Изменены также названия и адреса административных зданий и сооружений.
Некоторые события и герои повести вымышлены в художественных целях.
Любое совпадение названий и имен считать случайным.
По данным Федеральной службы исполнения наказаний в 2010 году в России в заключении находились 837000 человек.
Почти миллион!
Прошло же через тюрьмы во много раз больше людей. Не в каждойстране столько народонаселения.
По численности, сейчас за решеткой пребывает целое государство.
Государство зеков.
Сиделось Валерке нелегко...
Не то, что кому-то сидится на зоне вольготно. Это всем не санаторий.
Валеркина зона, или лагерь, или колония, как еще ее называют, не была "строгой". В народе ее называли "семерка". Официально же обозначали как исправительно-трудовое учреждение УФ-91/7. "Общий режим", что дают на суде обычно первоходам, то есть тем, кто впервые получил срок. По суду-то дали общий режим, но среди самих зеков его прозвали "лютым". Почему "лютый"? Потому, что понятий и правил другой, арестантской, жизни у первоходов толком еще нет. Не знают они многого. А без знания и исполнения уклада жизни зоны часто начинает править беспредел. "Семерка" все же не считалась "махновской", совсем уж беспредельной, где вся власть принадлежит агрессивным недоумкам, имевшим одно преимущество - физическую силу. Также нельзя было эту зону отнести и к разряду "красных", где безгранична власть администрации. Скорее "семерка" была тем лагерем, где есть еще "воровской ход", то есть порядок жизни "по понятиям", который поддерживают самые уважаемые зеки. Хотя сюда уже редко "приезжал" отбывать наказание кто из авторитетов. Без них же дикую, запертую в клетку людскую лютость и тупость угомонить и образумить очень трудно. Порядок везде нужен. Можно сказать так, что была "семерочка" покамест "черной", то есть воровской. Хотя бы и потому, что собирали на ней общак. И возили денежки общаковые на больничку, десятую зону. На "десятку" люди съезжались со всех режимов. И поэтому была она курьерская, как перевалочный пункт. Доля общака оставалась здесь же. Из этой доли оказывалась помощь тем арестантам, кто уже был совсем болен - чахоточный, или у кого не было ни родных, ни близких, чтобы принести дачку. Покупались лекарства, сигареты, чай, словом, необходимые вещи. Отсюда часть общака отправлялась этапом на "тренашку", зону N 13, особый ("полосатый") режим, в Убинку. Еще общак с больнички загоняли на спецБУР (барак усиленного режима), как по старому называли зеки ЕПКТ (единое помещение камерного типа), которое было организовано на строгой "восьмерке". Именно сюда везли со всего Сиблага - сибирского управления лагерей - все "отрицалово" (тех зеков, с кем не может сама справиться администрация других зон). Кстати, знаменитая широкой публике по песне "Белый лебедь" Михаила Танича Соликамская тюрьма тоже называлась спецБУР. Именно в ней в советские времена пенитенциарная система пыталась ломать "суками" (подментовскими зеками) воров. Не сломали, хотя имели господдержку в лице целой системы. Почему "суки" все-таки не победили в той войне? Авторитетные жулики, Воры - умнейшие люди. Их ума на многих людей хватит. Они понимали, что в любом коллективе свой вожак нужен. Без него стая не так опасна. Зная всех лидеров "сук", жулики и валили их, "ставили на перо", резали, одним словом, упреждали кипиш. Не сами, естественно. Им по статусу не положено. Это что касаемо истории.
Периодически вновь назначаемый "хозяин" "семерки" (начальник ИТУ) всегда хотел перекрасить "черную" воровскую зону в "красную", где весь уклад зоны контролируется ментами. И начинал "закручивать гайки": а именно, "улучшал оперативную работу, устраивал обыски, устанавливал законный, но строгий, жесткий режим содержания". Все это приводило к тому, что на зону практически переставали поступать перекиды с воли, дубаки-контролеры (внутренние инспектора-охранники) прекращали заниматься проносами (доставкой некоторых запрещенных вещей). А во время шмонов (обысков в бараках) у постояльцев находили немало наркоты и сотовых телефонов. Частенько сами зеки и пороли "косяки", то с перекидом из-за забора чего нужного, то еще с какой ерундой. А после этого, естественно, служба безопасности устраивала шмон. Да не один. Несколько дней подряд. Тяжко приходилось сидельцам в те дни.
"Семерка" считалась, если можно так сказать, экспериментальной зоной, где стражи порядка пытались найти компромисс с зоновскими авторитетами. Оттого и крупных "косяков" по зоне было не так много, как, скажем, даже в "красных" колониях, где часто случались убийства и побеги. Конечно, бежали и отсюда. Именно с "семерки" был выкопан самый длинный в истории российской пенитенциарной системы туннель-подкоп на волю под всеми заграждениями. Его длина составила 83 метра! Копал его завхоз хоздвора осужденный Пеленкин с вверенной ему территории до соседнего леса. Достаточно долго копал. И по нему ушел к "зеленому прокурору", то есть совершил побег. Тем не менее, "семерка" для начальников была своеобразным трамплином на повышение в должности. Из нее "хозяева" уходили даже в Федеральное Управление службы исполнения наказаний, но чаще в местную управу. Главный показатель порядка в колонии - хорошая отчетность. Без побегов, убийств. А пока один начальник ушел - другой пришел - "черный ход" набирает обороты. Но это, в общем-то, устраивало обе стороны. Последний "хозяин" "семерки" проработал 20 лет в лагерях. Был человек с большим опытом работы и со знанием местных традиций. Дисциплинарную палку на зоне не перегибал. И порядок не доводил до маразма.
Если говорить о значении "семерки", то стоит сказать, что треть новосибирцев, сидевших по правилам общего режима, прошли через нее. "Семерка" - зона большая. Одна из самых больших в России.
***
Хорошо это или плохо для сидельца, но находилась зона в тридцати минутах езды от дома Валеркиного. С одной-то стороны - неплохо, в своем городе чалиться (сидеть). А с другой стороны - душа-то рвется! Мотал бы срок где-нибудь в Тобольске, так и не думал бы бесконечно о доме за забором, а так... По Уголовному кодексу РФ отбывать срок положено в пределах своего региона. Тоска приливала комком к горлу. Особенно в самом начале отсидки гнет. Не выскажешь никому грусть-тоску. Не покажешь слабину свою. Здесь лучше, вообще, помалкивать. А то скажешь что, по дури своей первоходовой, не "профильтруешь базар", и можешь пожалеть на весь срок, а то и на всю жизнь. Здесь за каждое слово, даже за каждую буковку сказанную приходится отвечать. Те молодые первоходы, что не поняли это сразу, потом жалеют, но поздно. Здесь обратной дороги нет. За "базар" или поступок неправильный люди строго спросят. От словесного предупреждения до побоев. А если же кто-кого из зеков кровно оскорбил, хотя бы произнес так распространенный на воле матерок "е... твою мать", то могут и зарезать. Вот это и есть спрос. Это на воле малолетняя шелупонь может перед своими такими же балаболами языком чесать, бахвалиться: какой ты "крутой" - сказал, пообещал кому-то и не сделал, послал кого-то на х...р, а с тебя не спросили, или просто, человеку хорошему дерьмо подложил. Здесь за это не прощают. Ничего не утаишь от зоны. В тюрьме все стены прозрачные. И уши у стен имеются.
Уклад жизни зоны Валерка уяснил быстро. Были у него здесь и кенты- кореша. Держаться надо с кем-то. Одного могут сожрать. Валерка не жулик, не рэкетир, не бандит из местной группировки. У него особой поддержки в зоне нет. Только за себя и мог говорить. Чалился с такими же, как он, первоходами-большесрочниками. У кого больше десяти лет намотано, такие и держатся вместе. С ними и стоял. Кто как в новой хате своей оказался. Сколько людей - столько историй. Но как же много людей здесь расплачивалось за свою глупость! Нет ни одного такого же места в мире как зона!
А что и здесь, на зоне, люди живут. Только жить здесь всем не сахар. Но как-то привыкают, обживаются многие в данных судьбой условиях.
Валерка всегда был птицей вольной. И вот птицу вольную в клетку бросили. Чего ждать от этого? Или умрет птица (физически или морально), или станет жить по законам стаи. Как сделал и Валерка. От того, может, и сиделось ему - рубахе-парню, открытому, простому, не "блатному" - не легко. Но не сломала его зона, как ни пыталась. Ломает других. Но у кого, как у Валерки, есть стержень внутренний - не переломит. Будет гнуть, но не сломает. Конечно, сделал много ошибок в жизни своей Валерка. Подставила судьба ему капкан. Да такой, что не только ногу, а голову отхватить может. Только не раз и не два это было. Всегда Валерка знал одно - надо выстоять. Если был виноват и признавал это, то принимал стойко свое наказание, а если был прав, то доказывать свою правоту он умел.
Может, и помогала эта правота выживать. С детства. Эта правота была дикая, бесстрашная, когда дрались шайка на шайку в своем Ленинском районе Алма-Аты против казахских пацанов. Скрытая, готовая взорваться от искры и растерзанная обстоятельствами, когда беженцами приехали всей семьей - он и мамка с батей - в Новосибирск. Там, на югах, жить было уже совсем невмочь. Помнил Валерка, как уревывалась мать от страха за отца - тогда еще сильного, гордого мужика, талантливого работника-печника, но пьющего, когда он приползал домой пьяный и избитый не то казахами, не то своими же русскими после очередной "работы". А пьянки были каждый день-через день. В Советском Союзе валюта одна была - бутылка. У кого работал отец, у того и пил. Пока силы были, работал много. И пил, соответственно. Всегда так было, что казах, что русский, вместе за столом сидели, вместе работу делали. В один садик детей водили. В школу. Ну, называли в шутку русские казахов "зверями", на что те очень злились. До драк. Но чтобы всерьез - не было. Да, случились тогда жуткие годы, которые изменили жизнь многим. Прикрываясь ростом национального самосознания, местные бандиты грабили людей, не задумываясь о последствиях. Угрожали, запугивали, выживали со всех работ. Вынуждали бросать квартиры-дома в столице и бежать. Без оглядки. Подхватив детей и пьяных от безысходности мужей. Бежать прочь из этой страны, куда глаза глядят. Помнил, Лерка-Валерка, как соседка-казашка, пожилая учительница из его школы, встретилась как-то с ним у подъезда. Окликнула сорванца. Подошла и обняла, ничего еще не понимающего, запыхавшегося после очередной переделки:
- Валерочка, - сказала она, и голос ее задрожал, таким этот голос Валерка слышал впервые за несколько лет, - уезжать вам надо отсюда. Нехорошие времена настают. Люди не ведают, что творят. Не перечь маме. Помоги ей. Ты уже взрослый. Пятнадцать лет - уже мужчина и опора.
Сказала и заплакала. Уткнулась в платок, сдернутый с головы, резко отвернулась, словно стыдясь за то зло, что не делала, и ушла в подъезд, не пригласив с собой Валерку. Чтобы не отвечать на вопросы. А Валерка от неожиданности присел на скамейку и не мог осмыслить сказанного: "Ну, пусть мы деремся с казахами, так и со своими русскими тоже! Ну, пусть трудно с работой родителям, но мы же здесь всю жизнь живем! Куда уезжать? Зачем? Почему?" Дома на эти вопросы был один ответ: пока не поздно, надо все бросать и уезжать.
Шел 1987 год. Тогда все на мать взвалилось. Отец сломался. Окончательно. Потерял себя еще в Казахстане и не нашел на новой земле. В Новосибирске, где в пристройке дома их семью приютила двоюродная сестра мамки тетя Даша, отец совсем запился. И свой, некогда могучий, мужицкий нрав да железную хватку уже проявлял на матери. Бил. С пьяной руки. Бессовестно. Куда попало. Пока хватало пьяных сил. В своей бессильной злобе на жизнь.
Поначалу подрядился батя Валерки работать в вагонном депо. Так до зарплаты было уже все пропито. Про него анекдоты ходили: Миха всегда пьяный - значит богатый - есть на что пить. Знали все, как бедствует семья. Мать где-то работала. Да и то верно - где-то. Местным в то время негде было работать. А тут беженка. Но устроилась. Стала торговать. Как и все. Вот ведь, что поразительно! В стране почти ничего не производилось, не создавалось, но все торговали! Кто чем. И страной активно тогда торговали. В розницу и оптом. Пока запивалась страна. От безделья, безысходности. "А че еще делать?" - самый мужской риторический вопрос тех лет.
Пока мать трясла китайским "Адидосом" у ЦУМа, отец "душманил" на пивных точках. Вот откуда это пошло слово "душман" - известно: привезено не так давно из Афгана. Но почему этим словом называли все быдло возле кишаших людьми пивнушек - непонятно. Наверное, этих соотечественников алкашей-душманов так же ненавидели, как и тех "духов" с войны. С утра маячили они по дворам, грязные, злые с похмелья, без копья в кармане, объединяясь в шайки. И ждали на перепутьях дорог, куда же поедет машина с пивом, в какую точку. И на какой точке зажжется заветный маячок - лампочка, указывающая страждущему путнику его дорогу. Назвать пивом то, что везли в 900-литровых емкостях, можно было с натяжкой. На заводе уже бодяжилось - разводилось водопроводной водой. Бодяжилось дальше "пивовозом" (водилой) - вот блатная работа была! Никто сейчас и не подумает об этом. Окончательно разводилось в пивнушках пивниками. А дальше в желудках людей, озверевших от дефицита спиртного. Хочет, например, приличный человек пивка взять - в магазинах голяк, пусто. А к точке не подступишься - там "душманы" или "синева", то есть люди синие, то ли от наколок с "малолеток" (воспитательно-трудовых колоний), то ли от проспиртованного состояния. В общем, не понятно кто обступят точку и не прорвешься. Брали тогда пиво канистрами, 10-литровыми. Если уж идти в битву за пивом, так хоть сразу побольше урвать. Канистра, то есть жбан, шесть рубликов стоила, полная. Но не возьмешь, пока "душману", такому же, как Валеркин батя, "треху", а то и "пятерик" сверху не дашь. Вот тогда твоя канистра уплывает в руках "душманов" по головам очередников к окну, да еще с сопровождающими возгласами:
- Але, пехота, убрали тару - мы берем!
Свои люди у окошка, дружбаны-"душманы", костями гремят, матами сыплют и не пускают к вожделенному окну законную очередь. Не было в тех очередях законов других, кроме "душманских". Дальше Вася-Федя-Коля - царь и бог-пивник сливает в нее жидкость, называемую в народе пивом, и возвращалась канистра обратно по тем же головам очередных в руки хозяина. И денег порядком набивали "душманы". У всех в карманах скомканные рублики топорщились. В одной точке кончится пиво - в другую идут. Этим же коллективом. И особой конкуренции не было среди "душманов" у других точек. Там такое же быдло встречало с радостью подкрепление. А то всякое могло случиться в очереди. Были и недовольные этаким пивным рэкетом. Кого как успокаивали. "Базаром давили", а тех, кто дальше продолжал выступать, да еще и нарывался, могли и жбаном одверяжить. Но это редко. Люди сидевшие уже знают толк, где, когда и на кого наезжать. Психологи. Ведь милицию и тогда никто не отменял. Палиться на "хулиганке" (статья 206 УК РФ) в пивной очереди за выбитую челюсть только "лохам" доводилось по "синей" воде, то есть по пьянке. Папка Валеркин не сидел, Бог миловал, хотя могли сто раз упечь. Хотя бы и по 206-ой. В молодости был силен, а к 45-ти уже сдуваться начал. Рано. А что еще ждать от пьянки. Глаза зальет пивом да водкой и горланит в очереди, да еще громче всех:
- Слиняли, суки, "дежурка" пошла! - и пропихивается локтями сквозь честной народ со стеклянной трехлитровкой к окну. А "дежурка" - так это потому, что пускалась такая дежурная баночка по кругу присевших на корточки "синяков". От глотки к глотке. Выпьют, так и другой "синяк" полез за новой "дежуркой" в окно. В один из таких летних будних трудовых "душманских" дней, когда жара словно растопить хочет, приключился конфуз. В очереди за пивом нарисовался разодетый дембель-десантник. Все было при нем: и китель парадный, и аксельбанты, и погоны, замаклаченные не по уставу - словом, только прибыл человек в дом родной из армии. Понятное дело - надо отметить, за пивом пошел, не один. Пару дружбанов с собой взял. Стоят они в очереди длинной, а она больше часа не двигается. У окошка - каша людей, все орут, "душманы" лезут. И к пацанам подходили, спрашивали: "Взять ли пивка?". Отказали парни: "Сами, мол, возьмем". "Ну, как знаете, две емкости по 100 литров осталось", - сказал "синяк" и отчалил к своим. "Душманы" - психологи. Очередная пауза с приемом канистр в окне пивника означала смену закончившейся емкости на последнюю. Вот он ажиотаж! За жбан сверху по пять рублей шло! Шумят "душманы", лезет со своей "дежуркой" папка Валерки, громче всех орет - хозяином чувствует себя у пивнушки - его территория и его "друзей". Только вот встретили его из толпы не друзья-"душманы", а десантник с ребятами. Настоялись в очереди, наматерились, насмотрелись на беспредел, да и пошли на разборки. Вот тут и выплыл Миха с "дежуркой". Без базара, схватив левой рукой за ворот свадебного пиджака, десантура остановил уже бухущего в хлам Миху, и крюком, согнув правую руку в локте, от пояса, добавив корпус, да с полной злобы силой кулачиной вмазал (даже не вмазал, а вмочил!) Михею прямо под глаз! Вот если бы удар шел снизу, Миху точно бы подбросило. А так - его вогнали в землю, как мелкий гвоздь молотком, а вверх полетела только стеклянная банка-дежурка. В тот солнечный день хоть на себе, на одежде, но пиво попробовали все очередные. Миха даже и не понял ничего: увидел перед собой голубой берет, услышал "куда прешь, сука", дальше все молниеносно - удар, звезды в глазах, во рту соленый привкус крови из лопнувших сосудов. Очнулся на заднице, сидя в грязи от пыли и разлитого пива. Сквозь боль, туман и звон в голове доносились маты десантника и его пацанов:
- Че, суки, еще кто-то хочет?
Такой расклад дня совершенно не устраивал общество пивников-"душманов". Но законная очередь воодушевилась. Нашелся таки богатырь-спаситель земли Русской. Победил нечисть! Вот уже и стушевавшихся дежурных по окну "душманов" стали отодвигать осмелевшие очередники. Но на то и жизненный опыт дан, чтобы "развести рамсы" и в такой ситуации. К солдатику, по-быстрому, отрядили молодого "синяка":
- Не кипите, братаны! Че, пиво помочь взять? Сейчас возьмем! Святое дело - дембелю помочь!
И уходит по "душманской" цепочке жбан десантника, а сам он отхлебывает на мировую из новой "дежурки", пущенной по новому кругу. Вот Миха только попал под горячую руку. Что ж, бывает.
- Че, мочу пить, зашлем молодого к Зинке за водкой, у нее небодяженная, - уже подает он свой осиплый и еще дрожащий голос, обтирая разбитое лицо рукавом пиджака.
Сегодня он приползет мертвецки пьяный домой, с распухшей от удара рожей. Рухнет в сенях. И всю ночь будет отхаркивать кровью и зверино рычать от боли и немощи. Жена будет опять плакать. Обшарит карманы мужа. Найдет мокрые от пива, грязные, скомканные "трешки" и "пятерики". Разгладит их, и положит куда подальше. Подумает, а ведь каким парнем был! Красавцем! Чуть не у всего района отбивать пришлось! Да и вправду, был: высокий, широкоплечий брюнет, волосы чуть кудрявые, волнистые до плеч, усы отпустил, чтоб взрослее казаться. На танцах и в драках - первый парень. И сама Марина была не промах. Пышногрудая, кареглазая, с дерзким взглядом. Орлица! Вот пара была! И Валерка получился у них - картиночка. Только вот, стала бояться с недавних пор мать, что характером дурным в отца не пошел бы сын. Многое взял Валерка от отца - силу, стать, твердость руки, голос баритонистый, волосы, что девкам нравятся - мягкие, пышные, не то кудри, не то волнистые, улыбку во все зубы ровные, как у рысака доброго. А мамкины были - нежные, мягкие, скорее даже не мужские, руки, красивые черты лица и обжигающие девичью душу огоньки - ярко голубые глаза: ну чисто Ален Делон.
***
Своего отца Валерка никогда не стеснялся. Частенько сам на пивную точку к бате ходил - протекцией воспользоваться, пива взять. Только здесь и успевали пообщаться-переброситься парой-тройкой дежурных вопросов: "Ты как сам-то? Нормально? Ну и я нормально!" А вечером дома они уже не виделись: когда сын приходил, батя был уже в отключке.
Валерка устроился на работу в троллейбусное депо учеником слесаря. Груши околачивал. Одно заботило - быстрее бы срулить с работы, и когда получка. Да и что еще надо было пацану в 17 лет в начале девяностых? Его девчонки сильно интересовали. А он волновал их. То, что засиживались долгими вечерами на скамейках - понятно. Это и сейчас сидят. До тошноты курили. Портвейн пили. На гитарах бренчали. Пели что-то. И матерное во всю дурную глотку - себя смелых показывали. И нормальное. Кузьмина там, "Воскресенье", Новикова, Шуфутинского. Валерка выучил несколько аккордов и мог сыграть практически любую песню. Благо, голос был. Девчонки в коротких юбчонках высиживали Валерку до ледяных губ. Красавец, ничего не скажешь. "Как же уйти со скамейки домой раньше конкурентки Ленки или Наташки. Вон, глазенки на моего Валерку распустила!" Но у героя девичьих снов был свой взгляд на дворовую дружбу с девчонками. Строить планы местным на него было бесполезно. Он считал, что дружить с девчонками надо только не из своего двора. Здесь - друзья, а любовь - на стороне. Вот такой он, как втемяшится что-нибудь в голову, не выбьешь.
О чем тогда болела голова у Валерки и его дружбанов - о том, где "бабки" по легкому срубить. Чтобы не надрываться на разгрузке вагонов с мукой или коробок с майонезом на жиркомбинате, а так, особо не напрягаться. Времена были странные. Кто еще честно трудился - бедствовал, а кто "выбивал бабки" кулаками или фарцевал шмотками - сказочно поднимался. Свой первоначальный капитал создавали рэкетом многие сегодняшние бизнесмены.
Хорошо дела шли у барыг-фарцовщиков, что тащили из Китая всякое барахло. Вот у Сереги, например, из соседней с Валеркиным домом девятиэтажки, родители баулами возили шмотки. Костюмы спортивные "Адидос", кроссовки такие же, футболки всякие, в общем, - весь двор в этом ходил. Да и мамка Валеркина у родителей Сереги вещички брала на продажу, или, по-модному тогда стали говорить, на реализацию.
Сережка был противный, заносчивый, самодовольный пацан, еще и огненно-рыжий, в веснушках круглый год. Говорил громко, невпопад, юмора не понимал, тупил всякий раз, был худой, высокий, но имел большой плюс - был всегда при деньгах. Много денег не показывал, но компанию по пиву всегда мог поддержать с самой большой долей. В привезенных шмотках сам не ходил. Видать, за "западло" считал. В дорогих ходил. Был у него австрийский темно-синий костюм "Адидас" - "строгач", как тогда говорили: белая эмблема - лилия на груди и три белые полоски по рукавам олимпийки и на брюках. За такой костюм можно было легко дубленку выменять или холодильник. К такому костюму для максимальной комплектации шла белая "Саламандра", туфли кожаные немецкие. Даже зимой так ходили. Плюс кепка из норки. Но у Сереги и ушанка была норковая! Такие почетные шмотки были просто верх мечты всех пацанов. Друзья Валеркины, да и сам он, Серегу не особо уважали. Но терпели. Все-таки касса.
Как бы то ни было, жили одним двором. Частенько бывало, что деньги на жизнь Валеркиной мамке приходилось занимать именно у родителей Сереги. Деньги они всегда давали, все-таки соседи. Да и пацаны вместе ходят.
Вообще, ребята были дружные во дворе. Если надо было впрягаться в драку за своего - то, не думая, дрались. Валерка всегда заводила. Собирались на дискотеках. Обычно в "Праздничном зале", редко в ДКЖ. Еще реже в "Доме офицеров" - туда не пускали в спортивном, да еще и сменку (сменную обувь) заставляли приносить. Своих на "дискаче" сразу было видно: знали друг друга в лицо и по кликухам. "Свои" - это были кропоткинские, с улицы Кропоткина. Домов много больших понастроили лет 15-17 назад, вот и народили бойцов. В "Праздничном" хозяевами считали себя. И девчонки, типа, "свои" были, кропоткинские. А у девчонок, типа, "свои" пацаны. Все честь по чести. Обычно во время танцев кто-то спецом наезжал на "чужих". Или за прошлые разборки, или по недалекости ума своего, словом, повод был всегда:
- Я с Кропоткина, а ты?
- А я с "Бана", (или со "Старухи", или с "Достоевки")... - неважно, так как это уже был неправильный ответ. Положение спасти еще могла ситуация, типа:
- Аркашу Белого знаешь, или Дворца? Или Саньку Лысого?
- Нет? - ну, тогда все, приехали - хрясть в морду и пошла массовка!
Противоположная сторона тоже не без подкрепления приходила на танцы. Поэтому махачи случались и серьезные. Менты приезжали обычно поздно. Или рано приезжали и сваливали до драки. Кому это нужно, может и прилететь в сутолоке что-нибудь по голове. Из бойцов очень редко кого забирали в ментовку. Если и "вязали", то индульгенцию выписывали сразу же в "мусоровозе" - дубинкой по спине или заднице. И свободен - на танцы уже неделю не походишь. Но зато потом среди своих пацанов и, особенно, девчонок можно было с гордостью говорить:
- Да вот недавно, после махача в "Праздничном", менты замели. Отметелили, козлы! Еле сорвался от них!
И чувствовать и принимать неподдельное сострадание и восхищение девушек. И уважение ребят.
Именно танцевать на дискотеки тогда особо и не ходили пацаны. Чаще девчонок новых "снять" да на "разборки". Это девчонки танцевать всегда любили и умели. Ну, и несколько ребят особо модных могли что-то изобразить похожее на брейк-дэнц. В основном, верхний. Нижний могли делать совсем единицы. А какая музыка тогда была! "Эйс оф Бэйс", "Бананарама", "Эрейже", "Доктор Альбан", "Сэведж", "Фалько", "Фэнси"... Но Валерка и его пацаны гнули свою линию и периодически орали во время дискотеки:
- "Черный кофе" давай, "Арию"!
И когда диск-жокей включал по требованию этот первый добротный русский хард-рок, на середину зала выползали нормальные пацаны и долбали рок. Девчонки растворялись в туалетах или на улицу покурить. Почти все танцоры были уже выпившие, а кто-то успевал так нажраться портвейну, что падал во время телодвижений. Таких охрана пыталась вывести из зала. Но это удавалось редко. Дискотека для народа была большим событием. И никому не хотелось покидать праздник раньше времени. Из всех оставшихся официально-разрешенных культурных мероприятий для молодежи дискотеки были единственными и последними.
***
Силу, понятно, все уважали, но чтобы выглядеть кайфово, нужны были соответствующие шмотки. А где брать деньги? Вот и думали пацаны об этом своими дурилками, сидя на скамейке во дворе.
В один вечер Серый Барыга (так его прозвали соответственно работе родителей) пришел взволнованный. Все поняли, сейчас опять начнет тупить. Или хрень какую нести будет. Вот в прошлый раз таким же пришел. Даже на лавку не сел. Закурил "Опал", не успел убрать в карман пачку, как штучек пять тут же "стрельнули" кенты. И затараторил:
- Делюга есть, пацаны. Мои родичи товар на реал сдают в киоски возле ЦУМа. Вчера я подслушал, как они про китайцев говорили. Мол, сдают узкоглазые в киоск кучу шмоток и каждый день приезжают вечером за "бабками". "Баблос" - мешками! Так вот, - от волнения Серый даже подавился и закашлял, сплюнул, и продолжил, - я на мотоцикле отца, он все равно на нем не ездит и не хватится, стану за ЦУМом, а Валерка, - слышь, Лерычь, - ну, еще Вовка, Колян на этих китаезов налетят резко. По морде надают. Деньги заберут и врассыпную. Валерка бить умеет - два удара - два трупа. Если не получится - пацаны помогут. Лерыч бежит ко мне, и мы сматываемся. Дело верное! Че скажете?
- Ну, ты, Серый, даешь, - сказал, прикуривая, Вован. Он был парень не особо разговорчивый, осторожный, расчетливый, - во-первых, там ментов как грязи. Потом, китайцы могут быть не одни, а с охраной. Да и свидетелей - пол-Новосибирска, в семь часов вечера летом! Лох ты!
- Ага, - Валерка, тоже немного поразмыслив, добавил, - заметут меня, Вована и Коляна. Слышь, че, пошел ты на хрен со своей делюгой! Давай лучше "треху" на пиво добавляй да пошли быстрее, пока в точке на Островского у Надюхи еще пиво есть.
Серый не сопротивлялся, вздохнул, сплюнул и пошел вместе с пацанами за пивом.
По опыту прошлых своих мутных делишек, в этот раз Серый не стал трепаться о новом своем предприятии всем. Подошел многозначительно к Валерке и сказал негромко, но так, чтобы все смогли услышать:
- Отойдем, Лерыч, базар есть.
Отошли от лавки за гараж. С тыльной стороны гараж проржавел от побочного эффекта пива и вонял всегда. Высохнуть не успевал.
- Куда ты привел меня! Воняет же! - Лерыч уже собрался уходить обратно к пацанам, но Серый остановил его вопросом:
- Возьмешь мой "строгач" "Адидас"? Тебе недорого отдам, как другу. Он как новый, нигде не прожженный, не "коцаный", сам знаешь. Могу и "Саламандру". Но у тебя размер не мой.
Валерка остановился:
- С чего это ты решил сдать костюм? - спросил Валерка. В душе у него заиграло. Но явно он не показал, что всегда хотел иметь такой "Адик".
- Да, понимаешь, вчера Гендоса с "Плеханки" видел, потрещали маненько о том, о сем. Помнишь, Генку Сметанина, он в твоей "шараге" на 2 года старше учился, на токаря? Так он сейчас металл скупает.
- Ну!
- Ну вот, он мне предложил "видик" кайфовый взять у него, "Панасоник"! И ценник нормальный! Ему за долги, вроде, отдали. Я родителям сказал, но они сразу - "нет, мол, ворованный, сто процентов", а че, на нем написано, что ли? Так вот, сегодня сходил к Гендосу, объяснил, что не могу взять, "бабла" нет, родичи не дают, так он мне предложил такое дело: забрать мой костюм, а я добавлю еще чуток и куплю у него видик. Но за костюм он очень мало дает. Я же не лох какой-то. Цены знаю. Но есть еще вариант - Генка дал одну наколочку, где можно по-легкому срубить денег! - вот тут Серый сделал паузу и самодовольно улыбнулся - опять он знает то, что не знают другие!
- Ну, "колись"! Да и что мне-то с этого? - спросил Валерка.
- Делаем дело, тебе костюм, мне "видик"! Ну, немного добавишь, конечно, совсем немного, - Серый упорно набивал цену, почувствовав интерес Валерки.
- Че делать-то надо, не тяни кота за яйца? - стал выходить из себя Валерка.
- Гендос все популярно рассказал, где, че надо взять и привезти. Даже воровать не надо. Просто, взять, погрузить и привести!
- Че конкретно, твою мать!
- Слушай. Гендосу алкаши "за опохмелиться" сказали, на какой заброшенной ферме есть два электродвижка с элеватора. Движки не очень большие, они транспортерную ленту крутят, на которой зерно едет на переработку, или еще куда, я точно не знаю. И еще весы там же недалеко на поле брошенные. Весы, на которые машины подъезжают и взвешиваются.
- Так это надо какую машину, чтобы вывезти? На твоем мотоцикле же не вывезем! - Валерка стал заинтересованно задавать вопросы.
- Вот как раз на нем и будем возить. Да сами-то весы не нужны! Они же неподъемные, да и черное железо Генке на фиг не нужно. Надо всю медь снять. Цветмет, врубаешься? И с движков, то же самое. За раз вряд ли получится - шибко тяжелый груз. Да не бойся! Никто этих весов не кинется! Все уже и так разворованно. Генка нам денег заплатит, ты у меня берешь костюм, а я у Генки "видик"! У тебя костюм, у меня видеомагнитофон! Добазарились?
"Все вроде бы и впрямь чисто", - думалось Валерке.
В то время, да и сейчас не редкость, тащили в скупку цветмета даже провода с электростолбов. Обрезали под напряжением. Случалось, что и убивало лихих добытчиков. А кабели телефонные вырывали прямо из земли, оставляя без связи целые районы. А тут - заброшенная ферма. Да и костюм уж очень хотелось.
- Добазарились! Когда едем? - как бы нехотя сказал Валерка, и тут же сам расчетливо продолжил. - Надо ездить по утрам - на дорогах гаишников еще нет, да и на работу надо успевать.
- Точно! Лерыч, я был уверен в тебе. Ты настоящий мужик! Не зассышь! - не скрывая радости, затараторил Серый.
- Слушай, а че Генка сам-то не хочет съездить за металлом, если все так просто? - осенило Валерку.
- Да он занятой, сам же знаешь. У него же киоск, скупка, работать надо, люди идут и днем, и ночью.
- А, ну это так. Верно. Ну, давай. Сгоняем. Погода хорошая. Дождя бы не было с утра. А то все лето льет...
Дождя на следующее утро не было. Родителям договорились сказать, что поедут на рыбалку на ОбьГЭС. На мотоцикле Сергея. Выехали в пятом часу утра, когда уже рассвело. Да и фары не работали на "Иже". Дорога по городу еще ничего была, а за городом - только на танке ездить. Последние мозги только растрясать.
Парни нашли развалившуюся ферму без проблем. Даже плутать не пришлось.
- Вот они - в чистом поле весы совхозные-бесхозные, - Серый, как впереди смотрящий и рулевой, первым увидел весы и попытался сострить.
Достали инструменты: лом, фомку, кувалду. И загудели весы железным скрежетом свою последнюю песню. А тут, в поле, хоть ори, никто не услышит. Все раскурочено и брошено. На элеваторе даже стекла были выбиты камнями. Рубероид на крыше весь драный. А недалеко от элеватора стоял кирпичный недостроенный и так же кинутый, то ли еще один, "новый" элеватор, то ли какой цех другой. Но только видно было, что даже кирпичи отдалбливали ломами.
Намаялись ребятушки за несколько дней поездок. Рыбу, для отмазки перед предками, у местной шпаны за копейки на трассе брали. Гендос похвалил за работу. Почти тонну меди сняли. Деньги выплатил все, что обещал. И товарообмен прошел успешно. А к вечеру Валерка в австрийском "Адике" и не менее довольный Серега поили водкой и пивом корешей, с гордостью рассказывая о деле.
Наверное, больше всех любовалась на героя своих снов - Валерку - Светка Карпова. В их компании она появилась недавно. Ее семья переехала из Ленинского района на Плехановский жилмассив. Познакомилась она с Валеркой на дискотеке:
- Я тебя знаю, - первым обратился к стоящей у стены Светке улыбающийся во все зубы Валерка, - ты с Плеханки, из 130 дома. Че одна, иди к нам!
Вот и все. Валерка сразу понравился ей. Как не пойти. Все ребята веселые. Да и с девчонками общий язык сразу нашла. В тот вечер с дури, да по неумению, перепила портвейна "за знакомство". Валерка до дома чуть ли не на себе тащил. От родителей влетело! С тех же пор даже в компании пила Светка очень редко. Чисто, поддержать. А курить - так, баловалась. Чтобы белой вороной не быть.
Валерка, хоть и чувствовал повышенный интерес к себе Светки, немного уделял ей внимания. Про Валерку пацаны тогда говорили:
- Да Лерыч с одной "биксой" с Учительской сейчас крутит. На дискотеке снял. Клеевая такая.
Светку это не пугало. Она сама была не промах: русые волосы до плеч, большие карие глаза, с чуть опущенными уголками, подкрашенные, и без того яркие пухлые губки, чуть вздернутый носик, и ямки на щечках, в довершении. Стройная. Все при ней. На таких засматриваются ребята. Но подойти не каждый решится. Хохотушка, но когда надо - строгости напустит. Были некоторые попытки местных пацанов. Охоту отбивала сразу, правда, только на время, пока кровь молодецкая не начинала снова через края играть. А Валерка видел в ней только подругу.
"Обмыли" в тот вечер костюм "не по-детски". Про "видик" Серый попросил пока молчать: "Лерыч, приходи сам в любое время смотреть, только пацанам не говори, налетят смотреть, меня родители убьют". Валерка уже еле на ногах стоял. Света подошла к нему, взяла за руку и, глядя в глаза, не боясь быть не услышанной, сказала:
- Все, хватит пить. Ты еще ничего, а другие пацаны, вообще, никакие. Завтра идем в кино. В "Маяковского". Зайдешь за мной в семь, - и, уже по-другому, мягко, добавила, теребя пальцами замок от олимпийки Валерки, - хорошо, Валерочка?
Девушки с Валеркой так уверенно и командно никогда не говорили. А тут! Надо же! Но ему, то ли от неожиданности, то ли невозможности сопротивляться спьяну, это приглашение от новенькой понравилось:
- Ну, а че бы не сходить. Добро, зайду.
Светка тихонько обрадовалась. Не показала. Быстро застегнула замок Валеркиной олимпийки до верха. Всем сказала
-->
"пока" [Author:пђ]
и ушла домой. Тридцать метров до подъезда смысла не было провожать. Пацаны еще допили последний литр пива - "чтобы носился долго кайфовый костюм" - и тоже стали разбредаться по домам.
На следующий день ровно в семь Валерка был при параде - в "строгом" "Адидасе" - у дверей Светы. На звонок дверь открылась, и Валерка увидел на пороге какую-то другую Светку. Он не понимал, почему, но она была какая-то необычная, лучше, что ли. Секреты женской красоты действуют на мужчин во все времена неотразимо: прическа, плюс лак с блестками, тушь, помада, тени - даже без чудес спецов-визажистов, сработали на 100 процентов. Светка это увидела во взгляде Валерки, заулыбалась своей красивой улыбкой:
- Ты готов, ну пошли!
Неважно даже, какой они посмотрели фильм - это был замечательный вечер! Теплый, ласковый. Городское августовское небо было на редкость чистое, глубоко синее и звездное. В парке возле Оперного театра нашли пустую скамейку. Присели. Перед ними сверкала площадь Ленина огнями иллюминаций и нечастых машин.
- Как хорошо, Валерочка, спокойно, красиво, - сказала Света. - Только чуть зябко, - как бы, невзначай, выронила она. И застенчиво, с женской хитринкой, опустила глазки.
А Валерка, воодушевившись заботой о своей девушке, нежно обнял Свету за плечи. Они смотрели на небо в надежде увидеть падающую звезду и успеть загадать желание. В тот вечер на небе в районе площади Ленина проплывали только спутники. Но никто не расстроился, ведь сколько таких вечеров еще было впереди. Ребята шли по вечернему Красному проспекту, держа друг друга за руки. Болтали обо всем и не о чем. Как все молодые, красивые, беззаботные.
У дверей квартиры Валерка, чуть касаясь, поцеловал Свету в губки. Она мило засмеялась. Приложила указательный палец к его губам и, чмокнув в щечку, упорхнула за дверь - "До завтра". На сердце у Валерки что-то заелозило. Словно что-то ворвалось в него, раньше неведомое. И стало крутить-вертеть свой хоровод. Ему это нравилось. Он вышел из подъезда совсем другим, чем четыре часа назад. Почти влюбленным.
Во дворе, на их месте, было непривычно мало ребят.
- Здорово! Где все? - спросил у Вовки Валера.
Но и без этого вопроса было видно, что у взволнованного Вовки есть, что сказать:
- Лерыч, тут хрень какая-то. В седьмом часу менты на "Газоне" к нам подрулили. Серого Барыгу взяли. В машину посадили. Увезли. А недавно снова приезжали на этом же "мусоровозе", но без Серого, тебя спрашивали. Ни че не знаю больше. Че за дела, Лерыч?
Кровь хлынула в лицо Валерке:
- Вот чмо, Серый, раскололся! - Валерка от неожиданности опустился на скамейку. Закурил. Потом встал. И ни слова не говоря, пошел домой.
А ситуация меж тем сложилась таким образом. Пару дней назад в ресторане "Океан", что находился на пересечении Красного проспекта и улицы Кропоткина, произошла драка. Милиция приехала на редкость оперативно. Взяли всех участников. У одного из задержанных нашли коробок с травой, не Гербалайф которая. Ну а дальше дело техники дознавателей - либо колись, что еще знаешь, либо закроем по полной программе (в смысле, КПЗ - СИЗО - колония - транзит). Вот тут и всплыл, в числе других вещей, и видеомагнитофон "Панасоник", не так давно похищенный из квартиры такой-то, по адресу такому-то, у граждан таких-то. Все пошло по цепочке: задержанный показал, кому продавал вещи. Пришли к тем, кто покупал, в том числе и к Генке. Дальше Генка указал на Сергея.
Серого забрали прямо с дворовой скамейки:
- Кто из вас Сергей Сиденко? - железным голосом спросил милиционер.
Молчание.
- Ну, я, - пауза была вызвана невозможностью повернуть язык от испуга. - А че случилось то? - вопрос Серого прозвучал еле слышно.
- Поехали, сейчас узнаешь.
В "обезьянник", что вместо багажника, Сергея садить не стали. На заднем сидении он все равно никуда бы не делся - изнутри двери не открывались, да и бежать никто не собирался. Единственное, о чем думал Сергей, откуда менты узнали о металле. Но тогда почему приехали домой, а не в ментовку?
Родители были дома. Понятно, что радости в глазах у них не наблюдалось, когда любимый сынок появился на пороге с милиционером.
- Здравствуйте. Старшина Быков, - представился милиционер и спросил, - Вы родители Сергея Сиденко? Какие вещи приносил Ваш сын домой в последнее время?
- Какие? Ну, магнитофон... А что случилось?
Прошли в комнату. Посмотрели. Все совпало.
- Ваш сын подозревается в скупке краденого имущества.
А дальше все эти слышанные на сто рядов материнские охи-ахи-всхлипы: "не может быть, это ошибка" и т.п. не имели никакого значения.
***
Кабинет дежурного следователя, куда из камеры временного содержания привели на допрос Сергея, вид имел удручающий. В нем очень давно не делали никаких ремонтов, не часто делали приборку и намеренно не оттирали кровь со стены возле стола. А за столом, прикрученным к полу, со стороны окна сидел здоровенный оперуполномоченный лет 25 и, потирая кулачищем свою щетину, без церемоний "колол" Серегу:
- Пиши, сучонок, где, у кого, когда, за сколько скупал краденые вещи! Пиши все, что знаешь! Че, я не понятно говорю! - опер орал, курил "Беломорину" и пускал дым в лицо Сереге. - Пойдешь, мудак, на зону. А пока я тебя опять в камеру брошу. Только не в ту "нулевку", где ты был. Я тебя в веселую посажу. Чтоб тебя до тюрьмы проткнули, "педрила"!
Какой там написать, Серый был уже в предобморочном состоянии от страха перед этим злым опером и будущими перспективами. Даже три часа, проведенные в "нулевке", для него были уже адом: в черном каменном мешке, размером 2 на 3 метра, где электрический свет извне пробивался только через решетку у потолка, сидело восемь человек. Совершенно разных людей. Здесь были и интеллигент, просто оказавшийся во время облавы на рынке без документов, и вор авторитетный, и бандит с большой дороги, и плохо пахнущий бомж. А также всякая шелупонь, типа Сереги. В "нулевках" менты еще никого не сортируют, как потом в тюрьме. Сидят все вместе, ждут вызова на допрос.
В то время в "нулевке" было разрешено держать задержанных не более четырех часов. В КПЗ, или, как сейчас называют, ИВС (изолятор временного содержания) дежурный прокурор мог "закрыть" уже до трех суток.
Но, что говорить о КПЗ, когда время, проведенное в "нулевке", для Серого было как грань, за которой смерть, так казалось ему.
Страшный опер встал во весь свой медвежий рост, затушил папиросу, и, ничего не говоря, вышел за дверь.
Минуты две-три Серега сидел ошалевший, тупо уставившись глазами в пол, и не мог собраться ни с какими мыслями. Когда поднял глаза, перед ним оказался уже другой человек. Хотя он и сидел на стуле, было видно, что он невысокого роста. Щупленький. В очочках. Можно даже было сказать, интеллигентного вида. Он спокойно смотрел на Сергея.
- Сергей, - обратился он вежливо к Серому, - Вас сейчас допрашивал оперуполномоченный Васильев?
- Вы знаете, Сергей, скажу Вам по секрету, Вам не повезло с дознавателем. Этот Ваш - чистый зверь. И если взъелся на человека, то может очень много беды наделать. А Вас он почему-то сразу невзлюбил. Это ужасно.
За огромную, как казалось Сергею, страшную жизнь, проведенную в "нулевке", он впервые услышал нормальную человеческую речь от нормального человека. Даже что-то похожее на сочувствие.
- Сергей, Вы курите? - добрый человек протягивал папиросы Сергею, -берите, курите.
Сергей дрожащими руками, такими как показывают только в кино, прикуривал папиросу. Оперуполномоченный продолжал и доверительно перешел на "ты":
- Поганая у тебя, Сережа, статья - скупка краденного. Вроде бы ничего не сделал, а статью накрутил себе. Жаль мне тебя, ты ведь и парень неплохой, а можешь всю жизнь себе поломать. Ты думаешь тюрьма - это геройство? Ошибаешься! Выйдешь с зоны моральным и физическим уродом! - мягкость речи, с одной стороны, успокаивала Сергея, а вот смысл - пугал.
- Да я не знал, что видик ворованный! - не успев выпустить дым, закашливаясь, стал оправдываться Серый, готовый вот-вот разреветься.
- Да я верю тебе, Сергей! Верю! И готов даже помочь, если и ты поможешь мне, - отработанная фраза произвела ожидаемое действие.
- А что надо сделать? Я все сделаю! Только отпустите! - взмолилсяСерый.
- Да ничего особенного. Вот тебе ручка, бумажка. Что знаешь, что видел, что слышал - напиши. Кто и какие противозаконные действия совершал, и ты об этом знаешь. Ты поможешь не только себе, но и милиции. Да и своего дознавателя больше не увидишь. И пойдешь домой, - добрейший опер разложил на столе письменные принадлежности и безразлично уставился в окно.
Сергей "раскололся" сразу. Было бы, что еще написать, написал бы. А так - только про хищение цветного металла вместе с другом Валерием Волковым.
За Валеркой тут же отправили наряд милиции. А Сергея отпустили под подписку о невыезде. В коридоре перед окном дежурного офицера уже больше трех часов маячила мать Сергея. Оперуполномоченный вывел Сергея к ней.
- Вот он, Ваш сынуля, целый и невредимый.
Мать не знала, что вперед делать, радоваться или раздавать пощечины Сергею.
- Мамочка. Мне надо с Вами поговорить, - опер попросил отойти с ним в сторонку, с глаз людских. - Скажу Вам откровенно: скупка краденного - это, конечно, плохо. Но мне кажется, Сергей не врет, когда говорит о том, что не знал, что магнитофон ворованный. А если человек не знал, о том, что вещь краденая и купил ее для себя, он уголовную ответственность не несет. Вы меня поняли?
Мать смотрела на милиционера как на спасителя.
- Конечно, конечно. Уж мы так будем Вам благодарны! - залепетала родительница.
- Не торопитесь благодарить. Это еще не все. На Сергее более тяжкое преступление - кража. Он сам чистосердечно признался в этом. Молодец. Смягчил себе наказание, - сказал интеллигентный опер.
Мать от неожиданных поворотов чуть не упала в обморок. Схватилась за сердце:
- Какая еще кража?
- Это Вам расскажет Сергей, а за его дружком уже поехали. Прощаюсь с Вами не навсегда, - он улыбнулся, и устало пошел к себе в кабинет.
За Валеркой наряд приехал через полчаса после того, как он пришел домой. За разогретым борщом Валерка, не торопясь, уже рассказывал матери о поездках на ферму. И предупредил о возможных событиях. Отец был пьян. Его уже ничего не волновало. Только поел Валерий, как в окошке засверкали фары ментовского "Газона".
- Ты не волнуйся, мам, все будет нормально. Не убил же никого, - сказал Валерка и попытался улыбнуться, выходя из-за стола открывать дверь милиционеру.
Было уже поздно. И целую ночь Валерка просидел в "нулевке". На узенькой лавчонке, пытаясь прикорнуть. Утром состоялся допрос. Только уже без игр в плохого-хорошего милиционера. Что тут играть, когда все ясно. Даже "колоть" никого не надо. Признался, рассказал, подписал "С моих слов записано верно. Мною прочитано. Волков". И получил подписку о невыезде с района проживания. После этого отпустили домой.
Все утро возле Валеркиного дома крутился Серый Барыга. Когда издалека увидел друга, идущего из милиции, поторопился ему навстречу. В правой руке он держал бутылку водки, а в левой "Пепси-колу". Уже предвидя нехорошее, Серый залепетал:
- Лерыч, прости, менты попутали! Мамка обещала, что отмажет нас обоих! Ты не...
- Поставь бутылки, Серый, - сказал достаточно спокойно Валерка.
Тот поставил.
- А зач...
И не успел договорить. Кулак Валерки прилетел сбоку в ухо. Бац! Сергей упал на траву. Испуганно схватился рукой за ухо.