Цена Нелюбви
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
ЦЕНА НЕЛЮБВИ
"Воспитать счастливого человека
может только счастливый человек."
А.С. Макаренко
Панна Зося привычно поправила белокурый локон. Белоснежные кружевные воротнички она не ленилась менять ежедневно, и локон на фоне кружева смотрелся неотразимо. Жаль, что некому оценить ее утонченность. Оказывается, в России была поговорка: "учительница - вековуха", т.е., вечно ей ходить в старых девах. Учителей - мужчин маловато, а женихов среди них в этой школе вообще не было. Зосе необходимо было побыстрее выйти замуж, чтобы сменить фамилию и окончательно затеряться среди граждан Советского Союза.
При всей молодости и миловидности Зоси жизнь ее была сложнейшей шахматной партией и постоянной борьбой за выживание. Ее родители, убежденные и активные коммунисты, будучи сотрудниками Коминтерна, тайком перебрались в СССР из Польши. В Москве они учились в польской секции Коммунистического университета национальных меньшинств Запада и жили в коминтерновской гостинице. Зося ходила в школу для коминтерновских детей. В 1936 году ей должно было исполниться 16 лет. Перед днем рождения отец, обычно строгий и вечно занятый, позвал ее погулять в Парк Горького и на удаленной аллее посадил на скамейку:
- Зося, слушай меня внимательно. Ты уже взрослая девочка. Отнесись очень серьезно к тому, что сейчас услышишь. От этого зависит, сможешь ли ты выжить в этой обстановке.
Зося остолбенела. Никогда ни слова осуждения обстановки в стране она от отца не слышала, а, оказывается, отец видел и понимал вещи, ей недоступные. И вот что он сказал. Он видит явное предательство коммунистического движения со стороны руководства страной. Некоторые из его старых соратников, честные и преданные коммунисты стали пропадать неизвестно куда. Отец подозревает, что в подвалы НКВД. Если его догадки верны, то им с матерью угрожает реальная опасность, и ей тоже. Пока у него еще есть возможность попытаться спасти дочку, но сколько осталось времени в запасе, неизвестно. Ей надо, ничего не декларируя и не подчеркивая, отделиться от родителей. Они вместе сходят получить для нее паспорт, но надо постараться немного изменить ей имя. А главное, национальность. Про польское происхождение надо намертво забыть. При ее славянской внешности можно бы записаться русской, да выдает ее акцент, хотя и слабый. Придется записаться еврейкой, и не надо морщиться. В конце концов, она уже не панна, а советская девушка - интернационалистка.
Так и сделали. Вместе пошли в паспортный стол, и отец буквально очаровал молодую паспортистку. В серой фетровой шляпе и плаще - пыльнике он был неотразим. Он убедил ее вместо имени Зофья написать Софья, а фамилию Вышневецкая заменить на Вишневская, объясняя, что это всего лишь перевод с польского на русский. На вопрос о национальности отец долго объяснял девушке - паспортистке, что на самом деле они - евреи и подвергались из-за этого в Польше преследованиям. Благодаря своей внешности им удалось записаться поляками, заодно так было легче заниматься подпольной работой. А теперь они хотят восстановить свою истинную национальность. Паспортистка никогда не видела, чтобы кто-нибудь добровольно просился в евреи, и поверила во все. Надо было указать место рождения.
- Город Самбор, - без запинки сказал отец. Он предвидел, что территория Польши частично будет захвачена советскими войсками, а географии паспортистка не знала.
- Где это? - спросила она.
- Это на Украине.
И отец стал увлеченно рассказывать малообразованной девочке про то, как польский магнат Адам Вышневецкий, его тезка и однофамилец познакомил Марину Мнишек, дочь воеводы города Самбора с Лжедмитрием, и что из этого вышло. Все-таки, отец был очень обаятелен, истинный профессионал, и девушка слушала его, как Шахерезаду. В результате они вышли с самым настоящим паспортом на имя Софьи Адамовны Вишневской, еврейки по национальности. Конечно, отец мог по своим каналам сделать ей любой паспорт, но всегда существовала бы опасность проверки. Правда, комсомольский билет пришлось изготовить, поскольку Зося была не комсомолкой, а членом КИМ, т.е. Коммунистического интернационала молодежи. Оставался вопрос о месте проживания.
- Слушай меня, девочка. Я подготовил покупку комнаты в кооперативном доме на твое новое имя. Квартиру покупать нельзя. Если она будет пустовать, это станет скоро заметно.
- Пустовать? А где же мне жить?
- Не все так просто. Как окончишь учебный год, уезжай из Москвы. Лучше всего поступай в педагогический техникум в любом провинциальном городе.
- А в институт нельзя?
- Пока нельзя. Во-первых, надо уехать, как можно раньше. Преследования могут начаться в любой момент. Во-вторых, необходимо тебе побыстрее получить подходящую профессию. Потом будет легче поступить в институт. Не к станку же становиться, там ты не приживешься. В первые годы тебе следует вести себя как можно незаметнее. Это будет тяжело, но придется три года жить на одну стипендию, а главное, ничем не выделяться среди однокурсников. При твоей внешности это и так непросто. Одевайся скромно, питайся по столовкам, как все. Жить тебе надо будет в общежитии, получишь там временную прописку. Перетерпи, ничего не поделаешь. Я тебе ничего не буду высылать, а ты говори всем, что сирота. Тем более, что это может оказаться реальностью, не дай бог. Когда получишь диплом и право работы с дошкольниками и школьниками младших классов, оттуда тоже уезжай. В Москве тебя будет ждать собственная комната, из которой никто не сможет тебя выписать. Постарайся побыстрее устроиться на работу. Хорошо бы выйти замуж и еще раз поменять фамилию.
Пока смогу, буду понемногу, чтобы тоже не привлекать внимания, класть деньги на сберкнижку на твое имя. На стене комнаты будет висеть твоя фотография, а за ней под обоями поищи тайник со сберкнижкой. Если ты вернешься и найдешь ее, знай, что нас нет в живых. Не ищи нас в гостинице, не подходи близко, чтобы тебя не увидели. Я перестану вкладывать деньги, как только опасность станет реальной. Не плачь, детка. Будь мужественной, сохрани себя. Это единственное, что ты можешь для нас сделать. Никто ничего не должен знать, даже мама, чтобы случайно не выдать нас, а я как - нибудь объясню ей твой внезапный отъезд, не беспокойся. Если мы с ней выживем, найдем тебя.
Через несколько дней отец повел Зосю в ее новое жилье. Входную дверь он открыл своим ключом. На кухне возилась женщина средних лет.
- Здравствуйте, Антонина Ивановна, - приветливо поздоровался отец. - Вот привел свою дочку к вам. Знакомьтесь, это Соня.
Зося увидела перед собой простое и доброе лицо. Выяснилось, что Антонина Ивановна работала бухгалтером в одном из учреждений. Семьи у нее не было, и девочке она обрадовалась.
- Вы не беспокойтесь, Адам Казимирович, я присмотрю за вашей дочкой. Вон она какая славная.
Соседка пошла в свою комнату и вышла с небольшой деревянной этажеркой для книг.
- Вот, Сонечка, это будет твоя первая мебель. Заходи в свою комнату, осматривайся, обживайся. Вот еще тебе на время табурет. А вы подумали, какую мебель надо купить?
Зося поблагодарила женщину и пошла осматривать свою комнату, а в это время соседка встревоженно спрашивала отца:
- С вашей девочкой что-то случилось? Она так расстроена, чуть не плачет.
Отец благодарно и внимательно посмотрел в ее глаза:
- Спасибо вам. Теперь я действительно спокоен за дочку.
- Не беспокойтесь, я всегда ей помогу.
Зося вернулась на кухню, и они тут же заговорили про посуду и кастрюли. И керосинку нужно, но лучше кухонную утварь покупать, когда Соня вернется.
- А что, она не сразу будет здесь жить?
- Нет, она года на три уедет учиться.
Антонина Ивановна решила больше вопросов не задавать и еще раз пообещала заботиться о девочке. О ней самой кто бы позаботился. Когда Зося вернулась, она уже сидела, а в ее комнате оказались другие люди. А пока на обратном пути отец показал Зосе тайник, в котором он прятал ключи от входной двери и от комнаты.
И вот Зося, а теперь уже, Соня Вишневская, получив свидетельство об окончании восьмого класса, уехала в город Куйбышев, чтобы поменять жизнь по совету отца, и в поезде начала привыкать к новому имени. В педагогический техникум, который на следующий год был переименован в педучилище, она поступила без труда, училась хорошо, ровно, хотя без особого интереса. Да и какой интерес, какой вкус к жизни мог быть в ее состоянии неизменного тайного страха. На рынке Соня купила пару дешевых платьишек, чтобы не отличаться от других девушек, но это было совсем непросто из-за ее красоты и привычки к опрятности. Самая дешевая, но всегда чистая и отглаженная одежда смотрелась на ней нарядно.
Держалась с однокурсницами Соня тоже ровно и равнодушно, ни с кем не дружила. Она придумала себе образ отличницы - зубрилки и занималась только учебой, даже на танцы не ходила, чего соседки по комнате в общежитии никак не понимали. Самая заводная из них, естественно, Соню не взлюбила за красоту и отчужденность, а главное, за белокурые локоны, которые сами вились безо всяких папильоток.
- Ишь, барыня - интеллигентка паршивая! Вот мы тебя поймаем и лохмы - то твои отстрижем.
Услышав это, Соня наутро пошла в парикмахерскую и коротко, современно постриглась, только ее густые вьющиеся волосы все -равно красиво лежали. Со временем они снова отросли, но к ней уже привыкли, не любили ее, но и не приставали; уж очень она хорошо училась и была полезна. Всегда могла объяснить непонятное, а изредка давала списать. Парни сначала оказывали ей вполне недвусмысленное внимание, но тоже отстали, наткнувшись на ее полное равнодушие.
Так и жила бедная одинокая девочка, ожесточаясь и учась скрывать свои чувства. Она сама ходила по острию ножа, а тут еще страх за родителей буквально душил ее. В течение 1937 - 38 годов польская секция была полностью упразднена. Судьба родителей была ей неизвестна. В газетах все сильнее разжигался "народный гнев" против "предателей и врагов народа". В их число попали самые пламенные коммунисты, старые знакомые родителей. Соня умом понимала, что они тоже обречены, но все ее молодое, полное жизни существо вопило, протестуя против несправедливости. Мама была так молода и красива, а отец... О, господи, как же он все вовремя понял! Так много он мог, а себя и жену спасти не сумел. Невозможно вырваться из этих смертоносных объятий. И Соня после уроков пропадала в библиотеке, пряча лицо в книгах и стараясь как можно меньше времени быть на глазах у чужих людей. Так прошли три года, которые могли бы стать самыми счастливыми в ее жизни.
Вернувшись с дипломом, Соня поехала по известному ей адресу. Открыла входную дверь и услышала незнакомые голоса. Разговаривали женщина с мужчиной, скорее, ругались. Соня вошла в кухню и поздоровалась. Женщина посмотрела на нее с ненавистью, неприятно пораженная ее молодостью и красотой, а мужик наоборот, уставился совсем с другим выражением.
- Кто такая? - зло спросила тетка, уперев руки в боки. - Ключ у тебя откуда? Украла?
- Здравствуйте. Я пришла к себе домой. Вон та комната моя. Зовут меня Соня, а вас?
- Ишь, какая прыткая. Еще проверить надо, твоя ли комната.
- Проверяйте, - Сонин тон начал понемногу меняться. - А где Антонина Ивановна?
- Враг народа твоя Ивановна, потому посадили ее. Может, и ты такая?
- Может и такая, а вот вы кто такие?
- А мы наследники. Вон Васятка, муж мой, он Ивановны племянник. А ты вали отседа, а то милицию вызову.
- Я сейчас сама милицию вызову.
И Соня открыла ключом дверь в свою комнату. Отец - молодец, что на всякий случай замок врезал. Вот и ремонт сделал. Обои переклеил. Теперь они желтенькие в мелкий цветочек. Хотя и повыгорели, но все равно кажется, что в комнате больше солнца. А вот ее фотография на стене. Соня сняла ее и нащупала что - то за обоями. Оказалось, сберкнижка на ее имя с кругленькой суммой. Тогда Соня села на табурет и тихо заплакала от любви и благодарности к отцу и от горечи невосполнимой утраты. Это были последние слезы благодарности в ее жизни.
Отплакав, Соня вышла умыться и услышала, как соседка настрополяет мужа.
- Надо замок сменить, неча ей тут делать.
- А если она и вправду милицию вызовет?
- Кишка тонка, небось, побоится. Кто она такая, откуда взялась, неизвестно. Ты, Васятка, гони ее взашей и все дела.
Тогда Соня в прихожей сняла трубку телефона, который тоже выхлопотал в свое время отец, нажала пальцем на рычаг, чтобы не был слышен зуммер, и заговорила не очень громко, но так, чтобы ее слышали:
- Алло, это я. Да, из своей квартиры. Да, вы были правы, типы они какие - то сомнительные.
Разговор на кухне прекратился.
- Конечно, надо установить наблюдение, связи проверить. Донос на гражданку Нечаеву, скорее всего, они написали. Да, да, оклеветали честного советского человека. Надо ее дело пересматривать. Нет, не боюсь, пусть они меня боятся. Есть. Так точно. Есть.
И повесила трубку. Соседи стояли в дверях кухни, вылупив глаза, и ничего не понимали.
- Ну, что, жлобы, нарываться будете?
Такого неприятного голоса Соня у себя никогда раньше не слышала.
- Да ты кто такая! А ну, Васятка, проучи ее!
- Это мы щас. С большим удовольствием.
Васятка с масляными глазками направился к Соне, но не дошел. Захват, разворот, и он оказался на полу, благо вышел из кухни в прихожую, более просторную. Затем он получил ногой, куда нога достала, в нос, под ребро, а когда попробовал подняться, то в низ живота. А нога была в туфельке с острым носком, а на каблучке - металлическая подковка. Боль страшная. С такими приемчиками Васятка знаком не был. Да и где он учился драться, в подворотне, а девочка Зосенька в свое время обучалась джиу-джитсу у специалиста - инструктора в кружке для девочек при КИМе. Но тут активизировалась жена и с воплем: "А-а-а!!" замахала кулаками и понеслась на Соню. Первый удар левой она получила в лицо, а когда схватилась руками за ушибленное место, то ей добавили правой в солнечное сплетение.
- Ну вот, теперь и милицию пора вызывать, - тем же неприятным голосом сказала Соня. Как будто кто-то руководил ее действиями. Участковый милиционер появился на удивление быстро.
- Помогите, - жалобно заговорила девушка, - я прямо с поезда пришла домой, а они тут драку затеяли. Он ко мне полез, а она приревновала и сковородкой его. Защитите меня, а то они еще скажут, что это я их избиваю.
Соседи дружно замычали в ответ, что так оно и было. Милиционер даже засмеялся, так это выглядело неправдоподобно.
- Вот видите, в квартиру зайти нельзя. Кстати, они мне уже пообещали замок сменить, чтобы я здесь жить не могла. Или скажете, что не говорили? - и Соня обратилась к соседям. Те просто задохнулись от такой наглости, ведь действительно говорили, крыть нечем.
- Вот видите. А завтра они пьяных своих дружков понаведут, что я одна могу против них? Хоть беги отсюда, а куда бежать? Пока жених не вернется, я одна и совсем беззащитная.
- А где твой жених сейчас?
Тут Соня застеснялась и намекнула, что он работает в органах, послан в командировку, а куда, ей знать не полагается.
- Небось, в тюрьме ее жених, врет она все, - встряла баба.
- Это тебе в тюрьме место, - одернул ее участковый. - Еще раз гражданка Вишневская на вас пожалуется или что с ней плохое случится, сидеть вам - не пересидеть. Пойдете за злостное хулиганство. Даже если кто другой будет виноват, на вас подумают.
И милиционер ушел, по дороге раздумывая, что такая красавица и умница дешево себя не продаст. Наверняка жених у нее, будь здоров, какая шишка. Ишь, чего удумали, что такая девица их бьет. Время от времени милиционер наведывался в "нехорошую квартиру" проверить, не водят ли соседи собутыльников, а на самом деле, чтобы встретиться с девушкой. Была в ней какая-то тайна, и это тревожило и притягивало незатейливого парня.
- Ну, как, поняли, кто я такая? Еще хотите? Так вот, чтобы сидели, как мыши. Утром, пока на работу не уйду, не высовываться. И вечером тоже. Но наблюдение за вами я не снимаю. А Антонину Ивановну надо вернуть. Это была ошибка.
Бедолаги и вправду притихли. Через год с небольшим, когда после рождения внучки интеллигентные свекор и свекровь приехали к ним с предложением выкупить их комнату, Васятка было приосанился и приготовился взвинтить цену, но из-за спины Рони Семеновны выглянуло бесстрастное Сонино лицо, и он спасовал. Так вся двухкомнатная квартира оказалась собственностью Сони. На вырученные от продажи деньги наследники купили домишко в Подмосковье и были счастливы отделаться от "ведьмы".
Через пять лет вернулась Антонина Ивановна, но она была лишена права проживания в Москве. Пришла она ненадолго, посмотреть, может что осталось от ее вещей и старых фотографий. Соня показала ей, что смогла спасти от придурков. В основном еще до ее приезда они почти все повыбрасывали на помойку. Оставить Антонину Ивановну на постоянное житье Соня не имела права, да та и не претендовала, но они долго переписывались, и весь первый год Соня понемногу помогала доброй женщине отцовскими деньгами. Отец бы ее одобрил, Соня знала.
Решив квартирную проблему, девушка принялась за другие. Из первоочередных таких было две. Располагая отцовскими деньгами, Соня могла позволить себе работать не очень много и поступила в вечерний педвуз. Совсем не работать и жить веселой студенческой жизнью она себе позволить не могла, иначе возник бы вопрос, на какие средства она живет. Диплом педучилища съэкономил ей время обучения. Оставалась проблема, какую выбрать специализацию. Математику и физику нельзя, слишком близко к оборонной промышленности, а отец предвидел дружбу, а потом войну с Германией. От оборонки надо держаться подальше, там идут более суровые проверки. Химия - опасный предмет. Обольются ученики кислотой или взорвут что-нибудь, а ты отвечай. Ботаника, биология - это очень скучно, история и география слишком близки к политике. Тоже опасно. Русский язык и литературу надо преподавать тем, кто вырос в этой языковой среде. Видимо, лучше всего для нее - иностранные языки, только не немецкий, а этот, язык будущего врага, коминтерновские дети изучали глубоко и говорили на нем свободно. Английский и французский, поскольку полагалось брать для изучения два языка - вот выход из положения. Если в школе нехватит нагрузки, можно попытаться подрабатывать переводами. Она поневоле была достаточно начитанной, не зря просиживала вечера в библиотеке.
К началу учебного года необходимо было найти место в школе, и Соня пошла сначала в РОНО, потом по адресам школ, но столкнулась с неожиданным препятствием. Почти везде школы возглавляли директрисы, а им молоденькая и хорошенькая сотрудница была в штате вовсе ни к чему. Места для нее не находилось.
- Как же так, - удивлялась девушка, - вы же подавали заявку в РОНО.
- Место уже занято, - одинаково отвечали ей.
Так продолжалось до тех пор, пока она не наткнулась на директора - мужчину. Тот сразу предложил ей сесть и начал кружить вокруг ее стула. Соня с легкой улыбкой смотрела на него Он еще не знал, как она умеет отшивать.
- Мне нужна небольшая нагрузка и только в первую смену. Я уже поступила в вечерний институт. Хочу иметь полноценное образование.
- Похвально, похвально, - директор разгорался все больше. - Расскажите о своей семье.
- Я - сирота. Родители умерли несколько лет назад. Жених мой пока в длительной командировке по спецзаданию. Как вернется, мы поженимся.
Директор прекратил свое кружение.
- Жених? А кем он работает?
- Мне не хотелось бы на эту тему распространяться. Это неважно. Важно, что он верит в мою любовь и верность. А у вас, наверное, тоже есть жена и дети?
Соня смотрела так безмятежно! "А ты - непростая штучка, - думал директор. - Ладно, пусть работает, а там посмотрим, что у нее за жених." И Соне дали первый класс. Не сказать, чтобы вся история с трудоустройством добавила ей человеколюбия.
Итак Соня ходила между рядами, поправляя белокурый локон, пока ее подопечные пыхтели над тетрадками по правописанию. А вы бы попробовали выводить крючочки так, чтобы они выглядели одинаково! Все старались, потому что любили свою первую учительницу, самую красивую в школе и очень гордились ею. У нее в классе не было любимчиков. Со всеми она была одинаково строга, но справедлива. А Соня была просто равнодушна к ним. Ее мысли были заняты решением третьей проблемы - поисками мужа. Хорошо хоть, что в сентябре 1939 года часть Польши, в том числе город Самбор действительно была присоединена к Украине, как и предвидел отец, и теперь Соня считалась уроженкой СССР. Так спокойнее.
В школе все мужчины - учителя были женаты. В институте холостые парни отнюдь не стремились связывать себя крепкими узами, это было не в духе времени. Кастрюли, пеленки, какое мещанство! И вообще, в новом обществе должна быть новая, красивая, свободная любовь. Все любили арию Кармен, сочувствовали Анне Карениной и презирали ее мужа - царского чиновника, бюрократа и зануду. Соня отнюдь не презирала Алексея Каренина, считая его человеком нравственным и ответственным, хотя осуждала тогдашнее обыкновение выдавать молоденьких, хорошенких бесприданниц за стариков. Кстати, и о браке Пушкина она тоже была невысокого мнения и не видела большой разницы между трагедией в его семье и в семье Карениных. Но у нее была своя цель: выйти замуж, чтобы сменить фамилию.
В конце сентября Соня стояла в коридоре института и разговаривала с однокурсницами. Одна девушка подмигнула ей:
- Гляди-ка, тот парнишка за тобой давно по пятам ходит. Одна ты не обращаешь внимания. Наверно, влюблен, только маленький какой-то. А так мальчик ничего себе.
Соня повернула голову. За колонной коридора прятался молодой человек. Соня кивнула ему и знаком подозвала. По тому, как бедняга шел к ней, было видно, что о таком счастье он никогда не мог и мечтать.
- Твое лицо мне знакомо. Где я могла тебя видеть?
- Мы с Вами из одной школы, Софья Адамовна, - дрожащим голосом ответил мальчик. Видно, что говорит, а сам понимает дерзновенность своих речей, ибо ставит себя наравне с ангелом. - Вы преподаете, а я кончаю школу в этом году.
- Сколько же тебе лет?
- Семнадцать, а будет восемнадцать.
"Через год может жениться, - спокойно подумала Соня. - Разница в возрасте у нас три года не в мою пользу, зато, как влюблен!"
- Как тебя зовут?
- Семен Кауфман.
- Кауфман? Ты, что - немец?
- Нет, это еще и еврейская фамилия. Я еврей.
Соня вздохнула. Только сейчас она разглядела его. Немного выше ее, но ничего, еще может подрасти. Густые вьющиеся волосы красивого рыжеватого оттенка. Лицо, все-таки, еврейское. Хороший лоб, умные глаза, но рот великоват. Еврейские крупные губы. Большой мальчик, серьезный, наверное, талантливый, но, господи, какой из него муж? Хотя за год повзрослеет, возмужает. К огромному ее сожалению, совершенно не напоминает ее отца, эталон мужчины в ее глазах.
На лице Сони совершенно не отражались ее колебания. Казалось, что она смотрит на мальчика вполне дружелюбно, даже с неким сочувствием и пониманием. Ну, это она так, на всякий случай, если за год не встретит настоящего мужчину, а сейчас принимать решение преждевременно.
- А что ты здесь делаешь?
- Учусь на подготовительных курсах, собираюсь поступать на химфак.
- Любишь химию?
Мальчик засмеялся:
- Это у нас фамильное. Моя мама - Роня Семеновна Кауфман.
- Никогда не слышала.
- Это потому, что Вы далеки от химии. Мама - профессор Московского Университета, очень известный химик.
- А ты почему не поступаешь в Университет?
Мальчик густо покраснел и ничего не ответил. И так было все понятно.
В школе Семен возникал возле двери ее первого класса почти на каждой перемене. Может, он и раньше так себя вел, но она не снисходила заметить его. Теперь замечала и взглядом давала это понять, но не всегда благосклонно. Видела, что он мучается и не знает, что его ожидает на этот раз. Однажды в школьном буфете сама подсела к нему с компотом и пирожком, а он обмирал, глядя на то, как его божество поглощает пищу, как будто простая смертная. Все это ее смешило и злило, но незаметно для себя она привыкла к его обожанию, тем более, что других обожателей что-то не намечалось. У всех остальных особей мужеского пола была откровенно конкретная цель, и они не понимали, что еще этой ломаке нужно.
Так Соня постепенно порабощала мальчика и себя приучала к предстоящей роли. Второе было намного труднее, чем первое. Только действовать надо было в обстановке полнейшей секретности, чтобы никто не догадался, кем на самом деле был ее жених, мифическая тень которого ограждала девушку от посягательств. К концу учебного года она сделала так, что была приглашена в дом Кауфманов, но безо всяких обязательств с ее стороны.
Переступив порог большой профессорской квартиры, Соня отметила про себя, что ее обстановка, скорее всего, не изменилась с еще дореволюционных времен, т.е., семья была с культурными традициями. Родители были совсем не старыми людьми, около пятидесяти. Матери немного поменьше. Роня Семеновна, живая и неполная дама была очень похожа на единственного сына. В ней так же неуловимо сквозила талантливость при полной доброжелательности поведения. Муж ее Арон Маркович был ей под стать. Чувствовалось, что они составляют прекрасную, любящую пару. Работал муж переводчиком в некоторой закрытой организации и знал несколько языков.
- Так мы - коллеги? - приятно удивился он, вглядываясь в Соню, а ее, в свою очередь, удивило, что он абсолютно не собирался за ней ухаживать, при этом выполняя роль гостеприимного хозяина. Он, что, действительно любит свою большеротую жену? Еще было забавно, что они звали друг друга "Роня". Оказалось, что от имени Арон уменьшительной формой тоже будет "Роня". Таким образом, мир для них делился на две части: они, Рони и все остальное человечество.
Соня была немногословна, хотя держалась корректно. О себе старалась лишнего не рассказывать. На вопрос о родителях отвечала, что она сирота. Про свои еврейские корни ничего не знает. Семья жила среди поляков и украинцев, не отличаясь от них. Еврейские традиции в доме не соблюдались. Родители умерли. Училась в Куйбышеве, потому что отца несколько лет тому назад послали туда работать, но они с мамой быстро заболели и умерли, а она после окончания педучилища одна вернулась в Москву. Здесь у нее есть комната в кооперативном доме. Там она оставалась прописанной.
Сема пошел провожать Соню, как взрослый. Они попрощались у подъезда, к себе она его не пригласила, чтобы соседи не увидели. В это время Кауфманы жарко спорили.
- Не любит она Семочку, неужели не видно?
- А зато как он ее любит, неужели ты не видишь? Ты же мать!
- Разве можно быть счастливым, если тебя не любят?
- Счастье разным бывает. Посмотри, как он ее любит. Единственным исцелением от его огромной любви будет, если она станет когда - нибудь его женой. Тогда, видя ее вблизи, он сможет постепенно в ней разочароваться.
- А что это за сомнительная история с ее родителями? Вдруг взяли и дружно умерли.
- Милая Ронечка, я был лучшего мнения о твоей сообразительности. Ты что, забыла где и в какое время мы живем? Репрессированы ее родители и, скорее всего, расстреляны. Ты обратила внимание на ее манеры? Как она умеет за столом держаться! Значит, родители дали ей хорошее воспитание, а сами не выжили в этой мясорубке, и девочка запугана и озлоблена. Из домашней культурной обстановки попала на базар, где семечки лузгают.
- Ты, наверное, умнее меня, но я кожей чувствую, какой холод от нее исходит. Не то, чтобы ей в глаз попал осколок от зеркала Снежной Королевы, а будто она сама и есть та Снежная Королева, прекрасная и бессердечная.
Тут они услышали звук открывающейся двери. Вернулся Сема.
- Проводил? А, что, Соня не пригласила тебя к себе?
- Нет, она всегда говорит, что не хочет давать соседям повод для сплетен.
Учебный год кончился, и молодежь расписалась в ЗАГСе. Настоящей свадьбы не устраивали, Соня была против показного веселья. Вечером семья собралась за скромным праздничным столом. Родители поздравляли, те отвечали приличествующими случаю словами. Семен был счастлив, испуган и растерян одновременно, короче говоря, ни жив, ни мертв. Молодая жена держалась на удивление достойно, поскольку вначале она искренне хотела принять ситуацию. В ответном тосте Соня заметила, что родителям повезло: каждый из них нашел свою половинку. Даже общее имя их роднит.
- У вас тоже близкие имена: Соня и Сеня, - засмеялся Арон Маркович.
Соня помедлила, но все - таки задала вопрос, который дался ей с заметным трудом:
- Как вы хотите, чтобы я вас называла...
- Не беспокойся, деточка, - молниеносно отреагировала Роня Семеновна, не дав ей договорить, - мама и папа у человека единственные. Зови нас по имени и отчеству, а относись к нам, как дочка.
Казалось бы, какого еще уровня понимания и теплоты было искать рано осиротевшей девушке! Почему же Соня не смогла полюбить всей душой людей, подаривших ей потерянную семью? Может быть потому, что дав все, ее лишили единственного права, любить по своему выбору. На самом деле не они создали обстановку, в которой она оказалась, и эти умные и сердечные люди ни в чем не были перед ней виноваты, но они ждали от нее любви к мальчишке, который ничем не походил на ее отца, а потому не мог казаться мужчиной в ее глазах. И все, что она могла им предложить, была не любовь, со временем переросшая в стойкую нелюбовь.
Тем не менее через девять месяцев родилась девочка Лизочка, Елизавета. Счастливый дедушка почти постоянно мурлыкал себе под нос модный в то время романс:
"Мой Лизочек так уж мал, так уж мал,
Что из листика сирени сделал зонтик он для тени
И гулял, и гулял."
Лицом девочка походила на папу Сеню. "Такая же губошлепка, - с раздражением думала Соня. - Совершенно чужой ребенок. Ах, если бы я могла хотя бы называть ее Эльжбетой..."
За это время Семен поступил в институт. Соня, воспользовавшись беременностью, ушла из школы, благо теперь она имела право учиться на вечернем отделении и не работать, но много времени пропадала в институте. После рождения ребенка родители (назвать их стариками язык не поворачивался, настолько они были полны энергии и преуспевали на работе) решили сделать Соне дорогой подарок на ее выбор. Соня отказалась от бриллиантов, но попросила выкупить у соседей вторую комнату, чтобы избавиться от них и от возможных случайностей навсегда. Родители подивились ее благоразумию и выполнили эту просьбу. Невестка с мужем перебрались в свою квартиру, оставив малышку на попечение родителей, тем более, что кормить ребенка молодая мать не особенно хотела. Зато у них создались самые лучшие условия для учебы. Родители соглашались на все, хотя их работа требовала намного больше отдачи, чем учеба молодежи. Соня все принимала как должное, не испытывая ни к кому благодарности. Когда Лизе было три месяца, началась война.
В первые же дни войны Семен был мобилизован и через год погиб. Арон Кауфман был оставлен в Москве переводчиком при ГЛАВУПРе, женщины с ребенком эвакуировались, но после разгрома немцев под Москвой получили пропуск на возвращение, благодаря его связям. Соня сидела с ребенком, а Роня Семеновна пропадала на работе чуть не круглые сутки. Когда девочке исполнился год, ей наняли няню. Соня устроилась переводчиком в тот же ГЛАВУПР и переехала в свою квартиру. Лиза осталась жить с Кауфманами.
Дело в том, что в жизни Сони произошли долгожданные перемены: у нее, наконец, появился настоящий мужчина, ответственный работник того же УПРа. Как тогда говорили, ответработник, солидный мужчина, женатый и с двумя детьми. Разводиться с женой он не собирался, но Соня прожила с ним несколько счастливых лет. К ее услугам были курорты, рестораны, драгоценности и другие атрибуты обеспеченной жизни. Единственное, что было ей недоступно, это заграничные поездки. Туда он ездил только с законной женой. Во всех других отношениях жизнь была прекрасной. Зато когда его посадили в пятидесятом году, вместе с ним репрессировали официальную жену, а ее не тронули. Почему, ей было неизвестно, но, на всякий случай Соня поспешила снова поменять фамилию на Вишневскую, о чем Кауфманы так никогда и не узнали.
Соня снова обратилась в паспортный стол, сославшись на этот раз на утерю паспорта. Взяла с собой метрику, свидетельство о браке, поскольку быть матерью незаконорожденного ребенка не хотела, купила флакон роскошных французских духов на черном рынке, выложив за них месячную зарплату. Заодно она невзначай попросила паспортистку исправить ошибку в графе "национальность" с еврейки на украинку, ведь она родилась на Украине. Тетка - паспортистка, польстившись на духи, исполнила обе ее просьбы, а когда благодарная Соня простилась, чтобы уйти, неожиданно сказала ей:
- Я и тогда не поверила, что ты - еврейка, но твой отец так захотел. А знаешь, я больше никогда в жизни не встречала таких мужчин, как твой отец.
- Я тоже, - пролепетала удивленная и напуганная Соня, покидая кабинет. Она-то не узнала старую знакомую.
Уволившись с работы, Соня нашла себе новое место в техническом научно - исследовательском институте, где и проработала до пенсии, благо трудовая книжка была выдана на ее добрачную фамилию. Сначала было трудно переводить незнакомые технические тексты с непривычной терминологией, но лентяйкой Соня не была. В свободное время, а его было предостаточно, она почитывала литературу по профильным направлениям на русском языке и постепенно стала хорошим специалистом. Замуж она больше не пошла, обходясь ни к чему не обязывающими романами. Ни с кем связывать себя серьезными узами не хотела, чтобы ни за кого не нести ответственности. Со временем у Софьи Адамовны сложился круг интеллектуального общения, благо она много читала модные в перестроечные времена книги и журналы. Ей всегда было с кем пойти на хороший спектакль или на выставку. В общем, тревоги ее молодости остались позади. Единственное бремя, которое тяготило ее, это - нелюбимый ребенок. И эта нелюбовь проросла в душе девочки ядовитыми цветами.
Собственно говоря, в раннем детстве Лиза общалась с матерью немного. Софья забирала ее к себе, только когда хотела досадить Кауфманам. А те быстро старились после гибели единственного сына. Внучка, так похожая на него, была утешением их жизни. В 1952 году Роню Семеновну неожиданно выгнали из Университета в рамках борьбы с "космополитизмом". Это было так жестоко и неоправданно, что она начала болеть и работать совсем не могла. Арона Марковича тронуть не успели. "Отец народов", слава богу, не смог реализовать всех своих бесчеловечных планов и отошел в мир иной. Оба они старились и слабели, и Софья совсем почувствовала себя хозяйкой положения. В дополнение к хорошей зарплате, которую она тратила полностью на себя, она получала от Кауфманов ежемесячно дотацию на содержание Лизы. Большая часть этих денег тоже уходила на ее потребности. А что делать? Еще со времен ответработника она привыкла одеваться только у лучших портних Москвы, да еще нужны были средства на культурные мероприятия. Дочка была плохо одета, кое - как накормлена, а главное, часто и сильно бита за малейшую провинность или ошибку. Откуда взялась эта немотивированная жестокость, непонятно. Саму мать в детстве родители не тронули пальцем, но сознание своей безнаказанности деформирует некоторые души. И еще, девочка постоянно сознавала свою некрасивость рядом с красавицей - матерью. Те, кто не был знаком с матерью, не считал ее уродкой. Мало того, она была очень похожа на бабушку, которой никто и никогда не сказал, что она нехороша собой, а муж ее просто обожал и уважал. Наоборот, большой рот придавал ее внешности некоторую индивидуальность, и она слыла интересной женщиной. В конце концов, у Наташи Ростовой тоже был большой рот. Но сравнивали мать и дочь очень часто, и в душе девочки поселилась первая змея - зависть. Постепенно она научилась завидовать не только красивой внешности и дорогой одежде, но и чужим успехам вообще и во всем. Свои удачи казались ей малозначительными, а чужие - очень обидными.
Лиза не просто завидовала матери, в то же время она, как и все, с детства восхищалась ею, ее красотой, интеллектом, безупречным вкусом в одежде. К несправедливости в отношении к себе она привыкла, ведь дети любое поведение родителей воспринимают, как должное. Все изменилось в один момент. Однажды в доме Кауфманов девочка подслушала разговор. Роня Семеновна, как обычно в последнее время, чувствовала себя неважно и прилегла. Арон сел на ее кровать, гладил руку, и они шептались, не догадываясь, что их слушают.
- Бедный, бедный наш Семочка! Какая горькая ему выпала доля!
- Несчастный мальчик, так рано погибнуть...
- Я тебе не только об этом говорю. Он не просто мало пожил, он был несчастен в этом браке. Я тебе всегда говорила, что Софья его не любит и не полюбит никогда. Я с самого начала была против их женитьбы. Слепота на него напала, а наш долг был в том, чтобы помочь ему прозреть, а не потакать этой глупости.
- Это с какой стороны посмотреть. Семочка безумно любил эту холодную куклу и был счастлив уже тем, что она находилась с ним рядом. Была близость, которой у него не могло быть с девушкой его возраста. Он успел увидеть свою маленькую дочку. У него была семья, а ведь он погиб уже в девятнадцать. Другие мальчики его возраста ничего этого не познали. Он оставил нам Лизочку, и нам есть, кого любить.
- Еще один бедный ребенок, совершенно не нужный матери.
Тут они услышали тихий всхлип и бросились утешать и отвлекать девочку, но изменить уже ничего было нельзя. Оказалось, что на мать можно смотреть критически, и это будет справедливо.
Очень плохо на неокрепшую душу влиял контраст между атмосферой дома дедушки и бабушки и домашней обстановкой. Там девочку безмерно любили, баловали, старались предугадать любое ее желание. Дома - едва терпели и унижали по поводу и без повода. В доме Кауфманов к ее услугам с самого раннего возраста была прекрасная библиотека, в которой широко была представлена не только русская, но и мировая литература, притом не только в переводах на русский, но и в оригиналах на основных европейских языках. Дома у матери тоже была относительно неплохая библиотека, хотя несравненно меньшая по обьему, но трогать книги ей запрещалось, а за нарушение запрета она получала металлической линейкой по рукам. Привело это к зарождению второй змеи - ненависти при ощущении полного бессилия и незащищенности. Она пыталась жаловаться бабушке и дедушке, но те ничего не могли противопоставить натиску более молодой и здоровой эгоистки. Они даже не смели уменьшить выделяемую Софье сумму, боясь, что это плохо отразится на Лизе.
Развитая не по годам девочка, начитанная, с живым умом и воображением впитывала в себя добро и зло, и противоречивость стала основной чертой ее характера. Ум ее был воспитан в дедушкиной библиотеке на примерах нравственности, а душа, точнее, подсознание, вырываясь из под контроля ума, иногда диктовало злобные мотивы поведения. В молодости, когда все добрее и шире, злоба прорывалась наружу редко. В зрелом возрасте ей, как правило, тоже доставало ума, чтобы останавливать себя от гадостей ближним, но ближе к старости накопилось разочарование в жизни, и ей было все труднее скрывать завистливость.
Сознавала ли мать, что калечит душу собственного ребенка? Зачем она растила из него чудовище? Софья никогда не давала себе труда об этом задумываться. Семена жестокости, посеянные в ее душе во времена Васятки, проросли буйным чертополохом. Сознание безнаказанности опьянило ее. Так и получилось, что она сама воспитала себе прокурора и судью, спасибо, что не палача, потому что змея мстительности тоже прочно поселилась в душе ребенка рядом с ее милыми соседками. В своем воображении Лиза столько раз давала матери пощечины, лупила ее широким ремнем, а со временем придумывала для нее более изощренные кары...Чудо, что этот ребенок не совершил прямого преступления, спасибо дедушкиным книгам, да еще нерешительности, поскольку воля ее была совершенно подавлена. Так они и жили рядом с бедой. Был ведь еще вполне возможный вариант - самоубийство. Бог миловал и от этого.
Отдушиной для Лизы была школа. Учителя ценили ее незаурядность. Со временем появились у нее две подружки: добрая, недалекая Леля и умница Шурочка. Мать не разрешала ей ходить в гости к ним, но Лиза изредка нарушала этот запрет, если знала, что мать задержится на работе. К ее возвращению в доме должна быть переделана вся домашняя работа, это не обсуждалось. Только покупки Софья делала сама, не желая давать дочери деньги в руки, да иногда готовила, если ждала гостей. Возвращаясь, иногда мать слышала, что дочь разговаривает по телефону, и это ее раздражало. Лизе было лет пятнадцать, когда, открыв входную дверь, Софья услышала:
- Да, это настоящая поэзия. Мне нравится в ней недосказанность. Вообще, по-моему, поэзия начинается тогда, когда в стихах больше значения, чем в сумме слов, из которых они слагаются.
Тут Лиза споткнулась на полуслове, наткнувшись на материнский взгляд, а ту привел в раздражение уверенный и веселый тон, которым дочь разговаривала.
- Ишь, разговорилась, губошлепка. Умничаешь?
И девочка привычно съежилась, как от удара хлыстом.
- Полы вымыла? Как мыла, внаклонку или ленилась, шваброй терла?
"Не мать, а злая мачеха, - глотала слезы девочка. - Ненавижу!" И против своей воли любовалась белокурой головой без седых волос, правильным лицом, осанкой. Вот такая была смесь любви - ненависти, чистая достоевщина.
Роня Семеновна вскоре скончалась. Арон Маркович намекнул, что ему одному трудно вести хозяйство. Может быть, Лиза переедет к нему?
- Наймите домработницу, - спокойно ответила Софья. - Не может же девочка вести два дома, пожалели бы ее. Ей еще и учиться надо.
О том, что она сама могла бы освободить ее от забот по своему дому, и речи быть не могло. Это означало бы, что деньги на содержание Лизы Софья получать не будет. Впрочем, Лиза уже научилась скрытности. Оставлять дедушку без помощи она не собиралась. Милый дедушка, добрый и мудрый, он заменил семью ребенку, у которого фактически не было ни отца, ни матери. Именно к нему Лиза водила одноклассника, неказистого Сережку, который иногда провожал ее из школы.
А другие люди, даже школьные подруги отнюдь не были защищены от вспышек ее злобности. Шурочка запомнила на всю жизнь, как однажды после уроков в спортзале плакала Леля. Уже нос и глаза у нее опухли от слез, а те все лились, как из водопроводного крана.
- Лелечка, перестань, скажи мне, что случилось? Смотри, какую лужу наплакала! Ноги промочишь.
Леля плакала и молчала.
- Да обьясни ты, ради бога, кто тебя так обидел?
- Лизка, - с трудом вымолвила Леля и снова залилась слезами.
С большим трудом Шурочке удалось восстановить картину происшедшего, и она сама была потрясена. Оказалось, что сам Валерка Капитонов по прозвищу "Капитан" не только всю неделю провожал Лельку из школы, но даже пригласил вечером пойти с ним в кино. Счастливая Леля на третьем уроке поделилась с Лизой, весь урок они прошептались, а на переменке Лиза проделала такой трюк. Валерка вошел в класс и увидел, что девочки о чем-то говорят между собой, но Лиза смотрела на него и улыбалась так иронично, как будто Леля говорила о нем с насмешкой. А ничего такого не было, в смысле, насмешки, совсем наоборот. И Лелино счастье рухнуло в один момент. Валерка застыл на месте, потом резко отвернулся и пошел к своей парте. Больше он на Лелю не смотрел, а та не смела подойти сама. Зачем Лизка это сделала? Позавидовала, так у нее свой Сережка есть. Почему ей захотелось разрушить чужую радость? Чем Леля и Валерка перед ней виноваты? И как Леле жить дальше? Все кончено.
- Ничего не кончено, - вскипела Шурочка. - Я этого так не оставлю.
Шурочка позвонила Валерке и попросила помочь ей с алгеброй. Валерка, неискушенный в женских хитростях, пришел к ней домой. Они позанимались, а за чаем Шурочка невзначай спросила, не в курсе ли он, почему сегодня Леля так плакала в спортзале. Валерка сразу помрачнел.
- Не интересуюсь. Сегодня видел, как они с Лизкой насмешничали надо мной.
- Да не было ничего такого. Просто Леля поделилась с Лизой чем-то очень важным для себя. Ты неправильно понял.
- А ты почем знаешь?
- Говорят же тебе, Леля потом плакала. Сам спроси.
- Очень надо, буду я унижаться.
- А Лелины слезы ничего не значат, да?
Короче, влюбленные объяснились и продолжали встречаться, только по секрету от Лизы. На третьем курсе они поженились, и Лиза ничего с этим поделать не могла. Ответила на вызов тем, что сама на пятом курсе вышла замуж за Сережку, так сказать, "наш ответ Керзону". Результаты этих браков получились разные. Леля с Валеркой со временем родили троих детей и жили дружно и весело, а Лизин брак "назло", чтобы кому-то что-то доказать, распался через пять лет, и Лиза осталась одна с сынишкой Владиком. Разумеется, к разводу приложила руку мать. Надо бы Лизе с молодым мужем уйти жить к дедушке, но мать не позволила, а Лиза не посмела ослушаться. Вот тут-то мать и оторвалась по полной программе, издеваясь над ними, как соседка по коммунальной квартире. Лиза помимо своей воли была неплохо приучена к ведению домашнего хозяйства, но мать умела любое ее достоинство подать, как недостаток, высмеивая ее перед мужем. Ему же она мешала пользоваться местами общего пользования, когда он торопился на работу. За пять лет Сергею все надоело. Ушел бы раньше, если бы не Владик. Сергей был ему хорошим отцом всегда, даже после развода.
Молодость щедра на великодушие, а школьная дружба чего-нибудь да стоит. Лиза отговорилась тем, что была неправильно понята. Постепенно все забылось. К сожалению, ревнивая судьба иногда заботится, чтобы "жизнь медом не казалась". В приданое к мужу Леля получила полновесную свекровь. Представительная дама, красиво седеющая, с громким голосом и уверенными манерами, разумеется, считала, что простодушная Леля из семьи со средним достатком не достойна ее Валерия. Совсем помешать свадьбе она не смогла. Предусмотрительный Валера сначала сводил невесту в ЗАГС, а потом представил ее маме, что перевело нелюбовь к невестке в категорию прочной ненависти. Не стоило с Тамарой Сергеевной обращаться по принципу "куда она денется". На скромной свадьбе, на которую были приглашены только бывшие школьные подружки Лели и свидетель со стороны жениха, его друг и их общий однокласник, из любопытства пришла Софья Адамовна. Она изредка встречалась с Тамарой Сергеевной и раньше, на родительских собраниях, и эта дама ее заинтересовала. Хозяйка дома чрезвычайно обрадовалась интересной гостье, сразу почувствовав в ней родственную душу. Видя горе матери, гостья стала ее утешать:
- Я вижу, как неприятна Вам вся эта ситуация, но не стоит так огорчаться. Все поправимо. Как поженились, так и разойдутся.
- Поймите меня, она совсем ему не пара. Какая-то плебейка. Ее родителей я даже на свадьбу не пригласила в свой дом.
- Вы правы, я уверена, что Вашего мальчика ожидает блестящее будущее.
- И рядом с ним будет такая клуша, вообразите себе. Это со временем помешает ему занять достойное место в обществе.
- Не помешает, при умелом поведении их нетрудно развести, уверяю Вас. Нужно довести ее до того, чтобы она сама от него убежала, а сын пусть думает, что Вы прекрасно к ней относитесь, а она сама раздувает все проблемы.
- Ну, Вы только посмотрите, вот сидит Шурочка, такая милая и энергичная девушка. Учится в медицинском и уже занимается научной работой. Почему Валерий с ней только дружит?
- По молодости лет, еще не научился разбираться в женщинах. Ничего, мы его спасем. Впрочем, Лиза говорила, что у Шурочки есть молодой человек. Собираются пожениться после института. Надо это предотвратить, а пока пусть поживут наши молодые.
- Но ведь может родиться ребенок!! Значит, всю жизнь платить алименты!! Это ужасно.
- Ничего, в новом браке будут у него другие дети, а за эту ошибку молодости, к сожалению, придется платить до определенного времени. Скажите, пожалуйста, Вы так элегантно носите свою седину, как Вы придаете ей чуть синеватый оттенок?
- Милая, у Вас прекрасный натуральный цвет, и эта проблема не скоро будет Вам угрожать.
Короче говоря, нашли друг друга и принялись сообща разрабатывать план действий. В случае молодых Капитоновых эта тактика не принесла успеха, зато впоследствии свою дочь Софья благополучно развела. Умная и добрая Шурочка все-таки вышла замуж на пятом курсе. К несчастью, почти в то же время, как Лиза развелась, Шурочка овдовела. Муж ее разбился на машине, торопясь на защиту диссертации. Остался сынок Женя, тоже добрый и умный, лицом и характером весь в маму.
Леля и Валера не захотели жить вместе с Тамарой Сергеевной. Валера выписался и прописался к жене в одну комнату коммунальной квартиры. Стали жить вместе с ее родителями. Мотивация была такая: старый дом предназначен на снос. Есть шанс получить одну большую квартиру или две отдельных небольших.
- Хорошо, прописывайся, где хочешь, твое дело, но жить ты обязан с матерью. Бросил меня на старости лет? - жестко настаивала Тамара Сергеевна.
- Какая старость, мама, - смеялся Валера. - Ты уже сто лет в разводе с отцом. Такая красавица, как ты, имеет право на личную жизнь. Выходи замуж и будь счастлива.
- А как же ты, мой бедный? Что ты делаешь среди этих нищих? С ума сойти, поселился в каких-то трущобах... Ты хоть спишь на чистом белье?
- Перестань, пожалуйста. Ко мне прекрасно относятся. Освободили меня от всех бытовых забот, чтобы мог заниматься учебой и наукой.
- Они, что, тебе одолжение делают? Да они на тебя молиться должны и угождать тебе всячески.
- Это было бы мне крайне неприятно.
Родился первый сын. Леле пришлось взять академический отпуск в институте, а затем вообще перейти на заочное отделение. После рождения второго Валерий успел защитить кандидатскую диссертацию и имел право на дополнительные квадратные метры, поэтому, когда их дом расселяли, Капитоновы получили хорошую трехкомнатную квартиру. К этому времени Леля пошла работать воспитательницей в детский сад, чтобы быть поближе к детям. Когда начали жить отдельно, Валерий стал больше времени уделять своим пацанам. Всю неделю забота о семье лежала на Леле, а по воскресеньям отец забирал их и увозил за город, чтобы мама могла отдохнуть. При желании она могла ездить с ними, на лыжах или на рыбалку, но иногда оставалась, чтобы просто отоспаться, тем более, что на подступах были третьи роды. В садик к Леле отдали своих сыновей Лиза и Шурочка. Большая квартира Капитоновых служила им всем продленкой, а дядя Валера был общим воспитателем, единственным мужчиной в этой общине. Мальчишки слушались своего "Капитана" безоговорочно. Никто не пользовался в их глазах таким непререкаемым авторитетом.
Был солнечный мартовский день. Капитан повез свою команду на лыжную прогулку. Каждый нес свой рюкзак, в котором лежали куртка, городская обувь и сухие носки. Слезли с электрички, надели лыжи и пошли по знакомому маршруту. Осенью они уже прошли по нему и заранее установили кормушки для зимующих птиц и зверей. Пахло талым снегом и нагретыми соснами. Старший сын Капитоновых прокладывал лыжню. Сам Капитан шел параллельной лыжней. Эта система была им придумана из-за того, что силы у лыжников были неравные. Младших и слабых никогда не подгоняли. Более сильные и тренированные могли по параллельной лыжне бегать туда и обратно, не скучая и не теряя из виду маленьких. Последним шел Капитонов - младший. В эту зиму его впервые не катили на санках, а поставили на настоящие лыжи с жесткими креплениями. Хотя он от всех отставал, но был спокоен, зная, что его не бросят. По параллельной лыжне то и дело мелькали знакомые фигуры. Больше всего его заботило, разрешат ли ему кормить с рук белок.
- Капитан, - обратился он к пробегающему отцу. Когда ребята были в команде, все обращались к нему одинаково, все были наравне. Это только при своих он был папой. - Можно я сегодня тоже белок покормлю?
- А она тебя не цапнет?
- Не-е-е! Я аккуратно.
- Ну, аккуратно покорми, - разрешил Капитан.
Возвращаясь по параллельной лыжне, мужчина притормозил возле Владика. Тот старался, но отстал от своих ровесников, Капитонова среднего и Жени. Бедный, задерганный ребенок.
- Молодец! Смотри, какие ты делаешь успехи, - подбодрил его Капитан. Владик радостно улыбнулся и задышал полной грудью. Конечно, руки он ставил неправильно, но разбор полетов будет потом, на платформе в ожидании электрички и коснется всех, так что он не будет чувствовать себя униженным. "Надо что-то делать с этой семьей. У парня скоро начнется переходный возраст, и может случиться беда. И так он часто ведет себя неадекватно, то ссорится с ребятами безо всяких причин, то привяжется всей душой к кому - нибудь, кому он сто лет не нужен. То заносчив, а то подобострастен. Трудно ему среди ровесников. У него сбиты какие - основные жизненые ориентиры. Не умеет правильно оценивать ситуацию."
Возле кормушек сделали привал на поваленной сосне, достали термосы и бутерброды. Настоящий обед дожидался их дома. Три мамы должны были собраться на кухне Капитоновых, чтобы успеть приготовить его вовремя, учитывая количество нагулявшихся и надышавшихся морозным воздухом ртов.
Лиза и Шурочка возились на кухне с продуктами. Леля пошла в ванную. Там работала стиральная машина, а в самой ванне тоже шла большая стирка. Лиза чистила овощи и говорила:
- Ты заметила, как Леля в последнее время поблекла? Замоталась бедная.
- Лизка, не вредничай.
- Да я просто ее жалею.
Неожиданно раздался требовательный, настойчивый звонок в дверь. У Шурочки руки были заняты мясом, и открывать пошла Лиза. В дверях стояли Тамара Сергеевна и Софья Адамовна.
- Добрый день, Тамара Сергеевна! Мама, и ты здесь?
- Не могла бы ты вести себя поделикатнее? - немедленно отреагировала мама. Лиза тут же вся сжалась. Тамара Сергеевна не дала себе труда поздороваться и направилась на кухню. Там она к своему удовольствию обнаружила Шурочку:
- Милая моя, как тебе идет быть хозяйкой этого дома!
- Бог с вами, как же я могу быть здесь хозяйкой?
- Ты прекрасно знаешь, что это целиком зависит от тебя.
- Я вас не понимаю. У этого дома есть хозяйка. Лиза, спроси у Лели, как готовить мясо: жаркое сделать или котлеты.
Лиза кивнула головой, вышла за дверь и никуда не пошла, а осталась подслушивать. Диалог продолжался.
- Шурочка, ты такая умница, стоит тебе захотеть, и Валерий выгонит эту клушу с ее выводком...
- Остановитесь, пожалуйста. Во-первых, Валерий любит семью и никого никуда не выгонит, а во-вторых, никто другой тоже тронуть Лелю не может, поскольку она является ответственным квартиросъемщиком.
- Не может быть, - щеки Тамары Сергеевны приобрели свекольный оттенок. - Эту квартиру получил Валерочка!! Как она его объегорила?
- Вы забыли, что квартиру получила как раз Леля с семьей. Именно она давно была прописана в доме, который снесли.
Счастливая Лиза слушала эти препирательства, как лучшую в мире музыку. Из ванной вышла Леля и узнала голоса.
- Что там происходит?
- Тамара Сергеевна сватает Шурочку за своего Валерика.
- А Шурочка?
- Слушает очень благосклонно, - сокрушенно проговорила Лиза.
Леля вбежала на кухню. Разговор немедленно прекратился, что подтвердило ее подозрения. Она посмотрела на Шурочку полными слез глазами. Шурочка подошла и поцеловала ее в щечку.
- Поцелуй Иуды, - очень тихо прошептала Лиза в спину Лели. Умница Шурочка все поняла и резко потащила Лелю из кухни .
- Что случилось? А ну, говори, что тебе напела Лизка? И ты ей поверила? Как не стыдно, ничему тебя жизнь не учит. Заруби на своем красивом и глупом носу: я всегда на твоей стороне. Дура, честное слово. А Лизке я покажу.
Разумеется, Лиза опять отговорилась тем, что из-за двери было плохо слышно, и она не все правильно поняла, зато Шурочка очень хорошо ее поняла. Но надо было торопиться с обедом, и гостий послали в гостиную.
Через некоторое время в дверь снова настойчиво позвонили, но теперь ввалилась веселая толпа с румяными щеками, пахнущая снегом. Лыжи и палки были наставлены в углу так, что в прихожей негде стало повернуться.
- И всю эту ораву Валерий кормит за свой счет, - негромко, но отчетливо проговорила Тамара Сергеевна.