Я не знаю, как у других господ-товарищей насчёт подарков ко дню рождения, но у меня полный порядок - в том плане, что подношение презента наполнено глубоким смыслом. Из года в год. Сам процесс, в котором главную роль исполняет вручитель вещицы, а статиста - именинник, то есть я, конечно, пустячный. Ничего особенного. За дежурным сплетением конечностей следует поцелуй - в зависимости от степени родства и искренности во взаимоотношениях - в одно из занимательных мест на лице, включая, помимо сложенных кармашком губ, исправно рдеющих щёк и всесторонне развитой лобной части, также глухонемую к обстоятельствам переносицу. Затем - внимательный осмотр именинника, то есть меня, со всех сторон, с тем, чтобы отметить громко и публично, сколько морщин и седых волос прибавилось за прошедший год. И в заключение - слова пожеланий, у всех дарителей удивительно похожие. В общем, я застрахован от несуразностей, типа той, что произошла на дне рождения у тёщи Мишки Лимончика, когда она ему сказала, из рук в руки получая очередное счастье: "Я отдала тебе самое дорогое - дочь, а ты мне, негодяй, принёс белые тапочки". После чего залепила зятю профилактическую пощёчину. Как бы понарошку и шутя. Нежной ладошкой примериваясь, определённо, к более серьёзному объекту, глазу. Естественно, событие вышло из рамок обыденности. Потому что ещё в школе Мишка славился умением "ставить щелбан" на макушке проигравшей ему в споре стороны: звон, взошедший из волосяных недр тёщи, был, по причине обилия растительности, не так густ и раздолен, как ожидалось, и под определение "малиновый" не подпадал. Зато Лимончик отыгрался на супруженции, подоспевшей на помощь маме, отредактировав её причёску сдвоенным, как он это только один умел делать, ударом указательного и большого пальцев. Успех был ошеломляющим. Гуд стоял стеной, сравнимый разве что с приветственным сигналом проходящего поезда. Затем были: ропот гостей, разглядевших в Мишке жестокого зверя, попытки выкрутить ему руки, рыдания оправдывающейся жены, что она, мол, не поняла предназначение нестандартной обуви и "вообще при покупке подарка не присутствовала", затяжной вопль именинницы, вдруг обнаружившей в черепе пролом величиной с конское копыто, отчего Лимончик, посмотрев на свою ударную конечность, ещё больше разошёлся, вызов стражей порядка. Суд - и развод, уже ожидаемый обеими сторонами.
Но у меня есть то, чего нет у других: нездоровое воодушевление масс, совершивших благородный поступок и их же поучительная непоколебимость в правильности сделанного выбора.
Да, так вот, с одной стороны присутствует в рассказе отнюдь не юбилейная дата, а с другой - копошение человековещей, имеющих ко мне самое непосредственное отношение.
Незадолго до моего дня рождения жена, прихорашиваясь перед зеркалом, мельком обронила нечто странное:
- Число, конечно, не круглое, но родственники ведь всё равно придут.
И она вздохнула, как вздыхает, если можно себе такое представить, щека влюблённого, не дождавшаяся поцелуя. То ли сам факт предстоящего нашествия орды гостей заставил её взгрустнуть, то ли моя товарная залежалость напомнила ей, увы, о собственном возрасте "не девицы с горящим взглядом".
Я ошибся. Вздох означал, что предисловие завершилось, и пришла пора ознакомиться мне с очередной пасторальной картинкой, из той серии, что жидковата на краски, незамысловата по существу и имеет прямое отношение к собирательству кухонной утвари.
- Хотелось сделать тебе сюрприз. Ну, да ладно. Ты же не малое дитя, чтобы дожидаться дня рождения.
Помнится, и два года назад, и пять, и десять так же наличествовал намёк на интригу, так же торжественно произносился текст, и так же он завершался бесшабашным и широким, как разворот баяна, посулом наконец-то по-царски облагодетельствовать меня.
- Я решила подарить тебе мангал. Ты же любишь мясо?
Между любовью к мясу и пламенной страстью к предмету, на котором его доводят до съедобоприемлимого вида, такая же примерно разница, как между симфоническим оркестром и отдельно взятым духовым инструментом, расчёской.
Помнится, как-то супруга одарила меня огромной сковородой, по той простой причине, что я якобы очень даже люблю яичницу. Полк несушек должен был исправно ежедневно трудиться, чтобы доставить мне сиюминутное удовольствие. Истинная же выгода гигантского металлоизделия была в том, что при разбойном нападении я, обороняясь им, мог вывести из строя, по меньшей мере, пять-шесть бандюков, если таковые вдруг надумали бы посетить наши пределы.
Когда я был моложе и глупее, она меня соблазняла - подогревала, так сказать, либидо, - правильной сервировкой стола. Считая, что это и есть основа отношений. Многочисленные комплекты серебряных ложечек и вилок, чашек и бокалов мы трепетно до сих пор храним, как память о лучших годах жизни, когда безоглядно веришь в перемены.
А не далее как в прошлом году я получил от неё в подарок кухонный комбайн. Страсть к еде, издавна, оказывается, гнездившаяся во мне, ко всем этим требующим механического оформления котлеткам-салатам, изрядно подорвала семейный бюджет. Зато как-то странно воздействовала на жену: она расцвела.
- Милая, - взбунтовалось моё сердце после очередного предложения порадоваться объекту пищеприготовительного назначения, - я думаю, что не столько мне ты даришь эту бесполезную ерундовину, мангал, сколько - себе. Хватит, может? Ведь я, например, подхожу к этому вопросу совсем по-иному: так сказать, с ювелирно-косметической точки зрения. Дарю вещи согласно пожеланиям.
- Только не начинай, - поморщилась она, с умилением рассматривая своё войско долговязых ногтей, очень напоминающих, в связи с обсуждаемой темой, шампуры, - лучше припомни, когда ты в последний раз ел блюдо под названием "мясо по-севильски"?
- Такого блюда я вообще не пробовал, и никакого желания жевать его в будущем не имею, - смело поднятое над баррикадой знамя восстания звало в бой, - ты хоть бы какую-нибудь рубашечку сподобилась купить. Ради разнообразия.
- Тебе каждый год твой несравненный Мошкин их дарит, - сухо отрезала супруга, давая знать, что в любом случае мятеж будет безжалостно подавлен.
Что истинная правда. Мошкин, мой сослуживец, всучивает мне с каким-то остервенением сорочки на два размера меньше нужного. И никакие намёки не помогают. Мошкин продолжает гнуть свою линию. Поначалу я, человек, свято верящий в искренность помыслов дарителя, с упорством идиота натягивал их на тело и даже решился, несмотря на уговоры жены "выкинуть эту распашонку и не позориться", несколько раз прогуляться по улице. Выглядел при том экстравагантно. Потому что ткань под мышками, вследствие чрезмерного натяжения, не лопалась, как можно было ожидать, а интересным образом собиралась в складки. И они-то, хищники, выползая из тайников, на переднем плане учиняли форменное безобразие - оттягивали всё, что можно было оттянуть. Отчего я получал в своё распоряжение две уныло вглядывающиеся в землю грудки. Искусственные эти образования, видимо, возбуждали определённую часть населения: со мной многие внезапно перестали здороваться.
Я каждый год складывал в дальнем углу шкафа подаренные сорочки, клял себя за малодушие - пока не решился. Мошкина однажды не пригласил. Так он сам припёрся. Естественно, с подарком.
- Я, кстати, очень люблю музыку, - робко обронил я.
- А я - танцы, - неподдельно возмутилась жена. - Тебе мало дерьма, что валяется во всех углах?
У нас, кстати, есть родственник - с её стороны, редкостная скотина. Не пригласить его - себе дороже. Он из тех "больших и нужных людей", что делают вид, будто готовы вам помочь. "Звоните, если что. Не стесняйтесь!" И вы, наивностью питаемый, связываетесь и выкладываете просьбу, долго и тщетно ожидая ответа. А когда, не выдержав, намекаете об одолжении, то слышите холодное бурчание, из которого следует, что "дело в стадии рассмотрения". И вообще, вам не следует беспокоиться, вам сообщат обязательно. Когда-нибудь. Через лет двадцать.
Однажды мы его, разобидевшись, таки не пригласили. Так он всему нашему клану сообщил, что я - я! - замучил его своими просьбами придти.
И вот этот так называемый родственник дарит целенаправленно утончённо-изысканную музыку. Комплект компакт-дисков. "Нигерийские народные мелодии". Очень познавательно. "Озорные финские частушки". "Звуки природы: из дебрей Амазонки целым и с любовью". "Вьетнамские патриотические песни. Ханой ты мой, Ханой!". Но самым дорогим для меня подарком является диск с интригующим, как молитва аквариумной рыбки, названием. "Огонь, вода и рурские трубы". Это милая сердцу музыкальная, переведённая с немецкого языка, сказка - с экологическим уклоном. Рассказывающая о том, как честный мышонок Айнцвайкляйн задумал очистить изрядно загаженную область от производственных отходов. У него есть друзья, есть, конечно, и недруги - чего стоит только один хулиганистый таракан Ахтунг! Задушевная речь рассказчика сопровождается погребальным колокольным звоном - видимо, чтобы до бестолкового слушателя наконец дошло, в чем опасность загрязнения, - и органным рёвом. Смысл более чем прозрачный: рурские трубы используются не по назначению.
- Я бы не отказался от денег.
- Ты их получишь от своего умного дядюшки. - Жена неумолима.
Если изъять сарказм, то фраза прозвучала бы почти по-домашнему. Отголосок девятнадцатого века слышится в ней. Занавесочки, чай с липой. Чтение "Вестника Европы" в семейном кругу. Сад. Дя-дюш-ка. Нет более уютного слова, чем это. Но мой дядюшка козёл, каких ещё поискать. Шутник. Он систематически приносит на мой день рождения доллар (один) и со слащавой улыбкой говорит:
- Можешь пририсовать столько нулей, сколько тебе понадобится.
Тётушка улыбается тоже. Она ценит юмор мужа. За десять последних лет скопилась гигантская сумма. В десять долларов. И я стал финансовым воротилой, олигархом.
Так, перебрасываясь замечаниями, мы перебираем весь список предполагаемых гостей. И их же предполагаемых подарков, назначение которых, кажется, не доставить мне радость, а досадить.
Хороший мой друг, единственный, из тех, на кого, как говорят, можно положиться, из тех, кто ночью, только позови его, поспешит на помощь, крепко врос в прошлое. Он помнит до сих пор, как в молодости мы, неженатые ещё, ходили в походы, помнит костры, песни под гитару, тяжеленный рюкзак, набитый всяким хламом, флирт под сосной. У него перед глазами общая палатка на восемь тел, где каждому выделено свое укромное местечко. Любовь, точно утренняя роса, свежая и, словно рассвет, неповторимая, ему помнится до мельчайших подробностей - в ряду других таких же любвей, свежих и неповторимых, разбросанных по брезентовым закоулкам. Хороший мой друг, неженатый до сих пор, с постоянством извращенца дарит мне каждый год туристские принадлежности, очень необходимые в семейной жизни. Особенный компас, показывающий направление не только на север, но и, случается, на юг. Ботинки с шипами и отличной шнуровкой. Альпеншток, на всякий пожарный, если вдруг, встряхнувшись, я побегу в горы. Фонарик с трехлетним запасом батареек. Каска, без комментариев. И, конечно же, двуспальный мешок с оригинальной вентиляцией в районе неугомонных ног. Все эти вещи я бережно храню у своей тёщи. Что однажды, смею надеяться, наконец, отправится в поход.
Самая преданная подруга жены, которую, само собой разумеется, мы тоже приглашаем, беспрерывно преподносит картины. Черт бы побрал тот первый день рождения, когда я, не подумав, заявил после исследования странного пейзажа, запечатленного на холсте, что мне нравятся пасущиеся на красном поле зеленые козы! А пуще того - фиолетовые небеса с ядовито-оранжевыми облаками! В углу, почти невидимый, изрядно почерневший, видать, с горя, бубукал в синюю дуду какой-то хмырь. Эта картина давно сгнила на свалке. Я же имею счастье ежегодно получать от признательной гостьи очередной шедевр. Годы я потратил, чтобы развить свой художественный вкус. Однако, в итоге, постичь смысл меняющих цветовую ориентацию предметов не могу. Равно как не будоражат меня, например, ни кубическое море, ни авангардистски выписанные трехголовые людишки, что стали массово заселять последние картины. Посему свою коллекцию я прямиком, лишь только дню рождения официально приходит конец, передаю на хранение в мусоросборник. Там надежнее.
Однажды вышел конфуз. Подруга, для поддержки, посмотрев на своего супруга, преподнесла картину, на которой вроде бы был нарисован натюрморт. Солонка в окружении следующих деликатесов: колбасы, головки сыра, связки чеснока, острия селедки.
- Неизвестный Снейдерс? - Прокричал я.
- Это же твой портрет, - подруга густо покраснела.
Я не так, не под тем углом смотрел. Там, где моё буйное воображение вычертило селедочную голову, был нос, сырные дырки заменяли глаза.
- Правда, красиво? - Спросил этот пентюх, её муж.
Улыбка моя умерла вместе со словами:
- Ну да!
И хотя обнажённые стены явственно намекали, эта странная парочка очень воспитанных мудаков, ни разу ещё не поинтересовались местонахождением подаренных картин.
Двоюродная сестра жены, чья мысль тяготеет к законченным формам, ежегодно вручает мне набор стаканов. Причем в последний раз сестричка отличилась. Стекло было столь толстым и тяжелым, что я едва не уронил подарок на пол.
Мой двоюродный брат менее оригинален. Он по-мужски скуп на эмоции. Отделывается так же набором - инструментов. И так же считает, что это мне крайне необходимо. Открывая очередную коробку, я выискиваю глазами молоток, самую приемлемую вещь для того, чтобы, наконец, доходчиво объяснить моему родственнику, как мне всё это осточертело. Впрочем, лучшего результата можно добиться с помощью лобзика и тисков.
Короче, список мы поименно перебрали, как всегда, а никаких достойных аргументов, чтобы не проводить этот праздник души, не нашли.
Как сказала жена, любая дата - это горящая лампа. На свет которой слетаются мотыльки. И спор на том оборвался.
И вдруг я вспомнил. Недавно на стадионе я познакомился с очень даже интеллигентным и умным человеком. Поговорили, обменялись адресами. Приглашу-ка я его, подумал. Он - личность свежая, глупости не сотворит.
И вот - день рождения. Поздравления. Лобзания. Приторные пожелания. Рукопожатия. Поток подарков. Всё - то же. Бронебойные стаканы. Мангал, продемонстрированный женой перед ошарашенными гостями: отныне сила моей любви будет прямо пропорциональна степени прожаренности мяса. Сто пятый напильник с инкрустированной ручкой. Походный примус. Ещё картина. На голубом фоне - извините, я не могу идти против истины - позлащённый восходящим солнцем зад. Нет, это, оказывается, не зад, а щёчки возлюбленной художника, его Джульетты. Конечно же, доллар. Очень хочется петь от радости: богатства прибывает. Рубашка со стоячим кружевным воротничком. Модно. "Примерьте, пожалуйста!" Выхожу пред гостями в актёрском одеянии, наперёд зная отзывы. "Замечательно! В самый раз!". Рубашка выгодно контрастирует с заголившимся в лучах солнца задом возлюбленной. И только резь под мышками возвращает меня к действительности. Музыка. Комплект компакт-дисков. Народные песни. Как географически мило! "Сердце Гваделупы", "Душа Сальвадора", "Мечта Гондураса"... Я даже позволяю себе пошутить. "Не хватает, кажется, "Счастья Коста-Рики". Все смеются.
И вот. Здравствуй, мой новый друг. Здравствуй, моя надежда! Ты пришёл...
Гость скромно протягивает мне свёрток со словами "книга - лучший подарок". Кто же спорит! Я разворачиваю, предвкушая сюрприз. Я люблю книги. Очень.
Самоучитель шведского языка. Это же сколько там стран в Европе? Сколько ещё предстоит мне познать...
А я ведь при встрече думал, что он умный. Один раз потратился бы основательно на приобретение самоучителя арабского, и к проблеме больше бы не возвращался. Глядишь, на следующий год мне радость бы доставил, и впрямь что-нибудь полезное подарив.
Я щедро улыбаюсь гостю. Какие-то дурацкие посторонние мысли между тем проскальзывают в голове, из тех, что возникают при неладах с самим собою: боже упаси, я не любитель ритуальных танцев вокруг костра из книг. Но настроение, что греха таить, улучшается. Будет чем развести огонь в мангале.