Аннотация: В восьмидесятые годы двадцатого века русская земля достигла высочайшего уровня развития за всю свою историю, то есть вошла в Цивилизацию технарей. Как это получилось читайте невыдуманные повести и рассказы Александра Мартовского.
АЛЕКСАНДР МАРТОВСКИЙ
ЦИВИЛИЗАЦИЯ ТЕХНАРЕЙ - 1
ЭКСПЕДИЦИЯ
ОТ АВТОРА
Итак, о чем это я в свои сорок лет? Неужели не успокоился? Неужели, дурацкие воспоминания одолели? Точно, они одолели. Больше того, воспоминания очень и очень дурацкие. А ведь молодость незаметно прошла. И что-то еще позади. Думал, оно впереди, а вообще-то оно позади. Это самое что-то, на которое растрачена вся предыдущая жизнь, и молодость, и опять, и так далее...
Нет, я не старый ворчун, хотя очень и очень похоже. Я просто не думал, что будет вот так. И не надеялся, и совсем о другом... Ну, вы понимаете, очень другая жизнь. По крайней мере не та, что на самом деле. Ибо на самом деле вот эта, то есть эта реальная, про которую я желаю забыть. Но никакой, мать ее силы, чтобы забыть. Реальная жизнь всегда между нами и вами, всегда она есть, всегда ее много и даже сверх всякой меры, всегда она будет, так и не иначе. А вот другая, что нереальная жизнь, ее не будет. То есть не будет вообще никогда, потому что она нереальная.
Хотя в какое-то время казалось наоборот. Шестидесятые годы с их меркантилизацией и овеществлением человеческой мысли уже позади, а восьмидесятые с их иллюзиями еще за холмами. Вот именно, потому что восьмидесятые за холмами, потому и казалось. Не могло не казаться. Человечество на взлете, человечество выше, чем когда-либо... Или точнее, не все человечество. Есть перевалившие за холмы. Но Россия точно на взлете. И все мы, кто в нашей России, мы там же, мы переполнены решимостью перевалить... Сами понимаете, единственный раз за холмы. А что дальше?
Вот про дальше я умолкаю. Когда тебе пятнадцать или шестнадцать, то вариантов на двести тысяч и миллион. Ты веришь в Солнце и звезды. Ты веришь в будущее русской земли. Ты лучший из всех и вокруг тебя лучшие, то есть самые-самые. И цивилизация технарей на подходе, потому что обязана быть, и будет не смотря ни на что. И гибель вышеозначенной цивилизации, и собственный крах, и дурацкие сорок без хвостика...
Ну, ладно, вернемся в семидесятые годы.
ШУРИК-АСТРОНОМ
Ничего необычного. Одесса моей молодости - суть коммунистическая Одесса. И развлечения там коммунистические. Кто-то шляется по ночам и получает по морде. Кто-то с друзьями и водкой. А кто-то смотрит на звезды. Все зависит от твоего или моего характера. Я не ошибся, в первую очередь от характера, а не от физиологии, как зациклились некоторые. В коммунистической Одессе можно получить по морде, будучи очень здоровым и вообще бугаем. Опять заморочки свои - бьет шпана эту самую морду.
А Шурик - всего лишь шпана, но какая-та неорганизованная. Как и любой из Одессы он за ночное время. День для родины, для коммунизма, для долга или опять же для дела, если так нравится больше. Зато ночью... Ночью мое время, и его, и того парня, и той девчонки, которая дура набитая. Вы уже догадались, рабский день и свободная ночь. Днем лакействуем, днем раболепствуем. А ночью любовь, а ночью мечта, а ночью вся твоя жизнь. И конечно же звезды.
Еще один феномен из Одессы. Водка легче пьется, морда краше бьется, и голова опять же работает. А с другой стороны, кто еще утром смотрит на звезды? Утром только на солнышко, но на него не насмотришься даже сквозь закопченное стеклышко. В Одессе любая штука особенная, и солнышко там особенное. Три секунды смотреть еще можно, а четыре нельзя. За четыре все растерял, и сожгло тебя солнышко.
Впрочем, можно и утром. Если на солнышко не смотреть, а подсматривать. Через опущенные ресницы. Чуть опустил ресницы, сквозь них не то чтобы одно солнышко. Но целая куча, но превеликое множество, но что-то еще... Одним глазом в учебник, а другой сквозь опущенные ресницы. И уже не такое неукротимое солнышко.
А называется это все "астроном". Нет, без буковки "гэ". Почему-то в Одессе большой дефицит "гастрономов", а астрономов у нас предостаточно. Или гастрономы там очень нужны в любой разновидности? Я уточняю, чем больше, тем лучше. Тысяча гастрономов, три тысячи, сто пятьдесят, миллион... Или почти миллион. Ибо коммунистическая Одесса - суть гастрономическая Одесса. А астрономов раз, два, пять - и довольно. И так перебор. То на солнышко, то на звезды... Я же сказал, перебор. И еще Шурик из нашей Одессы!
ГДЕ МЫ ТУСУЕМСЯ?
Как вы припоминаете, коммунисты организовывали и созидали. В подобном деле они величайшие мастера, было бы желание. А какое желание? Ну, скажем, подраться? Для этого ринг. Или летать? А это аэроклуб. Или с кострами и водочкой? А это в туристы. Или в недра вселенной?
О вселенной уже говорилось, как о чем-то не самом важном в Одессе. Но организация здесь присутствует. При коммунистах она повсюду ваша организация, как и коммунистическое созидание, которого больше не будет и которое сегодня кажется сказкой или легендой. Мы хотим созидание, черт подери! Мы хотим тусоваться! И никто тебя не заставит, тусуйся возле костра, или летай, или бей морду. Разве дурак... А умные промолчат. Если хочешь, значит тусуйся.
Для астрономов мест много. Великие ученые в Обсерватории. Например, господин Цесевич. Он мне руку пожал и книжку свою подарил. Величайшая честь для Шурика. Ничего более величайшего у меня не было. Даже когда тусовался с министрами и другой сволочью в девяностые годы. Там сволочь, а тут Цесевич! Повторяю, Цесевич всеми признанный астроном и еще по совместительству директор Обсерватории. Можешь отобрать у него все, можешь даже его убить, но в жизни и смерти он астроном. А вы про министров, а вы чего-то про сволочь.
Еще студенчество. Студенты тусуются в Университете. Место такое заповедное. На Обсерваторию легче попасть, чем туда. А ведь мог! Представляете, Шурик и Университет? Сам Цесевич предложил это место. Никакого блата, черт подери! Шурик и блат, здесь совсем не смешно. Нам нужны астрономы, яростные, искренние и настоящие... За всю препоганую жизнь такой блат! И не воспользовался, и слинял из Одессы.
Последнее место для самых маленьких. Называется Планетарий. С первого класса туда приводят на лекции и подсовывают фальшивые звезды. Дурак в курсе, что звезды фальшивые. Но все равно здорово. Но все равно интересно. Даже фальшивые звезды они звезды, а не куча дерьма и отбросов. Тебя приводят, тебе подсовывают, ты насмотрелся, ты обалдел. А еще, если четырнадцать или пятнадцать, ты поднимись, пожалуйста, по той лестнице, ты заверни, пожалуйста, в тот коридорчик, ты загляни, пожалуйста, в эту комнату.
Здесь тусуется Шурик с друзьями.
КАК МЫ ТУСУЕМСЯ?
Собственно говоря, ничего нового, мы как все. Дали место, назначили время. Я уже уточнял, здесь организованная тусовка. За ее пределами можешь песенку спеть.
Мой любимый еврейчонок
Видишь кучу собачонок.
Ты не раздражай собачку,
Аль возьмет тебя за чачку.
Я не настаиваю, что очень приличная песенка, и организация не настаивает. Но за пределами все возможно. Время опять же такое. Вы догадались, время организованных и организованных. Ты не просто идешь на тусовку, ты с определенной целью сюда. В коммунистические семидесятые у каждого тусовщика есть будущее. Только в шестидесятые неорганизованная тусовка. Поэтому шестидесятники без будущего. Шестидесятники тусовались, чтобы слинять из России. А семидесятники, наоборот, чтобы остаться. Тем более будущие восьмидесятники. Им мало "остаться", они за то, чтобы переделать Россию.
Впрочем, я за организацию.
Песенка разлейся,
Песенка еврейская.
Мы тебя послушаем
И башмак на уши.
Еще раз повторяю, в организации можешь отличиться и тебя отличат (как Цесевич товарища Шурика). Других вариантов не надо. Ты отличаешься, тебя отличают. Оно не то же самое, что отличником в школе. Ибо в школе среди слабаков. Опять лучший, опять сильный, опять умный! А среди слабаков с горчинкой награды и звезды.
Ну, ладно Шурик, отмеченный Цесевичем, уже астроном. Он входит в элиту тусующихся при Планетарии. Планетарий есть лучшая молодежная тусовка. Молодежь есть надежда нашего города, а город в любом варианте надежда России. И никаких песен! Вышла Одесса из состава России, и захирела Россия. Прекратилась тусовка среди молодых... Где теперь астрономы? Где астрономия?
В ДЕТАЛЯХ.
Большая комната. Стол напротив окна. Ряды кресел, связанные по четыре. Первые восемь кресел они ветеранские. Если не в курсе, Шурик самый что ни на есть ветеран. Из того перламутрового набора, что возродил тусовку при Планетарии, но остался в конечном итоге один. Ибо первой тусовкой руководила девчонка. Не скажу, что дрянная девчонка, она даже совсем ничего. Такая черненькая, то ли хохлушечка, то ли евреечка. И комбинация из-под юбки торчала. Если бы не комбинация, то совсем неплохая девчонка. А так юбка, ножки и комбинация... Мы тусуемся или что? Мы про астрономию или как? Короче, из первого набора только Шурик остался. Он, можно сказать, староста на тусовке.
Другие ребята всего-навсего ветераны. С ними познакомимся позднее в процессе работы и с каждым индивидуально. Они неплохие ребята, но девчонок среди них нет. Астрономия все-таки не девчачья наука. Хотя на тусовке девчонки имеются, но среди ветеранов только ребята. Имеющиеся девчонки совсем зеленые, совсем новички. Приходят на один сезон и уходят. Максимум на два сезона. У Шурика таких сезонов четыре, у ветеранов по три, а основная масса... Впрочем, основная - те же девчонки.
Теперь продолжаю. Восемь кресел для ветеранов. Это первый ряд и второй. Сюда не садитесь, если не ветеран. Сюда запрещается. Все равно очень вежливо попросят отсюда. Или не разглядел? На этом кресле написано Шурик. На этом Профессор. А здесь Христофор или Миц... Вот теперь разглядел, вот теперь уже точно отсюда.
Для массы следующие ряды, числом три или четыре. Пока еще не определился в своей любви к астрономии, пока кривляешься и колебаешься, ты всего-навсего масса. А сроки - два года. Никаких дополнительных условий. Два года выдержки, значит определился. При коммунизме в такие сроки определяются даже самые неопределенные. Первый год туда и сюда. Второй ни туда ни сюда. Но на третий...
Затем идут гостевые ряды. Они для "зеленых" (не путайте с зелеными человечками), или вообще для гостей. Пришел, посидел, послушал, ушел. Называется, вольные слушатели. Как ни странно, они приходят. Кто на одно занятие, кто на два, кто на восемь. По определению та же "галерка". Хотя после восьми занятий ты имеешь право на место не дальше пятого ряда. Тебя уже узнают. То есть еще не здороваются, но ты примелькался. То есть не разговаривают ну как с подобным себе или равным, но шансы твои предпочтительные. Можешь пробовать дальше.
"Преданность науке" -
Странные слова.
Разве что от скуки
Выплюнешь едва.
Выплюнешь на блюдо
Словно чистый яд:
"Что это за чудо?
С чем его едят?"
И не стоит тебе обижаться, мой маленький. В коммунистической Одессе своя иерархия, в астрономической опять же своя. Шурик с двумя печатными работами (Новосибирская Академия Наук!) это столп, это величина, это гений. Опять же твое будущее, если будешь как он. Всего каких-то четыре года.
ПЕРВЫЙ РАССКАЗ ШУРИКА.
Наш руководитель и командир Иваныч крутейший мужик. Лет под сорок, женат на скрипочке, детишки хохлы и евреи. Что между прочим ему не мешает не только числиться сотрудником Обсерватории. Я же сказал, он крутейший. Ночью Обсерватория, в будни Университет, а на выходные с ребятами. Сразу видно, что не слабак, у него три тусовки. Может супруга затюкала, может младенцы его, опять же не важно. Иваныч тусуется с нами, и это главное.
Хотя потерпите, у нас две тусовки. То есть у нас в Планетарии. Чуть пораньше руководитель Иваныч, чуть попозже студент (название позабыл). Со студентом я пообщался, так называемая "продвинутая тусовка", и мне надоело. Ребятишки там выпендрежные. Словечки там шизонутые. То есть один шизонутый жаргон. Нормально не говорят, зато раздражают. Не люблю выпендрежников, люблю, чтобы в деловой обстановке среди нормальных товарищей. Или с хорошим парнем Иванычем.
Его принципы:
- Дай другому.
Черт подери, хорошие принципы, тем более для тусовки. Мы не на лекцию попали. Вот у студента товарняком лекция. Бу-бу-бу, ну и что-то такое. Сами догадались, скучнейшая лекция. А у нас не совсем чтобы так. Иваныч только организатор и информатор. Несколько слов вначале, несколько в самом конце. Задача его такая. Проинформировал, отвалил, дал другому. Отсюда на сто процентов хороший парень Иваныч.
Еще принципы:
- Не вмешивайся и не мешай.
Опять здорово. Здесь не вандалы какие-то и не чудаки. Здесь самый обыкновенный процесс. Если сидеть как в школе, сложив лапки, то процесс не из творческих. А астрономия только из творческих. Сложив лапки, астрономия не получается. Со сложенными лапками, ты скорее заснул, чем проснулся. Если заснул, значит все проворонил. Спи дома, в школе, на пляже, на кладбище. На тусовке не лучший выход, чтобы прийти и заснуть. Мы солидная организация, у нас обязан быть выход. Если хотите, у нас план. И план выполняется, но не так, как на кладбище. Потому что тусовка.
ДЕНЬ ПРОФЕССОРА.
Кто такой Профессор? Отвечаю, парень из наших. Тем более, он ветеран и элита. Если не ветеран, тебя не выпускают на кафедру и дня твоего не будет. Таковы правила. Только ветеран, только его выпускают. С кучей папок, рисунков, таблиц. Еще с какой лабудой. Еще в очках и карандаш между пальцев. Еще, чтобы высокий, горбатый и очень худой. Впрочем, сие к делу не относится. Но обязан предупредить, все это Профессор.
Выбираем предложенного парня, ибо его день самый популярный на нашей тусовке. Другие отсиживаются чаще, а выступают куда реже, чем пресловутый Профессор. Я не сказал, из придурошных недоносков другие. Но Профессор один, он наша достопримечательность. Его папки с болтающимися завязками. Его тетрадки с обгрызенными концами. Его чертежи в дырах и кляксах. Его рожа...
Ну, что за противная рожа Профессор! Смесь задумчивости и замудренности. А еще нечто маленькое, подленькое, гаденькое в уголках опущенных губок и где-то под носиком. А еще глаза за очками скрываются и никогда с тобой не встречаются. Что думают между прочим глаза? Чего они выражают? Кажется, вообще ничего. Очень худой мальчик, очень высокий, очень горбатый. И там на вершине глаза. Очень усталые по большому счету глаза, потому что не каждый способен аккумулировать мысль, как способен Профессор.
Или я ошибаюсь? Профессор вошел, Профессор за кафедру, вздох разочарования по рядам.
- Значится так. Сегодня продемонстрируем последнее слово науки о звездах.
Это уже не ряды, это Профессор:
- Сегодня краткий обзор. Ну в-вот так-кусенький...
Он на пальцах показывает, а пальцы, что щупальца, и разведены сантиметров на восемь:
- Делать, короче, нечего.
И еще сантиметра на два:
- Время, меня понимаете. Транценденциальное время, которого нет. Опять же флуктуационные рамки, которые ну вот это...
И смачный плевок мимо кафедры.
А, впрочем, мы все понимаем. Многоступенчатая проблема, всеобъемлющая человеческая мысль, куча материалов. Есть где копать и чего рассказать. И не только чего по верхушкам. Хотя по верхушкам опять-таки есть. Даже Профессор с его верхушками (опять же мы понимаем), даже он в стесненных условиях.
- Ну, не томи, - Христофор со своего места.
- Попрошу, не мешайте, - очень строгий Профессор.
У них диалог минуты на три:
- Куда, твоя мать, обращаешься?
- Нет, я все-таки попрошу.
- Да кому твоя просьба?
- А ты?
И еще много звуков, как будто проветривают и прочищают желудок.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ПЕРВОГО РАССКАЗА.
Ладно, лекция потянулась. Христофор в пене и мыле. Христофор распустил под столом две огромных конечности. А конечности у него очень огромные (называются "ноги"). И вообще парень он крупный. Как говорится, рыхлый, но крупный. Такого разденешь, тело белое, почти синее и чего-то очень уж гладкое. В будущем оно обрастет мускулами, а пока другая формация, а пока один жир. И лицо такое же гладкое. Зато остальные части на месте, можно сказать, уши, губы и нос. Ни от кого не спрятались, ну и так далее.
Короче, Христофор на своем месте. Полное размягчение тела и мозга. С первым я очень и очень согласен. У него не тело, а студень или расползшийся жир. Зато второе... Тут мы подумаем. Вроде бы парень в глубоком обмороке, вроде бы глазки до щелочек, а сквозь щелочки страшные такие белки, но без желчи и крови. А еще платок на его гипертрофированную голову. А еще наплевал в этот самый платок (или хотите, почти наблевал), чтобы оно мокрее и гаже. А еще чего-то такое без имени:
- Маленький котенок Бу-бу-бу...
А еще смачный храп. И что-то такое совсем неприличное, ну что вырывается взрывом наружу, обволакивает пространство и создает диффузионные туманности из более или менее распространенных по нашей земле, но менее или более скрываемых на какой угодно тусовке:
- Еще Бу-бу-бу...
Впрочем, не фантазируйте. Перед вами борьба нервов. С одной стороны тощие нервы, с другой толстые. С одной стороны видимая апатия и покой, с другой не то чтобы деятельность на все сто, но все-таки деятельность и все-таки видимая. Я бы сказал, мы этого ждали. Если за первую скрипку Профессор, оно значит - трехэтажные формулы, непереводимая терминология, семизначные цифры до запятой и после нее, а так же листы с закорючками, нечто затертое, хлам. Я бы не сказал про хлам человеческой мысли, но про некий неопределенный хлам, потому что среди первых самый первый и определенный Профессор.
- Опять Бу-бу-бу...
Хотите что-нибудь общее? Согласен, пусть будет так. Аудитория оцепенела. Кто шутил, кто шумел, кто визжал - сие в прошлом. То есть шутливые разговоры, тупая игра "Морской бой", не менее тупая, но оченно беспросветная развлекаловка в крестики-нолики. А карандаши выпали из огрубелых клешней. А в горле пересохло и язычок не поворачивается. А конспектов никто не ведет. А чертить никому не охота. А некий товарищ тетрадку сжевал. А двое других еще не сжевали, но в общем готовятся. А как умирают звезды, касательно вышеизложенного предположения можно еще подумать. А как они возрождаются, дальше думать не хочется. А на какой стадии жизни и смерти мы с вами? Вот именно, на какой? Или что-то там отдавили товарищи?
ВЕРНЕМСЯ ОБРАТНО.
Вот и я говорю, лучше вернемся обратно. Не такой ужасный Профессор и не такой гадкий. Он здесь докладывает, чего мы не знаем. Точнее, мы знаем. Но он считает, что мы не знаем, поэтому и докладывает. Первое правило, меньше прислушивайся. Зато второе, больше рассказывай. Пускай твое "больше" опять же про звезды. Профессор в начале сезона представил, какие капризные звезды. Чуть позже он доказал, что их много. Еще позже, что мы не одни. Все очень здорово! Вот это шик! Или не почувствовали, как прорывается человеческая мысль от человечества ко всему прочему? Наше человечество не суть ваше недочеловечество. И это позднее всего доказал и докажет обратно Профессор.
Теперь сводный урок. Во-первых, звезды не появились из ничего. Во-вторых, они не ушли в никуда после того, как исчезли. В-третьих, есть какой-то период между во-первых и во-вторых. Отсюда самое главное, то есть вот этот период. Как бы сказать поточнее? Кто отрицает понятие в-третьих, тот на религиозных позициях против самого бытия. А в семидесятые годы только само бытие. (Кивок в сторону командира Иваныча). Ничего религиозного (ответный кивок), никакой мистики, можно уточнить, одна физика. Если ты религиозный, если не физик, а губошлеп, если звезды твои не суть мои и его звезды... Хотя забудем про суть. У меня сегодня неладное в голове, ватный какой-то мой разум.
Точно сказано, ватный. Бывает ватное одеяло, бывают ватные игрушки, бывают ватные чудаки. А сегодня я ватный. После последней лекции господина Профессора. Мне нравится, что мы не одни в выдвинутой на рассмотрение вселенной. Ибо вселенная ни в коей мере как множество. Она скорее как нуль. Ибо во вселенной во множестве всяческие нули. Скажем, Профессор он во вселенной. Или, боже меня упаси, я ничего не хотел наклепать на Профессора. Повторяю, башка разрывается. Ну, просто гипотетическая башка, просто какая-то звездная или еще звезданутая. Или точнее, попал под звезду, а звезда во всех вариантах Профессор.
Хотя разрешаю расслабиться.
Звезды родятся
И умирают.
Звезды роятся
В звездные стаи.
Машут хвостами
Ласковых чудищ:
"Добрыми снами
Нас не забудешь?"
Шурик расслабился, он опустился в чертову бездну.
ПРОДОЛЖЕНИЕ РАССКАЗА.
Теперь в первый ряд. Христофор против кафедры. Или первый ряд против Профессора. Разрешаются варианты, пока ничего не забыл. Я имею в виду, ничего про космос и звезды. А первый ряд не забудет, тем более Христофор. У него колики, у него колотушки, еще часотка, еще эпилепсия, еще маразм в голове, еще нечто такое, что называется "мемориальный шаг" или "шаг на параде".
Мне по барабану:
- Проклятие.
Опять не дали поспать! Вот только вздремнул, то есть совсем только, а как оно было еще секунду назад? Муторно, с прибабахом, с ленцой, сонное, тихое, очень естественное. А теперь Христофор в своей неестественной позе. Вы говорите, он в самой естественной. А я говорю, в неестественной. Он наклонился, он выпятил челюсть, он что гипервселенский жираф на гиперпространственной кафедре (по некоторой версии на столе), он зубами попал в саму собственность (читай, в кафедральную скатерть).
А между нами идет диалог:
- Ты чего?
- Зубы кладу.
- Зачем зубы?
- Так надо.
И это все, когда с другой стороны кафедры фейерверк информации. А сегодня говорят, информация первоначало начал. Нет, не вселенная и не господь бог. Про вселенную устарело - устарелый материализм. Про бога совсем устарело - религия. А про информацию и модно, и клево. Вы считаете, что не очень про информацию. Но даже в семидесятые очень и очень. Когда никаких компьютеров, интернетов и изернетов, когда вот такая изустная информация. От Профессора в первый ряд, и обратно.
Хотя постойте, опять диалог:
- Надо бы записать.
- А надо ли идиоту?
- Или лучше запомнить?
- Нет, записать лучше.
Ну, и так далее. Один поток в сторону первого ряда. Слишком он мощный. Человеческий разум такое не воспринимает и не записывает. Человеческий разум сильнее любого компьютера. Но сильнее лишь потому, что он избирательнее. Кое-чего отсекаю, а кое-чего оставляю. Еще один факт, в графе "оставляю" если не золотинки, то самые крохи.
А вот простой и дельный совет. Слушали, утомились, заснули, достал пресловутый Профессор... Изучайте первоисточники. Это не Профессорские идеи, и мысли совсем не его, и слова, и прочая лабуда с чертовщиной. Существуют первоисточники. Прижмите к стенке Профессора, прижмите покрепче товарища. Он не маленький, он точно расколется. И тогда информация ваша. И тогда перестанем гадать, кто из самых из сумасшедших, кто первооснова основ и первопричина причин для юного гения в информативном величии информационной вселенной.
НЕМНОГО ОБ ЭКСПЕДИЦИИ.
Думаю, пора отдохнуть. Вы спрашиваете, что такое у меня в заголовке и почему ни намека, ни полунамека в самом тексте? Я отвечаю, что разболтался и позабыл. Но вы все-таки спрашиваете. Любопытные, мама моя! А любопытство - порок по определению. Даже самый паршивый из самых паршивых пороков двадцатого века и в век двадцать первый. Это для семидесятников не порок, и для восьмидесятников между прочим. Ребята могут быть любопытные, то бишь очень и очень могут. За любопытство еще не били, не бьют, но готовятся.
Вот мы ничего не можем. Мы, пережившие семидесятые, восьмидесятые, девяностые, век двадцатый и то, что у нас называется самый заход в эпоху компьютерных технологий, фотошопа, пейджмейкера и дизайна. Тут нас и подловили. Оно для того, чтобы товарищи пережившие позавидуют недожившим. Кто не дожил, кто не вступил в двадцать первый компьютерный век, кто среди опробированных семидесятников и тусовщиков семидесятых, вот тем повезло. Я добавляю, воистину повезло. Они на все сто удовлетворили свое любопытство.
А для прочих совет. Прошу, не спешите, товарищи. Книга моя маленькая, рассказов в ней не ахти какая хреновина, рассказы нанизываются один на другой и причудливо переплетаются, чтобы не знаю кого там запутать. Или точнее, никого не запутывают рассказы. Товарищ Шурик уже не мальчик. Он кое-что позабыл, а кое-чего никогда и не вспомнит. Все ошибки и глупости они от товарища Шурика, потому что не вспомнит, потому что забыл.
А вы хотите про экспедицию.
ОПЯТЬ ПРОДОЛЖЕНИЕ.
Христофор и его зубы против Профессора и интеллекта Профессора. Помните про субстанцию субвещества, которая не просто так существует, но растекается в бесконечном пространстве. И это еще не предел. Профессор сумел доказать, что пространство конечное. Или точнее, первоисточник, откуда черпает подобное дело Профессор, тот самый первоисточник сумел доказать.
Сие вроде теории Большого Взрыва. Что-то где-то взорвалось, дальше субстанция субвещества. А субстанция она такая вещичка, которая растекается до определенных пределов. Опять же точнее, сегодня она растекается, сегодня нам повезло присутствовать при растечении и расширении. Завтра будет иначе, завтра субвещество получит свое вещество по полной программе, завтра определенный предел, после которого сжатие. И это нам всем доказал Профессор.
А Христофору не доказал. Как доказать такой пакости, которая не собирается слушать? Профессор он понимает, какого черта не собирается. Его противник, то есть противник Профессора просто дурак, если не как-нибудь хуже. Профессор в курсе, откуда дурак и насколько. А нам необходимо, чтобы умный дурак, даже если дурак, но ни в коей мере дурной и тем более из безнадежных.
А Христофор из самых и самых.
- Не могу! - его вопли.
- Не хочу! - снова его.
- Да какого хрена! - и это.
Как с таким дураком? Как с такой пакостью? То зубами скрипит, то вопит или газы. А ты возьми аргументик, а ты докажи свою правоту против общепринятой правоты. Ибо Теория Взрыва не какая-та придумка Профессора. Она есть, она существует, она доказана всеми. Кем, спрашиваешь, доказана? Да всеми доказана. И Иванами, и Абрамами, и за бугром, и в отдельно взятой далекой галактике. Ты говоришь, не доказана? Я отвечаю, доказана. Планеты разбегаются, звезды разбегаются, галактики разбегаются (взгляд на Иваныча). И никто не сбегается (не отвечает Иваныч). Ты говоришь про какие-то "облака", они будто сбегаются? Я говорю, они разбегаются. То есть в твой гребаный телескоп возможно они и сбегаются. Но это обман зрения. Или, выражаясь научным языком, эффект двух половинчатых векторов. Не слыхал про такое? И не услышишь (снова не отвечает Иваныч). Моя задумка, мой между прочим эффект. И вообще, заткни свою глотку.
- Ты мне глотку не затыкай!
Христофор в бешенстве. Все у нас по плану, товарищи. Один завелся, а другой не уступит, покуда первого не добьет. Всей тяжестью своих аргументов, всей силой своего разума, интеллектом высочайшей марки опять же своим и по полной программе. Я отвечаю, добьет. Он хорошо подготовился, он на всякий пожарный взялся за дело с правильного конца и чувствовал, кончится так. То есть именно так, с руганью, злобой, недопониманием и мордобоем. Ну, до мордобоя еще не дошло. Но Профессор устроит вам мордобой. Повторяю, записано все от азы до яти. Две ночи сидел и записывал. Две ночи как проклятый. Зато аргументы они высочайшего класса.
- Что я тебе покажу!
Черт, где тетрадка?
ИСТОРИЯ С ТЕТРАДКОЙ.
Вот только лежала она на столе. Вот здесь она много и очень по делу лежала. Известный кладезь науки, общепризнанное собрание человеческого ума, более или менее непостижимые вещи, что никогда не постигнуть поганке и сволочи. Профессор не шизофреник, она была здесь. Он сам положил. Потянулся за графиком и положил. А следовало в укромное местечко ее, а следовало не ложить. График в одну руку, кнопки в другую. Кнопишь, вешаешь, все при тебе. Святыня святынь. Или с другой стороны, идея идей. Или во всех отношениях, мечта и надежда любого недурака. Короче, тетрадка.
Но расслабился, но положил:
- Какая сволочь?
Летит к чертям старомодная скатерть, исследуются не сантиметры, но миллиметры стола. Я уже говорил, какой близорукий Профессор. Он даже в очках близорукий, и близорукие очки черта лысого помогают. Ему бы другие очки, но другие он потерял между прошлой и позапрошлой тусовками. Хотя, что за мусор про "потерял"? Ничего не теряет Профессор. Здесь его враг, здесь его оппонент приложил свою грязную лапу.
Ладно, очки всего-навсего инструмент. Мировая мысль где-то рядом, она не могла далеко убежать. Профессор потратил на мысль свои лучшие годы. Большой Взрыв не только чужая, но в некоторой степени Профессорская теория. По каплям собиралась теория. Ах, простите, он собирал и сколачивал самое лучшее, чтобы не оскудевала она. Он влюбился в нее, как в разсамую-самую женщину. Его женщина этот Большой Взрыв, а подробности они в тетрадке.
- Сам ты сволочь.
Но ничего не слушаем, не понимаем, не замечаем. В похищенные очки согласен поверить Профессор, а в тетрадку он не согласен. Это не преступление, это больше чем преступление. Если хотите, это кощунство. Против нашей науки, против нашей страны, против всего человечества и даже против вселенной.
Как же не озвереешь с такой недоразвитой и однобокой материей, что тусуется рядом с Профессором. Материя не есть мысль, а Профессор есть мысль. Он не только тусуется, он созидает. Больше того, он дошел до границы вселенной в своем созидании. Другие тусуются, и тем живы. А Профессор не только. Про Большой Взрыв сегодня пока говорят, но не знают, как с вышепредложенной вещью бороться. И выход пессимистический. Вселенная обречена! Вселенная как одна бесконечная точка. И не важно, что разбегается нынче вселенная, все равно ей конец, все равно точка... Разве остановить точкообразующий процесс в самом зародыше? И как подобное дело остановить? Тут на месте Профессор.
Нет, он не собирается останавливать разбегающуюся вселенную сегодня, сейчас. Он теоретик, можно сказать, писарчук. Он записал свои формулы в той пресловутой тетрадке. Сие не абы какие формулы, только первотолчок. Остановят вселенную через миллионы веков (жест в сторону командира Иваныча), ну может через миллиарды. Вы соглашаетесь, отсрочка достаточная, чтобы за дело взялось человечество во всеоружии науки и техники. Через миллиарды человечество остановит вселенную, но при условии, что начинаем сейчас, а начало в той самой тетрадке.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ПЕРВОГО РАССКАЗА.
Профессор изогнулся в дугу и сотрясаясь тощими членами что-то попробовал делать под кафедрой. Я не акцентирую внимание на слове "делать". Сегодняшний день для Профессора, если не понимаете, сегодня его день, сегодня ему разрешается делать. Ну и пускай делает дело Профессор. Ну и пускай своими тощими членами. Залез, пара-тройка мгновений, чего-то там под столом (простите, под кафедрой). Еще чего-то и что-то еще. Затем клокотание, квохотание, воркование и маразм. Затем тощие члены, спина, кусок шевелюры, и на коленях Профессор:
- Черт подери, вашу мать! Я повторяю вопрос к отмороженным недоумкам, что раззудили преподлые лапы на светоча дивной, вселенской и человеческой мудрости? Я повторяю для дураков и дебилов, вы покушаетесь не на кашу, что в ваших мозгах. Здесь сама мудрость! Ее отработали, она отстоялась веками, она отбросила цепи, сдерживающие ее бесконечный полет по вселенной. Опять повторяю, забудьте про неотработанное отношение к мудрости. Мудрость отрабатывается не так, как хотелось бы отмороженной черни. Ибо все светлое, чистое и хорошее должно пройти фильтрацию светом и тенью, на грани распада и мрака.
А коленочки у Профессора хлипковаты, как оно полагается:
- Идеология мракобесия, земля мракобесов, бесноватая в сгустках мрака вселенная. Никакого прогресса вокруг, одни мракобесы, скрывающиеся за личиной добра. Так было, так будет, так должно быть. Мракобесы с елейными рожами. Мракобесы с ехидной ухмылочкой, мракобесы с клешнями из нержавеющей стали, мракобесы-мутанты и еще кое-что... Сразу не вспомнить, чего они там. Но существует вселенная, но существует Земля с большой буквы, но жизнь по законам... По их законам, бедная ты моя мамочка! Они сочиняют законы. Они превыше всего. Потому что они впереди притормозившего человечества, потому что они мракобесы.
А коленочки не выдерживают, пора бы и подниматься:
- Горько за нашу науку в период вселенского мракобесия. Горько за наши идеи в период идеологии мрака, что ставит вселенную на позиции антивселенной. Противно и горько. Слезы к самому горлу. Слезы комом торчат. Мне горько, мать перемать! Мне противно, опять-таки черт! Мне противно и горько, в который раз слезы... На костер! На позорище! В пекло продавшие душу!
Наконец, поднимается очень свирепый товарищ:
- И пусть это пламя навеки. Оно очистительное пламя. Оно завораживающее пламя. Оно всеуничтожающее в любое время и у любого народа. Оно подходит для вас и для нас. Оно для паршивца и гения. Оно сжигает к чертям оболочку, которая бесполезная вещь (зашевелился Иваныч). Оно очищает от грязи, чего никогда не очистить вообще (или показалось, что зашевелился Иваныч). А оболочка всего только прах или грязь. Ее нет, зато остаются прекрасные капли души и что-то еще на осколках.
Хлещут ветра
Мысли полет.
Пламя костра
Мысль не убьет.
Вырвется в мир,
В дикую высь,
Словно сапфир
Вечная мысль.
Получается очень серьезно:
- Щас буду бить морду...
И дальше черное море фольклора.
ВТОРОЙ РАССКАЗ ШУРИКА.
Так мы добрались до экспедиции. Дело это точное и ответственное. Нельзя его смешивать с обыкновенной тусовкой. Экспедиция не есть тусовка. И вообще, что такое тусовка, если ее проштудировать по большому счету? А вот что она такое. Приходят ребятишки из теплой квартирки, потусуются, помилуются - и обратно. В теплой квартирке папа и мама, а еще пирожки и котлетки, а еще манная кашица. Короче, все та же обыкновенная жизнь. А экспедиция она необыкновенная и ни в коей степени кашица.
Поэтому я заостряю вопрос. Если тусовка случается раз в неделю, то экспедиция единожды за твою и мою жизнь, и более никогда. Если к тусовке не надо готовиться, то к экспедиции оченно надо и надо. Не подготовишься - через зад экспедиция. Папы нет, мамы нет, и пирожков, и котлеток, и кашицы. А чего есть, так сплошные проблемы.
Но мы подождем, зачем нам проблемы? Тем более преждевременно. До командира Иваныча не было экспедиции, и после него подобной штуки не будет. Экспедиция суть детище одного человека. Эту экспедицию придумал Иваныч. Видите ли, детишки созрели. Видите ли, без экспедиции нет астронома, а без астронома нет астрономии, а без астрономии...
Ну, ладно, Иваныч много чего наворочал и собственные силы в идею вложил. Студент из другой группы (что шибко умная) он ничего не вложил. Его ребята умничали, но не отправились в экспедицию. А мы ни в коей степени умничали (читай выше), зато мы отправились. Чертовски верный подход. Умничающий со своими заумствованиями. Не так чтобы выглядит здорово, но на другое он не способен. Только который не умничает способен на что угодно и как угодно. Тут не промахнулся Иваныч. Можно добавить, наша взяла. И да здравствует экспедиция!
ВОЗВРАЩАЕМСЯ К ПЕРВОМУ РАССКАЗУ.
Что там с Профессором? Кажется, морду решился набить? Вот сейчас и набьем! Какая жирная морда у Христофора. Она точно просится, чтобы набили. Она жирная, она наглая, ни в коей степени не пройдешь мимо. Ибо такая морда, ибо она олицетворяет собой чуть ли не всех мракобесов вселенной. Покуда ее не набьешь, насмехаются мракобесы. А если набьешь, они не так чтобы насмехаются, они приумолкли, они в заднице, они сама задница.
Чувствую, что-то случится сегодня. Ну не сразу, ну не сию минуту. Распалился Профессор, вытянул кулачки, сейчас стукнет, а может и по мужски взгреет... За что? Какая причина, хочу вас спросить. Вон тетрадка его, этот кладезь науки лежит себе тихо и скромно. Чуточку потрепалась и извозюкалась. Так Профессор и сам потрепался. Посмотрите на что он похож! Или не стоит, или оставим подобную лажу.
Я говорил вам, тетрадка на кафедре. Кто теперь вякает, что совершилась пропажа? Ничего пропадающего, если тетрадка на кафедре. Может ее не заметил Профессор? Может глазенки косые или залиты фигней? Всякого спросишь, тетрадка на кафедре. Кто там из первого ряда? Мы испытаем его, абы как:
- Что есть на кафедре?
И неизменный ответ:
- Это тетрадка.
Имеет право понюхать Профессор. Может она не тетрадка, может скопление антипланетного вещества, может чего-то из антивселенной? Или забыли про ваше проклятое "анти"? Но не забудет про "анти" Профессор. Он докладывал для дураков, что такое вселенная. И докладывал для совсем дураков про противоположность вселенной. Ибо совсем дураки против всякой противоположности. Эти "совсем" (в том числе и товарищ Шурик) они отрицают антивселенную. Вот вселенная есть. Вот вселенная бесконечная и одна. А любая другая вселенная только кусочек первой вселенной. С чем не согласен на сто пятнадцать процентов Профессор.
Но проскочили. Если существует тетрадка, следовательно не обрывается мысль, следовательно к черту костер, и всякие муки, и мучеников, и мракобесие. А еще наша лекция вышла из штопора. То бишь не "наша", но лекция, что устроил Профессор. Она получила еще три шанса на жизнь эта чертова лекция. Она еще покажет себя. Она в прах и пух мракобесов и гадов. И опять же на самой верхней ступеньке Профессор.
Ему бы на нижней торчать. Вся идея с антивселенной слишком тоскливая, чтобы к ней возвращаться. Про звезды еще можно, про галактики с офигенным натягом, про метагалактики едва не сплошная труба... Но вселенную оставим в покое. Я уважаю вселенную, я почитаю ее Супербогом, Первоисточником Первоначал, Первопричиной в себе, Самой Вечностью и Самим Скопищем гиперпространственных ингредиентов, а не только материи. Профессор за формулу "только". Он уничтожил вселенную энергетическую и оставил вселенную материальную. Он изуродовал все, что невидимо глазом и неощущаемо другими чувствами, а взамен ничего не оставил. Так не пойдет. Уничтожая оставь кое-какие крохи, а оставляя, не будь благородным занудой.
ПАХНЕТ ДРАКОЙ.
Ребята мы горячие, подзуживать нас не надо. Подстрекательство суть мелкая форма, мы и так разберемся. Вот лежала тетрадка, теперь ее нет. Только Профессор к ней свои пальчики, только хотел этот кладезь пустить в оборот... И нет даже запаха пресловутой тетрадки.
Никто не хватал, никто не тащил, никто не пинался. Какое-то наваждение сегодня. Похоже на сгусток черной энергии. Профессор проинформирован про энергию. А еще он знает, что некий товарищ по самые яйца набрался энергии. А еще он в курсе, кто некий товарищ.
- Что ты творишь? - самые обычные вопросы.
- Сам ты творишь, - самые обычные ответы.
А если по существу? Если вопрос ставится, следует по существу отвечать на него. Но у нас не Киев и Ленинград, не Москва или Рига. В Одессе только придурок работает по существу. Пускай вопрос ставится. Ибо сие не вопрос, но наезд. А что такое "наезд"? Я вас спрашиваю, что оно такое? И вы молчите. Вас застали врасплох. Хорошо спалось без царя в голове. Хорошо расслабились, дорогие мои. Сегодня не расслабление, но точный и четкий вопрос:
- А ты записался добровольцем?
И попробуй теперь отмахнуться, покуда одна вселенная только вселенная, а другая имеет неопределяемый прототип, сменивший плюсик на минусик. И прототип записался в тетрадке Профессора. Вы понимаете, он только там в единственном экземпляре и больше нигде. Если снести к чертям прототип (то есть тетрадку), то мракобесие выше крыши. Ибо двойная вселенная исчезает, а остается просто вселенная. Но это неправильно, потому что не так. И тут совсем не согласен Профессор.
ОКОНЧАНИЕ ПЕРВОГО РАССКАЗА.
А тетрадка пропала. Во власти черной магии она переместилась из нашей вселенной в антивселенную, тем самым подтвердив всю систему Профессора. Соответственно, в дураках Христофор. Его система вообще не работает. И можешь доказывать, что никакой магии. Кое-какие выверты деструктуризированной материи есть, а магии нет. Исчезновение тетрадки сугубо материальная вещь. Если бы Христофор захотел, он бы вам объяснил. Но никакой доброй воли с одной стороны, и вообще, разве такого придурка услышит Профессор.
- Ах-ты, мама моя!
Еще про папу:
- Ах-ты, мой папа!
Он точно не будет. Его физиологическое "я" сжимается, а кулачки напрягаются:
- Морду набью!
- А пошел...
- Ужо точно набью!
- А неважно...
И все нужно и важно. И что-то там на полу, и какая-та липкая масса. И кто-то там копошится, и кто-то балдой по рядам, и кому-то смехотка с икоткой, а кому-то синяк между рожек.
- Бу-бу-бу...
Я не знаю, как такое передать на бумаге. Солнце светит по-прежнему, птицы поют через жопу, ветер не самый из самых, а кошечки размяукались. Христофор внедрил пункт, что про кошечек, и внедрил, можно сказать, неспроста или с дальним прицелом. Если кошечки без мяуканья, значит не будет котов. Если ты не мяукаешь, вроде тебя и нет. Оно лучше, если мяукаешь. Христофор парень тертый. Он за мяукающих кошечек, он за прекрасное против пртивного, он за то, чтобы есть и он есть. А вы сказали, его нет. Да как же его нет? В антивселеной не может быть Христофор, только прототип минус или противное аннигилирующее "анти". А в нашей вселенной все есть. Потому и вселенная наша, что есть. Рассветы или закаты, атомы или блатомы, большие тела и не очень, и даже совсем не тела... Познакомьтесь, перед вами вселенная, про которую сказ. Вспомнили, что за сказ?
Есть бутылка -
Нет стакана.
Вышла дырка -
Нет дивана.
Есть награда -
Но какая?
Знать бы рады -
Но не знаем.
И разрешите мне выбросить к черту тетрадку.
ОТ АВТОРА.
Вообще-то работаю не по правилам. Или точнее, пишу не по правилам семидесятых. И это хорошая новость. В семидесятые делали много по правилам. Делали и переделали. А следовало остановиться в какой-то момент, а следовало такое дело иначе. Правила надоедают. Если ты правильный, значит зануда на двести процентов, значит когда-нибудь надоешь. А это уже не выход, но вход. Войти можно, но выйти... Нет, иногда не мешает сломать правила.
Впрочем, я разрушитель номер один. Сорок лет все ломаю, ломаю, ломаю. Не созидается как-то, даже на десять копеек или на пять. Зато ломается. Взял и сломал. Существующую систему, существующий порядок, привычную галиматью и всякое прочее. Ломаю не по какой-то причине, а потому что я разрушитель.
Все восьмидесятники из разрушителей, вся цивилизация технарей. В семидесятые мы не так чтобы разрушали, мы еще подающие надежды, и вообще еще детки. На нас недоношенное клеймо "детки". А что детки делают? А чем они тешатся? Чем бы дитя не тешилось... Черт подери, хороший стереотип, главное, он успокаивающий. Но впереди восьмидесятые годы.
Ребеночек все равно вырастет. В семидесятые он на подхвате, а следом цивилизация технарей. Разве не понимаете, вышеозначенная цивилизация не за горами. Неужели не ясно, зачем я здесь перешел в соловьи? Или точно не ясно? Я не такой товарищ, чтобы зазря кувыркаться. Мне понять хочется. Не для папы и мамы, но для себя самого. Мне необходимо понять. Вот семидесятые, вот они переходный период. Вроде бы что-то есть, а вроде и нет. Молодежь семидесятых какая-та инфантильная молодежь. После драпающих шестидесятых она не смотрится. Шестидесятники предавали Россию и драпали. А эти хотят, да не могут. То есть драпать хотят, но предательство... Вот и я говорю, инфантильная молодежь. А на пороге буря двадцатого века.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ВТОРОГО РАССКАЗА.
Наконец, мы очухались от собачьих какашек и получаем право на старт. Как вы догадываетесь, очень крутой будет парень Иванович. Жена его скрипочка, дети половинка на четвертинку, а он опять же крутой. В его годы крутизна все равно что порок. Сиди, лебези перед старшими и не лезь, пока не позвали. И вообще, зачем тебе экспедиция? Здесь не только возня и удар по желудку. Здесь ответственность, черт подери. Разве не понимаешь, какая ответственность твоя экспедиция?
Все понимает Иваныч. Его облагодетельствовало государство. Ему попустительствовали большие начальники. Он получил право устроить тусовку для кучки козлов, и не факт, что это будущие астрономы. Его напарник, который студент, тот не рыпается. Формулы, графики, занудство номер один, романтика номер ноль. И никакой экспедиции. Хороший товарищ студент. Прислушивается к начальству. Нам необходима тусовочка, чтобы поставить псисочку. Псисочка на бумажке пойдет выше и выше, и выльется в плюсик весьма приличных масштабов. Значит мы не проспали свой век. Значит на месте у нас молодежь. Значит партия будет довольная... И уже от начальства к большому начальству.
А тут недовольный Иваныч. Накой ему псисочка, и бумажечка, и так далее... Существует дело и что-то наоборот. Все бумажечки наоборот, как и их псисочки. Иваныч уже не в том возрасте, чтобы ему называться "студент", и пока что не в том, чтобы жизнь ради псисочки.
Наука не может стоять. Если наука стоит, значит она деградирует, значит карьера, и жизнь, и судьба, и все остальное в мусорный ящик. Хрен собачий стоит. А чтобы наука секунды одной не стояла, здесь свои правила. Нет, не правила а-ля большое начальство. Там до кресла доехал, засел и застрял в обороне, чтобы не вышибли ненароком. Там любое движение вроде повышенная опасность. Там хрен собачий. А вдруг чего-то не то? А вдруг куда-то не так? А вдруг навалили на голову? Тем более экспедиция. Не было раньше вообще никакой экспедиции. То бишь ее не было и быть не могло. Нет аналогов в астрономическом календаре, и в партийном их нет. Если бы была экспедиция, оно ладно. А экспедиции не было. Я повторяю, не было ни одной. И тут словно с крыши сорвался Иваныч.
Чего желаете? У начальства крыша налево. Четыре месяца обивал кабинеты Иваныч. Вот без кругленькой псисы нельзя. А без квадратного штампа неможно. А где печать гербовая? А где треугольная? А где красный карандаш на полях? А откуда... И все такие приятные рожи. И слова очень правильные. И в глазах понимание. И жажда помочь... Но четыре месяца между ножек, никто ничего и никак. Моя подпись после его подписи, его подпись после моей и обратно... Бумажка фиговая, даже не подтереться, такой паршивый листок. А надо же, в мыле Иваныч.
Другой на гнилое дело давно завязал. Студент, между прочим, посмеивается и со своими питомцами делает рожицы. Вы не астрономия, а профанация или блеф. Астрономия в кабинетах, астрономия за столом, астрономия в голове. Настоящему астроному нечего шляться и куда-то там пялиться. Настоящий он потому настоящий, что голова у него умнее целой вселенной. А инструменты ненастоящие, точнее, несовершенные эмпирические инструменты. В них ничего не увидишь. По крайней мере, в них не увидишь границы вселенной. А значит смотреть нечего. И скажу тебе, Миша, ты парень хороший, а еще настоящий мужик. Но это упрямство твое ни в какие ворота.