Аннотация: "Тяжело переживая развод родителей, маленькая Агата вспоминает, как однажды отец рассказывал ей о душе чащобы, живущей в дупле гниющего дерева, растущего в сердце леса. Отыскав это место, девочка оказывается заворожена старым дубом и тайной черного провала в его стволе. С каждым днем Агата все больше и больше отдаляется от матери, а дерево перестает казаться ей таким уж безжизненным".
Там, где заканчивались владения людей, в безмолвии и полумраке тонул дремучий непроходимый лес, до самых небес вздымаясь темной грядой. Кряжистые неохватные дубы и густые ели нависали над землей, расправив в стороны свои узловатые ветви, и змеились меж зарослей травы едва заметные глазу звериные тропы, уводящие в никуда. Ступит на такую неосторожный путник, и она увлечет его в сердце чащобы, где никогда не бывает солнца.
Агата шагала рядом с отцом, крепко держа его за руку. Мокрые стебли осоки цеплялись за ее ноги, путались в застежках сандалий, легко царапали кожу.
- В лесу не нужно шуметь. Иначе эхо подхватит твой голос и заберет его навсегда.
Испуганно вздрогнув, девочка лишь сильнее сжала теплую и мозолистую ладонь отца, но не проронила ни слова.
- Не бойся. Если ты не желаешь лесу зла, то и он не навредит тебе.
Раздвинув колючие еловые лапы, отец ступил на небольшую поляну, скрытую от всех за непроницаемой стеной деревьев. Посреди высился старый массивный дуб, едва слышно поскрипывали его тяжелые ветви.
Девочка присела и погладила пальцами оголившиеся корни, выступавшие из сухой пыльной земли. Желтые еловые иголки и увядшие листья при каждом шаге хрустели под ногами, когда отец подвел Агату к самому дубу.
- Видишь, когда-то это было могучее дерево. А теперь оно лишь медленно гниет изнутри, снедаемое старостью и болезнями.
Задрав голову, девочка, не мигая, долго рассматривала черное овальное дупло, на которое указывал ей отец.
- А что там внутри, папа? - прошептала она.
- Там? - Отец усадил дочь на руки. - Там душа леса. Где ей еще жить, как не здесь?
Вытянув шею, Агата пыталась разглядеть, что же было в дупле. Но черная как смоль темнота поглощала все звуки и даже свет, не позволяя что-нибудь увидеть.
- Можно я туда заберусь?
- Не стоит. Ведь ты бы сама не хотела, чтобы кто-нибудь лез в твою душу, правда?
Агата покачала головой и обвила руками шею отца, который сразу же погладил дочь по встопорщенным темным волосам.
- Пойдем скорее домой, галчонок. Мы уже давно гуляем. Мама, наверное, нас заждалась.
Они медленно двинулись прочь с поляны. Еловые лапы плотно сомкнулись за их спинами, отсекая старый дуб от остального леса. Но до последнего мгновения, пока темно-зеленые хвойные иглы не сплелись в непроглядную завесу, Агата всматривалась в силуэт дерева и его черное дупло.
- Мама, а где папочка?
Женщина вздрогнула и повернулась лицом к дочери. Руки ее, сжимавшие кухонное полотенце, бессильно упали вдоль тела.
- Папы здесь больше никогда не будет.
- Почему?
- Он нашел себе другой дом... Он нас предал, понимаешь? Предал нас!
В голосе матери послышались рычащие нотки. Агата испуганно отступила назад.
- Но как же мы? Он ведь нас не бросит просто так?
- Мы больше не нужны ему, Агата! Мы теперь сами по себе!
Агата непонимающе замотала головой, а в ее глазах застыли слезы. Она не хотела в это верить, не хотела даже думать, что ее любимый добрый папа мог просто так взять и оставить их.
Смахивая соленые капли, побежавшие по щекам, девочка выскочила во двор дома, толкнула скрипучую калитку и бросилась по протоптанной тропинке в сторону леса.
Сколько она бежала, она и сама не знала. Глаза застилала обида, а из груди то и дело рвался тихий скулеж. Только ноги сами привели ее на маленькую, отгороженную от всего остального мира полянку, где высился старый дуб.
Еще совсем недавно она часто гуляла здесь с отцом, тот рассказывал удивительные вещи о лесе и его обитателях, обещал Агате научить ее различать лечебные травы. А теперь папа ушел в чужой дом, к чужой семье. И девочке ничего не оставалось, кроме как сидеть на корявых корнях и горько плакать.
Мать долго ждала, когда дочери надоест реветь, и она вернется в дом. Но уже прошло обеденное время, а калитка так больше и не скрипела, не было слышно шагов Агаты на дорожке, ведущей к двери. Забеспокоившись, женщина ушла в лес. Она брела по знакомой тропинке, приминая ногами разросшуюся траву, изредка звала дочь по имени, но ее крики оставались без ответа. Деревья клонились к ней, затмевали солнце своими развесистыми ветвями. Не было слышно ни пения птиц, ни жужжания мошкары, будто чугунной тяжестью безмолвие опустилось на лес.
В какой-то момент мать раздвинула руками колючие еловые ветви, и вдруг увидела свою маленькую неразумную дочь. Перед высоким дубом стояла Агата, вытянув шею, и заглядывала в черноту провала дупла. Она не шевелилась, казалось, даже не дышала, лишь неотрывно смотрела внутрь дерева.
- Агата! Вот ты где!
Схватив девочку за локоть, мать хорошенько ее встряхнула, приводя в чувство.
- Ты зачем в лес убежала, а?
- Мы с папой часто сюда ходили... Он говорил, что в этом дереве живет душа леса. - Агата перевела на мать какой-то пустой и безжизненный взгляд.
- Какая еще душа? - взвилась женщина. - У леса и у деревьев нет никакой души, они же не люди!.. Так и знала, что отец тебе мозги запудрил своей болтовней. Он как был бестолковым мечтателем, так и остался!
Агате стало очень обидно за папу, но она не решилась ничего отвечать матери.
- Нет там никакой души. Это обыкновенное дупло. Вот, смотри.
Подойдя вплотную к дереву, мать уже вытянула было руку, намереваясь засунуть ее в черноту провала, но неожиданно за ее спиной раздался пугающе холодный голос дочери:
- Не надо этого делать.
Нахмурившись, Агата взглядом пыталась прожечь в матери дыру, хотя у самой глаза все еще были на мокром месте.
- Это почему еще? - с легкой неуверенность в голосе спросила женщина.
- Тому, кто там живет, это не понравится.
Что-то жуткое было в этих словах, и мать, ощутив, как мурашки побежали по ее спине, отдернула руку от дупла. Не то чтобы она поверила россказням дочери, но все ее инстинкты будто бы кричали о какой-то незримой опасности.
Отступив от дерева, женщина грубо схватила Агату за руку, отходя к краю поляны. Девочка нехотя побрела следом, спотыкаясь о корни и путаясь ногами в траве.
- Не смей больше одна ходить в лес! Тебе здесь делать нечего. Еще заблудишься и попадешь в какое-нибудь болото. И нечего торчать перед этой сухой корягой.
Послушно кивая, Агата сглатывала слезы и думала о том, как хотела бы еще хоть раз увидеться с отцом, чтобы обнять его крепко-крепко, как она всегда делала, и поцеловать в щеку. Он ведь ни за что в жизни не стал бы на нее повышать голос из-за короткой прогулки по лесу.
На летних каникулах в один из дней мама разбудила Агату легким похлопыванием по щеке. На голове у женщины была очаровательная соломенная шляпка, а на сгибе локтя висела пустая корзина.
- Ты все спишь и спишь. Хотели же сегодня с самого утра за грибами пойти.
- Ой, я совсем забыла!
Вскочив на ноги, девочка заметалась по комнате, собираясь.
- Зубы почистить не забудь! - напомнила мама.
Через четверть часа они обе уже шагнули на тропу, ведущую в лес. Старенькая калитка протяжно заскрипела за их спинами, захлопываясь. Стоило матери и дочке миновать подлесок и углубиться в чащобу, как солнце скрылось за верхушками деревьев, и воцарился зыбкий полумрак.
Они шли совсем недолго, когда неожиданно где-то над их головами закуковала кукушка.
- Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку! - Голос птицы заставил мать вздрогнуть, но почти сразу же она засмеялась:
- Давно я в этом лесу кукушек не встречала! Ну-ка, давай спросим у нее! Кукушка-кукушка, скажи, сколько мне жить осталось!
Звонкий крик матери разнесся по лесу, взмыл к верхушкам деревьев, и эхо погнало его прочь.
Через несколько томительных секунд кукушка четко и отрывисто прокуковала:
- Ку-ку!
И затихла. Мать нахмурилась.
- Маловато она мне отмерила. Да и ладно, что толку переживать? Быть может, это одно десятилетие или даже целый век.
Бросив взгляд на притихшую Агату, женщина спросила:
- А ты не хочешь у нее узнать про себя?
- Папа всегда говорил, что нельзя у кукушки про годы жизни спрашивать, если боишься узнать ответ. А я не хочу его знать.
Упоминание отца заставило женщину поджать губы и раздраженно отвернуться. Она скорее направилась дальше, позабыв и о кукушке, и о словах дочери.
Они гуляли уже который час. Мать мурлыкала себе под нос какую-то ненавязчивую мелодию, Агата бегала по округе, заглядывая под каждый куст, выискивая грибы в корнях деревьев. Ее лукошко медленно наполнялось, а еще девочка, поглощенная азартом от "тихой охоты", совсем не замечала, как отходила от матери все дальше и дальше. Она перемещалась с одной полянки на другую, увлеченно высматривая круглые шляпки грибов. То здесь, то там видела она сыроежки, белые и подберезовики, и послушно перебегала от одной грибницы к другой, совершенно позабыв о том, что ей не стоило отходить далеко от мамы.
И когда наконец она подняла голову, то, к своему ужасу, поняла, что заблудилась.
- Мама? - негромко позвала Агата.
Вот только никто не откликнулся, а хмурый лес мгновенно поглотил все звуки, запечатав их в липкую пелену тишины.
Несколько минут постояв на месте и пытаясь услышать рядом хоть какие-нибудь шаги, девочка различила лишь шум ветра в кронах, хлопанье чьих-то крыльев высоко в небе и натужное поскрипывание какого-то старого дерева. Агата шагнула на этот звук.
И через несколько метров оказалась на поляне, где высился гнилой дуб.
Она уже совсем о нем позабыла. С тех пор, как мать запретила ей одной ходить в лес, Агата больше не появлялась в этом месте. Но только теперь она поняла, как на самом деле давно хотела сюда вернуться. Эта поляна, казалось, была пропитана спокойствием.
Бросив корзинку у корней, девочка вплотную подошла к шершавому стволу дуба. Чуть выше уровня ее глаз зияла пропасть дупла, в котором, как и прежде, ничего не было видно. Но Агата застыла на месте, завороженная им, совсем как раньше. Она вглядывалась в чужую душу, позволяя кому-то или чему-то в ответ всматриваться в свою.
Мать совсем нескоро заметила, что дочери рядом не было. Она взволнованно звала Агату, металась между деревьями с невольными слезами на глазах. Корзинка с грибами осталась где-то далеко за спиной, а женщина все ломилась сквозь кусты и бурелом, выискивала тропы или следы Агаты. Но ничего не было, словно девочка в одно мгновение растворилась в воздухе.
Несколько часов мать в отчаянии бродила по дремучей чащобе, кусая губы и изредка подавая голос, в надежде услышать ответ. И в какой-то момент до ее слуха донесся приглушенный голос.
- Мы с ним были здесь много раз...
Двинувшись на эти тихие звуки, как на спасительный огонек, мать через минуту вышла к непроницаемой преграде из еловых ветвей. Плотно стоявшие деревья не сразу позволили женщине проложить путь дальше: иглы впивались в ее кожу, раздирали одежду и даже отведенные в сторону они сразу же норовили напоследок ударить по спине или боку.
- Он учил меня, что нельзя по пустякам тревожить лес...
Наконец глазам матери предстала маленькая скрытая поляна, где возле старого дуба стояла Агата, ведшая беседу сама с собой.
- Отец никогда мне не врал...
Девочка, задрав голову, не шевелилась и лишь вглядывалась в черноту дупла, будто именно там сидел ее незримый собеседник, с которым она так неосторожно делилась своими мыслями.
- Агата! - приглушенно позвала мать.
Дочь даже не вздрогнула и не повернулась, словно не услышала. Как это было в тот раз.
- Агата! Что ты здесь делаешь? С кем ты говоришь?
Ступив на поляну, мать бросилась к девочке, но, не добежав пару шагов, неожиданно столбом замерла. Агата не реагировала на нее, а все продолжала что-то говорить себе под нос, не моргая.
- Что с тобой? - С внутренним содроганием мать коснулась плеча дочери и развернула ее к себе.
На побелевшем лице блестели два бездонных колодца глаз, в которых не было ни страха, ни радости. Словно девочка находилась в трансе, и лишь после того, как мать ее хорошенько встряхнула пару раз, Агата моргнула и уставилась на женщину уже нормальным взглядом.
- Зачем ты от меня убежала?
- Я... Я не убегала. Я просто заблудилась и искала тебя, - попыталась оправдаться дочь.
- Ты не искала! Ты стояла тут, на этой проклятой поляне, и разговаривала с деревом, как дурочка! - взъярилась мать, пальцами больно впиваясь в плечи Агаты.
- Я не дурочка, - чуть не заплакав, сказал девочка. - Я говорила с душой леса. Она живет в этом дереве!
- Опять ты со своими глупостями!
- И вовсе не глупости! Я видела, как в дупле мерцали ее глаза. Они были зелеными, как малахит.
Мать на миг опешила от услышанного, но сразу же взяла себя в руки.
- Это ведь твой дурной отец тогда еще наплел тебе каких-то баек, да? И ты поверила его словам, а теперь тебе в любом дереве что-то мерещится?
С каждым словом женщина заводилась все больше и больше, как и всегда, когда речь заходила о ее бывшем муже.
- Ты так и не забыла о своем дрянном отце! Сбежала от меня сюда, на это ваше памятное место, так еще и вспоминала, как вам якобы было хорошо! Я все слышала! Ты говорила о нем!
Агата с ужасом вглядывалась в исказившееся от гнева лицо матери. Та с таким остервенением трясла дочь, что у девочки лишь безвольно моталась голова, как у куклы.
- Я пыталась доказать тебе, что мы можем быть счастливы вдвоем, без этого изменщика! Я так старалась! Я хотела быть для тебя идеальной матерью, из кожи вон лезла! А ты все это время думала только о своем отце, только и надеялась убежать в лес, чтобы сюда прийти?! Отвечай мне, поганка!
Неожиданно женщина хлестко ударила ладонью по щеке напуганную девочку, которая совершенно не понимала, из-за чего так разозлилась ее милая мама. Боль опалила кожу, из глаз брызнули слезы.
- Н-нет! Мамочка! Пожалуйста, не бей меня!
Будто устыдившись на миг, женщина отпустила Агату. Но все еще продолжала смотреть на нее с такой лютой ненавистью, которой никогда раньше девочка не замечала в своей матери.
- Я так и знала, что ты будешь на него похожа, когда подрастешь! Такая же рохля, глупая мечтательница, которая живет в каком-то своем выдуманном мире! Неблагодарная дрянь!
Развернувшись, женщина двинулась прочь с поляны. Тихо поскуливая от обиды и прижав ладонь к своей покрасневшей щеке, Агата медленно побрела следом.
С того самого дня дела в их небольшой семье становились лишь хуже. Весь дом был насквозь пропитан ядом взаимных обид, сожалений и злости. Мать строго-настрого запретила Агате убегать в лес, тем более наведываться к тому самому дереву. Теперь не было ни походов за грибами и ягодами, ни совместных прогулок. Темная громада леса отныне стала закрытой территорией, и девочка могла лишь с тоской вглядываться в частокол деревьев за околицей, стоя возле запертой калитки.
Но мать не могла смириться с горечью, поселившейся в ее груди. Сами мысли о том, что ее дочь все еще думала об ушедшем отце, помнила о нем только хорошее и действительно во многом стала походить на него, терзали женщину днями и ночами. И все чаще в облике своего любимого ребенка мать видела черты ненавистного ей человека, который ее предал.
Первое время она много работала, совсем отдались от дочки, пропадала за пределами дома целыми сутками. Но после, отчаявшись и доведя себя до нервного истощения, впервые нашла утешение в вине. Агата даже сперва обрадовалась, заметив перемену в характере матери. Теперь, выпив один бокал вечером, женщина приходила в доброе расположение духа, смеялась и шутила, даже чаще стала целовать свою дочь.
Вот только через месяц пить мама стала не только по вечерам, и теперь дело не ограничивалось бокалом вина. Сначала была одна бутылка в день, после две, затем женщина перешла на водку, и в скором времени Агата с ужасом обнаружила, что не узнает больше свою мать. Та начинала пить с самого пробуждения, пропускала работу, громила мебель в приступе буйства, срывалась на дочери по пустякам.
Дом превратился в грязную вонючую конуру, и мать во всем винила Агату. Водка делала женщину агрессивной, и она не стеснялась больше бить дочь по щекам, швырять в нее бутылки.
- Он был идиотом! И ты не лучше! Бестолковая курица! Принеси матери стакан! - каждый день слышала Агата эти слова.
Ей было горько, что мать так ее ненавидела. Ведь девочка даже не могла понять, за что она заслужила такое отношение к себе. И все чаще и чаще Агата стала тайком выбираться из ненавистного дома, когда мать напивалась до полного беспамятства, и, невзирая на все запреты, убегать в лес. Ее старый дуб, ее уютная поляна - они всегда готовы были выслушать любые жалобы.
Поскрипывали ветви, хрустели под ногами мелкие ломкие веточки, ветер шаловливо играл волосами - здесь Агата забывала обо всем на свете. Здесь она чувствовала себя в кругу друзей. И она говорила, и говорила, и говорила. Часами рассказывала черному дуплу о том, каким хорошим был ее отец, и как мать была счастлива, когда семья еще не распалась. Делилась своими обидами и надеждами.
И дуб внимал ее словам.
Иногда в темноте Агата видела чьи-то яркие зеленые глаза, мерцавшие как драгоценные камни. Они никогда не моргали и пропадали так же быстро, как и появлялись.
Первое время мать не замечала исчезновения дочери, лишь изредка спрашивала ее, где та ходила. И Агата каждый раз выдумывала что-нибудь, хоть и видела, как матери было все равно. Она задавала вопрос не с целью действительно узнать, чем занималась дочь, а лишь для того, чтобы просто спросить, показать, что она все еще видит, что творится вокруг.
- Где ты шлялась? - в один из дней привычно спросила у Агаты мать, стоило только девочке переступить порог.
Сидевшая в кресле неопрятная женщина уже давно не походила на ту мать, что Агата когда-то знала и любила. Неухоженная и грязная, она сжимала в одной руке бутылку, развалившись в кресле напротив телевизора, а во второй держала клочки разорванной фотографии.
- Я ходила в магазин, - тихо произнесла Агата.
- Врешь!
- Вот, жвачку купила. - Девочка достала из кармана упаковку и показала матери.
- Я знаю, где ты была. Знаю, куда ты постоянно бегаешь, когда думаешь, что я заснула. В свой чертов лес!
Агата промолчала. Она стояла, поджав губы, опустив взгляд. И хотела, чтобы все это просто закончилось, и она скорее могла уйти в свою комнату.
- Как ты не поймешь, твой отец был подонком! Он бросил нас ради какой-то молоденькой нимфетки! А ты все думаешь, что он тебя любил. Все ходишь к этим своим деревьям, будто надеешься, что твой отец вернется туда...
- Папа был хорошим. Он тебя любил. И меня тоже...
- Глупая курица! Ему было плевать на нас! - взвилась мать, бросив в сторону Агаты клочки фотографии, на которой девочка увидела улыбающееся лицо папы. - Разве хотя бы раз приезжал он сюда, к нам домой, чтобы повидать тебя, свою дочь, а? Разве хотя бы раз с того дня звонил он тебе, чтобы узнать, как у тебя дела? Нет! И никакой старый дуб с дуплом не изменит этого! Ты можешь там хоть жить остаться, вспоминая о ваших гулянках с отцом по лесу, но ничего не изменится! Он не вернется, любить тебя не станет, даже не подумает о тебе!
- Это неправда... - захныкала Агата. - Папа любил меня, он никогда не говорил мне ничего плохого, и он не врал мне...
- Ты наивная простушка!
Поднявшись на ноги, мать оставила початую бутылку в кресле и вперила в дочь злобный взгляд.
- Он врал нам обеим! С самого начала!.. Мы были ему не нужны вовсе. И ты тоже должна о нем забыть, сделать так же, как он поступил с нами обеими! Вычеркнуть его из памяти! Я тебе помогу!
Мать с неожиданным проворством выскочила из дома и побежала в сторону деревянного сарая, стоявшего в углу участка. Через минуту она, вооружившись массивным топором, уже распахнула скрипучую калитку и двинулась в сторону леса.
- Мама! Куда ты? Постой!
В закатном солнце, окрасившем верхушки елей в красновато-рыжий цвет, Агата видела, как женщина, чуть пошатываясь и волоча за собой тяжелый топор, затерялась между кустами и деревьями. Бросившись следом, дочка пыталась вернуть мать домой, но та лишь с рыком отбросила девочку в сторону, а сама уверенно пошла в направлении той самой поляны, где так много часов провела Агата наедине с собой, своими мыслями и молчаливым слушателем с зелеными глазами.
Топор вгрызался в сухую древесину с глухим звуком, в стороны летели мелкие крошки и щепа, и дерево стонало. Агата с ужасом наблюдала за тем, как ее мать раз за разом взмахивала топором, всаживая его все глубже в прогнившую изнутри древесину, и слышала, как скрипели ветви дуба, прося о помощи.
- Мама, прекрати, пожалуйста! Не надо этого делать! - взмолилась девочка.
- Я преподам тебе урок! Ты забудешь отца, прекратишь сюда бегать, и будешь всегда рядом со мной!
Вспотевшая женщина, сжав зубы, продолжала свое дело. Лезвие топора блестело в лучах заходящего солнца, и с каждым новым ударом Агата чувствовала, как отсекалось что-то важное в ее собственной душе.
Она бросилась к матери и впилась пальцами в ее руки, пытаясь остановить это безумие.
- Не мешай! - Женщина грубо оттолкнула девочку и продолжила убивать старое дерево.
Через четверть часа дуб, пронзительно заскрипев, начал заваливаться набок. Его прогнившее черное нутро было легкой добычей для топора, и, стоило дереву рухнуть на землю, в воздух взлетело облако пыли, мелких листьев и трухи. Агата не смотрела на это. Она сидела в стороне, сжавшись в комок и только плакала. Ее детство было безжалостно срублено под корень.
Мать молча прошла мимо нее, удовлетворенная своим поступком, и затерялась в лесу.
Ночь наступила скоро, укрыв землю и дома своим иссиня-черным крылом. В комнате Агаты еще какое-то время горел свет - девочка лежала на кровати без сна, но, стоило матери заметить светлый луч, выбивавшийся из-под двери, как она бесцеремонно вошла и щелкнула выключателем.
- Нечего сопли размазывать. Ложись спать.
Хлопнув дверью напоследок, женщина ушла в гостиную дальше смотреть телевизор. А Агата так и осталась лежать без движения. Она прислушивалась ко всем звукам в доме и за его пределами: как работал телевизор, как капал кран на кухне, а где-то у соседей с рычанием заводилась машина. Ветви кустарника, стучавшие в окно, утешали девочку своим трескучим звуком, и вскоре она забылась сном, надеясь отыскать в нем утешение.
Посреди ночи Агату разбудил резкий и громкий хлопок входной двери. Она подскочила на кровати и долго не могла понять, почудилось ей это или нет. Решив сходить на кухню за водой, девочка выбралась из кровати и шагнула в коридор.
В гостиной по-прежнему горел телевизор: на экране шел какой-то боевик, постоянно раздавались звуки стрельбы и взрывов. Девочка подумала, что, наверное, именно они ее и разбудили. Матери в кресле не было, и Агата выключила телевизор, после выпила воды и направилась обратно к себе. Проходя мимо комнаты матери, она заглянула в открытую дверь и тут же застыла в удивлении. Кровать была пуста.
Дом дышал тишиной, и Агата несколько минут бродила по комнатам, пытаясь понять, куда же делась ее мама. Вот только женщина так и не нашлась, словно она испарилась в один миг.
Не сразу до слуха Агаты с улицы донесся странный звук, на который она все это время просто не обращала внимания, а теперь неожиданно сконцентрировалась на нем. Скрипела старая калитка во дворе их дома. Калитка, которая всегда запиралась на ночь.
Выйдя на улицу, Агата подошла к забору, чтобы убедиться в своей догадке. Дверь была распахнута и противно поскрипывала от любого дуновения ветра.
Неужели мама ночью отправилась одна в лес?
У Агаты это не укладывалось в голове. Взяв с кухни фонарик и накинув куртку, девочка двинулась в сторону леса, который с приходом ночи стал необыкновенно пугающим. Но ее не страшили ни колючие ветви, ни крики неясных птиц, ни ухабы под ногами, которые в темноте казались бездонными рытвинами. Агата знала этот лес, она знала, что он не причинит ей вреда, и шла по узкой тропинке без страха, приминая траву и освещая себе путь фонарем.
Путь привел ее к поляне. Все пути в лесу рано или поздно приводили Агату именно туда.
Вот только на земле больше не было срубленного дерева. Старый дуб, как и прежде, высился на своем привычном месте, словно и не трогал его никто. На высохшем стволе не было ни следа от ударов топора, ни шва, ни единой зарубки. И Агата, изумленная до глубины души, подошла к самому подножию своего давнего друга.
Не веря своим глазам, она вглядывалась в кору дуба, даже гладила ее пальцами. Не сразу девочка устремила свой взгляд на дупло. А, посветив туда фонарем, неожиданно разглядела деталь, которой никогда раньше не было.
Из непроглядной черноты дупла выглядывала мертвенно-бледная рука. Женские тонкие пальцы были раскрыты, и на одном из них поблескивал ободок золотого кольца. Того кольца, что всегда носила мама Агаты.
Опасливо протянув руку, девочка слегка дотронулась до кисти, чье продолжение терялось во мраке дупла. Кожа оказалась обжигающе холодной, будто это был лед, а не плоть.
И в тот же миг, стоило Агате коснуться руки матери, как неведомая сила затянула безжизненную конечность в нутро старого дерева. Чернота с жадностью проглотила кисть.
Мать лишила жизни дерево, лес забрал ее жизнь взамен.
Агата еще долго вглядывалась в такой знакомый мрак дупла, совсем не боясь его. Она знала, что душа чащобы не причинит ей вреда. Потому что так учил ее отец. А отцу она всегда верила, несмотря на все слова матери.
Тишину ночи не прерывал больше ни шум ветра, ни уханье совы, ни шелест травы и листьев. Отбросив фонарь и схватившись руками за края дупла, Агата подтянулась, помогая себе ногами. Сандалии скользили по коре, но девочка все равно тянулась вверх, цеплялась пальцами за все неровности.
И наконец оказалась в чреве дерева.
На небольшой поляне, скрытой за частоколом колючих елей в глубине дремучего леса, стояло старое гнилое дерево с овальным дуплом. К нему изо всех сил по стволу карабкалась маленькая девочка, сдирая ладони и колени о жесткую кору. Стоило девочке добраться до дупла и залезть в него, как ее поглотила угольная чернота. Не было больше видно ни ножек в сандаликах, ни куртки, ни темных волос. Так и растворилась девочка Агата в душе леса.
Только через миг из дупла вырвалась белогрудая кукушка с яркими, будто горящие угли, зелеными глазами и, расправив крылья, полетела в небо. А следом за ней из ствола гниющего дуба вспорхнул маленький черный галчонок, еще неумело управлявший своими крыльями, и, разевая клюв, тоже торопливо взмыл вверх.