Аннотация: Поход 10000 гоплитов, обманом вовлечённых вглубь обширнейшей Персидской империи. Греческие наемники и знатные персиянки на фоне средиземноморских пейзажей.
Восхождение
1
Старик в стоптанных сандалиях, в голубом халате, причмокнул губами и хлестнул прутом по ослиному крупу. Животное втянулось жилами в ошейник, уперлось в грязь всеми копытами и сдвинуло повозку. В кузове шесть крупных амфор, заботливо переложенные соломой, затряслись в такт деревянным колесам. Погонщик повел арбу по топкому берегу, зажатому слева рекой, а справа городской стеной из песчаника. Дорога привела к насыпи.
Здесь, поперек реки лежал мост, наведенный на шести судах. По нему, с заречной стороны, валил праздный народ. Одев на себя что понаряднее: кафтаны в пол, штаны в обтяжку, а женщины - длинные юбки в оборках, накидки на плечах со свободными рукавами. Шерсть и шелка: бирюзовые, пурпурные, жёлтые и шафранные. Туфли с завитыми носами, расшитые золотом и бисером. Пробежали два сорванца в зеленых рубахах, только пятки мелькнули из под подола, и скрылись в городских воротах.
Среди гуляющих прошел крупный мужчина, одетый в короткую белую тунику, так что были видны сильные, но сухие, как у льва, ноги. На поясе висел короткий меч. Взгляд его скользнул вниз. Там старичок понукал остановившегося осла. Но скотина только мотала головой и не двигалась с места. Мужчина легко спрыгнул вниз, ухватился рукой за гуж. Ослик и старик разом отпрянули. Но воин, крепко упираясь ногами в насыпь, вытянул и осла, и повозку на дорогу. Погонщик вылез сам и не зная как обратиться, только лишь кланялся воину. Вместе они повернули направо, и слившись с толпой, вошли в город.
Сразу за воротами, под прямыми углами, сходились три широкие мощенные улицы. Гуляющие люди свободно рассеялись по мостовым. В левом квартале стояла цитадель с просторными квадратными башнями. На стенах, более высоких чем городские, среди зубцов бродили и посматривали вниз воины в красных одеждах, бронзовых шлемах и с копьями в руках. Внутри крепости, грандиозной громадой, занимая полнеба, возносился семиступенчатый зиккурат. Солнце золотом отражалось на его стенах и лестницах.
В правом квартале виднелся старенький храм. Зубцы его иссекло время и ветер, барельефы покрошились и кое-где осыпались. Храм утопал в зелени. Площадь от городских ворот до храмовых ступеней вся была занята парком. В нем росли пальмы: низенькие и толстые, похожие на ананасы-переростки, и высокие, стройные, качавшие кудрявые головами на ветру.
Воин прошагал вперед, мимо длинного костра, разведённого на каменной мостовой. На огне целиком жарили быка. Два негра, скинув накидки, одновременно крутили вертел. По черным спинам стекал пот. С говяжьей туши падали капли жира и огонь плотоядно шипел, пожирая дрова. Далее стояли прилавки с инжиром. Торговцы, засучив узорчатые рукава, мыли гранаты в тазах с водой.
Через десяток шагов показались деревянные столы, пока пустые. К ним чистые юноши только-только поднесли корзины со свежим хлебом. Круглолицый пекарь, в пурпурном кафтане, расшитом по пузу золотыми травами и зверями, раскладывал караваи и лепешки, пирожки и хлебные палочки. Подбежали мальчишки в зеленых туниках. Один постарше, высокий, с черными кудрями, другой низенький крепыш. Они повертелись возле хлеба, крутя носами и поглядывая по сторонам. Но пекарь взял лепешку, разломил надвое и одарил мальчишек.
Воин, привлеченный аппетитным товаром, подошёл к прилавку. Он вынул из кошелька серебряную монетку и протянул торговцу. Но пекарь словно щиток выставил ладонь. Взгляд его скользнул по белой тунике, почти не скрывающей загорелых ног.
- Ты, грек?
- Да, я из Эллады, - и ладонь воина легла на рукоять меча.
- Тогда тебе простительно не знать, что в Вавилоне праздник, - пекарь указал рукой на вершину зиккурата. - Наша страна обрела нового государя. Сегодня царь запретил торговать, за всякое угощение он щедро отмерил золотом. Сегодня можно лишь одаривать. Какой хлеб тебе приглянулся?
Воин бросил хмуриться, улыбнулся в бороду и уже прицелился к товару, как вдруг раздался мерный металлический звук. Удары молота доносились со стороны храма. Пекарь бросил торговлю, застыл, подняв голову. Негры перестали вертеть быка и выпрямились в ожидании. Мимо, старческой полурысцой, пробежал погонщик. Все устремились к площади перед храмом.
Из квадратных башен цитадели выходили воины двумя колоннами. Они пересекли площадь и поднялись по ступеням храма, образуя коридор между собой. Командир на лошади отдал приказ, и обе колонны развернулись щитами и копьями к подступавшим людям. С обеих сторон навалилась толпа. Ещё один хриплый приказ, и воины начали бить людей тупыми концами копий. Сзади напирали, а спереди уже кричали от боли. Наконец толпа поутихла и остановилась.
Греческий воин пробрался по ступеням храма, вверх, к толстой пальме, росшей в каменной кадке. На земле валялись куски лепёшки. Он поднял взгляд и увидел мальчишек на вершине дерева. Обхватив руками и ногами ствол, они вытягивали шеи, силясь увидеть, что творится между двумя воинскими рядами.
Там стоял огромный котел на костре. В нем кипела густая жидкость. Высокий мужчина в богатом платье, с вялым лицом помешивал варево. Злые мухи кружились над деревянной поварешкой. Другой мужчина, безразличный ко всему вокруг, рихтовал кувалдой металлический таз. Утварь была особая, с пятью полуотверстиями. Когда слуга закончил стучать, он приложил таз к такой же посуде. Получилось нечто вроде черепашьего панциря с дырами для рук, ног и головы.
Стон прошелся по толпе. Грек отвел взгляд от странных приготовлений и посмотрел на цитадель. Из ворот вышла группа воинов, среди них шёл богатырь. Он властно и презрительно посматривал на толпу, но руки его были связаны за спиной, красивая одежда разорвана, а голова обмотана кровавой повязкой. Его узнали.
- Кир! Кир! - понеслось среди горожан.
Люди с размаху били себя по головам, ладонями зажимали рты. Слёзы текли по щекам. Кир прошел мимо котла, и остановился у ступеней. Воины разошлись, а он, стараясь не смотреть на приготовленные корыта, обратил лицо к храму. И вся толпа повернулась к святилищу, силясь разглядеть, что скрывается в тени колоннады.
В сумраке сводов стояла высокая фигура, похожая на призрак. В белых одеждах, слегка сутулый, словно золотая тиара была тяжела для его головы. Сзади стоял мраморный алтарь с потертыми следами от некогда стоявшего здесь идола. Гул толпы доносился сюда приглушенно, волнами. За левым плечом появился царедворец средних лет, в расшитом золотом пурпурном кафтане, в сапогах на крутом каблуке. Поравнявшись с царем, он согнулся в поклоне, постарался умерить ширину плеч.
- Все готово, мой государь.
С площади донёсся особо сильный крик. Царь вздрогнул, как от удара. Черты молодого лица заострились. Он поднял голову и посмотрел на приближенного. Но тот сжался, склонился ещё сильнее и задом стал пятиться в полумрак колоннады. Справа раздался женский крик:
- Пустите меня! - низкий и властный.
К алтарю ворвалась женщина, темно-синяя накидка распахнулась на полной груди, черные косы наполовину растрепались. Подбежав, она упала на колени перед царем, схватила его руку, прижалась лицом. Сверху было видно как дрожал затылок. Стояла она долго, когда же царь перешагнул с ноги на ногу, подняла заплаканное лицо.
- Скажи, что это неправда. Ты не сделаешь этого.
Царь отвел взгляд, и посмотрел в светлый проем меж каменных столбов, откуда доносился гул толпы.
- Разум говорит мне, что можно пощадить всех заговорщиков, и казнить одного лишь Кира...
- Нет! Нет! - женщина провела ногтями по груди, словно хотела разорвать ткань. - Вас обоих я носила под сердцем, обоих вскормила молоком. Мой царь, мой бог! - она принялась целовать его ладонь. - Кир никогда не замышлял против тебя. Его оговорили. Тиссаферн нашептал тебе на брата, - женщина указала перстом на придворного, ещё больше склонившегося в полумраке, - Вот кто твой разум. Змея! спит и видит, как бы извести всю нашу семью.
- Я сам принял решение, - царь сделал шаг вперёд.
Но мать обхватила его, пытаясь удержать.
- Молю тебя, пощади! Убьешь брата? - Видя, что царь уходит, голос ее сорвался на всхлип. - Ты и меня убьешь, живая лягу в могилу с сыном! - она протянула руки вслед уходящему, но царя уже обступили телохранители.
Когда правитель, в окружении воинов, вышел на ступени храма, солнце достигло зенита. Свет залил стены и брусчатку, нестерпимо отражался на шлемах и копьях. Двенадцать шеренг справа и столько же слева старались сдержать массы людей. Икра из голов, распахнутых глаз и ртов оглушала непрерывным рокотом. Царя увидели, толпа надавила, строй отступил на несколько шагов, и воины, забыв про службу, стали оборачиваться.
Он поднял обе руки, призывая к вниманию. Люди притихли, но ни слова нельзя было разобрать в этой гулкой тишине.
- Мой брат, - начал царь, глядя мимо Кира, - волею богов и нашего отца, я принял власть над всеми странами. Я в силах казнить любого преступника, а праведника сделать счастливым.
Пока он говорил, из цитадели вышли слуги. Первый нес на руках платье расшитое золотом. За ним вели четырех белых коней запряженных в боевую колесницу. Кир не видел этого, но толпа дико закричала, и он дёрнул руками, силясь разорвать веревки.
- Я желаю, чтобы в мое правление во всей Персии царил мир, - первый слуга поравнялся с Киром, - Твое платье порвалось, прими в дар новые одежды. И прими этих коней, - царь указал на колесницу, - они лучше любых лошадей на которых тебе доводилось ездить, - царь наконец посмотрел на Кира, у того желваки играли на скулах. - Я доверяю тебе, брат, всю западную сатрапию. В ней ты будешь полным господином, вторым после меня. Но не жди более удачного момента, отправляйся немедленно.
Киру развязали руки, накинули поверх лохмотьев царский пурпур и помогли сесть в колесницу. Под рев толпы, коней развернули, отшвырнув ненужные тазы, и увели в цитадель. Обогнув зиккурат, Кир выехал в северные ворота и покинул Вавилон.