Наверное, у бога протерлись наволочки, и третий день на землю падали белые хлопья. Сугробы взгромоздились уже под самый подоконник, а они все падали, и падали, и падали, и падали.
Снегоочистительные машины попытались отвоевать улицы, но быстро выдохлись и сдались. Почти все предприятия города на несколько дней закрыли. На самом деле, неплохо сделать перерыв в каждодневной суете, перевести дух, поваляться утром в теплой постели. Неплохо, но только в первый день. На второй накатывает тоска. И ощущение пустоты.
Когда идет снег, наступает тишина. Слышен каждый вздох. Даже собачий. Если в доме живет собака. Но у Тани не было ни собаки, ни кошки. За животными нужен уход, а она даже для себя не всегда могла найти время. Телевизор был включен, но смотреть его не хотелось: там который день шла тупейшая фантастика про город будущего. Тоже мне город будущего - в центре, в старой части, многоэтажные улицы, в новых районах - дома без окон и дверей - население передвигается путем телепортации из любой точки в любую. Естественно, зачем им двери? Где-то на сотом уровне старого города стоит инфантильная парочка, и уже четвертую серию красавец-киноактер в серебристом пиджаке с дурацким красным шарфом заманивает девушку на необитаемый остров, а она, глупенькая, делает вид, что скромничает, и отказывается. Убиться можно! Лет через десять будет, дура, на себе одежду рвать за упущенный шанс. На других телеканалах ситуация не лучше: самцеобразные джигиты ползают у женских ног, изображая при этом страсть. Ну и тупь. Тупь! Тупь! Лучше выключить этот чертов ящик, а не дразнить саму себя и не завидовать.
Телефон умер или, как минимум, онемел. Звонить некому. Подруги? Их осталось единицы. Да и тем, кто остался, не до нее: дети, свекрови, мужья или поиск последних. Скучно.
Вадим при жене звонить не станет, а прийти тем более побоится.
С Вадимом, тренером из соседнего подъезда, она начала встречаться еще до его женитьбы. И когда он пригласил ее на свадьбу в качестве гостьи, у нее тарелка выпала из рук, так это было неожиданно и мерзко. Таня переборола себя, пошла в рядах подружек невесты в ЗАГС, на банкет, и потом продолжала с ним встречаться, воруя кусочки счастья, похищенные у нее самой. Счастья ли? Надо было тогда же поставить точку. А она... врала сама себе, что Вадим ее любит. А может, просто боялась остаться одна. В доме же никого. Ни кошки, ни собаки.
Таня вздрогнула - на кухне запищал чайник. Пока он был новый, то ревел, как скорая помощь и пожарная вместе, но со временем голос его осип, и теперь он лепетал фальцетом древнего петуха, притворяющегося цыпленком. Таня налила в чашку кипяток, опустила туда пакетик цейлонского и кусочек лимона. Последние дни побаливало горло, и, как показывала практика, лимон помогал ей лучше любых таблеток.
В комнате было прохладно, и Таня натянула толстый свитер, в котором она сама себе казалась немножко колобком.
- А какая разница. Все равно никто не видит, - ее тонкие пальцы вынырнули из лохматых рукавов и осторожно дотронулись до горячей чашки. Тепло от пальцев перешло к рукам, а после нескольких глотков щеки запылали, и жизнь приобрела смысл.
- Хорошо, что можно прогулять пару дней. Почитаю, поваляюсь. Помузицирую, - Таня взглянула на порозовевшие пальчики.
Когда-то из-за этих тонких пальчиков ее не приняли на гитару. Пришлось семь лет барабанить на пианино, разучивать Шопена и Баха. Бедные-бедные Шопен и Бах! Какими словами она их вспоминала.
Гитару ей подарили друзья. Вскладчину, на втором курсе. И хотя играть на ней Таня толком так и не научилась, но десяток вымученных аккордов вкупе с ее тихим, мягким голосом и стихами собственного сочинения, позволили выступать на студенческих вечерах и даже занимать какие-то места на заштатных конкурсах.
Шепот комнат замрет на ноте,
Вздрогнут шторы от белой неги...
Это правда, что вы придете
Передать мне привет от снега?
Да-да, именно эти стихи она тогда пела. Странные стихи. Потом она писала тоже, но по-другому. Логичней, что ли. И как-то плоско.
Вдруг ей почудилось какое-то движение. Что-то поменялось в этом замерзшем замороженном мире. Таня подняла голову. Нет, все там, где и должно быть. Холодильник не прилип к потолку, и ножи не танцуют на кухне лезгинку. Она подошла к полке с книгами. И все-таки, что-то за ее спиной изменилось. Она повернулась и увидела на окне буквы.
- Привет, - прочитала она.
Буквы были печатные. Надпись правильной, не зеркальной. Явно неизвестный писал на запотевшем окне изнутри. Неужели это она сама? Кто-то от одиночества воет на луну, а она себе приветы передает. Да нет, не может быть. Это кто-то разыгрывает ее. Может, Вадим не выдержал, сбежал из дома, подобрался к ее окну и исхитрился написать, как будто изнутри. Убедившись в трезвости собственных объяснений, Таня подошла к окошку, написала ниже "Привет", вернулась в кресло и тут же повернулась, рассчитывая увидеть ехидную ухмылку Вадима. Вместо этого она увидела еще одну надпись "Хорошая погода".
"Вадим никогда не умел шутить нормально. У него, как всегда, перебор," - подумала Таня.
Она написала ниже:"Замечательная!" - и осталась стоять перед окном.
- Никуда ты, голубчик не денешься. Сейчас появишься!
Восклицательный знак потек куда-то к подоконнику, но на полдороги подтек остановился и выписал печатными буквами: " Замечательная погода. Давай поговорим".
Таня как ошпаренная отскочила от окна и спряталась за кресло.
Когда два года назад женился Вадим, у нее была жуткая депрессия. Потом начались галлюцинации. Таблетки еще с тех пор лежат в прикроватной тумбочке. Может, у нее рецидив? Сдвинулась от одиночества. Сама себе пишет и сама себе отвечает? Другого объяснения просто не может быть.
"Ладно, приму успокоительное и попробую заснуть, " - решила она, потом выглянула из-за кресла и спряталась опять: стекло было абсолютно чистым, словно к нему никто не прикасался.
"Нет, так не пойдет. Надо взять себя в руки" - Таня мужественно вышла из-за своего укрытия и, стараясь не смотреть на окно, двинулась к прикроватной тумбочке. Однако боковым зрением увидела новую надпись: "Почему ты меня боишься? Я не могу тебя обидеть".
Тогда Таня подошла к окну и написала огромными буквами:"Ты кто?"
Окно запотело, словно на него дохнула печка, и ответило короткой фразой:"Не знаю".
- Как тебя зовут? Имя у тебя есть? - Таня, не замечая того сама, произнесла слова вслух, а когда поняла, на окне появилось новое "Не знаю".
Шевельнулись шторы и чей-то голос вполне внятно произнес:
- Можешь звать меня "Человек Снега"
. Невозможно было определить, принадлежит он мужчине или женщине, взрослому или ребенку, но где-то в подсознании он облекался в смысл независимо от произнесенных звуков. - Хотя на самом деле, я - Переводчик.
- Какой такой перевозчик? - не поняла Таня.
- Переводчик. Перевожу ваши глупости нашим мудрецам. Они в них высшие откровения усматривают. А какие это откровения, когда вы говорите одно, делаете другое, имея в виду совершенно третье?
- Так, в этом месте поподробнее и сначала, - потребовала Таня. - Кто такие мы?
- Наверное, лучше не объяснять. Да я и сам толком не знаю. Вот ты можешь объяснить популярно кто такие вы?
- Ну... мы - это мы. Земляне. Черт! Да ведь меня разыгрывают. Установили динамики в комнате и теперь ржут где-нибудь. - Таня радостно заулыбалась, но вспомнила буквы на стекле и поняла, что это не розыгрыш. - Ладно, вылезай, где ты там, Аленький Цветочек. Пугай бедную Настеньку.
- Я не знаю, кто такой Аленький Цветочек, если не трудно, зови меня Человек Снега или Переводчик. А тебя зовут Таня?
- Да. А откуда ты узнал?
- Так наши зоны обитания пересекаются. Ты знаешь мои мысли, я - твои. Только у тебя нет прибора их считывать. Вот и сейчас ты видишь меня, но человеческий мозг не приспособлен воспринимать подобные явления. Снег за окном, твои мысли о зиме, стихи вон из той книги - это все я, - голос перешел почти на шепот.
- А более определенной формы у тебя нет? Скажем, голова, уши...
- Как ты хочешь, чтоб я выглядел? Задумай.
Таня представила себе артиста из телефильма:
- Ну, высокий, спортивный. Брюнет, наверное.
Ей показалось, что Переводчик усмехнулся.
Посреди комнаты замерцала, задвигалась некая форма, быстро сформировавшаяся в высокого брюнета из телесериала. Серебристый пиджак и нелепый красный шарф дополняли сходство. Брюнет, словно для пробы пошевелил губами и вдруг спросил:
- Ты не знаешь зачем при встрече люди трясут друг другу руки?
- Это означает "Я пришел к тебе с миром".
- Да? Очень забавно. - Он протянул к Тане руку: - Я пришел к тебе с миром.
Таня испуганно отшатнулась.
- Ты не против, если я сниму это попугайство? - не дожидаясь ответа, он сбросил на подлокотник кресла шарф и пиджак, оставшись в черной рубашке. Теперь Переводчик выглядел совершенно по-домашнему. - Нас в этом доме кормить будут?
Таня, напряженно следившая из-за кресла за манипуляциями внепланетного монстра, вдруг почти успокоилась. Слова о еде прозвучали очень привычно и по-земному.
- Я надеюсь, люди не входят в твое меню, - всем своим видом она старалась показать, что ей ни капельки не страшно.
- Все зависит от ситуации. Если за пять минут нарежешь докторскую колбасу и вскипятишь чайник, я пожалуй потерплю.
Через пять минут Переводчик смешно грыз сушки и запивал горячим чаем.
- Не растаешь от чая? Ты же снежный.
- Ничего общего с температурой плавления льда мое тело не имеет, хотя структуры у нас аналогичные. И вообще, зачем тебе знать детали, портить аппетит?
Несколько крошек удивительным образом попали на его прическу.
Таня механически протянула руку, пытаясь их стряхнуть. Волосы были совсем натуральные, густые, не то что у лысеющего Вадима. Она испуганно отдернула руку. Переводчик совершенно по-человечески расплылся в улыбке:
- Я сейчас отличаюсь от человека на уровне гораздо более глубоком, чем атом. Можешь смело трогать, - он подставил голову. На мгновение в его движении Тане почудилось нечто высокомерное, лицо вдруг обзавелось брезгливыми складками вокруг носа и узкими сжатыми губами.
- Верю. - Таня не стала повторять свою попытку. Ясно, что Переводчик перехватил ее мысль о Вадиме и тут же отреагировал очередными превращениями. Нетушки, про Вадима она думать больше не будет. Ей стало тепло и спокойно. Это странное существо, все меньше напоминало ей галлюцинацию, все больше живого друга. Доброго и мудрого.
Таня подлила ему кипятка и пояснила:
- Тебе все равно, а мне чаевничать в компании приятней. Кашу гречневую хочешь? А может, сосиски?
- Молодец, я вижу, ты сумела наконец расслабиться. Значит, и свое одиночество постепенно сумеешь выкурить с насиженных мест.
- Я бы не возражала, если б мое одиночество на всю зиму сбежало мерзнуть на улицу. Оно ведь такое... бррр, особенно по ночам, - Таня осторожно дотронулась до его руки.
В дверь позвонили условным звонком - один длинный, один короткий. Длинный был нахальным и требовательным. Легок на помине. Только Вадима ей сейчас не хватало. Вот вспомнила некстати.
Вадим вошел стремительно, как бронепоезд. Весь в клубах пара, с улыбкой на раскрасневшемся лице.
- Принимай гостя, хозяюшка. Доставай наши заветные граненые стаканы и... - он посмотрел на стол. - А кто это тут у тебя? - улыбка сползла с его лица и скукожилась в куриную попку, означающую праведный гнев.
Переводчик куда-то исчез, но количество стаканов не оставляло сомнений в количестве пировавших.
- Почему это ты решил, что я обязана тебе отчитываться? - усмехнулась Таня, но в следующую секунду миролюбиво пояснила: - Ирка с четвертого этажа заскакивала за спичками.
- Гы, - успокоился Вадим. - Правда. В такую погоду ни один нормальный мужик по улицам к девушкам гулять не станет, а в нашем доме с мужичками вообще напряженка. Ладно, передай Ирке, что у нее кривые ноги. - Вадим ухватился за гитару: - Я тут романс написал. Почти про нас с тобой.
Окончен год. Еще четыре дня -
Ворвутся в город праздники и звуки,
А вы от скуки выбрали меня,
Я согласился. Видимо от скуки.
Потом, застыв от будущей зимы,
Припомнив незначительные фразы,
Пойму, что одиночеством наказан
За то, что раздавал его взаймы.
- Вадим, ты хвастун и врун, - не выдержала Таня. Эти стихи я видела в каком-то журнале еще год назад.
- А я и не говорил, что стихи мои. Только мелодия, только мелодия, - Вадим прошелся переборами вдоль грифа. - Так где наша закуска, синьора?
- Тебя жена ждет. А может, ты ей сказал, что забежал на двадцать три минуты к любовнице - двадцать минут на выпить-закусить и три - на все остальное? Шел бы ты лучше домой, а?
- Не груби, Танечка, - Вадим открыл холодильник.
Большой говяжий язык на верхней полке в знак приветствия приподнялся и попытался станцевать ламбаду. Вадим закрыл глаза и замотал головой. Это не помогло - язык продолжал вести себя нагло и даже умудрился его лизнуть. Вадим побледнел и захлопнул дверку.
- Тань, ты того, приготовь на стол сама, - голос его дрожал, губы тоже, - что-то мне нездоровится. - Он попытался вернуться к столу и не смог: ручка холодильника изогнулась наподобие человеческой руки и приветственно затрясла кисть Вадима.
- А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!
Последнее "А" Вадима донеслось из коридора.
Переводчик проявился в воздухе возле холодильника. Его правая рука все еще продолжала изображать ручку. Он встряхнул кистью, возвращая ей человеческий вид.
- Пугливый какой-то попался.
- Зря ты его так. Теперь я останусь совсем одна.
- А я?
Вопрос Переводчика застыл в воздухе. Как и ответ. Пауза затянулась.
- Пойми, ты - видение, - не выдержала Таня. - Мираж. Тебя нет. Ты только продукт моего измученного воображения. Ты не мужик. - Она многозначительно посмотрела на его брюки: - У тебя даже там... Ох, боже, что я говорю?
- Все зависит от тебя. Там тоже.
- Да-да, я забыла.
Она коснулась пальцем его губ. Теплые. Немного шершавые. Осторожно провела по ним своими губами. Щеку кольнула щетинка. Она сильнее прижалась к его губам, и те привычно поддались.
"Опытный мальчик, - мелькнуло где-то в подсознании. - Целуется, как в кино. Ах, да. Он же читает мои мысли. Нет, я так не смогу расслабиться. С роботом, наверное, было бы проще. Роботы не мыслят".
Таня толкнула его в грудь.
- Ты чего?
- Не знаю. Но ты лучше уходи. - Она вдруг заговорила тихо и быстро, словно читала молитву. - Понимаешь, у людей это не только физиология. Точнее, не всегда физиология. Точнее... Между людьми должно вначале что-то возникнуть. Некоторые говорят, что это обычная химия. Не знаю. Не верю. Все. Уходи. И не обижайся, пожалуйста.
- Знаешь, Таня, для некоторых женщин одиночество - не крест, а призвание. Они собирают невероятные запасы нежности для воображаемого единственного, но когда он появляется, они теряются и ищут пути для отступления. Эти женщины только утверждают, что ждут, а на самом деле им никто не нужен. Люди изрекают одно, делают другое, а думают... впрочем, я это уже говорил, - он опустил руки, шагнул в сторону двери и на секунду остановился.
Тане показалось, что Переводчик как-то вдруг осунулся и постарел.
- Погоди, - собственный голос показался чужим ей самой. - Погоди! - господи, что она делает? Она же не хотела его останавливать. - Погоди.
Переводчик обернулся. В этот момент Таня обняла его за шею, прижала к себе...
Выстрелом хлопнула дверь.
Нет. Она его не позвала и не обняла. Ей только показалось. Точнее, она увидела его мысли. Он хотел, чтобы она его остановила. Оказывается, читать чужие мысли - это так просто!
Переводчик-переводчик. Переведи меня через...
Пусть уходит... В свои фильмы из будущего. Боже, как холодно. К глазам подступила тяжелая волна. Таня выглянула в окно. Он шел прямо по сугробам, ровный и чуточку торжественный, исчезая в белой пелене.
"Странно, даже следов в сугробах не оставил. Впрочем, что тут странного - Человек Снега..."
- Стоп! Стоп! Где сценарист? Где помощник? Что вы тут отсняли? - маленький пухлый человечек смотрел на трехмерный экран, на котором Переводчик уходил куда-то вглубь. - Юлия Валентиновна, Вам какой сценарий заказывали?
- А вы что сделали? Какие-то убогие страсти периода социализма. Я, как режиссер фильма, не могу позволить запустить подобное в прокат.
- Период социализма закончился за двадцать лет до изображаемых событий, - казалось сценарист вот-вот заплачет.
Круглый человечек поджал губы и повернулся к помощнику:
- Ну что ты тут отснял? Ты-то человек опытный. Люди ждут от нас современных динамичных отношений, а ты.... А тут. Ну кто станет такое смотреть ? Короче, сценарий переписываем. Пугать никого супертехникой не будем. Должно быть романтично, контрастно и вкусно. Начнем так: центр старого города. Она стоит где-нибудь на сотом - сто двадцатом уровне. Искусственное заходящее солнце. Редкие воздушные такси. И тут появляется он. Кстати, он - режиссер повернулся к высокому темноволосому артисту в серебристом пиджаке, - какой идиот учил тебя изображать статую с острова Пасхи? Где лирика образа? Где чувства? В конце-концов твой герой читает ее мысли, значит, должен им соответствовать. Эта героиня, хоть и создавалась компьютером, но выглядит живее тебя...
Актер задумчиво тер переносицу и делал вид, что слушает режиссера. На самом деле его мысли были далеко отсюда. Он опять стоял в комнате с креслом и древним холодильником. За окном продолжал падать снег, а в кресле, укрыв колени шалью, сидела Юля, их сценарист, которой в последний момент заменили тупую компьютерную программу.