Аннотация: История банальна. Главный герой волей судьбы попадает в другой мир, после приключений в нём встаёт выбор вернуться назад или навсегда остаться там, тем более есть возможность путешествовать по разным мирам.
Дверь.
Я сидел на поваленной бурей сосне, у самого корня, удобно откинувшись на него, и задумчиво смотрел на слегка приоткрытую дверь. Обычную деревянную дверь, серого цвета, местами грязную, местами с облупившейся краской, с оторванной ручкой. Сухой сосновый сучок, встряв между дверью и косяком, не давал ей захлопнуться.
Так я сидел довольно долго, лишь периодически меняя положение тела. Солнце уже успело добраться до зенита, и давно высушив росу, теперь пыталось высушить все остальное, припекая с каждым часом все сильнее и сильнее. Вняв его предупреждению, попрятались птицы, и лишь иногда какая-нибудь не в меру резвая птаха подавала голос, но, быстро одумавшись, тот час замолкала. Только комары, не обращая внимания на жару, продолжали свое нелегкое дело, по добыче пропитания, да охотящиеся на них стрекозы периодически блистали крыльями в лучах солнца.
Убив очередного кровопийцу, особенно больно укусившего меня прямо в нос, я понял, что больше терпеть их выходки не имеет смысла. Пошарив по карманам, достал пачку сигарет и закурил, стараясь отравить дымом особенно активных. Стало немного легче. Выдохнув очередную порцию яда на подбиравшегося к лицу совсем потерявшего страх, любителя свежей крови, я с удивлением осознал, что пачка то практически полная. То есть, за всеми своими приключениями, я ни разу не закурил. И вообще чувствовал я себя значительно здоровее.
Со стороны картина моего сидения перед дверью казалось нелепой. Еще бы. Попробуйте представить себе огромную старую сосну, покрытую от старости мхом почти до середины ствола, а в ней обыкновенную дверь. Да, да самую, что ни на есть обыкновенную дверь.
Я сидел и смотрел на эту дверь уже давно, не решаясь ни открыть и войти в нее, ни закрыть дверь, ни просто взять и уйти. Слишком много разных событий произошло со мной за последнее время, странных и хороших, временами, жутких и необъяснимых. Но никогда скучных. Все это отучило меня от опрометчивых поступков.
Сидел я перед дверью и пытался совершить самую тяжелую человеческую работу - сделать выбор.
2
Ужасней похмелья может быть, наверное, только ранняя импотенция или неожиданный приступ поноса, во время поездки в общественном транспорте в середине города в час пик.
Тупо вглядываясь в потолок, я пытался вспомнить две вещи: во первых, осталось ли у меня, сколько нибудь монет, а если осталось то на, что их может хватить, на пиво и банку консервов или только на пиво, во вторых, как звали девушку, которая принимала душ. Не то, что бы ее имя меня сильно волновало, просто я хотел попросить денег. А для этого, как минимум нужно знать хотя бы имя человека, у которого собираешься их просить.
От напряжения памяти ничего хорошего не получилось, только сильнее заболела голова. Постановив больше не подвергать себя таким испытанием, я благоразумно решил дождаться развития дальнейших событий не вставая с продавленного дивана.
Лучи утреннего солнца по воровски пробирались в комнату через дыры в давно не стираных шторах, рисуя странные фигуры в летающей по всюду пыли. Закурив, я при помощи выдыхаемых струй дыма обогатил палитру этих узоров и стал ждать продолжения событий.
В очередной раз, окинув взглядом большую из комнат, своей двухкомнатной хрущобы, я с удивлением отметил, что, не смотря на полное безразличие к быту и систематическому пьянству в обществе сомнительных типов, облик жилища пострадал, не так сильно, как должно было быть. Поблекшие обои некогда сиреневого цвета еще достаточно крепко держались на стенах и лишь в местах, где на них что либо проливали, начали коробиться. Обстановка обычная для людей, которые живут, или когда то жили, на зарплату. Диван, на котором я в данный момент находился, переживал не самые лучшие свои времена, продавленный, местами горелый, след курения в нетрезвом виде, был заправлен серой простынью. Подушки не было, накрыт я был легким, так же не стиранным примерно с полгода покрывалом, потерявшим свой первоначальный цвет и узор. Более теплого одеяла доставал по причине того, что давно уже спал одетый и ложился чаще всего сильно не трезвым, и не всегда помнил момент отхода ко сну. Обстановку большей комнаты дополняли пара старых кресел, разбитая табуретка, да сильно обшарпанный стол, заставленный пустыми бутылками, стаканами, тарелками с засохшими остатками пищи щедро сдобренными пеплом и сигаретными бычками. Телевизор и родительскую радиолу я, в конце концов, пропил. Вторая комната выглядела несравненно лучше, по причине полной ее непосещаемости мною, а также моими собутыльниками.
Докурив, я с трудом поднялся с дивана, сильно сказывался веденный мною нездоровый образ жизни. Доковыляв до пустой кухни, попил водички из стоявшей на окне банки, чайник кажется, в один из угарных вечеров выкинул, затем с тайной надеждой заглянул в холодильник и не найдя там ничего, кроме заплесневевшего огурца, побрел дальше, в маленькую комнату.
Открыв комнату, я чуть не подавился новой сигаретой. Некогда являющаяся супружеской кровать была застелена свежим бельем, цвет которого больно резал глаза. Первая мысль была простая, откуда белье? Вторая, я не спал на этой кровати, иначе она так чисто бы не выглядела. Немного подумав, я вспомнил, что оставался подарочный набор, который был преподнесен на свадьбу моими бывшими однокласниками, вот он и был расстелен на кровати.
Только я закончил любоваться видом чистого белья, как вдруг открылась дверь ванной. Обернувшись, я на мгновение потерял дар речи, мысли, возможность двигаться и соображать. Передо мной, завернувшись в одно лишь махровое полотенце, которое больше открывало, чем скрывало, стояла, наверное, самая прекрасная девушка, которую я когда-либо видел.
Боже мой, красота ее ослепляла!
Елена Троянская, Василиса Прекрасная, сексуальная фантазия тринадцатилетнего школьника, все это переплелось в стоящей передо мной красавице. Длинные стройные и в тоже сильные ноги держали на себе тело, увидев которое, хваленый Голливудский стандарт тихо скис бы не приходя в сознание. "Лебединая" шея грациозно держала на себе голову, за возможность написать портрет, которой любой художник Эпохи Возрождения без сожаления продал бы свою душу Дьяволу. Смотрелась она в моей квартире точно роза на помойке.
-- Э..., у...,я..., -- что то проблеял я, пытаясь завязать разговор.
-- Как меня зовут, это не важно. Денег, -- ангел ухмыльнулся саркастической улыбкой, -- денег, я тебе не дам, --продолжала она предугадывать мои вопросы.
-- Но,я...
-- Пусти меня, мне надо одеться, -- и не обращая на меня никакого внимания скинув полотенце, стала не торопясь одеваться.
От этой картины у меня полезли на лоб глаза и не только глаза. Правда тут же пришло осознание того, как я все-таки опустился за последнее время, а точнее за последние полтора года. Запах, исходящий от моего тела стал как бы сильнее и противнее, одежда, да про нее... Короче говоря, первый раз, за многое время, я стал себе по настоящему противен.
Одевшись, девушка подошла ко мне, привстала на носки и, поцеловав меня в лоб, произнесла.
-- Спасибо тебе за все, а теперь мне пора.
-- Постой, за что спасибо то? Я ничего не помню.
-- За доброту и участие, а детали, -- девушка улыбнулась печальной улыбкой, -- а детали потом вспомнишь. Прощай, -- и вновь предугадав мой вопрос, ответила,-- скорее всего мы никогда больше не увидимся, а впрочем, все зависит от тебя.
Озадачив меня своим монологом, она направилась к входной двери. Легко, с первого раза открыла дверной замок, на который я, хозяин хижины, бывало, тратил достаточно времени.
-- Прощай прекрасная незнакомка, -- попрощался и я, с трудом сдерживая накатившие, откуда ни возмись слезы. - А может останешься, честное благородное слово, начну новую жизнь.
-- Не начнешь, пока не начнешь, не готов еще, -- ответила она, выходя из квартиры. Хотя..., -- девушка обернулась,-- на держи, когда совсем тошно станет от самого себя, прислони той стороной, на которой нет ручки к любой стене.
-- И что?
-- Откроешь и войдешь, но учти дверь только в один конец, обратной дороги нет.
-- А почему это брелок? - спросил я, рассматривая миниатюрную дверь.
-- Чтобы с собой носить дурашка.-После чего, хлопнув дверью, навсегда покинула мою жизнь.
3
Первая утренняя кружка пива пьется быстро, скорее проглатывается, ведь ее не пьют, а тушат пожар, который полыхает где то там, внутри организма. Вторая кружка это совсем другое, ее пьют медленно, стараясь получить максимальное наслаждение от данного процесса.
Я, как раз занимался поглощением второй, к сожалению и последней кружки разливухи, на большее денег все равно не было. Удобно устроившись ларьком прямо на траве, я тихонько потягивал это пойло, называвшееся пивом Жигулевским и досмаливал оставленный кем то чинарик.
На улице стоял жаркий июньский полдень, но тут, в тени забора и могучих, давно не опиливающихся тополей было прохладно настолько, что мне даже пришла в голову мысль подремать на этом месте до вечера.
Деньги на пропитание и за квартиру, я добывал, разгружая ночами вагоны на товарной станции. Капиталу вообще то хватало и если бы не моя пагубная тяга к Бахусу, то можно было жить достаточно прилично. Но регулярные запои, сомнительные собутыльники и т.д. Короче говоря, бывало, я не появлялся там неделями. Правда имея незлобливый характер, достаточную физическую силу и готовность работать столько, сколько нужно окончательно меня никто не прогонял.
В свои двадцать пять лет, я успел пройти в этой жизни достаточно интересный путь. Направляющих было много. Конечно, самую большую роль сыграли родители, антогонизм их интересов слепил из меня черт знает что. Отец, вечный спортсмен, всегда бывший в хорошей форме, но так выше кмс ни в одном виде спорта не поднялся. Зато менял гонял по разным секциям в надежде на то, что отпрыск окажется талантливее родителя. Правда надежд я не оправдал, больно уж не любил соревнования. В общем, класса до седьмого меня мотало от гимнастики до фектования, плавания, легкой атлетики, пока, наконец, то на радость родителя не остановился на нашем национальном спорте - борьбе самбо. Там я и дошел, в конце концов, до желаемого папой мастера спорта. Учителя мне всегда попадались хорошие, большие мастера своего дела и учили от души. Дальнейшую мою спортивную карьеру прекратила армия, но в этом, как ни пародоксально это звучит, виновата мама.
Мама, скромный преподователь литературы и русского языка, хотела от меня еще большего, чем отец. Она хотела, странное дело, для мира, в котором обитала страна, она хотела, чтобы из меня вырос порядочный человек с идеалами добра и справедливости. Так, что кроме физического, со мной достаточно много занимались и духовным развитием. К сожалению, успешно, но как показало время, мне это не помогло абсолютно.
Так вот полный идеалов, навеянных мамиными книгами, под недоуменные взгляды и бормотанье в спину, я добровольцем отправился в ряды Вооруженных Сил. Поступок не просто глупый...., как вы сами понимаете, имея рост, метр восемьдесят шесть, а также мои физические данные, после стольких лет спортивного детства, совсем не вдруг я попал в батальон спецназа при одной из дивизий МВД. Все это можно было прокоментировать, одним словом попал...
Помотавшись два года, по так называемым горячим точкам, я растерял большинство идеалов. И к дембелю представлял из себя здоровенного циничного мужика, которого научили делать только одно дело хорошо, портить здоровье окружающим.
Только я хотел отправляться домой, приказ вышел, начальство нас обычно не задерживало, судьбу не испытывало. Как вдруг получил подлейший удар судьбы. Обзаведшись к пенсии подержанным москвичем, родители решили заняться автотуризмом. Как говориться, только начали жить для себя, жалко об этом не знал тот пьяный водитель Камаза.
Став неожиданно для себя единственным наследником библиотеки русских классиков, двухкомнатной хрущобы с отцовскими гантелями, я заключил с родной дивизией контракт и еще на два года продлил сомнительное удовольствие общения с горцами и своим армейским начальством.
Время лечит. Вернувшись по окончанию контракта в родной город, я месяц потратил на поиски работы, но не имея ни образования, ни тем более связей встречал кругом лишь вежливое понимание, участие и т.д.
Практически доев выходное армейское пособие и начав подумывать о продаже квартиры, с последующим превращением ее в еще более маленькую, я совершенно неожиданно для себя встретил своего бывшего тренера, который устроил меня инструктором по всяческим боевым наукам, благо учили на совесть, в отдел охраны одного банка. Убедившись, что работа с бандитизмом не имеет, ну почти не имеет ничего общего, я согласился.
Работа была не пыльная, да и платили хорошо. Так полгода я занимался тем, что выбивал из бывших штангистов, самбистов и просто культуристов, ту дурь, которой они набрались, насмотревшись боевиков. И все бы ничего, да зачастила ко мне в спортзал дочка главного учредителя банка, кстати, бывшего секретаря парторганизации завода, на котором работал отец.
Так вот сея, юная особа была очень красива, тем более избытком морали не страдала и хотела в отличии от кошки всегда, а не только по определенным дням.
Короче говоря, решили мы с ней пожениться. Папа конечно в восторге не был, но и препятствий не чинил, благоразумно решив, что приключений на ее долю уже, пожалуй, хватит.
Свадьба, медовый месяц прошли на ура. Вернувшись из свадебного путешествия, я вновь вернулся своей работе, правда подумывая о продолжении образования. Юная моя супруга возвратилась к прерванным на время каникул занятиям на инязе.
И все бы ничего, впереди ждала достаточно понятная и накатанная жизненная дорога, но...
В тот вечер мы с женой были в гостях у родителей на их фазенде. Удобно развалившись в кожаных креслах, приватизированных тестем при случае из своего бывшего заводского кабинета и потягивая из запотевших стаканов холодный Туборг, мы с ним смотрели какую то передачу из горячих точек. С экрана огромного Панасоника вещала миловидная девчонка, то ли ругая, то ли хваля тех парней в камуфляже, которые устало, расположились под огромной чинарой. Вдруг мой взгляд выхватил пару знакомых лиц, сделав звук сильнее, я понял, что идет репортаж о моей бывшей части. Говорили что то о наркомафии, национальных войнах и так далее и такое прочее, а потом вдруг показали убитых солдат.
Не может быть, не может быть, я не был готов принять увиденное. Боже мой, среди тел, которые грузили в вертолет, был мой лучший друг. Тупо уставившись в экран, я застыл. В голове с огромной скоростью пролетали воспоминания. Из этого ступора меня вывел самодовольный, презрительный возглас, который после очередного глотка дорого пива издал тесть.
-- Придурки!
-- Кто? - машинально, не вдаваясь в подробности, переспросил я.
Тесть с некоторым удивлением посмотрел на меня и пояснил.
-- Да те в телевизоре, идиоты, спасают, видите ли, молодое поколение. Идиоты! - наверное, перед пивом водочки принял, я не узнавал этого человека, обычно не позволявшего вылезти своей настоящей натуре на всеобщее обозрение. Ну да чего меня то опасаться, из милости принятого в семью.
-- Почему идиоты? У каждого свой выбор, к тому же делают они и вправду достаточно нужное дело,-- я старался говорить спокойно.
-- Заткнись придурок! - Тестя понесло. - Тебя в приличную семью взяли, не для того, чтобы ты умничал, человеком стал только благодаря мне, поэтому заткнись козел! Тьфу!
-- Человеком я был всегда, за остальное советую извиниться!
Про дальнейшие события, произошедшие на даче, я узнал потом, из протокола следователя, который вел дело о злостном хулиганстве. Сам то я эти события не помнил.
Огромная кастрюля голубцов, которые в этот момент теща вносила в комнату, нашла свое пристанище на голове тестя, после чего он вместе с кастрюлей и рамой на шее был отправлен в огород, где и затих в ожидании дальнейших событий под развесистым кустом сирени. Визжавшую, от ужаса тещу, женщину хоть недалекую, но добрую я просто запер в шкаф. В след за вылетевшим в окно банкиром, в дом ворвались его любимый бультерьер с охранником и любопытствующей дочкой, которая до конца событий не принимала ни, чью сторону.
Больше всех пострадал охранник, пытавшийся вытащить пистолет, ему я вывихнул руку и после того, как выкинул бедного пса в окно вслед за хозяином, вновь занялся охранником, который к тому времени пытался притвориться потерявшим сознание. Вытащил его во двор и засунул прямо в свежую навозную кучу.
Жена от всего этого погрома в ужас не пришла, а возбудилась, правда я ее предложение отклонил. Обидевшись, она вызвала милицию. Вот, что значит во время не удовлетворенная женщина.
Дальнейшие мои поступки не были уже столь кровожадными. Первым делом, с криком: -- " Свободу всем несвободным ", -- я отпустил с цепи огромного "кавказца", охранявшего дачу. Как потом рассказывали, вырвавшись на свободу, он от радости придушил любимого пуделя мэра, который по недоразумению или скорее глупости и не знанию законов природы, пытался отогнать его от приведенной к нему на случку очень дорогой заморской штучки. Сделав дело, он покинул капризную англичанку, и пошел в разнос. Меньше всех, как потом, оказалось, пострадали кошки. Все же наиболее умные и свободные создания и лишь старый персидский кот, отвыкший за долгие годы сытого жития у генеральской жены к самостоятельному передвижению, пострадал. Выпав, с испуга из окна, он попал в бочку с дождевой водой и чуть бедняга не утонул. Но был спасен, обогрет и в очередной раз накормлен, любящей его даже больше собственного мужа, генеральшей.
Пролетев по дачному поселку, пес походя, придавил несколько кур, загнал всех псов по подворотням и в момент, очистив улицу от людей исчез в лесу. Больше его никто и никогда не видел.
Вернувшись в дом, я прошел на кухню, где занялся поглощением деликатесных продуктов, запивая все это водкой Абсолют, справедливо решив, что, наверное, больше мне это не едать никогда. Там меня и застал вызванный женой наряд милиции. К тому времени я уже слабо, что понимал, и передвигаться мог только при помощи посторонних.
Отсидев два из отпущенных мне судом четырех лет. Адвокат попался не самый продажный, приплел что-то о синдроме участника локальных конфликтов, а затем достаточное примерное поведение в зоне и в дополнение ко всему неожиданно свалившаяся амнистия, все это позволило мне выйти через два, а не четыре года. Жена развелась со мной, еще до суда. Через пару месяцев, она выскочила замуж за одного из клерков папашиного банка, который после этого быстро пошел в гору и теперь они с моей бывшей прозябали, где то, то ли в Женеве, то ли в Брюсселе.
Вернувшись, я некоторое время искал работу, но благодаря стараниям тестя, не смог нигде найти постоянной. Не брали даже в ассенизаторы. Бандитом не хотел становиться по личным убеждениям.
И вот уже больше года качусь вниз по наклонной, не прогнозируя и совершенно не думая о последствиях.
4
От воспоминаний меня оторвал достаточно чувствительный пинок, опрокинув остатки пива, на свои старые трико, я поднял голову и получил удовольствие лицезреть местного капо со своими быками. На лице его багрово синел свежий бланш.
При виде столь красивого фингала ко мне вернулась память. Вчера, когда застолье, на ящиках возле универсама, уже почти завершилось, неожиданно из тупичка, возле соседнего дома вышла девушка. Настороженно и с интересом оглядываясь, она прошла мимо меня.
Валек, мой тогдашний собутыльник, вкусив нектара под названием портвейн, мирно спал на газете, положив под голову кулак. Поэтому делать мне было уже нечего. Уставившись на девчонку, я удивленно думал, как она попала сюда. Она же, быстро пройдя мимо нас, остановилась перед ближайшим ларьком и стала внимательно рассматривать толи товар, толи цены.
Недалеко от нее стояла дорогая немецкая машина, которую у нас называют "Боевая машина вора". Хозяин лимузина похотливо смотрел сальным взглядом на незнакомку, затем вылез из машины и подошел к ней и что-то сказал. Девушка отрицательно помотала головой вначале с улыбкой, затем с досадой. Ловелас видать не привык к отказам. Схватив ее за руку, махнул рукой в сторону машины и вновь что-то сказал, на этот раз видно уж совсем грубо. Девушка досадливо поморщилась и попыталась вырваться, при этом она с надеждой смотрела на проходящих мимо мужчин. Результат был предсказуем заранее, никто даже не обернулся.
Неизвестно почему, но я вдруг решил вмешаться. Толи портвейн ударил в голову, отогнав разумное чувство самосохранения, толи остатки воспитания напомнили о себе таким образом. Короче говоря, я вмешался. Быстро, хоть и шатаясь, я подошел к несостоявшемуся кавалеру и вступил с ним в мирный диалог.
-- Сударь, разве вы не поняли, что мадмуазель не хочет с вами никуда идти.
На что мне было не менее вежливо отвечено.
-- Пошел вон козел!
Такого хамства спускать было нельзя. Пожав плечами, я сделал вид, что ухожу, сам неожиданно для оппонента схватил его левой рукой за предплечье и нажал большим пальцем не нерв. Скривившись от боли, он отпустил девчонку, после чего я засветил справа ему в глаз, и не став дожидаться, когда он поднимется, побежал прочь, кивком головы предложил ей бежать за мной. Девочка оказалась понятливой. По дороге домой, я для снятия стресса взял еще. Потом было утро.
-- Ну что, оправдываться будешь или как? - Скривившись, как от касторки, спросил битый.
Сзади, переминаясь с ноги на ногу, стояли "быки". Одного, здорового я знал, вместе сидели. Это громадное и туповатое существо, было вообще то незлобным, если, конечно, не считать того, что срок он тянул за нанесение тяжких телесных повреждений своей жене, но чужая семейная жизнь потемки. К тому же, он был мне обязан по зоне. Видя, что я не собираюсь отвечать, он решил помочь.
-- Босс, он ведь не знал, кто ты, может добром закончим? Слышь Паша, ты бы извинился а?
-- Че на этого придурка смотреть. Мочить за такие вещи надо, совсем нюх потеряли,-- вступил в диалог второй.
Этот с наркоманским блеском в глазах был опасен, было видно, что ему хотелось крови.
-- Ты какой то грубый, сразу мочить. Мы же цивилизованные люди. Правда, придурок? - Обратился ко мне руководитель не ниве бандитского фронта. И повернувшись к своему кровожадному помощнику, произнес, -- пускай контрибуцию заплатит, а замочить, это всегда успеется. Короче баклан, пять тыщ зеленых. Думаю, твоя поганая жизнь больше не стоит.
-- Босс, где же он их возьмет,-- вступился за меня мой знакомый.
-- А мое какое дело, жить захочет, найдет. Квартиру продаст или еще как. Короче, неделя тебе сроку. Пошли.
Развернувшись, они ушли, оставив меня в раздумьях о сущности бытия.
Неделя прошла бездумно. Не то, чтобы я не понимал серьезности сделанного предложения. Понимал, просто мне все было по барабану. Только иногда перед глазами вставало лицо девушки и тогда душу всколыхивало тоской.
Прошла неделя, затем еще одна. На исходе месяца, когда я уже устал ждать решение своей судьбы, мерзость бытия достала. По новому, остро захотелось начать все с чистого листа. Как-то подкинув на руке брелок, подумал, с чем черт не шутит. Принятое решение подняло настроение. Решив проверить, как действует оставленный подарок, я приложил его к стенке в коридоре. Дверь моментально выросла в размерах и приоткрывшись, призывно заскрипела. За ней я обнаружил большую светлую горницу деревенской избы, людей не было, только где-то слышалось приглушенное пение. Пела женщина. Вкусно пахло свежеиспеченным хлебом и теплом. Испугавшись неожиданности, я быстро захлопнул дверь и, сдернув ее со стены, бросил ее на пол и нервно закурил. Успокоившись, я понял, что очень рад сказке, которая не оказалась обманом.
Решительно затушив окурок, начал собираться, торопясь от нетерпения. Достав с антресолей свой камуфляж, подтянутый по случаю из родной части, выбил из него пыль. Оттуда же были извлечены ботинки, рюкзак и плащ-палатку, последнюю вместе с флягой воды, банкой тушенки, булкой черного хлеба и парой луковиц засунул в рюкзак. Затем, подумав о том, чем черт не шутит, и что там меня ждет - неизвестно, положил туда же большой нож, презентованный по случаю одним из умельцев на зоне.
Открыв, пустую кладовку, расположил дверь на стене и, закурив, присел перед дальней дорогой. И когда, я уже взялся за дверную ручку, мое внимание привлек звук осторожно открываемого замка. Отложив, на некоторое время поход в неизвестность, я осторожно встал у косяка, так чтобы меня закрыло открытой дверью, и стал ждать дальнейшего развития событий.
Тихо, я еще удивился, чтобы моя дверь так легко открывалась, просто не могло быть. Но случилось. Вначале появилась рука с крепко зажатым в ней пистолетом. Вслед за ней появился бритый затылок одного из телохранителей, как раз того, кровожадного. В меня уже давно была вбита одна непреложная истина, чтобы тебя не убили, опереди врага, стреляй первым. Стрелять, правда, было не из чего, нож лежал в рюкзаке, выбора не было. Сзади меня, с незапамятных времен на тумбочке стояла чугунная статуэтка мужика, который пытался перековать меч на орало. Взяв этого пацифиста покрепче в правую руку, я не сильно, так чтобы не убить, тюкнул по затылку непрошеному гостю. Тихо хрюкнув, он упал вперед и затих. Пульс на сонной артерии бился ровно. Закрыв входную дверь, я перекрестился, и глубоко вздохнув, открыл другую дверь и шагнул в неизведанное.
5
Новый мир встретил меня лесом, мокрым от недавно прошедшего дождя. Запахом дыма и громкими криками, напоминающие команды, раздающимися из-за деревьев и высоких кустов неизвестной мне породы.
Вдруг, слабый, но какой то угрожающий шорох раздался у меня над головой, заставивший меня непроизвольно броситься в мокрую траву и искать там укрытия. Подняв голову, я увидел тяжелую, оперенную белым пером стрелу, воткнувшуюся прямо над дверным косяком. Рефлекс, выработанный долгими годами, сработал сам. Не долго думая, я захлопнул дверь и метнулся в ближайшие кусты.
Кусты встретили холодной водой, которую я стряхнул с листьев, осыпавшей меня с ног до головы, а так же комарами, жалящими словно дома. Стараясь производить как можно меньше шума, я по-пластунски пополз в сторону раздававшихся голосов, которые с моим приближением становились все отчетливее и отчетливее. Вскоре я начал различать отдельные слова, с удивлением осознав, что они мне понятны. Не вдаваясь в размышления над этим феноменом, решил подобраться ближе.
Неожиданно кусты кончились, и моему взору предстала достаточно большая поляна с людьми, которые при ближайшем рассмотрении оказались воинской командой. Командовала отрядом, как ни странно женщина. Она единственная была верхом на прекрасной гнедой кобыле, танцующей под ней, как в цирке. Одета дама была в плотно облегающие ее крепкую стройную фигуру, кожаные брюки и куртку, на ногах ее были мягкие полусапожки, а на голове легкомысленная шапочка с пером, напоминающая тирольскую. К седлу был приторочен аркан из серебристого тонкого витого шнура, да колчан с короткими арбалетным стрелами. Сам арбалет она держала, перекинув через луку седла. С правой стороны на поясе висел длинный, тонкий меч в богато разукрашенных черных ножнах.
Остальные были похожи на обыкновенных солдат, и если бы не средневековое вооружение, то по повадкам их вряд ли можно было отличить от бойцов моей родной части. Разве то, что они были более разновозрастные, ну еще размерами вроде бы по меньше.
Одеждой и вооружением они напоминали мне солдат, из какого то исторического кино. На головах у всех, за небольшим исключением были надеты железные каски, какие рисовали у испанских конквистадоров в учебниках истории. По верх просторных рубах они были облачены в кольчуги, доходящие почти до колен. Просторные штаны, да грубые сапоги дополняли наряд. У большинства на щитах бал намалеван какой то герб, включающий в себя восходящее солнце из-за городской башни с часами. Вооружение включало в себя обязательно широкий меч средних размеров в простых ножнах, половина имела на вооружении короткие копья с длинными широкими обоюдоостро наточенными наконечниками, вторая половина имела на вооружение большие тяжелые луки и примерно по два десятка стрел, похожих на ту, что "гостеприимно" встретила меня в этом мире.
На поляне разыгрывалось некое действие, которое я охарактеризовал бы, как взятие пленных после боя. В середине поляны находилось примерно человек двадцать в разной степени помятости. Половина из них была ранена и плохо и неумело перевязана, остальные хоть и не имели следов крови, но побиты были так же основательно, как после разговора с каким нибудь городским ОМОНОМ.
Сбоку поляны полыхал достаточно большой костер, в котором как мне показалось, догорало оружие этой гоп компании.
Видок у взятых в плен был явно уголовный. Об этом говорило все, от выражения лиц, до того, как они были одеты. Почти на всех была дорогая одежда с чужого, причем явно с чужого плеча, но которую не берегут.
Дополняли картину пятеро повешенных, на пяти рядом стоящих березах. Скорее всего, это были главари.
Вдруг, один из сидевших резко вскочил, ударом ноги в пах отправил на земли бросившегося к нему солдата и, перескочив через упавшего, бросился в лес. Пробежав, примерно метров десять, он как-то резко дернулся и стал заваливаться на бок. Из шеи, чуть по ниже затылочного бугра торчала короткая железная арбалетная стрела. Мадам, командир отряда выстрелила вслед убегавшему с руки, не прицеливаясь. Подивившись такой точности, я благоразумно решил потихоньку, пока меня не обнаружили исчезнуть. Желания очутиться в центре данного представления меня совсем не привлекала. И только я собрался убираться восвояси, как неожиданно для себя услышал за спиной голос и почувствовал возле шеи остро отточенный металл, при близком рассмотрении оказавшимся наконечником копья. С зада, надо мной стоял солдат и держал копье прямо у моей шеи, так что о побеге не могло быть и речи.
-- Госпожа, тут еще один прячется, -- крикнул он обращаясь к командиру.
-- Тащи его сюда, -- крикнул ему в ответ старый солдат, скорее всего выполняющий роль заместителя.
Сама же командирша тем временем спешилась и направилась к убитому ей беглецу. Подойдя почти в плотную к телу, она вытащила меч, и одним ударом отсекла голову, подняла ее за волосы, выдернула стрелу и отбросила голову подальше в кусты. Затем обтерла стрелу о траву и, вернувшись к лошади, вновь зарядила арбалет.
-- Ну, кто еще собирается бежать подонки? - обратилась она к пленным. Голос у нее оказался сильным и очень мелодичным.
-- Вот еще один, в кустах прятался, думал уйти, -- довольным голосом произнес пленивший меня солдат, и, пихнув меня в спину древком копья, да так, что в момент оказался почти у самого стремени всадницы, добавил, -- думал, не найдем.
-- Кто ты? На разбойника ты не похож, да и одет как-то странно.
Ошарашенный последним развитием событий я молчал, как в рот воды набрал.
-- Отвечай бродяга, когда к тебе обращается сама мадам Анна, теперь в разговор вступил тот, кого я принял за заместителя.
Явно поглупевший за последнее время, за место ответа задал вопрос.
-- А вы кто такие?
Ответ в виде пинка в живот последовал незамедлительно. Отлетев на метра два, я с трудом устоял на ногах, но дыхание было сбито. Глубоко втягивая воздух широко открытым ртом, я услышал повторение вопроса.
-- Кто ты? - На лице мадам был интерес.
Лицо же ударившего меня ветерана выражало недоумения и в тоже время восхищение тем, что я не упал. Но в том, что я не упал, как раз ничего удивительного не было, ударившему, до мастерства моего ротного старшины уже никогда не подняться.
-- Прохожий, -- более ничего умного я придумать не смог.
-- И куда же ты идешь? - с издевкой в голосе спросила меня командирша, вкладывая в данную интонацию смысл, мне непонятный.
Стоявшие по близости солдаты издевательски засмеялись.
Поняв окончательно, что влип, сам не скрывая иронии в голосе, ответил.
-- Куда глаза глядят, куда ноги несут, туда и иду.
-- То есть тебе все равно, так? - Иронии в голосе мадам становилось все больше и больше.
-- Ну, в общем, то так.
-- Раз все равно, тогда пойдешь с нами. - И изменив голос на командирский, резко бросила. - Взять его.
Один из солдат имеющий лук, быстро достал стрелу, наложил ее на тетиву и взял меня на прицел. Двое других грубо и тщательно ощупали меня с ног до головы, но почему-то не заглянули в мешок. Видать здесь никто оружия в мешках не носил. Обыскав, они втолкнули меня прямо в кучу разбойников.
-- А может быть на березу его госпожа, не дай бог в магистрате узнают, -- спросил тот, кого я окрестил сержантом.
Мне такой расклад совсем не понравился. Незаметно уронив мешок на землю, и тихонько засунув в него руку, я нащупал рукоятку ножа, готовясь продать свою жизнь, как можно дороже. Но тут заговорила мадам.
-- Перестань молоть глупости Ян, по дороге будут шахты. Продадим его, какому нибудь владельцу, там нужны такие здоровые.
-- А оттуда еще говорят, никто не возвращался.
-- Вот видишь. А ты повесить решил. Да еще, поговори с солдатами, чтобы молчали. А то... Деньги поделим, как обычно. Вяжите их, -- она кивнула в сторону сидящих разбойников, -- пора отправляться. Что-то надоело мне в лесах, надо бы отдохнуть.
Под прицелами луков, нам спутали ноги, так, чтобы идти могли, а вот бежать вряд ли. Затем, осадили на одну веревку, как рыбу на кукан, привязав каждого за пояс, так чтобы расстояние между нами было примерно метра два. Передний и задний концы взяли в руки два здоровых копьеносца, и мы двинулись в путь.
Моими соседями оказались, впереди кряжистый мужик, одетый в длинный парчовый кафтан и заросший диким рыжим волосом, так что наружу торчал лишь конопатый курносый нос, да из глубины волосяных зарослей блестели два угольно черных, недобрых глаза. За мной шел парнишка лет тринадцати, четырнадцати, очень красивый, с аристократически породистым лицом, совершенно не вписывавшийся в нашу компанию. Правда, одет он был в отличие от своих подельников очень просто, по-крестьянски.
Прозвучала команда, и мы тронулись вперед, по практически незаметной в высокой траве тропинке, подгоняемые криками конвоиров и периодически спотыкаясь о спрятанные в траве корни деревьев.
6
Часа через три идти стало легче, мы вышли хоть и не на широкую лесную дорогу, но все-таки на дорогу. Лес, по которому мы шли, в принципе ничем не отличался от того леса, к которому я привык дома. Только вот значительно больше было больших лиственных деревьев, не знакомых мне, да чувствовалось, что здесь климат значительно теплее.
До ночевки нами было сделано пара привалов, минут по пятнадцать. На этих остановках пленникам выдавали по три глотка воды, после чего путь продолжался. Шли молча, говорить на ходу не было сил. К тому же, я и в компании этих отверженных был чужаком. Правда, некоторый интерес я все-таки вызывал, но это больше относилось к моему одеянию, чем ко мне самому.
На ночевку остановились поздно, уже было почти темно. Для мадам была установлена палатка, остальные же расположились у трех костров, которые разожгли треугольником, в центре которого располагались мы. Освещены мы были хорошо, да к тому же шестеро стражников, трое из которых были с луками, постоянно наблюдали за нами.
На ужин было выдано по куску хлеба, небольшому кусочку вяленого мяса и все те же три глотка воды. Короче говоря, нас не баловали. Сами стражники питались дичью с хлебом, запивая все это вином из фляг. Что ела мадам, мы так и не узнали.
Поужинав, разбойнички сгрудились в тесную кучу и собрались спать. Меня, как ни странно приняли в коллектив, причем все смотрели на меня как-то жалостливо. Наверное, эти рудники и вправду были достаточно страшным местом.
Когда уже стали раздаваться первые всхрапывания, мальчишка как самый нетерпеливый и любопытный прошептал мне на ухо.
-- Как тебя зовут?
-- А тебя?
-- Меня, просто Владислав.
-- А меня Павел. А, как зовут того мрачного типа, который идет впереди меня.
-- Его? - Парнишка ухмыльнулся, -- его зовут Зуб.
-- Почему?
-- Он любит вырывать золотые зубы у пленников. Но теперь, наверное, уже можно сказать любил, его, скорее всего по приходу в город повесят.
-- А, что не сразу?
-- Не узнали.
-- Слушай Влад, можно я буду тебя так называть.
-- Валяй, что уж.
-- Влад, почему все так на меня смотрят.
-- Ну, ты дядя даешь. Ты, что не понимаешь.
-- Нет.
-- Из рудников никто и никогда не выходил. Понимаешь, никогда. Причем большинство из тех, кто там работает это или военнопленные или проданные за долги крестьяне, может быть разбойнички вроде нас.
-- А я кто?
-- Ты, ты, наверное, военнопленный.
-- Почему?
-- Ну, ты же шпион.
-- Чей я шпион.
-- Имперский, чей же еще.
-- Ни фига себе, а я и не знал, что шпион. Слушай парень, я тут у вас новенький. Ты мне уж, пожалуйста, расскажи, что к чему. А то я что-то совсем запутался.
В течение следующего часа я слушал. Из рассказа парнишки я узнал следующее. Попал я в страну под названием Линория, которая по государственному обустройству представляла из себя республику, состоящую из нескольких торговых союзов. В союз входило обычно два три города, один из который был портом, в остальных, в зависимости от специализации данного союза производили разные товары, которые затем продавались в другие страны или внутри союза. Короля или там герцога, какого либо не было, городами управляли магистраты, а в общем страной, что-то вроде парламента.
Правда знать в стране все-таки была. Но в городах не проживала. Ей принадлежали обширные земли, на которых трудились крестьяне, бравшие землю в аренду. Да рудники, рыбные промыслы и т.д. Вот к одному такому вельможе, занимавшемуся добычей какой-то руды, какой Влад не знал, меня и собирались продать.
С юга граница страны была морем, на побережье которого стояли порты, через которые осуществлялась торговля с другими странами. С запада примыкала огромная Гельская империя, во главе, которой стоял император пытающийся уже много лет навязать Линории свою волю. Лет пятнадцать назад была большая война, тогда страна чудом осталась независимой, говорят если бы не колдовство, то, наверное, была бы сейчас Линория одной из провинций империи. Но правдивее все-таки то, что помогло ни какое, ни колдовство, а нанятые во время за большие деньги юго-восточные кочевники.
С востока находилось несколько дружественных княжеств. С севера же примыкало пара небольших королевств, про которые рассказчик знал плохо.
Сейчас мы шли почти вдоль границы с империей, направляясь в самый большой город республики, являющийся негласной столицей, название его мне что-то напомнило. Город назывался Карлов.
Мадам Анна была командиром отряда городской стражи, занимавшимся отловом бандитских шаек, мешающих нормальной торговле. То есть был этот отряд, что-то вроде милицейского спецназа. Так же в Линории имелась пограничная стража и регулярная армия, плюс постоянный контингент наемников кочевников.
Со слов парнишки мне еще и повезло в том, что я не попал в руки пограничников. Те бы уж точно повесили сразу же.
На все мои попытки разубедить Влада в том, что я не являюсь шпионом, приводили лишь к тому, что он тихо смеялся надо мной, и все равно не верил.
Про себя парень рассказывал неохотно. Во время второй ночевки, после того, как я угостил его куском хлеба из мешка и дал воды, он неохотно рассказал, что является незаконнорожденным наследником одного землевладельца. После смерти, которого жизнь в поместье стала совершенно невозможной, и он сбежал. В лесу прибился к шайке разбойников, правда, был он среди них всего суток трое и поэтому натворить ничего не успел. А тут шайка встретилась с отрядом мадам, который магистрат, обеспокоенный обстановкой в приграничье, особенно после того, как было ограблено пара имперских караванов, направил для расправы с разбойничками. Что они успешно выполнили. И вот теперь вели остатки в порт, на продажу для галерного флота. Конечно, в начале будет суд, на котором каждому определят меру лет у весла. Поэтому есть надежда, что его отпустят.
Так мы шли трое суток, все дальше и дальше удаляясь от границы. Лес становился светлее, теперь больше росло незнакомых мне лиственных деревьев с широкими кронами, которые хорошо защищали от солнца. Еду, которая была в мешке, мы с Владом почти доели, воду выпили и теперь были на равных с остальными. Правда она нам дала больше сил, чем оставалось у остальных. Шли мы часов по двадцать, имея часа четыре сна, да несколько привалов за день. Стражники казалось, были абсолютно неутомимыми, я в отличие от своих товарищей по несчастью также выдерживал этот темп, без особых на то последствий, что наполняло мой разум заслуженной гордостью.
На четвертую ночь, на привал встали раньше. Недалеко от поляны, на которой отряд разбил свой лагерь, бил родник. Поэтому в воде нас не ограничивали, сводив по трое к
роднику и дав вволю напиться. Я вдобавок наполнил свою флягу, на которую остальные разбойнички смотрели с завистью, но после того, как я отправил пару из ни в нокаут, на одном из привалов, отобрать не пытались. Так же дали больше мяса и хлеба.
-- Чего это они расщедрились? - Спросил я у своего единственного собеседника.
-- Говорят, завтра лес кончается, начинается степь, а затем горы. Кстати в них рудники, а идти всего дня полтора до них. Так что у тебя завтра последний шанс на спасение.
-- Почему не сегодня? Вон караул сегодня значительно меньше. Кстати говоря, почему?
-- Все просто Павел, справа, шагах в ста отсюда начинаются дикие топи, где без проводника потопнешь сразу. Слева заколдованный лес, знаешь, про него какие страшные слухи ходят. Говорят, там столько нечисти.
-- И что с того?
-- Как что! Попадешь в рабство, сделают из тебя чудовище, а может просто съедят живьем. Короче говоря, в одиночку, не зная мест здесь лучше не ходить.
Размышляя над этими словами, я все-таки решил для себя, что бояться мне нечего. Все равно страшнее смерти нет ничего, а она по рассказам ждет меня в любом случае. Так уж лучше встретить ее на воле.
Поев, я развязал мешок и незаметно для стражников сунул нож за пазуху, предварительно проверив, легко ли он достается из ножен. Вооружившись, стал дожидаться удобного момента для побега. Дождавшись темноты, я обрезал веревки на ногах, естественно оставив видимость пут, а затем избавился и от поводка.
Когда почти окончательно стемнело, удача в виде самого противного из наших конвоиров сама нашла меня.
Самый вредный и жестокий из солдат отряда мадам, который не упускал возможности поиздеваться над пленниками, остальные солдаты в массе своей относились к нам равнодушно, мелкий, с прыщавым лицом, на котором читалось столько порочных мыслей, видать, выпив лишнего, направился к нам. Он уже давно с вожделением смотрел на парнишку, и вот решился. Дождавшись, когда командиры уснули, а остальным было все равно, он схватил Владика за руку, и потащил за собой. Поняв, чем ему это грозит, он сопротивлялся так, как только мог. Но силы были не равны. Солдат дважды ударил его по лицу. Поняв, что он обречен, парнишка, размазывая по лицу кровь в вперемежку со слезами, покорно пошел за насильником.
Дождавшись, когда они повернулись ко мне спиной я негромко, так чтобы остальные солдаты не услышали, сказал.
-- Оставь мальчишку, подонок. - Спина солдата вздрогнула, он отпустил парня, который обессиленно упал на землю. - Тебе говорю недоносок.
Такого оскорбления насильник стерпеть не смог, он резко развернулся и бросился на меня. Не вставая, я резко выпрямил правую ногу, заехав нападавшему прямо в солнечное сплетение. Потеряв возможность говорить, он стал заваливаться прямо на
меня. Не давая ему упасть, я еще врезал ему в пах с левой руки, после чего бедолага окончательно потерял сознание.
Придерживая его словно щит, я потихоньку стал направляться в сторону леса. Но видать, что-то насторожило его товарищей, и двое устремились прямо ко мне, а третий натянул лук и направил его в мою сторону.
Я решил идти в ва-банк. Издав душераздирающий крик, так, наверное, и кричит нечистая сила ночью на болоте, я поднял бессознательного солдата повыше, и тем самым спровоцировал выстрел лучника. Последний раз в жизни почувствовал боль мой щит дернулся и затих навечно.
Швырнув мертвое тело в двух подбежавших ко мне солдат, и сбив одного с ног, я вплотную сблизился со вторым так, чтобы лучник не мог выстрелить. Нападавший на меня солдат, при помощи передней подножки отправился на землю, второй раз, сбив с ног выбравшегося из-под трупа стражника. Затем, сделав кувырок в ближайшие кусты и с удовлетворением услышав свист стрелы в том месте, где я только что стоял, не дожидаясь развития событий, рванул в лес так, как никогда в жизни не бегал. Так вот, держа в правой руке нож в ножнах, плюнув на оставленный мешок, поминутно запинаясь за корни деревьев, я удалялся от быстро затихающей погони в так называемый заколдованный лес.
7
В яме было достаточно уютно, то ли из-за прошлогодних листьев заполнивших ее почти на половину и создавших мягкую и теплую перину, то ли из-за чувства, наконец, то обретенной безопасности. И вообще лес, окружавший меня, совсем не был похож на те ужасы, которые я ожидал увидеть.
Мягкий, прозрачный воздух был теплым и свежим. В нем приятно сочетались ароматы хвойного леса, летнего луга и еще чего-то совсем мне незнакомого, но очень приятного.
Странный какой-то лес окружал меня. Воздух, как я уже заметил приятно пах свежей хвоей, но хвойных деревьев практически не было, за исключением пары-тройки кустов можжевельника.
Отдохнувшее тело сладко ныло, требуя движения. Сильно хотелось есть. Я выбрался из ямы, которая сослужила мне хорошую службу в качестве постели, потянулся и направился к просвету в деревьях, надеясь, найти на поляне ягод, а если повезет, то возможно и на ручей наткнусь.
Буквально за десяток шагов от края поляны мне повезло, я наскочил примерно на десяток прекрасных боровиков, различных размеров. Присев рядом я аккуратно срезал половину самых больших, горюя об оставленном мешке, где у меня находилась соль. "Хорошо хоть спички остались, а то пришлось бы есть сырыми": -- думал я, собирая сухие ветки для костра, как вдруг чуть не рухнул без сознания, от страха услышав у себя за спиной глубокий и очень безмятежный мужской голос.
-- Пожалуй, не стоит здесь разжигать огонь незнакомец. А то вдруг пожар?
С трудом, справившись с нахлынувшим ужасом, я по удобней схватил нож, и развернулся в сторону говорившего, но ничего не увидел.
-- Ты не бойся, -- услышал я тот же самый голос, раздававшийся совсем не далеко от меня, правда, обладателя его я так и не увидел, -- мы хорошим людям вреда не принесем.
Разозлившись на себя из-за проявленного страха и обидевшись на покровительственный тон, я крикнул в ответ.
-- А с чего это ты решил, что я хороший человек?!
Чуть помедлив с ответом, голос произнес.
-- А я это чувствую.
-- Чем?
-- Ни тем, чем ты подумал незнакомец, а разумом.
В голосе послышались нотки обиды. Спрятав нож, обратно в ножны, я присел на траву и уже спокойным тоном произнес.
-- Ну, извини. Обидеть не хотел, только вот невежливо это как-то разговаривать с незнакомцем, не только не представившись, но и даже не показавшись.
-- Пожалуй ты прав незнакомец.
После этих слов ближайшее ко мне дерево как бы раздвоилось, это от ствола отделилась фигура стройного мужчины, одетого во все зеленое и направилась прямо ко мне. Описывать его не имеет смысла, так как ко мне направлялся самый настоящий лесной эльф. Казалось, что сошел он прямо со страницы какой-то книги моего родного мира. Ошарашенный такой неожиданностью, я не нашел ничего умнее, чем спросить.
-- Так вот как здесь нечистая сила выглядит?
-- Только когда хочет понравиться, -- эльф принял игру, что говорило о том, что чувство юмора не чуждо сказочному созданию.
-- Ну, здравствуй, -- я протянул руку.
Эльф, чуть помедлив, пожал мне руку. Его ладонь была прохладна и необычна, крепка для такого хрупкого с виду создания.
- Меня зовут Павел, а тебя.
-- Мое имя для людского племени слишком долго произносится, поэтому зови меня просто Свен.
-- Ты не обижайся, но сырые грибы я не люблю, а есть сильно хочется.
Свен засмеялся.
-- Извини, приглашаю тебя в свой дом, будь гостем.
-- Спасибо.
-- Ну, пошли. - Видя то, что я собрался собрать грибы, эльф озорно ухмыльнулся и произнес.
-- Оставь, нам их принесут, -- затем тихонько свистнул, и почти тут же из травы выползла пара ежей, которые с деловым видом стали насаживать мою добычу себе на иголки.
Остолбенев, от увиденного я не скоро понял, что мой новый знакомый ушел достаточно далеко. Решив больше ничему не удивляться, я бросился за ним в вдогонку.
Свен оказался превосходным ходоком, так что к тому моменту, как мы пришли, я оказался полностью выжатым и имел только одно желание, упасть под первый попавшийся куст и тихо умереть. Попросить по дороге привала мешала, какая то непонятная гордость за весь род людской. И вот когда я уже был готов попуститься принципами, и взмолиться о пощаде, мы неожиданно вышли на берег небольшой реки. На другом берегу стоял дом, похожий скорее на огромное дерево неизвестной мне породы, чем на жилище. Перейдя на другой берег через брод, мы подошли к дому, который при близком рассмотрении оказался именно деревом.
-- Вот мы и пришли, - произнес эльф, открывая, откидывая занавесь, которая по всему служила ему дверью, -- заходи, чувствуй себя как дома. Сейчас будем обедать.
Я прошел вслед за хозяином вглубь дома. Помещение, в которое мы вошли было и кухней, размерам которой позавидовала любая хозяйка моего родного мира и обеденным залом одновременно. По середине стоял большой стол со стульями. По стенам было развешено невообразимое количество пучков различных трав, сухих цветов, каких-то плодов, грибов и т.д. Весь этот гербарий издавал дурманящий запах, который мог довести до истерики любое травоядное. Обессиленный, я упал на первый попавшийся стул и стал ожидать обещанного обеда.
Свен прошел в дальний конец помещения, где виднелся большой каменный очаг и кухонный стол, на котором стояла довольно большая кастрюля.
-- Ну вот,-- раздался разочарованный голос хозяина, -- опять эти засранцы огонь отключили, крохоборы. Слушай, ты холодное будешь.
-- Буду, -- едва сдерживая нетерпение ответил я.
Наложив какой-то массы в большую глиняную миску и дав мне ложку и большую краюху белого хлеба, Свен раскланявшись, произнес.