Все права защищены. Произведение распространяется только в электронном варианте.
Чёрная Ладья.
"Если вы хотите хорошо играть в шахматы, будьте готовы убивать."
Найджел Шорт, международный гроссмейстер.
Человек, сказавший эти слова, в ту пору ещё только знакомился с правилами древней игры. Я же был крепким мастером, надеявшимся выполнить вскоре гроссмейстерскую норму, а вместе с ней получить и зелёный свет на зарубежные турниры. В семидесятые каждый уважающий себя мастер надеялся вырваться за железный занавес.
Мои надежды оказались несбыточными, как иллюзорная игра в современной двухходовой задаче. Что-то сломалось во мне после турнира "Черная Ладья". После него я не мог смотреть на шахматы с прежней любовью. Мой боевой дух пошёл на убыль, жажда борьбы испарилась. Или, может быть, я достиг вершины своего мастерства, исчерпав все отпущенные природой таланты? Мне более по душе именно первая версия.
Сегодня вы можете меня встретить в одном из многочисленных парков нашего города. Я блицую. Ставка рубль, от силы три. Простаки попадаются в мои сети, а мне много и не требуется. Пять минут с каждой стороны, и рубль мой. Спившийся мастер, говорят обо мне завсегдатаи шахматных скамеек, не препятствуя моему промыслу. Но я не притрагиваюсь к спиртному, хотя весь мой вид свидетельствует об обратном. Нельзя - сердце. Я соглашаюсь даже на расклад одна минута против пяти. Мне и шестидесяти секунд достаточно, чтобы заработать рубль. И ещё, я никогда не поддаюсь, хотя иногда и проигрываю. Тогда вы можете заметить слёзы в моих глазах. Нет, мне не жалко уплывших от меня денег. Просто необычайно больно наблюдать своё собственное падение.
В парки и садики редко забредают стоящие шахматисты. Так, от силы перворазрядники, редко - кандидаты. Настоящие легионеры-ветераны никогда не скрещивают оружие друг с другом. Слишком уж знакомо им это застывшее ощущение боли, которое отражается в усталых зрачках вместе с чёрно-белыми клеточками.
... Это сейчас. А тогда я был полон сил и энергии, жаждал получить заветный гроссмейстерский балл и выйти в большие шахматы. Чему и должен был способствовать турнир "Чёрная ладья" в городе Сергеевске Приволжской области. Славен был этот сонный городок белокаменной церковью, пришедшей в упадок, но всё равно величественной, музеем боевой славы и краеведческим музеем. Вот, пожалуй, и всё. Лики Ильича в изобилии заполоняли оба исторических помещения, грозно посматривая на незваных гостей. Ворота церкви оказались заперты. Просто идеальная обстановка для игры! Не на что отвлечься.
Устроители гордо нарекли турнир "Чёрная ладья". Они также позаботились внести соответствующую эмблему во всю сопутствующую соревнованию атрибутику. Имелось в виду элегантное сочетание значений шахматной фигуры и старославянского мореходного средства. Действительно, аляповатое бронзовое изображение ладьи, на которой якобы приплыли первопроходцы Сергеевска несколько сот лет тому назад, имелось на центральной площади города. Художник добавил к силуэту скульптуры контуры шахматной фигуры. Получилось совсем не плохо.
Я приготовился к серьёзной схватке на этом турнире, не делая себе ни малейшей поблажки в распорядке дня и режиме подготовки.
Два пожилых, отошедших от больших шахмат, но до сих пор чрезвычайно опасных гроссмейстера. С ними лучше не доходить до эндшпиля, где может сказаться их опыт. Уведу их в сторону головоломных комбинаций. Тяжёлую счётную работу молодой и энергичный мозг осилит лучше, отметил я про себя. Девять национальных мастеров, три международных, итого четырнадцать участников. Тринадцать партий. Семерых игроков я знал лично, один был моим неплохим приятелем.
Миша Кацнельсон радостно подталкивал меня локтём в бок, блестел озорными, чуть на выкате глазами. Мы находились на церемонии открытия турнира в актовом зале гостиницы.
- Смотри, смотри: каков орёл, - Миша кивал головой в сторону старичка в потёртом пиджаке. - А ведь и не скажешь, что выиграл однажды у самого Ботвинника.
- Так это ж было двадцать лет назад, - усмехнулся я.
- Ну и что, - не унимался Миша. - Я с ним год назад в Ставрополе играл. Еле на ничью убежал. И то, у него две лишние пешки оставались. Правда, за дебютами он давно не следит.
Миша мне хитро подмигнул.
- А это кто? - я указал в сторону угрюмого, с перебитым и расплющенным носом человека. Его внешний вид никак не вязался с образом шахматного игрока. Он скорее походил на отошедшего от дел ... боксёра. Дешёвый костюм плохо сидел на его спортивном теле. Воротничок врезался в массивный выбритый затылок. Шеи почти не было. Казалось, его череп начинается прямо от широких плеч.
- Виктор Реванов, бывший зэк.
- Что? - я взглянул Мише в глаза, подозревая его в очередной шутке.
Мишин взор оставался абсолютно серьёзен.
- Этот человек отсидел десять лет в тюрьме за убийство. Я говорю абсолютно серьёзно.
- Да откуда ты знаешь?
- У меня свои источники, - уклонился Миша от прямого ответа. - А тебе какая разница? Мы здесь в шахматы играть приехали, а не нары у окна делить.
Я пожал плечами в недоумении.
- А вот и Александр Виленский, - снова просветлел Миша, кивая мне в сторону щуплого молодого человека с русыми волосами и энергичными искорками в серых глазах.
Александра я заметил на шахматном небосклоне пару лет назад. Молодой перспективный мастер с громадными амбициями, с универсальным стилем игры. Он с завидной точностью пережимал противника в тягучих позиционных построениях и виртуозно рассчитывал головоломные комбинации кавалерийских атак. До сих пор я только просматривал его партии в шахматной периодике. И вот мне выпало встретиться с ним впервые в реальном поединке.
Тринадцать турнирных партий, тринадцать игровых дней. Многие считают это число счастливым. Я до сих пор вздрагиваю, когда при мне упоминают эту цифру.
Турнир планировалось провести за семнадцать дней, с первого по семнадцатое августа включительно. Четыре дня - четвёртое, восьмое, десятое и четырнадцатое отдавались на выходные. Партии с пяти до десяти вечера, доигрывания на следующий день с одиннадцати утра. Стандартный распорядок.
Я ненавижу этот глупый вопрос: "Что такое шахматы? Наука, искусство, спорт?" Ещё больше меня ранит самодовольный ответ: "Шахматы - это жизнь!".
Потому что тогда бесконечные доски с чёрно-белыми клеточками начинают колыхаться громадными волнами в моём мозгу, складываясь в пылающие библейские письмена, которые кричат внутри меня: "Шахматы - это смерть!"
Впрочем, не буду забегать вперёд. Начну, как и положено, с дебюта.
В первом же туре мне досталась тяжелейшая партия с маститым стариком. Вопреки всем ожиданиям, попытки замутить воду и перевести игру в комбинационное русло закончились полным фиаско. Я чувствовал, как мои фигуры вязнут в болоте. Физически ощущалось отсутствие воздуха. Ища спасения, я ослабил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Грозная стена черных фигур ход за ходом урезала жизненное пространство, медленно но верно вгрызаясь в мою позицию. Я лихорадочно искал выхода из этого кошмара. Наконец луч солнца блеснул меж свинцовых туч. Жертвой двух слонов мне удалось вскрыть прикрытие неприятельского короля и одиноким ферзём закончить партию вечным шахом. Ничья. Лёгкое встряхивание сухонькой ручки противника.
Взмокший и полностью обессиленный я откинулся на спинку стула. Старичок взирал на меня, безмятежно улыбаясь. Очевидно, игра не доставила ему и малейшего напряжения.
Я скользнул взглядом по демонстрационным доскам.
У Миши лишняя пешка в выигрышном эндшпиле. Саша Виленский балансировал в обоюдоостром миттельшпиле со вторым пожилым гроссмейстером.
С каким-то болезненным интересом я уставился на доску с партией Виктора Реванова. Даже не столько на доску, как на него самого. Беззвучно, про себя, я хмыкнул. Очень трудно представить себе австралопитека за шахматной доской. И тем ни менее Реванов походил именно на доисторического человека, которого выдернули из привычного ему людоедского окружения и заставили заниматься, хм, высшей нервной деятельностью.
Надбровные дуги нависли над глубоко посаженными маленькими глазками. Расплющенный нос морщился в неимоверном усилии выразить какую-то мысль. Желваки выпяченной вперёд нижней челюсти перекатывались волнами с картины Айвазовского. Я прямо видел, как он ворочает мысли, словно гигантские гранитные валуны, как скрежещут заржавевшие шестерёнки не приспособленного к интеллектуальной работе мозга.
Я зашёл утром в номер к Мише, безжалостно выдернул его из постели и выволок на утреннюю пробежку. После полутора минут активного движения нижними конечностями Миша начал задыхаться. Он жалобно взглянул на меня, всем своим видом давая понять, мол, какие из нас, работников умственного труда, атлеты. Я смилостивился и перешёл на быструю ходьбу.
- Кстати, Реванов вчера выиграл, - борясь с неровным дыханием, сообщил он мне.
- Да ну? - удивился я.
- А Виленский до голых королей доигрался, ничья. Гросс ему ничью предлагал ещё задолго до этого, так Александр, ты представляешь, отказался. Ты бы видел физию гросса.
- У тебя-то единичка? - подмигнул я ему.
- Единичка, единичка, - радостно осклабился Миша. - Зайди в номер, я тебе всю партию покажу.
- Да ты не радуйся, я тебя всё равно переиграю, - сказал я Мише.
- А это мы ещё увидим, - лицо Миши вобрало в себя всё утреннее августовское солнце. - У нас ведь девятого августа партия, верно? Я уже посмотрел. Всё, больше не могу.
Он остановился, упёршись ладонями в колени и тяжело дыша.
- Ты газеты читаешь, те, что в номер принесли? - спросил он вдруг.
- Да, я просмотрел "Правду". В "Сергеевских Новостях" статья про открытие нашего турнира, ничего особенного. А что?
- Плохо ты читал, - вдруг посерьёзнел Миша. - Убийство вчера ночью в городе было. Пробили человеку горло каким-то предметом. Маленькая такая статейка на последней странице. Милиция обеспокоена. Ты смотри, по ночам здесь не разгуливай.
- Да я в одиннадцать уже спать иду, - отмахнулся я от него.
- Ты в сицилианке всё ещё вариант дракона предпочитаешь? - перескочил он без предупреждения на новую тему...
Следующие два дня остались в моём сознании как единый, мощный энергетический импульс, которым я сметал позиции противников. Четвёртого августа у нас был выходной и мы с Мишей пол дня шлялись под раскалённым солнцем сонного городка, дважды укрываясь в "Кафе-мороженное". Вскоре нам это надоело, и мы рокировались в сторону гостиницы.
Виктор Реванов проиграл обе партии, причём не самым сильным участникам турнира. Мы с Мишей облегчённо вздохнули. Саша Виленский блестяще разгромил фаворитов, получив два очка.
Пятого числа турнирная таблица преподнесла мне второго ветерана, которого я особо опасался. Виленский играл с улыбчивым сухеньким старичком. Забавно было наблюдать две худенькие фигурки, склонившиеся над шахматной доской. Плевком перешибить можно. Одним сразу двух. Если разобраться, Виленского отличали от старичка лишь аккуратно зачёсанные русые волосы, да искорки в глазах. Александр пытался атаковать, но более опытный игрок построил непробиваемую крепость. Через тридцать ходов Виленский согласился на ничью. На его лице было написано явное разочарование таким исходом партии. Мой противник попался на домашнюю заготовку и потерял в дебюте центральную пешку. Однако мы вскоре перешли в эндшпиль с разнопольными слонами, и как я не старался, мне не удалось выдернуть из него более чем пол очка.
Освободившись, я принялся курсировать по залу. Я чуть не споткнулся взглядом об набычившегося Виктора Реванова. Напротив него наливался пунцовым Миша. Ох, чёрт. Я совсем и забыл в пылу борьбы, что сегодня Миша Кацнельсон сходится в смертельном поединке с Виктором Ревановым. Расположение на доске было явно не в пользу Миши. Он попал под направленную атаку тяжёлых белых фигур.
В тот вечер Миша проиграл, чем был необычайно расстроен и подавлен. Лишь на утро жизнерадостность, свойственная его натуре, вернулась к нему.
Как обычно, я выгнал его утром из кровати. На тумбочке покоился ворох газет.
- Может в спортзал? - испробовал я для начала его оборону. - Мне вахтёр сказал, там всего один человек и занимается, места полно.
Но оборона Миши была крепка. Он замотал всклоченной головой.
- "Сергееские Новости" читал? - обратился он ко мне, широко улыбаясь.
- Нет. Ты мне зубы не заговаривай, тренировочные натягивай.
- В городе ещё одно убийство. Опять каким-то странным предметом пробивают человеку горло, переламывая одновременно шейные позвонки. Все деньги и документы на месте. Совершенное отсутствие связи между двумя жертвами. Следователь Всеволод Костьев имеет размывчатые подозрения, но в интересах следствия предпочитает их не разглашать.
Я вырвал газету из рук танцующего на одной ноге Миши. Тот пытался читать газету и попасть ногой в штанину одновременно. Действительно, заметка перекочевала уже в середину газеты и из двух строчек превратилась в три полновесных абзаца.
Я внимательно перечитал текст, пока Миша возился с футболкой. Следователь Всеволод Костьев. Маленькие невидимые фигурки, пронеслись перед моим мысленным взглядом, вовлечённые в какую-то непонятную комбинацию.
- Побежали, - подтолкнул я Мишу к двери. Тот страдальчески закатил выпуклые глаза...
И снова у меня были две победы. Одна из них над Виктором Ревановым, которая далась мне практически без особых усилий. Я просто ставил фигуры на правильные места, пока противник не допустил серьёзный стратегический промах, допустив моего коня в центр своего лагеря. После этого его позиция начала разваливаться прямо на глазах. Но запомнилась мне не партия, я рукопожатие. Два рукопожатия. Моя ладонь утонула в его широченной лапище, я приготовился к железным тискам и возможной боли. Но он лишь осторожно подержал мою кисть в своей, и быстро отпустил её. Какие у него сильные руки! Почему он до хруста не сжал мои кости? Маскируется, понятное дело. Ему бы цирке подковы гнуть и медяки в трубочку сворачивать, а не деревянные лакированные фигурки передвигать по шестидесяти четырём клеткам, подумал я со скрытым раздражением. "Почему это в цирке?" - промелькнула подлая мысль. Например, он может человеку голову свернуть. Или пальцем шею пробить. Вполне вероятно. "Заткнись!" - сказал я себе.
Девятого августа я обыграл Мишу, как и обещал ему. Хитрец не с проста осведомлялся о моём варианте дракона в Сицилианской защите, против которого явно заготовил камнеметающие катапульты. Ему пришлось встретиться с Шевенингенским вариантом. К нему он оказался просто не готов. Я легко перехватил инициативу и перешёл в атаку.
Турнир подошёл к миттельшпилю. Здесь мне следует остановиться и проверить расстановку фигур на доске, оценить открытые линии, ключевые поля и вероятность атаки на королевском и ферзевом флангах.
Наметились два лидера. Одним из них был я, вторым - Александр Виленский. У обоих шесть из семи возможных. Выяснить наши отношения, по неясной прихоти судьбы, нам предстояло лишь в последнем туре. За нами, с отрывом соответственно в пол-очка и очко, следовали два ветерана-гроссмейстера. Миша шёл неровно, находясь где-то в середине таблице. Он расслабился и стал просто играть в шахматы, не обращая внимания на нули и единички в турнирной таблице. Жаль, я не мог этого себе позволить. Две победы не слишком помогли Виктору Реванову. Остальные пять партий он проиграл и сейчас находился в замыкающем списке участников, хотя и не самым последним.
Я был безапелляционно настроен на успех. От гроссмейстерского бала зависело слишком много.
Двенадцатого утром, нарушая все устои, в мой номер ворвался Миша, потрясая газетой.
- Третье убийство! - завопил он. - Пробита шея, переломаны от удара позвонки. Удар нанесён небольшим непонятным предметом, вероятно цилиндрической формы. Следователя Всеволода Костьева атакуют репортёры. Город дрожит от таинственного убийцы. И самое главное - происходящие события связывают с нашим турниром.
- Погоди, погоди, - осадил я Мишу. - Дай-ка газету.
Миша отдёрнул руку.
- Я знаю кто убийца. И у меня есть план, - выпалил он на одном дыхании.
- Это хорошо, когда есть план. Бесплановое движение фигур на доске равносильно проигрышу партии, - задумчиво сказал я.
- Смотри, - застрочил Миша. - Убийства произошли первого, пятого и одиннадцатого августа. Так?
- Так, - чуть помедлив, ответил я. - Ну и что?
- А то, что наш любезный Виктор Реванов выиграл партии первого и пятого августа.
- Да какое это имеет значение? Причём здесь Реванов?.. Подожди, а вчера, одиннадцатого августа?
- Тоже, тоже выиграл, - торжественно заявил Миша.
- Да половина участников турнира выиграла или проиграла партии в эти дни. Ты не можешь строить умозаключений на такой шаткой почве. К тому же, это не повод убивать людей, выиграв или проиграв шахматную партию.
- Я ещё как могу строить умозаключения, - отбивал Миша все мои доводы. - Всё правильно, в эти дни множество участников выиграло или проиграло партии, но никто, я подчёркиваю, никто не выиграл или не проиграл все три партии. Или ничья заклинилась, или баранка к двум единичкам. Комбинаций много, но я проверил все, а ты можешь проверить меня. Подходит только Виктор Реванов.
- Но...
- Слушай дальше. Для нормального человека убивать кого-то после проигрыша, а уж тем более выигрыша партии - не повод. Но кто тебе сказал, что этот зэк нормален.
- Он не зэк. Он на свободе, - поправил я Мишу.
- Тем хуже! Что ты знаешь о нём? Посмотри, как он подавляет свои эмоции, это же очевидно.
- Да, я это заметил.
- Выиграв партию, он получает небывалый всплеск адреналина. И не дай бог кому-то попасться этому злобному оборотню под руку. И знаешь что,.. - тут Миша плутовато улыбнулся. - Ты вот дрыхнешь по ночам, а я полезные знакомства завязываю.
- Знакомства? Интересно, с кем.
- "С кем, с кем", - передразнил меня Миша. - С весьма симпатичным младшим лейтенантом милиции Оленькой, личным секретарём следователя Всеволода Костьева.
- А-ха, - протянул я. - То-то ты по утрам такой заспанный. Неспортивное твоё поведение, товарищ Кацнельсон.
Улыбка Миши расползлась почти до самых ушей, но через секунду он снова посерьёзнел.
- И знаешь, что я выведал? - продолжал Миша. - Цвет одежды жертв! Он точно соответствует тому цвету, которым играли все противники Реванова первого, пятого и одиннадцатого августа соответственно. Этот монстр различает только два цвета. Чёрный и белый.
- Большего шахматисту и не требуется, - сказал я. - Слушай, Миша, а ты ему случайно не мстишь за свой проигрыш?
- Я?! - Миша был само праведное возмущение. - Нам необходимо пробраться в номер Виктора Реванова и проверить мои подозрения. У меня есть ещё кое-какая информация, но я предпочитаю её пока не раскрывать. Сначала в номер!
- Шерлок Холмс недоделанный, я с тобой в эти игры играть не буду, - рассердился я. - Прокрасться тайком кому-то в номер! Я от тебя такого, Миша, не ожидал.
- Да и я от себя тоже, - чистосердечно признался он. - Но я тебя умоляю, помоги мне. Речь идёт о жизни людей. И... я проведал, где уборщица хранит ключи. Обещаю, мы вернём всё на место...
Я не представлял себе, что Миша будет искать в номере Виктора Реванова. Окровавленный кастет? Пистолет? Нож?
Воровато озираясь, мы с Мишей проникли в номер. Ничего особенного. Аккуратно застеленная кровать. Тумбочка. Стул. Стол. На столе шахматная доска и островки фигур на ней. Дебютный справочник и два журнала. Что может быть естественнее для стола шахматиста? Что Миша хочет найти за те пятнадцать-двадцать минут, пока Виктор Реванов завтракает в столовой? Моя рука потянулась к фигуркам.
- Ничего не трогай! - взвизгнул Миша.
Я отдернул руку. Миша и не собирался производить обыск в номере, его вполне удовлетворяла картина шахматной доски.
- Считай фигуры! - приказал он. Я удивлённо поднял брови. - Считай, есть ли полный комплект, - уточнил он, заскользив глазами по доске и фигуркам на столе.
- Не хватает чёрной ладьи, - сообщил я Мише через несколько секунд. Тот просто кивнул, видимо, ожидая именно этого результата и просто проверяя в тысячный раз математическую выкладку. С каждой секундой кровь отливала от его лица.
- Смываемся, быстро, - пробормотал он, окончательно помрачнев.
Мы выскочили как ошпаренные из номера, не забыв запереть за собой дверь. Миша быстро вернул ключи в подсобку, и мы поспешили в столовую. Навстречу нам неспешной походкой шествовал Виктор Реванов, очевидно направляясь в свой номер после завтрака. Завидев нас издали, он выжал на своём доисторическом лице несмелую улыбку.
Дьяволинка промелькнула в Мишиных глазах. Он выпалил очень быстро, ещё до того, как Виктор приблизился к нам: "Следи за его реакцией!" Миша демонстративно обращался только ко мне, делая вид, что не замечает Реванова. Выждав, когда тот поравняется с нами, Миша громогласно объявил, как бы продолжая разговор: "Вот я и говорю - убийца!" Миша сделал нарочитое ударение на последнем слове.
Виктора как будто ударили чем-то невидимым. Он весь как-то съёжился, сгорбился, голова ещё глубже втянулась в плечи. Приветливая улыбка, как старый слой краски, сползала с его лица.
Миша, как если бы только заметив его, сказал уже совершенно нормально: "Доброе утро." Виктор что-то буркнул в ответ, явно ища спасения в своём номере.
- Мы обязаны сообщить в милицию, - удалившись на безопасное расстояние выпалил он.
- Нет, подожди! Какая, к чёрту, милиция? Если у человека не хватает ладьи в шахматном наборе, так что, его сразу же в милицию тащить?
- Помнишь, я говорил тебе о дополнительной информации, которой я располагаю?
- Выкладывай, не тяни.
- Оленька сказала мне, что в ране последней жертвы найдены следы орудия убийства. Точнее, деревянная щепка со следами чёрной краски и лака. Небольшое орудие цилиндрической формы - шахматная фигура, ладья. Чёрная ладья, маэстро, если угодно! Для меня и тебя это просто деревяшка из набора для игры, но попав в чудовищно сильные руки, ладьёй можно запросто убить человека, ударив его в уязвимое место, например в горло. Такой удар может порвать непрочные ткани и даже раздробить шейные позвонки. Ты помнишь руки Реванова?
Да, руки Виктора Реванова я определённо помнил...
Казалось, следователь Всеволод Костьев, невысокий добродушный толстячок с цепкими глазами и прогрессирующей лысиной, ничуть не удивился нашему приходу. Он лишь на короткую секунду взглянул в сторону симпатичной брюнетки преувеличенно сосредоточенно перебиравшей бумаги на столе.
- Заходите, заходите, уважаемые, - он сделал жест рукой, изображая гостеприимного хозяина. - Чем обязан?
Миша коротко представился и, косясь на брюнетку, присутствие которой явно мешало ему стройно излагать свои мысли, взял с места в карьер.
- Я знаю, кто убийца! - заявил он.
- Ну что ж, послушаем, - сказал Костьев, просверливая нас своим взглядом. Он не уточнил о каком именно деле шла речь, как будто всё и так было очевидно.
Миша, стараясь говорить как можно спокойнее, повторил свои страшные подозрения. Он чистосердечно признался и о вторжении в номер Реванова. Костьев коротко переспрашивал, уточняя некоторые факты, иногда обращаясь ко мне за подтверждением. Особенно его заинтересовала статистика выигранных и проигранных партий а также черно-белая цветовая гамма, приведённая Мишей. Он даже, к нашему удивлению, вытащил из стола хранившуюся там таблицу турнира с настоящим положением участников и принялся внимательно её изучать.
- Да, ваши мысли несомненно интересны, - наконец сказал Костьев, отрывая взгляд от таблицы. - Однако,.. - тут он на пару секунд замолчал. - В вашем логическом построении есть серьёзные просчёты. Например, мы побывали в номере Реванова буквально за три минуты до вас. И знаете что? Мы нашли злополучную чёрную ладью... Под кроватью. Она просто упала со стола и закатилась под кровать. Никаких противоестественных следов на ней не наблюдалось. Кроме того, - Костьев снова чуть помедлил. - Весь вечер одиннадцатого августа Виктор Реванов провёл лично со мной, вот в этом самом кабинете. Он не замешкался ни на секунду после выигранной им турнирной партии. Присутствовал он и при том, как я получил телефонный звонок с сообщением об очередной жертве. Вы слышали такое слово - "алиби"?
На Мишу было жалко смотреть. Он весь обмяк и поник. Полный разгром. Эполетный мат на двенадцатом ходу. Молодой человек, вы просто не понимаете эту игру.
Всеволод Костьев пожал нам обоим руки и проводил до двери, мягко напомнив о том, что нехорошо проникать в чужие номера, вторгаться в сферу деятельности правоохранительных органов, а также искать убийц среди участников турнира.
Миша не мог оправиться от такого потрясения ещё два дня, позорно проиграв турнирные партии двум замыкающим таблицу игрокам.
Весь выходной от игр день четырнадцатого августа мы провели вместе с Мишей, анализируя последние партии Александра Виленского, особенно его дебютные построения. Александр обгонял меня на пол очка, уверенно лидируя в турнире. Только Миша, играя завтра в лучшем своём стиле, мог приостановить его. Шестнадцатого, в воскресенье, Александр должен был играть с Ревановым, а семнадцатого, в последний день турнира - со мной.
Пятнадцатого числа мой противник наступил на заготовленную мной мину. Я отдал ладью за две лёгкие фигуры и добился решающего перевеса, который уверенно и реализовал. 1-0.
После этого всё моё внимание переключилось на партию М.Кацнельсон - А.Виленский. О, какая это была партия! В ней было всё, за что я люблю шахматы. Точный расчёт вариантов, десятки блистательных комбинаций с обеих сторон, проносящихся над доской лишь мимолётным ветерком возможностей. Отточенная позиционная игра, сочетающаяся с тактическими выпадами. Я думал, что Миша выиграет, я от всей души желал это ему, безо всякой связи с моим положением в турнирной таблице. Александру удалось организовать опаснейшую проходную пешку, а Мише почти что уничтожить её, создав неотвратимые матовые угрозы. Виленский нашёл единственно правильный, этюдный ответ, превратив пешку в коня. Зал взорвался шквалом апплодисментов. 1/2-1/2.
Сыграв эту колоссальную партию, Миша исчез. Просто испарился. Не застал я его в номере и на следующее утро, в воскресенье. Наделённый талантом в избытке, но абсолютно безответственный, Миша был просто не в состоянии придерживаться строгого турнирного режима. Очевидно, подрыву его боевого духа в немалой степени способствовала очаровательная брюнетка, обитавшая в рабочие часы в кабинете следователя Костьева.
Газет утром не принесли - выходной, Миша последовал примеру Степана Разина, и я решил проверить обстановку в спортивном зале. Полусонный вахтёр всхрапнул-промямлил что-то неразборчивое. Я приоткрыл дверь в полутемное, просторное помещение. Зал был действительно пуст, только где-то в глубине какой-то щуплый подросток неистово размахивал руками и ногами, колотя боксёрскую грушу. Обменивать ласковое утреннее солнышко середины августа на пыльный полумрак спортзала мне не хотелось, поэтому я решительно прикрыл дверь и выбежал на улицу.
Предпоследний тур не преподнёс особых сюрпризов. Александр Виленский в классическом позиционном стиле обыграл Виктора Реванова. Мне очко досталось гораздо труднее, и всё же я пережал своего упорного противника. В этот день выиграл и Миша, с удивительной скоростью и, я бы сказал, моцартовской небрежностью, поймав в хитроумно расставленную сеть ферзя противника на двадцать втором ходу. После этого Миша снова исчез.
У меня создавалось впечатление, что лишние фигуры убрали с доски для какой-то ошеломляющей по красоте и глубине расчёта завершающей партию комбинации. Последний турнирный день решал всё. Для заветного гроссмейстерского балла мне было достаточно набрать пол очка, одновременно деля первое-второе место в турнирной таблице вместе с Александром Виленским, оставляя позади себя двух гроссмейстеров. Проигрыш отбрасывал меня на четвёртое место, заставляя забыть как минимум на шесть месяцев о вожделенном титуле. Я не мог позволить себе проиграть.
Я поспал семнадцатого августа на полчаса больше, одним элегантным взмахом отправил в урну прикреплённые к двери номера газеты. Будни пятилетки и сергеевские кровожадные монстры меня совершенно не интересовали. Я вообще сомневался, что попаду когда-нибудь ещё в этот городок. Для начала соцстраны: Болгария, Венгрия, Румыния, Чехословакия, Югославия. А там, смотришь, и до Голландии с Англией недалеко. Моя шахматная карта мира вдруг неизмеримо расширилась. Будущее рисовалось мне этим августовским утром восхитительно прекрасным.
Такова была сила моей концентрации, что я перестал замечать снующих мимо меня людей, лица редких болельщиков в зале и демонстрационные доски на стене. Пространство сузилось до столика, часов и шахматной доски с ровными рядами фигур.
Александр оказался предельно точен, появившись в зале без одной минуты пять. Русые волосы аккуратно зачёсаны. Лёгкий, неназойливый запах одеколона. Маленькая фигурка в пиджаке на размер больше. Рукопожатие: твёрдое, уверенное, энергичное. Шершавое. Он настроен только на выигрыш. Искорки энергии в сероватых глазах.
Краем глаза замечаю отчаянно играющего мышцами лица Мишу, пытающегося донести до меня какое-то собщение. Да, разумеется, и я желаю тебе удачи, а теперь, пожалуйста, будь добр - фианкетируйся от меня куда подальше. И я выключаю его из моего информационного пространства.
У меня белые фигуры - право выступки, лишний полутемп. 1.d4. Неторопливые, тысячекратно проверенные дебютные ходы. Александр осторожничает, не хочет насиловать позицию неоправданным прорывом или авантюрной жертвой. Надёжные построения славянской защиты. Размен ферзей уменьшает шансы на обострение игры. Контуры ничейной гавани. Легкое прикосновение пальцев к фигурам. Передвижение комочков энергии. Искорки в серых глазах. Рука, продвигающая пешку на одно поле вперёд. Уголки рта кривятся в недовольстве. Рука... Только сейчас я обратил внимание на руки Александра. Все костяшки пальцев в мозолях. В мозолях?! У шахматиста? Да нет, как у ... бойцов восточных единоборств. Мягкое движение, нажатие на кнопку часов. Пошло моё время. Если слон... Стоп! Кого я видел давеча мельком в спортивном зале? Подросток? Нет, сейчас я почти уверен, что это был не подросток, а Александр Виленский, неистово отрабатывающий удары. Какова же его реальная сила, скрывающаяся в этом невзрачном теле? Думай о позици-и-и... Подожди, у меня ещё полно времени. Насколько я знаю, настоящие бойцы карате или кунг-фу весят совсем не много: 60 - 55 килограмм. Больший вес мешает быстроте движений. Но это совсем не значит, что они слабы. Я где-то читал, что опытный боец способен пробить тело человека голой рукой. А если в руке зажата шахматная фигура, своего рода кастет? Чёрная ладья, например... Что это Миша с газетой стоит и рожи корчит? О господи, эти тикающие часы... Надо сфокусировать зрение... Выхватываю одну цифру и одно слово из газетного заголовка. 15. Убийство. Только бы не потерять концентрацию. Ничья, и гроссмейстерский балл мой. Голландия, Англия... Ничья... 15... Правильно, в воскресенье, шестнадцатого, газета не выходила, но убийство произошло именно пятнадцатого числа, о чём сообщал сегодняшний, семнадцатого августа, газетный заголовок. Первого, пятого, десятого и пятнадцатого августа. Четыре убийства. Мне не надо полностью читать статью, чтобы понять, о чём идёт речь. Четыре дня, четыре партии. Их никто не выиграл и не проиграл! Все четыре партии закончились вничью! И мог это сделать только один человек - мой противник, Александр Виленский! Убить человека, завершив партию вничью... Кажется я строю ещё более нелепые гипотезы, чем Миша. Но господи, искорки в глазах Виленского. Это не лучики азарта, но языки адского пламени, испепеляющего его душу. Когда безумие затронуло его рассудок? Скольких людей он успел убить? Что он мог сотворить, проиграв? Казалось, огонь ненависти, не имеющей ничего общего со здоровой спортивной злостью, сейчас вырвется из его глаз. Абсолютное, всепоглощающее безумие. Я восстановил в мозгу турнирную таблицу. Всё правильно, сходится даже цвет одежды жертв: он совпадает с цветом фигур противников Виленского. Я не могу выиграть в этой позиции, но я могу с лёгкостью сделать ничью. Ничью, до которой один шаг! Ничью, после которой этот монстр убьёт вечером человека. По моей вине. Нет, это не моя вина, я всё расскажу милиции. Как же, вспомни разгром Миши, отвечаю я сам себе. Один шаг до ничьей, которая принесёт мне закономерный успех. Один шаг до невольного пособничества убийству. Тик-тик, тик-тик... Ропот в зале. Почему я медлю, не делаю очевидные ходы? Брови Виленского поднимаются вверх в немом удивлении. Я бросаю на него взгляд, полный ужаса. И кажется, он понимает, что происходит в моём мозгу... и презрительно, едва заметно кривит губы в усмешке. У меня жесточайший цейтнот. Тик-тик. Пол очка. Труп. Пол очка. Труп. Нарастающий ропот зала. Неумолимый красный флажок на часах. Черно-белые клеточки, глупые бесполезные фигурки, человеческая жизнь. Иногда бывает невозможно сделать такие простые ходы.
Красный флажок обрывается в пропасть, а вместе с ним и моя партия, турнир, жизнь. Виленский, протягивает мне руку, но я в какой-то коме продолжаю смотреть на часы, отмеряющие время неизвестного мне человека, жизнь которого сегодня не оборвётся. Виленский пожимает плечами и аккуратно записывает результат партии на бланке с силуэтами двух чёрных ладей, скульптуры и шахматной фигуры. 0-1.
Всё остальное я воспринимал смутно, как в замедленном и обрывочном кино. Безнадёжно поздно появившийся Всеволод Костьев с четырьмя вооружёнными милиционерами уводит победителя турнира из зала. Следователь хлопает Виленского по карману и выуживает из него чёрную ладью с обломанным зубчиком и буроватыми пятнами. Бледное Мишино лицо, ведь именно он сыграл в ничью пятнадцатого числа, а значит стал невольным триггером последнего убийства. Люди, горячо спорящие и размахивающие руками в зале. Сбившиеся кучками ошеломлённые шахматисты-участники...
Результаты турнира постарались замять, они даже не появились в печати. Я до сих пор помню блистательную партию М.Кацнельсон - А.Виленский. А вот результаты моих собственных достижений как-то стёрлись из памяти, не сохранил я и бланки партий. Следователь Всеволод Костьев долго держал зуб на Мишу, не смотря на его неоценимую помощь следствию. Он не мог простить ему похищение ценного сотрудника - младшего лейтенанта милиции Оленьки. Но, получив приглашение на их московскую свадьбу, оттаял и всё простил. Там же он поведал мне и несколько фактов из биографии Виктора Реванова, который взял на себя полностью вину собственного брата, севшего за руль в пьяном виде и сбившего насмерть женщину с двумя маленькими детьми. Подлог раскрылся, но слишком поздно, а из советских тюрем, как вы знаете, быстро не выходили.
Миша почти сразу же после свадьбы забросил большие шахматы и принялся с увлечением составлять этюды. В этой области он получил второе звание мастера - по композиции. Виктор Реванов - заслуженный тренер СССР и России. Его ученики завоевали множество призов на турнирах в Болгарии и Венгрии, Англии и Голландии.
Звезда Александра Виленского ушла навсегда с шахматного небосклона.
Впрочем, как и моя...
Играя пятиминутные партии, пытаясь обмануть время, я каждый раз беру маленький реванш у жестокого красного флажка.
И я никогда не поддаюсь, хотя иногда и проигрываю. Тогда вы можете заметить слёзы в моих глазах. Нет, мне не жалко уплывших от меня денег. Просто необычайно больно наблюдать своё собственное падение.