Гарин Марк : другие произведения.

Все мы - Кушниры

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


   ВСЕ МЫ - КУШНИРЫ
  
   Войну Рина почти не помнила. Когда война началась, ей было два года. Они с мамой гостили на Украине у папиных родителей. Рина там заболела ветрянкой с большой температурой, но мудрая бабушка не стала дожидаться, когда "культурная немецкая нация" освободит народ от сталинизма, и велела маме: "Все бросай и уезжай домой." Мама взяла с собой только чемоданчик с детскими вещами и с больным ребенком на руках последним поездом успела уехать в Москву. Сами старики Браславские эвакуировались в Среднюю Азию. Три их сына, в том числе и ринин отец, добровольцами ушли на фронт, а три дочери никуда не поехали и погибли от немцев. Одна из них надеялась, что ее не выдадут украинские подруги, и напрасно надеялась, вторая ушла в партизанский отряд, была схвачена немцами и сама себе рыла могилу перед расстрелом, а о судьбе третьей вообще ничего неизвестно. Пропала, как и не было человека.
   Вскоре после возвращения мама с Риной уехали в эвакуацию в Киров, бывшую Вятку к маминой родне. Отец посадил их на поезд и прямо с вокзала отправился в военкомат, сдал свою бронь и добровольцем ушёл на фронт. Тогда в детстве у нас с Риной была первая возможность познакомиться, но моего отца, врача, быстро мобилизовали, и мы всей семьёй отправились, вместе с ним на Дальний Восток. Перед отъездом меня сфотографировали в самой большой и знаменитой в Кирове фотографии, а через некоторое время там же сняли маленькую Рину, чтобы послать фотографию её отцу на фронт. Обе эти карточки у нас сохранились. Мы стоим у той же самой решётки в одинаковых высоких ботинках со шнуровкой.
   Ринин отец проявлял большой героизм и однажды, когда он, вместо пьяного командира, поднимал полк в атаку, с криками: "За родину! За Сталина!", получил пулю в спину от своих. Потом рядом разорвалась осколочная граната, короче, в целом у него было четырнадцать ран и, каким чудом он остался в живых, знает только бог. Да мама, которая, как молитву твердила стихи Симонова "Жди меня и я вернусь." Когда в сорок третьем они уже вместе вернулись из эвакуации, именно эти стихи читала четырёхлетняя Рина перед полным залом на концерте в каком-то из советских учреждений, где работала мама. Мама говорила, что зал плакал. Рина немного помнит, что она была подстрижена под Мамлакат и без бантика, и какая-то добрая тётя прицепила ей в волосы красную тряпочку, потому что, как же девочка и без бантика.
   Сколько героизма проявила мама, когда наконец разыскала мужа в госпитале, почему-то в городе Пермь, как её спрашивали врачи, будет ли забирать полного инвалида, который ни руками, ни ногами не владеет, как она его выхаживала, об этом надо писать отдельно.
   Младший сын стариков Браславских служил в армии в довольно безопасном месте. Их полк был расквартирован в Иране, но узнав о судьбе сестер, он добился перевода на передовую. Хотел отомстить за их гибель. Вернулся он совершенно израненным, но живым. Вскоре женился на прелестной девушке. Жаль, что детей у них не было. У третьего сына еще до войны родились две девочки. Так получилось, что не было ни одного внука, и фамилия прервалась.
   Отцовская родня жила на Украине и почти отдалилась от московских родственников. Дяди с женами приезжали не чаще раза в год с банками неизменного варенья из черешни, в которое для аромата добавлялся ваниль, и номерами журнала "Перець". Иногда бабушка писала крупным стариковским почерком без знаков препинания, иногда к праздникам писали ей. Это было всегда торжественное мероприятие: Рину учили писать письма бабушке, которую она не помнила.
   Так получилось, что росла Рина среди маминой родни. Эта семья имела корни в Белоруссии и когда-то была приписана к известному еврейскому местечку Лиозно Могилевской губернии. Не только сама мама, но и её родители никогда там не жили. Прадед маминого отца, николаевский солдат имел право жить вне черты оседлости и, окончив цареву службу, не вернулся в местечко, а переехал вглубь России. Его сын талантливый Айзик по прозвищу Айзик - дер клугер строил пивоваренные заводы в Приуралье, и внук Цви - Гирш, ринин дедушка слыл человеком чрезычайно одаренным. Он был в разное время часовщиком, оптиком, мастером - наладчиком швейных машинок на заводах Зингера, а ещё первым кинолюбителем города Вятки. Многосторонняя одарённость счастливо сочеталась в нём с артистичностью и абсолютной порядочностью, т.е. непрактичностью в денежных делах. Все эти таланты в разной степени унаследовали его семеро детей, а из внуков - одна Рина. У неё были способности почти ко всему, при этом - дедушкина открытость миру и незащищённость.
   Но сейчас речь у нас пойдёт не только о детях и внуках Цви-Гирша. Вернёмся назад в девятнадцатый век, чтобы узнать кое-что интересное из истории семьи. Дело в том, что покойный николаевский солдат носил фамилию Кушнир. У него, естественно, было несколько детей. Так вот, у упомянутого выше сына Айзика, кроме дочерей, память о которых в семье не сохранилась, было четыре сына. По существовавшим тогда законам только старший сын был освобождён от воинской повинности. Чтобы избавить от этого кошмара, а возможно, от насильственного крещения трёх остальных мальчиков, их приписали к другим семьям, в которых были только девочки. Получилось, что четыре родных брата носили разные фамилии, хотя воспитывались в одном родительском доме. Старший остался Кушниром, а другие получили фамилии Черняк, Певзнер и Бергер. У этих мальчиков в свою очередь родились дети. А дальше судьба распорядилась так. Три двоюродных брата с фамилиями Черняк, Певзнер и Бергер женились на трёх родных сёстрах по фамилии Левинзон, а дети их тоже переженились между собой. Только мальчику с фамилией Кушнир не досталось в жёны девушки из этой семьи. И вышло, что его дети отдалились от семейного клана. Со временем чужие фамилии стали привычными и родными. Внуки и правнуки Айзика редко вспоминали о том, что все они - Кушниры.
   Цви-Гирш Черняк женился на красавице Рахили Левинзон. Она была так красива, что все так и говорили о ней "красавица Рахиль", как будто у неё просто было такое длинное имя. Дают же еврейским детям двойные имена, и никто не удивляется. Рина об этом узнала случайно, увидев в альбоме одной из родственниц фотографию, на которой узнала своего дедушку в новеньком лапсердаке, совсем молодого и счастливого. Рядом с ним стояла незнакомая девушка в свадебном платье, стройная, высокая, оживлённая и совершенно не похожая на бабушку Фруму. К несчастью, юная красавица умерла при первых же родах, и убитый горем Цви-Гирш остался с маленькой дочкой и в полной растерянности. По еврейской традиции он обязан был жениться во второй раз, но боялся, что мачеха не будет любить его дочку. Но еврейская традиция, вековая мудрость многострадального народа - великая вещь! Она подсказала выход из положения - жениться в семью. Это означало, что он имел право попросить себе в жёны сестру покойной, а её семья не имела права ему отказать. И Цви-Гирш попросил себе в жёны единственную незамужнюю сестру своей покойной жены шестнадцатилетнюю Фруму. Хотя у Фрумы был уже жених, которого она отчаянно любила, как это бывает только в шестнадцать лет, но отказать было нельзя. Девочка так и не узнала, что Фрума не была ей родной матерью. Семья хранила эту тайну.
   Фрума стала для Цви-Гирша верной женой, родила ему ещё шестерых детей, но к старшей девочке всегда было особенно трепетное отношение совсем не потому, что она была необычайно красива, как покойная мать и талантлива, как отец. Остальные дети это чувствовали, но принимали, как должное, даже то, что её одну ограждали от житейских тягот. Все дети в этой семье рано начали работать, кроме неё, и никто не удивлялся ее особенному положению. Родители тоже много работали, но достатка в доме не было. Семейное предание гласит, что седьмого ребёнка Фрума уже не хотела, тем более, что появились новые веяния - стало допустимым прерывать нежелательную беременность. Цви-Гирш решил эту проблему на свой манер. Однажды ночью, когда вся семья крепко спала, наработавшись за день, Цви-Гирш разбудил жену, сунул ей, сонной, в руку большой кухонный нож, привёл её в детскую спальню и сказал:
   -Режь любого!
   -Цви-Гирш, ты сошёл с ума?
   -Но ты же хочешь убить неродившегося ребёнка! А ведь он тебе такой же родной, как и эти.
   Фрума зарыдала, дети проснулись, испугались, но проблема была решена.
   Жили они очень дружно, яркий, артистичный муж и скромная, даже бесцветная жена. Любили ли друг друга - это их тайна, но Цви-Гирш всегда говорил: "Лучше моей Фрумы никого нет."
   У детей Черняков в родном городе была очень хорошая репутация, хотя семья, как уже сказано, была небогатая. Дружить с ними почиталось за честь, в том числе и среди русских интеллигентных семей. Все семеро были музыкальны, играли чуть ли не на всех инструментах от фортепьяно до мандолины. Участвовали в любительских спектаклях, благо эта мода сохранилась с дореволюционных времён, бегали на диспуты (уже примета нового времени). При этом никакого труда не стыдились; отправляясь с молодёжной компанией в лес, кроме гитар и мандолин, брали с собой корову. Пока молодёжь веселилась, корова под звуки музыки привычно паслась поодаль. А как же, младшим детям нужно молоко.
   Основу компании составляли Черняки и Певзнеры, двоюродные братья и сёстры. Тогда, в их далёкой молодости мой будущий отец Мендель Певзнер влюбился в Шейну Черняк, вторую из дочерей (т.е. первую дочь Фрумы). У Шейны в девятнадцать лет был жених не из нашей семьи по имени Павел. Всё бы хорошо, но на груди у Павла росла исключительно густая шерсть, просто звериный мех. Какая-то пугающая картина. Шейна по молодости и глупости настаивала, чтобы он эту гадость сбрил, а иначе замуж не шла. Ей говорили, что делать этого нельзя, плохая примета, но Шейна, девушка просвещённая, в приметы не верила. Бедный Павел был без ума от своей сероглазой невесты, хрупкой маленькой шатенки с густой копной волос, которые крупными волнами обрамляли её милое лицо. Он сбрил волосы на груди, а климат в Вятке был суровый, почти сибирский. Павел заболел воспалением лёгких и умер. Шейна сходила с ума от отчаяния и сознания своей вины и никаких женихов больше замечать не хотела. Через несколько лет она уехала в Москву поступать в университет. Только из этого ничего не вышло: Цви-Гирш считался служащим, т.е. классово чуждым элементом, и его дети не имели права на высшее образование. Шейна с блеском сдала вступительные экзамены за свою лучшую подругу Валю Брызгалову, а сама поступила в финансовый техникум, где встретила своего будущего мужа, Моисея Браславского. Только узнав о том, что милая Шейна вышла замуж, мой отец женился. Позже вышло послабление в законах, и все младшие дети Цви-Гирша получили высшее образование. Братья тоже перебрались в Москву, и Шейна всем им первое время помогала.
   Всё было в семье хорошо и дружно, пока не женились сыновья. Впоследствии уже повзрослевшая Рина много думала, когда и почему в семье поселилось зло. У всякой подлости есть конкретный вдохновитель, даже если она принимает характер коллективной травли. Именно невестки занесли дух зависти и злобы, и, некогда сплоченная семья, воспитанная на традициях еврейской взаимопомощи, стала постепенно превращаться в свою противоположность. Пострадали от этого в разной степени все семьи дочерей, поскольку невестки были особы инициативные, но по семье Шейны прошлись особенно крепко. Другие сестры поселились в других городах, вмешиваться в их жизни было посложнее, а Шейна с семьей жила в Москве, под рукой. Были и еще причины, которые провоцировали эту злобу, но об этом в своё время.
   Вначале всё выглядело смело и современно. Однажды дядя Залман зашёл навестить старшего из сыновей Цви-Гирша, который к тому времени уже преподавал в институте и носил имя Михаил Григорьевич. Молодого талантливого лектора обожали студенты. В начале каждого семестра перед первой лекцией ему дарили цветы, что вовсе не было общепринятой практикой. По институту за ним ходила толпа восторженных почитателей. И почитательниц, разумеется, но ни на одной из них он не остановил свой выбор. Просто не успел - за него выбор сделала молоденькая продавщица из соседнего магазина, которая после скороспелого знакомства быстренько переселилась к нему в холостяцкую квартиру. У девушки было круглое, миловидное и простодушное на вид личико, мало интеллекта, зато много расчётливости и сноровки. Во всяком случае, она с большим успехом разыграла безумную любовь. Через много лет Фира поучала свою дочь: " Мужчина всегда остаётся мужчиной. Надо только уметь этим пользоваться". Рина случайно услышала этот разговор. К тому времени ей было двадцать, а её двоюродной сестре, дочери тёти Фиры и дяди Миши всего пятнадцать. Рина - то не поняла, что имеет ввиду тётя Фира, зато дочка прекрасно понимала свою мать и уроки её применяла с большой пользой.
   Так вот, дядя Залман постучался. Михаил открыл дверь, и за его спиной успело мелькнуть и тут же спрятаться свежее наивное личико. Расчёт был точным. Дядя, воспитанный в старых традициях, задал нужный Фирочке вопрос:
   -Кто там у тебя?
   Михаил, тоже получивший добротное старомодное воспитание, хотя уже слегка подпорченное теориями "свободной любви" и "стакана воды", растерялся:
   -Это моя жена.
   -И давно ты женат? Я и не знал.
   -Три месяца.
   Так юная Фирочка обеспечила своё будущее. Правда, жизнь ей отомстила той же монетой; через двадцать пять лет по той же схеме женила на себе их сына Гарика проворная бесприданница - сирота, а для него была приготовлена завидная невеста с положением и деньгами. Гарик поехал в командировку в Ленинград, девушка тайком поехала следом и заявилась к нему в гостиницу. И надо же такому случиться, что в номер к Гарику зашла ленинградская родственница и задала тот же самый вопрос, что и дядя Залман. Дальше всё произошло, как было нужно неприметной московской гостье. Через три месяца она заявила о своей беременности. Гарик вовсе жениться не собирался, Фира рвала и метала, но у сироты была умная старшая сестра, которая ее в обиду не дала. Назревал скандал, и Фира сдалась.
   В ЗАГС сходили после рождения Гарика. Так было модно. Работать Фире не было большой необходимости, а уж желания - тем более. Учиться она тоже не стала, да и зачем? Ещё работать придётся... Она гордо именовала себя "профессорской женой", хотя профессором Михаил так и не стал, несмотря на свои очевидные успехи в науке. Дважды после войны он пытался защитить докторскую диссертацию; дважды его единогласно хвалили во время защиты и проваливали при тайном голосовании. Ничего удивительного, ведь антисемитизм к тому времени стал государственной политикой. Фира злилась, третировала мужа, но только довела его до язвы желудка, после чего вынуждена была довольствоваться званием "жены доцента". Впрочем, людям малознакомым она по-прежнему представлялась профессоршей.
   Лицо у неё к тому времени стало похожим на жирный блин с узенькими щёлочками глаз. Фигура потеряла стройность, но неизвестно откуда появилась властность и умение себя поставить. Вот уж талант был!
   Миша не был старшим в семье, но он был старшим из братьев и после того, как родители умерли в войну, стал главой семьи. Рина всегда знала, что дядя Миша был ей не меньшим отцом, чем родной, тем более, что отношения между родителями разлаживались (о, всесильная тётя Фира!). Любил дядя Миша её, как родного ребёнка, а в чём-то Рина была ему ближе по духу, чем родные дети, получившие фирино воспитание. По мере того, как Рина подрастала, он всё чаще навещал сестру Шейну, а на самом деле ему всё интереснее было говорить с Риной. Это продолжалось долго, пока Фира обо всём не догадалась, а уж тут-то она приняла свои меры; такое сближение вовсе не входило в её планы и, если до этого от фириного языка доставалось только Шейне, пора было обратить внимание на подрастающую Рину, а это оказался орешек покрепче.
   Да, отношения с тётей Фирой складывались непростые. Рина получила это наследство безо всякой своей вины.До войны и вскоре после неё, когда её родители и их поколение ещё были достаточно молодыми, Миша с женой, Шейна с мужем и второй брат Исак с женой Хаей, все члены семьи Черняков, которые жили в Москве, по семейной традиции составляли свою компанию. Собирались вместе по любому поводу: на праздники, дни рождения, иногда просто по выходным. Ели и пили небогато, зато пели и танцевали, веселились до упаду. Пели по-русски и на идиш. Водки не употребляли. Дети, естественно, крутились и играли тут же, были очень дружны и росли все вместе, как родные, о чём очень болел душой дядя Миша. А у Фиры было совсем иное на уме.
   Женитьба блестящего, изящного Исака на толстой, медлительной, но очень хваткой Хае тоже была тем ещё подарком семье. У Исака был роман с милой девушкой Лией, дочкой его университетского профессора и научного руководителя. Молодые люди были в восхищении друг от друга. Каждый нашёл в другом половинку своей души. Предложение уже было сделано и принято. По вечерам они бродили, трепетно и нежно взявшись за руки, читали стихи, пока судьба не подстерегла их. Сестра Фрумы, Рая Левинзон, которая была замужем за одним из Бергеров( а все они были Кушниры, помните об этом) как-то вдруг стала жаловаться в письмах в Вятку, что давно не видела своего племянника Исака, и под каким-то невинным предлогом попросила его приехать к ним в Малаховку. Фрума, добрая душа не подумала, что там его ожидает невеста на выданье, и сына послала, тем более, что Малаховка близко от Москвы. Той же ночью Хая была у него в постели, и, вернувшись, Исак сообщил родителям, что женился. О Лие в семье больше не вспоминали.
   На самом деле эту комбинацию задумал хитрый Янкель Бергер, отец Хаи. Вот уж кто знал, как нужно жить! Рина его помнила крепким стариком с бритой головой и запорожскими усами. Здоровье у него всю жизнь было отменное, голова дельная, ум изворотливый и даже в старости способный - таки на хорошие гешефты. Инициативы ему было не занимать, а вот всякими глупостями, вроде честности, он никогда свою голову не забивал. Поговаривали о нём всякое, будто нажил он своё состояние на военных поставках в 1914 году, и именно он поставлял в армию сапоги с картонными подошвами. К чему это привело Россию, всем известно, но Янкель о своей роли в истории никогда не задумывался. Думать ему вскоре пришлось совсем о другом, как сохранить хоть что-то от своих огромных денег, которые во время войны быстро обесценивались, а после революции вообще превратились в пшик. Конечно, он не пропал, сумел кое-что припрятать, купил вовремя за бесценок дом в Малаховке, продолжал понемногу спекулировать, но прежнего размаха уже не было. Жил он очень долго, почти до ста лет. Уж давно хотелось ему умереть, да земля, видно, не принимала. Много всякого было у него на совести. А вот жена Рая умерла рано, не дожив пятидесяти. Воспитанная в других правилах, она тяготилась своим мужем. Дети росли чужими, хищными, в отца.
   Конечно, посылая своего сына в этот дом, Цви-Гирш и Фрума хотя бы должны были вспомнить историю женитьбы двоюродного брата Залмана Певзнера на сестре хитрого Янкеля. Что за история, спросите вы? А помните, как выдавал замуж своих дочерей библейский Лаван? Вот так и выдал свою сестру Янкель: показал Залману одну свою сестру, а под хупой оказалась старшая, хромоножка. (При этом все они были Кушниры!) Залман не развёлся с женой, но обмана не простил: за всю жизнь не сказал с женой десяти слов, и, хотя жила она в достатке, голоса её в доме никто не слышал. Родилось у них двое детей, мальчик и девочка. Дети ни в чём не виноваты, но счастья в жизни у них не было. Дочь Фаина, девушка разумная и деликатная, вышла замуж за двоюродного брата, сына Янкеля, принесла ему большое приданое. Муж очень скоро стал изменять ей и до конца её жизни не стеснял себя ни в чём. Любимый и избалованный сын Лев соблазнил свою двоюродную сестру, (оба были Кушниры), но жениться на ней отказался и ребёнка не признал, хотя точно знал, что это - его дочка. На суде он сказал об этой женщине такое, что та не выдержала позора и скоро умерла. Девочка росла сиротой в семье брата матери, соответственно, двоюродного брата Льва. Отец её прожил свою жизнь бобылём, а перед смертью женился на авантюристке, которая обобрала его и выгнала. Он был человек капризный и непредсказуемый, хотя очень образованный. Рина всегда чувствовала его доброе отношение к себе. Страсть к книгам роднила их. Он даже разрешал ей читать любые книги из его огромной библиотеки и снисходительно наблюдал, как она росла и развивалась. Но тётя Фаня, вот кто, пожалуй, в семье был утешением для Рины, единственная из тёть, которая не сочиняла сплетен о ней. Только с ней можно было искренне поговорить, посоветоваться. Жаль, что виделись они нечасто.
   Конечно, Исак с его блеском и талантливостью был не бог весть какая партия для Хаи, рассуждал Янкель. Что толку от его университетского образования? Цви-Гирш сам никогда не умел делать деньги и сыновей не научил. Будет Хая жить на одну его зарплату, да выбирать не приходится. Яблочко-то было порченное. Он как-то зазевался и не заметил, как Хая слишком близко познакомилась с одним из его партнёров по гешефтам. Теперь уж делать нечего, нужен муж какой-никакой, зато девчонка приобрела опыт. Вон как быстро окрутила этого простака и дальше будет держать его в руках. Так и было. Хая сразу стала в семье хозяйкой, а Янкель, пока был жив, постоянно шпынял зятя. Дети Исака не очень почитали своего отца. слыша постоянные насмешки над ним. Того, что старшая дочка абсолютно на него не похожа ни внешне, ни внутренне, нет в ней никакого природного блеска, ни проблеска интеллекта, Исак не замечал. Ни минуты не сомневался он в Хае.
   Нужны были деньги на содержание маленькой семьи, и он, чтобы заработать, вставал каждый день в пять утра, писал статьи , книги, но интеллектуальный труд в семье не очень ценился. Хая работать не хотела, а любых денег, заработанных мужем, ей всегда было мало. Впрочем, она никогда не нервничала, всегда была в хорошем расположении духа, поскольку ничего не принимала близко к сердцу. Исак был счастлив от того, что такая замечательная женщина снизошла до него, и своей жизни без неё не представлял. Я предполагаю, что как человек впечатлительный он был подвержен сменам настроения и мог впадать в уныние. Вот тогда Хаина психологическая устойчивость служила ему опорой, потому он и был зависим от нее.
   Итак, в семье появились невестки. Пока все были молоды, они вели себя смирно. Не набрали ещё силы. Правда, между собой шушукались, как им не повезло, что они, бедные, попали в такую заносчивую семью. Только свои у них и хороши, а остальные - второй сорт. Если Рина вечно пятёрки из школы таскает, значит, своя, из Черняков. А наши дети, что, хуже? Да кого они больше любят, своих детей или эту чёртову Ринку?
   - И что в них такого особенного? - возмущалась Фира. - Честно говоря, - это вступление означало всегда, что сейчас она скажет какую-нибудь гадость, - честно говоря, - при этом её лицо покрывалось краской раздражения, - они намного хуже других. Всегда хвалят только своих. Я всё время объясняю Мише, что ему случайно повезло. Зря я потратила на него свою молодость. Такая красавица, как я, могла бы выйти замуж и получше.
   При этих словах Фира оглядывалась на увеличенную фотографию своей сестры, действительно очень красивой девушки, которую выдавала за свою.
   - А Шейна у них такая глуповатая, - подхватывала Хая, - удивительно, как муж её ещё не бросил.
   Хая знала, что хочет услышать Фира. Красавец Моисей, муж Шейны, голубоглазый брюнет был предметом тайных воздыханий Фиры. Вдобавок, он умел красиво ухаживать за женщинами, а её Миша всего-то и умел, что заниматься наукой. Правда, он её хорошо обеспечивал, а муж Шейны был только красавцем - мужчиной, но Фира вовсе не собиралась менять мужа. Что, она - дура, что ли? Просто ей были нужны оба, а Шейна и так обойдётся. Всё это было тайной, но только не для Хаи. Пусть она была тупа к учёбе, но в таких делах - совсем не промах. Конечно, невестки давились от зависти, глядя на детей от сестёр Черняк, но ещё больше презирали простодушную семейку. Пусть сейчас у них дети удачные. Ничего, посмотрим, как та же Ринка растеряется в реальной жизни!
   Пришлось потрудиться несколько лет, выставляя Шейну дурой и неряхой. Только Фире муж Шейны тоже не достался. Не сбылись её мечты стать любовницей голубоглазого красавца и вместе с ним потешаться над простаками - Черняками. Моисей, хотя и ухаживал за Фирой, но делал это из вежливости, по привычке быть приятным каждой женщине. Вольно ей было принимать его ухаживания всерьёз, но за свои игры он поплатился семьёй. Он так долго видел, что невестки выставляют его жену в самом нелепом свете, а та ничего не понимает и защититься не умеет, что постепенно любовь к жене сменилась раздражением. В конце концов он сошёлся со своей подчинённой сначала в шутку, на спор, потом увлёкся. Так продолжалось несколько лет. Наконец, молодая женщина сказала ему:
   -У меня будет от тебя ребёнок. Или разводись с женой, или сделаю аборт и выйду за другого.
   Поскольку человек он был в общем-то порядочный, только несколько избалованный женщинами, решиться на это ему было очень тяжело. Не забыл же он, как Шейна его выхаживала, с какой самоотверженностью спасала его. Вот, если бы можно было, не бросая старую жену, завести вторую! Или бы Шейна каким-нибудь чудом умерла и освободила его для новой жизни. Но Шейна и Рина живы. В результате Моисей превратил свою семейную жизнь в ад, сам промучился несколько лет, а жизнь его жены и дочери стала сплошным кошмаром. А потом он, все-таки, решился на предательство, на развод, тем более, что его новая пассия сделала, дожидаясь этого, несколько абортов. Фира долго бесилась от бессильной злобы. Теперь уж она вместе с Шейной ругала соперницу и так Шейне сочувствовала, ну, так сочувствовала! А та по глупости считала Фиру своим лучшим другом и советчиком. Ничего в доме не решалось без фириного указания.
   Шейна совершенно потерялась от горя. На суд она не пошла, и штампа о разводе не было в её паспорте. Ей это было ни к чему. Других мужчин она просто не замечала и замуж во второй раз не собиралась.
   Говорят, счастье матери передаётся дочери. Не всегда. У Рины жизнь сложилась несколько иначе, ведь она была дочерью не только своей матери, но и отца, на которого очень походила. В детстве Рина много раз слышала над собой завистливые вздохи тёти Фиры:
   -Надо же, у такой нелепой матери такая удачная дочь.
   Что тётя Фира хочет этим сказать, Рина не понимала, тем более, что тётки всё время внушали ей: нескладная она и некрасивая, тощая и носатая, не то, что их красавицы - дочки. Ничего она не умеет, ни ступить, ни молвить, а что ни скажет, всё невпопад.
   Свою дочку тетя Фира растила под окрик: "Ты что, хочешь быть, как Рина?" . Все в семье должны были знать, что быть, "как Рина"- плохо. Рина - непрактичная, простоватая, вечная книгочейка, что тоже было предметом постоянных насмешек практичных тетушек.
   -Вот Люсёнка у меня - молодец, а Рина такая никчёмная, - старалась тётя Хая.
   Рина и росла затурканной, скованной и, правда, нескладной. И совершенно несчастной. Мама ни себя, ни её защитить не умела, верила своим невесткам и на Рину вечно шипела. А та жалела ее, не хотела слышать, как её маму называют нелепой, и, когда немного подросла, отважно бросалась на её защиту.
   -Шейна вечно играет в честность, - в один голос твердили Хаинька и Фирочка, как они звали друг друга.
   -Почему играет? Моя мама и в самом деле очень честный человек, - храбро вступалась Рина. А ведь мама её воспитывала в сознании своего ничтожества и полном подчинении тётям.
   Иногда наглость тёток вообще переходила всякие границы, причём Рины они и не думали стесняться. Рина помнит, как тётки приходили к ним домой и, когда мама выходила на кухню, судачили:
   -Шейна такая неряха. Ты заметила, опять у неё чулки перекручены.
   - Да у неё везде грязь. Снаружи, как будто прибрано, а вот увидишь, постельное белье грязное.
   И, не стесняясь присутствием в комнате уже большой девочки, Фира подняла покрывало и полезла осматривать чужую постель. Бельё оказалось чистым. Невестки нашли другую достойную тему, а Рину трясло. К сожалению, мама так и не поняла до конца жизни, кто ей друг, а кто враг, и разбойничали невестки в её доме до тех пор, пока Рина не подросла настолько, чтобы положить этому конец.
   Но ничто не проходит бесследно. На Рине тяжело отразилось то, что с детства она слышала над собой только осуждающие голоса. Она хорошо усвоила, что такая, как она, нескладная, тощая, длинноносая никому не нравится и замуж никогда не выйдет. Конечно, каждый год эта нелепая девчонка приносила похвальные грамоты, а свои дочки перебивались с двоек на тройки, и с этим ничего нельзя было поделать. Только надеяться, что при шейнином воспитании в "реальной жизни" она не преуспеет, а пока всеми силами развивать в ней комплекс неполноценности. Не уверена, что тётки облекали свои мысли именно в такие слова, но, как навредить девчонке, которая ни в чём не была перед ними виновата, они знали хорошо. Хваленое единство еврейских семей ушло в прошлое, оно скорее существовало в воспаленном воображении антисемитов.
   А Рина незаметно вышла из под контроля. Вдруг обнаружилось, что у неё стройная фигурка и густые длинные косы, а нос, конечно, еврейский, но не такой уж и длинный. И вообще, лицо тонкое и очень даже неглупое, да ещё такая обезоруживающая улыбка. В десятом классе в Москве было такое поветрие: после уроков собирались "компаниями", у тех, у кого комната была побольше, и танцевали под патефон. Рина тоже научилась танцевать, и скованность куда-то вдруг пропала. Наследственность сказалась: родители когда-то на танцевальных вечерах начинали вальс первой парой.
   В это самое время наши пути соприкоснулись второй раз, только мы не познакомились. Через несколько лет Рина приехала к нам в Киров моей невестой. Она жила у своей тёти и приходила к нам в гости. Однажды она попросила мою маму показать ей альбом с моими фотографиями и, увидев на одной из них меня, только окончившего школу, воскликнула: "Я тебя раньше видела! Я помню тебя!" . Стали думать, как это могло случиться. Ну, конечно! После школы я поехал в Москву поступать в институт и жил в общежитии на Котельнической набережной, а в десяти минутах ходьбы был дом, в котором Рина прожила от пяти до двадцати лет. По-видимому, там на набережной она могла меня встретить и запомнить. "Память сердца" так неожиданно сработала. Как жаль, что родственные связи наши мамы не поддерживали. Если бы мы познакомились тогда, господи, сколько бед пронеслось бы мимо нас.
   К сожалению, провинциал, да ещё еврей, в Москве в институт я не поступил, времена были не те. Рина же на следующий год поступила, училась блестяще, рано стала заниматься научной работой. Ну, как тёткам было это пережить, если свои дети еле тянулись, и то часто с рининой помощью? Несравненная Люсёнка не смогла даже учиться в техникуме, хотя Рина целый месяц пыталась приготовить её к переэкзаменовке. Как можно было это пережить? Сплетни стали злее.
   -Эта Ринка такая распущенная, вся в отца.
   -Ужасно развратная. Вчера призналась мне, что хотела бы хорошо одеваться. Ясно же, зачем это ей.
   -Шейна проболталась, что на прошлой неделе один парень сделал ей предложение, а она ещё привередничает.
   -Нет, какова! Вот дрянь! Ты же знаешь, прикаких обстоятельствах предлагают выйти замуж? - внушала Фира мужу, и тот согласно кивал головой. Как же, сам так женился, знает.
   Хотя Миша с женой соглашался, но любить племянницу пока не перестал, но тут Фиру постигла ещё одна неприятность, счастье, что во-время углядела. Оказалось, что ее сын Гарик к этой паршивке очень и очень неравнодушен. Видит в ней какой-то там идеал, чуть не Татьяну Ларину. Вознес ее "на высокий моральный пъедестал". "Она в семье своей родной казалась девочкой чужой." И дальше всякий бред. Вот что значит книги читать. Заразился от этой...Тоже всё читает. Ну, Фире только нехватало такой невестки. Бесприданница, с какими-то дурацкими понятиями о порядочности, зачем это всё нужно в "реальной жизни"? Разве с таким отношением к жизни сделаешь карьеру? Нет, её сыну нужна другая жена. А Рина должна остаться старой девой, а ещё бы лучше без мужа, но с внебрачным ребёнком. О том, как Гарику пришлось жениться, смотри выше.
   Чтобы Рину никто не брал замуж, тётушки очень старались, но не усмотрели. Всё решилось случайно. Однажды Рина приехала в Киров в гости к тёте. Моя мама, теперь уже вдова Менделя Певзнера, зашла к родственнице и увидела у неё незнакомую девушку, как выяснилось, племянницу по мужу. Дома мама сказала мне: "Я сегодня познакомилась с настоящей девушкой. Сходим к ним завтра, да смотри, не упусти её, а то я тебя, дурака, знаю." И когда я её увидел, то понял, что больше мне ничего искать в жизни не нужно. Таким родным теплом на меня повеяло, как будто вернулся домой из долгих и бесплодных исканий. Надо быстро жениться, пока не увёл её какой-нибудь московский хлыщ. Так получилось, что только мы поддержали семейную традицию, хотя были не двоюродные, а троюродные.
   Живём мы дружно и весело. Друзья мои говорят, что у нас дома обстановка немного КВНа, немного - научного семинара. На самом деле всё очень просто - мы оба Кушниры! Тётушки у нас в доме не хозяйничают, достают только через тёщу. Её накручивают, а она потом дома бузотёрит. А вы, что думаете, тётки оставили Рину в покое? Да ничего подобного. Придумали новую байку: Рина плохо относится к матери. Подумали и добавили: и к мужу. И пошло - поехало гулять по родне. Кто-то верит, кто-то нет, но семя упало на хорошую почву. Моя тётя - тёща Шейна давно привыкла себя жалеть, а в невестках видит своих последних друзей. Бог простит ей её слепоту, но рининому терпению я просто поражаюсь. Изредка тёща ведёт себя вполне адекватно. Копошится на кухне. Вообще-то, я люблю есть то, что приготовит Рина, но она жалеет мать, даже попустительствует ей. Пусть чувствует себя необходимой в семье. Но вся дружба кончается, как мать съездит к родственникам. Начинается цирк.
   -Ты ко мне плохо относишься, - кричит на Рину мать, не стесняясь меня. - Все родные это говорят!
   -Плохие у вас родные, - вступаюсь я. - Вы этого не заметили, а на свадьбе ни один из них не сказал мне о вас доброго слова. Все жалели меня, зачем я женюсь, зачем в Москву переезжаю, как буду работу искать. Кстати, помощи никто не оказал. Я сам работу нашёл. И ни один не сказал, как мне повезло, что я женился именно на Рине.
   -А что в ней хорошего? Ни одеться, ни причесаться не умеет. Вот Хаина Люсёнка...
   -Да какая вы мать! Равнять тупую, наглую Люсёнку со своей дочерью, да ещё при муже!
   Вот такую обстановочку создали нам тётки. Поссорить нас с Риной они не могли, но их мужья постепенно тоже стали плохо относиться к Рине. Особенно дядя Исак, который свято верил каждой выдумке своей жены, тем более, что был к Шейне очень привязан. Она в молодости много помогала ему, когда он перебрался в Москву, подкармливала, покупала одежду. Он в ней видел вторую мать и всё, что её касалось, принимал близко к сердцу. Кончилось это трагедией. Однажды они всей семьёй приехали к нам. Дома у нас было хорошо и весело, на стене висела домашняя стенгазета с шутливыми стишками, дети бегали по дому, распевая частушки домашнего сочинения, довольная Шейна была в хорошем расположении духа, даже за что-то похвалила Рину. Было ясно, что у неё вполне благополучная старость. Хая так бесилась от этого, что всю обратную дорогу доказывала мужу обратное. И расстроила его настолько, что он едва доехал до дому и умер от сердечного приступа.
   Вскоре умер и дядя Миша. Его "ушли" на пенсию, полного идей и творческих сил. Без работы он жить не умел. Рина, как могла, пыталась убедить его, что жизнь не кончена. Сейчас, когда он свободен, может заняться новыми разработками, на которые раньше нехватало времени. Дядя Миша слушал её и качал головой, а через полгода умер от инфаркта. Фира пережила его только на год и, в свою очередь, умерла от диабета. Любила покойница сладко покушать. И Шейны уже нет в живых, упокой, Господи, её добрую, но глупую душу. Только Хая, дочь старого Янкеля жива и долго ещё будет сеять зло и раздоры.
  
  
  
   13
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"