Когда за окном ноябрь, а по всем документам тебе сурово за полтинник, хочется стать медведем: наесться от пуза и завалиться в берлогу отсыпаться до весны. А весной подняться голодным, злым и помолодевшим, охочим до тепла и медведиц.
Бог меня покарал. Я не медведь. Но голодный, как после спячки. Каких медведиц? Нет, медведиц не предлагать. Только жратву. И воду. Пить хочется ужасно. Во рту Каракумы... или Какарумы. Не помню. Но что сирокко, так точно. И ещё что-то такое же неприличное.
Прилип к носику чайника. Жажда не прошла, зато увидел своё отражение в полированном боку. Ну и рожа! Такую щетину ни одна бритва не возьмёт. Разве что рубанок. Провёл по щеке рукой. А ручки-то, ручки. Горгона увидит - окаменеет от страха. Ногти длинные, обломанные. Ладони прозрачные. Да и вся морда вроде прозрачно - зелёная стала, как у хищника. Хищника... А глаза...
Я проснулся от собственного крика. А может потому, что во сне улёгся на дистанционное управление и включил телевизор. Это он закричал, взревел фузами модной группы, вызвав адскую головную боль. Если бы чёртов ящик не спрятался за полчищем бутылок на столе, я б метнул в него табурет. После мальчишника в пятницу любой нервный звук в субботу утром равен взрыву противотанковой гранаты в собственных штанах.
Холодильник хмуро поприветствовал меня просторами Северного полюса и одинокой бутылкой из-под коньяка. Сонный мозг сообразил, что это не бутылка, а ось Земли, не поместившаяся внутри планеты. Неужели полных бутылок в мире больше не осталось? "Коньяк, коньяк, полцарства за коньяк!" Кто это сказал? Какой-нибудь древний носитель мудрой плеши.
Выхода не было.
Выход был, но через дверь. На холодную улицу. Там, на соседнем углу, за стеклом притаилась корейская кафешка, где два узкоглазых извращенца продавали хот-доги - горячих собак, если на родном. Никогда не сомневался, что они горячие и из собак.
Помещение кафе оказалось на ремонте, но шустрые хозяева поставили барную стойку прямо на улице и торговали через окошко carry out (на вынос). В ноябре, на ветру - это круто.
Укушенный хот-дог завизжал от восторга и застучал по пустому желудку, как гайка по ведру. Зато кофе был хорош. Под воздействием волшебного напитка пейзаж потихоньку прояснился, дома выровнялись, и мне, наконец, удалось разглядеть девицу на третьем этаже дома напротив. Не обращая внимания на погоду, она стояла на балконе в тонкой жёлтой маечке и в белой юбке. Длина юбки объясняла непонятливым, что такую мелочь туалета, как трусы, тело хозяйки ещё не знавало. Девица призывно махала мне рукой. Она рисковала по-крупному: засеки её геронтополиция, и высылка на Границу обеспечена. Не потому, что девица слишком молода, а потому, что я стар. Слишком. Видно, её здорово прижало. Я опустил голову к столу и сосредоточился на кофе. Девушка разочарованно вернулась в комнату.
Бог меня покарал. Он не сделал меня медведем. На медведей не распространяется закон о возрасте. А на меня - да. Теперь государство, мэрия и каждый прохожий должны думать о том, как ненавязчиво и комфортабельно отправить меня на тот свет. По закону я был лишён права общения с женой, детьми и внуками. С кем общаться? Да с такими, как я - старше пятидесяти. Родственные связи удерживают человека на земле. Старики же, как зеркала, намекают: дескать, давай, крематорий уже заждался. Зато, алкоголь, кофе, жирное мясо - бесплатно: чем быстрее я загоню себя в гроб, тем радостнее вздохнут остальные.
А вначале никто не верил. Когда Сашка Подьячев объявил, что его дорога на работу сократилась, я посоветовал срочно опохмелиться, а ещё лучше - нюхнуть нашатыря.
- Да ты что, - возмущался Сашка, - я же в этот Пайксвилл уже шестой год езжу, всегда в одно и то же время выезжаю и каждый раз, как минимум, на пять-десять минут опаздываю. Но последние несколько месяцев приезжаю на десять-пятнадцать минут раньше.
Я не верил, пока сам не убедился, что с дорогой творится нечто неладное. Она действительно сокращалась. В родной конторе я стал появляться за полчаса до начала работы, пытаясь выяснить у самого умного из нас, Мишки Этина, что происходит и какого черта всех понесло на работу ни свет, ни заря. Но ни Мишка, и никто другой ничего объяснить не мог.
Потом в Интернете какой-то школьный учитель физики из Минска робко предположил, что время надо рассматривать не как вектор, а, скорее, как образованное векторами поле. Графически его можно сравнить с картофельным. В нем есть ямы и выступы. Сейчас мы потихоньку движемся вверх, как бы ускоряемся, но после экстремума все постепенно вернётся на свои места. Идею подхватили профессора, стали рисовать графики, производить расчёты воображаемой кривой. Но, когда все отведённые сроки закончились, а время, издеваясь над оптимистами, продолжило сжиматься, публика погрустнела и всерьёз забеспокоилась.
Тот же учитель, срочно получивший звание член-корреспондента, выдвинул новую гипотезу о том, что в процессе задействованы явления, не связанные с известными физическими законами. Кроме того, он обратил внимание, что время изменяется для каждого индивидуально. По непонятным причинам химические и физиологические процессы у отдельных групп населения ускорились, они стали стареть быстрее. Особенно это отразилось на пожилых. О пенсионном фонде можно было забыть: период выплаты пенсий становился всё короче.
Потом появилась Граница. Вначале это были дыры во времени, небольшие острова на полюсах, но в один прекрасный момент Граница начала стремительно расти, и расти, и расти...
Двухсоткилометровая полоса земли в Северном полушарии - это всё, что осталось от некогда весёлой планеты. Плотность населения возросла невероятно. Человеческая жизнь перестала быть ценностью, людей стали отправлять на казнь по малейшему поводу, а иногда и без. Метод казни один - Граница. Вблизи неё время ускорялось многократно, все живое старилось и погибало в течение дня. Конвой, как правило состоящий из молодых солдат, возвращался обросший недельной щетиной.
А ещё позже появились Эти. Едешь по дороге, вдруг прямо из-под бампера вырастает подросток. Он чёрно-белый, его тело вибрирует, напоминая кадры старого кино, и... Короче, пока ты тормозишь, его голова уже торчит из капота. Машина останавливается, парень исчезает и часть твоей машины тоже. Как будто это был не подросток, а гигантская фреза.
К моменту появления Этих меня уже лишили водительских прав, но опасность встретиться с ними не уменьшилась, они стали нападать на людей прямо на улицах. Точнее, в тёмных переулках. По закону подлости тот же Сашка Подьячев оказался одним из первых пострадавших. Я примчался к нему в больницу.
- Я и рассмотреть толком ничего не успел, шёл себе за каким-то мужиком, вдруг раз - сопля пятиметровая с тротуара поднялась и шмыг в стену. Мне только пальцы отхватило, а мужик оказался прямо на пути... - Сашка сидел бледный и всё время косился на изуродованную руку.
Мне показалось, что всё это я уже однажды видел и слышал. Всё.
Кофе закончился. Мини-отпуск от проблем тоже.
Девушка с балкона уже машет другому "деду". На сей раз я разглядел за её спиной, в глубине комнаты, несколько мужиков. Геронтополиция! Ловят, сволочи, на подсадную утку. Дед покосился на балкон и потащился по своим делам. Лицо, как мятая газета, бледное, в язвах и морщинах. Года через два и я так буду выглядеть. Тогда передо мной хоть танец живота танцуй - не прореагирую. Ладно, пора возвращаться в берлогу. Ещё пару секунд погрызу этот назойливый ветер - и назад. Я зашёл под навес ресторанчика, достал сигарету, закурил и попытался опереться о стену. Мой бок вошёл в стену, как в воздух. Едва сохранив равновесие, я отскочил, постоял, потом с осторожностью минёра подкрался к стене и положил на неё руку. Стена как стена. Шероховатый кирпич в выбоинах. На мгновение мне показалось, что она резиной прогнулась под рукой. Нет, показалось. Наверное со стороны это выглядело забавно, потому что девица с балкона крикнула:
- Эй, хватит насиловать стенку. У меня есть кое-что получше, чтобы щупать. Давай, поднимайся сюда.
- Пусть тебя развлекают твои коллеги, - фраза прозвучала достаточно двусмысленно, чтобы она всё поняла и больше меня не задевала.
Дышать ветром больше не хотелось. Уже на подходе к дому нарвался на толпу скинхедов. От прежних скинхедов у них остались только лысины с неприличными татуировками и повадки трупоедов. Цели поменялись. Новый лозунг "Очистим планету от гнилья и старья" полнее отражал то, чем они занимались. Ближайший, веснушчатый и резкий, не замедляя движения, ударил меня в лицо правой. Грамотно. Кровь брызнула из носа. Раздробленные остатки вставной челюсти кровавым месивом упали на тротуар. Я отшатнулся к стене дома, но на ногах устоял. Парни засмеялись, но тут же смех оборвался, их глаза остановились. Веснушчатый с ужасом смотрел на свою руку. Она дымилась и чернела, как будто её полили кислотой; потом в ней появились дыры. Он завыл. Долго и надрывно. Голосом обезумевшего животного. Но на него никто не обращал внимания. Все смотрели на меня. Я понял почему. Моё тело наполовину было в стене. Я ничего не чувствовал, но бетон обтекал меня как вода. Лысые молча бросились вниз по улице. Даже если бы за ними гнался сейчас пьяный носорог, они бежали бы медленней. Передо мной остался только веснушчатый. То ли от боли, то ли от увиденного он обезумел совсем. Здоровой левой рукой откуда-то из-за спины парень вытащил пистолет и направил на меня. Бежать? Куда? Прятаться? Нужно попробовать. Я сделал шаг назад. В стену.
...И вышел из стены спиной вперёд. Как это меня так развернуло? За время моего, скажем так, отсутствия, скинхед пытался стрелять - в бетоне появилось несколько заметных выемок. Я повернулся. Бедному парню уже было не до меня: от его левой руки осталась лишь оплавленная кость, а чёрные пятна подступили к самому горлу. Он скользнул по мне безумными глазами и бросился в узкий проход между домами. Добежать до конца прохода он не успел: от стены отделилась здоровенная перфорированная Эти и плюхнулась на асфальт. Кровавые куски мяса на мгновение повисли в воздухе и упали следом.
- Суки, уже на стены начали подниматься, - я ошарашено глянул на результаты пиршества людоеда и поплёлся домой.
Бывает дежавю наоборот. Вроде всё на месте, но что-то не то. Я поднимался по лестнице на свой этаж, когда это чувство охватило меня. Что-то не то. Что-то не то. Что-то... Обшарпанные стены, "Лёша любит Тому" - мелом. Засиженная мухами лампочка под потолком. Огляделся. Вроде всё на месте. Ключ вошёл в замок, но открывать не хотел. Что за чертовщина? Когда-то в детстве, хулиганя, мы засовывали в замки спички. Нет, не похоже. Ключ входит в замок до конца. Ладно, это не проблема - под ковриком я держал запасной ключ - воровать в моей квартире всё равно нечего. Запасной ключ открыл дверь без проблем. Странно. Я сравнил оба ключа. Даже в тусклом мигающем свете было видно, что ключи разные. Я толкнул дверь и прошёл в комнату. Тьма. Звякнула пустая бутылка, оставленная на дороге. С возмущённым рокотом она покатилась в сторону, нарушая абсолютную тишину.
- Проходи. Чувствуй себя как дома. Я тебя уже заждался, - странные фразы, неожиданно прозвучавшие из темноты, заставили меня шарахнуться, вызвав массовое падение пустых бутылок.
- Ты кто? - спросил я на всякий случай. Голос был старческим и скрипучим, но безусловно знакомым.
Темнота в ответ хмыкнула и закурила сигарету. Короткой вспышки спички оказалось достаточно, чтобы увидеть всё, что мне необходимо: на продавленном диване в окружении полчищ бутылок восседал я сам.
Нет, я не упал в обморок. Меня осенило. Я вспомнил, что веснушчатый ударил меня с правой, но когда я вышел из стены у него оказалась поражена левая половина. Это не всё. У нас в подъезде никогда не было надписей на русском, да и не помню, чтоб стены были обшарпаны. И вот это моё "Я" напротив доказывает мне... Я отказывался поверить тому, что мне доказывалось.
- Ну вот, ты уже почти понял, что к чему, - продолжило странное "Я". - Если тебе в темноте дискомфортно, включи свет и найди себе табурет, а то как-то неловко. Выпить и закусить можно сообразить тоже, если не поленишься сгонять в магазин. Может, обойдёмся?
- Обойдёмся, - выдавил я из себя.
Выключатель нашёлся на том же месте, где я его оставил. А может мне только казалось, что на том же месте. Уверенности не было ни в чём.
Одинокая лампочка вспыхнула резко и неприятно. Я с трудом переборол в себе желание щёлкнуть выключателем ещё раз. Крысы в углу замерли и перестали пищать. Они, как и я, не понимали, что происходит. Двойник на диване повернулся ухом в сторону крыс, как это делают слепые. Да, это я. Можно не сомневаться.. Сзади, от шеи к затылку, длинный шрам. У меня такой же - последствие каких-то проблем при родах. И всё-таки он не был моей полной копией. Сухие властные губы. Длинные пальцы, согнутые артритом. Потоки морщин. Тёмные уродливые очки. Старше меня лет на тридцать.
Я молча ждал объяснений.
- Ты прав, - это я виноват во всём происходящем, - сказал мой престарелый двойник.
Я его ни в чём не обвинял. Если он пытается поразить меня чудесами проницательности, то пока у него ничего не клеится.
- Чем ты занимаешься в своём мире? - продолжил он.
- Интернет. Дизайн.
- М-да. Мимо. А как насчёт хобби?
- Я не уверен, что это совсем уж хобби. Пишу фантастику за небольшой гонорар. Хотя государство обеспечивает жратву и алкоголь, но к грядущей пенсии экстра деньги совсем не помешают.
- Фантастика годится, - похоже, он обрадовался. - Некоторые нематериальные явления в твоём мире материализуются в этом. И наоборот. Но давай по порядку. Я физик. И в каком-то плане твоё отражение. В нашем мире, как и в вашем, для основных характеристик пространства взяты линейные величины плюс время. Мы ими пользуемся чаще всего. Однако наличие одних пространств не исключает наличия совершенно других, связанных с линейно-временным.
- Да, подобные идеи в одном из моих рассказов высказывались.
- Вот видишь. Не утомляя тебя техническими деталями, тем более, что многих из них в вашем мире просто нет, отмечу главное: я обнаружил проход, по которому можно гулять между пространствами.
- Эти прогулки инициировали движение твоего пространства навстречу нашему. После начала катаклизма я написал рассказ на эту тему.
- Точно, - произнёс он покровительственным тоном. Идею симметричности мышления ты понял верно. Наши два пространства складываются в одно, как тетрадка, а так как ось времени перпендикулярна линии сгиба, в обоих пространствах параллельно начались катаклизмы. Появилась Граница времени. Возможно, вы называете её по-другому.
- Граница. Пока всё совпадает.
- Разумеется, я пытался исправить ситуацию, совершить прогулку в противоположном направлении. Только ничего хорошего из этого не получилось. Чтобы раскрутить процесс в другую сторону, надо перейти Границу времени, а это оказалось невозможным, - он снял очки. Зрачков в его глазах не было, серые ровные пуговицы радужки. - Я постарел быстрее, чем дошёл. А может, заразился чем-то.
Мои мозги завязывались в тугой узел, отказываясь верить услышанному, но других объяснений я пока не имел.
- Хорошо, а как ты объяснишь появление странных животных, нападающих на людей, мы зовём их Эти?
- Мы тоже. Это не животные. Я уже тебе говорил, что некоторые нематериальные явления в одном пространстве оказываются более, чем материальны в другом. Человек - существо социальное. После того, как у нас старикам запретили общаться с молодёжью, особенно с родственниками и, очевидно, у вас тоже, связи между людьми оказались разорванными. Эти разорванные связи, обладая уникальной активностью, ищут объекты для соединения. В этом поиске они мигрируют между нашими пространствами. Проблема состоит в том, что за пределами собственного пространства связи материализуются в агрессивную форму и контакт с ними разрушителен. Я думаю, если удастся вернуть "тетрадку" наших пространств в изначальное положение, связи восстановятся и Эти исчезнут.
- Я всё понял. Дело осталось за малым. Как развернуть "тетрадку" опять?
Его пустые глаза мигнули зелёным, посмотрели сквозь очки, сквозь меня, сквозь стену:
- Путь только один. Тот, который я не сумел пройти - через Границу.
Легко сказать - пройти. Чего же он сам не прошёл? Вот так всегда: кашу заваривает один, а расхлёбывает козёл отпущения. И дело не в том, что козлы кашу не любят, просто козлом быть не хочется. Но приходится. Других предложений пока не поступало. Радует только, что рогатым ходить мне осталось недолго. Время бытия, отмеренное прокурором и богом совпало и устремилось к нулю, ситуация-то совсем безнадёжная. Остаётся последняя просьба: сделайте гроб попросторней, чтоб удобно ворочаться было, когда помянёте добрым словом.
Так, мирно беседуя сам с собой, я двигался к Границе на угнанном самосвале. Где-то позади остались город, нейтральная перепаханная полоса без КПП - кто по собственной воле надумается переться к Границе. Ещё через двадцать минут несколько грузовиков с приговорёнными тоже остались позади.
Первая мысль проскочить Границу прямо на нём почила в бозе за километр до цели: самосвал заглох и прямо на глазах стал покрываться ржавчиной. Нестрашно, нечто подобное ожидалось. Придётся пешком.
Я покрывался не ржавчиной, а усталостью, однако три четверти дороги проскочил без особых проблем. Скорость не бог весть какая, чай не на такси, возраст давал знать о себе с каждым шагом всё настойчивей, но к тому моменту, когда к Границе подъехали грузовики с приговорёнными, я двигался, по моим расчётам, уже не меньше часа. Услышав рёв моторов, я оглянулся и зарёкся оглядываться впредь. Оказывается, всё это время я топтался почти на одном месте. Мой самосвал стоял буквально в пяти метрах позади и успел уже рассыпаться. Машины с заключёнными остановились гораздо дальше. Медленно, как при замедленной съёмке, они разворачивались, готовясь ехать назад, а приговорённые унылой цепочкой двигались в мою сторону. Мир позади был маленький и сплюснутый. Что-то дрогнуло во мне, и я сделал шаг назад. Тут же на всё тело навалилась слабость. Я еле распрямился. Добегался. Отсюда возврата нет. Моё второе "Я" оказалось хитрее и сошло с дистанции гораздо раньше. Поэтому у него хватило силы вернуться. Я свой шанс упустил.
Вперёд. Ещё вперёд. Вперёд. Слабость не отпускает. Сзади уже слышны голоса обречённых. Они решили не идти, а остаться у самой границы. Зачем им ускорять то, что неминуемо наступит?
Правильное решение. Но меня оно не устраивало. Ещё один шаг. Ещё один.
Зеркал тут нет. Скорее всего, я выгляжу глубоким старцем. Поднявшийся туман не даёт рассмотреть свою бороду. Я не сомневался, что она есть.
Ещё шаг. Шаг.
Глубокая старость - это время, когда женщинам бесполезно на тебя смотреть, а тебе на них безнадёжно. Всё, что питало молодые фантазии, пожухло, сморщилось, пожелтело, оборвалось, угнано ветром. Беги, может, догонишь. Ан нет, бегать ты уже не в состоянии. Хотя бы шагнуть.
Шаг.
Я открыл глаза. Передо мной в неясном свете опять сидел я сам.
- Тебя прислал бог подобрать всё, что от меня осталось?
- Нет.
- Но я хоть повернул "тетрадку"?
- Нет, ты ещё идёшь.
Ногти чёрные, длинные, сломанные. Наверное, где-то карабкался на четвереньках. Сосульки? Нет это волосы. Это седина. Это снег. Сосульки. Откуда вокруг столько сосулек?
А это что за зелёные тени? В каком-то сне я уже такое видел. Ах да, это Хищники. Они питаются нашим временем. В каждом из нас живёт маленький хищник, который нас жрёт, возвращая морщины и слабость. Но эти твари гораздо крупнее будут. Таким я на один зуб. Если я сейчас остановлюсь, они меня догонят и тогда...
Ещё шаг. Ещё шаг.
Странно, как будто вышел на ровную площадку. Идти стало легче. Из тумана выплыл одинокий дом. Сколько раз он вставал предо мной за последние несколько дней? Хлопнула дверь. Из подъезда выбежал я сам. Именно выбежал. Короткая тёмная причёска, мускулистые руки. Знакомый шрам от шеи к затылку. Да, это я! Но только молодой.
Помню, помню я себя таким. Каждый раз, глядя в зеркало последние тридцать лет, ожидаю увидеть это лицо, а вместо него... ну, да чего уж там.
Молодой "Я" глянул сквозь меня, будто не замечая, и двинул спортивной походкой вдоль стены по своим делам. На мгновение показалось солнце. Ласточка по дуге умчалась к облакам.
Не успел он дойти до угла, как его накрыла Эти. Окровавленные куски беззвучно растворились в воздухе, не долетев до земли.
Солнце исчезло. Седой труп ласточки рухнул к моим ногам. Я, не разбирая дороги, прыгнул в подъезд. До сумасшествия знакомая лестница, знакомый ключ... Влетел в знакомую дверь. В темноте на диване опять сидел я. "Я" на диване был помоложе, чем в прошлый раз и без очков. Он писал. Мне не надо было смотреть на текст. Я узнал свою заветную тетрадку для черновиков.
Что-то заставило меня оглянуться. Застеклённая дверца шкафа. Трещина по диагонали. В неясном отражении движение. Тот "Я" за моей спиной как будто на мгновение раздвоился. Очередное подобие, только зелёное и прозрачное, вылезло из него и медленно подбиралось к моей спине. Я повернул голову. Зелёный исчез. Показалось?
Моё "Я" на диване опять было старым, морщинистым, с глазами-камушками. Он молчал. Я тоже. Было ясно и так, что мне удалось поднялся на экстремум времени и теперь надо будет спуститься. На другую сторону. В другое пространство. По кривой. А ещё я понял, что моё "Я" постарел не потому, что не дошёл. В нём сидел хищник. Хищник состарил его тело и искал новую жертву. Помоложе.
В темноте на диване опять сидел я. Сигарета время от времени освещала тёмные очки.
- Ты всё-таки сделал это. А твоё помолодевшее лет на тридцать тело - это как награда? Я был в тебе уверен. Я сразу понял, что ты упрям в достижении цели, да ещё любопытен не в меру, не сдержишься, чтоб не заглянуть на ту сторону. Умный человек всегда сомневается, у него повышен инстинкт самосохранения.
- Он более эгоистичный и трусливый, - подсказал я, потянувшись.
После возвращения я наслаждался своим новым гибким телом. Оказывается Граница не только ворует, но и возвращает. Если ты достаточно упрям.
- Согласен, - трусливый. Но это разумная трусость.
- В таком случае тебе только остаётся радоваться, что я оказался недостаточно сообразителен. Ну, ладно. Счастливо оставаться. Я пошёл к себе, если меня стена пропустит.
- Стена-то пропустит... но ты ещё не поставил точку.
- Точку?
- Я явился инициатором движения "тетрадки", точка находится внутри меня. Ты должен до неё дойти.
- Так что, мне теперь разрезать тебя вдоль?
- Зачем разрезать, - моё "Я" не уловило иронию и испугалось. - Ты должен совместиться со мной.
Его тело кряхтя отделилось от дивана, потянуло вверх дряблые руки:
- Прижми свои ладони к моим и постарайся пройти сквозь меня.
- До сих пор я проходил только сквозь стены. Это не так противно, - сказал я, прижимая свои ладони к его и делая шаг вперёд. Лёгкое покалывание перешло в нестерпимую боль. Когда я пришёл в себя, его уже не было. Мои руки опять покрылись склеротическими пятнами, вспомнили о земном притяжении и тяжело опустились на колени. Юношеская бодрость сменилась перманентной усталостью пожилого мужчины. Не знаю, по каким законам сработал обмен, но я не стал развалиной, подобно ему. Просто вернулся в свой изначальный возраст. На сколько помолодело моё "Я", мне было известно. Вот сейчас он выходит из подъезда, унося моё тело и обоих хищников, клюнувших на молодое. Бодрой походкой идёт за угол... Истошный крик под окном известил, что я был прав в своих подозрениях. Тогда, в экстремальной точке, я увидел своё будущее и знал, что он задумал. Моя задача была проще; я хотел уничтожить хищников. И Эти мне в этом помог.
Эпилог
Переход завершился успешно. "Тетрадка" двинулась в обратную сторону. Сравнительно быстро Граница вернулась к полюсам и продолжала уменьшаться. Эти исчезли. А недавно остановили действие закона о связях. Сегодня первый раз за много месяцев ко мне приведут мою внучку. Я навёл в комнате идеальный порядок, подмёл, выбросил бутылки и даже поставил букетик цветов в голубую вазочку на столе.
Правда, одна мысль всё-таки назойливо кружилась по извилинам: я столько раз переходил из одного пространства в другое, что порядком запутался и теперь не был уверен, что нахожусь в своём. Вдруг вместо моей Анечки сейчас припрётся двадцатилетняя тётка с рогами и хвостом.
- Деда, деда, - дверь распахнулась. Трёхлетняя девочка, сопровождаемая моей дочкой, вбежав, тут же уцепилась за мою ногу. Из её головки торчали тоненькие рожки. - Деда, а смотри какие косички мне бабушка заплела.
Я подхватил Анечку и усадил к себе на колено.
- Деда, а папа сказал, что ты поведёшь меня в кафе-мороженое на углу.
Когда мы подходили к кафе я поднял голову. На балконе дома напротив кафе стояли пьяненькие Мишка Этин и Сашка Подьячев. Они смеялись и махали нам руками.