Опутавшие тело провода полиграфа. Единственный белый халат врача среди дорогих чёрных костюмов. Сейчас всё зависит от того, что именно и как будут спрашивать.
- Вы полагали, что видите будущее?
- Да.
- Вы говорите правду, утверждая, что сейчас на это неспособны?
- Да.
- Вы воспринимаете будущее в виде сцен, которые увидите потом собственными глазами? Наглядных картинок?
- Да.
- Сейчас вы представляете себя хотя бы одну сцену, относящуюся к будущему?
- Нет.
- Что-нибудь незначительное? Плакаты, объявления на стенах, названия улиц?
- Нет.
- Форму на военных или полиции?
- Нет.
Нужных вопросов они так и не задали. Бумагу о неразглашении он подписал, чуть усмехнувшись, но этого не заметили.
Ссутулившись, он побрёл прочь от правительственного здания, пустышка, сдувшийся пророк, предсказавший убийство Богданова десять лет назад и позапрошлогоднюю мировую эпидемию. В этом районе было много чисто вымытых, сияющих на солнце витрин, и он довольно легко убедился, что хвоста за ним нет.
Метро привезло его в другой квартал, трущобный. Он снял пиджак, оставив его на скамейке. Провёл рукой по закопчёной стене. Ладонь почернела, и он старательно выпачкал рубашку и брюки. Выкинул на помойку документы. Уселся на другую скамейку, полусгнившую. Закинул в рот несколько таблеток снотворного, потом, почувствовав, что отключается, достал яд. С идентификацией трупа, найденного в этом месте, вряд ли кто-то станет всерьёз возиться. Здесь слишком часто находят зарезанных или умерших от передоза.
Это оказалось нетрудно. Гораздо труднее было поверить раньше, что он действительно сделает необходимое. Только когда картинки в голове пропали, он, наконец, понял, что получилось. С этого момента его поддерживало только одно, то, о чём они не догадались спросить. Уверенность. Уверенность в том, что он идёт в нужную сторону. Именно она когда-то заставила его заговорить о пандемии и полгода терпеть насмешки. Сейчас он был уверен - этим людям не следует рассказывать о будущем.