провести на корабль любимую бабушку или питомца. Системы охраны сработали на славу.
Несколько тысяч человек - лучшие из лучших - политики-управленцы, ученые, профессионалы разных мастей, модели, актеры и спортсмены (для улучшения генофонда) - все отобраны ИИ. Оптимальное количество и качество, чтобы дать новый старт человеческой цивилизации. И Ларочка со своим сокровищем, бесплодная, как пустыня.
Пара часов - и все было кончено. Все загрузились на борт, люки задраены. Гости разошлись по каютам, обустраиваться в новой жизни. И тут - тревога, красные лампочки, всех просят занять места - пристегнуться к специальным креслам, пристегнуть детей. Обратный отсчет, турбулентность, и...
Когда стало можно снова ходить, вся колония в едином порыве негодования и ужаса собралась в огромном общем зале. Его предназначили для таких вот собраний, спортивных игр, театральных представлений. Надо же, пригодился едва ли не в первый час полета.
Толпа шумела. Многие плакали. Геннадия попросили срочно выйти к людям и успокоить всех, раскрыв некоторую часть плана (все просчитал и подготовил ИИ). Гена, как опытный политтехнолог, был назначен главой пресс-службы. Лариса вышла вместе с ним.
Гену трясло. Он оперся о белоснежные перила балкончика, с которого, как Папа Римский к пастве, руководство должно было обращаться к гражданам-колонистам и наблюдать за их играми и пьесами в праздничные дни. Пока Гена считал до десяти, чтобы успокоить дыхание, выровнять пульс и унять трясущиеся колени - то ли турбулентность, то ли величие момента, то ли мать, оставленная там внизу - а то и все вместе давало о себе знать, Лариса положила ему ладонь на спину между лопаток. Ее горячая рука и сам древнейший жест поддержки обычно всегда помогали Геннадию прийти в чувства.
Мало помалу толпа затихла. Люди ждали ответов. А Гена все молчал. Лариса сделала пол шажочка и тихонечко заглянула ему в лицо. Набрала в легкие побольше воздуха, правильно, опустив челюсть и мысленно представив столб воздуха, стоящий на опоре, как учил Леонид Андреевич, и заговорила.
- Да, мы взлетели раньше официального старта. И никто из нас не смог попрощаться. Те, кто наверху, кто принимает решение - тоже.
Охрана было подступила, чтобы исправить пошедшую не по протоколу речь, но получила невидимый приказ остановиться. Толпа смотрела на Лару и слушала. Ее сокровище сияло внутри и жгло Лару глаголом, так что нельзя было остановиться.
- У всех нас остались близкие на Земле - родители, дети, братья и сестры, друзья, учителя... - у Лары текли слезы, но это не мешало ей говорить. - Так оказалось нужно. Не мы решили так - не вы и не я. Мы не виноваты. Не виноваты, что выжили и оказались тут. Не нам нести груз ответственности за это решение. Но мы виноваты в другом и платим по счетам за все человечество вместе с теми, кто остался внизу. Экосистема планеты гибнет. Вы это знаете не хуже меня. Наш единственный шанс - оставить ее, запустить цикл восстановления, избавив Землю от самой страшной угрозы - нас. Все, кто остались, погибнут и станут звеньями в цепи круговорота жизни. На нас же лежит священная миссия сохранения человечества в его лучших проявлениях. Сохранения искусства и культуры. Боже, какие фальшивые слова из агитки. Какой идиот писал эту речь? Он, правда, думал, что священная миссия хоть кого-то сможет утешить? Какое нам с вами дело до слов с большой буквы, до этих вымышленных конструкций, мифов, абстракций, когда наши родные и близкие остались там и считают нас предателями? Они наверняка уже знают, что ковчег взлетел. И все это было проделано втихаря, так, чтобы они не узнали. И они остались за бортом. И вся работа по предотвращению паники закончена, потому что паника уже началась. Может, там уже вовсю идут погромы? Может, там уже пошли волны самоубийств?
Охранники сделали шаг вперед. Но толпа молчала. Люди слушали Лару и плакали вместе с ней. Она озвучивала их мысли. Ее мягкий низкий бархатный голос нежно вскрывал нарывы на душе, промывал и освобождал от боли, позволяя честно прожить ее, не делая хороших мин при плохой игре.
Так и повелось. В тот день бунтов и скандалов не было. Все поплакали вместе и разошлись по каютам. Ларису оставили Голосом руководства вместо Геннадия. Теперь она передавала новости о погоде за бортом, событиях на борту, вела развлекательные программы и читала вслух сказки на ночь детям.
Как-то утром Геннадий ушел к своей рыжей. Да, она тоже оказалась на ковчеге. Потому что была беременна его ребенком. Лара едва заметила уход Гены. Все ее дни были заняты вокальными упражнениями, дыхательной гимнастикой и работой. Ее знали и любили все на корабле - с той первой речи без протокола. Все стали ей детьми. Она охотно занималась с желающими, передавая все, чему научил ее Леонид Андреевич.
Спустя годы, вспоминая начало, Лариса вдруг осознала, что Генка-то и был ей нужен, чтобы познакомить с учителем. Ну еще попасть на ковчег, но это она ему в заслугу не ставила. Она не хотела сюда попасть. Да и он в итоге не получил ничего от ее присутствия.
Гена умер на 113 году полета. Его не стали реанимировать и переносить в искусственное тело по его собственному желанию. Лариса даже плакала на похоронах. Ее тело уже давно почти полностью заменили в рамках программы трансгуманизации. Даже голосовые связки смогли синтезировать. Впрочем ее голос давно был оцифрован, и она могла пользоваться обычным динамиком. Но звук был не тот. Так что даже в искусственном теле с искусственными связками Лариса продолжала каждый день делать вокальные упражнения.
Нет, человечество не перестало рожать и жить плотью. Это было непременное условие программы ИИ. Киборгизировали только стариков и больных, и то по желанию. Гена решил умереть. Лара решила не умирать. Тысяча лет - не такой долгий срок, чтобы не дождаться возвращения домой.
Сменились поколения на корабле. Голос давно стала культом, почти божеством. Матриарх из первого поколения. Она нянчила их всех, пела колыбельные им всем, рассказывала сказки, зачитывала учебник истории. Они все видели запись той первой речи. Все делили ношу памяти. Но что такое память поколений? Вымышленная конструкция, миф, абстракция.
________________
Она помнила день, когда начался обратный отсчет. Когда цифры на огромном таймере сказали, что путешествие ковчега перевалило за экватор. Она помнила день, когда путешествию осталось 999 земных суток. Она помнила день, когда их осталось 99. И с каждым днем движение правнуков вокруг нее ускорялось. Суета и приготовления захватили корабль. Старики вроде нее - не так уж и много пожелало остаться из первых поколений - в конце концов удалились в отдельную каюту, подальше от шума, восторгов и нетерпения.
Лариса размышляла, пытаясь понять, что она чувствует. Мозг - это последнее, что осталось в ней от человека, так что гормональные реакции были вполне ей доступны, хоть уже и не проявлялись в теле дрожью, потом и покраснением. Ей было любопытно - это, пожалуй, да. Торжественно - тоже. С возрастом она начала более уважительно относиться к пафосу, который так бесил ее в юные годы. Грустно - и это, пожалуй. Радостно? Ну уж нет. Это больше не ее мир. Она давно решила для себя, что посмотрит на дело рук ИИ, и уйдет. Ей просто хотелось узнать, стоило ли оно того?
Настал день Х. Приземление происходило автоматически, без участия людей. Слава ИИ! Всем органическим людям пристегнуть ремни. Всем киборгам включить стыковку с ковчегом. Обратный отсчет. Долгое ожидание. Турбулентность. Приземление. Еще более долгое ожидание. Получено разрешение открыть шлюз. Получено разрешение открыть главный люк. Проверка окружающей среды дроидами.
Люди терпеливо ждали, пока ИИ ковчега и ИИ планеты договорятся. Наконец, высочайшее разрешение покинуть борт было получено. Выстроилась процессия. Голосу оказали высокую честь, позволив сойти с корабля первой. Ее вели под руки правнук с правнучкой. Не то, чтобы это было нужно киборгу, но так величественнее. Церемонию придумывала не она.
Лара сошла с трапа. Ее встретил чистый до рези в глазах (фигурально выражаясь) и гулкий холл возведенного специально для этой единственной цели космопорта. Огромные окна от пола до потолка показывали земной красоты пейзаж: зелень. Стаи птиц. Пара изящных длинношеих животных, почему-то в полоску, аккуратно пощипывала верхушку незнакомого дерева. Лара усмехнулась про себя, подумав, что ИИ мог бы и единорогов вывести, по такому случаю.
И тут из динамика раздался приветственных голос:
- Добро пожаловать домой!
Лара застыла. Ведущие ее правнуки от неожиданности споткнулись. Тысячелетняя запись, кем, как и почему поставленная именно сюда, голосом Леонида Андреевича на старо-земном языке приветствовала вновь прибывших на Землю людей.
Колени киборга подогнулись. Лара упала на пол и зарыдала, как в тот раз, услышав первую в жизни искреннюю похвалу. Но теплой тяжелой руки, чтобы лечь на затылок, не было. Вокруг столпились удивленные правнуки - когда еще могли они увидеть плачущего без слез робота, неорганическое тело которого заставлял корчиться от боли и счастья древний человеческий мозг. И впервые за сотни лет загорелось и обожгло внутри позабытое, потерянное в тысяче переделок и апгрейдов, сокровище.