Многие люди с годами становятся лучше, но некоторые и портятся, что поделаешь - закон природы. А есть такие, что сказать о них почти нечего, словно и не жили вовсе.
Меж тем, блажен всякий, кто нашел свой путь и ступает по земле твердо. Совсем отрадно, если прошло время, а он продолжает идти, оставаясь полон сил.
Василию Перову наклевывался третий десяток, и начинался тот возраст, когда человека видно уже наверняка. И сам он уже понял, чего стоит и кто он такой, а жизнь... Жизнь по-прежнему все еще впереди. И не беда, если покажется вдруг, что мир рассыпается в пыль или замер, остановился, и все теперь уже в прошлом. Ан, нет!
Достаточно взглянуть на свою ладонь и увидеть, как бесчисленные черточки и линии складываются там в рисунок, чуть уверенности, и можно не бояться ни кажущейся тишины, ни остановки. Судьба непременно догонит, а черточки эти - суть ангелы и бесы, без которых жизнь была бы и не жизнь.
Меж тем, до двадцатилетнего юбилея оставалось с гулькин нос времени, меньше недели, и, пожалуй, давно пора бы начинать к нему готовиться. Собирать друзей, передавать приветы дальним и близким знакомым, напоминая о себе, но...
Была маленькая неприятность, так, пустяк. Мелочь. Но именно она не давала Перову покоя уже несколько дней, потому что принесли ему этот листок, эту злополучную повестку аккурат в субботу, а явиться в ней было назначено в следующую пятницу на наступающей неделе, за день до юбилея. Бывает же такое.
Как тут можно было собирать друзей? И стоило ли?
Но телефон иногда звонил, и Перов, отвечая невпопад, вслушивался в шумы линии, пытаясь вспомнить, были ли они такими гулкими всегда или - только сейчас, последние дни. Он отвечал, что немного болен, плохо себя чувствует, устал и обязательно всем перезвонит, когда дело пойдет на поправку. Потом он перестал и вовсе подходить к аппарату и даже пару раз не открыл входную дверь, когда позвонила соседка, затаившись и сжавшись, в душе желая, чтобы, наконец, как можно скорее наступила пятница. Но эта мысль вскоре стала казаться ему абсурдной, и он ее отгонял, вновь с тревогой считая оставшиеся дни и часы, которых становилось все меньше и меньше.
Но, так или иначе, пришла и пятница.
По тому адресу он отправился пешком и не спеша. Было довольно рано и на улице пустынно. Давно уже стояла весна, и день выдался солнечным. Мартовское солнце, не таясь, отражалось в свежевымытых оконных рамах. Пахло свежей зеленью. Задрав голову, можно было высоко над городом разглядеть пунктир перелетных птиц. Внизу, радуясь утру, шумно ворковали и кружились голуби.
Когда тот самый дом стал уже виден, он остановился. К сердцу подкатывала тяжесть и торопиться не хотелось.
Сбоку, где-то под самыми ногами играла музыка: "Парадизи!" - распевали на незнакомом языке, - Парадизи!" Песня была бойкая, наверное, восточная. Очень ритмичная и липучая. Сердце громко стукнуло пару раз в такт, и что-то внутри подхватило мелодию.
Перов сделал шаг-другой и прошел с ней весь квартал до последнего поворота. "Парадизи..."
Еще десяток шагов, вход, обширный вестибюль, проходная и одна за другой несколько дверей и вертушек.
- Какой-то там опять культ, причем оголтелый. Разбираемся, - сказал в телефонную трубку мужчина в темном твидовом клетчатом пиджаке, сидевший за массивным столом у окошка.
Вытянутая комната, пара стульев вдоль стены. Справа еще одна дверь. Крепкая старая мебель. Запертый книжный шкаф от пола до потолка, сейф. Стопки бумаг на столе, стакан, графин. Хозяин кабинета аккуратен и подтянут. Положив трубку, он внимательно посмотрел на Василия и сделал пометку в раскрытом блокноте.
- Перов по повестке, - сказал Василий, протягивая бумажку которую ему дали внизу в обмен на паспорт.
- Вижу, что Перов. Понял, почему вызвали?
Мужчина выдвинул ящик стола и достал оттуда серую папку.
- А я вас знаю, - сказал Василий. - Зимой вы заходили ко мне батареи центрального отопления осматривать. Сказали, что из ЖЭКа.
Хозяин кабинета открыл папку, порылся в ней и записал что-то еще в своем блокноте.
- Так...Курить будешь?
- Я ж не курю...
- Да мало ли. Ява...Мальборо. Папиросы есть. Вон - стул бери. Располагайся.
Василий попятился и присел на один из стоящих у стены стульев. Он чувствовал, что его руки начинают дрожать. Он встречал уже людей с таким ангельским взглядом и знал, что их лучше остерегаться. Дрожало еще что-то глубоко внутри, там, где только что звучала индийская песня.
- Я тогда вам еще свои стихи читал...
Мужчина отмахнулся.
- На память уже знаем: "Мы стоим на хрустальном мосту..." А что? Только почему у тебя там все бордовое?
- Это не у меня. Это вообще. Бардо, - Перов растерянно посмотрел на папку, которая лежала на столе.
- Понятно... Ладно. Стихи стихами, а жизнь свою надо менять...Лучше поздно, чем никогда. Берись за ум.
Клетчатый откинулся на спинку кресла и постучал указательным пальцем по раскрытому блокноту.
- Это все, что я тебе хотел сегодня сказать.
Он посмотрел на Василия в упор и улыбнулся широкой отеческой улыбкой.
- Да у меня все в порядке..., - быстро ответил Перов.
Мужчина кивнул.
- Ну, в порядке, так в порядке. Извини, что побеспокоили.
Перов качнулся на стуле и выпрямился, готовясь встать. Гулко билось сердце.
- Ты только пойми, сынок, - остановил его хозяин кабинета. - зла тебе никто не желает. И прав твоих никто не ущемляет. Да и стихи твои, возможно, неплохие. Но только вот... Ты не думал, что то, что ты пишешь, может быть использовано нашим врагом? И если вдруг так случится, мы будем говорить с тобой совсем иначе...Уж, прости.
Он сделал ударение на слове "совсем". Голубые глаза наполнились какой-то грустью. Наступило молчание. Казалось, хозяин кабинета и сам был бы искренне рад, если бы этого разговора не было.
Перов попытался улыбнуться, но получилось как-то натужно.
- Да и еще ... А ты...Ты вообще-то кто, Василий?
Теперь глаза смотрели на него холодно и оценивающе.
- Я не знаю, - искренне ответил Перов.
Клетчатый взглянул на него очень пристально и снова открыл свою папку.
- Понимаю, слышали и такое. Свободный человек. И хорошо. Свободные люди должны быть, - в его голосе послышались нотки одобрения.
- Но все же давай ближе к делу, - он стал сосредоточенным и серьезным. - Сам знаешь, какие теперь времена...
- Может, я пойду? - спросил Перов.
Где-то внутри, почти к самому к горлу, снова подкатывал неприятный комок.
Мужчина покачал головой и вкрадчиво произнес:
- Свобода, Василий, такая вещь, что ею надо делиться...
Петров дипломатично промолчал. На душе становилось совсем мрачно.
Он представил сидящего напротив размером со спичечный коробок и мысленно накрыл его сверху перевернутым стаканом. Получалось, что все, что тот теперь говорил, так и оставалось внутри стакана. Потом он приделал клетчатому бороду с усами и несколько раз поменял их цвет и фасон. Комок у горла пропал, и Перов даже засмеялся.
- ...А сделал свое дело - передай эстафету другим. Да и государству необходимо поддерживать талант ..., - звучало из-под стакана.
- Что же вы от меня хотите?
Перов встал и сделал шаг к столу.
Повисла пауза.
- Мы помним о тебе, Василий, - вдруг совсем другим тоном и как-то очень буднично и спокойно сказал хозяин кабинета.
Его глаза потускнели, но не было видно, чтобы он был раздражен или рассчитывал на другое.
- А стихи твои бездарны...
- Хорошо, - Перов кивнул, - я догадываюсь. Подпишите мне тут.
- Все, - поставил точку хозяин кабинета и тоже поднялся, отдавая листок. - А ты опасен, Перов. Иди. Ты меня понял.
Тут, наверное, стоит напомнить, что от дома, где жил Перов, добраться сюда занимало не так уж много времени, и обратно он снова пошел пешком, но другой улицей, неширокой и тихой. Меньше чем на полпути по ней находилась сберкасса. Перов иногда заходил туда купить какую-нибудь мелочь и взглянуть на прелести золотоволосой операционистки Бибиной.
Вот и сейчас, выйдя из вертушки в проходной, он вспомнил, что сберкасса уже открылась и надо завернуть туда непременно.
На улице по-прежнему было малолюдно. Все еще откуда-то звучала "Парадизи".
Пройдя несколько десятков шагов, он увидел, что в стороне на голом тротуаре одиноко стоит деревянная коробка с невысокими бортами шириной в локоть, внутри которой он разглядел крошечный красный открытый лимузин.
В лимузине, обнявшись, сидела кукольная парочка. Двери машинки то и дело открывались и закрывались, а сама она, не имея возможности ехать по прямой, каталась в коробке от стенки к стенке, отскакивая и снова стукаясь о борта.
Музыка, похоже, играла из самой машинки, иначе неоткуда.
- Сила! - подумал Перов. - А менять в жизни что-то действительно надо.
В отделении ни посетителей, ни кассиров больше не было, и операционистка Бибина, грациозно двигая спицами, что-то вязала в своей конторке.
- Привет, - сказал Перов, войдя.
- Дверь за собой прикрой, - кивнула ему операционистка. - Сквозняк.
Что такой мрачный?
- Душе тесно..., - Василий ослабил молнию своей курточки и картинно прижал руку к сердцу. - На волю рвется.
- Тоже мне, высшая ценность, ...- хмыкнула операционистка и посмотрела на него с интересом.
Перов ей, в общем-то, нравился, но обстоятельно поговорить с ним удавалось редко и, что ему нужно, она не всегда понимала.
- Скажи, Марина, а у тебя есть мечта? - Василий сделал очень серьезное лицо.
- Нет у меня никакой мечты. Прибавки жду. А ты-то тут причем?
- Ну, а раньше, в школе, ты о чем-нибудь мечтала? Космонавтом стать? Или пожарным...?
Она задумалась.
- Я замуж думала выйти. Или уплыть куда-нибудь... И вышла сразу. Больше я ни о чем не мечтаю. Тем более, что он меня уже бросил. А может, его выслали...
А ты чего хотел-то?
- Бибина, а ты не думала, что хоть иногда в жизни надо что-то менять!? - не унимался Перов.
- И вдруг... мечты именно сегодня сбываются? - он для убедительности показал на банковский календарь, стоящий перед окошечком. - Да и вообще... Ты сама-то понимаешь, чего ты тут сидишь?
Он подошел вплотную к стеклу и прошептал:
- Марина... Выходи за меня!
Операционистка постучала пальцем по виску, поправила приколотую к блузке карточку со своим именем и снова взялась за вязанье.
- Вот один такой меня уже и сосватал. Из Буркиной Фасы. Уедешь, говорит, со мной и будешь белым человеком.
А тут я сижу, потому что уютно. И мне здесь не тесно. Все, хватит...Уходи.
Она потянулась, чтобы задвинуть шторку перед собой.
- Давай, Марина, поженимся!
Перов, склонив смиренно голову, снял воображаемую широкополую шляпу и, держа ее в руке, проделал что-то вроде тройного реверанса, размахивая перед собой этой шляпой и кланяясь. Получилось смешно, и Марина прыснула. Перов собрался было опуститься на колено, но тут где-то завыла сирена, а за спиной что-то загудело и защелкало.
- Бибина, ты чего!?
- Это не я, - сделав большие глаза, испуганно пробормотала операционистка по ту сторону стекла. - Это фотоэлемент. Нефиг было руками махать! Он и дверь входную заблокировал. Теперь надо ждать, когда ее из Центральной приедут открывать. Он после ремонта еще не до конца настроен. Так уже было...Надо пойти тумблеры переключить, чтобы не гудело.
А то меня еще и уволят.
Она слезла со своего стула, выбежала из конторки в зал и попыталась толкнуть дверь с надписью "Заведующий".
- Никого пока нет... А телефон там.
Потом она подергала ручку соседнего кабинета, сделала несколько шагов по коридору и куда-то пропала.
За окнами затарахтели машины и послышался какой-то шум.
Перов потоптался по залу и от нечего делать заглянул в дверь ее комнаты, туда, где стояли кассы.
На столах он увидел компьютеры, рядом были сложены какие-то бумаги, кое-где лежала мелочь. На стене висела привычные в таких случаях инструкции и плакаты.
- Сдавайтесь, вы окружены, - вдруг гаркнули откуда-то из-за двери хриплым мегафонным голосом. - Сопротивление бесполезно!
- Ага, - сказал про себя Перов. - Счас. Только на сегодня уже перебор.
- Марина, выходи за меня замуж, - крикнул он в сторону коридора. - Мы будем жить счастливо
Из-под ног вышмыгнула кошка дымчатой породы и замяукала.
- Марина, тут кошка, - снова крикнул он, - есть хочет.
- Я знаю, - из коридора появилась Марина. - Спала где-то... Помоги мне.
Вернувшись в служебную комнату, она открыла там еще одну дверь и из стоявшего в глубине холодильника достала сосиску в целлофане.
- Разверни ей, там и молоко где-то оставалось. Я миску поищу.
Она опять скрылась за изгибом коридора.
Перов очистил сосиску, отломил кусочек и дал кошке с руки. С улицы опять прохрипел мегафон.
- Вы окружены! Внимание! Вы окружены...
- Врет он, - послышалось из коридора. - Тут черный ход во двор. И на воротах наш кодовый замок. Им сейчас туда и не пройти. Мышка, иди ко мне, - позвала она кошку. - А ты давай сосиску...
Кошка шмыгнула к ней и радостно подпрыгнула.
Перов подошел к входной двери и крикнул в щель:
- Сберкасса заминирована! И здесь пулемет. Всем лечь!
- Сопротивление бесполезно, - ревел мегафон.
Перов пожал плечами и снова прошел в служебную половину, подивившись, как много ему сегодня попадается всяких дверей.
- Марина, а деньги-то где? - спросил он.
Не дождавшись ответа, он принялся стойкой настольной лампы открывать один за другим попадавшиеся на пути кассы и ящики, складывая пачки денег на стоящий в комнате стол. Собрав их в кучу, он сдернул откуда-то со шкафа старую сумку и запихал пачки в нее.
- Делиться надо..., - пробормотал он.
- Сдавайтесь! - снова захрипели с улицы.
- Самолет...и дипломатическую неприкосновенность, - твердо стоял на своем Перов, подойдя к входной двери.- Здесь заложница из Буркина-Фасо. Надо уладить кое-какие формальности...
- Выходить по одному, руки за голову, - парировали с той стороны.
- Я не сдамся без боя, - напомнил Перов.
- Хватит дурака валять, - в зале появилась операционистка. - Они сейчас дверь ломать будут, уходи лучше.
- Я же тебя обхаживаю.... Ну что, согласна? Пошли лучше где-нибудь кофе попьем. С пирожными, я тут денег много нашел...
- Ладно...Соври мне тогда что-нибудь..., - Марина позвенела своей сумочкой, ища ключи. - Пошли...Криво что-то мне. Вон и кошка гулять просится. Ты сейф-то открывать будешь?
Я скажу, что ты был в маске и в темных очках. А потом меня бросил... А-а-а-а! - заорала она громко и протяжно.- А-а-а-а...
- Разумно, - согласился Перов. - Поскольку умереть достойно в этой ситуации у нас вряд ли получится, приходится цепляться за жизнь, что есть сил. И, знай, мы с тобой будем вместе вечно.
Он вспомнил, как еще час назад где-то внутри текли слезы, гулко стучало сердце, как было тоскливо, и засмеялся.
- Ты чо? - тоже фыркнула Бибина. - Идем же. Тут есть одна кофейня...
Он взял ее за руку. Под ногами, выскочив на улицу вместе с ними, мяукнула кошка.
Они прошли через двор, дошли до перекрестка и оказались на набережной. Кафе было в нескольких сотнях метров, у самого моста. Ветер слегка шевелил шелк занавесок на окнах и разносил по сторонам кофейный запах. Раскрытые ставни блестели золотом. С козырька над дверью до самой земли свисали красные, желтые и синие бумажные ленты.
Напротив входа через дорогу в тени деревьев на набережной стояли скамейки и примостился с удочкой случайный рыбак. В склянке под его ногами плескалась пара серебристых рыбок. Он впился руками в рукоятку, и конец удилища безжизненно свисал далеко над водой. Чувствовалось, что рыбак стоит тут уже не первый час.
- Продайте рыбок, сказал Перов, подойдя к нему.
Мужчина оторвал свой взгляд от крошечного поплавка, почти слившегося с водой, и равнодушно посмотрел на Перова.
- А тебе-то на что?
- Надо. На счастье. Мы заплатим.
- Кошке, что ли ?
- Нам, - помотал головой Перов. - С кошкой все в порядке.
- Ну, берите тогда, коли так...
Рыбак оглядел их недоуменно.
Перов порылся в сумке, достал одну из пачек и протянул старику.
- Держите.
Он нагнулся и взял банку в руки. Потом поднял ее повыше, разглядывая, как сверкают на солнце рыбьи чешуйки. Полюбовавшись, он протянул банку Марине.
- Выпусти их.
Марина бережно забрала банку и, вытянув ее перед собой, осторожно перевернула над водой.
Рыбки выскользнули и дружно полетели вниз, еще раз напоследок весело сверкнув на солнце своими боками перед тем, как скрыться в реке.
- Спасибо тебе, благородный человек, - сказал Перов рыбаку. - У нас все по справедливости.
Он повернулся к Марине, подал ей руку, они перешли улицу и вошли в кофейню.