Когда рядом - никого, никаких подручных средств, и только раздраженно горланит радио, накликивая все новые и новые погодные и прочие беды?
Когда стоишь в пробке, и нервничаешь, опаздывая на работу?
И созерцаешь зад похоронного 'пазика' с вывеской - 'ГП Ритуал'?
Ну - не размышлять же о бренности сущего, о тщетности усилий человеческих, о тлене и суете - как советуют мудрые и, в тоже время, толстенные книги?
Забавно, но мне кажется, что мудрость не бывает таких огромных размеров.
Она, обычно, укладывается всего в несколько фраз.
***
А мой шеф, между тем, пару дней назад улетел в Венесуэлу - отдохнуть. Такой вот он - большой любитель экзотики. И уже сообщил о своем благополучном прибытии на место.
Как будто мы тут все - прямо испереживались, как он там, долетел ли?...
У него и дома - к слову, какая-то штука живет. Полуметровая. Что в сельве водится. Или в джунглях.
А может быть - даже и в пустыне.
То ли варан это, то ли - саламандра, то ли еще какая-то.
Страшная, с гребнем, поросшая костяными шипами, раскиданными там и сям - как сам дьявол.
И такая же кусачая.
Палец, если сунуть необдуманно руку в ее стеклянный террарий - а с ее точки зрения, очень, как раз и вовремя - отхватит. Будто кусачками провод. Чик, и готово!
Если не успеешь руку отдернуть...
А она, эта штука, похожая не бескрылую гарпию - обижается. То ли завтрак от нее сбежал, то ли обед. А может быть - и целый ужин. По-моему. она вечно голодная сидит в своем стеклянном дворце под светом греющих ее ламп.
Кстати, зовется эта тварь - Тимофеем.
Но уж больно она на самку похожа.
Такие же манеры - обходительные.
И как это она к нему попала - с другого конца света?
Несмотря на таможенные запреты?
***
Я пикаю джойстиком телефона, - глядя одним глазом на грустный дерьер 'Ритуала', а другим - в телефон.
И нахожу секретный номер. Который шеф оставил нескольким избранным сотрудникам, в том числе и мне, - звонить ему. В Южную Америку. В случае чего.
А - в случае чего, кстати?
Не поленился ведь - новую симку купить. В виду важности момента своего отбытия на отдых в неведомые края - к паукам-птицеедам и анакондам.
Интересно, а в каком же, все-таки, случае надо ему звонить-то, а?
В случае наводнения, пожара, наезда клиентов, или налета на фирму налоговых санитаров?
Инструкций он не оставил, а значит, можно и нужно действовать по собственному разумению.
Вот, по-моему разумению, сегодня как раз тот самый случай. Для звонка.
Надо предупредить шефа, что я опаздываю из-за уродов, едущих где-то впереди меня, по Кутузовскому. И перегородивших все движение на всех улицах, до которых они могут дотянуться своими начальственными лапами.
Ну, все, как обычно у нас тут водится. Почти - каждое утро. Это тебе не Южная Америка. Это - гораздо хуже, как говаривал один великолепный герой.
***
Я нахожу номер, и нажимаю кнопочку. Я вызываю Венесуэлу...
Где - как раз сейчас - часа два ночи.
Или - уже утра.
Это - кому как нравится.
Длинные, длинные гудки.
Я мысленно представляю себе - как летят от компьютера к компьютеру, через космические дали, или даже по дну морскому, по подводным океанским кабелям - электрические сигналы моего вызова.
Впечатляющая картина представляется...
А сам, замечтавшись, едва не въезжаю в тормознувший не вовремя 'Ритуал'.
Эх, товарищ... чуток я не добрался бампером до гроба с покойничком - сантиметров десять, пятнадцать, но все же не добрался... Реакция - ничего себе еще.
Неплохая бы сцена сейчас вышла.
Те же - и усопший, и все - на третьем кольце. У поворота на Кутузовский.
***
- Привет, Дмитрий Сергеевич, - говорю я бодро. - Как отдыхается?
- Что это? Что? Кто это? - испуганно говорит Дмитрий Сергеевич на другом конце земли. - Это ты... Что случилось? Налоговая, или санэпидстанция?
- Да ничего не случилось, все хорошо... Хотел, просто, поинтересоваться... Как там у вас? Анаконды с птицеедами - не беспокоят? В сельве...
- Ты выпил, что ли? И когда успел?
- Нет, Дмитрий Сергеевич, как можно - я за рулем не пью. Я вообще - трезвенник... Просто, ночью гады на охоту и выползают... Анаконды. Я беспокоюсь. Хотел, кстати, предупредить, что опаздываю минут на пятнадцать-двадцать - пробки у нас тут, знаете ли...
- Куда опаздываешь?
- Как это - куда? На работу... Не в Венесуэлу же... Вы всегда просите звонить в случае чего... Если опаздываю... Тогда и штрафа не будет - за опоздание... Вот я и звоню.
- Ну, мать твою!...
- Чао, Ливингстон..., - говорю я уже мысленно, и нажимаю телефонный delete. - Трахай свою, дешевле обойдется, как говаривали у нас. В бане - ребята...
Шуток не понимает, человек.
Это значит - все безнадежно.
***
Однако, жизнь-то продолжается, и ничего страшного не происходит, - думаю я позже.
Сидя уже в офисе, глядя на монитор, и подсчитывая собственные убытки...
Ну, потерял...
Ну не получишь то, на что рассчитывал.
Жизнь кончилась? - задаю я себе вопрос.
Да нет, конечно - сам же себе и отвечаю на него.
Из внутреннего пластмассового окна открывается чудесный вид на ремзону, и на снующих между подвешенными на подъемники автомобилями механиков.
И что это они снуют - когда делом надо заниматься?
Не бегать по ремзоне надо, а машины ремонтировать! Дармоеды...
Впрочем, наплевать мне теперь...
Жизнь, оказывается, не просто продолжается, но даже, и снует туда и сюда, и местами кипит.
***
Разглядывая цифры, я пишу письмо Дмитрию Сергеевичу. Директору сервиса. А заодно уж - и его владельцу. Заявление об уходе.
Последнее, так сказать - прости. И прощай.
Очень грустное.
Однако слезы на глаза почему-то все не наворачиваются и не наворачиваются.
Откроет он свой ноутбук - под ночной стрекот разных южноамериканских гадов - и прочтет.
Интересно, у него - тоже слезы не навернутся?
До сегодняшнего утра я у него был почти что правой рукой, менеджером по развитию.
И вот - уже сплыл.
Или уже - сплыла? Правая рука - имеется ввиду.
Кстати, все-таки, Венесуэла - в Южной Америке находится?
Или как?
Да, неважно у меня с географией...
Работаю я здесь потому, что сам Дмитрий Сергеевич ничего в этом самом автомобильном сервисе, которым он занимается в качестве бизнеса, не петрит.
А вот деньги получать - любит.
А также он любит хорошие автомобили, и поездки в Венесуэлу. Или - в Гондурас. Или еще куда - подальше. Довольно внезапные.
Нет, правда, вылитый Ливингстон-исследователь.
Какой уж тут сервис, спрашивается?
***
Деньги, кстати, сервис уже начал зарабатывать, как я понимаю.
И с моей помощью в том числе. И - неплохие.
На поездку в Венесуэлу уже - в самый раз. И не на одну.
И Дмитрий Сергеевич о своих обязательствах, сразу же и забывать стал.
И не только про обещанные проценты и бонусы, но и просто - про мою зарплату.
...А как он мне некогда все живописал - через пару дней после одной удивительной ночи, проведенной в компании с ним и с его женой. Как он мне стелил...
Мягко и сладко.
Прямо, что жить без такого заместителя, как я - не может. И как я хорошо засуществую под крылом у него. Теплым и мохнатым.
И я купился, дурачок.
А вот, оказывается теперь, деньги - очень на память влияют. Непредсказуемо.
***
Например, улетел он, а зарплату мне так и не заплатил... Месяца за три уже. Хотя обещал - вот-вот, сегодня, завтра. Будут в кассе деньги, тут мы и рассчитаемся...
Но память, судя по всему, отшибло. Прямо - напрочь.
Про симку вспомнил новую - для торжественных случаев и наездов.
А про долги - никак не вспомнил.
Он вообще в последнее время - очень забывчивым стал. Наш Дмитрий Сергеевич.
И напрасно, я думаю.
Потому что, как мне кажется, в автомобильном бизнесе он не очень петрит, и без посторонней помощи вряд ли сможет с сервисом управиться.
Я у него - важный наемник.
Был.
Которого, в общем, и кормить надо было - точно и аккуратно.
Также аккуратно, как его барышню Тимофея. Иначе тот, наемник, - может обидеться, и помереть от бескормицы.
Или - перекусать всех, кого ни попадя - без разбору.
И Дмитрия Сергеевича, отца родного, тоже, за компанию.
А вот кормить уже и не хочется.
Хотя это - совсем уже не профессионально.
***
У меня есть серьезное подозрение, что он - мало того, что не профессионал, но что он и в других областях бизнеса, мягко скажем, не силен.
Но всегда хочет денег, и удача пока сопутствует ему.
Вот дура, прости ты мою душу грешную, господи, - эта самая мисс удача.
Просто - обычная шлюха. Глупая и одноглазая.
Ну, прямо, как из банальной оперы выходит - дуракам везет!
На таких же вот дураков-наемников, как я, например.
Но теперь я ухожу - и посмотрим, что он дальше делать будет. Как у него тут все посыплется.
Наверное, я не совсем справедлив к нему.
Мне ведь тоже можно было возразить на все это - если ты тут у нас при всем таком - замечательный и умный, почему же ты тогда такой у нас бедный, а?
Почему, дорогой, скажи-ка нам - искренне!
Станешь тут бедным, если тебе зарплату из месяца в месяц не платят... - отвечу я понуро.
***
И еще, вот одно обстоятельство: в некотором смысле - он почти что мой родственник, Дмитрий Сергеевич.
Тайный, что ли?
Хотя, правда, об этом, по-моему, он действительно даже не подозревает.
С родственниками ведь так не обходятся, вообще-то.
Ну, ладно, и оставим его в неведении. В его этой самой Венесуэле.
Умнее, конечно, было бы - получить сначала деньги, а потом уйти.
Но, вижу я, денег он тайному родственничку - не заплатит вовсе. Пара бежать и от него, и от его юной наложницы-супруги.Куда подальше.
***
Стараясь сдерживаться, я пишу директору - насколько я недоволен.
В мягкой, конечно, форме, вежливо.
Хотя и раздраженно.
Я пишу ему, что не затем к нему устраивался, чтобы клянчить деньги.
Не настолько я состоятелен, - в отличие от него, неплохо нажившегося ранее в бензиновой компании.
Пока эту его компанию не съела большая и жирная мэрская акула.
Всегда приплывающая точно и аккуратно, словно по расписанию, - на запах легких городских денег.
Про это, про бензин и акул, я, конечно, не пишу...
Очень болезненно реагирует Дмитрий Сергеевич, когда ему на мозоли наступают. Про потери напоминают.
Из себя может даже выйти.
И весь отдых в Венесуэле у него будет испорчен.
Работа для меня, пишу я, обходя мозоли, - не прихоть художника, любящего создавать новые картины. Даже и бесплатно... Просто из любви к искусству вкалывать..., - пишу я в заявлении об уходе. Несколько цветисто - надо это признать.
Для меня работа это - насущная потребность и необходимость. Как и для каждого нормального человека, обремененного различными обязательствами.
В том числе, - что не очень приятно - и финансовыми тоже.
Есть ли толк в письме ему жаловаться? На него же самого? Да конечно - никакого.
А я зачем-то жалуюсь.
Я пишу, и расписываю гневно, что при такой задержке, и, в то же время, - очень даже... даже очень, очень-очень неплохих результатах работы сервиса, - который я ставил ему, фактически, с нуля, факт его забывчивости является просто выражением моей полной ему ненужности.
Фраза получается не ахти, какая казистая - но очень верно отражает суть данного вопроса.
Деньги у сервиса есть, жалея я самого себя, они уже в наличии, и сервис выходит на проектную мощность. А платить вот ему мне уже и не хочется...
Как говориться в классическом произведении - мавр сделал свое дело - и теперь может убираться.
На все четыре...
А мы пока отдыхать полетим.
И лучший способ выставить мавра за дверь - перестать ему платить, и делать вид, что это проблемы мавра.
Да и зачем было уже платить - этому самому мавру? С маврами ведь - всегда так и надо поступать. Сделал дело, мавруша, - гуляй смело. Обречены они, эти самые мавры...
Как справедливо подметил классик - еще несколько столетий тому назад.
Классное у меня заявление выходит - думаю я, глядя через окно в ремзону на праздношатающихся механиков.
***
Эх... и что там писать ему еще - далее?
И что это за заявление об уходе - с маврами в тексте?
Ничего больше не надо писать. Ничего.
Только жевать, и на кулак наматывать...
Надо просто идти дальше.
***
Кстати, а жизнь действительно на этом явно не собирается заканчиваться, размышляю я, мрачно глядя на дисплей с цифрами собственного тощего перспективного бюджета.
В котором появлялись огромные ржавые дыры и бреши. И нужно придумывать способы, как их латать.
Мой, с позволения сказать, бюджет, похож теперь на лакированную сверху, но ржавую снизу посудину. Плавать которой оставалось ровно - до первого выхода в море.
Чтобы сразу за маяком на мысе, у входа в порт, - тут же и затонуть на глазах у изумленной публики, состоящей из провожающих и просто праздношатающихся по молу граждан.
Что-то надо с этим делать.
Только вот что - совершенно непонятно.
Никаких плодотворных идей. Кроме виртуального хлопанья дверью.
Особенно жаль времени, потраченного на розовые мечтания. И еще обидно - за свою удручающую слепоту и недальновидность, а также за плохое знание людей - типа моего директора.
И его жены, кстати.
Да, именно так - и его жены.
***
Ситуацию, конечно, несколько драматизирует то, что директор сервиса, действительно в своем роде - уже почти что, мой родственник. Молочный брат, так сказать.
По его собственной жене.
С которой я имею несчастье сейчас встречаться, и не знаю, чем все это может или должно закончится. И для меня. И для нее. И для Дмитрия Сергеевича.
Она, конечно, не виновата в том, что жизнь свела меня с ними.
А он оказался таким вот... Не могу подобрать подходящего слова. Печатного - имеется ввиду.
В конце концов, случайно встретились, случайно разошлись - чего только не бывает на свете...
Но, случайно встретившись в какой-то компании, под какие-то праздники, мы не разошлись.
***
...В тот странный вечер она попросила меня, единственного, пожалуй, трезвого, подбросить их - с ее хорошо надравшимся в гостях мужем - домой.
Сама она тоже была в небольшом подпитии, но держалась молодцом.
Даже помнила, где они живут.
И даже не пыталась выдернуть у меня руль из рук - чтобы побыстрее доехать.
Да... и я их отвез.
Мы приехали, подняли Дмитрия Сергеевича в квартиру.
С божьей помощью, а такаже и с моими матюгами, уложили бесчувственное стокилограммовое тело в супружеской спальне на их огромную кровать.
Мы ворочали тяжелого Дмитрия Сергеевича с боку на бок, и стаскивали с него пиджак, рубашку и брюки.
И он еще при этом и брыкался и шипел, скотина.
Он даже самостоятельно пытался снять носки. Не доверяя никому эту сложную хирургическую операцию.
Но и для него, специалиста, это дело оказалось нелегким.
Так, в одном, особенно неподатливом, не сдирающемся носке, он и захрапел.
Разбуженный Тимофей, не мигая, наблюдал за нами, застыв за стеклом террариума, как изваяние какой-то гаргульи.
Я выпил кофе, приготовленный его женой - в виде извинения за хлопоты.
Она, кажется, немножко отошла, и выглядела уже вполне разумномыслящей.
Я зашел на дорожку в ванну.
Мне захотелось умыть осоловевшее от этих напряженных приключений лицо - время было далеко за полночь, и уже начала подступать самая глухая и тяжелая для бодрствования ночная зимняя пора.
Наклонившись над раковиной умывальника, я плескал ледяную воду на лоб, и на потемневшие -от уже опять вылезающей щетины щеки, и сокрушался на свою податливость... Я уже часа два. как мог тихо-мирно спать в своей собственной кровати.
А когда поднял мокрое лицо, оторвавшись от умывальника, то в огромном зеркале перед собой - в полстены - обнаружил ее, неслышно за шумом воды вошедшую следом, и стоящую за моей спиной. Она стояла почему-то с закрытыми глазами.
На вытянутых руках она держала чистое полотенце.
Я повернулся, и несколько неожиданно для самого себя, вместо того, чтобы спросить, что еще такого случилось с Дмитрием Сергеевичем, взял у нее полотенце из рук, обнял ее за плечи, и поцеловал в губы.
И она жарко ответила на мой поцелуй.
И мы, будто две мармеладные конфетки - буквально склеились в неразъемных объятиях.