Аннотация: ...Я поняла, что Дина является чем-то вроде душевного садо-мазохиста, причем с таким потрясающим даром убеждения, что мы все поверили в необходимость этой боли, как в обязательное условие для достижения свободы...
Дина-шиза. Секта Ее Имени.
Все имена и персонажи вымышлены, все события являются плодом авторского воображения... Все совпадения случайны. По большей части.
ЧАСТЬ 5. "Развал"
*
А дальше было еще хуже. Будучи вместе, мы изображали, что у нас все в норме, что нам весело и хорошо, а по-одиночке страдали и маялись от двойственности происходящего. Плюс к тому же никто толком не мог выразить в словах свои ощущения и даже попросту понять, что же именно все портит. Мы мало разговаривали и пытались заглушить нарастающий негатив увеличением количества развлечений.
Вася бесился все больше. Его шутки уже давно перешли все грани дозволенного - он постоянно трепался на генитально-анально-фекальные темы, дабы посмешить тусовку, пердел в шапки неугодных гостей, наряжался бабой - короче вел себя как шут гороховый, несмотря на мои регулярные одергивания и нравоучения. Дрямыч начал частенько застревать в компьютерном клубе вместе с брейкерами, а, появляясь у Дины или Василия, был уже пьяненький или вообще укуренный травой до беспамятства. Паштет забил на учебу окончательно и все время звал всех на прогулки по лесу или в ночные клубы, Дина начала писать стебную фантастическую повесть, в которой все персонажи имели реальных прототипов в нашем лице, а я все больше отстранялась. Мой кратковременный испуг прошел и теперь все начало казаться чем-то гадостным и тягомотным - я старалась почаще бывать дома и на "общих сборах" не появляться.
В интимном дневнике я выделила несколько страниц, на которых попыталась составить психологический портрет Дины со всеми ее плюсами и минусами. Получалось нечто невообразимое - плюсы оказывались одновременно и минусами, а минусы - плюсами. Я никак не могла выяснить, что же в итоге все-таки перевешивает. Наконец я решила пойти другим путем и понять - что конкретно меня в ней так напрягает, причем даже не в ней, а в ее учении. Вот тогда все и встало на свои места.
Во-первых, как ни пыталась, я никак не могла представить себе так ценимую ею итоговую цель жизни - то, к чему она так стремилась и что пыталась растолковать нам. Свобода... Что такое "свобода"? От чего? О кого?
- От всего, - говорила она. - Понимаешь...
Увидеть то, что никогда не видел.
Стать тем, кем не был никогда.
Подобно куколке, что мотыльком взлетает,
Отринуть твердь, чтоб с ветром обниматься.
Родиться вновь для новой странной жизни.
То лишь мечта, иль вправду так бывает?
Возможно ль будущего лик манящий узреть из жизни нашей настоящей?
И верно ль что свобода достижима или с рождения мы связаны судьбой?
Жаль тех, кто служит предопределенью, ведь без свободы в жизни нет значенья...
Когда разговоры заходили на какие-то абстрактные темы, она всегда начинала говорить метафорами или попросту цитатами. Очень часто я лично слышала поэтические строки из так называемой "Книги Печалей", о которой она не могла сказать ничего конкретного - поэтому я думала, что это ее собственные стихи, только написаны неприсущим ее стилю высокопарным языком. Она постоянно уходила от конкретики и отказывалась объяснять интересующую меня информацию по-человечески.
- Маша, - она вздыхала и морщилась, словно я просила ее сделать неимоверную глупость, - слова это ничто. Такое надо чувствовать. Если ты этого не ощутишь, значит и не поймешь. Покопайся в себе.
Я мотала головой и поджимала губы. Я понимала, что значит слово "свобода", но оно не имело ничего общего с ее неясной трактовкой. Человек...ну ладно, КТО УГОДНО может быть свободен от множества вещей - он может не иметь родственников и друзей, о которых надо беспокоиться и заботиться; он может не иметь занятия (работы, учебы), где требуется выполнять приказы начальства; он имеет право стать бомжем, дабы не иметь проблем с квартирой, ее состоянием и оплатой коммунальных услуг; он может отказаться от денег и, следовательно, жить как животное (что найду, то и съем)... Этот странный некто может даже отказаться быть кем-то, уйти в лес и изобразить из себя дикорастущее растение, но что значит "отказаться от всего"? От тела, от души, от разума?
- Нет, Маш, - в стотысячный раз тоскливо вздыхала она, - все это здесь ни при чем. Это лишь мелочи, присущие исключительно материальному миру. Смотри шире. Это освобождение ОТ-ВСЕ-ГО... Понимаешь? Ветер. Пустота. Свобода. В итоге останется лишь голое сознание, не связанное цепями нашего дебильного ассоциативного мышления, которое выворачивает восприятие наизнанку, да и простого мышления также... Это же!.. Блин, да что я тебе тут рассусоливаю?!.
А мне тогда требовалось как раз полноценное разумное размышление, а не винегрет из эмоций, приправленный стихами. Она словно бы сама не понимала, о чем говорит - даже ведь если трудно подобрать слова, можно объяснить как-то иначе. Она лишь отмахивалась и я терялась в параллелях с чужими учениями. Ее "стремление к Свету" вызывало во мне ассоциации с чем-то библейским, однако она яростно отрицала это, утверждая, что не потерпит никакого "единения с Господом Богом", так как ее индивидуальность итак самоценна. Ее абстрактное понятие "возвращение домой" вообще наводило на мысль о том, что все мы какие-нибудь потерянные потомки инопланетян и скоро улетим на родной Альдебаран. А уж столь уничижительное отношение к окружающим и к их веками совершенствовавшимся этико-нравственным ценностям, меня вообще убивало. Она утверждала, что мы особые, а потому должны позабыть о том, что можно и нельзя делать в мире людей (если конечно хотим добиться своих великих целей), а я не могла вот так плюнуть на воспитание с образованием, да и никаких целей, кроме хорошо прожитой жизни, впереди себя не видела.
- Ты поймешь это, если только пожелаешь, - уверенно утверждала она.
- А если не пойму? - сухо спрашивала я.
Она щурилась, словно сытый кот у камина, и щелкала языком.
- Тогда это будет означать только одно. Что на самом деле ты вовсе не хочешь это понимать. Внутри тебя стоит мощный барьер восприятия, который я уже несколько раскачала, но окончательно уничтожить его сможешь только ты сама. И тогда ты будешь знать и понимать все. Если захочешь. Но знай, Маша. Это больно, Маша... Это очень больно... - ее голос треснул как ударившийся о пол стакан. - Знаешь как в сказке про русалочку. Там ведьма дала ей ноги в обмен на голос и жуткую боль при каждом шаге... Так вот, тут все точно так же, только и ног тебе нормальных не дали... Одни кровавые культи...
* *
Странное дело, когда Дина вдруг впадала в такой депрессняк, я чувствовала странную тянущую горечь в области эпигастрия. Это была совсем не та тревожно-щемящая сладость, что пробивала сквозную дыру в моем солнечном сплетении как раньше, а что-то по-настоящему нехорошее. Сперва мне казалось, что это попросту назревающие проблемы с желудком или что-то вроде того. Но, выявив определенную связь ее пронзительного взгляда с этим дискомфортным ощущением, я поняла, что это она так на меня воздействует. Ведь ни для кого уже давно не секрет, что определенные личности с особой энергетикой способны одним лишь взглядом лечить от тяжелых болезней или доводить до сердечного приступа вместе с раком почек.
Я перестала пытаться поймать на себе ее взгляд во время беседы, скрещивала на груди руки, дабы хоть как-то защититься от вредоносного влияния, по-тихому нацепила на шею крошечный серебряный крестик. Идея стать всемогущей ведьмой в последнее время привлекала меня все меньше и меньше - Дина крайне доходчиво объяснила мне, чем чревато появление каждого нового знания и умения. Дабы убить время и получить как можно меньше вредных флюидов, я начала страдать дурью - как в былые времена, организовывала "скоростной просмотр" множества телеканалов, ничего не делая, валялась на всех горизонтальных поверхностях вверх тормашками или же попросту зевала, ссылаясь на утомление от работы. Получалось на редкость правдоподобно и спустя пару месяцев Дина махнула на меня рукой - мол, чего я лезу, захочешь узнать чего-то, спросишь. Она начала более плотно общаться с Паштетом и Дрямычем, который от этого сразу воспрял духом и снова начал зависать у нее дома.
К тому времени в Дининой квартире появился еще один обитатель - вконец измученная семейными распрями Ириска Пляшкевич все-таки надумала свалить от родителей. Она притащила железную койку тюремного типа, расставила по полкам собственноручно расписанные ликами святых пасхальные яйца, насовала под стекла акварелек, календариков с лошадьми и радовалась пару-другую дней. А потом у Дины опять случился приступ отчаяния, они проговорили всю ночь и Ира взвыла.
- Она такая тяжелая... - гнусавила она в обмотанный вокруг лица шарф, исполняющий в закуренной кухне роль противогаза. - Мне очень сложно с ней общаться. Нет, мне она, конечно нравится, но... Это просто чуждая мне среда, я чувствую это всеми фибрами души.
Ириска была симпатична, забавна, умна и от нее шел такой чудесный поток лучезарной энергии, что я словно бы глотнула чистой ключевой воды, слегка согретой полуденным солнцем. Мы стали часто разговаривать - она то смешила меня, рассказывая забавные истории, то рассуждала на какие-то приятные темы. Это так разительно отличалось от той раскаленной добела чугунной кочерги, которую регулярно всаживала мне в мозг Дина, что я вдруг четко осознала одну удивительную вещь. Еще полгода назад, когда она разглагольствовала на тему того, что все Иные делятся на два типа ("Темных" и "Светлых"), я понимала, что темнее меня только она сама. Но в последнее время я слишком устала от того беспросветного мрака, что как туча висел надо мной в ее присутствии, и Ириска с ее оптимистично-радостным восприятием мира (Дина насмешливо именовала это "розовыми соплями") оказалась той самой отдушиной, которая меня спасла и помогла более здраво оценить обстановку.
Я поняла, что Дина является чем-то вроде душевного садо-мазохиста, причем с таким потрясающим даром убеждения, что мы все поверили в необходимость этой боли, как в обязательное условие для достижения свободы. А вот Ириска итак была свободна - и это без всяких страданий и жутких прозрений с мрачными видениями. Она словно бы порхала по жизни как яркокрылая бабочка и касалась всех ее аспектов легко, осторожно, невесомо и как бы случайно. Она удивлялась и радовалась этой жизни словно ребенок, увидевший очаровательного щенка. "Вот какой я хочу быть, - решила я. - Зачем весь этот жестокий спектакль? Я не хочу видеть всякие кошмары наяву и понимать какие-то тоскливые истины..."
Дина уловила мои новые эмоции с точность самого совершенного в мире эхолота - она хмурилась, бросала на меня подозрительные взгляды, словно поняла, что ценный адепт ее любимой секты вдруг переметнулся на сторону врага, начала уделять мне больше внимания. Я ясно видела все ее попытки "вернуть меня в лоно церкви", но меня это почему-то только забавляло. Однажды она довольно откровенно отослала всех прочих в комнату, села ко мне поближе и протянула раскрытую тетрадку со стихами.
.......................................
Я вишу на волоске, а внизу не видно пола.
Тени темные скользят по рукам и по груди.
Странно... Было все так сложно... Как же просто все сейчас,
Ведь недавно мне сказали: "Уйти хочешь, так иди.
От нытья мы все устали, надоело подбодрять.
Так зачем друг друга мучить, так зачем друг другу врать?"
Просто все. И все понятно.
Спины вижу я вокруг.Взгляд отводят.
Утомились - поняла я как-то вдруг.
Впрочем я сама вся как-то скисла, нету силы продолжать.
Я сама себя достала, так чего ж теперь мне ждать?
Быстро - ниточку обрезать, быстро - рухнуть в темноту.
Долго только в новой жизни восстанавливать мечту.
.......................................
Я некоторое время молча перечитывала последние строки. Потом посмотрела на нее. Она внимательно сканировала меня своим острым взглядом, прикушенная нижняя губа побелела.
- Дин, это все неправда, - сказала я и закрыла тетрадь.
- Неужто? - резко спросила она и откинулась на спинку стула.
Я улыбнулась. Мне совершенно не хотелось ее обижать, но я почувствовала, как моя дружелюбная улыбка ударила по ней словно пощечина. Она побледнела и скрестила на груди руки. Это был ярко выраженный знак того, что она все поняла и теперь не хочет меня даже видеть. Я почувствовала легкий укол совести.
- Это глупости, Дина, - сказала я как можно мягче и положила тетрадь на край стола. - Никто и не думал от тебя отворачиваться.
Она сдержанно кивнула, невидящим взглядом уткнувшись в потертый угол тетради. Мне захотелось уйти отсюда как можно скорее. Она словно бы и не сидела без движения на стуле, а безапелляционно выпинывала меня за дверь. Я коснулась ее плеча и почувствовала, как оно напряглось. Я вышла.
Потом была весна и все наши проблемы неясной этимологии как бы отошли на задний план. Впрочем и видеться мы начали значительно реже. Дрямыч по-прежнему появлялся у Дины почти каждый день, да и Василий все время норовил туда уехать, а я чувствовала, как сильно она меня напрягает и в гости ездила крайне редко. Она же тем временем пыталась восстановить прежний контакт.
Ее новая повесть, названная "Трансмутация или похождения чокнутой лемурианки в мире людей" про нескольких представителей иного мира, высаженных на планету Земля с целью ее порабощения, продолжала расти. Там были мы все, вернее даже не мы, а наши с особенной наблюдательностью прописанные типажи. Строгая, постоянно поучающая всех "ведьмаша Лантушма", говорящая истинно моими репликами, да и в целом похожая на меня. "Туан Сэр Гвиник" - многорукий, вечно кривляющийся лорд-тряпичник с фонариком в жопе. "Рунит Тагурнаил" - бесстрастный сексапильный биоробот, созданный исключительно для ублажения Императрицы, которой одной во всем мире известно, что прячется под его длинным, наглухо застегнутым плащом. "Лемурианка Скорра" - психованная каннибалка младшего школьного возраста, норовящая понять истину жизни через ковыряния в потрохах убитых врагов. Высокоинтеллектуальный бомж "ведьмаш Сугефт Фэкд" и на редкость миролюбивая Императорская Пророчица "ведьмаша Сатышма"... Все они были выписаны безошибочно точно, да еще с таким юмором, что, читая очередную главу, мы хохотали не переставая. Мы ржали над самими собой, над злодейкой Императрицей, над сентиментальным Императором, над тупыми воинами императорской армии дерьмодемонами-похусыби, над озабоченными проблемой продолжения рода девками-пасито, над мстительным главным Секретарем карликом Мур-Лоо - во всех этих персонажах угадывались черты ведущих политических деятелей, наших общих знакомых и просто среднестатистических граждан России. Это был поистине замечательный подарок нам всем - когда Дина сделала несколько копий и раздала каждому, мы были просто счастливы, но...
* * *
Не знаю, что-то словно бы изменилось внутри меня самой. Я стала более светлая что ли... Пофигистичная, более разумная. Я начала воспринимать происходящее как какую-то детскую игру, все это меня забавляло, но не более. Прежнее почитание Дины теперь казалось мне просто идиотизмом. Я изумлялась - ведь как же такое возможно: это было совсем недавно, а уже кажется бредовым сном. Словно я была пьяна и вдруг протрезвела. Она уже не казалась мне неким сверхъестественным существом, она была точно такая же обычная девица как и все прочие - ну разве что более ненормальная, более талантливая и начитанная, нежели среднестатистическая российская студентка. Я смотрела на нее и спрашивала себя - как вообще я могла поверить в то, что она нам говорила, ведь она попросту водила нас за нос? Она внушила нам, что мы особые и можем видеть истинное лицо мира, и мы видели! Мы видели то, что хотела она! Промывание мозгов, секта новой формации... Из-за этого своего прозрения я стала обращаться с ней менее почтительно, быть может даже несколько грубовато, что она тут же и заметила.
Однажды она вызвала меня на серьезный разговор, который закончился сразу же после того, как я рассмеялась над одной ее фразой на тему того, что "тебе надо хорошо подумать, прежде чем плевать в лицо говорящего с тобой".
- Ты мне угрожаешь, Дина? - спросила я.
Глаза ее были злыми и словно бы обесцвеченными. На самом деле я ничего не имела против нее. Мне нравилось гулять по темным улочкам в веселой компании, мне нравилось болтать и страдать дурью, но все эти тяжеловесно-мрачные зауми, что она выдавала за откровения, меня уже раздражали. Я устала. Мне хотелось просто жить, а не пытаться постичь какие-то там великие тайны.
- Ты мне нравишься больше в виде веселенькой маньячки Скорры, нежели в виде пророка, - призналась я.
Она враз стала ледяной, словно сама кожа ее превратилась в металл. Сощурившись, она некоторое время прожигала меня взглядом, затем выплюнула в пол струю сигаретного дыма.
- Ты ничего не понимаешь, - голос ее тоже отливал металлом.
- А чего такого особенного я должна понимать? - весело поинтересовалась я, хотя внутри все похолодело.
Она была сейчас такая, какой я ее не видела никогда. Даже когда она бесновалась или впадала в свои метафизические депрессии, она такой не становилась. Словно бы мигом были сброшены все маски и вместо симпатичной курносой блондинки в очках с торчащими в разные стороны волосами, передо мной оказался огромный, сжавшийся перед прыжком в тугой комок, плотоядный монстр. Я прямо кожей чувствовала ее ледяную ярость. Мне стало страшно. Я вдруг представила, что вот сейчас она, не обращая внимания на то, что мы в чужой квартире и рядом в соседних комнатах человек восемь посторонних, бросится на меня и в прямом смысле разорвет на части. В моем мозгу моментально сработал сигнал, оповещающий об опасности.
"Она ведь сумасшедшая! - поняла я. - Форменная сумасшедшая! Она себя даже не контролирует!.."
- Вася! - позвала я каким-то слабым дрожащим голосом, медленно приподнимаясь с табуретки.
Дина сжала побелевшие кулаки.
- Вася! - пискнула я.
В коридоре раздалось негромкое шарканье тапок и в кухню заглянуло радостно лыбящяяся физиономия.
- Чаво? - поинтересовался он, сплющивая левую щеку о дверной косяк.
Я сглотнула и слабо улыбнулась, стараясь не глядеть на Дину.
- Чаю налей, - сказала я и на ослабевших ногах ушла в комнату.
В этот день как нашдруг она появилась в Васиной квартире последний раз, но тогда об этом еще никто не знал. А быть может даже и не догадывался...
Она пропала на пару дней и все засобирались к ней в гости, подозревая, что она попросту заболела. На самом деле все было в порядке, она просто не хотела вылезать из дома. Я категорически отказывалась поехать, ссылаясь на усталость или какие-нибудь дела, и парни отправлялись без меня. А потом однажды бледный как привидение Паштет привез от нее записку, в которой говорилась, что нам следует некоторое время отдохнуть друг от друга и что появляться у нее больше не надо. Это было как снег на голову. Я, конечно, напрягалась в ее присутствии и подобное предложение означало, что теперь я смогу спокойно все обдумать и даже обсудить это с парнями, но меня сильно задел ее тон. Она написала нам по-деловому коротко и безапелляционно - мол, так-то и так, вы мне надоели, идите в жопу, извините, искренне ваша Д.
И я взбесилась.
- Может она считает, что мы собачки какие?! - громко возмущалась я, горящими глазами оглядывая сплющенных парней. - Приманила, поигралась и бросила?! Разве так может поступить настоящий друг?!!
Василий нервно кусал ногти, Дрямыч сверлил глазами дырку в стене, Паштет казался потерянным и раздавленным. Я хотела было поговорить с ним, сказать слова утешения, но он как-то очень быстро собрался, попрощался и ушел, явно ни с кем не собираясь обсуждать эту тему. Ишь ты, надо же как привязала?! Быть может на нем "приворот" висит?...
Я решила, что ему надо помочь и на следующий день попросила Васю сбегать к нему домой и пригласить погулять с нами в расположенном рядом запущенном полу-лесу, официально называемом "парком Дружбы". Я понимала, что его срочно нужно отвлечь от тяжелых мыслей о Дине, чтобы он опять не начал винить во всех бедах самого себя, не сорвался и не побежал к ней замаливать несуществующие грехи. Он пришел, однако его радости от совместной прогулки я так и не получила. Он был задумчив, рассеян, очень много курил и, как только я начинала заговаривать о недостойном поведении Дины, мрачнел до состояния грозовой тучи. Василий, проведший нынешнюю ночь у меня, казался более живым - он скакал по кочкам с изяществом юного гиппопотама, висел на ветках, предлагал развести костер и даже сбегал в магазин за сосисками, чтобы пожарить их "на лоне природы". Дрямыч помотался с нами немного, а потом резко засобирался в свой компьютерный клуб.
- Слушай, может, поможешь мне кое-что купить? - спросил он Паштета, демонстрируя повышенное внимание к предмету разговора. - Мне болванка нужна, одну игру перекатать. А я не знаю, какую лучше купить...
- Хорошо, - пожал плечами тот и мельком глянул на меня.
- А что, ты без этого сегодня не проживешь? - поинтересовалась я.
- Помр-р-ру страшной смертью, - заверил меня он, и сосиски жарить пришлось нам вдвоем с Васей.
Конечно же, я была почти на сто процентов уверена, что они метнулись к Дине (очень уж заговорщический вид был у Сережки), но останавливать не стала - быть может она им не откроет или лично пошлет куда подальше. В таком случае их станет значительно проще переманить на свою сторону. Ведь и их терпение тоже не безгранично.
Целых две недели от Дины не было ни слуху, ни духу. Я знала, что Паштет то и дело мотается к ее дому, но то не застает, то не решается позвонить в дверь. За это время он похудел, осунулся и стал похож на затравленного зверя. Я порывалась его успокоить, говорила, что "все бабы - дуры и стервы", но даже этот широко распространенный прием не действовал. Василий грустил, скучал по прежним временам, однако безропотно соглашался с моим мнением относительно Дининого свинского поступка. Дрямыч появлялся крайне редко - в большинстве случае только для того, чтобы перекусить или просто от скуки. Я по-сотому разу пересматривала Васины видеокассеты или просто таращилась в телик. Иногда мы гуляли, таскались на вещевой рынок за обновкой для кого-то, трепались на малозначительные темы, пили чай с неиссякаемым сливовым вареньем, курили...
Время текло вяло и сонно. Все это на самом деле было не очень хорошо, но я твердо решила, что с этой психопаткой общаться больше не стоит, даже ради интересного времяпрепровождения. Вскоре я начала замечать, что Паштет несколько расслабился, начал улыбаться, да и со всеми прочими стало значительно лучше. Я начала более плотно общаться с Дрямычевской Полиной и вскоре поняла, что она не так уж и глупа. Иногда, когда я приходила с работы, она появлялась у меня с новым гламурным журналом и мы подолгу болтали, смеялись, сплетничали, обсуждали мужиков, разгадывали кроссворды, проводили психологические тесты, делали друг другу маникюр и прически. Мне нравилось это простое женское общение - Дининых сложностей мне хватило на всю жизнь. Я, кстати, и вспоминала теперь о ней все реже и реже. Сперва моему забыванию несколько мешали ее фотографии в альбоме, да многочисленные подарки - книжки, картинки и самодельные игрушки, но я пошла на крайние меры и, раздав или выкинув все это барахло, почувствовала себя значительно лучше. Потом я занялась парнями, однако неудачно.
Несмотря ни на что, Вася категорически отказывался истреблять ее поделки, щедро развешанные по стенам его комнаты, да и не особо переживал в целом. Он говорил, что "если уж ей так надо отдохнуть, пусть немного отдохнет", Дрямыч и вовсе забивал на такие разговоры, моментально меняя тему, а Паштет каждый раз пытался объяснить мне, что "Дина так поступает только с какой-то целью", и что скорее всего она имела в виду что-то совсем другое, нежели простое желание от всех "отдохнуть". Пожалуй, на все сто в этом вопросе меня поддерживала одна Полина - Дина ей всегда не нравилась и тем, что "не такая как все", и тем, что постоянно лезет в чужие дела, и тем, что мнит себя великим психологом, и тем, что все время что-то скрывает. Короче, не нравилась она ей по полной программе. Один настоящий союзник у меня все-таки был.
А потом пришла она сама.
* * * *
В тот день я вернулась домой рано, так как у нас был сокращенный рабочий день - часа в четыре. У меня дома, кроме спящей бабки, не было никого и я пошла к Васе. Дверь мне открыл Дрямыч. На лице у него отражалась целая гамма чувств - от тревоги до злорадства.
- Где Василий? - еще не почуяв подвоха, деловито поинтересовалась я и скинула с уставших ног туфли.
- Побежал за Паштетом, - почему-то шепотом ответил он и взглядом указал на чьи-то незнакомые ботинки в углу.
Я поглядела на полуоткрытую дверь в Васину комнату - на его кровати кто-то сидел, виднелись лишь ноги в ярко-оранжевых носках. Я нахмурилась.
- Там кто? - сухо спросила я.
Он улыбнулся и развел руками. Я перевела взгляд на ботинки. Маленький размер, женские, черные, очень пыльные, высокая платформа... Меня сразу же словно молнией поразило - ОНА! Я шагнула к двери и резко ее открыла. Удобно расположившаяся среди подушек, Дина попивала горячий чаек и рассеянно полировала ногти. Она подняла на меня глаза, смерила с ног до головы равнодушным взглядом и вернулась к прежнему занятию.
- Бутер-рбр-род с котлетой будешь? - рыкнул из-за моего плеча Дрямыч.
- Не откажусь, - улыбнулась она.
Я перевела дыхание, закрыла дверь и на несколько секунд замерла у зеркала. Во мне бурлило бешенство. В соседней комнате завозилась Васина бабка.
- Кто там? Кто там присол? - задребезжала она. - Васюня, это ты?
- Нет, бабушка, это Маша! - провозгласила я и зашла в дверь. - Вася скоро придет. А вы что хотели? Попить может быть принести?
- Масенька, - беззубо залебезила она, приподнимая с подушки отечное желтое лицо. - Это ты... А я и не слысала, как ты присла...
- Водички попить принести?! - заорала я, наклоняясь к ней поближе.
В замке загремел ключ, послышались веселые голоса. Дрямыч выглянул из кухни. Первым вошел Вася, следом за ним Паштет - и тот и другой аж лучились от восторга. Увидев меня, Василий смущенно потупился и с видимым усилием загасил улыбку, а Паштет не посмотрел на меня вовсе. На его лице была написана такая безумная радость, что он уже не видел никого вокруг. Он быстро стряхнул с ног ботинки и прошел в комнату, даже не закрыв за собой дверь. Дрямыч с Васей переглянулись и торопливо разошлись - Сережка скрылся на кухне, Вася с виноватым видом засеменил в мою сторону.
- Какого хрена!.. - зашипела на него я. - Что она здесь делает?!!
- Ну, Маш... - он попытался меня обнять, но я вывернулась и отступила на два шага назад.
- Я что, так тихо говорю?! - я уперла руки в бока. - Что она здесь делает?!
- Ну может вы все-таки помиритесь? - осторожно спросил он, глядя на меня печальными собачьими глазами.
- Да ты!.. - задохнулась от возмущения я.
- Кто там? Кто там присол? - встрепенулась уснувшая было бабка. - Васюня, это ты?
- Я, я, бабуль, - успокоил он ее. - Ты может попить хочешь или в туалет?
Я плюнула и ушла на кухню курить.
В отместку Васиной тупости я надолго перекрыла ему "доступ к телу", стала (по поводу и без) язвить Дрямыча, даже начала хуже относиться к Паштету. Теперь он уже не казался мне таким сногсшибательным, как прежде - когда девка способна так легко вертеть совершеннолетним парнем, то скорее всего грош цена такому парню. Мужчина должен иметь собственное мнение, а не плясать под дудку опытной стервы, лишь та поманит его возможностью пощупать сиськи. Настоящий мужчина не должен терять головы ни в каком случае и уметь проявить характер. Впрочем ладно, она дурила ему голову уже лет пять, но вот позиции Васи и Сережи были мне совершенно непонятны. Я, конечно, догадывалась, что один из них прельстился возможностью получить сверхчеловеческие возможности, а другой завелся лишь оттого, что ему подтвердили догадки о его особенности, но я не могла признать, что они до сих пор не осознали, как сильно их надули. У меня вообще было ощущение, что я единственная, кто трезво оценивает обстановку.
Дина продолжала появляться. Она начисто игнорировала меня, делая вид, что Маши Дишли не существует на свете вовсе, а я бесилась, но запретить ей появляться не могла. Как в народе говорится "не трогай говно, оно и не завоняет"... Вероятно, я опасалась, что ее и без того съехавшая крыша, уедет окончательно и она сотворит что-нибудь этакое. Приходилось терпеть и полагаться на силу полового влечения Василия, который был бы вынужден выставить ее вон, чтобы суметь добраться до меня. Однако периодами мне казалось, что все трое парней испытывают настолько сильную привязанность к Дине, что даже отказы любимых женщин не будут особо болезненны. Я начала ревновать, высказала свои подозрения Полине и мы начали бесноваться напару. В итоге я вообще решила, что объявлю им всем ультиматум - "или я, или она", но Дина снова меня опередила. Она исчезла сама.
Дело в том, что у нее намечалась целая куча событий: ей собирались делать операцию на глаза, через месяц планировалась очередная выставка, а потом она уезжала работать в детский лагерь. Паштет перестал появляться, так как взял в институте академический и более активно занялся работой, лишь Вася порой забегал к нему на работу отсканировать какие-то журнальные картинки, а у Дрямыча приехали северные родители и ему пришлось начать учиться. Остался один Василий, которого после нескольких жестких вливаний, мне все же удалось привязать к дому. Старые знакомые продолжали появляться, причем даже в удвоенном количестве - когда была вся эта котовасия с Диной, мы успели позабыть прежние связи и теперь, прознав про то что мы зависаем дома, а не где-то неизвестно где, все эти гости повалили валом. Большинство из них, правда, были личности скучные или ищущие какую-то выгоду, но теперь, хотя бы, не ощущалось столь резкой потери друзей. Я уволилась с завода, поскольку в августе планировала поступать на ин. яз., и в любое свободное время Вася подтягивал меня в английском, а потому и заняться было чем.
В июне же начался очередной кошмар - по всем кабельным и даже областному каналам шли сюжеты с новой Дининой выставки или интервью с ней самой. За небольшой период времени она умудрилась кардинально поменять имидж и из одичалой блондинки в рваных джинсах и вручную разрисованной водолазке превратилась в этакую "вамп-вумен" - выкрасила волосы в сочно-синий и начала ходить в длинных черных платьях. У меня даже возникло подозрение, что она попросту передразнивает мой имидж, и я решила его поменять, чтобы ни в чем с ней не совпадать - проколола нос, стала ходить в кожаной кепке и виниловых штанах, заплела волосы в негритянские косички. Впрочем, помогало не сильно. Я продолжала беситься, хотя меня и грела мысль о том, что я все-таки отстояла свою точку зрения. Василий продолжал надеяться на наше примирение и восстановление прежних отношений и даже по-тихому пару-тройку раз ездил к Дине (он думал я не знаю), дабы устроить перемирие, но и там, по-видимому, позиции были крепки.
Информацию о ее жизни, хоть и скупо, но я продолжала получать - что-то доходило в виде сплетен, случайно услышанных кем-то от кого-то, кому рассказал кто-то, знакомый с кем-то. Но имелись еще кое-какие общие знакомые, которые сообщали, что Дина то оформляет ночной клуб, то где-то тусуется, то уехала в лагерь мучить деток, то устроилась работать в газету, то в Дом Культуры, то поменяла фамилию, то что-то еще... Короче, окончательно позабыть о ней у меня никак не получалось. О ней здесь напоминало все - на этих подушках она валялась, в этот телевизор смотрела, этот магнитофон лапала, эти картинки рисовала, а уж то, что она надевала мои шмотки... Мне казалось, что еще чуть-чуть и у меня начнется какая-нибудь мания. В июле родители Дрямыча купили во Владимире квартиру, наспех сделали ремонт и укатили обратно в Норильск - соответственно вся наша тусовка переместилась к нему домой, но и там легче не стало - его новое жилище располагалось совсем рядом с Дининой улицей и, проезжая мимо на троллейбусе, я постоянно вспоминала, как мы раньше здесь гуляли все вместе. Я ненавидела ее тихой, затаенной, как торфяной пожар в лесу, ненавистью.
Лето пролетело стремительно, я даже не успела его заметить. За все три месяца мы лишь дважды выбрались на речку и раз пять в "Парк Дружбы". Я ходила белая как молоко и вконец замученная английским языком. Да и в целом лето было странным. Мамка пошла работать кондуктором на коммерческий автобус и хоть теперь дома почти не появлялась, зато пить стала меньше. Бабка моя перенесла очередной инсульт и сбрендила окончательно. Машка ощенилась дорогостоящими щенятами, но потом заболела чумкой и начала подволакивать задние ноги. Сеструха залетела, бросила стриптиз и вышла замуж. Я сдала вступительные экзамены на свой ин. яз., но учиться пришлось платно. Вася начал копить на компьютер, поэтому дорогостоящих подарков я была лишена. Дрямыч скорешился с городскими наркошами и в очередной раз вылетел из института, но его тут же уложили по блату в больницу на неопределенный срок... Короче, было много хорошего, но еще больше плохого. В принципе, я за все это время дошла до той кондиции, когда начинаешь забывать даже свое имя и пол, ослабла и забила на необходимость держать постоянную оборону от внезапного нападения. Все по уши увязли в повседневных заботах и я решила, что о Дине можно забыть.