Мне не было больно... Я просто уснул.А проснулся, у меня - крылья.
Правда, я их не вижу. Но я умею летать. Это точно! И мне хорошо! А главное: мне совсем не хочется есть! Вот это счастье!
Метель белым ледяным языком вылизала остатки тепла из каждой щели. В моём городе - 35! А мне теперь даже не холодно.
Я поднимаюсь над крышами.Забиты досками, завалены мешками с песком или зарыты в землю памятники и скульптуры, исчезли шпили и купола под краской и слоями парусины. Всё в дыму. Полыхают пожары. Их никто не тушит. Нечем. Воды нет.
Нас опять вчера так долго бомбили! Я изо всех сил старался зажать уши, чтобы не слышать страшного воя сирены и снарядов! Но это не помогало. Мы спускались в убежище.
Мама несла братика на руках: Алёша совсем ослаб. Он почти всё время теперь спит. А если не спит, то просит хлеба. А хлеба нет. Нет ничего съедобного. И клей столярный кончился. И на рынок не с чем идти: всё, что можно было выменять на еду, давно выменяли. Мама плачет. А я терплю! После полученной в прошлом году похоронки я старший теперь мужчина в семье! Был...
А теперь? Теперь мне пора улетать Куда? Не знаю. Но почему-то знаю - пора! Но как же мама с братиком?
Возвращаюсь в нашу холодную комнату. Надо мною плачет мама. Серою, как дым рукою приглаживает она мои русые, давно не мытые волосы. Зачем-то укрывает одеялом, заботливо подтыкая с боков.
- Мамочка! Не плачь! - кричу я ей. - Мне хорошо! Мне не холодно! - но она не слышит моего крика. И братишка меня не слышит. Но я слышу его тихий слабый голосок:
- Мама, я кушать хочу.
А 125 грамм черного, как сажа, сырого, с отрубями хлеба давно съедены.
Мама обнимает Алешу и сквозь слезы поёт колыбельную, которую пела нам, когда мы были совсем маленькими:
- Ой, ты, Котенька-коток,
Котя - серенький хвосток,
Приди, Котя, ночевать,
Нашу деточку качать...
- Мамочка, - шепчу я ей, - пожалуйста, ну не надо петь про котика! Пожалуйста! Не надо! Мы ведь...съели его месяц назад! Ты помнишь, как я плакал и не мог есть этот суп. Алёшка ел. А я не мог. И слезы мои капали прямо в тарелку.
- Прости нас, Васька.
Слёзы текут и текут по маминому худому серому лицу. Алёша уснул. А она по-прежнему раскачивается взад и вперед, беззвучно шевелит синими губами.
- Мамочка! Родненькая! Я никуда без вас не полечу! Я вас подожду! Я ведь старший в семье мужчина!
Я вылетаю в застывший город. Кружу над ним. Как нравится мне это состояние полёта! Мимо меня горизонтально вверх поднимаются прозрачные, похожие на мыльные пузыри шарики. Их так много! Как когда-то на первомайской демонстрации. Что это? Всматриваюсь и понимаю: это такие же люди, как я теперь - прозрачные и умеющие летать. Они покидают город. Покидают мир.
Завывает вьюга. Улицы пустынны. К Неве и от неё тянется черная цепочка людей с санками. Везут воду. Медленно. Превозмогая бессилие и стараясь дать время воде замерзнуть - так её наверняка довезёшь, не пролив. Это-то я хорошо знаю. Дорога, много раз залитая к несчастью опрокинутой водой, очень скользкая. А надо подниматься в гору от Невы. Всё занесено снегом. Его никто не убирает. А еще надо объезжать мертвых. Люди умирают внезапно. Их много по дороге попадается: где смерть застала, там и лежат. И никто их не боится. И я не боялся. Привык. Испугался только однажды: увидел шевелящийся рой крыс на одном из умерших.
Опускаюсь ниже. Влетаю в свой дворик. Заглядываю в темные окна. Не угадываю соседей. Они не похожи на себя! Из кулей тряпья - только глаза на серых лицах. У одной из форточек с разбитым стеклом замечаю в сумерках прозрачное облако. Да это же Серёга! Мой одноклассник! Обрадованный, лечу к нему!
- Серёга! Привет! Как хорошо, что мы встретились!
Но Серега молчит. Он пристально смотрит в окно своей квартиры. Я делаю то же. Мой воздушный шарик будто сдувается. Тётя Нина положила Серёжку между стеклами окон... Она... кормит ИМ Лизку, его сестрёнку!
- Серёжа! Серге-е-е-ей! Ну не смотри! Улетай!
- Ты думаешь, мне жалко? Мне всё равно. Я боюсь, что мама сойдет с ума раньше, чем умрёт Лиза. Я только этого боюсь, - шепчет он.- Жалко их.
А как там мои? Лечу наискосок к своим окнам. Мама в постели. По бокам от неё - мы, я и Алёшка. Она прижимает нас крепко-крепко.
Над кроватью поднимаются два прозрачных шара.
Из города мы улетаем вместе. Как я и хотел. Мы теперь улыбаемся!