Аннотация: Астароше набрался смелости и шагнул в шатер. Пустынная ночь и юная, статная красавица, к которой он испытывает чувства не первый день - что еще нужно?
ВСЕ ПРАВИЛЬНО
Где-то за шатрами продолжался праздник, хотя давно опустилась холодная пустынная ночь.
Полог шатра Бансабиры отодвинулся. Девушка стояла спиной, прочная, крепкая, и тем не менее - изящная... Как Бану часто любила повторять, она "всегда опиралась на ноги", хотя Тиглат называл её сложение - "уверенная в костях" или "основательная". Изящная, думал вошедший, и все тут.
- Можно? - Астароше вошел, не дожидаясь ответа. Бану была одна, одолженные князем служанки уже ушли.
Девушка обернулась и прямо смотрела на него. В этой кампании Астароше ни разу не намекнул на нечто большее, чем дружеское объятие или поцелуй. Точно также он обнимал и целовал её в щеку или волосы, когда ей было девять, и над ней измывался Гор. Астароше не раз проводил ночь рядом с ней, а в этой кампании - даже в одной с ней каюте или под одним тентом - и ничего. Но сейчас, от одного его взгляда Бану чувствовала, что этот визит другой.
- Ты пришел как друг? - спросила она.
- Я всегда буду тебе другом, Бану. Даже если ты решишь иначе.
- Разве?
- Бану, мы почти семь лет знакомы.
"И то правда", - мелькнуло в девичьей голове
- Зачем ты здесь? - спросила она, набравшись смелости.
- Ты знаешь.
Девушка нервно сжимала кулачки, чувствуя, как нечто горячее раскручивается внизу живота.
- А если я скажу "нет"?
- Я уйду.
- Почему?
- Потому что не хочу потерять друга.
- Только поэтому?
- И потому что Клинок Матери Сумерек может принадлежать кому-то только по доброй воле.
Все так, подумала Бансабира.
- Тогда уходи.
Астароше пожал плечами.
- Да благословит тебя Кровавая Мать, - полог шатра отодвинулся. Бану стояла, не шелохнувшись.
- С чем? - Астароше вернулся к шатру, но не входил. Кулаки были сжаты.
- Распусти мне волосы, - Бану исчезла за тяжелой тканью полога, оставляя решение за ним. Когда Астароше вошел, Бану уже сидела на кошме, согнув ноги в коленях и немного съехав в сторону. Сидела спиной ко входу. Астароше сел рядом, и принялся аккуратно распускать две косы, которые служанки заплели девушке на ночь. Закончив, мужчина нежно собрал рассыпанные волосы и убрал их с правого плеча Бану. Наклонился и поцеловал в шею. Языком провел дорожку от ключицы до уха, слушая взволнованное дыхание. Положил руки на плечи.
- Дрожишь, Бансабира, - тихонько усмехнулся и потянул легкое, как свет, одеяние, обнажая девичий стан. Снова поцеловал в шею. - Неужели Гор ни разу не трогал тебя?
- Не произноси этого имени, Астароше.
Он медленно пересел, чтобы видеть лицо Бану.
- Или ты дрожишь, потому что он все-таки...
Девушка накрыла рот мужчины ладонью.
- Ты ведь здесь не за этим? - посмотрела чернючими в ночи глазами в другие такие же черные.
Астароше по-хозяйски намотал распущенные волосы на ладонь.
- Бансабира, - сказал он медленно и потянулся к её рту.
Бану еще успела нервно облизнуться и отвести глаза - с того раза на берегу, когда она вернулась из странствий с наставником, и Астароше проявил чувства, девчонка больше не целовалась. Да и того короткого немного жесткого порыва, продиктованного волнением, ожиданием, всей ситуацией, явно было недостаточно, чтобы испытывать хоть какое-то подобие уверенности.
Почувствовав дыхание Астароше на губах, Бансабира зажмурилась и непроизвольно задрала плечи.
- Бану, - чуточку насмешливо выговорил Астароше и, коснувшись девичьего подбородка, приподнял её лицо. - Ну же, открой глаза.
Не столько слова, сколько интонации - вкрадчивые, тихие, как те самые легендарные ласбарнские пантеры-охотницы, с глазами которых Астароше когда-то сравнивал её собственные - подействовали волшебным образом. Бану сглотнула и подчинилась. Такая красивая. По-юношески несовершенная, еще неоформившаяся до конца, смущающаяся, немного смешная в попытках храбриться перед неизвестным. И все одно с неугасаемой решимостью в благородной душе.
Кто ж знал, что Тиглат так слеп! Или так щедр? Он что, бережет её? Неужели, мысленно хохотнул парень, у этого изверга поднимаются на Бану только руки?
- Ты знаешь, - Астароше облизнулся, - что очень мило смущаешься?
Бану окончательно растерялась. Что на это ответить? А надо отвечать? О, Праматерь, милая... что делать? Что делать?!
Астароше был так близко, что девчонка отчетливо слышала шум сердца в его груди. Впрочем, её собственное сердце шумело почему-то в ушах.
Парень мысленно выдохнул. Огненные пески, кажется, он сам изрядно напряжен и волнуется. Ладно, дольше ждать нет смысла. Да и вообще...
Бансабира вздрогнула, когда по губам ловким и неминуемым вторженцем скользнул влажный горячий язык. Он проник внутрь сразу, ладони прошлись по обнаженной гладкой коже, охлажденной ночным воздухом пустыни. От тонкой талии на спину и к лопаткам. Бану сжалась, непроизвольно попыталась отодвинуться от его тепла и настойчивости. Решимость девчонки смыло рекой сомнения. Уловив перемену, парень подтолкнул девушку обратно, придвинулся ближе сам. Потом подхватил под бедра и пересадил к себе на колени, чтобы окончательно сократить расстояние, чтобы быстрее добраться до шеи, до груди, чтобы отбросить все её страхи собственными чувствами. Он никогда не скрывал, чего хочет, он не отступит, Бану должна понять.
Астароше оторвался от ярёмной впадины, наскоро глотнул воздуха, и всем весом толкнул Бансабиру на ложе. Сдержаннее, надо быть сдержаннее, пытался он убедить себя. Независимо не от чего, не стоит торопиться и доходить до насилия. Но и затягивать тоже нельзя. Бану сильна. Если сейчас и он проявит нерешительность, она передумает и оттолкнет его, стоит раздвинуть её ноги. Какой бы ни была смелой, какие бы чувства ни испытывала к мужчине, любая девчонка побаивается первой близости.
Бансабира выгнулась дугой - Астароше припал губами к соску. Маленькому, светлому, затвердевшему еще от дуновения пустынного ветра меж полами шатра. Парень обвел его языком и прикусил - чуть сильнее, чем требовалось. Съел бы, честное слово! Бансабира судорожно выдохнула, задрожав всем телом, и Астароше, приподнявшись, чуть откинулся - посмотреть, как она переживает его близость.
Разгоряченный, измученный нетерпением, Астароше, едва касаясь, обвел полушария. В гаснущем полумраке шатра его пальцы не так уж отличались от её алебастровой кожи. И - дрожали. Грудь воспитанниц Багрового Храма никогда не отличалась особой величиной - её утягивают с первых дней пребывания. Но она всегда удивительно упругая и подтянутая. И это стоит многого.
Парень провел ниже - по ребрам, к животу, к плавному изгибу бедер. Он не сводил взгляд с лица девушки, смотрел прямо, глаза в глаза, когда проникал в неё пальцами. Так и должно быть: он не станет скрывать ничего и не даст ей отвернуться или спрятаться. Бансабира, задыхаясь от непривычного, тянущего и такого сладкого чувства, прекрасно это понимала.
Он играл с ней недолго, но достаточно, чтобы Бансабира начала безотчетно вздрагивать, откликаясь на каждое легкое движение пальцев приятной судорогой.
Астароше разделся быстро и устроился между девичьих ног. Потом, в следующий раз он непременно попросит Бану раздеть его. В следующий раз он позволит ей дотронуться до себя и получит от этого удовольствие, которое не забудет никогда. А сейчас все это неважно. Он поцеловал пупок, вывел языком дорожку, поднимаясь к лицу девушки, навис, опираясь на одну руку и замер. Его взгляд говорил даже красноречивее, чем напряженный орган, упиравшийся ей куда-то ниже живота.
Парень пристроился, проник только самым началом, затем поднес руку к её лицу, очертил контур скул и щек, а потом плотно сжатыми пальцами наглухо зажал Бану рот.
- Ты же понимаешь? - спросил он на грани сознания от крови в паху.
Бансабира моргнула - и этого оказалось достаточно. Все она понимает, они же в шатре, её попросту услышит весь лагерь.
Он толкнулся резко, во всю длину, и замер опять, чувствуя, как Бану железной хваткой вцепилась в запястье и пальцы, зажимающие ей рот, и теперь раздирает кожу. Жмурится, сжимается, сглатывает вскрик. Астароше сам зажмурился и сцепил зубы - почему, почему с созданием настолько ценным мужчине всегда приходится быть неоправданно жестоким? Не по своей прихоти, не по доброй воле. Если бы только это могло быть иначе...
Он ощутил, как прерывистое дыхание чуть выровнялось, а кожу его руки перестали драть так отчаянно. На грани не то счастья, не то отчаяния, не то безумия Астароше наклонился ниже и шепнул в ухо:
- Звезда всей моей жизни, ты позволишь мне...
Бансабира скользнула рукой по спине молодого мужчины, давая добро. Большего не требовалось.
Боль не отступит быстро - Астароше прекрасно знал, не первый раз все же. С каждым его толчком Бану будет сбивчиво всхлипывать, кусать губы, задыхаться. Но иначе никак, так что нет смысла издеваться над ними обоими.
Астароше не разменивался на мелочи. Он брал с места в карьер. И раз за разом повторял, как древнее заклятье: "Бансабира" - надеясь, что сможет этим донести до любимой то, насколько для него важно происходящее.
Бану тоже звала его по имени. Много и много раз, цепляясь за крепкие руки, на одной из которых, где-то под её ладонью, скользила шершавая черная метка в виде сабли.
***
Бансабира проснулась первой. Она заснула, повернувшись к любовнику спиной, ощущая на талии его крепкую теплую руку, а проснулась вообще непонятно как. Тело ныло и болело. Не так, как после тренировок с Гором, не так, как оно непрестанно болело вот уже шесть лет. По-другому, по-важному.
Девчонка оглядела сопящего рядом парня. Ночи в пустыне чертовски холодные, поэтому, прежде, чем улечься, Астароше, накинув плащ, шмыгнул за полог на улицу, выцепил кого-то из своих, а, вернувшись, откуда-то приволок еще одно одеяло из верблюжьей шерсти. Бансабира под двумя уснула быстро, а вот у юноши в груди колотилось просто зверски, и не спал он до глубокой ночи.
Бансабира шевельнулась и потянула одеяло чуть вниз, оголяя мужское тело. Приподнялась на локте, ощупала взглядом. Пожалуй, если бы не многолетние тренировки, Астароше был бы весьма костлявым. Бану провела пальцами по подбородку - скорее треугольному, чем квадратному, как у Гора, - шее, груди. Парень забавно шевельнулся, попытался сквозь сон стряхнуть руку Бансабиры, как назойливое насекомое. Ясовка хихикнула и нехотя убрала ладонь. Вчера он не дал ей коснуться себя. Вряд ли намеренно, просто торопился. Просто заботился.
Ничего, еще будет возможность.
Бансабира легла рядышком, прижалась щекой к груди. Не просыпаясь, Астароше обнял её. Приятно быть первой любовью, подумала Бану. После того разговора с Габи, когда соратница сказала, что наставники имеют право на насилие, она ждала, что Гор не станет исключением. Возьмет, не думая и не глядя. Потом оботрется и выйдет из её комнаты как ни в чем не бывало. Она почти приучила себя ждать этого, готовиться к подобному исходу своего девичества. Но кто же знал, какова на самом деле щедрость Праматери? Какова на самом деле воля Шиады...
Бансабира понежилась, потерлась щекой об Астароше и закрыла глаза. Можно, пожалуй, поспать еще капельку. В конце концов, кажется, первый раз в её непростой и полной неприятностей судьбе все было правильно.