Он сидел в баре и пил водку со льдом. Приучился с этой немчурой пить по- ихнему. А нравится. Кто бы мог подумать. Водка со льдом. Он смотрел на улицу и не видел улицы. Перед глазами было последнее совещание. Он тогда потерял уже надежду подписать с ними контракт. Этот боров, фашист грёбаный, нехорошо смотрел на меня оба дня, пока шло обсуждение. Чем-то был недоволен. Ему же было выгодно. Он такие бабки сколотит на этой сделке. Какая муха укусила его? Анюта - вот молодец. Сразу его расколола - поняла баба, что у него вздрагивает эта штука, когда он ее видит. Молодец, деваха. Как она его обработала.
Ладно, пусть девчонка теперь отоваривается в своих бутиках. Федор Иванович дал тебе достаточно бабла, Анютка, ты заслужила. А мне можно и подождать теперь. Контракт уже подписан, и пошли вы все к ... матери. Он заказал еще водки и вытянул ноги. Нет, немки мне не нравятся. Он поманил пальцем Никанора, начальника своей охраны:
- Скажи, Ник, встал бы у тебя на этих баб? Да ты не стесняйся. Свои же.
- Федор Иванович, я женатый человек.
- Конченый, хочешь сказать? Ладно, иди. У мужика всегда глаз косит туда, - он показал глазами в спину молодой женщины, которая проходила мимо столика.
В самолете он положил ладонь на руку Анюты:
- Молодец ты, Анюта. Без тебя этот боров не сдался бы.
- Ужасная ночь была, Федор Иванович. Мерзкий тип и скупой.
- Купишь в Москве все, что не докупила в Берлине. Время подгоняет нас, ой как подгоняет. Еще немного ... - Он уже хотел выругаться (Анюты не стеснялся, она все стерпит), но увидел стюардессу, сидящую на откидном стуле.
- Девушка, мне водки со льдом.
Она принесла и улыбнулась ему. Он оплатил:
- Сдачи не надо.
Все теперь в порядке. Мой бизнес после этой сделки уже никогда не умрет. Ай да Анютка. Он посмотрел в ее сторону. Она спала, свернувшись калачиком в широком кресле бизнес-класса. Он тоже закрыл глаза. До Москвы далеко, вздремнуть бы.
Во сне он увидел сухую раскаленную землю. Себя, лежащего с оторванным погоном, а еще в последнее мгновение перед смертью лицо Клавы со сжатыми губами. Потом только узнал, что она под свистящими пулями и градом осколков сумела затащить его за бронетранспортер и там стала перевязывать. Моджахеды всегда появлялись неожиданно, как из-под земли. Казалось бы, был абсолютно безопасный район, контролируемый нашими войсками. Нашли суки мишень, выбрали санитарный обоз. Война есть война. Кровь за кровь, смерть за смерть. Такого навидался тогда, что уже смотрел на трупы женщин и детей, как на холодные камни в горах этой недоброй страны.
Открыв глаза в своем сне, он увидел Клаву. Этот момент он запомнил на всю жизнь. Я не умер. Меня спасла эта курносая медсестра, вся в веснушках. Я не умер, я живой. Она ходит за мной, будто я ей брат или нареченный. "Федя, я тебя сразу полюбила, я бы не допустила, чтобы ты умер. Никогда". Она лежала рядом с ним, не требуя от него ничего и не прося ни о чем. Какая же я скотина. Да я таким всегда был. А как бы я выдержал афганскую войну и этот кошмарный бизнес, где нет никаких правил поведения и никакого контроля. Хапай, сколько можешь, остальные пусть подохнут. Потом будет поздно. Как на Афгане.
Он открыл глаза, хотел заказать кофе, но увидев, что стюардесса сидит с закрытыми глазами, шумно хлебнул остаток водки. Она тут же подошла к нему.
- Будь добра, милая, принеси кофейку без сахара и молока. Сделай покрепче.
Клава жизнь отдала мне. Неужели можно полюбить такую скотину, как я. А тогда что было, когда меня заказал Лавруха. Бл... недоё... Киллер думал, что убил шофера и телохранителя, поэтому подошел, поторопился, чтобы через открытое окно лимузина прикончить меня. Клава бросилась к окну, чтобы закрыть окно и спасти меня. Он выстрелил. Тут Ник пришел в себя и стал палить, убил и киллера, и его байкера. А Клава ... бедная ты моя жена. Настрадалась из-за такого придурка, как я. Целый месяц пролежала в больнице. Мать твою.
Он отхлебнул кофе.
- Федор Иванович, - услышал он, - я уже минуту не могу Вас дозваться.
Анюта удивленно смотрела на него. У Анютки всегда расчет. Столько дала, столько получила. Поэтому так горячо болеет за наш жирный бизнес. Теперь уже три года мы солидная фирма. Компетентная, конкурентная и крутая. Три "К", как говорит Анюта.
- Чего тебе надо, спала бы себе.
- Вы не забыли позвонить Ермишкину? Он должен запустить бумаги на иностранные инвестиции там в министерстве.
- Забыл. Заткнись на время. Все обойдется.
Она отвернулась обиженно, но побоялась что-либо сказать. Босс был крутой, как и его фирма. Чуть что, тут же схлопочешь неприятностей. Каких людей повыгонял, а все же поставил бизнес на ноги. Все боятся его, и никто не любит. Если молча и хорошо работать, то выгодно. Платит хорошо. Ценит преданность и оплачивает ее. В этом бизнесе все знают Каломейцева и побаиваются его. Если вцепится, потопит на фиг. Хватка бульдожья, мертвая. Лучше жить с ним в мире.
Дома он торопливо обнял дочь, хотя неодобрительно посмотрел, что сидит у телевизора на первом этаже, и сразу же поднялся на второй этаж к жене.
- Как ты, Клава?
- Так же, Феденька. Ты же знаешь - от нас уже ничего не зависит.
Он ничего не сказал, только присел на розовый пуфик и посмотрел на нее, ожидая, что она начнет жаловаться на болезнь - опять же облегчение. Но нет. Они помолчали немного, потом Клава сказала, переводя дыхание:
- А вот то, что Васеньку определил к себе в вице, за это спасибо. Мое материнское сердце подсказывает мне, что он справится. Не дрожи так за свой бизнес, поручай людям больше - не все сам да сам. Помни, что ты был офицером. Отдавал команды, но и доверял подчиненным, - она с трудом выдохнула воздух после длинной тирады и посмотрела в окно.
- Я подписал контракт с Гюнтером.
- Я знаю. Поздравляю. А ты сомневался, что осилишь немцев.
Он хотел крикнуть ей, что этот фашист никогда бы не подписал, если бы Анюта всю ночь не терлась о его вонючее жирное брюхо. Паскудник. "А Васька? Всегда был толковым и прилежным, только больно молод, сукин сын, - с любовью думал Федор Иванович о сыне. - На меня не похож. Весь в мать".
- Мне пора, Клава. Дела.
Спустившись вниз, он тут же накинулся на дочь:
- Чего ты тут рассиживаешься средь бела дня. Учиться не хочешь? - с дочкой отношения не складывались. Характер как у меня. Упрямая, с норовом, - Опять думаешь о своем болване?
- Не зови его так. Я люблю Володю, ты понимаешь это?
- Заткнись. Мала еще учить отца. Как сказал, так и будет. Можешь хмурить бровки, сколько хочешь, а в институт будешь ходить и своего шалопая оставишь для бомжих. Ты слышишь, что я тебе говорю? - и тут его понесло вразнос. Оставалось только матюгаться.
Он пришел в себя, когда услышал голос Клавы с лестницы:
- Федор. Пожалуйста.
Он швырнул в сердцах дистанционник от телевизора и пошел к выходу. Надо же, в своем доме слова не скажи. Просто Клава больна, а так бы ... Ну что, ударил бы свою любимую дочь, без которой себе не представляешь жизни? Полюбила этого бездомного солдатишку из тьмутаракани. Нашла с кем дружить. И это в Москве. Голытьба, голь перекатная. Мала еще помышлять о замужестве. В двадцать лет надо учиться. Вон брат твой Василий - и здесь всем был примером, и два года в самом Гарварде. Федор Михайлович упорно делал ударение на втором слоге в слове Harvard, вызывая тайный смешок у своих детей, знающих английский.
В сауне его уже ждали два младших партнера, чтобы обсудить новые перспективы с последним контрактом. Они заискивающе улыбались и поздравляли Федора Иванович. Потом вместе опрокинули по стаканчику беленькой.
- На хрен все это. Давай в парилку. Эй, Артемка, неси венички.
Артемке помогали две голые девицы. Он рассказывал партнерам, как проходило совещание, и всю удачу приписывал себе. Не рассказывать же про свою Анютку, тут же разнесут по всей Москве. Теперь только он тоскливо думал о том, что контракт подписан еще и потому, что Анюта умеет продавать все, что имеет: деловитость, знание языков и свои красивые груди. Анютка молодец. Крепкая подмога. А была без работы, пока я ее не углядел. Такую деваху не брали на работу, а в секретарши не шла. Знала себе цену. А теперь в моем холдинге ведает контактами с заграницей. Крепкий орешек, а всего двадцать семь лет. В этом возрасте я, полуголодный офицер, мотался по огненной афганской земле. А она? Но Клаву ей не заменить. Никогда. У человека должна быть хоть одна преданная душа среди этого болота леших и ведьм. Ладно, ладно, не закручивай. У всех семьи, и все вертятся в новые времена, чтобы стать "новыми русскими".
- Ты чего смеешься, Федор Иванович?
- Да припомнил тут одну хреновину. Слушай, Афанасий, а хорошо звучит "новый русский" или плохо?
- Для меня музыка, а для прессы ... насмешка, чтобы поддержать у населения наше российское завистливое отношение к богатству. Вон на Западе уважение к нам, капиталистам, а наша голытьба хочет новой революции, голода и нищеты. А кто другой оправдает их лень и пьянство, только диктатура пролетариата.
- Умен ты, Афоня, да только одного не усек. Нам, капиталистам, тоже еще долгий путь пройти, чтобы был порядок и расклад. Нет этого еще. Законы надо и всякое такое. Мой Вася хорошо рассуждает - им, молодым, и делать новую Россию. А я всегда с плеча, как пьяный купец, - Федор Иванович снова засмеялся. Смех усилился, когда он увидел, как младший из партнеров зашел за перегородку с одной из девиц.
Родион
Этот долбаный фуршет для деловых контактов назначили на шесть. Дел невпроворот, а идти надо. Благо Василий теперь контролирует все входы и выходы на компьютерах. Говорят, мои компьютерщики его уважают. И людей себе подобрал молодых и прытких. Получается у него. А ведь всего двадцать четыре года.
Вошла Анюта. И тут он почувствовал, что не уйдет, пока не пройдет с ней в комнату отдыха за кабинетом, туда, где широкая восточная тахта с ковром, ее придумка. Очень уж хочется, просто невтерпеж. По тому, как он смотрел на нее, она все поняла и подошла к селектору:
- Федор Иванович просит никого не впускать. У него срочное дело.
Оба стали смеяться. Уже идя туда, она задрала юбку. Деловая, сучка. Времени даром не теряет. Интересно, есть ли у нее хахаль?
Проходя внизу мимо охраны, он услышал:
- Федор Иванович!
Черт, это вахтер Родион. Я его буквально с улицы подобрал. Вспомнил, что служил в нашей части. Ну что ему еще надо?
- Ник, пошли кого-нибудь поговорить с ним. У меня времени нет.
- Федор Иванович, Родион говорит, что может помочь Вам в очень важном деле, но хотел бы поговорить с Вами с глазу на глаз.
- Во дает, а, мужик. Вчера валялся под забором, а сегодня президенту компании хочет давать советы. Что-то он темнит, Ник, этот вахтеришка. Как думаешь, не деньги ли клянчит?
- Родион не такой. Он, правда, всего вахтер, но человек достойный. Чувствуется, что был офицером. Просто семья большая и нет времени доучиться. Так я думаю.
Никанор единственный, кто меня совсем не боится. Уважаю. Справедлив. Иногда это надо. Сам-то ушел из спецназа с колодкой орденов, дисциплинирован и надежен. Надежен, очень надежен. И еще очень почитает Клаву и не любит Анютку. Твердо держится за семью, таких мало. Наверное, и этого вахтеришку уважает за большую семью.
- Чего же ты, Ник, не разузнал его беды, чтобы я не тратил зря времени на него. Этим людям всегда чего-то недостаёт.
- Он только сказал, что дело касается не Вас, а Вашей супруги.
Федор Иванович уже садился в машину, но передумал:
- Ты не оговорился?
- Нет, но дальше Родион отказывается говорить.
Федор Иванович уже хотел грязно выругаться, но в последнее время его все реже тянуло выражать свои эмоции привычном образом. Мой Василий всегда укоризненно смотрит на меня, будто мы и не мужики, которые вертятся в этом чертовом колесе, называемом российским бизнесом. Сосунок, а уважаю, как и Клаву. Что-то в них есть. Поэтому душу отвожу только при Анюте.
- Ладно, приведи завтра после летучки.
Родион вошел, снял форменную фуражку и вытянулся по своей армейской привычке. Столько лет прошло, а военный остается военным.
- Говори.
- Федор Иванович, я с Поморья. Ну, там, где Белое море. В нашем поселке живет святая женщина, целительница Фёкла. Она лечит, где врачи не могут. Я подумал, что она поможет Вашей супруге.
- А откуда тебе известно, что моя жена больна?
- Все говорят, - замялся Родион.
- Следующий раз, когда захочешь деньги выклянчить у меня, придумай что-нибудь покруче. Вон отсюда, голь перекатная, - взвился Каломейцев, - дерьмо собачье. Скажи на милость - "все говорят". Языки вам всем поотрываю. Все говорят.
Целый день из головы не выходило "все говорят". Говорить научились, падлы, демократия. Я вам покажу, как говорить о моей жене. К вечеру, уже сидя дома за обедом и выпив водки, он пришел в себя. "Все говорят". Все жалеют меня. Хотят оправдать меня или осудить за что-то. Судьи нашлись. Ладно, успокойся, перебрал ты малость с Родионом. Ну сказал мужик. Хотел просто помочь тебе. Черта лысого. Денег хотел. Я знаю эту братию.
Утром шел через фойе и не увидел Родиона на месте. Не его смена. Вечером тоже его не было. Отгул взял офицер. Начальство расстроило, скажи на милость. А ты не подкатывайся ко мне с хитрецой. Я денег не раздаю. Перестань, Каломейцев, он денег у тебя не просил. Это ты сгоряча решил, что следующее его слово будет о рублях. Ему ни с кем не хотелось обсуждать происшедшее. Такая мелочь этот Родион. Радуйся большому и важному в твоей жизни - все заказы переданы теперь нам. Работы много.
В понедельник утром он уже собрался открыть летучку, но заметил, что Василия нет.
- Где мой сын, мой вице, сегодня как раз мы должны обговорить проблемы с коммуникацией, наши отношения с миром бизнеса и политикой, - он строго посмотрел на секретаря.
- Федор Иванович, Василий Федорович взял отгул, сказал "по очень важному личному делу".
- Он должен был поставить меня в известность. Хорошо, это потом, и все же странно. Такого никогда не было, чтобы он не посоветовался со мной.
Все молчали. Знают. Это точно. Но не скажут. После того как наорал на вахтеришку, никто не станет говорить о моей семье.
Идя через фойе, он снова не увидел Родиона.
- Ник, где Родион? Ты что, уволил его?
- Нет. После разговора с Вами он даже не вернулся на свое место, а сразу ушел. Потом позвонил и сказал, что увольняется.
- А ты говорил - большая семья. Что ж, побираться будут?
- Он русский офицер, и у него есть честь, а Вы накричали на него.
- Заткнись, Никанор, тебя еще не хватало. Гони на дачу и скажи, чтобы прислали пару девчонок и все, что нужно для шашлыка. Надоело.
По дороге на дачу он позвонил домой. Трубку взяла дочь.
- Как мама?
- Они с Василием уехали на пару дней сегодня утром.
- Что ты сказала?
- Ну да. Куда-то к Белому морю, чтобы повидать какую-то Фёклу.
- Что? Повтори.
Он приказал остановить машину, и они с Никанором вышли на обочину.
- Ты знал об этом? Говори, Ник. Бить не буду.
- Федор Иванович, Клавдия Прохоровна и Василий Федорович узнали от меня о Фёкле. Можете казнить меня. Больной человек хочет поправиться. А если мировая медицина бессильна, то и Фёкла хороша. Родион чуть не плакал, когда Вы его оскорбили. А он ведь к Вам из милосердия и уважения пришел. Простите, босс.
- Где Родион?
- Я Вам уже докладывал, он ушел от нас. Я нашел его, и он повез ваших в Поморье. Глухомань, самим было бы трудно найти. У самого Белого моря. Клавдии Прохоровне нужна эта Фёкла. Одной надеждой больше. Вот Василий Федорович и взял на себя все хлопоты. Мать не хотел одну отпускать. Я дал им охрану.
Каломейцев сел на обочине и уставился неподвижным взглядом в поле. Охрана в ожидании распоряжений стояла за его спиной у машин. Вечерело, а он все сидел и смотрел, как темнеет тучка, похожая на медвежонка.
Анюта
Их сотовые не отвечали. Нарочно выключили, чтобы я их не отвлекал. Охранник сказал, что все в порядке, все под контролем и они едут по бездорожью в сторону Белого моря. Россия и есть бездорожье. Ладно, это потом. Хуже Клаве от этой Фёклы не будет. Врачи сказали мне, что Клава протянет еще несколько лет. Ухудшения будут развиваться, но очень медленно. Такая современная техника у врачей, а эту редкую болезнь не осиливают. А что они осиливают, только и умеют резать людей. Ну да, Каломейцев, все плохие, только ты хороший.
Россия и есть бездорожье. Эта мысль навязчиво цепляется за меня после Сибири. Размышления о русской хляби и бездорожье привела к другой мысли. Когда будут дороги, как в Германии, тогда и заживет русский человек. Надо их строить. Одно поколение за другим. А попробуй, когда мерзлота, тайга и топи. Он уже привык думать масштабами капиталиста. Работы было много. Он вызвал другого вице и начальников отделов. Здесь уже Анюта будет распоряжаться, чтобы рассказать в деталях о поездке в Германию. Крепкая, стерва. Современная. Голова как компьютер. Все успевает и всегда красива. Вышла бы замуж.
- Рано. Бизнес прежде всего, - твердо сказала она.
Надо будет ее третьим вице сделать. Холдинг уже большой. Контроль иногда расплывается. Она потянет, переросла уже свой отдел.
- Я иногда удивляюсь, как Вы все видите в этой огромной компании, Федор Иванович?
- Комплимент, старушка?
- Искренне, поверьте, - Анюта смотрит искренне, не врет.
Ему стало несколько легче. Они сидели в ресторане за ланчем. С Анютой всегда настроение идет круто вверх. По ее глазам видно, что все время думает о делах. Будто и не баба, а бизнес-машина. Пить не хотелось. Он пригубил водки, а она вообще не прикоснулась к вину.
- Ты чего не пьёшь, Анюта?
- У меня сегодня брифинг в Министерстве иностранных дел, а потом я должна повидать финансового инспектора. Он обещал помочь разобраться с тем проколом в Болгарии. Я в порядке, Федор Иванович, не беспокойтесь. Спасибо.
Мысли снова вернулись к Родиону, Клаве и Ваське, который и руководит этой их поездкой в Поморье. Молокосос, но как уверен в себе. Признайся, Каломейцев, а ведь ты доволен, что сын у тебя именно такой. Образованный и уверенный в себе. Дети очень любят мать и не могут поверить, что ей отпущен короткий век. Ей всего-то сорок шесть. Бля....я болезнь. Как же это она называется?
В четверг, вернувшись домой, он увидел детей, сидящих в обнимку. Вася обнимал за плечи Ольгу, а та плакала. Что бы это значило? Он хотел уже порасспросить их строгим голосом, потом передумал и поднялся к Клаве.
- Что сказала Фёкла?
- Ничего утешительного. Она не может помочь мне.
- Я так и думал, что это наигрыш прохвостов.
- Не говори так, Федя. Она святая женщина. Я немного полежу, а потом спущусь к обеду. Марфа сегодня сделала свекольник и антрекоты. Иди, Федя.
Внизу Василий сразу же отвел его в свой кабинет и сказал:
- Я уверен, батя, ты хочешь знать, что произошло. Все было очень-очень странно. Она держала руку мамы минут пять, а потом и говорит: "ты-то можешь поправиться, но надо, чтобы я вывела мусор и грязь из души твоего мужа. Он задыхается в выгребной яме, милая. Шли его ко мне. Если он выдюжит, то и тебе не хворать". Мы не поняли, что она имеет в виду. Денег она не взяла, а только сказала: "Возьму, в чем нужда, но после Фёдора". Вот так, отец, русская народная целительница, даже твое имя знала.
- А чего Ольга плачет, ничего же не изменилось с мамой? - невпопад рассеянно сказал отец.
- Какой ты черствый, отец, в тебе уже не осталось сердца, только баксы. Она же девушка, и мы любим нашу маму.
Василий резко встал и вышел. Вслед за ним вышел отец и закричал:
- Никанор, разговор есть.
Была уже ночь пятницы, когда отец позвонил на мобильник Василия.
- Вась, матери ничего не говори. Я у Фёклы. Несколько дней меня не будет. И Никанора не будет. Скажи Остапу, чтобы взял охрану на себя. Ник уже ему звонил, но и ты скажи. Потом действуй как глава фирмы. Советуйся с Анютой и другими руководителями. Да, забыл. Сделай ее, Арканову Анну Константиновну, новым вице по всем коммуникационным вопросам и передай ей соответствующие отделы.
- Бать, что с тобой? Ты меня пугаешь.
- Никогда не трусь, сынок. Через несколько дней я буду и посмотрю, как ты справляешься с делами. Ты же любишь наше дело и готовился к нему шесть лет. Вот и попробуй себя. Я ради тебя приеду аж через неделю.
Утром Анюта шла к боссу, когда ее остановила секретарша:
- Анна Константиновна, Василий Федорович просил его не беспокоить. А Вас он хотел обязательно видеть в половине десятого. Словом, через пятнадцать минут. Вам приготовить кофе?
- Да, пожалуйста, Галочка. Я посижу у этого компьютера. Лень идти к себе. А где Федор Иванович?
- В отъезде. Его заменяет младший Каломейцев.
Ровно в половине десятого Василий вызвал ее в кабинет отца, где он сидел на месте президента компании. Он был в дорогом костюме и фиолетовой бабочке. Американец. Сердце Анюты оборвалось: "Что-то произошло. Хочет прогнать меня. Он всегда смотрел на наши отношения с Федором Ивановичем неодобрительно".
- Анна Константиновна, отец хотел бы видеть Вас на должности нового вице-президента по коммуникации. Я вполне одобряю его выбор, зная, что Вы преданы фирме и Вы хороший профи. Поздравляю.
Василий все ожидал, но не такой реакции. Она ревела в три ручья. Ох эти женщины, то плачут, то кричат. Ну что мне делать? Я не могу ее погладить по голове и не могу сказать те слова, которые мог бы сказать мой отец с высоты своего возраста. Но надо, отец ждет от меня твердости. Забудь, что ты малолетка. Ты Каломейцев - наследник своего отца. Он подошел к ней и взял ее руку:
- Мой профессор по социологии учил нас, чтобы мы в любой ситуации при взаимоотношениях с людьми оставались объективны. Того требует дело. Объективность требует, Анна Константиновна, признать, что Вы самая лучшая кандидатура на эту должность.
Она шла через приемную, плакала и вытирала слезы, размазывая тушь по лицу. Потом прошла по коридору в свою комнату, заперлась и занавесила окно в коридор. Через полчаса все уже знали, что Арканову выгнал младший Каломейцев. А еще через два часа курьер Аркаша нес ее вещи в просторный кабинет рядом с приемной босса, на двери которого уже была табличка: "Арканова, Анна Константиновна, вице-президент по коммуникации".
- Ты, Федор, не больно пялься на меня. Лучше сходи да наруби дров для печи. Сегодня холодно. Да отпусти своих опричников домой в столицу. Нужно будет, вызовем.
У Федора Ивановича челюсть отвисла. Нахальная крестьянка.
- Ты в своем уме, баба? Я по-доброму приехал к тебе, чтобы разузнать, почему ты обнадежила мою Клаву, а ты хамишь.
- Ты не понял, Федор. Побудь здесь недельку. Поработай на меня по хозяйству. Это будет твой долг мне, чтобы Клавдию поставить на ноги. А потом скатертью дорога. Я тебе не враг, Федор. Я целительница. А как я лечу больную, не могу рассказать тебе. Ты с твоим глухим и темным умом пока не можешь понять. Ты весь в грязи, и душа твоя как выгребная яма. Иди, Федор, и делай, что прошу тебя. Опричники - вон, а ты мой холоп. Клава будет здорова, я тебе обещаю.
Он уже хотел вспылить, а потом ему вдруг как-то весело стало:
- А курить и водку пить с черной икрой и балыком дозволяется, целительница, а?
Фёкла рассмеялась:
- Дозволяется, тугодум. А если угостишь темную бабу, не побрезгую.
Оба стали смеяться. А потом Никанор глазам своим не мог поверить - Федор Иванович поплюет на ладони и снова колет дрова во дворе.
- Федор Иванович, позвольте Вам помочь, это не Ваше дело.
- Вот что, Ник, ты езжай и ребят забери. Но привези сперва мне и Фёкле ящик водки и самые что ни на есть деликатесы и разносолы. Много. Обязательно черной икры и балыка. Словом, ты знаешь - по полной программе. И чтобы неделю я никого не видел. Оба моих сотовых у меня. Но не звони. Я сам. Ты меня понял?
- Понял, Федор Иванович, - но недоумение на лице Ника говорило о том, что он ничего не понял. Он уставился на босса, как баран на новые ворота.
Федор Иванович беззаботно рассмеялся:
- Свободен.
***
Василий окончил свое первое совещание под аплодисменты коллег. Всем очень понравилось, как младший Каломейцев говорил, объясняя задачу по подготовке проекта к новому тендеру. Ему помогала Анна Константиновна. Иногда они возбужденно переходили на английский. Но она держала себя правильно, не переходила "границ своего кабинета", как сказала одна из дам уже в коридоре.
Когда все вышли, Василий попросил задержаться нескольких коллег.
- Отец обещал быть через три дня, в понедельник. У вас есть какие-либо замечания к моему выступлению? Учтите, я еще новичок в этом деле.
Вежливость и твердость. И еще работа и работа, чтобы не прозевать решающий момент для нанесения стратегического удара. Только так этот безнадежный тендер будет нашим. Я не акула Уолл-Стрита, но "акулы" обучили меня необходимым навыкам.
Он попросил соединить его с Нью-Йорком и долго говорил с кем-то по телефону. А через несколько дней приехали эксперты из США, с одним из которых Василий обнялся. Такой же молокосос, как и он.
***
Федор Иванович думал, что здесь в глубинке будет пить водку с удовольствием, однако уже час сидел с Фёклой за столом, а выпил всего пару рюмок.
- Как тебе наши столичные разносолы, Фёкла?
- Вкусно. Не все тебе картошка, лук да рыба. Надо бы попробовать, что ест буржуй.
Федор Иванович стал смеяться:
- Ох и хитра ты, Фёкла. А говорят, русские люди простодушны и доверчивы.
- Разные бывают люди, хоть ты русский, хоть ты кто. Я не хитрю, Фёдор, а просто приглядываюсь к тебе. Мужик ты добрый, а притворяешься чертом рогатым, чтобы напугать своих недругов. Не знаю, что и сказать. Кажется, не то ты делаешь, батюшка. Не знаю. Дай мне время, Фёдор.
Утром она попросила Федора пройти к дальнему плоскому валуну у берега и посидеть там два часа, глядя на море. Так надо. Будет холодно, но надо потерпеть. Федор догадывался, что она что-то делает с ним, только не мог понять, что именно. Когда он вернулся, то увидел, что весь поселок сидит за столом и уже поет пьяные песни. Только Фёкла трезвая и пристально смотрит на него. Его так и тянуло взорваться и потянуть скатерть на себя, чтобы все свалилось на пол, а потом бить эти пьяные рожи. Особенно когда его сосед, беззубый старик, задышал на него вонючим перегаром и лез обниматься. Бл... За что такая мука с этим пьяным быдлом. "Ради Клавы, - подсказывал он себе, - ради моей Клавы". Он вышел, прошел в свою комнатенку и прилег. Федор Иванович перестал понимать что-либо. Ладно, на афгане было похуже, а вынес. Ради Клавы. Только почему я доверяю этой хитрой крестьянке. Она же играет со мной в игру. "Холопом будешь". В конце концов, и это Россия. С этой мыслью он неожиданно уснул.
Проснулся под вечер. В доме была тишина, только слегка выл ветер да в отдалении чувствовалось суровое море. Скорее я так чувствую. Оно же далеко. Все суровое, ледяное и беспросветное в этом Поморье. И это тоже Россия.
Он сидел на кровати, и ему не хотелось двигаться. Перед ним мелькали видения. То потный Гюнтер, который нос воротит, то голая Анюта, то визжащие девки из сауны, то Клава, убаюкивающая больного Ваську. Неожиданно для себя он заплакал, положив голову на руки. Очнулся оттого, что Фёкла сидит рядом и держит его руку.
- Ты, Федь, не больно горюй. Все образуется. У нас в Поморье всегда тоска гложет. Небо как серый саван, и холод кругом. И я иногда плачу. Вот поэтому я угощала эту голытьбу. Теперь они твои разносолы и водку будут помнить всю жизнь. Это был их великий праздник.
Фёдор посмотрел на нее, вытер рукавом слезы и сказал:
- Фёкла, сеструха, а нам осталось что поесть?
- Ну да, я мигом сварю уху, да и картошку. А вот водки нет. И больше не будет. Теперь мы поморы с тобой, рыба и холодное море.
Фёдор Иванович
Клава повернула голову, когда скрипнула кухонная дверь.
- Федя, что с тобой? Исхудал и небрит. Это что же Фёкла с тобой сделала?
Федор Иванович не ответил, а сразу же обратился к кухарке:
- Ты, Марфа, приготовь мне что-нибудь мясное, и никакой рыбы. А я пойду посижу немного в горячей ванне. Никанор, не уходи, вместе поужинаем.
- Позвольте мне отлучиться, босс. Мои заждались.
Федор сидел в ванне с закрытыми глазами, а Клава не торопясь натирала ему спину. Потом стала поливать его из душа, а он пофыркивал, наслаждаясь прелестями цивилизации.
- А ты и не спрашиваешь, Федя, как я себя чувствую. А раньше спрашивал каждый день.
- А мне не надо это. Фёкла там еще мне сказала перед отъездом: "Вот теперь ты здоров, Фёдор, и Клава теперь поправится. Будьте счастливы". Поэтому три мне спину как следует, не ленись. Как делала раньше, пока мы не разбогатели.
Утром он быстро прошел через фойе своего холдинга. Все смотрели ему вслед, сгорая от любопытства. Он кивал, но не улыбался.
Поднявшись к себе, он вызвал секретаршу:
- Галочка, милая, найди Родиона. Он уже, наверное, ходит на работу. А еще приготовь нам кофе и пирожных. А после позовешь все руководство и Василия, конечно.
Ни тебе строгости, ни крика, а еще "Галочка". Что с ним? Ей так хотелось поделиться с кем-нибудь этой новостью. Босса не узнать.
Родион вошел и встал у двери.
- Ты садись, Родион. Сейчас Галя принесет нам кофе и пирожные.
Родион сидел, опустив голову, а босс подошел и сел напротив.
- Я вот о чем, Родион, ты прости меня. Я поступил как свинья, но я осознал это.
Только после того, как секретарша накрыла на стол и они отпили кофе, босс обратился к нему:
- Никанор сказал, что наш начальник охраны уходит на пенсию. Он рекомендовал тебя. Я согласен. Я доверяю Никанору. А еще расскажи мне о Фёкле.
После ухода Родиона Федор Иванович направился в комнату, где работали американцы. Они все встали. Он всем подал руку и спросил Василия:
- Как дела?
- Они не считают, что тендер даст много, однако недавно у них появилась надежда, что если развернуть дело в ином направлении, то из этого строительства под электронику можно извлечь пользу. Словом, и бизнес, и польза отечеству. Сэм, ну тот, что постарше, и не такие дела раскручивал.
- Акула капитализма?
- Я бы так не сказал про Сэма. Скорее умный дельфин.
Сэм рассказывал, а Василий переводил. Потом отец с сыном прошли в президентский кабинет.
- Все здесь удивляются на тебя, батя. Говорят, сильно изменился. А здешняя проповедница православия из отдела рекламы даже сказала: "Благодать нашла на нашего Федора Ивановича, как бы не обанкротились". Эта шутка всем понравилась. А ты что думаешь, отец? Что с тобой? Ты стал поспокойнее и дела не трясешь, как раньше.
- Об этом потом, Василий. Это что же, ты с американцами думаете сделать все, не подмазав и не надавив сверху? Чего-то я такого не припомню. А ты знаешь, как мы сломали фрица толстого? Ты догадываешься?
- Не волнуйся, отец. У меня тоже есть разведка. Я все знаю, но ни тебя, ни Анну Константиновну не осуждаю. Вы победили. Только времена меняются, и стиль работы меняется.
- Люди те же, и баксы те же. Усекаешь, сынок, в чем суть бизнеса. Ты должен победить.
- Я не собираюсь ходить в лузерах.
- Что ты сказал? Я не понял.
- Лузер - это так американцы зовут проигравшего свое дело или свою игру. Словом, неудачник. Когда ты занимаешься любимым делом и стараешься победить, то никогда не проиграешь. У тебя хорошие люди работают, вот я и пытаюсь сделать так, чтобы они работали до посинения и до покраснения умели отдыхать, как американцы. Не терять время на наше любимое российское занятие - болтовню. Пока на этот уровень тянет только Анна Константиновна.
Через месяц, неожиданно во время обеда, Федор Иванович вдруг обратился к Ольге:
- Дочка, твой Володя все еще служит в доблестной армии?
- Нет уже. Отслужил, - все сидящие переглянулись с Ольгой.
- А где же он сейчас?
- В июле у него экзамены в институт. Он хочет стать программистом. Вот и готовится.
- А на что живет?
- Он работает грузчиком на Казанском вокзале.
- Приведи его завтра вечером. Мне надо с ним поговорить. У меня есть одна задумка. Василий мне говорил, что он был неплох по математике в школе и еще хорош с компьютерами.
Был уже ноябрь, когда Василий сообщил отцу, что хотел бы избавиться от двух партнеров, держащих в руках всего семнадцать процентов капитала, а после этого через год создать акционерное общество и выйти на рынок ценных бумаг. Отец промолчал. Только через неделю сказал:
- Мне нравится твоя мысль.
- Какая мысль? - удивился Василий.
- Об акционерном обществе. Деньги банк нам даст.
А потом в декабре, ни слова не сказав Василию, он преподнес сыну сюрприз. Василий шел к отцу, когда от него вышла Анна Константиновна. Она лукаво посмотрела на него и улыбнулась. Увидев его расширенные глаза, она наклонилась к нему и шепнула:
- Поздравляю. Но только между нами. Убьет меня. Молчок, скоро узнаете, - и показала на массивную дверь босса.
Отец, выслушав сообщение Василия о делах с тендером, встал:
- Ты разве не знаешь, что через десять минут будет расширенное совещание руководства компании в актовом зале? Пошли.
Они вдвоем прошли на сцену и сели у стола, беседуя об Ольге. Она просилась замуж. Они с Владимиром любят друг друга.
Отец слушал, но мысли его были далеко. Василий понял, о чем думал отец, когда тот встал и объявил:
- Дамы и господа, времена меняются и люди меняются. Наша компания сейчас совершает героические усилия, чтобы выйти на новый уровень. Однако я чувствую, что я в герои не гожусь. Очень устал, создавая компанию. Наш народ вполне может подняться выше, это я чувствую. Поэтому мой сын Василий станет президентом компании, а я теперь буду его советником на первое время.
Так вот что Анна имела в виду, когда встретила меня. Все аплодируют и встают. "Надо и мне что-то сказать", - подумал Василий, притрагиваясь к горячей щеке.
Эпилог
Отец Иннокентий любил сидеть перед вечерней молитвой на этом плоском камне и смотреть на пенный простор Белого моря. Иногда десять минут, а иногда и час. Фёкла говорила, что так к батюшке приходит благодать. И людям хорошо.
Вот и сейчас он посидел минут десять, а потом встал и посмотрел на золотую луковицу своей церкви, а потом неторопливо направился туда на пригорок, с которого даже видны были пароходы на горизонте.
Вечером он шел к себе, в большой каменный дом на окраине поселка. Все кланялись ему с уважением. Жизнь здесь с его появлением стала другая. Сюда даже архимандрит приезжает побеседовать с отцом Иннокентием.
Он вошел в дом, снял рясу и прошел к умывальнику в ванной:
- Клава, дай-ка мыла. Тут остался маленький обмылок.
Жена подошла к нему и обняла сзади:
- Ольга на сносях, мне надо поехать, помочь ей. Марфа приедет, подсобит тебе по хозяйству.