Аннотация: /Но дни в интернате были какими-то серыми. Ей почти не приходило в голову, как можно втравить знакомых в очередное приключение, не попадалось книг, которые хочется читать день и ночь напролёт. Даже соображала она как-то вяло./
Одиннадцать лет назад.
- Положи туда! Надо положить туда, - пятилетняя девочка с вьющимися рыжевато-каштановыми волосами рыдала взахлёб.
- Марта, я же просил показать ей калейдоскоп после дневного сна, - раздался густой баритон, укоризненный и успокаивающий одновременно.
Клара, впервые увидевшая заманчивую игрушку, минут десять просто крутила калейдоскоп, потом догадалась отвинтить крышечку и всыпать туда по очереди разные бусины из набора для рукоделия. Самая любимая бусинка-звёздочка под крышку не помещалась, хотя девочке очень хотелось увидеть её отражённой много раз.
- Вот смотри, Клара, засунуть туда бусинку ты, конечно, не сможешь, зато мы можем нарисовать, как она отразится во многих-многих зеркалах.
Игорь обвёл на бумаге контуры бусины и уже рисовал первое зеркало. Ребёнок, привыкший к тому, что любимый папочка всегда расскажет что-то интересное, умолк, смаргивая слёзы.
Сейчас. Клара.
Симметрия... Замысловатый рисунок, образованный множеством зеркал, в которые природа глядит сама на себя... Костяк всей нашей физики и химии. Клара не раз спрашивала себя, случайным ли был этот эпизод из детства. Не отсюда ли пошла её любовь к химии? Кристаллические решётки со сложной симметрией, перекрывающиеся облака орбиталей, замысловатые формулы химических соединений... Или дело в том, что её бодрость и ясность мысли напрямую зависят от одной из этих сложных конструкций?
Если бы не мать, Клара, какой она была, никогда не появилась бы на свет. Но мама так часто опускала руки, не умея с ней справиться... "У этого ребёнка словно лампочка всё время во лбу горит", - жаловалась она. Справлялся отец. Её папочка, относительно которого Клара не сомневалась, что он любил бы её какой угодно. И слишком хорошо понял когда-то, что Кларина мать не сможет принять не такого ребёнка, о каком мечтала.
Семнадцать лет назад.
- Три миллиона жизней, пусть едва начавшихся жизней. И мы должны их пресечь, исходя всего лишь из опасений, даже оправданных? В конце концов, существует антимонопольное законодательство, и если у производителей катасола появятся какие-то необоснованные притязания, мы всегда сможем поставить им границы.
- К чему столько пафоса? Даже естественная имплантация яйцеклетки - процесс, который природа запускает без всяких гарантий. Из тридцати миллионов яйцеклеток, замороженных в ожидании нашего решения, на каждую семейную пару приходится от восьми до десяти. Какие-то будут отбракованы из-за наследственных дефектов, какие-то не пройдут генетическую модификацию, какие-то окажутся не имплантированы.
Парламентские слушанья, созванные, чтобы одобрить массовую модификацию очередного поколения человека разумного, превращались в трибуну для сторонников запрета текущего проекта. Фирме "Эш" явно не стоило до последнего скрывать, что для проявления ценных отклонений модифицированным детям предстояло принимать один из её препаратов с двух лет до совершеннолетия, а может быть и всю жизнь. Сами-то по себе изменения выглядели ценными и достаточно безвредными. Усиление мотивации на пике интереса к какой-либо деятельности. Естественное свойство многих гениальных и талантливых людей. На всякий случай был ужесточён контроль предрасположенности к хроническим заболеваниям, так чтобы такое напряжение оказалось для будущего ребёнка безвредным. Словом, проект должен был пройти на ура. Но теперь парламентарии сочли, что модифицированные дети и их родители окажутся в слишком большой зависимости от фирмы. Поэтому эмбрионы следует уничтожить, а модификацию - запретить. Напрасно оппоненты говорили, что катасол хоть и дороже таблеток от головной боли, но доступен почти всем, что другие фирмы без труда освоят производство аналога. У всех ещё был на памяти азиатский голод. Фирмы-производители элитного зерна сначала сделали азиатских крестьян полностью зависимыми от него, а потом разорились.
После полудня дело дошло до полного и окончательного запрета, который должен был вступить в силу в тот же день.
- Игорь, ты понимаешь, что у нас остался последний шанс? Наша клиника расположена за линией смены дат. Если мы придём прямо сейчас и уговорим их начать подсадку эмбрионов...
Молодая, здоровая и успешная супружеская пара решила, что жене лучше провести первый месяц беременности, спокойно отдыхая на тропическом острове. Благо, клиника здесь была оборудована с помощью фирмы "Эш" по последнему слову техники.
Пять лет назад. Клара.
В поколении Клары было не так уж мало хоумскулеров. Поэтому среди соседских детей девочка не выделялась. Во всяком случае, не настолько, чтобы это мешало самозабвенно играть вместе, придумывать новые игры и пугать друг друга страшными рассказами. Обгонять школьную программу на два-три года для хоумскулеров было делом не таким уж редким.
Но очные сессии, когда приходилось неделю или две жить в интернате, Клара не любила. Нет, её не обижали тут ни дети, ни учителя, спальни были уютные, и даже кормили их неплохо. Но дни в интернате были какими-то серыми. Ей почти не приходило в голову, как можно втравить знакомых в очередное приключение, не попадалось книг, которые хочется читать день и ночь напролёт. Даже соображала она как-то вяло. Много раз выученное и повторённое вспоминалось едва-едва. Хотя вроде бы на экзаменах ей были довольны и считали талантливой и старательной девочкой.
Немного повзрослев, Клара поняла, отчего всё было именно так. Папа не разрешал ей принимать катасол, когда она жила в интернате. Скорее всего, он просто не хотел, чтобы другие дети и взрослые обратили внимание на её особенность.
Впрочем, саму Клару он учил относиться к приёму препарата просто. Утром надо чистить зубы, вечером - пить таблетки. В конце концов, предки людей и многих обезьян когда-то разучились синтезировать витамин С. Конечно, им теперь живётся трудней, чем собакам, например. В благодатном климате надо есть фрукты и овощи, а ближе к полюсам - принимать витамины. Ну и что?
Только лет в двенадцать Клара впервые задумалась о том, как зависим человек от своего тела. И причиной был не катасол. Её подружка, толстенькая флегматичная Соня, испуганным шёпотом рассказала, что у неё начались месячные. Родители девочки, в отличие от Клариных, не рассказали о них девочке заранее - то ли ложный стыд помешал, то ли сроков не рассчитали. Соня, казалось, довольно скоро успокоилась. Но вот с её характером стало твориться что-то неладное. Она легко заливалась слезами, начинала ругаться или лезла в драку. Даже на уроках девочка не могла с собой справиться. В конце концов её отправили в интернат для нервных детей. Клара ужасно скучала по ней. С хорошим характером или с плохим, но всё-таки Соня оставалась её подругой. А теперь приходилось только гадать, как ей там, в интернате... Было страшно думать о том, что тебя может предать что-то, чем ты не управляешь.
Два года назад.
В распространении нового наркотика никто не решался официально обвинять фирму "Эш". Ну да, из катасола он получался с помощью единственной химической реакции, доступной даже в домашних условиях. Для последующего употребления не нужен был ни шприц, ни кальян. Тихое, молчаливое блаженство на четыре-пять часов. Пятьдесят процентов с первого же раза получающих серьёзную физическую зависимость, ещё сорок - психическую.
Но свой главный проект, связанный с применением катасола модификантами, фирма так и не реализовала. Поэтому он оставался не слишком раскрученным препаратом, который продавался, конечно, в аптеках без рецепта, но использовался лишь в ограниченном числе клинических случаев. Когда неожиданно покупатели смели все аптечные запасы катасола, оказалось проще всего запретить свободную продажу препарата.
Сейчас. Клара.
Отец успел закупить несколько упаковок, которых должно было хватить на полгода, но успокаивал Клару рассуждениями о том, что после совершеннолетия препарат может и не понадобиться. Последний школьный год она тянула, по сути дела, на старых запасах выученного и прочитанного. Без катасола делать ничего не хотелось, даже жизненные планы она строила как-то вяло, как во сне. Клара скорее помнила, что ей надо заниматься химией, чем хотела ей заниматься. Усталость от череды бессмысленных дней стала прорываться злыми слезами. Ей хотелось обвинить в происходящем хоть кого-то - родителей, правительство, корпорации, дурацкие законы. После одной такой истерики отец сказал ей непривычно жёстко: "Тебе станет легче, если ты поймёшь, что на самом деле ничем не отличаешься от других людей. Ничем." Это было непередаваемо больно и обидно. Клара билась в собственной, единственной на свете ловушке, не понимая, за что ей такое.
По результатам выпускных экзаменов её согласился принять один из лучших университетов в стране. Жить рядом с яркой жизнью других студентов, с её непонятными и бурными течениями, внезапными вспышками смеха и передающимися от поколения к поколению байками ей не хотелось. Клара сняла маленькую квартиру в небогатом квартале рядом с университетом.
Не живи Клара одна, она вряд ли решилась бы синтезировать препарат сама. Собственно, с её образованием синтез катасола был совсем несложной задачей. Естественно, это было незаконным. Но она не собиралась получать из него наркотик или торговать. Вот только бедные, в отличие от богатых, живут за не слишком толстыми стенами. Даже содержимое твоего помойного ведра здесь могло кого-то заинтересовать. Клара так и не узнала, кто её сдал. Она ни с кем не ссорилась, никому не делала зла... Чёрт, да она и соседей-то почти не знала...
Клара могла бы не открывать на звонок полиции, но весь последний месяц ей было слишком хорошо и легко, чтобы ожидать чего-то дурного. Она успевала бегать не только на свои занятия, но и к физикам, познакомилась с половиной студентов на курсе. Клара заново влюбилась в кино и почти каждый день возвращалась с последнего сеанса уже заполночь, когда сияющее звёздное небо, казалось, окружало её со всех сторон. Всё это оборвалось так неожиданно... Подробности допроса в полиции Клара старалась не вспоминать, но не могла избавиться от ощущения собственной нечистоты и унижения.
Суд не слишком вслушивался в её оправдания, однако назначил условный срок. Клара не знала, разрешат ли ей продолжать учёбу. В любом случае сейчас пора было уезжать домой. Но она медлила - сил не было даже на то, чтобы уложить вещи.
Вот и сейчас Клара в каком-то оцепенении стояла в пристройке, где размещался пульт управления домом. Здесь же, в небольшой квартирке, жила уборщица - совсем молодая, хотя с испитым лицом, и её трёхлетний сын. К тощему оператору с едва пробивавшимися усиками Клара зашла по делу. Чересчур угодливая автоматика сама опускала днём жалюзи на окнах, хотя девушке постоянно не хватало дневного света. Завершив обсуждение, они какое-то время просто болтали о том, о сём. Потом парень вспомнил о работе и вернулся к компьютеру, а она осталась стоять в холле, думая о том, куда себя деть.
Грохот и вспышка взрыва дошли до Клары одновременно. Мощная волна воздуха швырнула её в дверь небольшой комнатки без окон и ударила о стену. Она слышала, как за её спиной что-то рушится. Сознания Клара не потеряла, но приступ головокружения оказался долгим. Сфокусировав, наконец, зрение, она обнаружила, что прямо перед ней стоит целёхонький щекастый малыш и зовёт маму. Потом над ней склонилась мама со свежим синяком под глазом..
- Во мы влипли! - услышала Клара.
Управляющему домом компьютеру полагалось переходить на аварийный режим при первых признаках теракта. Он должен был изолировать дом и пристройку от проникновения снаружи, перекрыть газ и воду, отключиться от электросети и задействовать аварийное водоснабжение, вентиляцию и освещение. Комп, похоже, это и сделал. Под потолком тускло горела лампочка.
- Мобильный есть? - спросила Ирма-уборщица.
Мобильный телефон у Клары был, но передать, судя по значкам на экране, ничего не мог. Ирма объяснила, что компьютер при теракте должен вырубать ещё и возможность мобильной связи, чтобы с помощью телефона нельзя было взорвать бомбу.
- Успел, зараза, - резюмировала Ирма.
Действия, предписанные компьютеру, были разумны и целесообразны. Но только при условии того, что рядом сидел живой оператор, способный, когда опасности не уже не будет, перевести его в прежний режим. А бомбу взорвали прямо рядом с пультом управления. И парнишка, с которым она говорила несколько минут назад, сейчас наверняка был мёртв.
Любое сообщение с внешним миром оказалось перекрыто, дверь в холл - завалена. Мобильник не работал. Клара тихонько уговаривала себя не впадать в панику. Уборщица тем временем подлила масла в огонь, заявив, что она в это время обычно уже выходила на работу. И сына брала с собой. Так что если спасатели и прибыли, то занимаются они сейчас домом, а не пристройкой, где, по их разумению, нет никого, кроме мёртвого оператора.
Ирма отчаянно ругалась, и Клара остро чувствовала, сколько беспомощности и растерянности, как у Сони, за этой руганью. Мальчик растерянно хлопал глазами - с ним мама, похоже, обычно вела себя иначе. Планы спасения явно предстояло строить Кларе. Разумнее всего разобрать завал рядом с дверью. Хотя бы настолько, чтобы через него можно было пролезть и попробовать вырубить изоляцию от внешнего мира. Или, как минимум, снять блокировку мобильной связи. Телефон она пока выключила, чтобы не разряжался.
Клара уже третий час стояла на табуретке рядом с завалом и разбирала мелкое крошево осколков и обломков, которые взрыв, казалось, намертво спрессовал друг с другом. Голова кружилась. Ирма, которая помогала ей всё это время, теперь сидела прямо на полу, опустив голову.
- Слушай, Клара, так тебя зовут? Это ты в суде рассказывала, что на катасоле можешь два дня без перерыва работать? Есть у меня доза. Я для себя из неё сварить ничего ещё не успела...
После полиции наркоманы уже не казались Кларе существами легендарными. Надо выпить препарат. Пусть даже доза у Ирмы не аптечная, а самодельная и наверняка плохо очищенная. Оператор успел рассказать ей кое-что полезное. Когда Клара всё-таки разберёт завал, то у неё будет шанс снять блокировку. Теоретически. На деле это скорее всего потребует долгого перебора, при котором нельзя будет пропустить ни одного варианта. А она уже будет никакая.
Ирма протянула ей чашку с порошком и чайник с остатками воды. Только-только развести - с аварийным водоснабжением что-то не так. Из крана просачивается по капле в минуту. А вода нужна Максу.
Думать о чём-то, кроме ожидавшего её завала, не было сил. В том числе и том, с чего это Ирма так пристально вглядывается в полумраке в её лицо. Но та не выдержала сама.
- Не смотри так. Я тебя сдала, я. Я у полиции на крючке, они знают, что я наркоманка. Держат меня информатором в доме, недоделки.
- Ладно, сейчас неважно, - выдавила Клара. - Спасибо за дозу.
Она понимала, что наркоману очень трудно отдать дозу добровольно. Но Ирма была не одна, с мальчиком, которого сейчас успокаивала какой-то детской песенкой. Уборщица надеялась, что Клара выручит их. Девушка и в самом деле взбодрилась, мышцы как будто налились новой силой, даже вокруг как будто посветлело. Впрочем, и сейчас Клара понимала, что это ненадолго - порошка было совсем мало.
Завал поддался ещё через два часа. Ровно настолько, чтобы через него можно было перелезть, тяжело плюхнувшись на пол, но Кларе показалось, что она перелетела поверху одним махом. Она осторожно пошла по хрустящим обломкам, стараясь не думать, что где-то под ними лежит тело оператора. Компьютер, в отличие от человека, защитили надёжно. Девушке пришлось поломать голову, прежде чем она, наконец, приподняла опустившийся на него колпак. Теперь сесть за пульт. И не думать о том, сколько времени понадобится, чтобы снять блокировку. Только пробовать. Пробовать. Пробовать.
Когда ей удалось, наконец, разблокировать мобильную связь, в глазах было совсем темно - то ли от напряжения, то ли аварийное освещение уже сдыхало. Риски на экране телефона расплывались, сливаясь друг с другом. Но Клара по-прежнему чувствовала себя почти всемогущей. Только бы с Максом за это время ничего не случилось. Спасатели услышали, обещали прорваться к ним через внешнюю защиту.
Завал стал заметно ниже - Ирма тоже не сидела, сложа руки. Пролезая в комнату, Клара услышала: "Ты тихонько. Пусть он поспит пока". Клара высветила экран мобильного, зная, что сейчас они начнут отсчитывать время до прихода спасателей. Время. Времени прошло невозможно много. Удивительно, что ребёнок ни разу не заплакал и не закричал. Она была поглощена работой? Или Ирма всё время сидела рядом с сыном, пела, успокаивала, отдала всю свою воду?
Но откуда тогда это чувство душевного подъёма? Доза была совсем небольшой, на всё это время её не хватило бы. Неужели она управляла этим подъёмом сама, без препарата? Неужели она сможет этому научиться и папа, как всегда, окажется прав?
- Ирма, - позвала она, - можно спросить?
- Давай. Тебе теперь всё можно.
- Слушай, ты ведь уже много часов без наркотика. Как ты держишься?
- Сама не знаю. Доктор говорил, у меня зависимость психологическая.
- Так тебя к психотерапевту надо.
- Кому я нужна, Клара. Полицию устраивает, что я торчу и стучу. Вот его отцу, - она коротко кивнула в сторону спящего Макса, - и то не нужна оказалась. Знаешь, когда у нас любовь-морковь была, мне казалось, что я всё могу, весь мир - за меня. Это сейчас вокруг и город, и люди тусклые, как немытое стекло, пока не закинешься. А закинешься - на минутку всё как раньше.
- Но ты же смогла сейчас Макса успокоить. И держишься, как будто и в самом деле весь мир - за нас. Значит, можешь без этого?
Ирма тихонько заревела, вцепившись в её руку...
Пробившиеся спасатели увидели двух заплаканных женщин. У одной из них на руках спал малыш.
- Я сама расскажу, как нас взорвали, - выкрикнула Клара в лицо полицейскому.- Не трогайте Ирму, ей пришлось гораздо хуже.