Когда Клавдия позвонила мне, - совершенно неожиданно, признаться, - и заговорила, представляясь, низким голосом роскошной развратной брюнетки, я даже подумал - ну, вот и Мессалина в моей скромной жизни объявилась. Материализовалась.
В то самое неподходящее время, когда у меня от служебного рвения и личных неприятностей крыша плывет вдаль куда-то.
Легко и безнадежно.
У нас меняются начальники, и настоящие богатые французы - а не только непонятая до конца со своим французским прононсом Нина Моисеевна - по нашему скромному офису разгуливают... Аля мне отставку дает... Кто-то кому-то виртуально кофточку спермой уделывает.
И на тебе, еще и Мессалина звонит.
Не перебор ли с впечатлениями?
***
...А вообще, когда я слышу имя Клавдия - мне сразу представляется брюнетка со смуглой и нежной кожей, раскрепощенных форм и горячего нрава. В общем, такая, какую я некогда нарисовал второй, кажется, жене. В назидание. Хотя и по ее просьбе.
Или, все же, вру, - третьей. В оправдание. Моей эротической непоседливости.
И был жестоко раскритикован.
То ли второй, но может быть - и третьей...
Если бы они вдруг собрались вместе - начали бы меня критиковать хором, я просто в этом уверен. Крепкая боевая женская дружба, как я понимаю. Прямо - братство по оружию.
Всегда женщины против кого-нибудь дружат. Это - один из законов их женской природы.
Слава богу,думаю я иногда, что они друг с другом не знакомы.
Главным посылом в этой нелицеприятной критике моего скромного творчества было вот какой пассаж: сия сексуальная бомба, или даже торпеда, способная запросто потопить любой супружеский теплоход, не сможет долго удерживать равновесие. Из-за неправильно расположенного центра тяжести.
Особенно - если на каблуках.
Попа будет перевешивать, по мнению сурового критика, назад.
Или грудь - в другую сторону, вперед ее, эту торпеду, накренять.
На что мне, собственно говоря, совершенно наплевать. Будет ли Клава его удерживать, или не будет. Это самое - равновесие.
Главное ведь, что попа роскошная. И грудь тоже - нежная, чувствительная. Как ее, эту тетеньку Клаву, не разверни - все сгодится! Отовсюду хорошо, как ее не поставь перед собой.
***
При этом ведь надо учитывать, что я не просто плохой художник. Я еще и двоечник - по части рисования.
Насколько помню, рисунок получился ужасный. Радиосхема какая-то, а не рисунок. Или - просто строительный эскиз.
Ан ведь, смотри-ка, во, как зацепило. Будто прямо в десятку попал, почти не глядя.
А если бы я был, скажем, в этом деле маэстро? Вроде Сандро Ботичелли? Или, хотя бы, вроде Амедео Модильяни с Петером Паулем Рубенсом вкупе?
Мне бы тогда жена просто глаза выцарапала? Как тут у нас, на Руси, издревле принято, и не только у женщин, кстати?
Храм построил архитектор - ему и глаза вон, чтобы второго такого не создал...
А если я - даму мечты нарисовал? Тоже глаза вон?
Так что ли у нас и в этом самом, так называемом, замужестве заведено?
***
Если посмотреть на ситуацию шире, чего вообще хорошего и доброго можно ждать от жены? Во время ее вечной конкурентной борьбе с бумажной призраками?
Можно по слогам повторить - ни-че-го!
Какая, к черту, фейер плэй?
Только - подножки, да хватания за майки и трусики оголтелых страстных соперниц.
Так и шмыгающих вокруг - в штрафную площадку. Так и шмыгающих...
А если две бывших вдруг вместе собрались?
Это уже не на женский кошачий футбол, а вполне мужской хоккей, пожалуй. С зуботычинами и клюшками под ребра.
***
У этой мифической, некогда нарисованной мной брюнетки по имени Клавдия, которая по меткому выражению классика существует исключительно в моем воображении, - карие, распутные, чуть косящие глаза, и завитые мелким бесом длинные волосы.
Которые в постели могут служить для разных, весьма и весьма приятных вещей.
Полезная вещь в сексе - длинные волосы. Очень эротичная.
Даже если моей воображаемой сногсшибательной брюнетке, - в силу ее темной природной масти, и приходится раз в неделю брить очаровательные ножки, то это ее ничуть не портит, думаю я. Мысленно ее оценивая. Окидывая с ног до головы, и с головы до ног.
От роскошных волос, до нежных, наманикюренных пальчиков на ножках.
И даже мысленно меланхолично, но одновременно дерзко и настойчиво - раздевая...
Ножки у нее все равно очаровательной округлой и упругой формы, хорошей длинны и приятной чувственности.
Пусть они даже и коротко знакомы с бритвой, зато покрыты эрогенным зонами - там и тут.
И под нежными коленочками - тоже.
Если ее ножки на плечи себе закинуть - в порыве нетерпеливой эротической страсти, - и время от времени поглаживать и целовать определенные местечки, то и в такой, почти рабоче-крестьянской позе она, пожалуй, начнет стонать.
От наслаждения...
Или - от щекотки.
Это - кто как целовать умеет.
***
Вот, интересно, у Нинон на ногах есть эрогенные зоны, или нет? - думаю я, бросая взгляд на погруженную в свои дела коллегу. Бритвой она пользуется ли? Или так обходится, естественной гладкостью?
Надо будет как-нибудь задать ей эти нескромные вопросы - просто ради смеха.
Когда у нас тут совсем ситуация совсем уж тухлой станет, и Бодряков войдет в свои полномочия.
И мне никакого житья не будет. И надо будет как-то наше житие-бытие скрашивать - фривольными шуточками, и к увольнению готовиться.
Нинон ведь знает гораздо больше, чем говорит.
И если уж говорит - значит увольнение действительно не за горами.
***
Ладно, моей жизни бывали времена и покруче.
Что там у нас с Клавдией?
А она, сия Клава, в моем представлении - либо дорогая куртизанка, либо памятная распутная жена одного римского императора.
Либо, на самый худой конец, близкая подруга какого-нибудь древнеримского изнеженного патриция, ярого демократа.
И может быть даже какого-нибудь римского сенатора или консула.
Этакого, с картинки - с тремя подбородками, в сандалиях на босу ногу, и в красной тоге, покрытой сальными пятнами от бесконечных лукулловых трапез.
Да с парочкой дорогих английских агрегатов в подземном гараже - типа "бентли" или "ягуара".
Сластолюбивого, лоснящегося, ударяющего попеременно, - то направо, то налево...
Направо, это значится, - за девочками, а налево - это уже за мальчиками.
А иногда, значится, совмещающего право и лево, наложников и наложниц. Сразу на одном лежбище. Вместе с своей дорогой распутной подругой Клавой во главе этого эротического шоу-пиршества...
И происходит это все в скромной подмосковной усадебке. Где-нибудь в Успенском или Горках. Посредине мраморных римских терм с искусственной минеральной водой "Aqua minerale", производства "Кока-колы" или "Пепсико", пузырящейся из медных бронзовых кранов со львами.
А может быть, даже и с тяжело бьющим в голову шампанским "рисп" очаковского производста,тоже бьющего из кранов.
Для постоянного веселья.
Да, вот такой волнующий сюжет из древнеримской провинциальной жизни в ближнем Подмосковье, за неугомонным МКАДом, я себе совершенно отчетливо представляю. Лишь только слышу имя Клавдия.
Не могу, правда, я одного понять: почему все то, что просится иногда на ум, когда я слышу имя Клавдия - навеяно римской патриархальщиной?
Почему - не греческой, например?
Или, скифской - отечественной?
Почему - именно Клавдия смахивает на Мессалину, а не Маша, Катя, Даша или Наташа?
Которые, кстати, у меня ни с чем таким фривольным не ассоциируются? Кроме скамеек в парке, или пахнущего ядовитой краской и мусоропроводом подъезда в новостройке?
Что для меня такого магического в этом имени?
Наверное, здесь виновата моя детская начитанность.
***
Некоторые говорят, что мысли - материальны. Вернее, они имеют обыкновение сами собой материализоваться. Если очень упорные.
Чушь, конечно, на постном масле.
Но иногда кажется, что не совсем уж и чушь...
Вспомнить умные книги, так там написано, будто вначале-то было слово. Как утверждают биографы любимого всеми нами конструктора.
С другой стороны, они же и указывают, что слово изреченное, уже и есть ложь.
Трактуем мы все это так: подумал, сказал, сделал.
И что получилось?
А все получилось как-то не очень правильно: и зачем именно об этом подумал? И что про это сказал? И как все это сделал?
Как-то криво вышло: и подумал неправильно, и сказал косноязычно, а уж исполнение...
Бог ты мой, о нем, об исполнении, и упоминать вовсе не хочется.
Особенно, если о черных дырах и собирающемся погаснуть солнце вспомнить.
А также об Александре с ее непонятной совестливостью и таким вот демаршем в семью...
Но если уж конструктор так себя ведет, мягко говоря, непоследовательно, тогда - чего уж с нас, грешных, спрашивать?...
Вот и мои мысли материализовались в телефонной трубке в отечественную распутную Клаву. На мою же собственную голову.
Которая еще от Алиных глупостей не очень остыла.
И я подумал сам о себе - весьма нелестно.
Надо же, как некстати, - подумал я. Прямо посредине рабочего дня. Что же это я себе позволяю - такое материализовать, а? - спросил я сам себя. - И даже несколько рассердился на свою безалаберность.
***
- Меня зовут Клавдия, и я от Алинки... - сказала она. - Не удивляйтесь, особенно.
- Так я почему-то и подумал..., - сказал я с некоторой досадой, хотя ничего такого на самом деле и не думал.
- А почему ты так подумал? - спросила Клавдия, переходя сразу на ты.
- Уж и сам не знаю, почему... Интуиция. Как поживаете, Клава? Какие у Вас ко мне будут вопросы - от нашей Алинки?
В ответ в трубке раздался грудной и заманивающий женский смех.
С легкими жестяными нотками превосходства охотника над жертвой.
Вообще, какие замечательные манеры у современных замужних тетенек, вроде Александры - передавать своего молодого человека друг другу, как эстафетную палочку. Или - как сувенир, на вечер, другой.
Попользоваться. А потом - обратно вернуть.
Или просто выбросить.
***
Моя ненаглядная Аля, с которой мы так крепко любили друг друга... и, кстати, довольно регулярно, раз, а иногда и даже два раза в неделю, и которую я твердо решил бросить, вдруг сама ни с того, ни с сего впала в раскаяние, и решила навсегда вернуться в семью. Пустив меня по рукам.
- Любовь любовью, - сказала она мне на прощание по телефону, - а муж - это все-таки муж. Это целая эпоха в моей жизни... Не могу смотреть, как он, дурачок, на глазах гибнет. И по бабам с девками шляется. Пора его взять за загривок. Ты меня уж прости... Я тебе кого-нибудь из своих подруг, ладно?... Познакомлю тебя - ты не против? С более сексуальной. Даже озабоченной. Тебе понравиться должно.
Я так и не понял, шутит она так, или нет. У нее, видимо, началось весеннее обострение.
А может быть, она почувствовала, - после того, как я не купил гриппозную курицу, - что наш малосексуальный роман подошел к финалу? И решила меня опередить?
***
- Тяжелый разговор? - спросила внимательная Нинон. Которая, как Кай Юлий, одновременно: изучала себя в спрятанное зеркальце, тюкала по клавишам, переругивалась со своими строителями по телефону, и заодно слушала наш с Алей разговор. - Ну ладно, не буду вам, детки, мешать. Меня уже наши французские друзья заждались.
- Да-да, Нинон, - сказал я, - наши французские друзья заждались. Пора их в краску вогнать.
- Так я и думала, - сказала в трубке Аля, - что ты со своей этой, сисястой, на работе тоже крутишь. Как ты с ней... интимно... Значит, и переживать особенно не будешь...
- А ты скажи этой, своей дамочке, что ты не в моем вкусе, - заметила Нинон, будто угадав, о чем говорит мне Аля, и вступая в бой. - Пусть не переживает особенно. У меня совершенно другие планы. Такой как ты - только на весьма специфический вкус подходит...
И с тяжелой грацией озабоченного поиском пищи слоненка, прихорашиваясь на ходу, упорхнула в направлении начальственных кабинетов.
А вот она, Нинон, почему, интересно было бы знать, равновесия никогда не теряет? - глядя Нине вслед, подумал я. При таких выдающихся данных. И спереди, и сзади.
***
- Ну, ты и даешь, Александра - сказал я. - Я не во вкусе моей коллеги. А что это на тебя раскаяние нашло? Или, что-то у нас с любовью не так?
- Ты же сам говоришь, что не очень так. Хотя меня к тебе нет претензий... Но теперь ты можешь смело за своей коллегой бегать, и даже жениться на ней. А мне муж важнее этих ваших интрижек! Пора его за загривок, скотину такую... Пора! Будь счастлив, дорогой!
И я тоже повесил трубку, глядя на экран монитора. Где все еще мигало в укромном уголке, над экселевской таблицей:
"Петя, Петя, я кончила, ослик!))) По-настоящему... Ты мне всю кофточку спермой залил, неуклюжий..."
Виртуальная Сексуальная, пока я разговаривал с Алей, покинула эфир. Видимо, побежала замывать кофточку.
И я погасил окошко мэйл-агента.
Что-то они меня все достали, подумал я.
А через несколько минут мой мобильный телефон опять ожил. И это, как раз, была Клавдия.
Как-то у них с Александрой все очень синхронно получилось.
***
Я терпеть не могу, когда сюсюкают. Произносят - "Алинка", или "Татьянка", или "Иринка"...
Что-то провинциальное лезет сразу на слух, и безжалостно шкрябает его.
- Я от Алинки, - сказала Клавдия, и образ римской Мессалины испарился.
Мне представилась этакая провинциальная тетенька, с начесом на не очень опрятной голове - птичьим гнездышком, и с объемистой сумочкой на все случаи жизни, которую она крепко прижимает к пухлому боку.
Так, чтобы невзначай не украли, пока она тут ворон с поклонниками считает. Столица ведь кругом - одно жулье по улицам разгуливает.
Что, кстати, верно подмечено.
Мне надо было, - либо продолжать разговор с этой Клавой, либо нажать на красную кнопочку "делит".
Любопытство и вежливость сгубили не только кошку...
Что это за сюрприз сбежавшая от меня Александра приготовила? Кто это так сексуально смеется - на другом конце невидимого сотового провода, уходящего в небо?
***
...А хороши бывают эти ночи - с привкусом эротичной блондинки на губах.
Как выяснилось, Клавдия оказалась совсем не брюнеткой.
Что ее не испортило.
Еще выяснилось, что она терпеть не может, когда ее называют "Клавой".
Лишь только мы вечером встретились, и я открыл рот, чтобы сказать какую-нибудь приличную мужскую глупость-комплимент по случаю встречи, как она меня довольно бесцеремонно перебила:
- Назовешь Клавой - я обижусь. Смертельно. Как угодно - но не Клавой.
Так вот, без предисловий.
Пришлось перестраиваться на ходу:
- По-моему, тебе лучше было бы обидеться на собственных папу с мамой. Это они же тебя так угостили... Скажи спасибо, что Феклой не назвали...
- Еще не хватало - Феклой... Скажешь тоже... Я уже все на этот счет им выдала, - заметила Клавдия высокомерно. - Лет двадцать назад. И ушла из дома - прямо замуж. Теперь они помириться норовят. Чувствуют, я девушкой с деньгами стала... С хорошими деньгами - после мужа. Хотят свои лапки на меня наложить.
Не очень приятно такое вступление. К чему это она - про хорошие деньги?
Впечатление, будто это я набиваюсь в знакомые. Из-за ее капитала.
И она, рассказывая про своих родителей, на это мне намекает. Словно я бедный родственник какой-то.
***
Впрочем, я еще по телефону понял, что Клавдия, сорокалетняя девушка без особых комплексов насчет того, кто, и что, и как о ней подумает.
Наплевать ей, обиделся я, или нет.
Тем более, что она меня, вроде бы, напрокат у Али взяла. В аренду.
А разве арендованные вещи умеют обижаться?
Вряд ли.
Деньги, конечно - хорошо, думал я, разглядывая ее, но если откровенно, во-первых, я только сейчас о них услышал.
Во-вторых, никогда еще за меня женщины не платили.
А в-третьих, если кто и набивался ко мне в знакомые - так это сама Клавдия. И даже не набивалась, а сразу и к делу перешла:
- Алинка сказала, что ты сегодня вечером свободен. Пойдем в кино?
Надо было конечно на Алю обидеться - разве я вещь? Или, все же похож?
Но в кино пойти согласился. Кино - ведь не повод для близкого знакомства? Зато помогает вечер убить.
***
Есть мудрая поговорка - на обиженных воду возят.
Чего было от Александры ждать-то умного? При такой ее, с позволения сказать, фригидности? И любви к собственному непутевому мужу?
Сделала, как ей кажется, - добрый поступок. Подсунула мне свою голодную подругу. Или - меня, своей голодного, подруге. Пусть она теперь со мной помучается...
Стоит ли на такое обижаться?
Надо пользоваться. Взять, да и зализать сердечные раны.
Точнее - раны на том месте, где должно быть сердце - чуть выше живота... Если они образовались..
Угощайся, дорогой, коли угощает от своих щедрот несколько съехавшая Александра...
***
Между прочим, получалось, что я будто в воду глядел, когда предположилд, что Клавдия - даже и не брюнетка...
Когда мы вечером встретились, она оказалась блондинкой, причем, по-моему, даже - натуральной.
Просто далекая мечта какого-нибудь рамсторовского турецкоподданного.
Чем-то неуловимым она напоминала Норму Джин Бейкер, - то есть, в просторечии, Мэрилин Монро... Фигурой ли?... Или еще чем-то?
Правда, у Мэрилин на фотографиях попа была плоской - на американский вкус.
У Клавдии же все было заточено под наш, российский вкус.
И это было неожиданно - и даже приятно.
***
Хоть налет бескомплексной провинциальности в Клавдии присутствовал, и сумочка у нее действительно было, - на ремешке, через плечо. И прижимала она ее к своему борту локтем крепко.
Но с такой попой ей можно было простить многое, и ее высокомерие, и сумочку...
Даже две сумочки ей можно было бы простить за такую шикарную попку.
Выглядела она, конечно, старше Мэрилин с фотографий, и глаза у нее были серые и довольно холодные.
Что не вязалось с ее голосом, низким, и щекочущим мои, уже истрепанные потерями и передрягами, нервы.
Светлые волосы Клавдии были острижены под горшок, а челка веселым козырьком смотрела вперед. Конечно, было жаль - что не присутствует у нее на голове кудрявая, мелким бесом завитая шапка.