Маркова Варвара Александровна : другие произведения.

2. Скромный глава братства

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Что бы там народ ни говорил, а в Конфедерации всегда светило солнце. А теперь..а что теперь? Новолунное Братство, Министр и юный Император рвут на части остатки старого мира под глумливый смех Древних богов. Разве кто-то сможет остаться непричастным?

  Глава 2.
  Скромный глава братства.
  
  Что можно сказать о человеке, горячо увлеченном созданием противоправительственной организации откровенно террористического толка, чтобы описать его яркую, неповторимую индивидуальность? Должно быть, уже в этом вводном предложении было сказано достаточно, чтобы читатель смог сложить в своей голове соответствующую описанию картинку. Однако, говоря о Новолунном братстве исключительно как о группе террористов, осмелившихся оказать сопротивление правящим кругам Нового Правительства и всей его политике, стоит быть осторожным, ибо, в действительности, то, что осуществляется под контролем Фридриха Бальвора, обычно соответствует одновременно нескольким его планам, притом в большей степени тем, что не лежат на поверхности. Говорить, что Фридриха интересовала политика Министерства в отношении магического общества, было бы серьезным преувеличением фактов, поскольку его долгая жизнь научила его созерцать мироустройство, а не изменять его. Правители приходили и уходили, государства зарождались и погибали, моря превращались в пустыни, а мшистые долины болот - в новые моря, и лишь он оставался собой во тьме любого века.
  Поэтому о Фридрихе Бальворе можно сказать много, но, по сути, ничего дельного, потому что то, что истинно - на дне. Кем он был на самом деле, никто точно не знал. Сам он, порой изрядно навеселе, со внезапным глухим смешком вспоминал, как строили Третье кольцо вокруг Гореграда, потом, забывшись, ругал на чем свет стоит людей, о которых в редкой старинной летописи можно найти туманные легенды, а порой, посмеиваясь, вдруг ронял пару скупых фраз о местах, в которых бывал, но память о которых не сохранилась более ни на одной карте. Он не любил читать исторические романы, отдавая предпочтение художественной литературе о любви и путешествиях в космические дали, потому что говорил, что нет ничего более постоянного в мире, чем любовь и небо.
  В день, предшествовавший дню судьбоносного знакомства Этцеля и господина Элса, Фридрих Бальвор пребывал в состоянии несколько затянувшейся блаженной лености. Он проводил время, нежась в лучах робкого еще апрельского солнца, на крыше высокого загородного дома, который обозначил своей резиденцией в отсутствие настоящих хозяев. О том, что на крыше их дома загорает бледный темноволосый тип, собственники жилья, очевидно, не имели ни малейшего понятия.
  Последние несколько месяцев, проведенных в благословенной праздности, несколько смягчили боевой настрой не только главы Новолунного Братства, но и большинства его подчиненных, исключая разве что тех из них, кто в течение этого времени был занят выполнением различных заданий. Так, недавно отчитавшиеся в катастрофическом провале Филь и Эван, расположились на веранде облюбованного Бальвором дома, приятно отдыхая после изнурительного труда. В маленьком ухоженном саду копошилась в земле нервная девица, которую давно уже подозревали в раздвоении личности, Арле, которой с охотой помогал ее компаньон Клод. Полный праведного негодования, бывший чернокнижник Зингельгофер делал чертежи каких-то фантастических машин, прочие же члены братства разбрелись кто куда. В городке неподалеку была ярмарка.
  
  Впрочем, самому господину Бальвору не было никакого дела до ярмарки и всех развлечений мира, у него были куда более важные дела. Но так как претворение в жизнь его глобальных планов требовало участия еще как минимум четверых волонтеров, которые до поры до времени находились вне пределов досягаемости, то и сам стратег тайной организации не особенно утруждал себя активной физической деятельностью. Периодически, когда срабатывал специальный будильник, он энергично раздавал приказания относительно всевозможных неотложных предприятий, и тогда его подчиненные, в основном действующие в парах, отправлялись в разные концы безграничной Конфедерации. Сам же он в это время предпочитал праздно проводить время, пока оно неуклонно приближало его все ближе к поставленной цели.
  Особенно удачно было то, что в настоящее время Бальвор не являлся ничьим ментором, то есть был совершенно, целиком и полностью предоставлен самому себе. Спустя определенный срок, к которому все ближе подходили стрелки его волшебных часов, ему, волей-неволей необходимо будет принять под свое крыло двух старых учеников и прибавить одного нового, нужного ему теперь для совершенно особых планов. За долгие годы, что он не видел старых своих учеников, которых было у него ровно двенадцать человек, он практически растерял все свои с ними контакты, тем паче, что был им всем когда-то известен под совершенно иными именами. Теперь он поддерживал связь только лишь с одним из учеников, с одною Любовью, ведьмой Болотной Пустоши. Туда-то, именно в качестве протеже Любови, Фридрих отправил почти три года назад свою названую сестру, уже номинально знакомую читателю Адель Алеф, на поиски которой устремятся спустя всего сутки Этцель и Элс.
  ***
  - Не безобразничайте тут, пока меня не будет, - с ухмылкой крикнул Бальвор, обращаясь к копошащимся в саду Арле и Клоду. Не дожидаясь их ответа, он натянул на плечи черное легкое пальто и, хлопнув дверцей калитки, отправился по проселочной дороге в сторону близлежащего городка. День выдался солнечным, что доставило Бальвору определенную нотку удовольствия. Однако тут же его настигло и чувство досады, и он, вздохнув, с легким хлопком растворился в воздухе.
  Место, в которое он прибыл, было чрезвычайно пыльным и удручающе безлюдным. Когда-то давно, когда этот город еще не был промышленным центром на Севере Империи, а был всего-навсего одним из многих северных городов-государств, он нравился Бальвору куда больше. Теперь же город словно высушили, высосали все живое из его жил и заменили их трубами и уродливыми заводами, шахтами и перерабатывающими цехами. Трубы возвышались над угрюмыми постройками, повидавшими на своем веку немало суровых зим и коротких, блеклых летних дней, дым окутывал шпили башенок, вяло скользил по черепицам. По мощеным булыжником улицам с грохотом катились колымаги, приводимые в движение новомодным изобретением простаков, паровым двигателем. При виде дребезжащего транспорта Бальвор брезгливо сморщился и покачал головой. В некоторых вопросах он был очень консервативен.
  Путь его лежал по главной улице к деловому центру, где располагались кирпичные конторы дельцов и здание мэрии. За толстым слоем смога над головой лишь легко угадывалось сумрачное апрельское утро, легкий дождик наполнял воздух запахом печей, мокрого камня и чего-то неповторимо угольного, тяжелого. Прохожие были один другого бледнее, все как один кутались в свои одежки и с неприязнью смотрели на каждого встречного. Появление на улице бледного молодого мужчины не произвело на них ровным счетом никакого впечатления.
  Бальвор торопливо шел по влажным булыжникам, пока, наконец, не дошел до серого здания мэрии. Его, впрочем, интересовало больше небольшое, но со вкусом отделанное строение, приютившееся у громоздкой стены мэрии. Здание это было цвета небесной синевы в южных просторах, с широкой лестницей, колоннами, украшенными стилизованными цветами диковинной формы. Над гостеприимно открытыми дверями висели золотые часы, показывающие без четверти одиннадцать, справа от двери висела неброская медная табличка, на которой аккуратно были выгравированы слова: "Министерство Просвещения и Образования Великой Империи". Бальвор прибавил шагу, стремясь поскорее спрятаться от усиливающегося дождя.
  Войдя в здание Министерства, а вернее его официального представительства в Северных провинциях, Фридрих отряхнул голову и прошел к стенду расписания работы разных чиновников, находящихся по долгу службы в вечном ненастье северной весны. Найдя в списке нужное имя, Бальвор пальцем проследил номер кабинета, в котором заседал господин Торн, секретарь самого Министра.
  Пройдя по коридору до нужной двери, Бальвор, не утруждая себя стуком, вошел в кабинет, на ходу стряхивая с плеч дождевые капли. Торн встретил его появление унылым взглядом исподлобья, не спеша оторваться от бумаг, сплошь исчирканных его размашистым неровным почерком. Гость, хоть и был незваным, ожидался уже довольно давно. Вздохнув, Торн дернул нервно дребезжащий звоночек, висящий над его рабочим столом, и из боковой двери высунулась голова заспанного рыжего секретаря, тощего и невероятно длинного парня. Торн вяло кивнул головой в сторону Бальвора, и секретарь суетливо кинулся подавать гостю стул. Приземлившемуся напротив Торна магу был монотонно предложен чай, от которого Бальвор не имел ни малейшего желания отказываться. Секретарь обещался управиться с угощением через мгновение, однако, вернувшись в свою коморку, пропал. Бальвор лишь пожал плечами.
  - Вот я здесь, вы, кажется, искали? - небрежно поинтересовался он, с громким скрипом откинувшись на спинку стула. Торн, напротив, выпрямился, странное и неуместное чувство неловкости на какое-то время заполнило его подобострастное и раболепное существо. Он, хоть никогда и не видел Бальвора прежде, сразу его узнал, уразумел, что происходит что-то неправильное... и испугался. Его, конечно, предупреждали, что может случиться так, что Враг номер 1 возьмет и сам заявится к нему в офис, даже средь бела дня в середине рабочей недели (поверить только!), но, положа руку на сердце, как бы искренне Торн ни желал исполнения всех благих целей его работодателя, он до жути, до холодка в груди боялся, что такой день настанет. Меньше всего на свете он хотел оказаться на месте того чиновника, которому выпадет возможность задержать предполагаемого преступника. Но желания Торна не имели обыкновения сбываться. Фридрих Бальвор, собственной персоной, сидел на казенном стуле прямо напротив него и терпеливо ждал ответа на свой вопрос. Торн прочистил горло.
  - Да, мы искали вас.
  - Я здесь. Чего хотели? - не замедлил спросить гость. Как -то так неловко получилось, что из головы Торна вылетели все слова, приличествующие такому случаю.
  - Я человек занятой, но я нашел время, чтобы нанести вам визит. Вы этого хотели, не я, - продолжил Бальвор, и Торн, едва собравшийся ему ответить, снова растерял все слова. Блекло-зеленые глаза в упор на него смотрели, словно гипнотизируя. Торн когда-то слышал, что так змеи смотрят на свою жертву перед тем, как напасть на нее. Ассоциация со змеей Торну не понравилась.
  - Вы... вы подозреваетесь в антиправительственной деятельности, господин Бальвор, - наконец произнес он. Чародей удивленно уставился на него.
  - С чего, да простят меня все известные боги, вы взяли, что я занимаюсь чем-то подобным?
  - ... вы не прошли регистрацию, ваша организация...до нас дошли слухи...
  - Организация? Милейший господин..?
  - Торн.
  -...Торн, да, что дало вам повод полагать, что я имею отношение к каким-либо организациям? Я человек честный, в порочащих связях не замечен.
  - Регистрация, господин Бальвор. Как чародей вы должны были пройти процедуру официальной регистрации три года назад, но вы отчего-то предпочли прикинуться покойником после ваших славных подвигов во время борьбы с Восставшими. Подозрительное поведение, сами понимаете...
  - И это основание для того, чтобы сделать из меня врага народа?- строго спросил Бальвор, сердито хмуря черные брови. Укол смущения, столь явно пронзивший заячье сердце Торна, развеселил Бальвора.
  - Господин Бальвор, вы обязаны были пройти регистрацию, а не скрываться от Нового Правительства, - извиняющимся тоном прошептал Торн. Ему все меньше нравилось все происходящее.
  - Мне никто не сказал, что эта процедура строго обязательна, - развел руками Фридрих. Торн ощутил облегчение, не увидев ни следа ожидаемой ярости. Сидящий напротив магик вдруг перестал его пугать, став обычным уродцем, вынужденным склониться перед государственной машиной. Это Торну понравилось, - мы могли бы пройти ее сейчас?
  Этот вопрос обрадовал Торна еще и больше, более того - уверил его в собственном превосходстве. Однако полным дураком Торн все же не был (с чем, несомненно, мог бы поспорить господин Элс), потому, приторно улыбаясь, он с извинениями откланялся в коморку секретаря, где шепотом потребовал срочно вызвать патруль карателей, чтобы те взяли ситуацию под свой железный контроль. В своем воображении господин Торн уже стоял коленопреклоненный перед самим Министром и получал Орден за поимку особо опасного преступника.
  Не сложно представить, насколько велик был его шок и разочарование, когда, вернувшись в кабинет, он не обнаружил в нем ни единой живой души, словно визит Бальвора ему приснился. Сон обернулся кошмаром, когда, метнувшись к столу, Торн обнаружил, что из стопки документов пропала папка, помеченная особым маркером.
  Пришедшие каратели, вооруженные и опасные, обнаружили в кабинете секретаря Министра Просвещения жалобно скулящего мужчину средних лет, в порыве беспомощной ярости вырывавшего клоки волос со своей круглой головы. Его помощник, растерянно вылупив глаза, грустно смотрел на неторопливо шествующего по стене паука.
  
  ***
  Удачные походы Фридрих Бальвор (будем звать его этим именем, покуда он отзывается) привык отмечать чем-нибудь вкусным. Ему предстояло сделать еще некоторые приготовления к предприятию, намеченному на следующий вторник, потому он решил повременить с угощениями.
  Переместившись из индустриального центра Имперского Севера в солнечные просторы Гореграда, он вздохнул полной грудью. Под мышкой он нес аккуратно укутанную в алую ткань папку, с содержимым которой намеревался ознакомиться сразу же, как будет возможно. Он знал, что его особый будильник должен был сработать всего через несколько часов, потому следовало заняться всеми необходимыми приготовлениями.
  Прежде всего, он должен был разыскать своих учеников, для поисков одного из которых он и прибыл в столицу непокорного государства. Фридрих любил Гореград, который помнил еще с тех времен, когда на месте этого процветающего города была крошечная деревенька, промышляющая рыбной ловлей. Он помнил, как Гореград разросся, как вырос порт, как вытянули острые пики соборы и замки, как на оплетенный литыми водорослями трон опустился Первый владыка...и видел, как Последнего свергли ударом кинжала в детское еще лицо. Забавное дело, Бальвор мог с точностью назвать очередность всех наместников, рассказать, кто из них и когда возвел Девять Врат Гореграда (ведь именно его ученица некогда окольцевала богатый порт третьим защитным барьером). Не особенно задумавшись, Бальвор мог рассказать обо всех значимых событиях в истории города, хотя никогда не жил в нем больше нескольких месяцев. Он присутствовал при восхождении на трон Седьмого наместника, отвоевавшего Гореград у Империи. На площади Равновесия Фридрих, хоть в ту пору никому бы и в голову не пришло его так звать, смотрел на торжественный обмен клятвами вечной дружбы и верности между правителем Гореграда и королевой соседнего горного королевства. А три года назад на этой же площади он видел, как точным ударом секиры была отсечена голова вздорного Цзюи Линя, одного из Пятнадцати. Этот удар, неожиданно для всех, положил начало тому, что теперь было источником всех неприятностей колдовского сообщества. Некогда управляемые Верховным Советом Конфедерации, теперь они попали под гнет Нового Правительства, протянувшего свою черную длань из самого Верриала, столицы сумрачной Империи.
  Суть недовольства магов была в том, что Министр Просвещения был не просто простаком, лишенным магических дарований, но кроме того еще и активно выступал за фактический запрет магии, изоляцию и подчинение магического сообщества правилам "нормального" человеческого общества. Ослабленные Восстанием Пятнадцати, маги были вынуждены согласиться на условия подавляющего своей силой Нового Правительства. В число обязательных и ключевых процедур усмирения входила и принудительная регистрация.
  Куда дует ветер, прозорливый Бальвор понял достаточно рано, чтобы успеть продумать план бегства. Этот план затрагивал как его самого, так и некоторых других лиц, которые в будущем должны были сыграть определенную роль в его планах. По окончанию Восстания всех этих людей раскидало по просторам Конфедерации, однако теперь почти что настало время отыскать их и приобщить к тому великому, как сам он считал, что мечтал сотворить Бальвор.
  Апрель оказался месяцем плодотворным для него. Фридрих получил ценную информацию от Филь, своего сенсора, от некоторых гореградских информаторов, от бывших учеников, а теперь и от господина Торна.
  По сообщению его информатора, в Гореградской психиатрической клинике он мог отыскать свою давнюю знакомую, ведьму Марлу, существо зловредное и строптивое, бывшее когда-то его ученицей.
  Как и большинство из его учеников, Марла была узким специалистом в своей особой области: она умела чувствовать и подчинять себе камень и песок. Ее способность могла бы чудесным образом помочь людям возводить города и сдвигать горы, но Марлу, в силу вредности характера, интересовал процесс обратный. Она ценила эстетику разрушения больше, чем пользу созидания. С Фридрихом Бальвором она знакома не была, ее учителя звали Фагони, он был загорелым и светловолосым,и его она уважала и ценила больше, чем кого бы то ни было другого. Фагони был не просто ее наставником, она была практически одержима своей преданностью и любовью к нему. За этой верностью, а так же за страстью к разрушению Фридрих Бальвор и пришел за ней теперь, спустя почти сотню лет после их последней встречи.
  Причины, по которым Марлу упрятали в психушку, мало интересовали Фридриха, его скорее заботили те слова, которые от него потребуются, чтобы убедить ее в том, что он действительно тот, за кого себя выдает.
  Он знал, что его беспрепятственно пустят в больничные помещения, так как заблаговременно позаботился о том, чтобы подкупить нужный персонал, потому что знал, что особых проблем по прибытии в столицу у него не возникнет.
  Так и вышло.
  
  ***
  По потолку медленно разливалось теплой лужей садящееся солнце, плавящимся блином висящее где-то за пределами ее комнаты. Глядеть на солнце было почти больно, потому Марла просто смотрела на потолок. На нем рыжий свет, небрежно разлитый по посеревшей штукатурке, смотрелся неправдоподобно красиво. По стенам текли отсветы солнечного образа, но Марла не любила смотреть на стены, потому что они были сделаны из какого-то прочного стекла, мертвого к ее попыткам взаимодействия. О такую стену можно было только опереться. Пол был таким же неживым, вечно до боли холодным. Единственной красивой поверхностью был потолок, недосягаемый для женщины ее роста, поэтому Марла и любила его. До потолка нельзя было дотронуться, следовательно, он не может разочаровать, оказавшись уродливой стеклянной плитой. Потолок был идеалом чего-то лучшего, чего-то, что разлетается в пыль, если правильно до него дотронуться.
  Шум открывающейся двери на долю секунды отвлек Марлу от созерцания солнечной лужи. Повернув голову, она встретилась взглядом с блекло-зелеными живыми глазами какого-то незнакомого мужчины. Это было бы интересно, если бы солнце ложилось так причудливо и завораживающе каждый вечер, но такой разлив красок Марла видела впервые, поэтому незнакомец вызвал у нее лишь отголосок раздражения. Так же неторопливо она снова повернулась лицом в потолку и вперила взгляд в багровеющее сияние. Краем уха она уловила звук затворившейся двери, но не придала этому никакого значения, ее совершенно не интересовало, ушел или остался ее посетитель.
  Он, однако, уходить вовсе и не собирался. Взмахнув рукой, он сотворил из воздуха удобное кресло, на которое и опустился так, чтобы хорошо видеть лицо лежащей перед ним больной. Красная коса лежала толстой змеей на подушке у лица женщины, изжелта-карие глаза слепо уставились в пустоту. Как бы ни исхудала, ни изменилась с возрастом Марла, Фридрих Бальвор смотрел сейчас в лицо той яростной и болезненно раздражительной девицы, которую когда-то именовал своей ученицей.
  Молчание грозило затянуться надолго, как друг Марла снова перевела взгляд на Фридриха. В ее зрачках он увидел крошечное отражение самого себя, бледного и всклокоченного. Насколько же мало он походил на себя прежнего, того, кем был после того, как перестал именовать себя Фердисдивээром. Он знал, что ее глаза смотрят на него, но видят кого-то совершенно другого.
  - Я знаю тебя.
  Ее голос был другим, стал хриплым, тихим, слова с трудом выползали из ее красного рта, словно нехотя покидая свое убежище. Фридриху показалось, что она не разговаривала долгие годы, может даже с тех самых пор, как они не виделись... это, конечно, было не так, но тягостное впечатление, сложившееся под влиянием этих через силу выдавленных слов, поселило страх в его душе. Найти Марлу действительно сумасшедшей он желал меньше всего. И ее слова ему радости не доставляли.
  - Откуда такая уверенность?
  - Твои глаза. Кто пустил такого, как ты, в психушку, но не завернул в смирительную рубашку? - как-то почти обиженно прохрипела она, потом закашлялась, морщась от боли в горле. Луч солнца протянулся карминовой рукой по враждебной стене и лег на самую верхушку лба незнакомца, огненным касанием обагрив темные волосы. Эта игра солнца навела Марлу на мысли о лесных пожарах в Северных лесах, где деревья черны и зловещи, а камни говорят глубокими мудрыми голосами.
  - Они смотрели в мой кошелек, а не глаза, - просто ответил Бальвор, взглянув на узкое горизонтальное окно у самой крыши, из которого лился свет уходящего солнца. Марла заворожено смотрела на его лицо, по которому, он чувствовал, начинало стекать рубиновой полосой солнечное сияние.
  - Глупые люди. Ты пришел, чтобы забрать меня?
  - Да, я пришел за тобой. Но только если ты - та, кого я ищу.
  Марла задумалась. Ее представилось, как этот тип, с огромной лупой, шныряет по улицам Гореграда и всех спрашивает, не видел ли кто женщину, которую он потерял. И кто-то в шляпе и с бакенбардами обязательно сказал ему, что в психбольнице лежит одна, очень похожая на ту, которую он ищет. Красная и злая. Но мало ли в мире красных и злых?
  - А кто тебе нужен?
  - Мне нужна девушка, которая слышала голоса гор и смеялась надо мной, когда я, приложившись к камням ухом, как дурак, пытался услышать хоть что-то. Мне нужна та, кто говорил, что у гор нет корней, потому что горы растут из ядра земли, и поэтому их нельзя сдвинуть, ведь ядро в движение привести нельзя. Мне нужна девочка Марла, которая звала меня дедом Фагони, хотя я не был ни дедом, ни Фагони. Ты знаешь эту девочку?
  Зрачки Марлы расширились, но она осталась в том же положении, что и раньше, все так же вперив взгляд в сидящего напротив человека. В ее голове сами собой вспыхивали обрывочные воспоминания о чем-то очень теплом. Вот она, совсем еще ребенок, собирает камни на берегу озера, а человек с волосами цвета плавленого золота и с широкой улыбкой одним махом руки превращает горку сваленных камешков в небольшой замок, окруженный высокой каменной стеной. В руке у человека трубка, она помнила, что он любил курить какую-то приторно пахнущую траву, помнила, что иногда ходила к аптекарю за этой травой. Да, она была тогда ребенком, лет двенадцати от роду, с гривой блестящих огненно-красных волос, а он был мужчиной лет сорока с небольшим, но был намного старше ее родителей, поэтому она всегда звала его дедом. Он сначала обижался, потому что, она помнила это ясно, он любил себя и любил нравиться людям.
  Тот, кто сидел сейчас в ее тюрьме, был на вид едва ли двадцатилетним юношей, совсем еще молодым, но уже очень темным. Бледный, жилистый, черноволосый, он ничем не походил на плотного, окруженного золотым ореолом деда Фагони. Этого человека Марла не могла связать с каменным замком, зловонной трубкой и своим отрочеством, полным парящих камней и рассказов о горах. Он сам был ребенком, как она когда-то, но отчего-то его блекло-зеленые глаза притягивали ее.
  - Дед Фагони умер.
  - Так было нужно. Никто не может жить вечно, иначе у него возникнет слишком много проблем, - солнце залило глаза мужчины, но он не отвернулся, не зажмурился, словно свет не мешал ему. И в смеси солнечного огня и мутного болота Марла вдруг увидела глубокое и властное золото глаз, которые не видела уже долгие годы.
  - Кто ты?
  - Фридрих Бальвор.
  Он сказал это так, словно его имя было чем-то большим, чем просто набором звуков. Марла так не считала, она никогда прежде не слышала ничего подобного, но поняла со внезапной ясностью, что расстроена.
  - Почему ты не назвался Фагони?
  - Зачем? Меня никто так не зовет многие годы. Теперь я Фридрих, все знают это имя.
  - Кто ты?
  - Тот, кого ты звала дедом Фагони, и кого теперь зовут Фридрихом Бальвором.
  - Чего ты хочешь?
  - Я хочу того же, чего ты хотела тогда в Песках.
  - В Долине?..
  На краткий миг она замешкалась, оторопев. Пески она помнила. Помнила огромную башню и доносящиеся из нее крики осужденных. Чего она хотела тогда в Песках? Разве она не хотела...
  В мгновение ока Марла оказалась сидящей почти вплотную лицом к лицу с Фридрихом Бальвором. Касаясь его носа своим, она смотрела в его зрачки и видела в них отражение своего белого лица и лихорадочно горящих глаз.
  - Ты разрушишь эти стены вокруг меня?
  Он улыбнулся, чуть склонив голову набок, когда услышал эти слова, произнесенные совсем другим, живым, голосом.
  - Я разрушу любые стены, если за ними ты слышишь крики.
  - Тогда я пойду с тобой, Фридрих Бальвор. Потому что теперь я буду звать тебя так.
  
  ***
  Далеко от этого места произошло сразу три события.
  Во-первых, в дверь увлеченного исследованием собственного имущества Элса постучал железной рукой командир карателей Этцель, уже предчувствуя что-то крайне неприятное, к чему он неизбежно приближается все ближе, и что неуловимо связано с туманными разъяснениями секретаря Торна о каких-то бумагах и о странностях навязанного Этцелю "эксперта".
  Во-вторых, в незаконно занятом Новолунным братством доме застрекотал еле слышно особенным образом устроенный будильник, спрятанный где-то в прикроватном столике в спальне хозяев дома. Люди, снующие по коттеджу, еще не слышали этого раздражающего звука, но внезапно единым порывом почувствовали, что очень скоро должно произойти что-то грандиозное.
  Наконец, под покровом ночи в Болотной Пустоши ведьма Любовь раскурила приторно пахнущую трубку, глядя в голубые языки пламени, причудливыми отсветами озаряющие покрытые росписями стены полуразрушенной крепости. Ее ученица, Делла Алеф, беспокойно нахмурившись, отвернулась во сне от костра, словно потревоженная чем-то ей одной ведомым... и глубоко вздохнув, нырнула в объятия непроглядной тьмы вязкого сновидения. Где-то на его дне, она подсознательно это знала, ее ждал кто-то очень важный, тянул костлявые пальцы, но они увязали в густом воздухе, и слова, что он говорил ей, тонули в черной массе вокруг и между ними, не достигая ее ушей.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"