Поздней весенней ночью, когда все эротические, и не очень эротические бури прошедшего дня утихли, мне вновь стал сниться Париж.
Несладкий это был какой-то сон - без начала, да и без логического конца. Вызывающий обильное сердцебиение.
Впрочем, стоит ли ждать от сна какой-нибудь логики? Одни утверждают, что стоит, другие, что не стоит.
Я придерживаюсь мнения, что ждать, конечно, стоит.
Но логики там нет.
Или - она так глубоко зарыта, что ее просто не отыщешь.
***
Любое невероятное событие может произойти.
С этой точки зрения поклонники эзотерики и гороскопов, вроде Нинон, конечно, правы.
В мире - всегда есть место чуду.
Правда, очень маловероятное место.
Вода внезапно может превратиться в вино, старик сделаться пышущим потенцией юношей. Золото, конечно же, может в конце концов обратиться в кусок никчемного свинца, а кто-то вообще может вдруг воскреснуть... ну, а кто-то, соответственно, также внезапно состариться и помереть, отправиться на помойку, называемую кладбищем.
Чистая теория вероятности.
***
Меня лично даже впечатляет простой и широко известный в определенных кругах пример: если усадить обезьяну за пишущую машинку, то через несколько миллиардов лет, тюкая хаотично по клавишам, она сможет написать-таки "Войну и мир". Несмотря ни на что!
Назло графу Толстому. Вопреки козням завистников и недоброжелателей.
Что смешно - это даже нельзя будет назвать плагиатом. Поскольку обезьяна и понятия не имеет о графе Толстом и "Войне и мире".
Вероятность, конечно, мала, но она все же есть.
А это значит, событие все же может произойти?
Правда, к моменту, когда такое радостное событие произойдет, читать ее великое творение будет некому. Кроме конструктора, который эту самую веселую теорию вероятности и изобрел. Вместе с Вселенной.
При условии, если, конечно, он сумеет умотать от взрыва сверхновой, или спастись из черной дыры.
Конечно, уж он-то сумеет, я в этом больше, чем уверен.
Но вот сколько же бананов ему потребуется, чтобы прокормить такую обезьяну, интересно? Об этом он подумал? Или опять недоработочка?
Только, что ему за интерес - в одиночку такие талмуды, как обезьяннья "Война и мир" листать?
Никакого.
Не с кем даже мнениями обменяться.
И даже аплодисментов не дождешься - некому хлопать в ладоши будет.
***
Про обезьяну с графом Толстым - это все шутки.
Если серьезно подойти, ждать логики от сна, возможно, и стоит.
Хотя на самом-то деле, ее там и нет.
Скрыта она в мутных глубинах темного человеческого "Я". Как подлодка где-то подо льдами плавает. Не увидишь ее, и не нащупаешь.
***
А сон был неприятным.
Во сне я все бродил, бродил, бродил по пустым улицам острова, Сите искал кого-то.
Улицы представляли собой довольно жалкое зрелище: с разбитыми и разграбленными витринами магазинов, с остовами брошенных автомобилей вдоль тротуаров, с заколоченными окнами и дверями, с поваленными и разодранными, перекатывающимися на ветру полосатыми солнечными зонтиками кафешантанов.
Выглядело все это так, будто в Париже не очень давно произошла какая-то большая катастрофа.
Или, что явно хуже, - коммунистическая революция.
Я шел по пустым улицам, и удивлялся, прислушиваясь, как, оплакивая что-то, где-то вдали, за домами, с тоской выли и гавкали собаки.
Лай раздражал, и даже нервировал. От него сжималось сердце.
И не было вокруг ни одного прохожего, ни одной живой души...
***
Я вышел на площадь из переулка, и остановился, увидав перед собой Нотр-Дам-де-Пари, похожий на свои собственные изображения на глянцевых открытках.
Я подошел ближе.
Собор выглядел замызганным, заброшенным, с облупившейся штукатуркой, и с разбитыми статуями гарпий, обломки которых валялись перед его фасадом.
Из-за собора почему-то торчала Эйфелева башня. Хотя, моим расчетам, она должна была бы быть совершенно в другой стороне...
Впрочем, я не бывал до этого в Париже, - и откуда же мне было знать, с какой она стороны.
Ажурная башня накренилась под опасным углом, словно Пизанская.
Мне показалось даже, что у нее не хватает одной из опор - словно ее просто грубо оторвали.
На металлолом краснюки пустили, - подумал я огорченно во сне. Ввиду нехватки во Франции металла.
Это всегда так бывает - после мародерских переворотов.
Окружающий меня мир был сюрреалистичным и неприятным.
Среди этого запустения вполне можно было даже снимать какой-нибудь фильм-катастрофу.
***
...И на этом месте я проснулся.
Разбитым, в испарине, в раздолбанной недавними ночными баталиями постели.
- Вот такие у нас дела, Клавдия,... - сказал я, шаря спросонья, с еще закрытыми глазами по кровати, в поисках упругой мессалинской попки или еще чего-нибудь - в этом же возбуждающем роде. Приятного, утешительного и горячего. - Похоже, этот Интернационал наступает, Клава, на всех фронтах... Париж теперь тоже накрылся... Не поедем туда теперь...Незачем... Кстати, Клава, не продолжить ли нам по этому случаю скромный банкет? Иди ко мне, моя лапочка...
Мне никто не ответил.
Я открыл глаза и придя немного в себя, вспомнил, что, кажется, слышал сквозь сон, как Клавдия отправилась домой.
Хотя, до этого она, кажется, собиралась остаться до утра.
Напрасно она так поступила. Бросила меня тут одного, сиротку, на съедение красным командирам.
Распутные блондинки - всегда отличное лекарство от ночных кошмаров.
Средство проверенное. На все противные случай жизни.
***
В квартире было душно и тихо.
Поворочавшись, покрутившись, я встал и закурил, слушая, как успокаивается сердце, встревоженное ужасными видами разрухи.
Неужели коммуняки с кэгэбистами и Париж захватить умудрились?
Жалко, ох, как жалко, если они и туда добрались своими липкими лапами.
Такой хороший город смогли разломать...
Интересно, а куда же при этом подевались парижские жители? К стенке, что ли, их всех поставили - эти самые вездесущие отечественные комиссары-мародеры?
Как-то не очень продуманно вышло, - если это так. Из парижан бы ведь замечательные рабы получились.
Остроумные, веселые, жизнерадостные любители вина, устриц, лягушек и хорошего сыра, строители светлого будущего. Вроде нашей Нинон.
***
Я открыл балконную дверь и вышел на лоджию.
Там было сыро и холодно, и по голым рукам у меня тут же побежали зябкие мурашки.
Весенняя луна сквозь быстро текущие над городом тучи, заливала двор своим неестественным, скользящим люминесцентным светом.
У помойки бездомная собака тявкала на распоясавшихся майских крыс.
В унисон собаке, однообразно и уныло, то, затихая и всхлипывая, то, вдруг оживая вновь, пищала чья-то такая же бездомная сигнализация.
Ну и тоска, - подумал я. Не хуже, чем в брошенном Париже.
Совершенно определенно - блондинки под боком сейчас не хватает.
***
Я курил на лоджии, глядел на шуршащие на ветру кроны деревьев, и думал, что самое простое и логичное объяснение всем этим снам вот какое: ночные виды навеяны выборами французского президента. И последовавшими за этим погромами левых.
Левые, они ведь и в Африке, и в Антарктиде - левые. Не перекрасишь их, и не спутаешь ни с чем.
Все взять, да и поделить, а несогласных - к стенке. Вот вам и вся простая жизненная философия.
Столетие за столетием, а никакого разнообразия у них в мозгах не наблюдается.
Если, конечно, их твердые черепные кости можно называть мозгами.
Впрочем, может быть, эти сны баламутила и поднимала со дна памяти делегация французских нефтепродавцев?...
А что, тоже - вариант.
Или, может быть, Мари-Анетт где-то думает в этот час обо мне?
Это, пожалуй, самое невероятное - из всех, самых невероятных сочетаний, решил я. Вроде обезьяны у пишущей машинки.
С чего бы ей обо мне думать?
Или даже меня вообще помнить?
Луна окончательно ушла за тучи, и по листьям зацветающих крон зашипел, нарастая, мелкий предутренний дождь.
Я закрыл дверь и улегся в пустую кровать.
***
Обо всем этом я размышлял еще и утром, любуясь на свою уже бритую, но все же мятую физиономию в зеркале.
Вообще - не навязчивая ли у меня идея?
С этим самым Парижем?
Или - бурная почти римская секс-трапеза с Клавдией на меня так подействовали? Следы которой - налицо. Или на лице.
А почему, собственно говоря, подсознание бунтует против маленьких мирских радостей, - вроде блондинки Клавдии с ошаленной попкой, рабочими губками и отличной нежной грудью? Свалившейся в мои в лапы так же кстати, как внезапно падает сверху перезревший банан страждущей, но ленивой до лазания по деревьям обезьяне?
В качестве компенсации, видимо, - за все страдания нашего фригидного траха с Александрой...
Зеркало по своему обычаю промолчало, и стало невежливо покрываться пленочкой конденсирующегося пара.
Ему тоже не очень нравилось смотреть на меня, мятого и грустного.
Обратитесь к дедушке Фрейду, ответил я сам себе - за молчаливое зеркало. Он вам все расскажет, и все разложит по полочкам.
И Алю, и древнеримскую блондинистую Мессалину, и разбитые гарпии, и заброшенный Париж, разграбленный коммунистической заразой...
И даже господина Передряго, меняющего судьбу.
***
Казалось бы, я давным давно затер, застирал в своей памяти все, что было связано с Мари-Анетт... Так ведь нет же, память оказалась какой-то не очень-то затираемой штукой.
Ее не слишком уместные наплывы походили на состарившиеся, и ничем не убиваемые пятна от фруктового сока.
Которые раз за разом проявляются, и проявляются на рубашке - после очередной стирки.
Что хочешь, то и делай...
А рубашку, между тем, выбросить жалко... Еще хорошая, добротная. Если бы не пятна, носил бы да носил.
Если сразу не залить пятна крутым кипятком, потом три их, не три, - они уже и не отстирываются...
Между прочим, отличный бабушкин рецепт - заливать свежие фруктовые пятна крутым кипятком. Проверено на практике.
Сводит их напрочь, убивая любые красители.
Только вот где ж было взять крутой кипяток - чтобы обесцветить память?
***
...А днем вчера Нинон, со счастливым круглым личиком, доведенным косметикой до цвета бедра испуганной нимфы - от волнения, надо полагать, за свой французский язычок, - умотала на переговоры с нефтепродавцами.
Сказав, что к обеду ее ждать не стоит.
- Предполагается фуршет с икрой, - уточнила она. - И даже, по-моему, для французских гостей доставили устрицы.
- Счастливой охоты, Нинон, - сказал я. - Не ешь незнакомые продукты. Особенно из рук незнакомых людей. Это может вредно сказаться на пищеварении. Попискивающая гадость может оказаться не средиземноморскими устрицами, а улитками из подмосковного пруда. Если они еще там водятся в силу общей загаженности.
- Мы вас тоже любим, - кивнула Нинон, показывая на мой, периодически развратничающий в служебное время монитор.- Не шали там, особенно. О вечном подумай.
И я остался в комнате один.
Но расслабиться мне не дали.
***
Не самое большое удовольствие получать - когда и глаза сами собой закрываются в блаженной битве с послеобеденным сном, - звонок от вежливого молодого человека с устало-радостным голосом:
- Не найдете ли минутку... заглянуть к нам? Передряго хотел бы с вами посоветоваться... Через двадцать пять минут - вас устроит? Вы не очень заняты?
Забавная, в целом, формулировка: шеф управления контроля и анализа, - так скромно, и по-современному называется наша службы безопасности и контрразведки, нашего местного филиал КГБ б/у, - Владимир Владимирович Передряго хочет со мной о чем-то посоветоваться...
О чем же он хочет со мной посоветоваться, интересно бы знать?
Как меня лучше уволить?
По собственному, или по статье "полная профнепригодность с позывами на идиотизм"?
Или - еще как-нибудь?
Эх,и наградил же господь его такой звучной фамилией, подумал я. Бог шельму метит.
***
На уровне слухов, этот самый Владимир Владимирович Передряго, шеф службы безопасности и посол нашей высокой-высокой крыши, - второе или третье лицо в совете директоров нашей компактной, но тяжелой компании.
Без его участия не дается добро ни на какие, мало-мальски претендующие на стратегические, решения.
Да и на тактические решения - тоже так просто им не дается.
Ежу понятно, безопасность в разливном бизнесе, кормящем неизвестные, окутанные дымкой, вершины - на первом месте.
Особенно там, где спецслужбы правят этим веселым танцевальным балом - вокруг мешков с деньгами.
Да и сами неплохо гарцуют на этом балу. И кормятся вволю. Весело щиплют обильную зелень.
***
Прошло, пожалуй, уже года четыре с моего поступления на работу, - а я до сих пор удивляюсь, и как это меня сюда приняли?
Каким образом, при таком хорошо поставленном деле познания окружающей враждебной среды, они упустили, что у меня в биографии - темные пятна проблем, и связь с подозрительной иностранкой?
Почти - диссидентство, можно сказать... на грани измены нашей до дрожи любимой родине. На сексуальной почве.
Такие мазутные пятна смываются только кровью.
Кровью неблагонадежного прелюбодея, естественно!
А мне кажется, я ничего так и не смыл, и не отстирал.
Интересно, думал я, у них я все еще как диссидент прохожу, действующий, или потенциальный, или как?
Или же, как простой советский террорист? Половой. С бомбой за пазухой... пардон, в брюках.
***
Вот загранпаспорт мне, помнится, долго-долго не выдавали - ведь не случайно же.
Несмотря на то, что советская империя еще в прошлом веке приказала долго жить, развалившись, рыча и злобно чавкая, как трясина, бряцая оружием национализма и ксенофобии. Распалась - на чужеродные, огрызающиеся обломки.
А всем выжившим приказала не тужить и радоваться... Что выжили.
И я тоже радовался. Но, видимо, рано, потому что время шло, а никакого паспорта все не было, и не было.
Будто я какой-то секретный физик.
Или даже - сверхсекретный лирик.
А надо-то было мне всего: поехать куда-нибудь к морю, в модную обнемчуриную Турцию, или в недомытый Египет...
И до тех пор паспорта не давали, пока я не пригрозился подать на них в суд.
А если номер с нашим, самым гуманным, и не коррумпированным в мире судом, не пройдет, - то и в европейский суд.
По правам человека.
А что, помнится мне, сказал я в паспортном столе тогдашнего ОВИРа, когда мое терпение лопнуло... Я запишусь в настоящие диссиденты, и подам на вас в суд!
И буду требовать компенсации за моральный урон и финансовые потери. Лично с вас, девушка. Как человек и гражданин, а также, как турист в конце-то концов!
К правозащитникам побегу, в прессу - и все ваше уютное житие-бытие тут на божий свет и вытащу!
Правозащитникам с журналерами ведь только подай такое вкусное блюдо на закуску! Особенно - иностранным.
Они ж и до взяток доберутся - всех этих бывших красных кэгэбистов-милиционеров.
Хотя, конечно, это все был блеф по большому счету.
Но зачесались в ОВИРе после этого скандала... Люди в серых халатах, но с погонами. Грозились меня самого за оскорбления суток на пятнадцать отдыхать отправить. Больше-то им крыть было нечем.
И выдали наконец... суки драные...
Когти уже у них были не те.
Пообломали им когти-то, несколько... Подпилили.
***
Чудны дела твои, конструктор, думаю я иногда.
Вот честное слово, занимался бы ты погасшими солнцами, черными дырами и прочими элементарными частицами, и не брался бы ты за обустройство человеческих судеб.
Зачем тебе это?
Слишком запутанная материя... Фотоны, мезоны, протоны, темная энергия... космические струны с реликтовым излучением - все это гораздо проще, чем с человеком управляться.
Но получается, - очень все это похоже на то, будто ты, дорогой конструктор, милиционер, которому не хватает денег.
И вот он встает с радаром на обочине.
Или отключает светофор, и берется на перекрестке руководить.
И все вокруг встает и стопорится - просто в мертвую!
Зато и на обед, и на ужин милиционеру вполне хватает.
И даже что-то еще остается детям покушать.
Неужели, конструктор, у тебя даже на ужин мелочи нет?