Аннотация: Глава повествует о истории Ландэртонии, ее обществе и культе
Трилогия "Затонувшая Земля", часть Первая ("Страна Белых Птиц")
Глава 2. ВИДЯЩИЕ ОГОНЬ
"Взгляни на небо и внемли: небо иное, чем было прежде. Так же и земля. Ибо звёзды рождаются и умирают, и лик земли изменяет черты свои.
Кто помнит начало мира и Первый День его? Кто объемлет Мыслью всю тварь, и род её, и путь светил небесных, и пучины морские, и твердь? Единый Дух, Который наполняет Землю, и полть одушевляет, и пребывает вечно. Никто не знает дитя, как знает матерь его. Один Великий Дух ведает творение своё. Разумей же, внемлющий. Скользит песок слов сквозь пальцы разума; убегают воды мудрости, которых жаждешь ты, от ветра страсти твоей. Будь же скор, ищи лёгкости. Мысль подобна молнии - грому не догнать её. Лети со мною, внемлющий, не запинаясь о слова, отброшенные мною для быстроты полёта. Огонь Жизни есть Танец Духа. Взгляни вокруг. Ты видишь след ноги Танцора. Загляни в себя самоё - и узришь сам Танец".
Так напутствовал своих учеников Великий Эрдо, один из самых почитаемых ландэртонцами жрецов древности. Так предваряет он текст устного предания посвящённых, которое записал для благодарных потомков во дни, когда Бальд, достойнейший ученик его, повинуясь воле учителя, изложил для тех же потомков пророчество Великого Дара согласно своему откровению. Предание, записанное Эрдо, в Ландэртонии известно каждому ребёнку. Откровение Бальда стало тайным откровением высших посвящённых, вождей жреческой касты. Но верховные жрецы всегда учили своих приемников, что предание - ключ к пророчеству и откровению. А предание ландэртонского народа таково.
"Мы зовёмся людьми с Затонувшей Земли, - говорит Великий Эрдо, - дабы помнить начало своё: иные дни, иные звёзды, иную Родину. Был свет, не омрачённый тенью, и Жизнь без смерти.
Та Земля, что затонула и прошла, и ныне - сон, пребывала в водах Великого Океана. И была она велика. Когда взор твой устремляется во след орлу, парящему над высочайшей вершиной, помни: пусть бы орёл тот обратил в полёт все дни и ночи свои, не зная в них ни отдыха, ни гнезда и потомства - и тогда не облетел бы Земли предков наших от края до края и от берега до берега прежде, чем одряхлеют крылья и старость выбросит его из поднебесья мёртвым камнем.
Мельчает мир. Ныне смертны в нём и люди, и птицы. И придут дни, когда протянутая рука коснётся горизонта, а крылья станут истираться о воздух в пару взмахов, и не будет вовсе высоко летающих, если не нарекут люди высотою то, что мы зовём иначе... Тогда станет мнить человек, будто растёт он в величии своём, и оттого доступна даль и близок горизонт, но истинно, что человек и мир его мельчают, и слабеют глаза, чуждые простору. Так ослеплённые величием ночи считают звёзды, а кто сочтёт - положит пределы дерзанию своему. Потому мир наш перед миром прежним - как ручей перед океаном, а тот, что будет - как малая капля. Истинно, мир людей - то, что мнят они о мире Духа. Дух же превыше всякого мнения людского.
Не знала меры своей Земля, что затонула и прошла. Были звёзды неисчислимы и ярки, и ночь сияла, как сияет ныне день. Было Солнце близко и щедро пламенем, так что будь у видевших его глаза, подобные нашим - сделались бы слепы, и будь плоть смертная - истлела бы. Но тела их сияли, подобно Солнцу нашему, ибо сотворил Великий Дух детей своих из Огня Жизни, и дал им Разум Свой - знание всякой твари, причастность всякой радости, любовь единую и нераздельную. Были предки наши на Земле, что затонула и прошла, как счастливые садовники, что растят и берегут сад, не тяготясь заботами. Но не так ликует садовник при цветении сада, как торжествует Дух в творении Своём. У садовника смертного в уме гнездится мысль о потомстве и радение о пропитании. О цветах ревнует он ради плодов. Когда же - ради услады очей и для красы сада, то и тогда не столь полна радость его, как если родится чадо в его доме. Бессмертные предки наши качали колыбель мира своего и не ведали иных радений. И таково было могущество их от Великого Духа, что, благоухая счастьем весны - становились цветущими деревьями, воспевая волю - оборачивались птицами, и уподоблялись всякому существу, как мы, поступая обратно, уподобляем всякое существо в уме своём мысли и мнению, которые имеем от слов. Предки наши знали без языка мир свой, пребывая в единодушии, и в целомудрии наследовали Вселенную. Потому и зовём мы бессмертных Хранителями Жизни, и гласит предание наше: знание - прежде языка, а звук - прежде слова. Предки наши пели, и ветра, и тучи, и громы небесные приходили на зов их ради Земли их, дабы цвела и благоухала, и рождала плоды свои. Бессмертные же питались светом и пили воздух, и ни в чём не ведали нужды..."
Великий Бо, живший через сто двенадцать поколений после Эрдо, оставил обширные комментарии к древнему тексту. Всякое предание с веками дополняется и в устной традиции разнится с письменной версией. Иные народы, ревнивые к букве своего культа, обожествляют ранние писания жрецов и пророков, дабы уберечь от позднейших наслоений. Ландэртонцам такая ревность незнакома. Книга Бо стала для потомков новым откровением о древнем предании. И особенно - его рассуждения о человеке, о смертности и бессмертии.
"Что есть человек? - спрашивает Великий Бо. - Были ли людьми бессмертные? Или их сделало людьми познание смерти? Мы зовём себя людьми с Затонувшей Земли. Но если люди - Хранители Жизни, то кто мы? Или люди - именно мы, а они были больше, чем люди? Говорит Великий Эрдо, что бессмертные имели тела сияющие и свободу обращаться во всякую тварь. Мы же заключены в плоть тусклую и твёрдую, и через неё смертны. Они имели голос, что отвечал всем звукам мира, и знание в единой Мысли, а мы немеем в словах своих, рассыпаемся телом и разумом. Не оттого ли велит культ наш отдаваться созерцанию, что словами обратили предки наши тела свои в плоть твёрдую и костную, и от начала своего отошли? Первое слово было "Дух", но что было прежде? Ужас, отчаянье, бегство, скорбь, и лишь за ними - утешение. Тогда и пришло слово. Но не стало ли так, что с той поры утешаемся именами вещей, утратив сами вещи, спим и сами себе поём колыбельную? Отвратившись от Духа, к Духу взываем. А кто в Духе, тот созерцает и видит..."
Однако, тут с Великим Бо не согласны многие из посвящённых. По мнению большинства ландэртонских жрецов, Хранители Жизни имели плоть столь же твёрдую, что и смертные, но умели превращать её во всякую другую силой внутреннего Огня. И хоть в предании Эрдо речи о том не идёт, устная традиция сохранила описание облика бессмертных. Ландэртонцы верят, что люди с Затонувшей Земли были златокудры, как и они сами, светлы кожей, стройны и изящны. Девы и юноши мало разнились меж собой статью. Оттого и любят ландэртонцы, когда у сыновей их узкие ладони и длинные пальцы, плечи округлы, а ступни ног так малы, что брату впору туфли сестры. Любят и девушек с маленькой грудью и узкими бёдрами. Благословением считают родители, если сын и дочь погодки, поменявшись одеждой, способны ввести в заблуждение соседей. И дети посвящённых из актёрской касты, поощряемые взрослыми, с удовольствием играют в эту игру до дня своего Посвящения. И в самом деле, глядя на своих подвижных девочек, что ничуть не уступают мальчикам в ловкости, любуясь грацией и тех, и других, отцы и матери не сомневаются, что ведут свой род от древней высокой расы, от существ совершенных. Волосы у них как утреннее солнце, глаза - летнее море, лица - толэнгемский мрамор, смех звенит горным родником. Когда ландэртонские ребятишки резвятся в цветущих лугах на плато, поют и водят хороводы, предание само приходит на память. Разве не так же и Хранители Жизни радовались миру своему?
Но говорит предание о страшном зле, что постигло бессмертных.
Знали они Землю, что дал им Великий Дух, но не знали о землях иных и о людях, что там обитают, о мире ином и чуждом. Поглощённые миром своим, не заметили бессмертные вражеского прихода.
"К Земле, что затонула и прошла, - повествует Великий Эрдо, - причалил во дни те большой корабль. Сошли на берег бессмертных люди войны, те, что отнимают у живущих миры их. Были они смертны и искали господства, дабы умножить просторы мира своего. И, сойдя, узрели просторы невиданные. Восторг обуял их. На Земле бессмертных открылись взорам воинов несметные богатства: озёра, подобные морям, и великие горные реки, полные рыб больших и малых, так что воды блестели от чешуи; могучие деревья-гиганты в лесах, где не ступала нога смертного. Высокие волны трав пенились цветением и пели ветром, разливаясь безбрежной зеленью полей, а горы подпирали отрогами своими небо и вершины их уходили далеко за облака. Затрепетали сердца воинов от вожделения. Узрели они в вышине стаю птиц, что кружились в танце над дивным лесом, как бы играя меж собою, и залюбовались. Были те люди не лишены некоторого знания бессловесного о вещах и существе их, и постигли, что не простые птицы кружат в небе. И укрылись воины глубже в гущу зарослей, в высокие травы, и затаились. И увидели, как спускаются птицы на землю, превращаясь в дев.
Воины те были детьми грозного народа, в своих краях державшего в страхе многие племена. Они привыкли покорять всё, к чему влекло их сердце. Великому Духу они приносили в жертву кровь братьев своих, надеясь снискать удачу и силу. И, узрев прекрасных дев, загорелись к ним безудержной страстью. Каждый прилепился взором и сердцем к той, что казалась ему краше всех и стала для него единственной, и уже за ней одною следовал.
Воины видели, как избранные ими девы поднимаются в воздух, раскинув руки, как властно зовут они ветер, как ласково оберегают звериных детёнышей, на время покинутых матерями. Жарче прежнего воспламенились тогда гордые смертные, завидуя животным и вожделея ласк могущественных дев. И вожделение научило их хитрости в духе их культа.
Каждый нанёс себе рану или увечье, не слишком большое, но всё же достойное заботы Хранительниц Жизни, и, оставив своё укрытие, показался перед желанной девой, приняв вид жалкий и беспомощный. При виде скорченных на земле тел неведомых страждущих существ, Хранительницы Жизни устремились на помощь, как всякий раз спешили они по обыкновению своему на зов выпавшего из гнезда птенца. Девы склонились к воинам, и оказались в их горячих крепких объятьях.
Воины были бронзово смуглы, жилисты и для смертных сильны необычайно. Руки их - словно корни вековых вязов, лица взяты у коршунов, а в глазах - чёрное пламя жаркой безлунной ночи. И перед той горячей тьмой забыли бессмертные девы власть и силу свою. Нырнули они с головою в омут, отдались объятьям страстным.
Так зачато было племя новое. От матерей имело оно власть над силами земными, от отцов своих - нрав надменный и плоть смертную. Родилось и взросло племя гордое скорее, чем грибы в лесу после летнего ливня. Породившие взирали на рождённых с ужасом. А те вошли в силу свою и взвились в воздух, как умели матери их. И разразилась над Землёй бессмертных невиданная буря. Стали тешиться безумцы могуществом своим, сотрясая горы, скликая ветры и сшибая тучи; бросая молнии в древесные стволы, разя всякого зверя и птицу, состязались в меткости. Наполнилось небо хаосом, и ужасом - земля, и загорелись леса девственные и поля цветущие. Метались в великой муке отцы и матери, породившие чудовищ, со всею тварью земной и небесной. Забыли воины недавнюю удаль и храбрость свою. И бессмертные о силе своей не вспомнили, но поднялись в воздух грозовой с отчаянными криками и, обезумев от горя, понеслись осенним клином, взывая к братьям своим. Но и братья их лишь стенали и плакали, взирая на муки мира своего.
Видели бессмертные, что мир их близок к погибели - пожар и смерч настигают его. И не хотели видеть беды глазами своими, а об ином уже не помышляли. А большой корабль пришельцев стоял возле берега. Устремились бессмертные поспешно на тот корабль и отчалили поспешно в открытое море. И едва успели отдалиться то Земли своей, как Земля задрожала, треснула, раскололась на части с грохотом, заглушившим грозовые громы, и кусок за куском провалилась в недра клокочущей океанской пучины. Воды разверзлись и сомкнулись. Громадный вал прокатился по океанскому простору. Но корабль в мгновенье ока взлетел на его гребень и скатился, точно со снежной горы. А над Затонувшей Землёй лишь бурлила пена.
Долго разносился над океаном плач беглецов. Долго длилось их плаванье, пока не достигли они неведомых скалистых берегов в холодном северном море. И когда, наконец, сошли они на сушу, с заснеженных вершин стали слетаться к ним большие, в человеческий рост, белые птицы, подобных которым не было на прежней родине. Кружа над головами изгнанников, птицы приветствовали их радостными криками и возвращались к вершинам гор, как бы призывая людей следовать за собою. Пришельцы покорились их зову. Путь пролегал по крутым склонам, через занесённые снегом перевалы. С первых шагов своих познали люди с Затонувшей Земли, что утратили прежний дар свободного полёта, ибо твердь влекла к себе тела их. Но велика ещё была их сила. Легко взбирались они по неприступным горным кручам. Достигнув самой высокой вершины, встали там люди в тесный круг и уместились все до единого. К востоку под ними лежало широкое заснеженное плато, к северу, западу и югу - обветренные голые скалы да суровое море. И, когда взялись они за руки, вновь явились им белые птицы. Тёплый ветер коснулся людских голов от взмахов могучих крыльев. И услышали люди пение. То пели они сами, пели, покидая Землю, которая затонула и прошла, как сладкий сон. Теперь песня-плач их звучала во взмахах птичьих крыльев. И познали люди скорбь пуще прежней скорби: никогда уже не смогут они так петь, как не смогут и летать! Наготу свободы сменили они отныне на траур печали. И тогда, обратив лица к небу, воззвали: "Сиад Эл!" (Великий Дух!)
Вот первое слово тех, которые прежде не нуждались в речи и не издавали иных звуков, кроме счастливого пения всеми голосами мира своего..."
Именно так, по древнему преданию, зародился мелодичный гортанный язык ландэртонского народа.
Призыв, звонко брошенный согласным хором, сотряс скалы и откликнулся многократным эхо. И, не успели вторившие людям горы умолкнуть, как над головами воззвавших вспыхнул ослепительно белый Огонь. Птицы в тот же миг исчезли, и пение смолкло, но движение языков пламени, свет и тепло его более всего походили на взмахи чудных крыльев.
Впервые после бегства люди взглянули друг на друга. Лики их больше не сияли, но уподобились тусклым лицам воинов, что принесли гибель Затонувшей Земле. Это означало утрату бессмертия. Но перед ними сиял Огонь. Он согревал взоры и сердца живым ответом на мольбу. Над заснеженными скалами сотворил он свою обитель, благословляя землю, принявшую изгнанников. Огонь, что не ищет пищи, не опаляет. Ярче светил небесных, нежнее тихого ветра. Тёплый, словно дыхание. Неугасимый. Люди могли видеть его даже сквозь сомкнутые веки.
"Пали они ниц, - повествует дальше Великий Эрдо, - и были на новой земле своей, спящей под снегами, на голом камне высочайшей вершины её, точно младенцы в материнском чреве. Так поклонились они Духу, что не оставил их, и лица свои повергли на землю, что приняла их. Так благодарили они Дух за Огонь, и землю холодную, что сделалась обителью тепла. Когда же очнулись от трепета благодарения своего, поднялись на ноги, взглянули вновь друг другу в очи, и... Отверзлись уста их. Сливались звуки в слова и текли в ум из Огня. И в каждой плоти сиял Огонь подобный, тот, что созидает плоть. Да разумеет внемлющий: из Огня единого происходит всякая плоть и всякая твердь. Были Огнём единым; сделались плотью; но Огнём созидаемся и к Огню вернёмся".
Так, согласно Эрдо, Великий Дух дал ландэртонцам язык именно через святыню Огня. Событие это их потомки стали отмечать Праздником Освящения, благодаря Духа-Создателя не только за дар Жизни, но и за дар речи.
Свою вторую родину переселенцы нарекли Страной Белых Птиц. Ландэртония - название позднее и внешнее. Это сильно искажённый перевод на один из языков Нижнего Мира древнеландэртонского самоназвания. Белые Птицы, или Птицы Духа, в сознании ландэртонцев олицетворяют бессмертие. По народному поверью, в этих Птиц вселяются после смерти души ландэртонцев. Правда, жрецы такого учения никогда не высказывали. По крайней мере, те, кто видел Белых Птиц наяву, или хотя бы во сне, утверждают, будто существа эти бесплотны, сотканы из струящегося белого света, а явление их - всегда знак благоволения Великого Духа к своим детям. И с того самого дня, как обрели дар речи, ландэртонцы с дерзновением и упованием стали именовать себя людьми Белых Птиц, или людьми Великого Духа, что в их понимании почти одно и то же - ведь посвящение вестникам Божества означает и посвящение Самому Божеству. Менее известное название, вовсе не прижившееся за пределами Ландэртонии - люди с Затонувшей Земли. Впрочем, под ним обычно подразумеваются собственно переселенцы, утратившие бессмертие после бегства и гибели своей Родины.
Устное ландэртонское предание гласит, что люди с Затонувшей Земли застали в Стране Белых Птиц лишь холодные голые скалы и заснеженные склоны, а Огонь Жизни пришёл в Ландэртонию вместе с переселенцами. Он возгорелся между небом и землёй, на самой высокой вершине, перед взорами изгнанников, не затем лишь, чтобы утешить их, дав Откровение в созерцании и в слове. Огонь этот будто бы стал изливаться по склонам и впитываться в недра гор, незримым присутствием наполнил воздух, в то время как люди, те, кто Огнём жил и двигался, пошли по своей новой земле, согревая всё, чего касались взором. Вековые льды и снега стали таять. Оба плато - нижнее, простиравшееся над морем, и верхнее, над цепью крутых стрельчатых скал, подступавшее к склону высочайшей вершины, начали покрываться зеленью. Люди с благоговением целовали землю, и от их поцелуев из земли мгновенно поднимались ростки, вырастали и крепли деревья. Могучие кедры, сосны и ели, нежные лиственницы и многие другие, неизвестные в остальном мире. Люди давали им ласковые имена на своём молодом, звонком языке. И зашумели ветра в дремучих лесах, уютно утопавших корнями в мягких мхах, и разрослись ягодные кустарники по пологому восточному склону нижнего плато, и потянулись к солнцу диковинные духмяные травы на просторных лугах. Потом явились звери и птицы. Словно бы земля та спала, но Великий Дух пробудил её по молитве детей Своих, и разродилась щедро живыми созданиями.
Так верят многие в ландэртонском народе, хотя в писании Великого Эрдо сказано всего лишь:
"И, воздав благодарение, пошли по земле той. Целовали камни и льды её, и земля отвечала на ласки их, и таяла от неги. Явилась весна, какой не знали и в обители бессмертия своего, быстрая и могучая, подобно молнии. И скалы зацвели. И ликовала всякая тварь".
В самом деле, весна в Ландэртонии подобна молнии. Точнее не скажешь. Приходит она с моря с тёплым Юго-Восточным ветром и воцаряется внезапно, словно первая любовь в юном сердце. И в Ландэртонии, как нигде, она решительна, властна и совсем не склонна к измене. Ландэртонец, живущий на плато, может уснуть под вой метели, на другое утро проснуться от настоящего птичьего концерта, и, глядя, как мчатся к склонам и отрогам потоки талой воды, знает твёрдо, что к полудню вода уйдёт, к вечеру земля подсохнет и начнёт зеленеть, завтра днём уже будет жарко, а метель не вернётся ни послезавтра, ни через лунную четверть, ни потом, потому что настанет лето.
Великий Лоэ, верховный жрец, особенно знаменитый среди посвящённых критикой устного народного предания, в своё время справедливо заметил, что мгновенная и бурная ландэртонская весна должна была поразить переселенцев с Земли, не знавшей зимней стужи, до такой степени, что рождению подобного мифа удивляться не приходится. Однако, мудрый Лоэ не излагал непосвящённым своих соображений, делясь такого рода мыслями лишь с учениками. Ландэртонским жрецам вообще не свойственно оспаривать народные поверья, которые, к тому же, послужили основой для многих позднейших поэтических текстов. Ведь сюжеты, вдохновлявшие древних поэтов, с веками стали культовыми. А культ един, и мудрейшие из его служителей всегда об этом помнили.
Люди с Затонувшей Земли обнаружили в Ландэртонских горах множество руд и минералов, и каменных пород, которые в остальном мире считаются драгоценными. День за днём, год за годом открывали они всё новые и новые сокровища, рождённые земными недрами, и трудились, не уставая изумляться, не истощая фантазии. Особенно богата оказалась Страна Белых Птиц золотом и малахитом, но ещё более - белым мрамором. Этот камень очень полюбился людям с Затонувшей Земли и их потомкам, и залегал он неглубоко. Над верхним плато, где горел огонь, выстроили ландэртонцы храм Великого Духа, а вокруг постепенно вырос величественный город Толэнгем, столица, город из такого же белого мрамора. Потомки его строителей верят, что первые ландэртонцы, подобно бессмертным, умели двигать горы. Трудно объяснить иначе, как могли они создать безупречно пропорциональные сооружения из громадных, зеркально отполированных каменных плит. О самом же Храме рассказывают, что высечен он в цельной скале, той самой высочайшей вершине, что вздымалась некогда над верхним плато и стала святилищем неугасимого Огня. Несколько поколений мастеров трудились без устали, пока грандиозная каменная глыба не обрела форму полусферы, а век людской в те времена был долог. Приблизился труд к завершению, и оказался священный Огонь на вершине круглого купола-свода. А когда сделали в том месте отверстие, почтил Огонь радение людей и сошёл вниз, внутрь Святилища своего, и воцарился в нём. Так прежняя высочайшая вершина стала Храмом, а верхнее плато превратилось в город.
Пока шло строительство, звали ландэртонцы ту скальную громаду, полную мраморной породы, горой Великого Духа. А когда изваяли Храм, стали именовать так всё верхнее плато со Святилищем и городом, со склонами, до самой скальной цепи, каждая гряда которой имеет имя, и каждый пик - своё особое прозвище. Так, дальняя западная гряда зовётся Элар, что значит Врата Заката, а крайняя северная, та, что ближе всех к морю - Олда (Ограда). Самая высокая точка ландэртонских гор с появлением Святилища переместилась к северо-западу от верхнего плато, отделена от него глубокой пропастью, и прозвали её Эолора (Побеждающая Ветер). Высочайший пик на юго-западе Ландэртонии теперь имеет одно имя со своей материнской грядой, но в древности оно звучало как Эллар, Взывающий к Ночи. Когда-то, утверждают ландэртонцы, скала была более пологой, и когда садилось солнце, с нижнего плато на фоне заката отчётливо виднелся гигантский тёмный профиль с орлиным носом и распахнутым ртом, и чем яснее он вырисовывался, тем ближе подступали сумерки. Дожди и ветра делали свою работу на службе у времени, постепенно стирая зловещий лик, пока однажды громадная глыба не откололась от скалы, превратив её в островерхий пик. Десятки поколений сменили друг друга с той поры, но люди не забыли Взывающего и рассказывали о его ужасном зове своим детям. Он стал для жителей нижнего плато каменным призраком тех чудовищ, что погубили когда-то Затонувшую Землю. И, быть может, это самая страшная сказка, которую слышали ландэртонские дети от своих родителей.
Под Толэнгемом, как и под нижним плато, люди создали сеть подземных городов, Зимнюю Ландэртонию, где проводили более половины жизни из-за сурового климата своего скалистого северного края.
Однако ландэртонцы полагают, что их древние предки умели согреваться созерцанием собственного внутреннего Огня. Жрецы, самоотверженно отдаваясь духовным упражнениям, сумели сохранить в себе эту удивительную способность, некогда присущую всем детям Великого Духа без исключения. Высшие посвящённые совершенствуются во внутреннем созерцании такого рода в самую лютую зимнюю стужу. Практикующиеся спускаются по узким, труднопроходимым тропам с северной стороны нижнего плато. Там, в прибрежных скалах, у самого моря, есть маленькие, полуоткрытые, продуваемые ветром пещерки. Ученики верховного жреца ходят туда упражняться в созерцании. Никто из них не может удостоиться жреческого Посвящения, пока не проведёт у моря морозную февральскую ночь. Упражнение совершается при северном ветре и без одежды - только так, по мнению адептов ландэртонского огненного культа, достигается наивысшая интенсивность созерцания.
Рыбаки, единственные из ландэртонцев, кто не бежит от стужи под землю, и не только зимует в своих жилищах на нижнем плато, но и рискует выходить на лов, считают встречу у моря с новопосвящённым из высшей касты вернейшим знаком удачи, после которого можно не бояться ни шторма, ни бури, а едва различимые тропы жрецов знают с закрытыми глазами и именуют не иначе, как Ана Даард, Тропы Доброго Возвращения. Не даром именно Баад (Жрецы Моря), как уважительно именуют их сами высшие посвящённые, с особым благоговением почитают последних, которых, в сою очередь зовут не иначе как Сиэл (Жрецы Огня). Впрочем, религиозное чувство остальных ландэртонцев ничуть не страдает оттого, что они не видят воочию самозабвенного подвига своих духовных вождей. Ведь именно жрецы внушают своему народу, что всякое созидание есть служение Духу и суть жречество в своём роде. Это они прозвали земледельцев Жрецами Плодородия (Раал), а всех, кто имеет дело с камнем и металлом, Жрецами Горного Сердца (Иолал). Народ лишь отвечает взаимностью своим мудрым учителям. Вот почему Ландэртония за всю свою необозримо длинную историю не знала ни смут, ни даже серьёзных распрей. Тысячелетия пролетали как минуты, в кропотливом труде и неизменном согласии, а в творческих спорах не уставало рождаться божество истины.
Но, кроме мудрости жрецов и высоты гор, хранило ландэртонский народ особое благословение. Бессмертные были бесстрастны. Люди с Затонувшей Земли познали ужас и скорбь, но обрели утешение и посвятили себя созиданию. Они создавали храм и город, поглощённые своим делом не менее чем прежде были поглощены миром Затонувшей Земли. Остаётся лишь удивляться, как среди трудов они не забыли продолжить свой род. И оставили они после себя потомков лишь ради дела, начатого и обречённого остаться неоконченным из-за смерти, которой стали подвластны.
Так и повелось. Громаден был труд ландэртонцев в Стране Белых Птиц, и каждое поколение нуждалось в приемниках, дабы продолжили дело предков. Пронизались горы многоярусным лабиринтом, уходили всё глубже подземные шахты, зацвели зимние сады под летней столицей, вокруг них разросся другой город, зимний, а под нижним плато - третий. Точны были расчёты архитекторов, аккуратны строители, искусны художники, и с каждым новым поколением - всё точнее, аккуратнее и искуснее. Лежал на потомках долг перед предками. Ради него оставляли наследников. Нежно любили ландэртонцы детей своих, радовались рождению их, растили с заботой и терпением, но, если бы не долг перед предками и дань великому труду их, ни одно поколение ландэртонцев не оставило бы потомства. Не ведали они влечения между мужчиной и женщиной. Строительство и земледелие занимало их несказанно больше, нежели супружество. Любое ремесло превращалось у ландэртонцев в искусство. Все они как будто уже рождались влюблёнными в своё будущее дело, а чувство гармонии и меры было в крови у каждого. Грандиозный храм Великого Духа не казался громоздким: Святилище, храмовая площадь, прилегавшие к ней улицы и расположенные на них строения составляли единый ансамбль, где купола, арки, окна вторили друг другу, круг кругу, дуга дуге, и целое неизменно отзывалось меньшему в большем. Подражая мудрой природе, ещё в незапамятные времена постигли ландэртонцы божественный закон золотой пропорции.
Текла история бесстрастного народа без войн и эпидемий, без потрясений и бедствий, за выделкой тканей и возведением садов, в заботе о послушных детях и доверчивых животных. Всякая тварь охотно тянулась к людям, и казалось, сама земля блаженствует и радуется людским делам. Опытные в созерцании жрецы предвидели будущее, и никакая беда не заставала народ врасплох.
Не одно тысячелетие минуло, прежде чем ландэртонцы впервые спустились со своих гор и посетили другие страны. За это время люди Белых Птиц превратились в народ традиции, а традиция сделала жизнь ещё более спокойной и размеренной. Ландэртонцы не помнили Затонувшей Земли, тоска по которой томила переселенцев, и создав свою Страну Белых Птиц такой, какой хотели видеть, не променяли бы её теперь ни на какую другую. Но, по сложившемуся обычаю, каждый год встречали приход весны Праздником Освящения, когда разыгрывались длинные трагические мистерии, повествующие об утрате Хранителями Жизни Родины и дара бессмертия, о плавании и переселении в Ландэртонию и, наконец, о сошествии Огня Великого Духа.
Плавно и постепенно, отражая единство быта и культа, ландэртонское общество поделилось на касты.
Высшей кастой, естественно, почитались жрецы, во главе с Верховным жрецом, которого, после смерти его предшественника, они сами избирали из своего числа. Жрецов всегда было двенадцать. Сменяя друг друга по двое каждые сутки, они в установленном порядке предавались в храме созерцанию Огня и безмолвному общению с Великим Духом, чью волю сообщали другим посвящённым и всему народу. Пророчество о явлении Жреца Тишины из Нижнего Мира на закате дней Ландэртонии так же принадлежит Великому Дару, одному из первых Верховных жрецов. Через него же Великий Дух впервые повелел Своим детям спуститься с гор и совершить путешествие в Нижний Мир, дабы увидеть жизнь иных народов.
Второй посвящённой кастой стали актёры. Ландэртонский культ начался с мистерий, и актёры были призваны своим искусством пробуждать в бесстрастных потомках Хранителей Жизни печаль по утраченной первозданной близости к Духу-Создателю. Со столь трудной задачей могли справиться лишь получившие особое Посвящение. В древности мистерии продолжались три дня и три ночи, и видевший их народ в экстазе смеялся и плакал: созерцание трагического действа становилось для него подлинным очищением. Актёры унаследовали от Хранителей Жизни поразительную власть над звуками. Они пели и играли на собственноручно созданных инструментах, вторя голосам живого мира и сливая их в завораживающе-странную музыку, способную, как ничто иное, волновать всякую чувствующую душу, и если уравновешенные ландэртонцы под неё рыдали, то у людей страстных могло бы разорваться сердце. К тому же большинство актёров были поэтами и слагали стихи к своим ролям, а, декламируя, так искусно интонировали, что слушатели безоговорочно верили ландэртонскому преданию в том, что песня родилась на свет раньше, чем речь, оттого люди Духа и не могут до сих пор говорить монотонно - они продолжают петь. Владели актёры и искусством танца. Каждый жест их был красноречиво выразителен, опять же доказывая, что когда-то люди вполне могли обходиться без слов.
Во времена Великого Дара актёрское искусство в Ландэртонии переживало бурный расцвет. И первыми ландэртонцами, побывавшими в Нижнем Мире, стали именно актёры.
По слову Великого Дара мастера выстроили большой корабль, и актёры, доверившись Духу, морю и ветру, совершили плаванье к далёкому южному берегу. Там жили весёлые смуглолицые люди, большие любители песен и танцев. Они встретили ландэртонцев весьма приветливо, тем более что нежданные гости попали как раз на праздничное действо, а местные жители сразу заметили их миролюбие и учтивость, да к тому же и редкую красоту. Тот народ тоже любил и ценил всё прекрасное, а дети его и сами были хороши: высокие лбы и точёные прямые носы даже роднили их с ландэртонцами. Перекликались с лёгким летним платьем людей Белых Птиц и свободные полуоткрытые одежды туземцев. Только те люди были в основном черноволосы, а огненно-золотые кудри, обычные у ландэртонцев, почитали за знак неземного совершенства. Когда же актёры, услышав их бодрую музыку, пустились танцевать, местные жители сочли, что к ним явились сами боги.
Воодушевившись столь почтительным вниманием, ландэртонские актёры разыграли перед своими зрителями трагедию о людях с Затонувшей Земли. Импровизируя по наитию, они обнаружили в себе один из самых удивительных даров Духа, проявиться которому прежде не представлялось случая: ландэртонцы говорили и пели на языке тех, кто их слушал! Слова действительно рождались во внутреннем Огне и свободно слетали с уст!
Зрители рыдали во весь голос. Потрясённые игрой актёров, и к тому же узнав из мистерии, что те спустились к ним с высоких гор, местные жители укрепились во мнении, что перед ними боги. Ведь предание туземцев гласило, что боги обитают именно на горе!
Потомки тех людей сами стали сочинять и разыгрывать трагические действа. Посещение их страны древними ландэртонскими актёрами не прошло даром. Многие в Нижнем Мире видят в ней родину театра, а народ её, пока верил в своих богов, не сомневался: только боги и могли научить людей этому великому искусству.
По окончании мистерии восторженные зрители пригласили своих "божественных" гостей разделить с ним трапезу и поднесли им кубки с восхитительнейшими винами. Ландэртонцы никогда прежде не пробовали веселящих напитков, ибо ландэртонская земля не родила благодатной виноградной лозы. Сладкие вина резво заиграли у них в крови.
Впервые утратив своё обычное бесстрастие, не прибегая к долгим и трудным духовным упражнениям, которые обычно проделывали перед актёрским Посвящением и ежегодно повторяли перед Праздником Освящения, готовясь к участию в мистерии, ландэртонцы взглянули на мир новыми глазами. Разделяя всё больше веселье радушных хозяев, гости вдруг обратили внимание на волнующую красоту обступавших их мужчин и женщин. Но это был не привычный людям Белых Птиц поэтический взгляд. Никогда ещё так ясно они не ощущали себя разнополыми существами. А хозяева праздника страстно отвечали им. Туземцы были счастливы слиться в экстазе любви со своими богами.
В объятьях пылких и нежных инородцев ландэртонцы познали блаженство, какого не могли изведать с себе подобными. Это было ответным даром радушных хозяев "божественным" гостям.
Когда празднество завершилось, развеялся сладкий дурман вина и ласк, ландэртонцы собрались в обратный путь. Почитавшие их за богов хозяева не смели их задерживать, но провожали не без слёз. И сами ландэртонцы, казалось, утратили своё совершенное бесстрастие: в него упала капля нежности и капля печали.
После долгого, но благополучного обратного плаванья, ландэртонские актёры вернулись домой. Из Нижнего Мира они привезли подарки. Но женщинам повезло больше, чем мужчинам: их сокровище было спрятано не в суме и не в кармане, а во чреве. И вскоре в ландэртонских горах появились весьма темпераментные черноволосые люди. Они были детьми актрис и принадлежали к актёрской касте. Им уже не приходилось затрачивать так много усилий для пробуждения бурных чувств. И жрецы не сомневались, что всё это произошло по воле Великого Духа. Даже то, что в сердцах новых людей порой просыпалась честолюбивая гордость своим искусством - истинным ландэртонцам она была неведома.
С тех пор жрецы стали учить, что ландэртонцам время от времени надлежит спускаться в Нижний Мир.
Третьей кастой посвящённых оказались акробаты. Их служение напоминало народу о том, что бессмертные с Затонувшей Земли умели летать. Если актёры заражали своих зрителей бурными эмоциями, погружали в глубокие переживания, то акробаты являли собой пример исключительного бесстрастия. Ландэртонцы называют акробатику Орол, искусство Равновесия, разумея прежде всего духовную практику.
Искусство Равновесия родилось раньше, чем культовая мистерия, но акробаты выделились в отдельную касту позже, чем актёры. Ещё среди первых людей Белых Птиц обнаружились несколько мужчин и женщин, не до конца утративших свободу бессмертных от притяжения Земли. Тогда, в древности, этих людей называли Эо, "лёгкие". Они могли подпрыгивать высоко вверх, зависать неподвижно на несколько мгновений, вращаться в воздухе с немыслимой быстротой, перелетать через огромные пропасти и бесстрашно танцевать на краю отвесной скалы. Впоследствии все эти упражнения акробаты стали проделывать перед Посвящением. Появились и другие испытания, весьма суровые и устрашающие. Правда, лучшие мастера искусства Равновесия всегда учили, что телом акробата движет глубокая радость и абсолютное доверие Великому Духу. И в самом деле, всем, кто видел их трюки, казалось, что за спиной у этих людей крылья, незримые крылья их радости. Не даром ведь ландэртонцы назвали себя людьми Птиц!
Ещё в глубокой древности возник обычай на Праздник Освящения натягивать канат перед Храмом и созерцанием воздушных танцев Эо отдавать дань памяти своим бессмертным предкам. Люди благодарили Великого Духа за дар свободы, данный человеку, созданному способным летать. Присутствие в народе Эо, тех, кто не утратил до конца этой способности, расценивалось ландэртонцами как благословение.
Когда появились актёры со своими мистериями, акробаты начали выступать в трагических действах, демонстрируя могущество бессмертных. И так было до тех пор, пока те и другие не осознали, что служения и искусства их слишком разные. К тому же стало очевидно, что способности Эо, как и музыкально-поэтический дар актёров, передаются по наследству. В конце концов, они разделились на две независимые касты и условились избегать смешанных браков. Пока кровь ландэртонцев ещё не была разбавлена кровью людей из Нижнего Мира, соблюдать соглашение не стоило труда. Примечательно, что жрецы не высказали никакого суждения по этому поводу. Когда же, после первого хождения в Нижний Мир, нежные и страстные дочери актрис стали влюбляться в мужественных мастеров Равновесия, вся Ландэртония делала вид, что с самого начала не приняла всерьёз запрет, наложенный на себя обеими кастами.
Второе плаванье к дальним берегам, провозглашённое Великим Бо, совершили люди из летающей касты. Они оказались на земле воинов, чей облик, судя по описаниям, сохранившимся в предании, сильно напоминал людей, когда-то погубивших Родину бессмертных. К удивлению ландэртонцев, этот народ тоже поклонялся Великому Духу, но имел обычай приносить Ему кровавые жертвы. Мастера Равновесия, как это прежде случилось с актёрами, попали как раз на ритуальное действо.
Воинственный народ праздновал большую победу. Широкая равнина до самого морского берега была усеяна мёртвыми телами. Посреди боевого поля горел большой костёр. Воины поклонялись огню, испепеляющему вещи. Очевидно, они не имели понятия об Огне Духа, Святыне ландэртонцев, том Огне, что не опаляет. Костёр был разложен на алтаре, наскоро, но весьма искусно сложенном из больших камней. Воины, простёршись ниц, лежали на земле, так, как привыкли это делать ландэртонцы на полу в своём мраморном храме, вокруг животворящего пламени. Жрец кровавого культа в странном одеянии из кожи и звериных шкур, в уборе из птичьих перьев, кружился в экстатическом танце. На его поясе висел жертвенный нож. Прямо у алтаря, так близко, что на них падали искры от костра, лежали, точно брёвна, сваленные в кучу живые люди, связанные ремнями по рукам и ногам. Следуя своему обычаю, воины собирались умертвить несколько десятков пленников во главе с собственным товарищем по оружию: они полагали, что кровь иноплеменных людей ценится у Великого Духа ниже, чем кровь избранного народа, каковым себя почитали, и всякий раз находился благочестивый доброволец из их числа для совершения жертвы.
Жрец приближался в своём яростном танце к алтарю. Ему предстояло вспороть жертвенным ножом грудь каждому из предназначенных для заклания, вырвать сердце и, выпустив из него кровь на алтарь, бросить в огонь. Затем с тела жертвы-добровольца снималась кожа, и жрец, надев её на себя, плясал ещё более неистовый воинственный танец. Человеческое мясо поджаривалось на медленном огне и торжественно поедалось воинами. Правда, мясо иноплеменников не годилось для этой цели, и его просто зарывали в землю.
Ландэртонцы не знали всех подробностей предстоящей церемонии, но они видели, и видели впервые, горы трупов, сладострастное поклонение огню костра и полный экстатической ярости танец косматого жреца. И когда служитель кровавого культа занёс нож над первой жертвой, люди из летающей касты, так и не замеченные увлечёнными ритуалом воинами, снова обнаружили чудесную способность ландэртонцев обращаться к детям других народов на их языках.
- Остановитесь, именем Великого Духа! - решительно вмешались акробаты.
Изумлённые взоры воинов и жреца устремились на пришельцев.
- Великий Дух не хочет крови и смерти! Он - Дух Жизни!
Голоса ландэртонцев зазвучали спокойно и уверенно.
- Кто вы такие? - прорычал жрец, еще не вполне вышедший из своего транса.
- Мы - люди Великого Духа, Который послал нас сказать вам, что ваше служение Ему неугодно, и что напрасно вы пятнаете свои руки кровью.
- Мы сами - народ Великого Духа, и знаем Его культ, - жрец сжал кожаную рукоять жертвенного ножа и гневно сверкнул глазами. Вражеские воины падали замертво от одного этого взгляда, но глаза ландэртонцев в ответ продолжали лучиться ровным светом. - Откуда вы взялись и почему мы должны вам верить?
- Великий Дух позаботился об этом, - не растерялись акробаты. - Умеете ли вы летать, как свойственно истинным Его детям?
- Только в сновидениях, - признались кровожадные, но честные воины, припоминая к тому же и миф из своего предания, древний, полузабытый миф о летающих людях. В воинственных взорах отразилось сомнение. Тогда мастера Равновесия обратились к доводу своего искусства и тут же проделали самые невероятные трюки.
Огнепоклонников охватил трепет.
- Откуда вы? - снова спросили они. - Вы пришли с неба?
- Мы спустились с поднебесных гор, где на самой высокой вершине горит Огонь Великого Духа. В отличие от вашего, он не требует пищи. Если вы хотите принести жертву, отдайте этих людей нам. Мы сами передадим их Великому Духу. Тогда Он действительно благословит вас.
Воины не стали спорить с летающими людьми. Так были спасены семьдесят два, как гласит устное предание, предназначенных в жертву пленника и один добровольный их попутчик в загробный мир. Огромный корабль, выстроенный ландэртонскими мастерами и успешно прошедший испытания вблизи родных берегов, вместил бы и больше. Так объятые трепетом перед летающими людьми воины из Нижнего Мира попали в Ландэртонию и собственными глазами убедились в правдивости своих спасителей. Спасённые благодарили Великого Духа в Его храме и с тех пор из людей войны превратились в людей мира.
Прошли годы и века. Среди ландэртонцев появились мужчины и женщины с карими глазами и иссиня-чёрными волосами, прямыми, густыми и тяжёлыми. Их предки были спасены искусством Равновесия, а сами они посвятили себя этому искусству, влившись в касту акробатов. Сдержанные, но страстные, потомки воинов особенно нуждались в нём как в духовной практике.
Третье хождение в Нижний Мир ландэртонцы совершили, обойдясь без долгого плаванья по морю. Они отправились в страну, граничившую с Ландэртонией к югу и отделённую от неё узким скалистым перешейком. Попасть по суше из Страны Белых Птиц к соседям, однако, было невозможно из-за крутизны отвесных гор. Ландэртонцы снова воспользовались кораблём. На этот раз актёры и акробаты совершали путешествие вместе.
К слову сказать, страна, граничившая с Ландэртонией, была родиной того, кого прозвали Жрецом Тишины. Но во времена третьего хождения ландэртонцев в Нижний Мир ещё не родился на свет и прадед немого гостя.
Скорбь и печаль постигла тогда людей Белых Птиц. Третье хождение было долгим, и странники увидели многое, что не приснилось бы им и в страшном сне: враждующие между собой города-крепости, серые и мрачные, обнесённые высокими стенами; убогие деревушки с жалкими хижинами, полные полуголодных запуганных людей; шайки грабителей на дорогах, чумазых оборванцев с горящими алчностью глазами; нищих с покрытыми язвами лицами и колченогих калек. В этом мире мужчины пили вино, чтобы без стыда сквернословить, сильные издевались над слабыми, с безобразной нищетой соседствовала не менее уродливая роскошь; война, явная и скрытая, царила повсюду, а с нею - сладострастие, презрение и страх.
Ландэртонцы прошли по дорогам, городам и селениям. Сердца их сжимались и обливались кровью. Охотно сняли они изящные серебряные диадемы и браслеты, отдали первым встретившимся на их пути вымогателям, а со вторыми поменялись одеждой, без сожаления расставшись со своими лёгкими свободными платьями, ткань которых, благодаря искусству ландэртонских мастеров, не собирала на себя пыль, зимой прекрасно защищала от холода, а летом - от жары. Теперь люди Великого Духа не выделялись так сильно среди местных жителей, но всё же их плавные, сильные, полные достоинства движения и величавая осанка бросались в глаза всякому и не вязались с уродливой нищенской одеждой. И среди всеобъемлющего страха, навалившегося на этот жалкий, потерянный мир, словно могильная плита, ландэртонцы вдруг стали ощущать невольную неловкость за свою лёгкость и свободу.
Трудно быть счастливым среди несчастных, здоровым среди больных!
В городах, на людных площадях, люди Птиц порой слышали музыку, в весёлых звуках которой странным образом улавливали ноту отчаянья. По своему обыкновению, актёры начинали танцевать, а акробаты - исполнять воздушные трюки. Наследники древних Эо чувствовали себя особенно подавленными и не могли двигаться столь же непринуждённо, как дома, в родной Ландэртонии. Но и того, что у них получалось, было довольно, чтобы народ разбегался с испуганными криками. Искусство, пленившее беззаботных поклонников горных богов и обратившее к истинному Великому Духу свирепых воинов, адептов кровавого культа, вдруг оказалось бессильно. Оно лишь пугало этих людей, как пугало всё неведомое: во всём несчастные искали подвох и угрозу.
"Наверное, здесь ничего не знают о Духе-Создателе!" - решили тогда ландэртонцы. Они стали пристальнее наблюдать и слушать, и вскоре обнаружили, что Великого Духа туземцы именуют словом "Бог", подобострастно поклоняются и неистово боятся. Тогда люди Птиц ужаснулись сами, поняв, что в самом деле бессильны перед этим всепроникающим страхом.
Они возвращались домой, оплакивая Нижний Мир, и пели самые печальные песни, какие только могли петь бессмертные и их потомки со дня гибели Затонувшей Земли.
Актёры и акробаты рассказали обо всём высшим посвящённым. Великий Баг, Верховный жрец того времени, три дня и три ночи уединялся в Храме. На Храмовой площади с волнением ожидали его ученики, актёры и акробаты. Утром четвёртого дня он вышел к ним и объявил волю Великого Духа.
"Ландэртонские посвящённые должны понести бремя сострадания, - сказал Верховный жрец. - Великий Дух говорит, что в искусстве его народа сокрыта целительная сила для людских сердец. Для того ландэртонцы и жили между небом и землёй, тысячелетиями храня наследие предков, чтобы, постигнув, сколь бесценно дарованное им сокровище, спуститься с гор и нести его нуждающимся. Испугавшись же охваченного войной Нижнего Мира, ландэртонцы последуют недостойному примеру людей с Затонувшей Земли, которые от страха перед людьми войны утратили и Родину, и бессмертие. Пусть же актёры и акробаты разделятся на труппы, пусть возьмут с собой всё нужное для своего служения и выберут самых выносливых лошадей. Пусть они подробно расскажут мастерам о кочевых кибитках, виденных ими в Нижнем Мире, и мастера изготовят такие кибитки для ландэртонских посвящённых. После Праздника Освящения из Страны Белых Птиц каждый год будет отправляться по одной труппе из обеих каст. И к будущему Празднику ландэртонский народ с упованием будет ожидать их возвращения. Все люди Белых Птиц станут молиться о них. Пусть же и они не забывают на восходе и на закате благодарить Великого Духа за дар Свободы - да примут этот дар Его и жители Нижнего Мира. Пусть ландэртонцы покажут им пример. Пусть они хранят терпение и мужество, если встретят неблагодарность, если будут гонимы и притесняемы. Да не убоятся самой смерти среди насилия и страданий, и тогда народ Белых Птиц вновь обретёт бессмертие. Великий Дух говорит, что для ландэртонцев оно - в Нижнем Мире, ибо из Нижнего Мира придёт, как и возвещено в пророчестве о Великом Возвращении; путь же этот лежит через океан зла".
Так третье хождение в Нижний Мир превратилось в миссию: начавшись во дни Великого Бага, оно уже не прекращалось.
Некоторые кибитки не возвращались на родину, и о судьбе пропавших ландэртонцы ничего не знали. Актёры и акробаты рассказывали, что в некоторых городах и странах люди особенно боялись их искусства. Там были запрещены все зрелища, кроме публичных убийств и мучений, называемых казнями, а народ почитал духовным благом пребывание в тоске и унынии. Вскоре ландэртонцы узнали, что так учат местные жрецы: по их мнению, Великому Духу неугодна человеческая радость. В их храмах посвящённые видели свою Святыню. Белый Огонь горел над алтарями, но большинство людей не замечали его, произнося длинные заученные славословия перед изображениями сердито смотрящих, нарисованных на разукрашенных досках тёмных лиц, весьма отдалённо напоминавших человеческие, или же перед вполне человекообразными печальными статуями. Среди жителей Нижнего Мира явно были видящие, но они как будто стеснялись своего дара. Ландэртонцы увидели также в храмах изображения ужасных человеческих страданий и поняли, что культ местных жителей - культ боли.
Но люди Белых Птиц были посланы, чтобы нести своё искусство, а не излагать учение жрецов о Великом Духе. Туземцы вряд ли стали бы их слушать. Иные из них сами умели говорить так, что и Верховный жрец не стал бы с ними спорить, но радости и свободы на деле боялись, как огня. Наверное, потому у них сложился обычай сжигать живьём людей, чьи слова и поступки казались местным жрецам слишком смелыми.
Узнавая о Нижнем Мире всё больше, ландэртонцы стали догадываться о возможной участи своих пропавших товарищей.
Но посвящённые продолжали верно исполнять завет Великого Бага.
Шло время. Ландэртонцы привыкали к Нижнему Миру, а Нижний Мир - к ним. Многие мужчины и женщины встречали там свою "вторую половину" и возвращались с ней на родину.
Пресловутое ландэртонское бесстрастие сыграло с людьми Белых Птиц странную шутку. Между сыновьями и дочерьми этого народа редко возникала иная любовь, кроме братской. Необходимость брака издревле смущала их. Но иноплеменники неизменно будили их чувства. И, приучая последних к своему искусству, актёры и акробаты сами не заметили, как за какую-нибудь пару веков - для ландэртонской истории срок ничтожно малый - перестали быть собственно ландэртонцами. Мир Страны Белых Птиц начал меняться.
Вместе с возлюбленными актёры и акробаты привозили на родину болезни. А ведь до той поры ландэртонский народ не знал, что такое телесные недуги! Люди Птиц доживали до глубокой старости. От неё же и умирали. Редко кто из них проводил на земле меньше века. И вот, из Нижнего Мира в эти древние горы поднялось и шагнуло страдание.
Тогда-то и появилась новая каста - целители, люди, у которых вдруг обнаружились способности, несомненно, присущие их бессмертным предкам. Многие целители могли исцелить любую болезнь одним прикосновением рук - ладони их излучали животворящую силу Великого Духа.
Почти все целители вышли из касты жрецов и состояли в родстве с теми двенадцатью, что непрерывно предавались созерцанию в храме. В основном это были молодые девушки. Некоторые, выйдя замуж, потеряли свой дар вместе с девственностью, а когда у них родился и стал расти первый ребёнок, оказалось, что способность к целительству передаётся по наследству. Другие хранили целомудрие и посвящали себя служению. У них были ученицы, которым они передавали своё знание о болезнях, а перед смертью - и свой дар, ибо имели от Великого Духа такую власть. Единственные, кроме жрецов, целительницы могли сами совершать Посвящение своих преемниц. Они стали четвёртой и последней кастой посвящённых.
Остальной народ считался пятой кастой и именовался просто мастерами.
Это были истинные ландэртонцы, люди Белых Птиц, по сути и по крови. Подобно предкам, они посвящали жизнь созиданию и сохранили все внешние признаки древней высокой расы.
Не ведая ни страстей, ни корысти, ни тщеславия, мастера пребывали в согласии и почитали посвящённых. Раз в году, на Праздник Освящения, весь народ собирался в Толэнгеме, посещал Храм, созерцал мистерию актёров и представление акробатов. Сами будучи примером бесстрастия, мастера восхищались искусством Равновесия, но когда перед ними разыгрывалась трагедия Изгнания, бородатые отцы порой лили больше слёз, чем их юные дочери. А с тех пор, как посвящённые по слову жрецов стали спускаться в Нижний Мир, всё менее и менее походя на подлинных ландэртонцев, мастера взирали на них с тем же благоговением, что и на высших посвящённых, предающихся созерцанию на лютом февральском ветру. Нижний Мир, знакомый ландэртонскому народу лишь по невнятным слухам и обрывочным, невероятным, ужасающим рассказам, представлялся столь же неумолимым и суровым испытанием, что и морозная ночь в прибрежных скалах. И даже утомлённые матери, качая колыбели своих малышей, мучимых болями и хворями, приплывшими в Ландэртонию на корабле посвящённых, благодарили Великого Духа за целительский дар, ниспосланный в те тяжкие дни многим ландэртонским девушкам, и не помышляли роптать на жрецов. Народ Ландэртонии никогда не сомневался в мудрости своих учителей. Даже тогда, когда смысл их заветов был ему не вполне понятен. Так, пророчество Великого Дара было для большинства мастеров неразрешимой загадкой. Но именно во дни таинственного пророка и в его честь основали строители Толэнгема величественный Дворец Жрецов. Семь поколений зодчих воздвигали его, обносили порталом с двенадцатью колоннами, шлифовали широкие мраморные лестницы. И, не будь уже во времена Великого Бага в Толэнгеме этого дива, жители столицы всё равно воздвигли бы его в дань почтения к откровению ещё более странному, чем древнее пророчество. Не случайно именно тогда они преподнесли посвящённым ещё один грандиозный дар, завершив строительство изящного семибашенного дворца для актёров.
А чего стоит один устный календарь, принятый у мастеров пятой касты! Жрецы считают лунные циклы от Полнолуния до Полнолуния, делят по лунным четвертям и отмечают по порядку числами, по семь в каждой четверти. Считают также и сами Полнолуния в летах и зимах, от одного Праздника Освящения до другого. Но мастера обозначают сутки именами созерцающих в храме, так что выходит шестидневная неделя с двойным названием для каждого дня. Так, во времена Великого Торна после Дар-Лан идёт Рон-Дрог, потом - Сиу-Даг, Дан-Ларн, Бо-Сио и Эрн-Торн.
Единственное, в чём мастера уподобились жителям Нижнего Мира, это то, что по примеру последних стали называть своего правителя королём. Но, кроме наименования, ландэртонский Верховный мастер не имеет с коронованным монархом никакого сходства. Очевидно, наивным ландэртонцам просто понравилось звучание слова, чей смысл они представляли себе весьма смутно; слова, красивого и недоступно далёкого, как лунный серп в небе...
А вот с посвящёнными из странствующих каст случилась поистине странная метаморфоза: многие из них перестали видеть Белый Огонь, горящий в Храме. И мудрые жрецы сочли, что это не отменяет Посвящения, но, напротив, ставит перед посвящёнными ещё более высокую и трудную задачу.
В начале дней Великого Торна видящих в обеих странствующих кастах было уже меньше, чем невидящих. Верховный жрец и его ученики, хоть никогда не говорили об этом народу, твёрдо знали: Страна Белых Птиц клонится к своему закату...
Когда сбылось пророчество Великого Дара о немом посвящённом, среди актёров и акробатов, кроме тех, кто оказался теперь за пределами Ландэртонии, видящих осталось только трое, две женщины и один мужчина. Всего трое! И один Великий Дух ведал, вернутся ли из Нижнего Мира остальные. Они отправились туда по воле Его и по слову жрецов.
- Да будет воля Твоя...
Великий Торн и его ученики молились вместе со Жрецом Тишины. Текучим, струящимся теплом отвечал им Огонь.