Столько сюжетов, как говорится, под ногами валяется - только успевай их подбирать. Запоминать и записывать. И порой удивляешься, читая чужой текст, в котором вязнешь с первых же слов. Безвкусное, бессодержательное варево. Автор сам его пробовал? "Он взглянул на нее. Она на солнце. Солнце на них. "Сколько же лет, милый, мы не виделись?" Радость растеклась по его телу, гибкому и сильному...". И уже знаешь наперед, что у Него где-то за обломками бесцельно растраченного времени прячутся нелюбимая жена, двое детишек, а Она, бедняжка, так и не вышла замуж, все продолжая любить Его - терзая по вечерам в холодной кровати, в тихом одиночестве, фотографию любимого. А если эту тетку, ноющую о нерастраченных чувствах, в действительности растормошить да подзавести, то она расскажет немало интересного о своей прошлой жизни. И солнечный луч, настроенный на сентиментальные откровения двух старых любовников, вряд ли согласится с этого момента, как откроется правда, их согревать. Зато и читатель не будет ронять тоскливо нижнюю челюсть в трусы.
Да, как-то незаметно и плавно разговор перешел к самой спотыкливой теме - эротике. Всегда умиляла крепко сколоченная из глупости и невежества фраза: "Он достал свою головку...". Это в большинстве случаев - отправной пункт в путешествие по стране неземных ощущений. Обойдем стороной уместность здесь притяжательного местоимения. Потому как сидим уже в вагоне поезда, который, знаем, сейчас вот-вот тронется, но еще не догадываемся - в каком направлении. Возможно, в том, где полноценное счастье оценивается по шкале однополой любви. Нам там делать нечего. Нам зато есть что делать с доставаемой головкой. Ее следует без всякого медицинского осмотра вернуть на место, а автору посоветовать обратиться к анатомии и богатой на выдумку истории человечества. Обе науки друг друга едва замечают, их не связывает горячая дружба; отношения между ними отстраненные, похожи на те, что демонстрируют агент, внедренный во вражескую разведку, и его связной. Оттого пусть, поочередно вызванные для дачи показаний, эти дамы держат ответ - каждая в отдельности. Для первой головоломка приготовлена попроще, могущая вызвать только нервный тик века у неискушенного любопытца. Как такое автору могло придти в голову - ограбить своего героя, что, насильно загнанный в сексуальную озабоченность, начинает от безысходности щеголять обрубком? Вот, для примера, кухонно-совокупительная тема, очень близкая по духу, где другой, более благополучный персонаж, после бурной ночевки, собираясь приготовить для себя и возлюбленной омлет, достает из холодильника яйца. Как отнестись к такому идиоту, что возвестил бы миру о своем решении извлечь из недр автоматического Дедушки Мороза только белок или желток?
Для второй дамы, собственно говоря, вопрос может быть перелицован в утверждение, не требующее отклика. Если уж толкать описанного имбецила на какие-то действия, то, во избежание недоразумений, следует изначально прочитать ему краткий курс развития человечества. Не доставай род людской со дня своего появления то, что там в разборе извлек из тайника наш активист, не было бы ни его самого, ни, углубляясь дальше в историю, мамы с папой, ни - увы, тоже! - этого рассказа. Что еще можно найти в лабиринте брюк - неужто сковороду или утюг? - не знаю.
И ведь что не радует... Многие эротописцы, заставляя разоблачаться несчастных, обреченных потеть безостановочно весь сюжет особей, в финале о них забывают. Если не сказать резче - плюют на них. То ли по недоумию, то ли из-за врожденного жлобства, то ли по причине элементарного жмотничества. Жаль им, видите ли, накинуть на героев какую-нибудь одежку. Так и уходят они за кулисы голые, выставляя напоследок развороченные окрестности тел. Как будто трудно невдалеке от заключительной точки выстроить раздевалку.
Слово "раздевалка" меня, признаюсь, отчего-то наводит на мысль о спортивных достижениях. Тема благодатная. Но почему-то упорно обходимая пишущей братией. Наверное, не каждому дано талантливо поведать, как пловчиха отдалась на финише рекорду или отобразить возбуждение беговой дорожки при встрече с любимыми ногами атлета.
Потому на ум приходит более востребованная ассоциация: армия. Сапогописцев и мундироведов у нас море разливанное. И это море, в котором и я, капля жалкая, растворился, стремится плеснуться в каждый надвигающийся глаз. Тут я умерю на оборот ироническое повествование, ибо носить погоны - труд нелегкий, и военный - профессия, одна из немногих, мной уважаемая. Пройдем, склонив головы, мимо тех, кто с благоговением вычитывает из Устава положения, как надо правильно не только заправлять постель, но и любить сторожевую кочку. Отдадим должное другим и поймем - их, самозабвенно на пятистах страницах растолковывающих нам, недотепам, как следует быстро собрать пистолет Макарова, чтобы вовремя застрелиться и тем самым избежать плена.
У нас маршрут иной, необычный: по местам боевой славы, расположенным на пересечении эротических фантазий и солдатских будней.
Мне искренне жаль полковников. Как-то безусых лейтенантов и уныло-педантичных майоров - нет, и не сказать чтобы уж очень - плодовитых на приказы генералов. А вот этих, как скверная гостиница, трехзвездочных с накатанным двудорожьем на погонах - до понурости плеч. Сложилась добрая традиция у казарменных знатоков утеплять солдатские промежности именно полковничьими дочками. Наверное, последних переизбыток, их некуда девать. Возможно, в чем-то старшие офицеры провинились, и за то расплачиваются юницы. Есть мнение, что так удобно больному одиночеством подсознанию: возраст девиц вполне подходящий - доросли до позволенного им счастья. Так и хочется посоветовать несчастным полковникам, чтобы они, разобравшись в своем генетическом хламе, начали, наконец, воспроизводить иной человеческий материал. Грядут хотя бы изменения в иерархическом обществе. Бессчетное количество солдатушек на всех графоманских просторах соблазняет, развращает и, насытившись, выбрасывает за ненадобностью податливых, точно глина, именно обозначенных девиц. Все начинается лирикой: "Варь, а, Варь, это ничего что твой папа - командир полка, а я всего лишь - замыкающий в строю и вечный страдалец в наряде? Ты приходи ко мне, вдвоем постоим на вышке, поокаем, ночь разнообразными, как ученические гербарии, чувствами приветим". И полковничья дочка Варя как-то проносит мимо караула свои взлохмаченные желания и наготове органы, чтобы их всучить отъявленному разгильдяю. Показ торжества солдатской правды всегда немудрен. Упираясь пятками в звездное небо, такая варюха вершит обязательный минет на жизненно необходимых четвереньках. Подведомственная территория во главе с борзописцем не спит и едва дышит. Есть что рассказать населению страны, голодной на подобные страсти. Да, все начинается лирикой, а заканчивается зачастую коллективным пользованием полковничьей дочурки. Ну хоть бы кто-то из свидетелей застыдился - в затоптанное звездное небо выкрикнул бы, что хлебать из общего котла с мелким дном, то же самое, что поочередно носить грязное исподнее. Нет же, несет его рукой фантазера в солдатскую гущу. Боится, что не достанется.
Мне вот это словцо "достанется" напоминает о безвременно усопшем дефиците. Когда любая вещица - будь то пылесос или заурядный набор бритв - проданная с черного хода, вызывала такой душевный подъем, такую любовь к родине, такую переоценку международного положения, что грудь ходуном ходила, а у слез не было иного выхода, как искренне блестеть в уголках ошалевших глаз.
Значит, на этом полустанке нас ждет встреча с прошлым. Я и сам его обожатель. Потому что был чертовски молод, слегка, если смотреть издалека и в профиль, - аленоделонист; все казалось простым и одновременно загадочным. Счастливая масть сама перла ко мне, не то что сегодня. Ну, подумаешь, некоторые недостатки, "имеющие место в нашей по-социалистически налаженной жизни". И был недостаток секса - как бы. Сослагательщина намекает, что такая ситуация наблюдалась на аверсе бытия, тогда как реверс подразумевал нечто обратное парадной стороне. Официально никто не сношался, не трахался, не совокуплялся: крестьяне и рабочие вместе с жалкой интеллигентской прослойкой чинно лишь спали. Иван под боком у Марьи. Лазарь Семенович - с Дорой Наумовной. Энхэамгалан делил приятности на пару с Пунцигмой. Этот глагол "спать", по сути, один отвечал за деторождаемость в стране. Чем удобнее был дефицитный диван, тем шумнее и шире - семейный круг. Потому шумел и ширился он, в основном, на восточных окраинах, где народ в укладывании тела не столь прихотлив...
Сегодня же все изменилось. И прошлого в воспоминаниях навалом, и секса. Сегодня не только сношаются, трахаются, совокупляются, любятся, но и долбятся, и пилятся аж за ушами пищит, и - куда там без правды жизни? - ебутся.
Ебутся, на нынешний лад, надо сказать, расчетливо: обязательно с какой-нибудь исторической личностью. Потому что кому интересно знать, какие экскурсии совершал Иван в Марьины Пещеры? Этой информацией вряд ли удивишь. Природа ведь никого не обходит стороной, наделяя одних поисковым оборудованием, а вторых - массой занятных достопримечательностей.
Осталось немало свидетельниц наполеоновского похода. Они еще помнят - и берегут свято - тот огонь, который высек из своего божественного члена император. По их словам, высекал его вероломный нарушитель российских женских границ всегда "однажды". Однажды - на балу, однажды - после оставления Москвы Кутузовым, однажды - на берегу реки Березина. И все эти отнаполеоненные глупышки подставляли грудки и спинки, вращали циркулем ножки просто так, ведомые внутренним побуждением. И лишь одна - из патриотических соображений, выуживая из захватчика картографические подробности предстоящих сражений. Эдакий Зорге тех лет в кринолине.
Еще больше суетятся те, кто будто бы видел в разных проекциях товарища Сталина. Как только что вымытое окно, они в своих намерениях чисты. Очень хочется постоять рядом с Сосо. Там где "постоять" - там и привычное "полежать" обнаруживается. В истории нынче приоритет горизонтальных фантазий.
Некая Красновская (фамилия изменена), хитрая бестия, выпустила объемистый труд, который можно было бы назвать "Меня любил Йосик". Так будет правильнее. Половину книги она напропалую развратничала с вождем, так что в какой-то момент тяжкое подозрение зародилось: кто ж, вашу мать, в действительности тогда страной руководил? Я был привередлив и до хруста в ключицах неправ. И невнимателен. Красновская притащила с заднего двора подсознания свои волнующие воображение игры. Эту же половину повествования она любовно перебирала сталинские пальцы, чего я поначалу не заметил. То она поцелует его в указательный коготок, то заглотнет большачок, что есть прелюдия, как известно, к тряской гонке. То она лизнет межпальцевую развилку, то по щечке своей проведет его ладошным соцветием - сама. Масса любопытных сцен и поз, ставших для меня открытием. Старушка Красновская меня просто очаровала: что там психоаналитические выкрутасы Фаулза. Во второй половине книги, на триста пятьдесят восьмой странице наступила кульминация. Не просто так манипулировала чужими перстами любовница; все что-то мимоходом намекала на особые свойства альпийских лугов и качество грузинских вин. В точно запланированную Красновской минуту сталинский середнец, что важно - без заусенцев, проник в ее подставленную задницу. Сладострастная героиня кричала и билась в экстазе, как - пошлое, но справедливое сравнение, - одинокий чулок в барабане стиральной машины. Вот вам честный напрашивающийся вывод. Одной рукой Сталин ворошил страну, да так, что она чуть богу душу не отдала, другой посредством пальца, как опытный пахарь, промерял глубину борозды Красновской. Гений вездемудр, всюдубыстр, всегдазнающ - мастеровитокрыл.
Следующие персонажи на очереди. Во-первых, срок секретности истек - им пора появиться. Во-вторых, экран игриво подмаргивает, ссылочки сериальные дает: кому выписать экзотическую биографию. И уже ожидаемо напрягаются клиторы и набухают губки тех, кто историю не может представить иначе изложенной.