Машевская Анастасия : другие произведения.

Книга Первая. Зов Праматери. Главы 1-2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 3.32*13  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    У Бану было много имен и много прозвищ. К одним она стремилась сама, другими её называли союзники, третьими - враги. Но сколько было тех, кто звал её просто по имени? Кто знал, как мозолисты её ладони и как искренни чувства, когда наступает час Матери Сумерек?
  Змеиные дети
   <
  Держи язык за зубами и не задавай вопросов, как никто не задает их
  на небесах. Такова воля могущественного пристрастия,
  и тут не помогут никакие мудрствования, слова и расспросы
  тут бесполезны; лучше не обжигать язык о непостижимость!
  Томас Манн, 'Иосиф и его братья'.
  
  Зов Праматери
  
  Если ты носишь мой дар, значит, ты мой.
  Наиболее предпочтительный любовный подарок - это кольцо:
  тот, кто его дарит, хорошо знает, чего он хочет, и тому, кто его
  принимает, тоже следует знать, чего от него хотят, и помнить,
  что любое кольцо является видимым звеном невидимой цепи.
  Томас Манн, 'Иосиф и его братья'.
  
  
  Детство Томирис прошло под звон мечей.
  Булат Жандарбеков, 'Томирис'
  
  Глава 1
  
  Далеко на северо-западе Этана раскинулся Пурпурный танаар Яввузов. Один из двенадцати защитников Яса, громадной державы мореходов, тан Сабир Яввуз по прозвищу 'Свирепый' унаследовал свой надел восемь лет назад. Как и всякий ребенок из семьи танов, он не мог избрать в жизни иной путь, кроме сражений.
  Чертог Яввузов, расположенный на вершине одного из холмов-отрогов Астахирского Хребта, был огромен: крепостные стены из черного гладкого камня восьмиметровой высоты достигали тринадцати футов в толщину. Двенадцать округлых башен возвышались над природной насыпью почти на сорок метров, донжон - еще выше, а в диаметре знаменитая неприступная обитель Сабира Свирепого составляла тридцать метров. Между цитаделью и стенами раскинулся город с бесчисленными караулками, складами, оружейнями, кузницами, охотничьими и рыболовецкими домами, промышлявшими сбытом дичи и морского урожая, рынками, амбарами с выращенными на окрестных мало плодородных полях пшеницей, ячменем и овсом; гончарными мастерскими, глину для которых доставляли из наделов одного из знаменосцев Яввузов; и много чего еще. С западной стороны донжона стоял местный храм Двуединства, где покланялись Праматери-Иллане и Её Достойному Брату-владыке-вод Акабу. Здесь же, рядом с храмом находился семейный склеп пурпурных танов, а за ним, у северо-западных куртин военная академия для обучения воинской элиты и командиров. За этой частью стены, почти в недосягаемом для врагов месте находились осадные мастерские.
  Загоны для выпаса скота и пастбища для лошадей оставались за пределами стен, хотя танские конюшни находились в пределах города.
  С восточной стороны цитадели внутри крепостных стен располагались легендарные на всем севере и во всей стране псарни с породой собак, выведенной от скрещения волкодавов и волков. И по сей день раз в пять лет устраивалась грандиозная охота на волчью стаю с целью захватить молодняк и обогатить его кровью следующее поколение танаарских псов. Загоны для выведения такой породы были раскиданы в каждом из близлежащих к чертогу поселений - рослые мохнатые псы были отличным подспорьем против любого врага, а об их преданности и речи не шло. Недаром ведь столетия назад танский дом Яввузов выбрал своим гербом именно черного красноглазого волка посреди пурпурного полотнища. До сих пор хранит народная память предания о собаках, провожающих человека в залы Старухи-Нанданы-Смерти. Согласно легенде, четырехглазые псы с рубиновыми зрачками по крайним северным тропам, среди воющих ветров, указывали умершему дорогу в мир 'по ту сторону'.
  С северо-восточной стороны крепости куртина отсутствовала - две смежных башни практически 'врезались' в утес, с которого с диким грохотом срывались валы ледяной реки Тархи. Опасная, с десятками порогов Тарха пересекала город с восточной стороны и с шумом несла осколки горных пород по скалистым отрогам, пока, наконец, петляя голубой лентой, не терялась в лугах. Где-то дальше, на юго-востоке Тарха впадала в реку Ашир, протекавшую во владениях соседа тана Маатхаса. По притокам полноводной, богатой рыбами Тархи, на северо-востоке своих земель Яввузы выходили в Северное море.
  До самого подножья Астахирских гор (включая сам хребет) тянулись селения суровых северян. Закаленные тяжелой борьбой с немилосердной природой и нещадным трудом в добывающих рудниках, взращённые у основания или в разлогах белоголовых астахирских круч, горцы - и мужчины, и женщины - следовали за силой и традицией, которые сами хранили пуще всех танаарских домов.
  От чертога Яввузов каштаново-снежной змеей стекала тропа по склону отрога. В теплое время года по обе стороны от неё стелились луга подснежников, весенников и 'славы снегов', а в мае-июне добавлялись фиолетово-синие пятна ирисов. За ними возвышались тяжелые хвойные леса халцедонового цвета, а немного южнее - смешанные. В этих землях располагались города и поселения, принадлежавшие непосредственно Яввузам и управляемые местными 'законоведами' - лаванами, стоящими на следующей ступени в иерархии Яса после танов. Дальше лежали владения знаменосцев из числа тех же лаванов, представителей боковых ветвей и дальних родственников клана. И каждый из них знал, как грозен бывает тан Сабир Яввуз, когда, согласно девизу рода, оголяет оскал.
  
  ***
  
  У белокурого и сероглазого тана Сабира было все: самый крупный в стране танаар, расположенный в сердце, кажется, бескрайнего севера; укрепленный чертог, военная академия для обучения офицеров, великолепная личная гвардия, преданные люди, верные братья-ахтанаты, хорошие отношения с соседями, сорокатысячное войско, добродетельная жена и даже любимый сын. Одного не было у него - законного наследника, ибо десятилетнего Руссу, в котором Сабир души не чаял, родила дочь каменщика Рут. Богиня-Мать и Отец-Владыка-Вод Акаб не послали ему сестер, так что к этому времени Рут стала единственной женщиной, которую тан когда-либо любил, если не считать его собственной матери. Вдовствующая танша не ограничивала сына ни в его привязанности к простолюдинке, ни в иных утехах. Но вот минул год, как Сабир сел в танское кресло, потом второй, третий... Когда минуло шесть лет правления Сабира Грозного, мать настояла - женись. И, почтительный к воле родившей его женщины, Сабир женился на той, кого она посоветовала - невысокой миловидной танин Эдане Ниитас, дочери Сиреневого танаара.
  Вопреки сложившейся традиции, женившись, тан Сабир так и не обжился бессчетным множеством так называемых водных жен, дети которых признавались законными, но лишались права на наследство. Поэтому Эдана Ниитас, его земная жена (а земная жена вообще может быть только одна) не имела соперниц, ибо дочь каменщика Рут скончалась от лихорадки за три месяца до свадьбы тана Сабира.
  Яввуз относился к супруге уважительно - как-никак только земную жену можно выбрать среди равного тебе сословия. Но уважать можно и врага - Сабир Свирепый знал не понаслышке. Жену же положено любить.
  Он не любил Эдану Ниитас ни капли, и не скрывал этого от всего Пурпурного танаара. Возможно, если бы она родила ему сына, он сумел бы проникнуться к ней приязнью, нередко размышлял тан два года спустя, наблюдая за женой, вынашивающей его дитя. Вместе с тем, Сабир боялся признаться себе, что, если Эдана родит ему законного первенца, этот ребенок станет главным соперником, а с годами, возможно и врагом его Руссе. Да разве он сам бы одинаково относился к родным братьям и к братьям-бастардам, если б они у него были? Нет... Сабир боялся, что супротив отцовскому чувству, может возненавидеть и супругу, и родившегося ребенка, если это будет мальчик. И почему в свое время он не мог жениться на Рут?..
  Восемь лет минуло с того дня, как Сабир занял кресло отца, и теперь он сидел в неприступном чертоге Яввузов, сцепив в замок упертые в колени руки. За закрытой дверью ближайшей комнаты рожала его жена.
  Он упирался лбом в сплетенные пальцы и напряженно ждал. Здесь, у покоя Эданы Ниитас, как велел обычай: коль уж Владыка Вод Акаб не мог воспроизводить жизнь сам, он всегда из уважения к Сестре-Жене Богине берёг Её покой, когда она создавала мир суши и неба.
  Вдовствующая тану Бануни, мать Сабира, стояла рядом. Мучительные часы тянулись и тянулись...
  Наконец, раздался тонкий плач, и одна из повитух отворила дверь. Сабир почти не поменял позы, только оторвался от рук и повернул лицо к женщине.
  - Кто? - спросил напряженно, вцепившись в её лицо твердым и прямым взглядом.
  - Девочка, милорд.
  Бануни ждала, что ответит её сын, но Сабир молчал и молчал.
  - Сынок? - осторожно спросила танша.
  Сабир Грозный сипло, с облегчением, выдохнул, ощущая, как, наконец, сужается могучая грудная клетка, и опустил голову на руки. Закрыл на мгновение лицо ладонями, потом поднялся, выпрямившись во весь свой недюжий рост, и сказал:
  - Стало быть, дочка, - обернулся к матери. - Девочка, мам! - сказал совсем по-мальчишески.
  Бануни мягко улыбнулась. Что ж, такова воля Праматери, думала она. В свое время танша произвела на свет трех сыновей, но так и не получила желанной малышки.
  - Пойдем, посмотрим.
  Повитуха отворила им дверь, пропуская вперед и кланяясь.
  Когда Сабир впервые взял девочку на руки, невольная улыбка расплылась по суровому лицу.
  - Спасибо, - сказал он жене, даже не взглянув на Эдану.
  - Как ты назовешь её? - спросила Бануни. В целом, у северян из Пурпурного танаара сложилась своя, совершенно особая традиция называния детей - окончание имени ребенка должно было полностью совпадать с началом имени отца, а нередко имя и вовсе целиком собиралось из двух 'родительских' начал. Поэтому выбор у Сабира был небольшой.
  Тан посмотрел на мать.
  - Бансабира, - выговорил он ясно и передал девочку своей матери.
  Через несколько дней состоялось освящение ребенка в вере Матери Илланы и Отца Акаба, и Сабир сам держал девочку весь обряд. Когда настало время в знак новой жизни полить её теплой водой, Сабир вытащил дочь из пеленок. Впервые он увидел её без одежки и сразу приметил на алебастровой коже крохи еще более светлое, почти неестественно белое пятно на левом бедре. Отметина походила на след от стрелы. Тан знал, подобный знак на теле ребенка означает, что из прошлой жизни он ушел не своей смертью - пятно всегда соответствует месту, куда была нанесена смертельная рана.
  'Должно быть, копье, - подумал тан, глядя на маленькое существо в руках. - Это к лучшему, будет воительницей'.
  Где-то вокруг раздалось обрядовое троекратное 'Пусть!'. Будто поняв, о чем подумал отец, девочка посмотрела прямо на Сабира светло-зелеными глазками и улыбнулась, оголив розовые десны. В груди тана, под камнем, что-то дрогнуло.
  
  ***
  
  Праздничные гуляния с играми и состязаниями, устроенные Сабиром по случаю рождения дочери, сменил угар пышных похорон. В семейный склеп опустили омытое и умасленное тело Бануни Яввуз, а на мраморной могильной плите - как делалось для всех погребенных здесь Яввузов - из волчьих клыков выложили голову хищника, которую тан по обряду полил красным вином.
  Если у глубоко опечаленного Сабира была жена, которая, несмотря на агрессию мужа, помогала ему бороться с болью потери, то десятилетнего Руссу не утешал никто. И потому с кончиной бабушки в его жизни не осталось никаких других женщин и девочек, кроме новорожденной сестры. Он еще не знал, что такое 'бастард', и не ведал, что не стать ему со временем таном вместо отца. Но уже тогда ясно понимал - они с Бансабирой одной крови.
  
  ***
  
  Детство Бансабиры прошло под звон мечей - иначе и не могло быть в семье танов. Отец, брат, трое дядей, четверо кузенов, половина всех домашних мастеров над оружием, кораблями и лошадьми - наставников маленькой Бану хватало, и девочка с радостью и готовностью постигала предложенный ей мир.
  Когда Бансабире было три, отец приставил к ней личного охранника Дувала, чей сын Раду был приятелем Руссы. В их компании Бансабире и довелось единожды на своем веку застать Парад Планет. Было ли это связано с тем, что парад пришелся на срок Заклинателя Змей, неизвестно, но небо в тот день отливало густой зеленью. Правда, Бансабира никогда не смыслила в знаках, и уж тем более - в три года.
  Когда девочке исполнилось четыре, Сабир подобрал ей учителя письма, чтения и исчисления. К этому времени мать Бану Эдана уже дважды зачинала, но выносить плод до надлежащего срока не смогла. А Сабира, кажется, и не беспокоило, что его наследник - девочка. На лицо в Ясе еще примеры, когда женщина стоит во главе танаара, и военная мощь этих наделов такова, что соседи остерегаются спорить с их хозяйками. Да и память северян хранит недалекое прошлое, когда женщина полноправно стояла во главе царства, не то, что во главе танаара.
  В пять лет Бансабира уже бесстрашно вскарабкивалась на самую норовистую лошадь, и, цепляясь за гриву, как клещ, рассекала округу. Русса и Дувал всегда держались рядом. Хотя нередко бастард приходил к сестре во время какого-нибудь урока, забирал девочку, несмотря на протесты учителя, и, седлав одну лошадь на двоих, увозил в холмы - любоваться снежным одеялом на скалистых отрогах или ранним цветением 'славы снегов', покрывающей склоны вершины, на которой располагался фамильный чертог Яввузов...
  В шесть впервые взяла в руку тяжелый короткий меч. И за считанные недели тренировок лицо её преобразилось - теперь, стоило обычно веселой девочке ухватиться за оружие, светлые бровки сходились над переносицей, глазки становились грозными. По первости очень уж потешным казалось это выражение на детском личике тану Сабиру, взявшемуся самостоятельно учить дочь. Но с тех пор, как она впервые в пылу тренировочной схватки гневно крикнула отцу 'Не смейся!' и заплакала, Сабир стал относиться к Бану еще серьезнее.
  - Я никогда не посмеюсь над тобой, - пообещал он тогда и поцеловал в лоб.
  Еще через полгода впервые не удержал собственную руку и случайно задел девочку клинком. В ужасе отпрянул тан Сабир от ребенка, который не понимал, почему папа остановился. Мужчина выронил меч, упал на колени и сгреб дочку.
  После следующего поединка они сидели рядом и уже вместе, смеясь, подсчитывали царапины...
  В семь впервые вышла в море на корабле брата. Семнадцатилетний Русса стал совсем взрослым. Рослый, крепкий, он был истинным северянином. В отличие от белокурой Бану, пошедшей по роду отца, Русса унаследовал черную вьющуюся гриву матери Рут. По примеру Сабира он тоже учил Бану владеть оружием, избрав для упражнения лук. Чем старше юноша становился, тем больше было у него поводов ревновать Сабира, как шептались некоторые. Русса знал эти сплетни и нередко думал: да, он мог бы ревновать отца к Бану, если бы Бану была мальчиком... Но сестра была сестрой, а он, Русса, к этому времени уже слишком хорошо понимал, что значит 'бастард' ...
  
  ***
  
  Сабир назначил второго из своих младших братьев, Тахбира, защитником крепости Сулаввах на юго-восточных рубежах Пурпурного танаара. В конце июня того года, когда Бансабире было семь, там собрался весь многочисленный клан Яввузов с несколькими охранниками - больше тридцати человек. Даже самый младший из четырех братьев, Доно-Ранбир, прибыл сюда из Гавани Теней, столицы Яса, где, согласно закону, представлял свой род. И вовсе не от излишка времени и любопытства - посмотреть на работу Тахбира - собрались они здесь, а для того, чтобы стать свидетелями его бракосочетания с танин Маатхас, племянницей тана Махрана Маатхаса, защитника соседнего Лазурного танаара. Надел Маатхаса, одного из трех северных танов, располагался на северо-востоке страны. Сам тан не смог приехать на торжество, отправив сына - двадцатидвухлетнего темноволосого ахтаната Сагромаха с самыми смешливыми глазами из всех.
  Дочь второго сына выходила за третьего сына - незамысловатое подспорье и без того негласному союзу северян. Три северных клана - Яввузы, Маатхасы и Каамалы - всегда поддерживали друг друга, особенно с тех пор, как почти сотню лет назад последними вошли в состав великодержавного Яса, и по сей день к неудовольствию его правительства находились на особом положении...
  
  ***
  
  Свадьба удалась на славу. Гуляли шесть дней. Дозорные проспали...
  
  ***
  
  С того дня, как север стал частью Яса, таны Шауты, Алый Дом, поумерили свой воинственный пыл в нападках на Маатхасов за владение рекой Ашир и торговыми возможностями, которые она давала. А теперь принялись за старое. Вбили себе в головы, что правители Яса - раман и раману - на их стороне.
  Шауты ударили по ближайшему к границе двух северян укреплению. Расположенный там отряд погиб почти полностью - уцелели лишь отправленные еще до начала схватки вестники. Когда гонец из атакованного гарнизона прибыл с сообщением, все Маатхасы протрезвели вмиг. Моментально развернули деятельность по организации и сбору войск. Близлежащим отрядам Яввузов Сабир приказал тоже немедля выступать в сторону Лазурного танаара. Разослав вестников своим знаменосцам, Сабир дал Маатхасу слово помочь в войне. В намерении лично оценить ситуацию и переговорить с таном Махраном, Сабир решил дождаться выделенных им подкреплений и во главе их отправиться вслед за Сагромахом. Но в первую очередь, едва доставили депешу, Сабир отослал обратно в фамильный чертог жену, детей и невестку - новоиспеченную жену Тахбира. Лидером отряда назначил Руссу. Дувал, как охранник семилетней танин Бансабиры, поехал с ними.
  - Русса, - сказал Сабир в напутствие, - ты должен выжить и уберечь сестру, понял?
  Бастард кивнул.
  - Дай слово.
  - Клянусь.
  Тан ударил коня сына по крупу. Заскрипели повозки, везущие дам и маленькую девочку.
  На этих тянущихся скарбах настояла Эдана Ниитас - Бану еще слишком маленькая, чтобы проделать такой громадный путь верхом. Не по силам детскому организму, к тому же девочке... Напрасно спорил с ней Сабир, отправляя в путь. И уж совсем бессмысленны были уговоры Руссы:
  - Еще бастард не учил меня, как быть! - высокомерно отвергала женщина все его доводы.
  Вражеский летучий отряд нагнал их через два дня. Дувала подстрелили первым. Выгнув спину, из которой крестообразным росчерком торчали две стрелы. Защитников тану и танин не хватало против сорока шаутских головорезов. В безумном хаосе и суматохе Русса, сорвал с петель дверь повозки и заорал:
  - Госпожа, быстрее, берите дочь и полезайте на коня! - он держал за вожжи лошадь одного из павших солдат.
  - Брат, дай мне меч, я могу сражаться! - заявила девочка, взметнувшись из рук прижимавшей её матери.
  - Помолчи, Бану! - одернул бастард сестру.
  Эдана медлила.
  - Госпожа, умоляю, бегом!
  Тану, пригнувшись, встала, таща за руку дочь. Но стоило ей высунуть голову из повозки, как просвистевшая в воздухе стрела вонзилась в горло. Конь под бастардом нервно дернулся. Русса обернулся в сторону атаковавшего - кто-то из своих кинулся на него.
  - Мама! - заверещала Бану. Но захлебывающаяся кровью Эдана уже сползла на землю.
  - Эй! - раздался голос одного из неприятелей, - да это не лазурные ни разу! Это пурпурные!
  - Тебе какая разница, - ответил ему кто-то, и снова раздался лязг и крик.
  - Госпожа, - позвал Русса сидевшую в повозке жену дяди Тахбира, о которой не вспомнил прежде. - Полезайте на эту лошадь, скорее!
  Молодая женщина покачала головой:
  - Увози её, Русса. Если хоть немного любишь сестру, увози её домой! - она усадила девочку Руссе в седло.
  - Но, госпожа?.. - от такого решения юноша растерялся.
  - Ну же! - раздался голос. - Шевелись!
  Воины тана Сабира в схватке с врагом нещадно таяли.
  Молодая женщина твердой рукой вытащила из-за кожаного пояса клинок.
  - Да что ж Вы делаете, танин?! - начал Русса.
  - Увози сестру, дурень! - крикнула женщина и вогнала кинжал себе в сердце.
  - Тетя! - позвала Бану. Русса моргнул так, точно ослеп на мгновение. Потом приказал:
  - Стоять до последнего!
  Развернул коня и, накрыв содрогавшуюся сестренку собственной спиной, погнал скакуна, прижимаясь к гриве. Ужас расправы над последними сражающимися оставался позади. Шестеро мечников из алых погнались за Яввузами. В миле к западу от тракта начинался лес Цукхато. 'Только бы дотянуть! - думал Русса, мча по бездорожью. - Только бы дотянуть!'
  Враги нагоняли стремительно. Щелкнул кнут, и Русса - хвала Праматери! - успел разжать объятья, вылетая из седла.
  - Русса! - обернулась девочка в седле, натягивая поводья и останавливая гнедого.
  - Бану, спасайся! - велел брат. Но девочка вытащила один из двух ножей у себя на поясе и без промаха метнула в того врага, который держал кнут. Нож не долетел, но враг отвлекся на движение. Это дало Руссе драгоценные секунды, чтобы перехватить инициативу.
  - Бансабира!! - заорал он неистово. - Я велел тебе спасаться! - Бастард в первую очередь рубил лошадей - пеший воин вдвое слабее конного. Девочка в седле, видя, как брат отбивается от врагов, отстегнула от седла лук и выпустила несколько стрел. Лишь один из скакунов громадным телом повалился на землю.
  - Держи девчонку!
  - Сестра, умоляю, СКОРЕЕ!! За этим лесом на один дневной переход будет крепость Ширак, это знаменосцы отца! Ну же, СКАЧИ!
  - БРАТ!
  - БАНУ, ЖИВО!!
  И Бану машинально сдавила пятками бока коня, все еще на полном скаку оглядываясь на Руссу и крича:
  - БРАТ! БРАААТ!
  На всю жизнь Бансабира запомнила страшную картину, когда четверо головорезов окружили Руссу стеной. И его надрывное 'СЕСТРА!' тоже запомнила - бастард понял, что два неприятеля, которых они не успели лишить коней, погнались за девочкой.
  На полном скаку закинула Бансабира за спину лук и отстегнутый колчан с десятком стрел. Влетела в лес. По тропкам, по недавним проталинам, Бану петляла, уходя от преследователей, дышавших в спину. Наконец, оторвалась от них и притаилась, уложив коня под раскидистыми ветвями, в высокой траве. Дождавшись, пока злодеев и след простынет, Бансабира выбралась из укрытия, и помчалась назад, на помощь брату. Она летела сквозь лес, и ветки хлестали по лицу, заставляя закрывать глаза. Конь, казалось, обезумел.
  'Богиня, Богиня-Мать, миленькая, прошу, умоляю, Праматерь, пожалуйста, помоги Руссе! Умоляю!' - только эта неустанная мысль билась в голове семилетней Бансабиры Яввуз, пока ветер свистел в ушах.
  
  ***
  
  Добравшись до места недавней стычки, Бану почувствовала, как упало сердце - враг оставил за собой сплошной разгром. Бану мгновенно спешилась и, зовя брата, принялась выискивать Руссу среди убитых. Может, он все еще жив. Некоторые были убиты более человечно, другие - с какой-то чудовищной жестокостью, с раздробленными черепами, перерезанными лицами, обрубленными конечностями. Разобрать, кто где было невозможно. Не выдержав, Бану упала на колени, опорожнив желудок. В этот момент перепуганный и оставленный на собственное попечительство конь, заржав, пустился прочь.
  - Стой! - прокричала Бану, зная, что толку не будет.
  Утерла рот рукавом. Откопав среди трупов пару ножей с рукоятками из волчьей кости, двинулась дальше.
  
  ***
  
  Только чудом и вмешательством самой Всеединой Матери можно было объяснить, как семилетний ребенок выжил в одиночку в течение четырех месяцев. Весь ужас скитания познала Бану в этот срок. Спала вполглаза, в обнимку с ножами. Лук и колчан с десятком стрел снимала только на ночь. Выучилась двигаться тише, чем мыши, которых частенько доводилось есть. Приближалась зима, и оттого, что она не смогла за лето отыскать тракт, который привел бы её домой, Бансабира решила на время покинуть север, где наверняка еще алела свежей кровью война. Девочка давно потеряла счет дней, но, когда стало неуклонно холодать, пошла по теплому следу остывающей осени, надеясь, что, возможно, если Праматерь позволит, ей удастся однажды прийти в Сиреневый Дом тана Ниитаса, своего деда, и переждать зиму у него.
  Бану отощала. Недостаток сил у неё нередко граничил с обмороком. Когда по дороге попадались леса, она могла от души наесться ранета и поздних ягод, так что отвыкший от многой еды живот потом долго крутило. Охотилась на рябчиков. Найденные на побоище два ножа вскоре пропали: один, по случайности, упал в кювет (Бану побоялась лезть за ним), другой, используя в реке как гарпун, девочка, промахнувшись и не рассчитав, по неосторожности ткнула в камень. Тонкое лезвие погнулось до такой степени, что проку от него больше не было.
  Иногда бывало совсем трудно, и Бану ухитрялась держаться из последних сил, денно и нощно, как молитву, повторяя: 'Я от крови волка, во мне волчья кровь' или 'Русса бы смог, Русса бы сумел, Русса бы справился, Русса бы нашел выход...'. И, как всякая волчица, мало-помалу, Бансабира выучилась владеть клыками.
  Избегала людей на дорогах и в лесах. В самом начале она однажды добралась до какого-то небольшого поселения, однако никто здесь не мог сказать, куда держать путь до Ниитасов. Её гнали отовсюду. Говорить же местным, кем является, Бансабира не торопилась: внутренний голос с сомнением подсказывал, что в огромном мире за пределами фамильного чертога это совсем не обязательно кому-то знать.
  Пару раз девочка натыкалась на берегу какой-нибудь речки на смертельно раненного бойца или измученного схваткой зверя. Последнего, если мясо было еще не загнившим, пыталась есть. Бойцов - раненных и уже мертвых - не гнушаясь, осматривала и обыскивала. У кого-то находила воду или мех с терпким вином, у кого-то запасы дорожных сухарей или монеты. К чему они мне? - думала девочка, их ведь не съешь. Будешь идти - будут звенеть в кармане снятой с какого-то убитого мальчишки одежонки. А ей бы быть тише воды, ниже нравы. Приди она даже с одной такой монеткой в город и попытайся что-то купить, все начнут трясти её - где тощий семилетний ребенок достал деньги и оружие? Кто такая? Откуда? Зачем? А, получив ответы, как знать - убьют или передадут Шаутам? Может, конечно, повезет, за выкуп отвезут отцу, но только Богиня-Мать знает наверняка...
  Впрочем, большинство полумертвых или уже почивших путников, которых встречала Бансабира, были уже обобраны - своими победителями.
  Однажды на заре октября девочка наткнулась на такого же едва живого бродягу с побелевшими губами. Она полагала, что он уже мертв, когда осторожно склонилась над ним. Но молодой мужчина был еще жив.
  - Научись дышать еще тише, - сказал он, с трудом разлепляя глаза.
  Девочка отпрыгнула почти на метр, быстро схватившись за нож. Мужчина только усмехнулся. Бану не понимала его реакции и только сильнее сжимала рукоятку вспотевшей ладошкой.
  - Я все равно умру, девочка. Так что буду признателен тебе, если поможешь, - закашлялся ненадолго. - Я бы предложил тебе сердце - ты ведь помнишь, где сердце? - да доспех мешает. Вгони в шею слева, хорошо?
  Бану ничего не говорила и не шевелилась.
  - Только быстро. Не хочу мучиться дольше, чем уже промучился, - видя её нерешительность, сердито прохрипел. - Ну же, чего стоишь? Сделай дело, угодное Старухе Нандане! Или ты не веришь в Праматерь?
  - Верю, - невольно сорвалось с языка.
  - Ну, так и будь хорошей девочкой, - мягче сказал раненый. - У меня осталось два золотых в кармане. В благодарность заберешь их и мой клинок.
  - Почему, - спросила девочка, - их не забрал тот, кто нанес Вам эти раны?
  - Потому что он ранил меня, а его убил. Одна беда - оружие тот червь смазал ядом. Ну, так что, поможешь мне?
  Бансабира приблизилась.
  - Храни тебя Мать, - с улыбкой простился смертник.
  Выполнила последнюю волю умирающего. Из артерии, стихая, била горячая алая кровь. Совсем как знамя Шаутов, подумала девочка и потянулась за наградой. Стоило ей прикоснуться к мечу поблагодарившего её воина, клинок с шумом упал на траву. Слишком тяжел. Ладно, Бану знала это, едва взглянула на меч.
  Развернулась, пошла дальше.
  
  ***
  
  На исходе октября девочка столкнулась с опасностью, преодолеть которую было выше её маленьких семилетних сил.
  Она достигла очередного городка и попыталась узнать, в какой стороне Сиреневый Дом. Вместо ответа, склизкий, как уж обыватель приблизился, зарясь на расписную и инкрустированную рукоятку кинжала, торчащего за протертым поясом.
  - И откуда это у такой оборванки, как ты, такой нож, а? - Бану молчала. - Поди, украла у кого, девочка?
  - Я не украла! - с горячностью выпятила 'не'.
  - Ах, не украла! - протянул мужчина. - Тогда откуда он?
  - Это не Ваше дело! - огрызнулась девочка. Вокруг них начала собираться толпа.
  - Да что ты? Ты на земле лавана Яхмада... ты ведь знаешь, кто такие лаваны?
  Он что думает, Бану совсем дура?
  - Конечно, знаю! Законоведы!
  - Верно, лаваны хранят закон. А если ты украла эту вещицу, то мы, как подданные нашего лавана, должны чтить закон - изъять нож и наказать тебя. Верно, друзья? - осклабился, облизнулся.
  Несколько мужиков загоготали.
  - Это мое оружие! - девочка оттолкнула приблизившуюся голову наглого гада. - Дай мне короткий меч и дерись, если не боишься!
  Поднялся общий хохот.
  - А ты дерзкая!
  - А ты хам! - зеленые глаза зло горели. - Дерись со мной или отпусти!
  - Грязная девка! - мужчина схватил её за предплечье. - Дай сюда, дрянь!
  - Держи! - Бансабира рванула из-за пояса кинжал и вогнала обидчику в руку. Взревев, тот свободной рукой со всей силы ударил девочку по лицу - раз, другой, третий... Носом пошла кровь, в глазах потемнело. Обессиленный, вымученный организм больше не желал бороться за эту никчемную жизнь.
  - Сука! - держась за руку, мужчина пнул Бану. Безвольное тело зашаталось по земле, как мешок с тряпьем. - Сука! Су... - упал навзничь со стрелой в горле.
  - От девочки отойдите, - произнес чей-то спокойный голос со стальной хрипотцой. Мужики, лишенные веселья, возмущенно обернулись - дескать, кто это там такой смелый?
  За зрителями на коне сидел молодой мужчина возрастом в четверть века. Его блестящие черные волосы до плеч оттеняли светлокожее лицо с глазами-льдинами. Густые брови стремительно разлетались от переносицы, как стрелы. Шерстяные штаны и короткий по здешнему обычаю кафтан - в блеклых пятнах дорожной пыли.
  Аура исходившего от него ледяного спокойствия и силы внушала ужас. Манера, с которой незнакомец держался, напоминала гремучую змею, свернувшуюся по восьмерке перед броском и стрекочущую трещоткой. В серо-голубых глазах путника читалась какая-то уверенность в собственной богоизбранности. Наверное, он мог бы быть ангоратским жрецом из храма Богини Возмездия, но высокий светлый лоб был чист.
  Путник нарочито медленно выудил из колчана еще одну стрелу, наблюдая, как щерятся жители городка.
  - Шевельнитесь, - сказал мужчина на коне. - Дайте повод.
  Мужчина проехал к лежащей девочке, рассекая скопившейся люд конем, как носом лодки озерную гладь. Убрал лук со стрелой, которую даже не пришлось прилаживать на тетиву. Спешиваться не стал.
  - Подай её мне, - сказал ближайшему горожанину. Тот поколебался, но подчинился. Всадник одной рукой подхватил девочку и посадил перед собой в седло. Развернул скакуна, сделал движение головой, чтобы надоедливые зеваки расступились снова, и покинул переулок.
  Бансабира очнулась, лежа на шерстяном плаще на берегу какой-то речки в десяти верстах от покинутого города. Рядом разводил костер черноволосый незнакомец...
  
  ***
  
  Девочка торопливо отползла от мужчины, сбивая ножками плащ. В глазах отражалась готовность бежать.
  - А, очнулась, - взглянул он.
  - Где мое оружие?
  Незнакомец усмехнулся.
  - А ты и впрямь дерзкая.
  Девочка ничего не сказала.
  - Твой нож и лук остались в том переулке.
  Бансабира кивнула и вдруг, вспомнив произошедшее, схватилась ладошкой за нос. Мужчина с пониманием вздернул бровь:
  - Кровь больше не идет. Я все вытер.
  Бансабира молча отвела руку от лица и осмотрела её. И впрямь, чистая. Незнакомец хмыкнул.
  - Вы кто? - снова зажала нос. Крови-то нет, а болит безбожно.
  - Я? - переспросил мужчина. - У меня много имен, малышка. Ты можешь звать меня Гор.
  Девочка промолчала. Мужчина поднялся у принявшегося костра, чувствуя, как в маленьком теле неподалеку снова нарастает страх.
  - Ну а ты, девочка? Как мне тебя звать?
  - А вам зачем? - спросил ребенок, и Гор расхохотался, запрокинув голову.
  - Не смейтесь надо мной! - зеленые глазки сузились. Гор, взглянув на это личико, зашелся пуще прежнего.
  - Не смейтесь! - вскочила на ножки. - Или дайте мне клинок, если не боитесь!
  Все еще смеясь, Гор встал и вытащил из-за пояса кинжал.
  - Держи, - протянул он ей, точно это была не смертоносная сталь, а тряпичная кукла. Девочка замешкалась, но под пристальным взглядом серых глаз выхватила оружие и заняла позицию, упираясь в землю крепкими для её лет ногами.
  - Ну? - спросил Гор, выпрямившись. - Чего ждешь?
  - Вы не достали оружие.
  - Я дам тебе фору, нападай.
  Выбора не было. Разбежалась, замахнулась, почувствовала пальцы мужчины на запястье. Сориентировавшись, Бану поняла, что вплотную стоит спиной к Гору, и вверенное ей острие направлено на её собственное горло. Мужчина надавил сильнее, и кинжал выпал из дрожащей девичьей руки.
  - Как же плохо ты держишь то, что так сильно просила, - усмехнулся Гор и отпустил девочку.
  - Как? - спросила Бану, обернувшись и потирая ноющую кисть. Гор подобрал кинжал и засунул обратно за пояс.
  - Хочешь тоже так научиться?
  Бану кивнула, не моргая.
  - Зачем? - Гор посерьезнел. Решимость Бансабиры дрогнула, она отвела глаза.
  - Ну же, - убеждал он её, нарочито выказывая легкое раздражение, - скажи мне, девочка, зачем ты хочешь научиться так?
  Бану продолжала молчать. Гор снова опустился на землю, чтобы хоть немного уровнять их высоту, и посмотрел девочке в лицо.
  - Хочешь кому-то отомстить? - спросил сам, не дождавшись ответа. Услышав нужное слово, Бану откликнулась:
  - Да.
  - Кому?
  - Ша... Шаутам.
  - О, Алый Дом. И кого они убили?
  - Маму и брата.
  - Ты видела, как? - спросил Гор, отходя от девочки. Приблизился к седельной сумке, начал что-то искать.
  - Угу.
  - То-то ты так легко добила того парня на берегу Бенры, - Гор достал завернутое в льняную ткань вяленое мясо, вернулся к девочке и протянул ей. - На, поешь.
  Бансабира не шелохнулась.
  - Что вы сейчас сказали?
  - Что ты довольно легко отняла жизнь у мальчика, который пообещал тебе пару золотых и свой меч.
  - Откуда вы знаете?
  - Ну, учитывая, что именно я нанес ему те ранения, мне было интересно, как долго он протянет. Я тогда столкнулся с неизвестной мне змеей. Она походила на ядовитую, решил проверить, чего стоит её яд, если я оказался прав, - Гор развернул ткань и принялся за еду. Глаза девочки хищно сверкнули при виде мяса. Проследив её взгляд, мужчина почти незаметно улыбнулся. - Не стесняйся.
  Бану сглотнула слюну, но к еде не притронулась.
  - Вы не могли нанести ему тех ран. Воин сказал, что убил противника.
  Сосредоточенно жуя, Гор пожал плечами:
  - Иногда нужно уметь умирать для тех, кто хочет видеть нас мертвыми, и воскресать для тех, кто хочет, чтобы мы жили.
  - Зачем? - не поняла Бану.
  - Так ты узнаешь цену людям. И заодно избавляешься от тех, кто тебе до смерти надоел или просто не несет никакой ценности.
  Бансабира протянула руку и взяла кусочек мяса. Она видимо напряглась, однако предпочла сначала дожевать, а потом спрашивать - вдруг придется бежать.
  - Зачем вы стали преследовать меня? Вы тоже из Шаутов?
  - Нет, девочка. Я не ясовец. Но, признаться, мне показалась занятной твоя живучесть. И твоя скорость - до сих пор помню, как ты отпрыгнула от того мальчика! - откупорил мех с разбавленным вином, отпил.
  - И с тех пор вы шли за мной?
  - Верно, смышленая моя. Или ты думала, я каждый день спасаю незнакомых девочек в переулках?
  - Ммм, - отрицательно покачала головой. - Но вы так и не сказали мне, зачем так поступили.
  - Обещай, что ответишь на мои вопросы, если я отвечу на твой?
  - Обещаю, - взяла еще мяса.
  - Я наставник Храма Даг, или, как его еще называют, Багрового храма. Слыхала о таком?
  Детская память изыскала обрывки фраз из прошлого, брошенных кому-то её отцом. Девочка кивнула.
  - Слышала. Но не помню, что.
  Гор улыбнулся.
  - Как наставник, я подумал, что мог бы многому научить такую, как ты. Каждый Клинок Богини ищет себе ученика, который его превзойдет. Глядя на тебя, я решил, что ты бы пришлась в Храме Даг к месту.
  - И чему учат в вашем храме? Имейте в виду, писать и читать я уже умею.
  'Слишком самоуверенна, чертовка' - подумал Гор, протягивая девочке мех. Она приняла питье.
  - Убивать. Наказывать. Мстить.
  Травянистого цвета глазенки вспыхнули. Победа была близка, Гор продолжил.
  - У тебя хорошие задатки. Я мог бы сделать из тебя идеального воина, - 'убийцу', сам себя поправил Гор мысленно. - Что скажешь?
  Девочка задумалась, нахмурив лобик.
  - Вы можете отвезти меня домой, если я попрошу? Вам хорошо заплатят.
  Гор удивился, но виду не подал.
  - Нет. У меня есть другие дела.
  - Вам нужно найти в Ясе учеников?
  Гор покачал головой:
  - Нет. Ты встретилась мне случайно, но как всякий Клинок Богини я знаю, что случайностей не бывает.
  - Далеко до этого вашего Храма Даг?
  - За месяц доберемся.
  - Я смогу уйти из него, когда захочу?
  Мужчина опять покачал головой:
  - Только когда станешь Клинком Богини.
  - Кем?
  - Воином.
  - Хорошо, - девочка встала, вернув закупоренный мех. Маленькая, семилетняя, тощая, она смотрела на открывавшуюся им реку так, будто была, по меньшей мере, хозяйкой танаара. - Я поеду с вами, Гор.
  Мужчина мысленно хохотал, глядя на этого высокомерного ребенка. А, казалось бы, еще час назад была оборванка оборванкой. Да, она приживется в храме...
  - Если прежде ответишь мне на вопрос. У нас ведь был уговор, помнишь.
  Девочка, обернувшись, кивнула:
  - Спрашивайте.
  - Так откуда у тебя был тот роскошный нож из мирасийской стали?
  - Я не украла! - прошипела с новым огнем, 'заняв стойку', как ощетинившаяся волчица.
  - Я и не говорил, что ты украла, - смеясь, поднялся и Гор. - Я просто спросил, где ты его взяла.
  Девочка справлялась с гневом, за который поглубже прятала страх.
  - До-дома, - пробормотала она.
  - Дома говоришь, - Гор потянулся и пошел убирать остатки еды и питья обратно в сумку. - Да продав тот нож, деревню купить можно. Что ж у тебя за дом такой?
  'Ему совсем не нужно это знать! - внутренний голос настойчиво проскандировал нравоучение. - Совсем не нужно! Не смей рта открывать!'.
  Гор расхохотался во все горло.
  - Ты бы сейчас свое лицо видела, крошка! Видит Мать, до чего потешно!
  - Не смейтесь надо мной, Гор!
  - Ну, малышка, не тебе мне указывать, - Гор засыпал костер землей (зря разводил: здесь, на юге страны, осенью не холодно, да и спутница не выглядела продрогшей). - Так что насчет дома?
  Девочка вскинула на спасителя ясные глаза:
  - Тан Сабир Яввуз мой отец.
  Гор подхватил ребенка на руки, усадил в седло, сел следом, подмечая, как уверенно девочка сидит и как по-свойски вцепилась в луку. Тронув коня, он, наконец, позволил глазам расшириться, а бровям поползти вверх. Эка ж шутка Кровавой Матери, танин Яввуз!..
  
  ***
  
  Через два дня они пошли через лес. Коня Гор держал шагом. Бансабира услышала мужские голоса в чаще недалеко от тропинки.
  - И не говори, та пурпурная шлюха знатно визжала! - загоготал один. Бану прислушалась.
  - А то! - заржал еще кто-то. - Наш Юбо всем жеребцам жеребец!
  - Эй, недоноски! Вы опять обсуждаете ту рыжую суку с пятном на лице? Хватит уже, жрите быстрее и выдвигаемся!
  Бансабира ловко выпрыгнула из седла и побежала на голоса.
  - Яввуз! - негромко позвал её Гор и развернул коня, осматриваясь. Нельзя же орать на весь лес - мало ли что тут. Бану исчезла в кустах. Не слыхать даже.
  - Вот дура, - в сердцах выругался Гор и спешился. Топот копыт неприятели тоже наверняка услышат, а кто знает, сколько их там?
  Через какое-то время до него донесся тот же голос, который велел всем есть.
  - Эй, девочка! Тебе чего?
  - Ого, - сказал еще кто-то, - страшная-то какая.
  Четверо сидящих мужчин загоготали.
  - У меня есть золотой, - проговорила Бансабира, - можно я у вас за него еды возьму?
  - С какой стати? - огрызнулся главный в отряде.
  - А золотой давай, - протянул тот, что сидел к Бану ближе всех. Он обернулся в пол-оборота, протягивая руку.
  - Вот, держите, - Бану, приближаясь, протянула монету.
  - Стой, где стоишь, паскуда! - приказал командир отряда.
  - Но он же сказал отдать ему золотой, - невинно пропела девочка и вложила металлический диск в грубую ладонь. Мужчина обернулся к своим (к Бану спиной), растекаясь в улыбке:
  - Вот же дура, видали?
  - Юбо!! - вскинулись трое, но поздно - Бансабира уже вогнала ему нож промеж шейных позвонков. Вытащила и с черным смакованием всадила снова. И снова, и снова. Зеленые глаза горели ненавистью.
  - Тварь! - заорал лидер. - Держи малявку!
  Мужчины повскакивали, кинулись на Бану. Вдруг блеснула сталь, и фонтаном вздыбилась горячая кровь убитого.
  - А ты еще кто?! - кто-то провернулся, чертыхнувшись на мешающий движению плащ, и прошелся острием по мягкому кожевенному доспеху. Удара хватило, чтобы и этот встречный пал. Третьего спаситель обошел сзади, колющим вогнал меч врагу в печень.
  - Рука Праматери, - ответил Гор и четким движением довернул на себя левую руку, которой мгновение назад держал неприятеля за голову.
  - Во имя Матери, ты что творишь? - сердито посмотрел на девочку Гор.
  Бансабира молчала, тяжело дыша. По беленьким детским ладошкам, одна из которых сжимала рукоять кинжала, каплями катилась кровь. Гор окинул её взглядом со знанием дела.
  - О ком они говорили?
  - Тетя Фахруса, двоюродная сестра отца. Она одна была рыжей из всех Яввузов. И у неё на лице, под левым глазом, красный след от ожога. В семье её называли 'Поцелованная огнем', - ответила Бану, не сводя немигающих глаз с собственных рук. Гор кивнул:
  - Откуда у тебя нож?
  Девочка, наконец, подняла глаза и уставилась на мужчину:
  - У тебя.
  'Рука Праматери' помолчал с полминуты, потом изрек:
  - В следующий раз предупреди меня, я помогу.
  - Угу.
  Когда двое вернулись к подвязанному коню, Гор бросил Бану тряпку, чтобы втерла руки, и посоветовал привыкать носить перчатки. Когда снова оказались в седле и вышли на сквозную через заросли тропу, девочка выговорила:
  - Бансабира.
  
  ***
  
  Вскоре Гор вместе с Бану поднимался по сходням корабля.
  - Ты ведь ясовка, и танин к тому же, - проговорил мужчина. - Моря не боишься?
  Бану помотала головой.
  - Я была в море, дважды, с братом.
  - Плавать умеешь?
  - Плавать все умеют, - авторитетно заявила девочка. Гор хмыкнул.
  За четыре дня до восьмилетия Бану прибыла в Храм Даг. Перед тем, как сойти на берег, Гор снова спросил её:
  - Ты точно согласна стать моей ученицей, Бансабира? Хорошенько подумай, потому что в Багровый храм могут войти только трое: Клинок Богини, гость и раб.
  Бану оглянулась - да, самое время сказать такое, когда вокруг сплошь океан. Ладно, в любом случае, Гор ведь предлагает ей стать его ученицей, а, значит, со временем, Клинком Богини, так что терять нечего. Ради науки убивать поганых Шаутов она бы за этим Гором посреди зимы и к медведю в берлогу залезла.
  Девочка кивнула:
  - Я буду гостьей.
  
  ***
  
  На одном из Бледных Островов, расположенных посреди Великого Моря, между Ясом на севере и Ласбарном на юге, среди лесов и покатых пустынных холмов высилась песочного цвета крепость Багрового Храма о пяти круглых башнях шестиметровой высоты. Когда путники приблизились к её высоким стенам, один из стражей на воротах склонился и громко произнес:
  - У кого из вас есть право голоса?
  - У того, кто служит Матери Сумерек, - так же громко ответил Гор, вскинув голову и улыбаясь.
  - Как ты служишь Ей?
  - Воздевая сталь!
  - От кого ты получил свою?
  - От того, кто известен в этих стенах как Мастер Ишли!
  - Что ты возьмёшь здесь?
  - То, что отдам!
  - Открыть ворота! - приказал страж.
  Конь ввез всадников внутрь обособленного от всего мира городка.
  Бану плохо помнила обстановку за неприступными стенами. Обычный небольшой городок, показалось ей: военные склады, оружейни, пункты снабжения, как в комплексе главной крепости Пурпурного танаара. За ними обширный торговый квартал и без числа маленьких глиняных домиков. Солдатни и гарнизонных в этом районе поменьше, чем у главных ворот. Где-то с южной стороны мелькали, вздымаясь по холму, узкими полосками пашни. Наверняка, и скот где-нибудь держат, думала девочка.
  Остров был крутобок: Бану все время чувствовала, как конь под ними то поднимается в горку, то идет под неё. Горожане - неважно, одеты они были как воины, купцы или ремесленники - смотрели на Гора с восхищением. Вежливо кланялись и здоровались, и в целом выглядели дружелюбно. Но были и другие: в рубищах и отрепьях со страшной крестообразной отметиной на левой щеке.
  В центре острова высилась обширная по площади ступенчатая пирамида из четырех ярусов с высокими потолками. В каждом из этажей в стенах были выделаны стреловидные окна. Округлые люки в потолочном перекрытии в боковых коридорах напоминали глаза: порой были открыты, и в храм озорливо заглядывало солнце, делая очевидным все вокруг; порой смеживались, и храм погружался в ночь, теряя все очертания.
  Чем 'глубже' внутрь пирамиды находились комнаты, тем хуже становилось освещение. Только в центре верхнего этажа царствовало сияние - то солнечное, то лунное, то звездное: громадный каменный люк в крыше управлялся тяжелыми рычагами, которые тянули закованные в цепи рабы. Когда люк открывали по случаю тренировок или испытаний для обучавшихся, арена под ним - большая зала с расставленными по периметру на разных уровнях скамьями для зрителей - казалась святилищем.
  'Багровый храм' - поняла девочка, когда Гор остановил коня у парадного входа с небольшой лестницей. Мужчина снял девочку из седла и пошел внутрь здания, молча требуя следовать за ним. И едва та перешагнула порог, оказавшись в полумраке древнего, возведенного из крупных блоков помещения, как в глазах померкло.
  'Пристанище', - пронеслось в голове, и ноги подкосились. Когда Гор обернулся, девчонка уже лежала без чувств.
  Гор вздохнул, закинул ребенка на плечо, как мешок, и пошел в кабинет одного из старейшин храма.
  - Мастер Ишли, да будет милостива к вам Мать Сумерек, можно? - спросил он мужчину, прожившего, по меньшей мере, полвека, с поседевшими висками, потрепанными нервами и ясными ореховыми глазами. Половина правого уха отсутствовала, нос был сломан уже дважды. Окликнутый мужчина обернулся к Гору, поднялся и произнес:
  - А, Тиглат, ты вернулся. Да будет Кровавая Мать Сумерек на твоей стороне, проходи. Все успешно?
  - Все хорошо, я все сделал, - ответил Гор. Когда он проходил мимо Ишли, последний в очередной раз засмеялся:
  - Слушай, это ты все еще растешь, или я уже ссыхаюсь от старости? Прежде я доставал тебе почти до подбородка.
  - Вы и сейчас достаете, - ответил Змей. - Мои не шалили?
  - Нет, все смирно. Ими занимается Ирэн.
  Гор, он же Тиглат, кивнул - хорошо.
  - Новенький? - спросил Ишли, подбородком указав на ношу Гора.
  - Да, подобрал в Ясе.
  - Понятно, - Ишли обошел Гора, посматривая на Бану с разных углов. - Экий тощий мальчонка. Талантлив?
  - Живучая и шустрая.
  - Девица? А по ней и не скажешь.
  - Точно. Куда мне её поселить?
  - В третьем подземелье еще есть свободные комнаты.
  - Пойду, отнесу, - взглядом указал на Бану. - Придется о ней позаботиться, пока не встанет. До начала обучения она считается гостем.
  
  ***
  
  Бану открыла глаза через пару дней. Вокруг было довольно темно. С непривычки девочка с трудом различала очертания предметов.
  - Где я? - спросила она у сидящего рядом Гора.
  - Это твоя комната. Раз уж ты проснулась, поешь.
  Комната напомнила Бансабире фамильный склеп Яввузов - мрачно, без света, немного сыро. Одна разница - залы в танском склепе огромны, а в её комнатке едва можно развернуться. Кроме кровати здесь была тумба и два стула. Хотя, второй явно был лишним.
  Гор принес еды. В следующие семь дней он выхаживал Бану. Примерно тогда девочка поняла, что не за горами зимнее солнцестояние, а, значит, ей уже восемь. За это время ни разу Гор не позволил девочке выйти из комнаты дальше, чем по нужде, и ни одного человека она не видела, кроме него.
  'Да и слава Богам', - думал ребенок. Кого ей еще надо, если наставник оказался не только прекрасным воином, но и заботливым опекуном? И к тому же, есть кров над головой, какая-никакая одежда на тумбе, и, главное, тушеная утка - в животике...
  
  ***
  
  На восьмой день её пребывания все изменилось.
  Вместо любезного приветствия, Гор, ворвавшись в комнату, проговорил.
  - Да будет милостива к тебе Мать Сумерек! - с грохотом швырнул к подножью кровати железо. - Вставай!
  Девочка сладко потянулась:
  - Го-о-ор, - зевнула она.
  - Я сказал встать! - рывком скинул её с кровати своей огромной лапой. Перепуганный ребенок вскинул глаза. - Бери! - велел он. - Пошли.
  Девочка, собравшись, встала на ноги, насупилась и уставилась на мужчину.
  - Нет.
  Гор, уже успевший отвернуться к двери, даже дар речи потерял. Он обернулся через плечо, молча спрашивая - взглядом и отвисшей челюстью - 'Что?'.
  Бансабира сглотнула ком ужаса.
  - Не пойду, пока не скажешь, куда и зачем, - заявила, стараясь выглядеть куда смелее, чем была.
  Гор мысленно хмыкнул: неужели, уважительное обращение на 'вы' кончилось так быстро? Танская дочка - привыкла приказывать!
  Спесь придется сбивать, порешил Гор. Подошел к девочке, навис над ней тенью судьбы, оценивающе ощупал девчонку взглядом. Потом сам наклонился за оружием, впихнул в руки Бану и за шиворот потащил к выходу.
  - Это был последний раз, когда вместо исполнения приказа ты задала вопрос. Запомни.
  Бану попыталась вывернуться - и тут же отхватила такой тяжелый подзатыльник, что зазвенело в голове.
  Гор коротко скосил на ребенка взгляд: кажись, в растерянности. Оно и к лучшему, меньше будет болтать. Бансабира и впрямь притихла, и поскольку Гор прибавил шагу, тоже ускорилась, хотя нет-нет, её немного вело.
  - Куда мы идем, Гор? - спросила девочка, когда в тягостном молчании они миновали первый коридор.
  Мужчина резко затормозил, выдохнул, обернулся:
  - Неужели такая дура? Я говорю идти - ты идешь, а не спрашиваешь, - и, контролируя силу, с размаха ударил девочку по лицу. - Теперь стало яснее?
  У Бану краснела щека и дрожали губы. Она растерянно глядела себе под ноги.
  - Теперь стало яснее? - с нажимом повторил Гор.
  Бану кивнула. Первый и последний раз ей пришлось объяснять дважды.
  Они выбрались с третьего уровня подземелий и стали продвигаться по боковым коридорам и лестницам основного четырехступенного пирамидального здания. Чем выше они оказывались, тем громче становились доносившиеся отовсюду лязг и брань, и тем тише были затяжные стоны.
  Потеряв счет пролетам, так что ослабшие за дни беспамятства ноги успели заныть, девочка, наконец, осознала, что Гор привел её в какое-то небольшое помещение со слабым освещением одного маленького круглого окна под потолком. Схватил грубо за светлую косу до лопаток и бросил в середину комнаты. Встав напротив, достал кинжал:
  - Начнем с азов...
  Через полчаса Бану едва держалась на ногах. Гор стоял напротив и улыбался:
  - Чего дрожишь, как осиновый лист? Ты сюда не за этим пришла! А еще говорила, что делала успехи, бестолочь...
  - Я не бесто... - подлетел и снова ударил так, что девочка упала на пол.
  - Я не задавал вопроса и не спрашивал твоего мнения.
  - Мастер Тиглат, - в комнату вбежал долговязый темноволосый юноша. - В кузне готово все, просили передать.
  - Спасибо, Астароше, - Гор грубо схватил Бансабиру за руку и потащил за собой через длиннющие коридоры. Через какое-то время наставник завел её в пристройку к зданию кузницу. Здешние громадные мужчины кивнули в сторону двери. Гор снвоа поймал Бану за шиворот, проволочил и, захлопнув тяжелую старую дверь, бросил на пол небольшой коморки с камином. Из пляшущего огня торчал железный прут толщиной в палец.
  - Раздевайся, - велел Гор. Бану только судорожнее вцепилась в собственную сорочку. Гор взбеленился в своей бесстрастной манере - подошел вплотную и одним уверенным рывком продрал рубаху. Дернул, пытаясь оголить левую руку ребенка.
  - Живее выпутывайся! - прогремел он.
  Почти голая девочка не заметила, как начала плакать. Схватив лежавшее поверх камина тряпье, Гор намотал его на руку и вынул железо из огня.
  - Иди сюда! - девочка отбежала в сторону.
  - Я велел подойти, а не отойти, мелкая дура!
  Гор настиг Бану в два громадных шага, схватил за правую руку, завалил на пол, придавил коленом, и выжег клеймо на левом предплечье.
  Девочка завизжала. В глазах опять потемнело, вопль стих...
  
  
  Глава 2
  
  
  Через две недели чудовищный волдырь сошел. На руке восьмилетней Бансабиры красовался уродливый шрам, напоминавший вздернутую острием вверх саблю. А в левом ухе - бронзовая серьга, на которой мелкими буквами выгравировано 'Тиглат' ...
  Девочка быстро узнала мир Багрового храма, и совсем скоро и без того привыкшие к мечу и поводьям ручки, покрылись новыми мозолями. Она драила помещения, таскала воду, собирала и готовила еду, лазала по деревьям за фруктами, прислуживала Гору, жрецам, Мастерам-наставникам, помогала в работе рабам, и упражнялась по восемь часов в сутки, пока суставы и мышцы не начинали отказывать. Училась растягиваться, разрабатывала гибкость. На сон ученикам до третьего года включительно отводили шесть часов солнечного зенита, так что свет Праматери доводилось видеть только на занятиях по языкам, географии, истории. Правда, у первогодок всего такого еще не было... Зато были тренировки в воинском мастерстве, которые Гор, как, видимо, и другие наставники, начинал в полночь.
  Тренировки казались Бансабире бесконечными.
  Почти сразу Бану оценила пошитую для неё тренировочную форму - черные штаны в облипку и укороченная туника до бедер с горловиной, пуговицами на запах и короткими рукавами, были сделаны из удивительно мягкой ткани, не стеснявшей движений. Прилагалась и вторая рубашка - с длинными узкими рукавами, а также широкие и узкие пояса с ножнами, доспех-безрукавка из кожи тончайшей выделки. Обе пары сапожек - одни почти до колена, другие до щиколоток - тоже отличались предельным удобством. 'Твое тело не должно обременять тебя, когда ты сражаешься' - проговорил Гор однажды и был прав.
  В первые же недели Бану познакомилась с другими учениками Гора. Мальчики отнеслись к ней враждебно. Бану не отставала...
  Видеть учеников других Мастеров и самих наставников разрешалось только со второго года, когда новички, сдав первый экзамен, допускались к ежедневной вечерней молитве в честь Матери Сумерек и совместным тренировкам. Тогда же началось изучение культа Шиады и двух языков, на которых когда-то давно сложился этот культ. По три дня в неделю требовалось говорить либо на древнем ангоратском наречии, либо на ласбарнском диалекте, оставшемся в памяти людей с тех времен, когда Ласбарн еще был империей. И только по четвергам разговоры велись на общем языке Этана. Тогда Бансабире впервые показалось, что она может лишиться рассудка; мысли отрезать себе язык начали, нет-нет, закрадываться в её девятилетнюю голову...
  В её девять Гор, который, как выяснилось, именовался также как Тиглат и Хртах, впервые отвел Бансабиру в залу наград, расположенную на четвертом этаже основного здания храма и имевшую анфиладное сообщение еще с несколькими комнатами. Здесь, у дальней стены, была установлена деревянная доска, завешанная неисчислимым множеством пергаментов, на каждом из которых значилось по три строчки, и под каждым из которых к доске был прикреплен бронзовый знак с витиеватым таинственным узором. Присмотревшись, Бансабира насчитала с десяток многократно повторенных рисунков. На другой день Гор заявил, что она должна научиться рисовать их сама.
  В тот день после службы Матери Сумерек по дороге обратно в жилищные подземелья, Бансабира разговорилась с Астароше, тем самым юношей, когда-то принесшим весть, что для её клеймения все готово. В этом году Астароше - долговязый, сухощавый и жилистый, как саксаул, шатен с черными глазами - окончил семилетнее обучение. Они с Бану быстро подружились, когда Гор допустил девочку до ежевечерних молитв. Женщин в Багровом храме было меньше, они бросались в глаза. Астароше проявил интерес первым. И когда девочка спросила старшего товарища о причинах его любопытства, Астароше ответил:
  - Никогда бы не подумал, что Тиглат Тяжелый Меч может взять на воспитание девочку, - парень повел плечом.
  - Почему? - тихонько спросила Бансабира.
  - Ты уже была в ранговой комнате?
  - Где?
  - В зале наград.
  - А, ага, была.
  - Видела знаки?
  - Угу.
  - А надписи читала?
  - Нет.
  - Так вот почитай. В этом зале над соответствующими символами написаны имена тех, кто достиг вершин боевого мастерства и удостоился места в первой десятке.
  - В первой десятке?
  - Бану, спроси Гора, он расскажет подробнее.
  - Расскажи ты.
  Юноша кивнул.
  - Ладно. Всего среди Клинков Богини существует сорок восемь рангов. Требования для получения каждого вполне четкие - определенные боевые навыки и умения. В каждом пятилетнем поколении эти ранги присваиваются отдельно, поэтому в храме одновременно может быть пять восьмых номеров, или, скажем, десять шестнадцатых. Чем ближе Клинок Матери Сумерек подбирается к первой строчке, тем больший отрыв разделяет его и ближайший меньший номер.
  Бансабира слушала жадно, мотая на ус.
  - Продвинуться в пределах номеров с сорок восьмого до тридцатого, в конечном счете, не трудно. Продвигаться в третьей и второй десятках сложнее. Оказаться в первой, - глаза парня засветились огнем, - значит, стать во всеуслышанье признанным мастером клинка. Попасть в первую пятерку невозможно после семи лет обучения, номера выше шестого присваиваются, зачастую, спустя много лет после окончания курса и, как правило, не чаще чем раз в несколько поколений. Получить хотя бы пятый номер означает сделаться больше, чем человеком, сделаться истинным Клинком Шиады, Рукой Праматери.
  - А какой у тебя ранг?
  - После семи лет обучения мне присудили семнадцатый, - сообщил он с гордостью. Видимо, это было хорошо. Девочка кивнула в знак понимания.
  - Ну а что из тобой рассказанного объясняет, почему Гор не должен учить девочек?
  Они свернули с лестничного пролета в коридор первого подземелья.
  - На сегодняшний день в Багровом Храме пять первых номеров: Мастер Фатаир, получивший свой ранг уже за сорок, Мастер Салазар из сто первого поколения, его ученица Ирэн Безликая (говорят, она получила первый ранг через восемь лет после окончания), престарелый Мастер Вахзи из девяносто восьмого, уже без одной ноги, и Тиглат Тяжелый Меч, или, как его называешь ты, Гор. Как бы тебе объяснить, Бану, Тиглат превзошел их всех, несмотря на одинаковое место - он получил первый ранг день в день с окончанием обучения, в восемнадцать лет.
  - В восемнадцать?! - девочка вытянулась в лице.
  - ... что делает его, по сути, богоизбранным борцом даже в наших рядах, - закончил Астароше. Юноша довел Бану до комнаты. - Поэтому его решение учить девочку - все-таки, согласись, в общем, вы слабее нас - было неожиданным. Так что старайся лучше, Бану, - улыбнулся на прощание и, обняв, поцеловал её волосы.
  С того часа, ненавидя Гора всем сердцем, Бану начала упражняться до кровавой рвоты.
  
  ***
  
  К десяти годам на теле Бансабиры было одиннадцать шрамов от швов - тренировки не проходили бесследно. Каждое из нанесенных им ранений Гор зашил сам...
  К этому времени она выучила поименно всех мастеров, то есть наставников Храма Даг, и всех учеников своего и соседних поколений. Тогда же, в десять, когда ангоратский и ласбарнский уже перестали быть столь пугающими, начала учиться маскировке, слежке, лицедейству. Узнала обо всех правящих семьях в странах, поклоняющихся Праматери, их обычаи, нравы, моду. Теперь не то, что спать, казалось, даже есть было некогда.
  В одиннадцать впервые по приказу Гора в числе отряда вышла патрулировать город. С тех пор ночное патрулирование сделалось её самой регулярной обязанностью. Во время патруля она впервые услышала душераздирающие женские крики о помощи.
  'Насилуют' - поняла девочка. Прежде она только слышала об этом, не до конца понимая, а теперь и вопросов не возникало. С нарушителем спокойствия разговор был короток.
  Весной того года Гор позволил ей выходить на улицу днем, по разным делам и поручениям. Таковых было много особенно в торговом квартале. 'Время и золото требуют опытных рук, - неустанно твердил ей наставник. - Учись!'. И она училась. Быстро находила общий язык с горожанами. Слишком мелкая для третьегодки девочка вызывала умиление у женщин и интерес у мужчин. Вопреки ожиданиям, выйдя в городок Храма Даг, Бану обнаружила там радушие. Правда, оно не спасало: за каждый просчет, неудачу или ошибку все одно ожидало суровое взыскание от наставника. Гор, как показало время, из себя выходил легко.
  В мае того года Бану предстоял второй тяжелый экзамен. Начиная с этого испытания, сказал ей Гор, в качестве зрителей допускаются все желающие горожане. Бану кивнула - ей какое дело? Третьегодок в тот раз было восемь человек, и они состязались между собой в разных парах с копьем, короткими мечами, двуручным, кинжалами, саблями. В финале каждому испытуемому предстояло сражение с Клинком Богини из второй десятки. Её противником на огромной круглой арене - сегодня девочка первый раз оказалась в этом месте - стал Астароше.
  - Да направит наши умы и руки Кровавая Мать Сумерек! - проговорили одновременно Бану и Астароше... Спустя четверть часа юноша, улыбаясь, поднял её с лопаток.
  Девочке бесспорно присудили двадцать шестой ранг. В одиннадцать-то лет?!
  После того успеха, когда раны зажили, Гор заявил, что настало время отучаться бояться стихии. Погрузил девочку на лодку, вышел в море, держась береговой линии. С присуждением ей двадцать шестого ранга Гор стал как будто мягче и добрее.
  Сидя в лодке и наблюдая за наставником, Бану не задавала вопросов. Они наловили немного рыбы, молча посмотрели на закат. Наступила ночь, стало холодно. Гор принялся рассказывать о созвездиях. Потом неожиданно попросил достать воды из сумки, что у Бану за спиной. Девочка потянулась, а мужчина смаху ударив её веслом, вышиб из лодки в море. Вернулся на остров без ученицы. Бансабира, дрожащая от холода и голода, приплелась в Храм Даг только утром...
  Гор продолжил тренировки, как ни в чем не бывало, теперь чередуя два дня занятий в подземельях с одним днем на солнце. На той же неделе увел девочку на конюшни, вывел одного коня на пустырь в северной части острова, седлал его и пустил по кругу, оставив Бансабиру с луком в руках.
  - Будь готова! - прокричал ей всадник, продолжая кружить. Бану приладила стрелу.
  Гор взметнул яблоко. Звон тетивы - и пронзенный фрукт рухнул на землю, разбившись.
  Девочка усмехнулась. Гор подкинул еще шесть яблок подряд. Бану прострелила все.
  - Неплохо, - Гор слез с коня.
  - Неудивительно, - ответила девочка. В темноте-то она уже три года училась делать нечто подобное.
  Настало время научиться владеть луком, мечом и подходящим по размерам, но все равно тяжелым копьем наперевес, сидя верхом. Это был новый этап обучения. Бану не протестовала. А когда становилось совсем невыносимо, когда все тело сводило от судорог, она терпеливо разминала мышцы и все равно поднималась. Оттачивая мастерство, как заклинание вдалбливала самой себе то на всеобщем, то на ангоратском, то на ласбарнском:
  - За маму, - выпад, - за папу, - подсечка, - за Руссу, - замах, - за смерть всех Шаутов, - удар ногой с разворота, - за Руссу, - удар коленом и локтем, - Русса бы смог, - захват, - Русса бы нашел силы, - бросок ...
  
  ***
  
  Вместе с тем, какой бы Гор ни был сволочью, после первых трех лет жить Бансабире стало, пусть немного, но легче. Более того, благодаря патрулю и другим групповым заданиям, у неё появились друзья - стройный красавец Астароше, невысокая огненноволосая Аннамара с васильковыми глазами, невысокий и неприметный сероглазый Рамир, и ближе других - Шавна, ученица Ирэн Безликой. В ней было, по меньшей мере, пять футов и семь дюймов роста; блестящие черные волосы до плеч, всегда собранные в хвост, и миндалевидные аметистовые глаза над выдающимися широкими скулами выдавали ласбарнские корни Шавны. С Бансабирой их разделяло четыре года, и разница чувствовалась сильно - по тело-сложению, привычкам, предпочтениям, даже в манере одевать, казалось бы, одинаково по-шитую форму. Аннамаре тогда было уже семнадцать, а Астароше почти девятнадцать, и много выпало совместных заданий на их отряд, возглавляемый Рамиром, одним из учеников мастера Фатаира. Он почти год был неизменным лидером группы и девятым номером ста шестого поколения.
  
  ***
  
  В это время Сурха, ученик Гора, умер от ран, которые нанес ему разгневанный до белого каления наставник.
  
  ***
  
  Когда Бансабире исполнилось двенадцать, характер её обучения переменился. Теперь в числе того или иного отряда, лидером которого всегда безусловно считался тот, чей номер был наименьшим, она стала не только патрулировать улицы города в ночное время, но и гоняться за пиратами. Каждые два месяца выходил в море карательная бирема или дромон, отгонявший от берегов храма пиратов и привозивший рабов из их числа. В двенадцать с половиной впервые углубилась на восток, за Бледные острова. За три месяца до тринадцати Гор взял её в путешествие по Ласбарну.
  Так первый раз в жизни Бану оказалась в пустыне. Впервые вскарабкалась на верблюда, впервые замотала лицо от угрожающего знойного ветра, впервые ела соленых сырых и едва поджаренных змей, впервые увидела каракуртовое гнездо и песчаную бурю, впервые с тех времен, когда скиталась по Ясу, умирала от жажды. Впервые почувствовала, как впиваются в тело ядовитые клыки гадюк...
  Гор не дал ей умереть и тогда.
  По возвращению домой девочка прошла еще один экзамен-испытание в паре с Габи, уже три года как отучившейся ученицей Мастера Ишли, имевшей восемнадцатый ранг. Бансабире присудили шестнадцатый.
  В тот день очередного успеха в жизни Бансабиры случилось две вещи. Во-первых, о ней стали говорить, что она идет вперед семимильными шагами и что она наверняка дочь самой Богини Возмездия. А во-вторых, Бану поняла - она умирает. Девочка давно знала, что ничем хорошим не кончатся эти бесконечные тренировки, побои, каторжная работа, голод и недосып. Ничем хорошим не кончатся! И оказалась права - у неё открылось кровотечение в самом неожиданном месте! Дрянь дело! - думала девочка. Скажи она, что настолько расклеилась Гору, наставник опять посмеется (он всегда деловито усмехался, когда Бану корчилась от боли) и отвесит тумаков. Но делать-то что-то надо!
  Девочка, едва выдалась свободная минута, побежала к Шавне. Зашла в комнату - в отличие от самой Бану и всех тех, кто еще проходил основной, пятилетний курс обучения, Шавна жила в немного более светлом и просторном помещении, расположенном на первом этаже основного здания храма. Шестнадцатилетняя брюнетка доучивалась уже седьмой год и усиленно тогда готовилась к решающему состязанию. При виде Бансабиры её светлокожее, обычно бесстрастное лицо всегда прояснялось, а в аметистовых глазах появлялась теплота:
  - Привет, родная, - встретила Шавна подругу. - Что стряслось?
  Паника, охватившая Бану, не укрылась от девушки.
  - Шавна, - задыхаясь от сдерживаемых слез, обратилась Бану, - Шавна, миленькая ... я умираю!
  Шавна нахмурилась.
  - Умираешь? Что ты такое говоришь, Бану? В чем дело?
  Бансабира молчала, подавляя всхлипы.
  - Это Гор опять разошелся? Бану, объясни толком.
  - У... у меня кровь...
  Бансабира объяснила симптомы в двух словах. Шавна расхохоталась. Отпустила руки Бану, подошла к сундучку в своей комнате, достала тонкую светлую ткань-сетку из льна.
  - На, держи, будешь пользоваться этим.
  Бансабира недоуменно уставилась на подругу, принимая дар.
  - Как, Шавна?
  Как эта чертова тряпка поможет ей спастись от кровотечения?! В таком месте жгутом ничего не перетянешь!
  - Бану, успокойся, - примирительно сказала Шавна, все еще хихикая. - Будешь мучиться с этим теперь каждый месяц. Но иначе никак.
  Бану спрашивала что-то еще, долго, настойчиво. Шавна её научила.
  В октябре того года Гор снова отправил Бану в Ласбарн для заключения сделки с работорговцами.
  - И помни, время и золото требуют опытных рук, - напутствовал Гор. - Так что постарайся.
  Девочка кивнула и пошла по сходням.
  В их отряде было четыре человека, командиром для подобных кампаний всегда назначался воин из первой десятки. На этот раз это был двадцатишестилетний Шухран, номер девятый, последний ученик Мастера Салазара. Следом шла Бансабира с её шестнадцатым местом, и еще двое юношей рангом ниже двадцатого. Отряд выглядел, мягко говоря, странно, но дело свое сделал - привез в Багровый храм и деньги, и рабов. Как бы все эти купчие в Ласбарне ни пытались подтрунивать над двенадцатилетней девочкой. Один был даже настолько смел, что потянул к ней свои смуглые руки. Девочка оказалась быстра, и мгновение спустя стояла за его спиной, прижимая к шее хама, под самым ухом, сверкающее лезвие. Где был нож еще секундой раньше, никто не знал.
  Шухран хмыкнул, глядя на этих двух. Бансабира действует красиво. Он бы даже сказал, изящно ...
  Лидер отряда поведал об увиденном старейшинам храма - мастерам с номерами в первой тройке.
  - Ну что ж, Гор, - сказал Ишли. - Если ты не изуродуешь её своей наукой, то когда-нибудь девочка обставит и тебя.
  - Сомневаюсь, - сухо ответил Гор.
  Через две недели Шавна закончила свой седьмой год и по прошествии кровавого состязания получила девятнадцатый ранг. Её наставница, Ирэн Безликая, явно гордилась:
  - Пойдешь по моим стопам, девочка. Я точно также после семи лет приземлилась на девятнадцатое место.
  Бану с равнодушного разрешения Гора выходила Шавну после ранений - в соперники ей на этот экзамен Ирэн Безликая выбрала Манта Милосердного, шестой номер из сто четвертого поколения, который прославился тем, что, перед убийством пережимал жертве сонную артерию. Это на несколько мгновений погружало в беспамятство, и когда смертнику перерезали горло, боль, как правило, была не такой обжигающей.
  Когда Шавна Трехрукая поправилась, началась зима. С её первыми числами Бану исполнилось тринадцать.
  
  ***
  
  Все время до зимнего солнцестояния Бансабира посвятила улучшению найденной ей техники убийства.
  Гор с темным, почти демоническим удовольствием наблюдал, с каким самозабвением юная девушка упражняется днем и ночью, отрабатывая удары; с каким остервенением загоняет коня; с какой яростью и ненавистью в глазах тренируется в паре с кем-то из друзей (чаще всего Шавной или Астароше) и с какой заботой потом зашивает их раны, а они - её. Наблюдал, как Бану крепла, росла, оформлялась; насколько пряма и решительна становилась в действиях и словах. С тщательно скрываемой гордостью Тиглат Тяжелый Меч подмечал, что день ото дня Бану делалась все гибче и гибче, быстрее и быстрее. Крупное, уверенное сложение северянки тайным образом не препятствовало ни скорости, ни ловкости.
  В зимний Нэлейм, декабрьское солнцестояние, Бансабира выдержала предпоследний перед окончанием пятилетнего курса обучения экзамен. Первая его часть прошла ночью на улице, верхом, с коротким мечом. Потом было конное состязание с луком. Задача проста - подстрелить двенадцать голубей из двенадцати... Потом - главный зал испытаний, расположенный в самой верхней части храма-пирамиды, и еще три поединка: с копьем, двуручным мечом и вольный - с произвольным выбором оружия. Последний Бану ждала особенно...
  С небрежной грацией, которая не могла обмануть проницательных Клинков Богини, девушка летала вокруг своего противника, обладавшего двенадцатым рангом. Тогда Гор впервые увидел, кого именно он воспитал.
  Бансабира наслаждалась. Быстро поняв свое превосходство над соперником, она теперь смаковала каждый выпад, удар, толчок. Полагаться на одни ножи смысла не имело: Бану давно поняла, что нож - в буквальном смысле дело последнее, и потому на начало вооружилась двумя короткими мечами. Она выработала эту технику тогда, в Ласбарне: изучать и оценивать противника на мечах, прикинув сильные и слабые стороны, создавать условия победы, потом подбираться ближе - и, если ситуация позволяет, самое главное оставлять ножу.
  Ножи подходили идеально для последнего удара по одной причине: испытать упоение опасностью, оказаться на самом острие гибели и выжить - Бансабира могла позволить себе только так. Сходиться на ножах с самого начала - значит, умереть глупой смертью. Но и отказаться от них девушка не могла с тех пор, как осознала собственную ловкость. И если ты хочешь быть еще быстрее и еще ловчее - клинок нужен мелкий. Нет такого мастерства, которое позволило бы орудовать мечом с той же скоростью и сноровкой, как ножом. К тому же, проворно управляясь с мечом, можно хотя бы изредка зацепить двух противников, а с ножом - что ни делай, с одного удара одного и ранишь. Потому от скорости и точности этого одного зависит всё.
  
  ***
  
  После победы девушке присудили одиннадцатый ранг. Астароше, который в ту пору был уже седьмым, искренне поздравил Бану, закружил в воздухе, а, поставив, изрек:
  - Это было невероятно, честное слово! Так легко, так изящно!
  - Ага! - поддержал еще один из учеников. - Воистину, Бансабира Изящная!
  Прозвище закрепилось.
  
  ***
  
  Весной в Храм Даг пришел запрос с Яшмового острова, одного из Бледных Островов. У них разыгрался серьезный конфликт с Перламутровым, и пока эти новости не достигли великодержавного Яса, сюзерена архипелага, вмешательства и помощи просили в Багровом Храме. Нет, не справедливость им нужна, уточнили посланцы, а просто победа.
  Эту кампанию возглавил сам легендарный Тиглат Тяжелый Меч. Он взял с собой пятнадцать человек - общим счетом четыре отряда. Бансабире впервые доверили командование над одной из групп.
  В ходе миссии Бану уже в третий раз в жизни укусила змея, на сей раз морская. Девушка выжила и быстро восстановилась. Во время первой высадки на Перламутровом острове из шестнадцати человек погибло четверо, во время второй - еще трое. Оба раза отряды угодили в засаду. Во второй Гору и его людям удалось отбиться и захватить в плен нападавших из числа командиров. Вернувшись на оснащенные десятками рабов галеры, Тиглат одного бросил в трюм, другого, быстро прикинув обстановку, потащил к каюте ученицы. Ввалился в комнатку и толкнул пленного на пол.
  - Он знает планы Перламутровых! Добудь! Мне не до того, - хлопнув дверью, вылетел на палубу. Надвигалась буря, надо было готовиться.
  Напрасно обрадовался своей удаче плененный островитянин, когда увидел перед собой тринадцатилетнего подростка. Еще и девушку. Превозмогая отвращение к себе, Бансабира выпытала все, что нужно. В следующей сходке на берег не погиб никто.
  Всех мужчин семьи наместника безжалостно вырезали. Перламутровые резко присмирели. Конфликт был 'улажен'. На корабле, без спроса зайдя в каюту наставника, Бансабира выплюнула на голову того тысячи проклятий, поклявшись, что больше никогда - никогда! - не станет пытать людей. Гор только ухмыльнулся - надо же, как дрожат её руки.
  
  ***
  
  Перед тем, как вернуться в Багровый Храм Гор, оставив при себе только Бансабиру, высадился в Гавани Теней - столице Яса. Что за дела привели его сюда - Бану не знала. Гор что-то коротко объяснил в двух фразах, Бансабира не слушала - все равно. Наставник держался отчасти бесстрастно, отчасти насмешливо, как всегда, но исподтишка постоянно наблюдал за ученицей. Девушка совсем не походила на его обычную Бану - вздрагивала на каждый шорох, судорожно цеплялась за вожжи, старалась не подавать вида.
  Вскоре путники выехали за пределы столицы и двинулись по тракту на северо-запад. Всего в десяти лигах начинался лес. Гор спешился, Бансабира последовала примеру, не задавая вопросов. Она вообще была как-то подозрительно молчалива с тех пор, как высадилась на родине.
  На одном из биваков, пока Бану свежевала зайца, а Гор спутывал коней, внимание привлек шелест из леса. Они обернулись. Гор приложил палец к губам и тихонечко обнажил меч. Огляделся. И вдруг раздался старческий голос:
  - Не трудись, путник. Ты слишком умел, и я тебе не противник.
  На дороге точно из воздуха соткался конь, а на нем и всадник. Безобидный на вид старик, седобородый, с посохом, в темных запылившихся одеждах глубокого синего оттенка.
  - О, да тут дитя, - добродушно пропел старец, спешиваясь неожиданно ловко. От него исходил тончайший запах волшебства - каких-то трав, смолы, чего-то чудесного. Бансабира невольно оторвалась от кролика и залюбовалась незнакомцем, точно он был принцем. Но - он был всего лишь стариком.
  Путник почесал усы и щеки, и Гор тихо охнул.
  - Ваши знаки, - отступил на шаг, преклонил колено. Бансабира впервые видела наставника в таком благоговении. - Благословите, Всемудрый.
  Старец приблизился.
  - Да пребудет с тобой Всеединая Праматерь Богов и людей. Пусть Тинар озарит дорогу, Иллана принесет благоденствие, Нандана утешит, а Шиада даст сил. Пусть!
  - Гор? - осторожно позвала Бансабира.
  - Преклони колени, Бану. Такой шанс выпадает редко - перед тобой Верховный друид Ангората и Этана, Таланар Тайи.
  Старец, благосклонно улыбаясь, посмотрел на Бану.
  - Девочка тоже верна Матери Сумерек. В таком юном возрасте, - Таланар положил руку девочке на голову и повторил слова благословения.
  - Пусть! - тихонько отозвалась Бану, ощущая, как из руки друида вдоль её тела, от макушки до стоп, разливается поразительное тепло - покалывающее, щекочущее, терпкое, и неодолимо притягательное чувство. Девочка пристально следила за глазами старца, находя их удивительно бездонными: глядишь, и не можешь даже представить, как много видели эти глаза. Что оставили за собой суховатые старческие плечи? Сколько минуло в истории этого путника таких плеч? Бану едва не задыхалась - Праматерь, неужели! Неужели в мире существует что-то настолько бескрайнее и доброе, как душа этого человека?!
  - В мире есть хорошие люди, - подтвердил дед. - И даже в нем, - качнул головой в сторону Гора, - гораздо больше тепла, чем тебе кажется.
  'Ну ага', - недовольно подумала девочка, а друид хмыкнул.
  - Присаживайтесь, владыка, разделите с нами трапезу. Бану, займись кроликом.
  Девочка кивнула, принимаясь за тушку, а мужчины разговорились.
  - Ирэн все еще в Храме Даг? - спросил Таланар.
  - Вы знакомы с Ирэн Безликой? - изумился Гор. Он был удивительно почтителен. - Она никогда не говорила.
  - Я хорошо знал её отца. Он частенько бывал на Ангорате и совсем не хотел, чтобы его девочка выросла в Багровом храме. Но жизнь порой не оставляет выбора, и многое решено задолго до того, как мы приходим в мир. Сейчас довольно странное время, стоит признать.
  - О чем вы?
  - Неважно. Не задумывайся о сложном. Ты и без того служишь Матери Воздаяния достойно.
  Гор настоял:
  - Ответьте, прошу. Поделитесь со мной мудростью, - и после паузы усмехнулся, - в конце концов, когда еще представится честь и шанс поговорить с Верховным друидом?
  - Это точно, - согласился Таланар, - в Багровый храм я пока не собираюсь, а на твоей родине меня и вовсе не ждут. Что ж, ты хочешь знать о времени ... как тебя зовут?
  - Гор, - подала голос Бансабира, не отвлекаясь от дела. Она уже насадила кролика.
  - Помолчи, - рыкнул наставник.
  - Не стоит, - примирительно осадил друид. - Но, 'Гор' - это имя, которое тебе зачем-то потребовалось. Твое настоящее имя начинается с той же буквы, что и мое, - проговорил старец.
  - Тиглат.
  Бансабира поглядела на взрослых дядек и вернулась следить за запекавшимся кроликом, внимательно вслушиваясь в беседу.
  - Так вот, Тиглат, ты ведь знаешь, мир устроен в форме бесконечного Круга. Каждый день четыре воплощения Всеединой сменяют друг друга, и эпохи сменяются также. Истекла очередная эра Илланы с её урожаями и благоденствием, и мы теперь стоим на пороге той, в тени которой расцветает ужас, - Таланар поднялся с придорожного валуна и огляделся. Сгущался вечер. - Сумерки - это время перехода. От света к тьме и наоборот. В это время в мир выползает весь хаос и кошмар, рожденный человеческим страхом неизвестного, потому что тень - всегда тайна, подчас даже большая чем смерть. После смерти у всех разный путь - но, как и при жизни, он сводится к учению. А что такое тень, как не шутка и не парадокс? Ночь, живущая средь бела дня. Ночь, которую создают сами люди.
  Бансабира сглотнула, слушая старца. Что-то тяжелое, но приятное, сдавило её существо, сковало тело, не давая даже глубоко вздохнуть.
  - Только сила может держать порожденный людьми хаос хоть в каких-то границах. Поэтому Мать Сумерек - единственная из ипостасей Всеединой, которой в сутках уготовано два срока: Она сдерживает страх мира перед ночью Нанданы, даруя силы принять мудрость Смерти, и разгоняет тьму, давая возможность возрождения Тинар. Ничего не бывает случайно, Тиглат. Назрел переходный срок, и Праматерь готовит к нему мир, посылая верных Шиаде. В том числе и тебя.
  - Что-то произошло? - насторожился Гор.
  - Чтобы что-то произошло, должны действовать люди. И сначала они рождаются, - туманно проговорил Таланар. - Много лет назад на Священный остров прибыла племянница Первой среди жриц. Девочка прямой ветви Сирин, наделенная небывалым могуществом. Храмовница держит её на расстоянии, но уже очевидно, что она превосходит Вторую среди жриц.
  - Вторая среди жриц? - повторил Тиглат и поинтересовался. - Наследница уже выбрана?
  - Давно. Хотя теперь есть та, которой Вторая среди жриц уступает, но, думаю, это верно. Девочке не стать следующей храмовницей, зато в обряде присвоения истинного имени, её нарекли Шиадой.
  Гор и Бану вскинули на него глаза.
  - Как такое возможно? - спросил Гор. - Людей не называют именами Богов, даже если они семи пядей во лбу!
  - Ну, Шиада не была Богиней, - резонно заметил друид. - Она была жрицей, в которой раньше и сильнее всего проявился воздающий лик Праматери. Если на то пошло, все имена четырех лиц Богини - имена жриц, основавших храмы. Хотя, должен признать, все были удивлены, когда обычного ребенка нарекли так. А теперь, когда Шиада служит в храме Шиады, случившееся кажется абсолютно разумным, - друид посмеялся. - Воистину! Пути Богини неисповедимы!
  Ни Гор, ни Бану не нашли в словах старца ровным счетом ничего веселого.
  - Случайностей нет, - заключил друид, успокоившись. - Не без причины Ирэн, не предназначавшаяся воинскому ремеслу, достигла вершины в искусстве убивать и обучила других. Не без причин племянница храмовницы превосходит её дочь, не сознавая этого. Не просто так ты, Тиглат, встретил когда-то эту девочку, - кивнул в сторону Бану. - Как тебя зовут?
  - Бансабира.
  Проницательные глаза цвета лазуритов пробежали по девочке снизу-вверх.
  - Ты северянка.
  - Откуда вы знаете? - спросила девушка, цепенея от духовного трепета и, немножко, от страха.
  - Я могу видеть, - просто ответил Таланар. - Повсюду. Например, я вижу, что вскоре мимо нас пройдет группа разбойников, но, - друид предостерег собеседников от мгновенной собранности, - они не навредят нам, не беспокойтесь. Так вот, я вижу, что твоя подопечная знатна и носит поцелуй Госпожи Войны. Здесь, - Тайи ткнул себя в бедро, безошибочно угадав то место, где на теле Бансабиры находилась белая отметина.
  - Твой знак, - сказал седобородый Тиглату, - тоже давно тебя ждет, но пока не нанесен.
  Таланар потянулся к Гору и провел пальцем по лицу, будто проследив путь несуществующей слезы.
  - Шрам? - Гор уставился на друида с полным непониманием в глазах. - С каких пор шрам означает нечто большее, чем неуклюжесть в бою или столкновение со сложной ситуацией?
  - Некоторых Праматерь целует сама, а кому-то передает поцелуй через людей, - неопределенно отозвался старец. Раздался шелест. - О, вот и они.
  Таланар поднялся, светясь и сияя так, будто их не настигал отряд разбойников, а ожидал радушнейший прием в замке архонского короля Удгара.
  - Нет-нет, я ведь говорил вам не тревожиться. Оставьте мечи и просто ждите.
  Ждать было невыносимо, мгновенно сообразила Бану, но волю чувствам старалась не давать. Правда, мужчины все одно замечали. Да и сам Гор, вернувший клинок в ножны, время от времени нервно переступал с ноги на ногу.
  Звуки стали слышнее, разбойники приближались. Но когда появились на тропе, у которой на бивак расположились путники, Таланар слегка потряс посохом, пару раз негромко ударил основанием по земле и, улыбаясь, тоже стал ждать. 'Они заметят нас! Заметят!' - настойчиво думал Гор, зная, как жрецы умелы в чтении мыслей. В ответ в голове раздавался только легкий смех друида, который воина непередаваемо раздражал. Кажется, Тиглат начинал понимать, за что его особенно сильно ненавидит Бану.
  Разбойники прошли мимо их лагеря вплотную. Даже останавливались в футе от жреца, что-то пристально разглядывая в пустом, как им казалось, воздухе. Выглядело все так, будто ни людей, ни костра, ни лошадей - ничего не было. Бансабира в немом восхищении стояла остолбенев.
  'Вот же хитроумный старик!' - невольно подумал Гор.
  - Спасибо за доброе слово, - благосклонно ответил Таланар и сел.
  Разбойничьи крики вскоре стихли. Жрец и выходцы из Храма Даг вернулись к беседе и ужину. Бансабира с трудом приходила в себя. Гор вскоре стал выглядеть непринужденнее.
  - Какие дела привели тебя в Яс, мудрейший?
  - Распри в Ясе не утихают. Это беспокоит Богиню и храмовницу. Как посланник Праматери я должен был попытаться поговорить с раманом и раману. В конце концов, они называют себя тенями Богов и обязаны вершить Их волю. Раману Тахивран всячески убеждала меня, что вскоре война прекратится, хотя, по существу, она не собирается как-то вмешиваться. Раман и вовсе отошел от дел и ни в чем не принимает участия. Поэтому я решил немного поглядеть на окрестности и отправляться на восток. Мне нужно прибыть в столицу Иландара через пять недель.
  - То есть вы просто тянете время? - с иронией спросила Бану. Старик явно не без сюрприза.
  - Вроде того.
  - А что в Иландаре? Тоже воюют?
  - Ох, нет, - улыбнулся друид. - В Иландаре празднуют. Многие интересные люди съедутся в скором времени в замке короля Нироха Страбона - Агравейн Железногривый, его сестра Виллина, принцесса Архона, мой сын Гленн, Вторая среди жриц и Шиада Сирин. Ну и, разумеется, я тоже там буду, - скромно добавил друид через паузу. - Виллина выходит замуж за наследного принца Иландара. Нарождается отличный союз староверов.
  Друид помолчал недолго, оглядывая собеседников, потом заметил:
  - Зачем вы здесь, я, пожалуй, спрашивать не стану.
  Гор хмыкнул. Доели они в молчании. Подкрепившись, Таланар поблагодарил и произнес:
  - Сегодня ночью никому из вас не придется дежурить. Спите спокойно.
  Ни Гору, ни Бану не пришло в голову усомниться в собственной безопасности. Перед сном Таланар ненавязчиво заметил, будто ни к кому не обращаясь:
  - Рожденные в знаке Заклинателя Змей всегда находят, что ищут.
  Гор значения не придал, как и Бансабира. Все мысли девушки поглощала зарождавшаяся ненависть - в войне, в том, что оторвана от дома, в смерти матери и, вероятнее всего, брата, в том, что ей пришлось вступить в Багровый храм, повинны не столько Шауты, сколько раману Тахивран. И спустя годы она не стремится ничего исправить!
  
  ***
  
  Когда Гор и Бану проснулись, Таланара уже не было. Дул приятный ветер, который пах травами.
  
  ***
  
  По возвращении из кампании стоило Бану спешится у главного входа, к ней подлетела встречающая их Шавна. Взяла подругу за руки:
  - Кровавая Мать, Бану! Я переживала - до нас дошли вести, что половина вышедших погибла. К тому же никто из вернувшихся не мог внятно сказать, куда вы отправились. Рада, что ты жива, - девушки обнялись. Гор тем временем о чем-то беседовал с Мастером Ишли.
  - Не смей больше так пугать меня! Ты же еще ученица, а за учениками всегда будущее, поняла?
  Ага, поняла, улыбнулась Бану и коротко поцеловала подругу в губы. Стоило Шавне отойти, к Бансабире, будто влекомый ветром, подлетел Астароше. Стиснул в объятиях:
  - Ты жива, - прошептал на ухо. Отстранился, взял девичью голову в ладони и поцеловал на глазах у всех. Бансабира видела, как молодой мужчина закрыл глаза, прижимаясь к её губам.
  В вечер того дня, обсудив с Ишли какие-то вопросы и отдав старейшинам полученную от Яшмовых награду, Гор явился в комнату Астароше. Наставники жили на втором этаже.
  - Не подходи к ней больше, - сказал Тиглат с порога. - Она моя.
  Астароше лениво обернулся:
  - Клинок Богини может принадлежать кому-то, только если добровольно отдал себя, сам знаешь, Тиглат.
  - Бану не Клинок, она все еще рабыня.
  - Верно, но даже тебе, Тиглат Тяжелый Меч, не позволено оттягивать неизбежное. Самое позднее, этим летом Бану вобьют знак.
  Гор проскрежетал зубами.
  - А до тех пор - не трогай её, - процедил он и вышел.
  На другой день Тиглат привел к Бансабире Габи, невысокую худенькую брюнетку из учеников Мастера Ишли.
  - Тебе нужно научиться еще кое-каким женским вещам. Я тут тебе не советчик.
   Оставшись вдвоем, Габи сказала:
  - Я расскажу и покажу две вещи, Бану: как красить лицо и как соблазнять мужчин.
  - Зачем?
  Габи усмехнулась:
  - Потому что, в отличие от них, владеющих только клинком и умом, у нас есть еще одно бесценное оружие - красота.
  От Габи Бану узнала многое: красоту, коль она не послана Кровавой Матерью, руками не сотворишь. Но эффектную внешность сделать можно и почти из ничего. Узнала, что и простая косичка, единственная 'прическа', с которой ходила Бану все пять лет в Багровом храме, может выглядеть по-разному. Узнала, что мужчиной легче всего руководить, если ты красива, и знаешь слабые места его тела. Габи научила девушку поцелуям.
  Когда Бану в первый раз сама успешно накрасилась, причесалась и оделась в платье из ласбарнского льна, тонкой занавесью скрывающее тело и открывающее простор для фантазии, Габи удовлетворенно хмыкнула, окинув её оценивающим взглядом:
  - Не оставайся с Тиглатом один на один, когда так выглядишь. По крайней мере, пока не пройдешь последнее испытание из пяти лет обучения.
  - Почему? - спросила Бану. - Гор... Гор... - осеклась, побоялась продолжить мысль. Будь здесь кто-то другой, а не Габи, возможно и договорила бы. Но Гор приставил к ней именно Габи, которую, как говорили, на пятом году обучения изнасиловал сам Мастер Ишли.
  Женщина поняла мысли Бансабиры. Она усмехнулась, глядя на подопечную:
  - Пока не закончим пять лет, мы целиком и полностью принадлежим наставникам, Бану, мы их рабы. За годы основного курса каждый из нас проходит здесь путь солнца или луны, иначе говоря, путь колеса и Круга. Каждый входит сюда как гость, - Габи указала пальцем на умозрительную точку в воздухе. - Соглашаясь стать учеником, падает до раба, - женщина прочертила вымышленную дугу вниз, - постепенно поднимается снова - ты могла оценить, насколько менялось к тебе отношение Гора - до уровня гостя, но по обратную сторону оси, - женщина дочертила еще одну дугу. - И, наконец, достигает места выше двадцатого или даже звания Мастера, - палец женщины переместился в высшую точку окружности, - чтобы однажды, к старости, утратив силу и ловкость, умереть здесь и воскреснуть где-то еще, и снова войти сюда гостем, - начертанный круг сошелся.
  Габи поднялась с кровати Бансабиры, на которой сидела.
  - Мы принадлежим им, Бану, и, если в голову Гора придет блажь навалиться на тебя, ты ничего не сделаешь. Даже если будешь сильно стараться. Поэтому просто не подавай ему лишнего повода. Ты уже не девочка, а Тиглат... словом, он попробовал не меньше полусотни женщин - из числа рабынь храма и горожанок. По крайней мере так болтают, большего не знаю.
  Бансабира поблагодарила женщину.
  Стоило Габи уйти, Бану принялась распускать уложенную прическу. В дверь постучали.
  - Кто? - спросила Бану: будь это Гор, он бы не стучал.
  - Это я, - раздалось из-за двери.
  Девушка замерла на мгновение:
  - Входи.
  Астароше вошел.
  - Мы с Шавной идем в торговый квартал. Если у тебя есть время пойдем с на...
  Молодой мужчина осекся: в полумраке подкрашенные сурьмой глаза Бану показались ему кошачьими. У мистических пантер из легенд и преданий Ласбарна, наверное, были такие же. Он сказал это вслух.
  - Чего? - не поняла Бану.
  - Твои глаза, - Астароше приблизился. Запустил руки в распущенные волосы. Сами по себе золотистые, в темноте они отливали старым добротным и благородным красным золотом.
  Приподняв в ладонях девичье лицо, Астароше выговорил:
  - Я завидую Тиглату. Он видит это каждый день.
  - Гор... Гор может войти в любую минуту, - выговорила девушка тише, чем хотела.
  Лицо Астароше озарилось легким узнаванием чего-то привычного.
  - Точно, - усмехнулся он, немного отклонил голову Бану в сторону и нежно поцеловал в шею. Затем, отпустив её лицо, сполз на колени, медленно проводя руками по изгибам стройного и упругого девичьего тела. Неожиданно вцепился в тонкий лен малинового платья. Ну почему такая ничтожная тряпочка является такой преградой?! Перебирая ткань меж пальцев, Астароше горько усмехнулся. Прижался лицом к животу девушки, глубоко вдохнул и встал.
  - Не бери в голову, - ушел.
  
  ***
  
  В июне своих тринадцати лет Бансабира прошла все проверки по владению разными видами оружия и главное состязание, завершающее основной курс обучения в Храме Даг. Противника Гор назначил сам - Ирэн Безликая, первый номер сто пятого поколения. Многие пришли посмотреть этот бой, включая Шавну, Астароше, Габи, Елену, Шухрана и Аннамару. Последняя на днях вернулась из очередной кампании, в которой сильно пострадала - прежде довольно миловидное лицо теперь отмечало страшное красное пятно с белыми отметинами во всю правую половину лица. Бледно-голубой глаз помутнел (скорее всего, она утратила способность видеть им, подумала Бану), рыжая бровь над ним выглядела рваной, с прорехами. В огненно-рыжих прежде волосах блестело две крупных седых пряди. Такое часто случалось и с молодыми, Бану уже видела, когда волосы белели от страха...
  Только левый глаз пронзительного цвета васильков в пору цветения еще напоминал о былой красоте его обладательницы.
  Ударили в гонг. На арене началась пляска бестий...
  Ирэн Безликая повалила Бану, но на шее первого номера, под левым ухом, алела тоненькая полоска - это Бану применила свой так хорошо отработанный прием, когда в мгновение ока она - где бы ни была до этого - оказывалась за спиной противника с невесть откуда возникшим в её длани ножом, который прижимала к шее врага. Гор уже не раз видел, чем заканчивалась эта атака Бану - и с пиратами, и с рабами, и во время вылазок и кампаний в Ласбарне и на островах. Девушка, не задумываясь, отпускала руку с ножом двигаться по инерции замаха. Клинок впивался в горло жертвы, потом Бану резко тянула на себя, будто 'разрывая' плоть врага. В зависимости от успеха и аккуратности, из гладких ран начинала быстро сочиться алая кровь; из рванных шей - била фонтаном...
  На свой риск осмелилась пошевелиться смуглая, невысокая, поджарая Ирэн Безликая, когда почувствовала сталь у горла. Подобное безрассудство могли себе позволить, пожалуй, только номера выше третьего. Но Ирэн не зря была в числе 'первых' - Бану досталось с лихвой. Стоило Ирэн с радужной улыбкой поднять девушку на ноги, Бансабира, будто издалека услышав рукоплескания и голоса, снова пала на колени, тяжело дыша.
  Гор отнес ученицу в комнату на руках - до того устала и вымоталась, что, стоило попасть в объятия наставника, заснула. Да и потом, наверняка сказалось наличие многочисленных ран и, скорее всего, внутренних гематом. Ирэн Безликая получила свой первый номер именно за эту технику рукопашного боя...
  Гор раздел девушку, стер пот и кровь, привычно обработал ранения, накладывая швы, затирая бальзамом ссадины и ушибы, растирая пахучей мазью суставы. И отчего-то делать это также равнодушно, как последние пять с половиной лет, больше не удавалось. Перекатывая длинными пальцами молодое бедро, Гор закусил губу. Огладив широкой ладонью шелковистую кожу девичьего живота, он прокусил губу до крови. Поднявшись выше и обхватив полушария молочно-белых упругих грудей, мазнул щекой по животу.
  Её запах.
  Гор не выдержал и застонал, падая горячей головой на грудь Бану. Он прижался губами к соску и потянул в рот.
  Когда она успела так вырасти?
  
  
Оценка: 3.32*13  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"