Скромный маленький человек так непохож на великих, что жизнь его не представляет интереса для окружающих. Он не является знаменем прогресса, под которым хочется идти в будущее. Именно такие простые люди сидели в зале собрания. Они были вынесены на поверхность истории волнами революции и партийных чисток. Бывшие рабочие, солдаты и клерки стали олицетворять собой новое время. Страх их был постоянным состоянием души, а молчание непременным условием патриотизма.
Багиров, диктатор Азербайджана, друг Берии и ставленник Сталина, ходил в проходе между рядами притихших парторгов первичных организаций. Был уже 1939-ый год. Страх и безумный восторг перед способностью подавить любое инакомыслие в сочетании с уверенностью в том, что мы живем и страдаем ради будущего всего человечества, наполняли народ незнакомым честолюбием. Стоит страдать и подличать, если впереди твоих потомков ждет светлое будущее. Заблуждение и необразованность есть основа любого экстремизма. Ценным становится догма, а не человек.
- Вы забыли, что говорил Иосиф Виссарионович: незаменимых людей нет. Враги народа понесли заслуженное наказание, и их место в партийных рядах займут люди, преданные партии и народу.
Вдруг он резко остановился около стула, где сидел лысеющий молодой человек, который в испуге перед этим сатрапом старался втиснуться поглубже в кресло, раствориться, исчезнуть.
Багиров строго посмотрел на молодого человека. Под гильотиной этого взгляда человек встал и выпрямился, как в строю. В голову пришла совершенно неуместная мысль: "А он меньше меня ростом". И тут он еще яснее осознал, кто перед ним. Бледность залила бы его лицо, если бы он не был таким смуглым.
- Как зовут? Из какой семьи? Какое образование?
Отец не растерялся. Несмотря на свою молодость, он был признанным тамадой за праздничными столами. Говорить ясно и убедительно он умел. А здесь перед палачом он сразу понял, что только четкий ответ спасет его. Человеческая жизнь ценилась меньше, чем шуруп от стула, на котором он сидел.
Зал притих. Тишина перед падением гильотины.
- Из крестьянской семьи. Работал рабочим-нефтяником на Баилове. Потом рабфак. По рекомендации партии окончил Индустриальный институт. Работаю архитектором в Баксовете. Парторг. Член партии с 25-го года. Сталинский призыв.
Багиров удовлетворенно кивнул и, повернувшись к президиуму, сказал:
- Товарищ Шакиров, обеспечьте его назначение на место представителя ЦК в Азнефти. А вы говорите, кадров нет. Вот наши рабочие кадры, вот наша рабочая интеллигенция.
Вечером все сидели вокруг стола, пили чай и слушали рассказ об этом. Дедушка и бабушки, тетушка и дядя, беременная моим братом мама и друзья нашей семьи - все понимали, что папе предстоит сделать гигантскую карьеру. При этом все сидящие мало что понимали в происходящем, но все радовались, что в их кругу нашелся человек, который в состоянии сделать партийную карьеру. Такой умный, такой интеллигентный большевик.
Только его трехлетний сын не обращал внимания на шумное обсуждение взрослых. Он строил дом. Кубиков было много, а построить надо было большой и новый дом. Такой, какой он видел, гуляя с папой.
Желание выжить любой ценой и непонимание опасности при соприкосновении с гидрой было особенностью взрослого населения Советской Империи.
Слепота - это отклонение от нормы. И слепые люди шли за поводырем, который обещал им великое будущее и который время от времени сталкивал прозревающих в пропасть. Выжить любой ценой? Мальчик подрастет, и новое время откроет ему глаза, и он не примет этого античеловеческого лозунга - выжить любой ценой. Цена одна для всех - не убий.
- Уложите его спать, уже поздно, - отец зевнул.
Через две недели, как было условлено, отец пошел в административный отдел ЦК. В приемной Шакирова он увидел своего старого приятеля Зейнала Ахмедова, бывшего парторга рабфака. Зейнал работал помощником начальника административного отдела. Он внимательно ознакомился с направлением, потом как-то странно и даже испуганно подмигнул отцу, но вслух громко произнес, чтобы слышали окружающие:
- Давай выйдем, покурим, я хочу показать тебе фотографии своих детей.
Отец пошел вслед за ним в полном недоумении. Наивность всегда была пороком для выживания. На дворе был поздний апрель, и ранняя светло-зеленая листва деревьев сулила мир и благоденствие. Отец вдохнул воздух полной грудью, хотя, как большинство бывших крестьян, был лишен сентиментальности.
Он предложил Зейналу "Казбек", который был куплен ему тестем в честь такого торжественного дня. Зейнал отказался и сразу же накинулся на отца:
- Я вообще-то не курю. Слушай, Гриша, ты что, с Луны свалился? Шакиров и весь его секретариат оказались троцкистами. Их забрали неделю назад. Мой тебе совет, как другу, иди сейчас домой. Я тебе позвоню через пару недель, когда товарищ Багиров назначит нового начальника. Ты меня понял? - Помолчав, Зейнал добавил, - как ты думаешь, есть ли твоя фамилия в шакировских списках? Впрочем, неважно, я проверю в архиве и вычеркну. Я точно знаю, что ты не троцкист, - добавил он на всякий случай для посторонних ушей, - это очень опасно: стали забирать всех, кто подозревается в связи с Шакировым.
Вечером папа возбужденно ходил по комнате, которая была частью коммунальной квартиры, и шептал так, чтобы слышала мама и не услышали соседи:
- Я точно знаю, что Шакиров не троцкист. Всегда, когда выступали представители Троцкого, он демонстративно вставал и уходил. Он даже потерял тогда работу. Позже Багиров привлек его снова. Он не троцкист.
- Гриша, не ходи туда, - попросила мать.
Прошло еще две недели. Папа позвонил Зейналу на работу. Там ответили, что он больше здесь не работает. Чушь какая-то! Он хотел позвонить ему домой вечером, но бабушка и мама так ополчились на него и так кричали, что он на время отказался от этой мысли.
Женщины чувствуют обстановку лучше, и будущее политической жизни планеты, по-видимому, будет в значительной мере связано с женщинами. Они были правы. Зейнал был расстрелян как троцкист.
Когда это известие достигло нашего дома, бабушка стала бить себя по коленям и причитать, как это принято на Востоке. У мамы катились слезы по щекам, но она старалась сдержать свои эмоции, боясь, что у нее снова начнутся неудачные роды, как это было в течение семи лет до моего рождения.
Однажды вечером папа заметил, что в углу за шкафом находится серый узелок. Он открыл его и увидел сухари. Рассказывая мне об этом много лет спустя, он повторял:
- У меня до сих пор мороз по коже, когда я вспоминаю, к чему готовились твоя бабушка и мама. Женщины гораздо мужественнее мужчин, - почему-то заключил он, а потом пояснил свою мысль, - я сперва старался не видеть реальности. А они нашли в себе мужество посмотреть правде в глаза и думали обо мне. Они готовили эти сухари на случай моего ареста.
В нашем доме прекратилось всякое веселье. Все жили в ожидании ночного визита сотрудников НКВД. Ночью папа спал, как спят все живые существа в дикой природе: напряженное ожидание смертельной опасности и готовность к ней. Готовность номер один.
Прошло еще две недели.
Было три часа ночи. Теплой майской ночи, напоенной ароматом цветов. Громкий стук в парадную дверь, которая прямо вела в нашу комнату и которая практически всегда была закрыта, поднял всех. Даже мальчик приподнялся, протер глаза и сел в кроватке.
Никто не плакал, не причитал, не жаловался, но и не проявлял элементарных признаков самозащиты. Все знали, что пришли забирать отца. Овцы, готовые к закланию.
Папа молча подошел к двери, откинул щеколду, затем повернул ключ в замке и открыл дверь. Он говорил потом, что то ли из-за темноты, то ли из-за обреченности, присущей жертве, он повернулся и пошел надевать брюки, даже не обернувшись назад. По пути он машинально включил свет и вдруг осознал, что ребенок кричит:
- Дядя Миша, иди сюда, я тебе покажу мой новый мячик.
На пороге стоял мой дядя, родной брат мамы, в лётной форме, высокий, сильный, жизнерадостный и подвыпивший женолюб, о котором моя другая бабушка, его мама, которую мы все ласково звали "большой бабо", говорила с гордостью: "у него в каждом городе есть подруга".
Мама только и смогла сказать:
- Миша, ты ненормальный.
А дядя Миша, не обращая внимания ни на кого, шел к малышу и громко пел:
И зимой, и весной аромат полевой
И цветочная пыль в магазине ...
Около кроватки он обернулся и положил большую коробку на стол, поднял малыша и стал подкидывать его к потолку. Ребенок счастливо смеялся. Бабушка (маленькая бабо, мать отца) суетилась у керосинки, согревая еду для гостя, ибо в армянской семье сначала надо накормить гостя, а потом расспросить его о цели визита. Это старый библейский обычай.
Папа сидел в кальсонах на стуле, держа на коленях брюки. Дядя Миша взял в одну руку ребенка, а другой рукой поднял крышку коробки:
- Здесь пирожные. Если бы вы знали, какая она прекрасная девушка!
И вот тут все стали громко и даже истерично смеяться, так как каждые пару месяцев "прекрасной девушкой" становилось его новое увлечение. Все понимали, что он завалился к сестре и не хотел идти через дорогу в родительский дом, чтобы не слушать строгих наставлений отца, который не считался с тем, что его сын бесстрашный летчик и ему скоро будет двадцать шесть лет.
Мальчик сидел на коленях у дяди и ел пирожное. Вот так! В три часа ночи мой жизнелюбивый дядя Миша перечеркнул замысел палачей. А может быть, это Зейнал успел вычеркнуть имя моего отца из опального списка?