Аннотация: Я даже не знаю, понравилось ли оно хоть кому-то. Ну ладно...
Эндшпиль (шахм. - конец игры)
Пили, не чокаясь, уже которую рюмку.
- Так не поедешь к Светке? Не очень она, конечно, нас всегда жаловала. Так одна ведь сейчас баба осталась, двое детей на шее.
- Не хочу. Не могу ей Олега простить.
- Ну ты неправ. Другие бабы при таких раскладах и уходят, и пилят каждый день. А Светка... "потерял работу - ничего, потерпим, другую найдёшь".
Такое всегда случается с другими. Такое должно случаться с другими - не с твоими знакомыми и тем более не с близкими друзьями. И уж во всяком случае, не с Олегом. С Олегом, который, оказавшись в новом месте, всегда первым узнавал расположение стратегически важных объектов - почта, телефон, сельмаг. Который первый на курсе научился программировать на нескольких языках.
- Не в Светке дело. Чёрт его знает, что там у него переклинило.
- Это точно. Он и думал-то всегда по-своему. Как будто сам от себя хотел больше, чем от него ожидали. Олежка мне однажды рассказывал, как разрядник-шахматист согласился его, школьника, учить по переписке. У спеца этого была своя метода. Он начинал с задач на составление этюдов. Ну, знаешь, "у белых ферзь и пешка, у чёрных конь и пешка, поставить мат в два хода". Этюды Олег быстренько составил, но никто ему не объяснял, что позиции-то уже из эндшпиля. Значит, кроме тех фигур, что участвуют в этюде, ещё лишние должны быть - так он думал. Начинает их добавлять, а тут куда не поставишь, они позицию меняют, разваливается этюд. Провозился он, в общем, впятеро дольше, отослал письмо, получил обратно, а там всё лишнее зачёркнуто. Ну, обиделся, понятное дело.
Генка терпеливо смотрел на него осоловелыми глазами. Ладно, хорошо хоть не прерывает. Гоню какие-то нравоучения, давно такого не было, пьян совсем.
- Понимаешь, Светка у него ещё до увольнения вычеркнула всё лишнее. Друзья - "неприятные они у тебя какие-то". Коллекция ножей - какой ужас, дети найдут и порежутся. Вот Олег её и продал. А у него пацаны, между прочим, уж им с ножичком повозиться - самое оно. На байдарках сплавляться - у тебя семья, дети, квартира, машина. И получилось так, что кроме трудовых этих, блин, достижений, у него и не осталось ничего. Лишнего ничего не было, что помешало бы руки на себя наложить.
- Замысловато как-то. В общем, понимаю, виновата Светка всё-таки, по-твоему. Ну, не езди к ней, если тяжело, денежку только дай на похороны.
- Приготовил давно, держи.
- Возьми, много слишком.
- Ничего-ничего. Сам говоришь, детей ещё надо поднимать.
- Ладно, Сашка, мне на электричку уже...
- Давай, не опоздай.
А электричка-то не последняя. Сбежал от меня Генка. Или просто дома ждут?
Когда же Олег мне байку эту рассказывал, до моей болезни или после? До, наверняка. После я уже небольшой был любитель сидеть и трындеть.
А на Светку-то я и впрямь поменьше мог бы крыситься. Вот на меня не нашлось никакой Светки, а сам я, своими руками так же лишнее урезаю. Видно этот эндшпиль у всех на несколько ходов. Сначала идёт размен фигур. Вполне себе добровольный, шахматы - не шашки. Меньше врагов, меньше друзей. Меньше лишних связей и уже нет никого из тех, кто не совпадает с тобой по возрасту, занятиям, характеру. Никого, кто нарушил бы твоё существование в хорошо обустроенном аду. А дальше - вроде и стоишь крепко, а толкнут - свалишься.
Когда Сашка ещё ездил в поле на весь сезон, друзей у него было немало. Лучшим другом был Лёнька. Лёгкий, беспечный умница, с которым сразу становилось понятно, что важно, что неважно. Сашка давно уже жил отдельно от родителей, на небольшой, но твёрдой зарплате. И даже не думал до этого, что постоянно меняющий работы парень, у которого и угла-то своего нет, станет для него чем-то вроде образца, до которого хочется дотянуться.
Лёнька и так постоянно ночевал у него. Уезжая, Саша оставил его в своей квартире. Денег он с него, понятное дело, брать не стал, но несколько раз повторил, где надо оплачивать счета и до какого числа.
Перебираться из квартиры Лёнька начал ещё до его возвращения. Когда Сашка приехал, посидели, попили чайку с настойкой из мараловых пантов, упаковали вместе последнюю сумку и распрощались. Помыться Саша ещё успел, а постирать - уже нет, горячую воду отключили. Ещё через день пришли отключать электричество, он полез в ящик стола и нашёл там стопку неоплаченных квитанций. Смешной для него сегодняшнего был долг, и рассказывать-то кому-нибудь неудобно. Но после поля денег у него почти не осталось. Друг, выяснив, что случилось, чертыхнулся и пообещал, что завтра же всё вернёт. Назавтра Лёнька отключил телефон.
Отец с матерью тоже не шиковали, и просить у них было стыдно. Сашка влез в долги. А потом он заболел. Нужны были деньги на лекарства, на хорошего доктора, но он и так был в минусе. Сашка проболел почти до Нового года, Лёнька не показывался.
До этого Саша считал себя экстравертом. Иметь дело с людьми было для него легко и занятно. А теперь любое общение стало его выматывать. Не то, чтобы он превратился в подозрительного параноика, но необходимость держать в уме что-то вроде "дружба дружбой, а табачок врозь" убивала всю прежнюю лёгкость этого занятия. Хуже всего было, когда в облике или интонациях собеседника ему чудилось что-то от лёнькиных черт.
Замкнуло его, в общем. Замкнуло. Сиди теперь, и мучайся, думай, спас бы ты Олега, если бы не держался с ним как со всеми, бирюком. Ведь он-то, кажется, выделял тебя из прочих приятелей. Посидеть вечерок, поговорить, выпить, на байдарке на праздники по речке сходить... Знать бы, чем теперь его собственный эндшпиль кончится. И когда.
Сашка протёр ладонью глаза и потянулся за недопитой бутылкой.