Сестра притащила щенка утром. Месячный, пушистый, наполовину породистый, наполовину нет. Целиком белый, только кончики хвоста и ушей в рыжих подпалинах.
Она назвала его Илюша, но из-за нарушений речи говорила через "А". Алюша.
В маленькой кухне было грязно, плохо пахло и почти полностью отсутствовала еда. Это из плохого. Их хорошего - они с сестрой были одни. Мать с отцом еще не вернулись.
- Отец не разрешит оставить, - увещевала Аня. - Зачем ты его принесла?
Сестра не слушала. Она никогда не слушала. Она была младше Ани на два года, но в развитии отставала на все пять. И все же Аня могла найти с ней общий язык. Единственная в семье, кто мог. Просто нужно было иметь терпение.
Валя мяла в руке хлебный мякиш.
- Какой красивый он, а? Красивый Алюша!
- Вышвырнет на улицу, - продолжала Аня. - И тебе еще всыплет. И что за имя такое? Илюша...
Валя уже запихивала в пасть Илюши хлебный шарик. Щенок жевал.
- Покушай вот. Вкуснота? Вкуснота же!
- Не прикармливай его, потом не отвяжется.
- Он голодовал, Алюша... Он мое! Я его нашла.
- Где ты его нашла?
- Он мое!
- Твое-твое. Где ты его нашла, Валька?
Сестра махнула облепленным хлебом пальцем в неопределенном направлении:
- Тама...
Она уже и не помнила. Шла и увидела. Или он сам ее заметил, прибежал.
Сестра частенько тащила в дом всякую живность, но обычно до квартиры прикормыши не доходили - мать или сестра отваживали их на подходе. Хотя, правильнее было бы сказать - не доходили до отца. Иначе все могло закончиться очень плохо.
Аня надеялась, что в этот раз тоже обойдется. Но Илюша был уже в квартире, и сестра ни за что не отдаст его просто так.
- Давай отнесем его обратно, - попыталась Аня еще раз.
- Нет! - Валя сгребла щенка в охапку и прижала к тощей груди. - Мое!
- А ты подумала, может, его там мама ждет? Плачет. И он тоже за ней плачет, горько-горько.
Влажный рот Вали, и без того всегда приоткрытый, вытянулся в удивленное "О".
Аня поняла, что попала в точку.
- А если... если... - Валя мучительно пыталась облечь мысль в слова. - А если я буду его новой мамой, он перестанет плакать? Не плакай, Алюша...
Она снова гладила щенка по голове. Влажная ладошка стягивала шерстку назад, и черные глазки смешно выпучивались, оголяя белую окантовку склер.
- Ты будешь жить со мной. Я буду за тобой захаживать. Буду любить тебя маминой любовю.
Илюша был не против. Он облизывал руки своей новой мамы, перепачканные хлебным мякишем.
КУХНЯ КУЗНЕЦОВЫХ - ДЕНЬ - 35 ЛЕТ НАЗАД
- Блохастый?
Отец вернулся в обед. Аня очень надеялась, что мать придет первой, с ней было бы проще. Но...
- Жрать принеси, - бросил он в сторону Ани, усаживаясь за стол.
Грузный, мятый, вечно небритый и уже пьяный.
- Блохастый, спрашиваю?
Валя сидела на стуле в углу кухни, Илюша лежал на ее коленях. Сытый и довольный жизнью.
Аня открыла холодильник.
Вонь, коричневые липкие стенки и почти никакой еды.
- Есть макароны. Вчерашние. Будешь?
- Давай что есть. И водку неси.
Пока Аня собирала на стол, отец закурил и снова посмотрел на Валю с Илюшей.
- Если он тут обгадится, будешь убирать.
- Он не гадкий... - тихо пробормотала Валя.
Отец проигнорировал это. Валю он никогда не слушал, вообще не воспринимал, словно она была пустым местом. Аня знала, что все свои вопросы он адресовал ей, даже когда смотрел на младшую дочь.
Отец проглотил рюмку и принялся за макароны.
Почуяв запах еды, Илюша оживился, вытянул шею.
- Унюхал, - усмехнулся отец. - Голодный, небось.
Отец прикончил макароны, по ходу опрокинув еще три рюмки. Сыто откинулся на спинку дивана. Звучно рыгнул - обычный ритуал после еды. Закурил.
- Ну, давай его сюда, - пощелкал он жирными пальцами.
Валя испуганно смотрела на отца. Маленькие ручки сильнее прижимали щенка к коленям.
- Давай-давай, - отец вытянул руку. - Посмотрим, что за зверь. Да не съем я его.
Валя встала со стула и засеменила к столу. Отец защепил щенка за шкирку двумя пальцами и поднял в воздух. Поджав лапки, Илюша висел над столом белым пушистым комком.
- Больно! - в ужасе прошептала Валя.
- Не больно, - буркнул отец, с прищуром разглядывая щенка. - Их матери так носят, за загривок. Ну, и как его зовут?
- Алюша...
- Как?
- Алюша.
- Илюша, - сказала Аня.
Отец расхохотался.
- Ну и кличка! Какой он Илюша? Белый Бим! Или... как его... Белый Клык! Во! Нормальная кличка.
- Он Алюша... - шептала Валя.
- Беспородный, - заключил отец, разглядывая щенка. - Это вообще кобель? Может, сука...
Валя непонимающе хлопала глазами.
- Если сука, можно Матильдой назвать. Всегда мне нравилось. Матильда.
- Он Алюша.
Аня не могла поверить своим ушам. Неужели отец собирался оставить пса?
- И чем кормить будем?
- Всяким... - отвечала Валя с сомнением. - И кашей. И хлебом. И конфетами. И цветами.
- Цветами! - хохотнул отец. - А спать где будет?
Глаза Вали зажглись, точно пара крохотных фонариков:
- Со мной! В моей кровати!
- Угу-ум... - промычал отец. - С тобой? Водки еще налей, - бросил он Ане.
Та наполнила рюмку. Отец проглотил ее, продолжая держать щенка над столом.
- А срать куда будет?
Вопрос поставил Валю в тупик. Резкие грубые слова всегда производили на нее такой эффект.
- Не знаю...
- Зато я знаю, - отец вставил в зубы очередную сигарету. - Прямо тебе в кровать. Или ко мне. Или на пол.
И, прежде чем Валя успела что-то ответить, он швырнул щенка через стол. Тот упал на пол, взвизгнув от боли, и хотел было ринуться наутек, но Валя успела поймать его. Обхватила руками, прижала к себе.
- Чтобы его в доме не было, - отец закурил сигарету.
- Нет! - заверещала Валя. - Не дам! Мое! Мое!
Но отец говорил уже не с ней. Он смотрел на Аню, которая была его переводчиком с "отсталого" на человеческий.
- Ты поняла?
Валя ревела. Горячие слезы неестественно быстро и обильно текли по ее щекам.
"Мое! Алюша! Мое! Мое!"
- Поняла, - ответила Аня.
"Пожалуйста, папочка! Я хочу его! Пожалуйста!"
- Угомони ее, башка болит.
СТАРТОВАЯ АРЕНА - ГРИША - ВЕЧЕР
Гриша инстинктивно отшатнулся на пару шагов, нащупал левой ногой пустоту и едва не свалился с платформы. Он неуклюже спрыгнул с нее и отошел от грузовика не дистанцию, позволявшую почувствовать себя в безопасности и при этом сохранить лицо.
Существо было размером с бульдога. Больше всего оно походило на "фонарь Джека" на ножках: шарообразная кожистая голова-тело (только в некоторых местах торчала пучками редкая черная шерсть) была усажена на две мускулистые ноги, напоминавшие задние прыжковые кузнечика. Изогнутые в обратную сторону коленные уставы возвышались над телом шишковатыми набалдашниками. Ноги венчали четырехпалые лапы с острыми кривыми когтями, царапавшими металлический пол клетки. Между ногами болтался тонкий кожистый отросток, мотавшийся из стороны в сторону со скоростью пропеллера. Рассекая воздух, хвост издавал тонкий посвист, от которого стыла кровь в жилах.
Грише пришло в голову, что этот звук станет последним для многих участников, столкнувшихся с брайа на "полосе".
Существо было слепо, на круглом теле не было глаз - только пара продольных прорезей по бокам, служивших ушами. Почти всю переднюю часть головы занимала улыбающаяся пасть - огромная, оскалившаяся акульими, острыми, как бумага, зубами. Тварь открыла ее, точно собака, вывалив длинный серый язык, и Гриша насчитал три ряда зубов.
Больше всего пугала скорость. Существо совершало резкие, порывистые движения внутри клетки, реагируя на звуки, исходившие извне. Движения настолько быстрые, как если бы они были записаны на 12 кадрах в секунду. В них чувствовалась нечеловеческая сила. Неживотная сила.
Брайа рванулся в сторону трибун, ударился о прутья клетки и зашипел. Зрители инстинктивно отпрянули, кто-то закричал. Вскоре поднялся гомон, перекинувшийся сначала на участников, а потом и на людей на помосте.
Гриша почувствовал, что у него холодеют ладони. Оторопь сменилась отупляющим страхом. Он вдруг понял, зачем Ведущий закупил и завез сюда две сотни новых ховербайков. Почему зрители будут вести наблюдение за Игрой с воздуха. И зачем нужен тот загон в конце "полосы"...
Три сотни этих тварей... три сотни.
Никто не выживет внизу. Никто.
"Фью-ю-ю-ю" - свистел кожистый хвост.
Гриша отступил еще на пару шагов. Если брайа рванется в его сторону - он побежит.
СТАРТОВАЯ АРЕНА - АННА - ВЕЧЕР
Анна смотрела на существо в клетке, и дурное предчувствие скребло изнури. Предчувствие, которое никогда раньше не подводило. Рядом всхлипывала Белла. Студенистое тело, обтянутое оранжевым комбинезоном, судорожно подрагивало. Прикованный к толстухе Баркович таращил глаза на клетку. Надменное выражение слетело с его лица, как сдунутые былинки одуванчика, сменившись удивлением.
Игроки галдели, толкались, привставали на цыпочках, стараясь разглядеть диковинную тварь. По толпе зрителей прокатился вздох, быстро подхваченный игроками. Со своего места Анна не видела, что произошло - обзор заслонил здоровенный детина, протиснувшийся вперед - но решила, что причиной послужило некое действие существа.
"Может, оно вырвалось наружу?" - мелькнула мысль.
Вот была бы потеха.
Потом послышался голос Ведущего, и галдеж стих.
- Брайа, - повторил Круус в микрофон. - Разработка военных инженеров, вышедшая на этап испытаний. Оружие поистине удивительное. Инновационное.
"Оружие", - пронеслось в голове у Анны, и по спине побежали мурашки. - "Боевой прототип на Игре..."
- Раньше в качестве гончих мы использовали собак, - продолжал Ведущий. - Диких кошек. Год назад даже медведей-людоедов. Могу заверить, господа и дамы, что по сравнению с брайа, все они - вегетарианцы.
Гул, ропот и крики. Движение в разноцветном мареве участников.
Сколько может вытерпеть человек, прежде чем взбунтуется инстинкт самосохранения? Прежде чем загнанная толпа восстанет против своих тюремщиков? Анна подумала - случись это прямо здесь, прямо сейчас, поддержала бы она мятеж? Пошла бы со всеми на верную смерть?
Нет. Не пошла бы. Она здесь не за этим. И не ради себя.
СТАРТОВАЯ АРЕНА - ЯНА - ОДНОВРЕМЕННО
- Готов спорить на свою шляпу, Круус выиграл жирный тендер на проведение испытаний, - Влад выглядит так, словно сам получил куш от сделки.
"Он безумен, как Шляпник", - думает Яна.
Напарница Влада - полненькая и низенькая Маша Баранова - похоже, того же мнения. Она то и дело бросает на напарника тревожные взгляды и, кажется, вот-вот даст деру.
- Напишешь об этом расследование, - отвечает ему Лев, - если выберешься отсюда живым.
- Это вряд ли, - улыбаясь, тянет Влад, а глаза Маши расширяются еще больше. - Слыхал я про эти прототипы. Новый вид биооружия.
- Ну, еще бы, - отзывается Лев. - На свете вообще есть вещи, о которых тебе неизвестно?
Влад сыто жмурится:
- Я давно плохо сплю.
Яна предпочла бы знать меньше. Как можно меньше до того, как прозвучит стартовый выстрел.
Будто ей назло, Ведущий продолжает вещать:
- Игроки! У вас есть фора в три часа. Советую воспользоваться ей максимально.
- Воспользоваться максимально, - эхом повторяет Лев и поворачивается к Яне. - Как у тебя с дыхалкой?
Вопрос до того неожиданный, что даже немного смешной.
- Раньше регулярно бегала по утрам, - отвечает Яна. - По три километра.
- Это хорошо, - говорит Лев и снова поворачивается к помосту.
Яна хочет спросить, насколько у него хорошо с выносливостью (она слыхала, что журналисты поголовно курильщики), но останавливает себя.
Она хочет знать меньше. Как можно меньше.
СТАРТОВАЯ АРЕНА - ИЛЬЯ - ОДНОВРЕМЕННО
- Колобок на ножках, - Илья старался, чтобы его голос звучал беззаботно. - Хорошего пинка и полетит, как мяч.
Еву явно не впечатляла его бравада. Она неотрывно следила за тварью - та как раз принялась метаться внутри, врезаясь в железные прутья с шипением, раскачивая клетку.
Как ни старался Илья сохранять бодрость духа, давалось это с трудом. Он тоже видел это существо, видел, на что оно способно. Он занимался спортом, сколько себя помнил, и умел распознавать силу. И существо, раскачивавшее клетку ударами мускулистого тела, обладало ей вполне. Чрезмерно.
- Нужно выяснить их слабые места, - вдруг сказала Ева. - Они должны чего-то бояться. Воды, огня, громких звуков...
- Резких запахов, - вмешался Арсений, доктор из Воронежа.
Илья запомнил его имя. Арсений первым вышел на распределение, в неизвестность. Достойный поступок.
- С резкими запахами проблем не будет, как только эти твари нас догонят, - продолжал Арсений.
Илья прыснул. Ему было жутко страшно и смешно одновременно. Разве такое бывает?
Напарница Арсения, панковатого вида женщина - Илья назвал бы ее "крутой бабой" - смерила доктора оценивающими взглядом. Она хотела что-то сказать, но не успела - снова заговорил Ведущий.
- Игра вот-вот начнется! - раздался голос из динамиков, и арена погрузилась в напряженную тишину, разбавляемую ударами мясистого тела о металлические решетки. - В Игре участвует две сотни человек, сто команд. Участники распределены попарно по принципу мужчина-женщина. В Игре пять испытаний. В конце пятого останутся только двое - одна команда. В Игре всего один приз -жизнь и свобода. Победители получат его незамедлительно.
СТАРТОВАЯ АРЕНА - ЛЕВ - ОДНОВРЕМЕННО
Ведущий выдерживает паузу, позволяя игрокам переварить информацию.
Ропот. Гомон. Шум.
"Шум и ярость", - вспоминаю Фолкнера.
Все они знали это раньше, но не верили до конца. Не верят и сейчас.
А я уже на второй стадии умирания. На смену неверию приходит гнев.
Кто он такой, чтобы диктовать мне свои правила? Кто они все такие, чтобы решать, как я должен жить и как умереть? Кто наделил их правом даровать мне мою же жизнь?
Гневу нужен выход, и я с удивлением понимаю, что хочу выйти на "полосу". Как можно скорее.
- Да, они такие и есть. И мы скоро станем такими же, - патетически замечает Яна. - Им того и надо. Это ведь шоу. Зрелище.
Как будто в подтверждение ее слов, Ведущий продолжает:
- В Игре есть пять правил дозволенности-недозволенности. Я озвучу их поочередно одно за другим. Правило один: игрокам запрещается размыкать цепь любыми способами. Правило два: игрокам запрещается причинять вред партнеру по команде.
СТАРТОВАЯ АРЕНА - БЕЛЛА - ОДНОВРЕМЕННО
Белла едва не застонала от облегчения. Она бросила быстрый взгляд на Барковича и уловила неудовольствие на его лице.
Если бы она могла видеть сейчас свое, она бы увидела злорадство.
"Ну, что ты скажешь теперь, скотина?" - прочла бы она на этом лице. - "Только попробуй меня тронуть!"
- Правило три: командам разрешаются любые действия в отношении других команд.
СТАРТОВАЯ АРЕНА - ИЛЬЯ - ОДНОВРЕМЕННО
- Хо-хо-хо! - Илья обернулся к Арсению. - Когда мы встретимся в следующий раз, пощады не жди. Я так понимаю, мы теперь соперники.
- До конца Игры пять испытаний, - рассудительно ответил тот. - Даже на войне заключают временные союзы.
Илья усмехнулся:
- То есть, поубиваем друг дружку не в первом, а в пятом?
Арсений кисло улыбнулся:
- Что-то вроде.
СТАРТОВАЯ АРЕНА - АННА - ОДНОВРЕМЕННО
- Правило четыре: игрокам разрешаются любые действия в отношении зрителей, посчитавших нужным вмешаться в Игру.
Зрительские трибуны задули протяжное "Бу-у-у-у".
У Анны засосало под ложечкой. Она инстинктивно потянулась рукой к левой груди, нащупала уплотнение. Продолговатое и твердое - оно было там.
- Правило пять: зрителям, посчитавшим нужным вмешаться в Игру, разрешаются любые действия в отношении игроков.
СТАРТОВАЯ АРЕНА - КИРА - ОДНОВРЕМЕННО
Кира почему-то сразу вспоминает о Грише. Наверное, потому что он единственный "зритель" на Игре, которого она знает.
Интересно, решится ли он вмешаться в Игру?
Она представляет его верхом на ховербайке, пикирующим вниз на несчастную загнанную команду (на ее команду) с длинным мачете для рубки тростника в руке. Почему воображение рисует именно мачете, Кира не знает, но отчетливо видит лезвие. Блестящее в свете двух лун. Гриша проходит на бреющем прямо над ними... ВЖИК! - и ее голова летит с плеч. Из ровного среза на шее в воздух выстреливает фонтан крови...
- Любое нарушение "правил недозволенности" карается немедленной дисквалификацией.
"Дисквалификация" - насмешливо думает Кира.
Как будто речь идет о сраном футбольном матче. Если бы за вторую "желтую" футболистам стреляли в голову - матчи превратились бы в соревнования по кикеру.
- За соблюдениями правил следят обученные люди, - короткий кивок Ведущего в сторону сидящего рядом Эдвина, - поэтому не советую испытывать судьбу. Там, где не уследит глаз, уловит техника. В каждого из вас вживлен радиомаяк, вы знаете его функции. Не вынуждайте нас использовать эти функции. Помните - мы видим каждое ваше движение, отслеживаем каждую экстрасистолу.
Кира хорошо помнит "функцию самоликвидации". Крошечная бомба в ноге до сих пор причиняет боль.
- Первое испытание - мы называем его кросс!
Рокот трибун утопает в рукоплесканиях.
- Внимание, игроки! Стартовое место позади вас обозначено красными огнями. Перед стартом всем буду выданы компасы, фляги с водой и фонарики. Я перечислил предметы в порядке важности. Без фонариков вы сможете обойтись - "полоса" щедро подсвечена прожекторами, к тому же, сегодня двоелуние. Фляги всегда можно наполнить из ручьев и мелких рек, коих на "полосе" предостаточно. Компасы... без компаса вас ждет неминуемое и скорое выбывание.
"Выбывание" - отзывается в голове у Киры.
Почему не называть вещи своими именами? К чему это спортивный сленг здесь, на Игре?
- Это все, что у вас есть. Остальное найдете сами. Оружие, провиант, временные убежища. Все это есть на "полосе". Кому это достанется?
- Сильнейшим! - отзываются хором трибуны.
- Кому это достанется? - снова спрашивает Ведущий.
- СИЛЬНЕЙШИМ! - повторяют трибуны.
- Кому достанется все?
- СИЛЬНЕЙШИМ! СИЛЬНЕЙШИМ! СИЛЬНЕЙШИМ!
УЛИЦА - ДЕНЬ - 35 ЛЕТ НАЗАД
Валя несла Илюшу в руках, крепко прижимая к себе. Пожалуй, чересчур крепко - щенок выглядел сдавленным и испуганным. Они с Аней шли уже минут двадцать, но Валя никак не могла припомнить, где нашла щенка.
- Если ты не вспомнишь, где нашла, придется бросить его тут, - говорила Аня. - Тогда он никогда не найдет родителей и останется тут навсегда. Будет бродить, пока его не собьет машина или не съедят другие собаки.
Это было жестоко, но с Валей иногда по-другому нельзя.
- Я стараюсь, сильно припоминаю! - хныкала Валя. - Я нашла его... я его нашла...
Они крутила головой с такой силой, что Аня боялась, как бы та не отделилась от шеи и не покатилась по мостовой. Впрочем, глупее от этого Валя все равно бы не стала.
Аня в очередной раз укорила себя за такие мысли. Она запрещала себе плохо думать о сестре, даже когда очень на нее злилась. Но иногда это было трудно. Не думать о чем-то вообще очень трудно, особенно если это что-то запретное или плохое. В свои 10 лет Аня хорошо усвоила эту маленькую истину.
Они только что зашли в соседний двор, образованный стоящими квадратом серыми панельными многоэтажками. Посреди двора была детская спортплощадка, а сразу за ней тянулся ряд ржавых приземистых гаражиков.
- За гаражами? - спросила Аня.
- Тама! Пошли, я покажу! - Валя ломилась вперед через чахлые кусты палисадника.
Она нашла щенка в проходе между гаражами, вот только не могла вспомнить, в каком именно. Все проходы были одинаково узкими и грязными, во всех одинаково воняло застарелой мочой.
Они проверили все, но ни щенков, ни матери нигде не было. Только в одном проходе лежала старая картонная коробка, набитая каким-то тряпьем. Судя по клочкам шерсти, налипшим на ткань, когда-то коробка служила щенкам колыбелью.
- Наверное, здесь, - неуверенно сказала Аня. - Клади его в коробку.
Аня не ожидала, что будет просто. Валя не хотела отрывать щенка от себя.
- Давай, клади. Скоро придет его мама.
Валя медлила. Глаза уже были на мокром месте. Она держала Илюшу в руках, маленькие розовые пальчики впивались в пушистую белую шерсть щенка, точно инопланетные паразиты.
Аня решила идти ва-банк:
- Клади, пока не пришел его папа! Если он нас увидит, Илюше не поздоровится.
Валя сдалась. Наклонилась, опустила Илюшу в коробку.
- Пока, Алюша. Я буду тебя любить. Буду тебя помнить. Буду навещать.
Илюша скулил, вставал на задние лапы и царапал передними стенки коробки. Если он выберется, то точно увяжется следом.
- Вот уж нет, - сказала Аня. - Давай, уходим.
Она потянула сестру за руку.
- Пока, Алюша! - махала Валя рукой. - Пока! Пока!
КОМНАТА АНИ И ВАЛИ - ДЕНЬ - 35 ЛЕТ НАЗАД
Аня вернулась домой раньше обычного. Весь день ее тошнило, и школьная врачиха отпустила ее с уроков. Так случалось уже не первый раз. Аню частенько тошнило, иногда и рвало. Однажды ее вырвало прямо во время урока, на парту, на учебники и на соседку спереди. Крику было...
Школьная врачиха считала, что у нее слабый желудок. Аня считала, что ее желудок в полном порядке, если принимает свежую пищу из свежих продуктов. К сожалению, случалось это не всегда.
Комнату они делили с сестрой на двоих. Длинная, узкая, не видевшая ремонта со сдачи дома. Две старых парты, два стула, облезлый шифоньер и двухъярусная кровать. Аня спала на верхнем ярусе, Валя внизу. Класть ее наверх было небезопасно - иногда она ходила по ночам.
Родители еще не вернулись. Валя была дома. Она всегда дома. Поначалу мать боялась оставлять ее без присмотра - еще, чего доброго, спалит дом. Но Валя, на удивление, оказалась довольно самостоятельной и сознательной для своего "дефекта", как называла это мать. И вскоре ее стали оставлять одну. Сначала на несколько часов, потом на весь день - до прихода Ани.
Каждый раз, возвращаясь домой, Аня не могла избавиться от легкой тревоги, точившей изнутри. Как там Валя? Что, если она придет, а сестра... что? На этот вопрос Аня боялась себе ответить. Ведь это точно должно быть что-то ужасное.
То, что Валя снова притащила щенка в дом, Аня поняла, едва переступив порог спальни. Во второй половине дня зарядил плотный дождь, и в комнате отчетливо пахло мокрой псиной. К тому же, из-под кровати кто-то тихо скребся.
Врать Валя не умела. Ее лицо отражало решительно все ее эмоции с почти телевизионной точностью.