Аннотация: Почему Иуда предал Учителя? Перечитал Евангелия. Узнал.
В июле 2000 года опубликовано исследование Сергея Михайлова "Оправдание Иуды Искариота. Из истории одного предательства".
В 2005 году я пришёл к аналогичному выводу. С трудами Михайлова познакомился в процессе работы. Ниже - моё видение этой истории.
Я исхожу из того, что евангельский Иисус и как Сын Человеческий, и как Сын Бога абсолютно безгрешен в мыслях, словах и поступках и уважает право выбора, данное человеку Богом.
ТЫ СКАЗАЛ !
(Выбор Иуды)
Начатое тобою нужно доводить до конца, ибо и дом без крыши не соберёт обитателей своих, и поле, засеянное, но неухоженное, родит плевела, и путник, остановившийся на полпути, не достигнет цели своей.
А он дойдёт, сколь ни страшным видится конец.
Идти было легко. Хотя солнце стояло уже высоко, и редкие деревья совершенно не давали тени, сандалии привычно сидели на ногах, симла - длинная свободная рубашка, как греческая туника, и короткий плащ не стесняли движений, а привычная куфия защищала голову от ослепительно-жёлтого, по-летнему жаркого солнца и не мешала думать.
Миро! Это Мария принесла миро и вылила на ноги Учителя. Некоторые ученики возмутились, потому что она распорядилась миром, как своей собственностью. Не должна она была так делать. Они уже давно были наши, и Лазарь, которого воскресил Учитель, и его сёстры Марфа и Мария, а у членов общины во главе с Учителем не было ничего своего в этом мире. Ни вещей, ни денег. Нужно было, считали они, продать миро и деньги внести в общую кассу или проcто раздать нищим. А он, Иуда, казначей, со своей любовью к точности, даже назвал цену алавастрового сосуда драгоценного миро - 300 динариев(75 сребреников). Одна овца стоила один динарий, дневная плата подённому рабочему была один динарий. Большие это были деньги.
И услышали ученики несколько странный ответ Учителя: Что смущаете женщину? Она доброе дело сделала для меня, ибо нищих всегда имеете с собою, а Меня не всегда имеете... Тогда понял Иуда, что Он от них уйдёт. Не знал и не думал, что умрёт. Но опечалился. И возмутился духом.
Тропинка желтела под ногами, а Иуда продолжал идти размеренно, не спеша, как всё, что он делал в жизни. Только за Учителем, бросив дом и семью, он пошёл сразу, не раздумывая, поверил Ему и ни разу не пожалел. Учитель был свой. Такой же, как они все. С тёмной шапкой волос и бородой, ибо сказано: Не стригите головы вашей кругом, и не порти края бороды своей. В пропотевшей, просоленной от пота за время хождения под яростным иудейским солнцем, одежде. Та же симла, плащ, куфия и сандалии. Не выделялся ни ростом, ни лицом, ибо сказано: никто...у которого на теле будет недостаток, не должен приступать, чтобы приносить хлеб Богу своему... ни слепый, ни хромый, ни уродливый. И учеников себе выбрал таких же. Он был сыном своего народа: Его мать, братья и сёстры жили в Галилее. Только сила от Него исходила такая, что Ему верили. И иудеи, и самаряне. Поверил и Иуда.
Учитель соблюдал веру в единого Бога. Это было правильно. И ещё Он говорил притчами. А потом растолковывал им свои притчи. Это тоже Иуде было по душе. С детства он, как и все еврейские дети, учил Тору, и учителя бережно доносили, объясняли, вдалбливали ему в голову историю еврейского народа и её толкование - Талмуд. Была письменная Тора, записанная на священных свитках. И была устная Тора - Агада, собрание притч, - которая передавалась из уст в уста, от поколения к поколению. Так жил народ. Такими были и притчи Учителя. О вере, как о зерне горчичном, которое, будучи меньше всех семян, когда вырастет, становится больше всех злаков. И о любви. И о прощении.
Особенно о прощении вспоминал сейчас Иуда: Если простите другим согрешения их, простит и вам Отец ваш Небесный. А если не будете людям прощать, то и вам не простит ваш Отец согрешения ваши.
Тропинка петляла между кустами по холмам, и Иуда петлял вместе с нею. Всё-таки, холмы Иудеи не сравнить с Галилейскими. Нет тут чёрных обкатанных камней и не слышно дыхания Хермона, особенно зимой, когда его вершина покрыта снегом. Зелени в Иудее поменьше, да и у моря всегда теплей и приятней. Иуда шёл, погружённый в думы, но замечал всё окружающее. Прощаясь навсегда.
С Учителем их было тринадцать. Иногда больше. Но никогда меньше. Двенадцать, избранные Учителем, оставили всё и пошли за Ним. Учитель не только толковал притчи. В синагогах Он смело вступал в словесные перепалки с книжниками и фарисеями и всегда выходил победителем. А ученики были в лучах славы Его.
О Нём шла молва. Его уважали, как знатока Святого Писания, а фарисеи и книжники даже побаивались и удивлялись: откуда Он, сын плотника, столько знает?
А потом началась пора чудес.
В Кане Галилейской их пригласили на свадьбу. Обычная свадьба. Молоденькие жених и невеста под хупой, местный раввин, множество гостей - Каны городок небольшой, все знают всех. Жених и невеста не из имущих, а у бедных на свадьбе друзей всегда много. И не хватило вина.
В самый разгар свадьбы, когда уже отцы молодых оттанцевали свой танец и плясать и петь пошли все. И пить. Вот тогда вино и кончилось. Иисус, по просьбе Матери Своей, сотворил чудо: воду из колодца, налитую тут же служителями в каменные водоносы, превратил в вино.
Не подают такое вино у бедных на свадьбах. Даже распорядитель, которому первому принесли новое вино, сделал замечание жениху: "Всякий человек подаёт вначале хорошее вино, а когда напьются, похуже. А ты хорошее вино сберёг, не дав насладиться им". Иуде тоже вино понравилось, а Иоанн, по молодости, даже несколько перебрал, и надолго случай тот осталось в памяти Ионна. Это было первое чудо Учителя. А чудо укрепляет веру.
Он шёл привычным шагом, которым вместе с Учителем обошёл не единожды окрестности Иерусалима, Галилею и Иудею. Со временем Иуда и сам испытал силу веры, когда посылал Учитель их, избранных учеников своих, по два-три человека проповедовать, что приблизилось Царство Небесное, больных исцелять, прокажённых очищать, мёртвых воскрешать, бесов изгонять, даром получили, даром давать. Они тогда впервые испытали упоительное чувство силы и власти, используемых во благо ближним. И возможность дарить! В полосатых или голубых, как у Учителя, одеждах, которые покупала община тем, кто шёл проповедовать. С посохом в руках для удобства хождения, без денег и без запасов еды, они ходили по горным тропам, по городкам Галилеи, исцеляли больных, изгоняли бесов. Иуда помнил счастливые слёзы матерей исцелённых детей, и не было случая, чтобы им отказали в ночлеге, еде или, по восточному обычаю, не напоили свежей водой. Любили они ближних, и ближние возлюбили их. Это было счастье. Все иудеи мечтают, чтобы дети стали умными и справедливыми. И вот они учат, как раввины, да ещё и исцеляют.
Хотя объяснял им Учитель, что не они врачуют и изгоняют, а Слово Божие, именем которого они творят.
Крепла их вера. Росло горчичное зерно.
Иуда захватил в горсть куст розмарина, пропустил между пальцами. От руки пошёл приятный запах. Он всегда любил запах розмарина, а сейчас вообще все чувства обострились, всё было в последний раз: запах разогретых сосен, ещё цветущего разнотравья, и просто звенящего от зноя воздуха.
Не всегда сила их веры удовлетворяла Учителя. Помнится, не смогли они изгнать беса из мальчика. Все по очереди пытались, но мальчик неожиданно вскрикивал, его сводила судорога, изо рта шла пена, и бес уходил, только обессилив мальчика, не обращая внимания на их действия. Когда, разуверившийся в возможностях учеников, отец ребёнка обратился непосредственно к Учителю, тот воскликнул: О неверный и развращённый род людской, как долго мне ещё быть с вами и терпеть вас! И исцелил тут же при них больного мальчика. Иуда всегда со стыдом вспоминал свои неверие и беспомощность, да и неверие и беспомощность всех двенадцати.
А неверие Фомы? Ни разу не преминул он проверить исцелённых хромых и слепых, гладил очищенные лица прокажённых. И этим Учитель был не доволен. Не было у Фомы веры, которую требовал Учитель.
Хотя, вера Учителя не отличалась от веры отцов. Ученики отмечали те же праздники, что и окружающие их иудеи, ели кошерную пищу, омывали руки перед едой и соблюдали субботу. Только был во всём, что говорил Учитель, небольшой сдвиг от обрядов к вере, к человеку. Они исцеляли людей и в субботу. Омовение рук перед едой перестало быть частью ритуала. И постились они не лицемерно.
А женщина, страдавшая кровотечением? В третьей книге Моисея сказано, что во время болезни кровоочищения женщина не чиста и не должна прикасаться к мужчине. Иудейские жёны после соответствующих дней или родов совершают обрядовое омовение, очищение. А Иисус позволил нечистой женщине прикоснуться к себе, потому что верила она, что излечится. Вера была выше обрядов.
Помнили и случай с самарянкой, поразивший всех. Учитель ей прямо сказал, что не может ей помочь, так как послан только к погибшим овцам дома Израилева, но когда увидел силу веры её, сказал: О женщина! Велика вера твоя, да будет тебе по желанию твоему. И исцелилась дочь её в тот час.
А был и смешной случай. Когда, увидев, как Учитель идёт к ним по морю, яко по суху, Пётр возжелал, поверил и пошёл по воде навстречу к Нему. И шёл!.. пока не усомнился, и испугался, и стал тонуть. Все запомнили этот урок и иногда подшучивали над Петром. Импульсивным человеком был Пётр и не всегда понимал Учителя. Но безоговорочно верил.
Хорошо они тогда жили. В атмосфере любви, которую проповедовал Учитель, и которая благодатными волнами исходила от Него. Все были молоды, полны сил и любви к людям.
"К людям. А к нему? Неужели, для него, Иуды, кончилась любовь? Но ведь сказал Учитель: любитеврагов ваших, благословляйте проклинающих вас. Будьте совершенны, как Отец ваш Небесный. Не может жить человек без любви. Даже мёртвым нужны память и любовь их близких".
Но бывал и жёстким Иисус, когда дело касалось основ веры. В Храме и в синагогах, когда обличал лицемерие старейшин и первосвященников. Они даже вознамерились схватить Учителя, но побоялись народа, который почитал Его за пророка.
С торговцами в Храме поступил Иисус сурово: сделал бич из верёвок и выгнал из Храма всех, продающих на Песах овец, волов и голубей на заклание. И столы у менял опрокинул, а деньги рассыпал, говоря, Не делайте из дома Отца Моего дом торговли.
Ученики испугались: Что Он делает в Храме? Испокон веков так было! Со всей Страны Иудейской приходили люди на Песах в Храм, очиститься от грехов, принести Богу жертву, как сделали они это в Египте, перед Исходом. Тогда, по Слову Бога, Ангел Господень убивал первенцев в домах египтян. Такова им была кара Господня. А евреи по слову Ангела кровью жертвенных животных помазали косяки своих дверей, и отмеченные дома он пропускал, миновал их. Потому и праздник называется Песах, - от лифсоах - пропускать, миновать. Как же теперь с тысячелетней традицией? Где люди будут брать жертвенных животных?
Только Пётр тогда не побоялся и сразу начал помогать Иисусу, как всегда, не задумываясь. Изгоняя животных и опрокидывая столы менял. И хотя Храм, для поддержания порядка, охранялся сотнями римских воинов, и там находились тысячи человек обслуги, никто не посмел возразить Учителю открыто. Боялись Его.
Или вот, учил Он их, что убьют Сына Человеческого, и воскреснет Он, а тот же Пётр стал возражать. Даже ему, которого Он назвал Кифа - скала, камень, - Иисус сурово указал: Отойди от меня, сатана, потому что ты думаешь не о том, что Божие, но что человеческое, - хотя Пётр говорил любя, желая защитить и ободрить Его. Не понимая, что всё, сказанное Богом или Пророками, должно свершиться. А Иуда уже понимал.
Когда дорожка шла вверх, взгляд Иуды утопал в небе. Сине-голубом, особого, несравнимого цвета. Небо его народа, его земли. Небо его Бога. Всегда глубокое и ласковое, сегодня в нём появился тревожный блеск острия кинжала. И ещё оно было, как глаза человека, охваченного скорбью.
От притчи к притче, а особенно от чуда к чуду, сотворённых Учителем, крепла вера. Не только учеников. Чудеса, которые творил Учитель, убеждали многих. Очищение прокажённых, возвращение зрения слепым, даже слепым от рождения! И воскрешения. Особенно воскрешение Лазаря. Марфа прямо сказала Иисусу: Господи, уже смердит, ибо четыре дня прошло, как он во гробе. И всё-таки Лазарь по слову Иисуса воскрес. Встал у них на глазах и вышел из погребальной пещеры, обвитый погребальными пеленами. Тогда многие из иудеев, пришедших к Марии и видевших, что сотворил Иисус, уверовали в Него. А Ученики поняли: не по плечу это было человеку. Богу - Богово.
И ещё один случай вспомнил Иуда. Всю эту ночь, мысленно, он возвращался к нему и, боясь задуматься, глубже осмыслить, оставлял в глубинах памяти свою единственную спасительную соломинку. Сказал им Учитель: Если же согрешит против тебя брат твой, выговори ему, и если покается, прости ему. И если семь раз в день согрешит против тебя и семь раз в день обратиться и скажет: "Каюсь", - прости ему.
"Грешен я, Господи! За Кровь Невинную прости меня!"
Обычно, Иуда шёл, не обращая внимания на привычную красоту земли своей. А сегодня, прощаясь, он видел всё. И небольшие дубки, и маслиновые рощицы, как в Гефсиманском саду, и сохранившиеся ещё алые маки, "прагим", по народным преданиям выросшие там, где была пролита кровь иудеев.
Тропинка выскочила на ровное место и побежала среди кустарника и цветущих трав.
Каждое слово Учителя помнил Иуда. И любил Его всем сердцем своим. Была одна горечь, в которой он боялся даже себе признаться и которую долго понять не мог: не приближал его учитель. Доверял. Даже кассу доверил. Тяжёлый ящик, заполненный мелкими монетами: жертвовали, в основном, люди бедные, монеты мелкие, много. Тяжело тащить ящик из города в город. Мог бы и Петру отдать - сильный человек Пётр, не даром Скалой назвал его Учитель. А не отдал. Доверил кассу Иуде. Потому что кассу не только носить нужно, а ещё и уметь правильно и с умом расходовать деньги. Пищу, одежду покупали на деньги из кассы, и нищих одаряли деньгами из кассы. Серьёзная, ответственная работа. С одного взгляда понимал он Учителя: что купить, когда и сколько денег раздать. Матфей - мытарь, с деньгами дело имел. А Учитель, опять-таки, не ему кассу доверил - Иуде. Только к себе не приближал. Пётр, Иоанн и Яков - те при Учителе были. Особенно юного Иоанна любил.
Тропинка, петляя, побежала вниз. Идти вниз труднее и без ящика как-то непривычно. Поправил вервие, обкрученное вокруг талии, и вновь мысли побежали к наболевшему.
Несколько раз повторял Учитель: уйду Я от вас. Один из вас предаст меня в руки человеческие, умру Я, а через три дня воскресну. Но ученики не разумели сих слов, а спросить боялись. А Иуда понял. Не может предать чужой. Только свой. А свои - это мы, двенадцать. Значит, кто-то из учеников. Но об этом даже подумать страшно! Иуда знал, душой чувствовал, что нет среди них предателя. И почему, зачем предавать?
Они открыто ходили из города в город и по Иерусалиму. Не только Иисуса, но и их, учеников Его, многие знали в лицо. Он прямо, не таясь, в синагогах и даже в Храме, говорил о Cвоём учении и никто не мог Ему возразить, совершал чудеса, и никто не мог усомниться в них. Да и кому предавать? Римлян не интересовали тонкости иудейской религии. Тетрарх Ирод тоже не касался религии. У него была власть над Иудеей, а ей Иисус не угрожал. В борьбе за души человеческие только старейшинам и первосвященникам угрожал Иисус. Богатые, по словам Иисуса, не могли попасть в рай, а старшины и первосвященники были богаты. Любовь к ближнему, по словам Иисуса, в отличие от иудейского Закона относилась не только к иудеям. А, главное, Сыном Божьим назвал Его Пётр, да и сам Учитель говорил о Боге, как об Отце Своём. Это был большой грех. По еврейскому Закону за это полагалась смерть, побитие камнями.
Только им можно было предать.
Когда ушёл Учитель молиться, взяв с собой Петра, Иоанна и Якова, грустно стало на душе у Иуды. Смятение было, предчувствие.
Вернувшись с горы, Иоанн рассказал, что слышал слова Иисуса: Господи, да минет Меня чаша сия, но не как Я хочу, а как Ты хочешь. Ответ он не знал, но все заметили: у Учителя, после молитвы той, огонь в глазах зажёгся, как будто пришло к Нему важное решение. И, вдруг, Иуда понял, какое! Уйдёт Он! Только, почему сейчас? В праздник праздников? "Хаг самэах! - Весёлого праздника!" - так приветствуют друг друга все жители Иерусалима, все иудеи, прибывшие в Иерусалим на Песах. Говорят, на каждого жителя Иерусалима, включая римлян, сейчас приходится десять паломников. Может, уход Учителя - Божественный Исход - должен быть публичным? Но много людей соберётся только в Храме, на молитву. Или на Голгофе, на казнь... На казнь? Это и есть объяснение?
Публичная казнь! Он знает о казни и идёт к ней. Так предопределено Господом: даже волос с головы не упадёт без Его воли.
Хотя, что может понять в делах Бога он, простой смертный, Иуда из Кариота? Да будет так, как сказал Господь!
По просьбе Учителя, Пётр и Иоанн готовили пасхальную трапезу, а Иуда, как обычно, заплатив за купленные к трапезе хлеб, мясо и вино, шёл со своими тяжёлыми мыслями на праздничный вечер, cтавший вдруг тайным. Но пасхальный вечер не может быть тайным! Это праздник свободы, отмечаемый более тысячи лет. Есть строгий порядок, седер, по которому во всех семьях проходит этот вечер. Согласно этому порядку на стол ставится бокал вина и настежь открывается дверь для пророка Элиягу. Любой гость на Песах - радость хозяев дома. И, вдруг, Тайная Вечеря.
Наступил пасхальный вечер, но праздничного настроения не было. Все чувствовали: что-то должно произойти. Не даром они прошли школу Учителя. И тишина была необычная. Возлежали все, как и положено на Песах, вокруг стоявших на низком столике пресных хлебов, кувшинов с вином и блюда с мясом и горькими травами, в память о горькой жизни в Египте. Под левым локтем подушечка - символ свободного человека. Песах - праздник свободы. Праздник освобождения из египетского рабства. "Рабами были мы в Египте. Вывел нас Бог сильною мышцею своей".
Учитель взял в руки хлеб, преломил его и раздал всем, говоря, cие есть тело моё. Налил чашу вина и сказал: пейте из неё все, ибо сие есть Кровь Моя. Все ели и пили, а Учитель продолжил: истинно, истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня.
В который раз уже повторял Иисус эти слова, а имени не называл. Тревожили они общину. Зачем, - думал Иуда, - почему не называет Он имени предателя? Ошибаться Сын Бога не мог. Предательство должно произойти. Но мы человеки! А Бог дал человеку право выбора. Значит, кто-то из Учеников должен добровольно совершить предательство. Сегодня. Во исполнение слов Господа. Иуда весь превратился во внимание.
Обострился слух, взор, даже запах почуял тревожный. А Учитель пристально глядел на каждого, ждал чего-то: на Андрея и Иакова Заведеева, Филиппа и Варфоломея, Фому и Матфея-мытаря, Иакова Алфеева и Фаддея, и Симмона Канонита - все, встречаясь с Ним взглядом, спрашивали: "Не я ли, Господи?" И ждали, и боялись Его ответа. А Он молчал. И тогда Пётр, не выдержав напряжения, попросил Иоанна, возлежавшего возле груди Учителя, спросить, кто? Иуда увидел, как потемнели глаза Учителя. Пётр и Иоанн, задав свой вопрос, сообщили, что они или не понимают, или не готовы принять страшное решение. Тогда Иуда, встретившись с Ним взглядом, твёрдо сказал: я, Равви! - Амарта! (ты сказал!) - произнёс Учитель. И, обращаясь к Иоанну, ответил на заданный им вопрос: "Тот, кому Я подам хлеб". Преломил хлеб тем же жестом, каким преломлял, объясняя, что это тело Его, обмакнул в мясную подливу и подал Иуде. Иуда взял хлеб двумя руками, один из двенадцати понимая, что не хлеб предаёт Учитель в руки его, но тело Своё, и услышал: "Что задумал, делай скорее". Только не мог Иуда встать. Всё тело: ноги, руки, спина - сопротивлялись, не хотели подчиняться. Боролся мозг против подлого поступка, душа против страшной погибели, на которую её обрекали, и сердце, любившее и сострадавшее. Он понимал, что, как только встанет, порвётся нить, связывающая его с Учениками и с Учителем. Страшное "Амарта (ты сказал!)" - решение принял сам и отвечать будешь сам.
Он встал и пошёл в Храм. Возврата не было. Не тем человеком был Иуда, кто легко меняет свои решения.
Вот и сейчас, подчиняясь течению своих мыслей, он замедлил шаг, будто что-то можно было вернуть, изменить. И увидел, что, задумавшись, свернул в сторону. Вернулся на тропинку. Нет! Ничего изменить нельзя и с тропинки уйти нельзя. Он допьёт чашу свою.
Когда Иуда вошёл в комнату, где сидели первосвященники и старейшины, его будто ждали. И не удивились. Даже обрадовались. Только высокомерие и презрение исходило от этих гордых людей. Никто не любит предателей. Разве может быть грех грешнее?
И ещё неприязнь почувствовал Иуда (его раненая душа чувствовала всё): знали его старейшины, видели рядом с Иисусом, да ещё с ящиком, с кассой. Не доверяли. И тогда спросил Иуда: "Сколько я получу за это?" Он не сказал: что я получу, он спросил: сколько? Тут же растаяло недоверие и уплотнилось презрение: он стал понятен. Занял свой уровень в табеле грехов. И услышал оскорбительное: тридцать шекелей. Иуда знал Тору и знал законы. Тридцать шекелей - цена жизни раба. За Учителя, за Сына Человеческого! Это было овеществлённое презрение и издевательство. Только на торг он был не способен.
Через несколько минут, окружённый людьми, вооружёнными мечами и кольями, Иуда двинулся к горе Елеонской. В руках у некоторых были фонари или факелы, и их пламя создавало какой-то нереальный колеблющийся свет, высвечивающий кусты и деревья, которые ужасались и отшатывались назад, завидя Иуду.
Все шли молча. Сначала громко разговаривали, шумели, подбадривая себя, а потом постепенно, по мере приближения, замолкали. Они знали Иисуса и боялись Его, боялись встречи с Ним, Изгонявшим бесов и Воскрешавшим мёртвых. Когда вошли в Гефсиманский сад, увидел Иуда Учителя в окружении Учеников. И сказал: "Вот они", - хотя все знали это и без его слов. И в нерешительности остановились. Иуда смотрел на Учителя, и в нём росло горе. Он понимал, что это их последняя встреча. И не выдержал: "Тот, кого я поцелую - Иисус, - сказал он и направился к Учителю, подошёл со словами: Радуйся, Равви!" - и поцеловал Его. Это был прощальный поцелуй, чисто человеческий порыв, вопреки задуманным действиям, неожиданный даже для Иисуса. - "Друг, ТАК ли предаёшь?" - спросил Иисус - и это ДРУГ было единственной наградой Иуде за всё.
Он не слышал разговора Иисуса со стражниками и не видел, как Его вязали. Его поразила только лёгкость, с которой растворились в темноте Ученики, покинув Учителя. Рассеялись, как овцы без пастуха. И они предали?
Толпа вооружённых людей вела, влекла Иисуса, а Иуда плёлся чуть сзади. Он больше был не нужен. Предатель сделал своё дело. Уже возле Храма он обратил внимание на Иоанна в толпе и маячившую поодаль фигуру Петра.
Войдя, Иуда получил обжегшие, запачкавшие ему не только руки, но и душу, 30 шекелей, те самые злополучные 30 сребреников, и поспешил в помещение, где вершился суд. Жила в нём надежда, что Учитель, как неоднократно в Храме и в синагогах, защитит себя, и судьи будут посрамлены.
Допрашивали Его - и он был рядом, били Его - он видел своими глазами, судили Его - он слышал всё слово в слово.
"Почему Ты молчишь? - мысленно вопрошал Иуда. - Почему не хочешь ниспровергнуть суд их, обвинить их и оправдать Себя? Укрепи же Себя величием и славою, облекись в блеск и великолепие. Притчи Твои, как псалмы Давыдовы, не Ты ли одной фразой разбивал все хитроумные построения фарисеев и книжников? Кесарю - кесарево, Богу - Богово. А Ты - Сын Бога!" - Любил Его Иуда, всем сердцем.
На суде он убедился в правильности своих действий. Иисус не оправдывался и не защищался. Он шёл на смерть. Это была Его цель, логическое завершение жизненного пути, предопределённое Богом. Он либо молчал, либо отвечал, явно давая в руки судившим возможность Его обвинить. Иуда не мог понять поведения Учителя, но он ВЕРИЛ: так надо, а его жребий - быть предателем до конца.
"Итак, Ты - Cын Божий?" - спросил первосвященник Каиафа, и все замолчали, а Иуда весь превратился в слух. "Ну, скажи: Нет! - и все обвинения рассыплются в прах!"
"Амартэм ше Ани!(Bы сказали, что Я!)"
Застонал Иуда, вслух застонал. Теперь приговор был предопределён. Первосвященник разодрал свои одежды и сказал: "Он богохульствует! На что ещё нам свидетели?" - И все подтвердили: "Повинен смерти!"
Иуда понял, что это конец. Его отведут к Пилату и сегодня, до наступления субботы, Он будет распят. У римлян процесс казни отработан и однообразен. Погибнет Сын Человеческий, уйдёт Сын Божий к Своему Отцу, а Иуда останется один, во всём мире. Предатель Учителя. Предатель Сына Человеческого, Сына Бога. Предатель своего друга и своей души. Он сам принял решение, а Иуда всегда сам справлялся со своими бедами. Жизнь потеряла смысл. Он не мог смотреть в глаза людям, не мог, заклеймённый, нести им Слово Божие, а по-другому он жить уже не хотел.
И, вдруг, обожгла его мысль: Что ты наделал?! Возомнил, что понимаешь Бога! Обуяла гордыня! Нельзя становится между Богом и Богом. Евреи восславляли Бога, молились Ему, но шеи не гнули. "Жестковыими" были всегда. И всё-таки говорить с Богом на горе Синай поручили Моисею, народ остался внизу. А ты пошёл один. Движимый верой, у которой нет компромиссов. Что ж, дело сделано, нужно идти до конца.
И тогда вспомнил Иуда Слова Учителя: Если согрешит против тебя брат твой, укажи ему на грех его. И, если раскается, прости его. И если семь раз на день согрешит против тебя и семь раз придёт к тебе и скажет: "Каюсь!" - прости его.
И поднял он очи горе и воскликнул: Услышь меня, Боже правды моей! На Тебя уповаю! О, если бы Ты благоволил пронести чашу сию мимо меня! Но на всё Твоя воля. Прости меня, Господи! Что сделал я не так - не по злому умыслу, не в корысть себе, а из любви к Сыну Твоему. Жизни не прошу, только прощения на Суде Твоём. Я один услышал безмолвный голос Сына Твоего, как глас вопиющего в пустыне. Слово Его должно было сбыться: "Один из вас предаст Меня сегодня". Я оставался один. И я предал.
Нет мне прощения среди людей, дикий зверь не ляжет со мною рядом, гады пресмыкающие отвернутся от меня. Только на Тебя, Всепрощающего, уповаю. Прости меня, Господи!
Тропинка сделала скачок вниз. Ещё одна ступенька вниз. Неужто падение, его падение, бесконечно? Есть предел ему? А Его воспарению? Или всё это суета сует и всяческая суета? Всё это было под солнцем?
Нет, ТАКОГО ещё не было!
И всё-таки один приятный момент был. Иначе поступить Иуда не мог. Тогда, в храме, перед уходом, глянул Иуда на руки свои и увидел узелок с тридцатью сребрениками, проклятой платой за содеянное. Пошёл он к первосвященникам и старейшинам и сказал: Согрешил я, предав Кровь Невинную. И, бросив сребреники в храме, он вышел.
И ушёл. Сначала в дом, где была Тайная Вечеря, отдал хозяину на хранение ящик с деньгами, взял вервие верблюжье. Потом...
Иуда помнил: за городом, над обрывом, стояло одинокое дерево. Это должно было стать местом его смерти. К нему по тропинке лежал путь его. Там он решил повеситься. "Удавиться". Падать нужно до конца. Об этом не говорил ему никто, но предавший Сына Человеческого, продавший душу свою, и смертью своей должен продолжить падение. Разве есть поступок, могущий оправдать его в глазах людей? Нет! Только вниз, в объятия князя тьмы!
Вот и дерево. Иуда подошёл к обрыву, заглянул вниз. Отошёл, сделал петлю, обстоятельно, как всё, что он делал. Привязал к ветке, протянувшейся над обрывом, и на мгновение застыл, прощаясь с миром и жизнью, землёй и небом, добродетелями и грехами.
Господи, прости!
Надел петлю и прыгнул.
Скрипнуло дерево под тяжестью повисшего тела. Какое-то время оно раскачивалось, а потом застыло.
Иуда прыгал в пропасть, а попал в бессмертие.
Гигантскими буквами вписали Апостолы его предательство в Книгу народов Мира.
Забыв о любви, раскаянии, всепрощении.
А потом, не Апостолы, в небольшой научной статье написали о величии его души.