Машошин Александр Валерьевич : другие произведения.

Дочери Цирцеи

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Обычный московский студент середины 80-х, беззастенчиво пользуясь родственными связями в параллельной вселенной, отправился на практику в космос. Корабль, конечно, не астроассенизатор, но и спасателям с чем только не приходится сталкиваться в работе. В данном случае - скорее, "с кем". Содержание может противоречить законодательству г. Санкт-Петербурга Ленинградской области.


   Старому польскому фильму "sEXmissia",
а также аниме "VanDread", "I,my,me!...", эпизодам "Evangelion" и "Dual" и всем остальным, где есть подобные сцены, посвящается.
  

ДОЧЕРИ ЦИРЦЕИ

   Спасательный звездолёт второго класса "Семён Дежнёв" вот уже целую неделю висел у причала Второй Орбитальной возле планеты Форпост, сорок три световых года от Земли. На корабле становилось скучновато. Станция была исхожена вдоль и поперёк, пески и горы пустынной планеты тоже не очень-то к себе манили. Матёрые космические волки - старпом Лунин, первый инженер Григорьев, корабельный врач Иван Красильников и примк­нувший к ним второй штурман Драган Йованович коротали время за префе­рансом. Валентина уже второй день просиживала с командиром в централь­ном посту за какими-то непонятными мне вычислениями. Не иначе, обсчи­тывают Валин научный труд по свойствам пространства. Второй инженер Анна-Мария-Габриэла Гонсалес с головой ушла в сборку какого-то устрой­ства при помощи микроманипуляторов... Ну, а я либо играл с Селеной в виртуальные игры - с таким же успехом мог бы делать это и на Земле - либо слонялся по кораблю, то наблюдая за расписыванием пульки до двух­сот, то заглядывая в мастерскую к шоколад­ной Анне-Аните. Можно было ещё сходить в гости к инженеру защиты (а проще говоря, оружейнику) Ко­ле Никитину по прозвищу "Три Эн" и поговорить о системах вооружения. Но Три Эн - человек увлека­ющийся. То он начинает допытываться о ха­рактеристиках оружия из моей параллельности, ко­торое для него вроде рыцарских лат и кремнёвых пищалей, то сам начинает углубляться в техничес­кие по­дробности, мне совершенно недоступные. Слишком часто выдер­живать это было выше моих сил. Ну, когда же, наконец, Валя отклеится от своих расчётов? Она ведь обещала сегодня слетать со мной на "блохе" к соседней планете системы. Наверное, забыла. А ещё сестрой себя назы­вает!
   -- Что слоняешься, как неприкаянный? -- вывел меня из задумчивости звонкий, словно сталкива­ющиеся льдинки, женский голос. Из бокового ко­ридора вышла второй пилот Юлианна Вяхинен, "Ле­дяная Юла", как называл её однокашник, прежний второй пилот "Дежнёва" Пашка Князев. Высокая, почти моего роста, статная блондинка со взглядом холодным, как волны Балтийского моря. Яркий япон­ский климатик марки "Сэйно", скроенный немного иначе, чем отечественные К-4, подчёрки­вал великолепные кон­туры её тела. Сколько я уже видел её в этом костю­ме, а всё равно каждый раз восхищался снова.
   -- Пойдём, полетаем? -- неожиданно предложила Юлианна. -- Погляжу, на что ты способен.
   -- Эк... -- подобрал я лязгнувшую челюсть. -- С-с удовольствием.
   Селена, слышавшая через дист этот короткий диалог, встретила нас у ангара. Юлианна не стала садиться в один аппарат со мной и роботессой, а выбрала соседнюю "блоху".
   -- Предлагаю дуэль, -- сказала она. -- Играл в такие виртуалки?
   -- Играл.
   -- И по-честному. Селена, в управление не вмешиваться, договори­лись?
   -- Кроме прямой опасности столкновения, -- невозмутимо ответила ро­ботесса.
   -- Естественно, -- согласилась Юлианна.
   Космический бой малых машин не настолько похож на воздушный, как это любят изображать ав­торы фантастических фильмов и компьютерных игр. "Блохи" не способны совершать такие красивые виражи просто потому, что нет среды, на которую бы они могли опираться. Всё происходит совсем иначе. Сперва ориентация - стремительный поворот корпуса перпендику­лярно курсу в нужном на­правлении, а затем импульс главным двигателем для изменения траектории. В этот-то момент и нуж­но подлавливать про­тивника, потому что в остальное время он легко может, не меняя курса, развер­нуться носом к тебе и огрызнуться на полную катушку. На орбите добавляется и ещё один фактор: машины постоянно сносит кориолисова си­ла. В чём безусловно правы фантасты, так это в оценке относительных скоростей в схватке. Они не больше, чем у современных истребите­лей, и редко дости­гают пятисот метров в секунду. Человеческой реакции вполне хватает, чтобы нормально вести бой.
   Управлять "блохой" я умел, и умел неплохо. Виртуальность ведь почти неотличима от настоящего космоса. С Валентиной я давно летал самостоятельно. Да только сейчас это был не просто полёт, а "кару­сель", и не против какой-то там придуманной Селеной или программистами алгоритми­ческой модели пилота. Я знал, что Вяхинен - настоящий ас. Ох, и погоняла же она меня! Об атаках я почти не помыш­лял. Еле успевал уворачиваться, чтобы лучи лазеров-маркёров, имити­рую­щих боевые гравиквантовые генераторы, не удерживались на корпусе доль­ше, чем могла бы вы­держать оболочка в реальном бою. Я понимал, что в конце концов устану, и Юлианна меня подловит, но хотел продержаться столько, сколько смогу.
   И тут резкий сигнал внимания зазвучал в наших кабинах.
   -- Возвращайтесь, -- распорядился командир звездолёта Фёдор Ивано­вич Филин. -- Готовимся к старту.
   В ангаре Юлианна подошла ко мне. Высвободила из-под капюшона клика волосы, заколотые в элегантный "конский хвост" (высший шик, обычно космонавтки стригутся гораздо короче), погляде­ла на меня и сказала только одно слово:
   -- Умеешь.
   В её устах даже эта минимальная похвала стоила очень дорого. Тем более, для такого пещер­ного человека, как я.
   Пока корабль разгонялся, направляясь по точно рассчитанной траекто­рии к ближайшей "слабине" в метрике пространства, позволяющей легко прыгнуть сквозь координаты, я спросил у Валентины:
   -- Опять авария?
   -- Да. На этот раз небольшая. На корабле с Цирцеи посыпалась гра­витроника.
   Я кивнул. Мне уже было известно, что без гравитроники, искривляющей пространство в камерах главных двигателей, невозможна работа термоядерного привода. А значит, звездолёт теряет способ­ность развивать сколько-нибудь значительные скорости. Сейчас, при наличии спасательной службы космических трасс, авария, действительно, пустяковая. Не то что во времена легендарного "Па­руса", в который ударил метеорит на выходе из прыжка. Звездолёт, не имевший ещё гиперпривода, мог прыгать только "погружением", за счёт собственной кинетической энергии, а выйти на скорость перехода ему стало не на чем. В то время звёздных кораблей было слишком мало, и все они оказались слишком далеко от "Паруса". Когда через год пришла помощь, экипаж звездолёта был мёртв, съеден биосферой кислородной планеты, куда они высадились...
   -- Будем снимать экипаж? -- поинтересовался я.
   -- Естественно. Не куковать же им на борту десять лет, пока эта баржа доползёт до обитаемых систем.
   -- Надеюсь, теперь-то ты мне позволишь работать вместе со всеми?
   -- Боюсь, опять не получится, -- развела руками Валентина.
   -- Но почему? Что, тоже опасность взрыва?
   -- Нет. Здесь совсем другое. Цирцея - планета амазонок. Они прин­ципиально не общаются с муж­чинами. Ты же не согласишься, чтобы тебя замаскировали под женщину?
   -- А если соглашусь?
   -- Ну, тогда пожалуйста, участвуй.
   -- Хорошо. Раз другого выхода нет, я согласен.
   -- Правильно, -- негромко заметил из своего ложемента Драган. -- А то самое интересное про­пустишь.
   Как только выключили двигатели, Валентина отвела меня в медицинский сектор к Ивану и попро­сила сделать мне внешность.
   -- Конечно, -- согласился тот. -- Иди, мы сами управимся.
   Первым делом доктор велел мне снять климатический костюм и бегло осмотрел моё тело.
   -- Как неудобно, что ты брюнет! -- огорчился он. -- Все волоски на теле видны. Придётся их удалить. Или же напылять слой псевдокожи. Но псевдокожу потом нужно будет долго растворять в ванне.
   -- Тогда лучше удаляй, -- ответил я.
   Иван уложил меня в ёмкость, заполненную специальным раствором, и включил пульт управления.
   -- Просто срезаем или ликвидируем вместе с луковицами? -- спросил он.
   -- Просто, -- сказал я.
   Иван ввёл программу. Я ничего не чувствовал, но знал, что в это время миллионы плавающих в растворе крохотных, размером с живую клетку микроботов, окружили моё тело и крупинка за крупинкой разрушают расту­щие на нём волоски. Иван уже делал мне раз подобную процедуру, на ли­це, но там микроботы "съели" и сами луковицы, из которых растут воло­сы, тем самым на всю жизнь избавив меня от бритья. В этой па­раллельности большинство мужчин так поступают. Вскоре нежный перезвон возвестил о завершении программы, и раствор начал вытекать из ванны через отводные патрубки. Едва я встал, как струи тёплого воздуха из вентиляторов обдули меня со всех сторон, высушивая. Я потеребил волосы на голове, чтобы быстрее просохли, и с удивлением обнару­жил, что они стали гораздо длиннее, почти до плеч!
   -- Я специально их нарастил, -- улыбнулся Иван в ответ на мой воп­росительный взгляд. -- При­чешешься, будет каре, такое, как раньше у Вали. Ну, давай теперь лепить аппликанты.
   Аппликантами он называл фигурные детали, попросту говоря, накладки, наружная поверхность которых была неотличима по виду от живой кожи. Первый, приближённо-трапециевидной формы, доктор приложил мне на живот ниже пупка, а нижний узкий конец заправил между ног. Мягкий мате­риал немедленно прилип к коже. В первый момент аппликант сильно сдавил мои гениталии, но затем ощущение стало слабеть, и через минуту другую ис­чезло совсем. Линия раздела между аппли­кантом и кожей начала стирать­ся, пока не растворилась окончательно. Иван потрогал мой живот в несколь­ких местах, спросил:
   -- Везде одинаково?
   -- Ага, -- кивнул я.
   -- А тут чувствуешь? -- он притронулся пальцами к глубокой продоль­ной складке кожи, что про­ходила теперь у меня между ногами.
   -- Да-а. Это что же, у меня теперь все женские причиндалы?
   -- Только наружные. Чтобы сделать остальное, пришлось бы всё тело перестраивать, а это за ми­нуту не делается.
   -- Но, в принципе, возможно и такое? -- удивлённо спросил я.
   -- Конечно. Например, когда забрасывают агентов в преступные сооб­щества. Придают нужную внешность, меняют пол, в общем, всё, что угод­но.
   -- И долго длится этот процесс?
   -- От сорока до семидесяти часов, смотря насколько сильная передел­ка.
   -- Чудеса-а!
   Два других аппликанта, более сложной формы, Иван наложил на мои ягодицы и бёдра. Широкую, в две ладони, ленту обернул вокруг пояса. Лента сдавила так, что несколько секунд я не мог вздох­нуть, затем по­немножку ослабла. А Иван прилепил мне на грудь две массивные округлые штукови­ны. Они тотчас же плотно присосались к коже.
   -- Ой, зачем такие большие! -- воскликнул я.
   -- Поздно. Они уже прирастают. Ничего, тебе ещё понравится. Ну, и, как выражаются атлантиды, последнее, но не менее важное...
   Он взял тонкую полосу "кожи" шириной в ладонь и наложил мне на шею. В отличие от "корсета", она если и тянула, то совсем чуть-чуть.
   -- А это зачем? -- спросил я.
   -- Затем, что, во-первых, у женщин не бывает кадыка, -- засмеялся Иван. -- А во-вторых, здесь преобразователь голоса. Находишь вот так двумя пальцами углы челюсти, а третьим давишь точно посередине...
   На мгновение моё горло странно стянуло изнутри, в нём запершило, и тут же всё прошло.
   -- Скажи "а-а-а", -- велел Иван.
   -- А-а-а, -- пропел я нежным женским голосом, похожим на Валенти­нин.
   -- Отлично. Пока можешь выключить. Смотрись, -- Иван развернул пе­редо мной зеркальную по­верхность.
   Впечатляюще... Моё тело стало женским! Гладкая кожа, плавные обво­ды, все округлости - там, где их и положено иметь женщине. И удлинив­шиеся волосы на голове пришлись весьма кстати.
   -- Никаких неприятных ощущений не осталось? -- спросил Иван.
   -- Не-а.
   -- Тогда с тобой всё. Одевайся.
   Климатик налез на меня с трудом, туго натянувшись на бёдрах и зад­нице, а на груди так и вовсе не пожелал сходиться. Зато на поясе бол­тался так, что два кулака запихнуть можно.
   -- Зайди к Аните, пусть сделает переподгон, -- посоветовал Иван.
   -- К Аните? -- смущённо переспросил я.
   -- Не красней, не будет она смеяться. Она сто раз такой маскарад видела. Иди, иди, мне ещё собой заняться надо.
   -- Собой?
   -- А ты и не заметил? -- Иван похлопал себя по бёдрам. Только тут я разглядел, какие широкие и тяжёлые они у него стали. И клик на них на­тягивался так же туго, как и у меня.
   -- Приди вы на пять минут попозже, -- продолжал Иван, -- застали бы меня уже "докторшей".
   Я обозвал себя тупицей. Конечно, ведь цирцеянкам может потребовать­ся медицинская помощь!
   -- Вань, а ты, наверно, тоже потом к Аните пойдёшь?
   -- Пойду.
   -- Так я тебя подожду.
   -- Да ради бога.
   Иван расстегнул климатик до пояса, высвободил руки из рукавов и стал приклеивать себе "кор­сет", потом бюст и "колье".
   -- А почему ты себе не отрастил длинные волосы? -- поинтересовался я.
   -- Мне не идёт с длинными. Я как-то попробовал и сразу состриг. Ну, я тоже готов. Пойдём?
   -- Пойдём.
   До чего же странное было ощущение - идти по коридорам в таком "мо­дернизированном" вариан­те! Новые части тела на груди колыхались, по­добно желе, при каждом движении, а между ног чув­ствовалась пугающая, непривычная пустота. И дышалось как-то по-другому - наверное, из-за утяну­той талии. Впрочем, всё это не было неудобно, просто иначе, чем раньше, и даже, пожалуй, забавно.
   Анита среагировала на наше перевоплощение без особого удивления. То есть, на Ивана вообще почти не посмотрела, а при виде меня захлопа­ла в ладоши:
   -- Санечка, какой ты хорошенький! И краснеешь, как барышня! Дай-ка, я тебя причешу получше. Вот, совсем хорошо. Будешь у нас Сандрита. Не­удобно в клике, да? Сейчас-сейчас, я его тебе на­строю.
   -- И мне, пожалуйста, тоже, -- попросил Иван.
   -- Разумеется, -- отмахнулась Анита. -- Присядь, пока я с Санечкой закончу.
   Она прошлась пультом настройки, похожим немного на цилиндрическую японскую электробрит­ву, по грудной зоне моего климатика, потом вокруг талии и по бёдрам. Застегнула доверху ползунок разъёмного шва.
   -- Хорошо? -- спросила она.
   -- Да, нормально, -- кивнул я. Клик снова стал таким же удобным, как раньше, ну, разве что, чуть более тесным, но об этом я Аните гово­рить не стал -- вдруг мне это только кажется с непривычки?
   Поднявшись на верхний ярус, я прямо у выхода из колодца снова встретил Юлианну. Она всплес­нула руками:
   -- Бо-оже, какой сексапил!
   Краска бросилась мне в лицо. Первым желанием было убежать, но Юли­анна успела схватить меня сзади за плечи:
   -- Постой!
   -- Пусти меня! -- чуть не плача, выкрикнул я, пытаясь сбросить её руки. Но Юлианна прижала меня к себе, коснувшись моей спины мягкой грудью.
   -- Ну, извини. Пожа-алуйста, -- тихо сказала она мне в самое ухо. -- Я вовсе не хотела над тобой посмеяться. Просто неудачно пошутила. Со мной бывает. Мир?
   -- Ладно, мир, -- с деланной неохотой согласился я. Ну, не могу я долго злиться на женщину, если она так ластится, прося прощения. И кто бы мог подумать, что Ледяная Юла способна на такие нежности!
   -- Вот и славно. У меня сейчас вахта, будет скучно - заходи, поси­дим, звёзды посчитаем.
   -- Зайду.
   Дверь Валентининой каюты была не заперта, то есть, открылась, лишь только я тронул пальцами сенсорную пластину. Хозяйка возлежала на мяг­ком матрасе кровати, закинув руки за голову, и слушала музыку. Увидев меня, коротким взмахом руки выключила звук, легко вскочила, обошла ме­ня кругом.
   -- Замечательно! -- сказала она.
   -- Юлианна сказала, что я сексапильный.
   -- Она имела в виду, ты очень привлекательный. Сексапильность, это, всё-таки, ещё и поведение, а у тебя этого и близко нет.
   -- И не надо!
   -- Тем не менее, старайся держаться более женственно. Когда симпа­тичная девушка ведёт себя, как парень, это тоже, знаешь, не смотрится.
   -- Хорошо, я постараюсь.
   -- Надень на голову дист, -- посоветовала Валентина. -- В случае чего, Селена подскажет, что ты неправильно делаешь. Подожди, подожди. Чёлку выпусти поверх. Вот, гораздо лучше. Ребята тебя уже видели?
   -- Пока нет. Как думаешь, они нормально отнесутся?
   -- Более чем нормально, -- улыбнулась Валентина.
   После разговора с Валентиной я вернулся в свою каюту, включил зер­кальную панель на стене. Хм, а ощущения-то меня не обманули! Анита по­догнала мне клик таким же манером, как носила она сама и Валентина с Юлианной - гораздо более туго, чем у мужчин. Понятно теперь, почему пилот говори­ла про сексапильность! Интересно, Иван сейчас тоже ходит весь в обтяжку? Зря я его не дождался... Мож­но было, конечно, спуститься ещё раз к милой Аните и попросить сделать климатик посвобод­нее, но... по­чему-то мне уже не так хотелось этого. Да что я, собственно, комплек­сую? Девица из меня по­лучилась нормальная. Ну, высокая, так манекенщи­цы, вон, все высокие, а какие красотки! И Юли­анна, кстати, тоже. Ну, плечи чуть шире, чем следовало бы, так и это бывает. У спортсменок, напри­мер. А в остальном - вполне. И бюст, хоть и большой, но не че­ресчур, а как раз то, что надо. Напрас­но я возмущался.
   Придя к столь оптимистичным выводам, я вспомнил, что Юлианна приг­лашала меня в централь­ный пост считать звёзды. Может быть, и правда, зайти? В свободном полёте вахтенному, наверно, скучно.
   Поднявшись на лифте, я пересёк кольцевой коридор и приложил ладонь к сенсору бронированной гермодвери центрального поста.
   -- Да? -- отозвалась через переговорник Юлианна.
   -- Юлианна, это я.
   --Заходи. Кстати. Вполне достаточно просто Юля.
   В центральном посту царил полумрак. Слабо светились только контуры дорожек пола и пульты на подлокотниках трёх кресел-ложементов. На ку­поле экрана ровным светом сияли звёзды. Ничего похожего на земные соз­вездия. Естественно, сорок светолет от Солнца. Юлианна сидела в левом из двух передних кресел-ложементов.
   -- Ныряй, -- указала она на соседнее. -- Подрегулируй, если неудоб­но.
   -- А где Эос? -- поинтересовался я, имея в виду здешнее центральное светило, "солнце" Форпос­та и ещё семи разнокалиберных планет системы.
   -- Да вон, сзади. Я её фильтром приглушила, чтобы экран не выгорал.
   Тусклый кружочек звезды обнаружился на участке экрана в метре от входной двери.
   -- А вот это -- Форпост, -- Юлианна развернула кресло и манипулято­ром подвела световой курсор в виде разорванного в четырёх местах ко­лечка к яркому серпику чуть толще волоса. -- А эта звёздочка - наше с тобой родимое Солнышко.
   -- Никак не могу привыкнуть к здешнему небу, -- сказал я.
   -- А стСит ли? Через полтора часа окажемся под совсем другими звёз­дами.
   -- До прыжка полтора часа?
   -- Чуть меньше. Через... -- она отыскала на экране панельку с циф­рами времени, -- через двад­цать шесть минут сделаю коррекцию, а ещё через пятьдесят три будем прыгать.
   -- Далеко?
   -- Тридцать два и шесть. Ровно десять парсек.
   -- Неужели не было никого ближе? -- удивился я.
   -- Нашего класса -- нет. Не забывай, ведь эту лохань ещё до субсве­та надо растолкать. А это даже при нашей мощности сто двадцать часов.
   -- Пятеро суток?! -- ужаснулся я. Я-то полагал, что мне придётся провести в роли девицы всего день, от силы два, а тут...
   -- Это ещё семечки. Во времена первых звёздных такой разгон занял бы целый месяц. Ничего, зато будет тебе время поближе познакомиться с цирцеянками. Всё лучше, чем возле Форпоста бол­таться.
   -- Погоди, а как же другие мужчины, ну, кроме нас с Иваном? Им, что, всё это время по каютам сидеть?
   -- Почти. Перекроем часть жилого сектора, и придётся им пожить там, изолированно от гостей. Но, вообще-то...
   Закончить она не успела. Прозвенел сигнал внимания, и голос старше­го помощника произнёс:
   -- Внимание, экипаж. Всех, кроме вахтенной, прошу собраться в кают-­компании.
   -- Вот, -- сказала с загадочной улыбкой Юлианна, -- иди, там всё и узнаешь.
   В кают-компании уже находились Анита, Три Эн и... незнакомая мне женщина средних лет: с хорошей фигурой, пышными платиновыми волосами и миловидным лицом. Я в изумлении остано­вился на пороге, а женщина улыб­нулась и вдруг сказала голосом старпома:
   -- Проходи, проходи, не стой в дверях.
   -- Вы?! -- ахнул я.
   -- Я, -- улыбнулся милой женской улыбкой старпом.
   Он выглядел настоящей дамой. Климатический костюм не скрывал его женских форм, длинные волосы были закручены на затылке во французский пучок-улитку, в ушах сверкали гранатовые серьги, ногти покры­вал тёмно-красный лак, а на лицо был умело нанесён макияж. От прежнего мужчины оставался только голос.
   На этом сюрпризы не закончились. Сначала в кают-компанию вошла Ва­лентина, а с ней - тонень­кая черноволосая девушка, в которой я узнал худощавого Драгана Йовановича. А затем Иван... ви­новат, Докторша при­вела ещё одну женщину, в которую превратился первый инженер Леонид Гри­горьев. Инженер, хоть и приобрёл женские формы, сохранил свою короткую стрижку и выглядел эта­кой типичной эмансипе, очень деловой и не склон­ной к сантиментам. В общем, из десяти (это считая меня) членов экипажа мужчинами остались лишь двое: Три Эн и сам Филин. Нетрудно было понять причины. Такой двухметровый "шкаф", как наш оружейник, вряд ли сошёл бы за жен­щину даже в первом прибли­жении, да у и командира, несмотря на средний рост, была слишком квадратная фигура.
   Филин обвёл глазами экипаж, улыбнулся и сказал:
   -- Я вижу, все вы уже знаете об особенностях нашего полётного зада­ния и соответственно подго­товились. Кстати, довожу до сведения практи­канта, что он очарователен.
   Все одобрительно засмеялись, а Докторша ласково обняла меня за та­лию. Филин продолжал:
   -- На время данной операции нам с Николаем Николаевичем придётся уйти в подполье, поэтому мои обязанности будет выполнять Владимир Ва­сильевич. Действуй, Володя. А мы пойдём к себе. Ни пуха.
   -- К чёрту, -- отозвалась Валентина.
   Три Эн, выходя из кают-компании, незаметно мне подмигнул и показал большой палец. Приятно, всё-таки, иметь дело с людьми, которые не склонны ехидничать и насмехаться над ближним своим!
   Мы остались ввосьмером.
   -- Дамы, -- поднялся со своего места старпом, -- свою работу все вы знаете хорошо. Одна прось­ба: ни на минуту не забывать, что мы теперь женщины, и соответственно себя вести. Для начала да­вайте-ка все вклю­чим наши голоса.
   Он, Иван, Драган и Григорьев сделали одинаковое движение, нажимая тремя пальцами под че­люсть. Я замешкался, и Валентина помогла мне, на­давив на нужные точки моего горла.
   -- Хорошо, -- мелодичным женским голосом продолжал Лунин, -- теперь напомним всем наши имена. Я - Влада.
   -- Я Нина, -- сказал Григорьев. Голос его повысился в тембре не­сильно, приобретя только жен­скую окраску.
   -- Я Милена, -- тоненько пропищал Драган. -- Можно Мила.
   -- Я Жанна, -- красивым бархатным голосом произнёс Иван.
   -- А я Сандра, -- закончил я.
   -- Отлично, -- кивнула "Влада Васильевна" (про себя я уже окрестил её Командиршей). -- Пом­ните про женский род, когда говорите "я". И, конечно, про манеры.
   -- Помним. -- Конечно. -- Само собой, -- ответили мы.
   -- Хорошо. Нина Степановна, милая, перекройте, пожалуйста, носовую секцию жилой палубы ава­рийными щитами, чтобы цирцеянки не встретились с нашими мужчинами. Жанна... и Сандра.
   -- Да? -- Да? -- ответили мы с Докторшей.
   -- До прыжка проверьте каюты кормовой секции. Чтобы всё было готово для гостей.
   -- Семь? -- спросил Иван.
   -- На всякий случай восемь. Они не сообщили, сколько человек на борту. Всё. За дело!
   Расконсервация неиспользуемых кают занимает немного времени, и всё же внимания требует. На рейдере гораздо больше места, чем нужно экипа­жу. Здесь может поселиться целая спасательная бригада, когда корабль идёт на длительную и сложную работу - крупный звездолёт или орбитальную ба­зу. Есть ещё отделяемые жилые "вагончики", но это уж совсем на крайний случай, когда спасён­ных много. В каютах при кон­сервации наводят идеальный порядок, тестируют всё обору­дование, но за время бездействия что-то может выйти из строя. Поэтому мы проверяли освещение, санузлы, амортизацию и аварийную автоматику кроватей-коко­нов, информационное оборудование. Вернее, инфонику взяла на себя Селе­на: она это делает и лучше, и намного быстрее. Мы как раз осматривали последнюю из предназначенных для цирцеянок кают, когда в динамиках громкой связи услышали голос Юлианны:
   -- Коррекция курса, шестьсот десять секунд. Минутная готовность.
   -- Давай пересидим здесь, -- предложила Докторша. -- Ненавижу эту трясучку.
   Я кивнул. Мерзкая вибрация при работе мезореакторов могла доконать кого угодно. И как мы бу­дем её терпеть сто двадцать часов подряд? Но избавиться от неё нереально - принцип-то импульс­ный, и корабль, хо­чешь не хочешь, мелко дрожит в такт вспышкам в фокусе мезореакторных отража­телей.
   Отсоединив от климатиков подошвы, мы с Иваном оставили их на полу, а сами забрались с нога­ми на изолированную от вибрации кровать. Селена устроилась у стены - на её организм-механизм та­кая ерунда влияния не оказывает. Через несколько секунд стены гулко заныли, гул быстро повышал­ся, пока не ушёл в ультразвук. Реакторы вышли на рабочий режим. А мы продолжали пре­рванный разговор. И в какой-то момент я поймал себя на том, что начинаю воспринимать Докторшу как самую настоящую женщину: поглядываю на её округлые формы, любезничаю с ней точно так же, как с ос­тальными девушками. В смущении я признался ей в этом. Докторша-Иван рассмеялась:
   -- Всё правильно. Подсознательная реакция на мою женскую внеш­ность и женское же поведе­ние.
   -- Где ты так здорово этому выучился? -- спросил я.
   -- Практика, -- развела руками Докторша. -- Мне приходится влезать в эту шкуру гораздо чаще, чем ты можешь предположить. Думаешь, одни цирцеянки такие "повёрнутые"? Как бы не так. В не­которых мусульманских общинах существует правило: врач-мужчина не может лечить женщин. А ещё бывают монастыри, всякого рода закрытые школы для девочек и так далее.
   -- А Лунин в таких ситуациях играет роль официального лица? -- до­гадался я.
   -- Ну, да. Теперь, поскольку Валя тоже помощник, это, скорее всего, будут поручать ей.
   Что-то неуловимо изменилось в пульсе огромного корабля. Я приложил руку к стене. Вибрация исчезла. Значит, коррекция окончена, и Юлианна отключила мезореакторы.
   -- Знаешь, что? -- предложила Докторша, опуская ноги на пластины подошв и чуть покачивая ступнями, чтобы правильно их присоединить. -- Пойдём, искупаемся! До прыжка ещё почти час.
   -- Э... но... у меня и купальника нет...
   -- И не надо. Кого нам стесняться-то? Мы теперь тут все одного пола, -- лукаво усмехнулась Доктор­ша.
   Овальный корабельный бассейн был уже наполнен водой, подогретой до температуры воздуха. Сбросив климатик, я поскорее окунулся в тёплую воду. Докторша не спешила: спокойно разделась, сложила костюм у стены, отошла в дальний конец входного коридора и оттуда с разбегу прыгнула в бассейн. Проплыв до противоположного бортика размашистым кролем, ловко кувыркнулась в воде и уже медленно поплыла назад.
   -- Плыви сюда! -- позвала она, остановившись в центре бассейна.
   Я оттолкнулся от дна, сделал два гребка и тут услышал голоса. В бассейн входили Юлианна и Анита. От смущения я готов был нырнуть на дно и больше никогда в жизни не выныривать.
   -- А, девочки, вы уже тут, -- спокойно сказала Юлианна и, как ни в чём не бывало, принялась раздеваться. Я попытался не смотреть на неё, но глаза намертво приклеились к столь волнующему зрелищу. Какая у неё потрясающая грудь! Ещё красивее, чем я предполагал. А Юлианна словно на­рочно дразнила нас плавными замедленными движениями. Выскользнула из клика, коснулась пальца­ми пульта и величаво сошла в воду по услужливо выдвинувшимся ступеням.
   -- Нравлюсь? -- с улыбкой спросила она меня. -- Да приди ты в себя!
   И резким движением обеих рук брызнула на меня струями воды. От нео­жиданности я завопил - вернее сказать, взвизгнул - и отплатил ей той же мо­нетой. Громкий всплеск, и к нам присоединилась Анита. Она подплыла сбоку, издала боевой клич карибских индейцев и принялась брызгаться в меня вместе с Юлианной.
   -- Тише, волосы! -- взмолился я, закрываясь руками от потоков брызг.
   -- Ах, неженка! -- воскликнула Юлианна. -- А ну, Ань, макнём эту фифу с головой!
   Они кинулись на меня вдвоём, как две русалки, обвили руками, норовя окунуть по самую ма­кушку.
   -- Селена, на помощь! -- завизжал я. -- Топят!
   -- Ничего, тебе полезно окунуться, -- невозмутимо ответила роботесса, усажи­ваясь на бортик. Она видела, что никакой опасности нет, а девицы прос­то дурачатся. Докторша тоже предпочитала не вмешивать­ся.
   -- Ну, я вас счас обеих! -- пригрозил я, вывернулся, выпрыгнул из воды повыше и, надавив рука­ми на плечи Аните, окунул её. А пока она, отплёвываясь, убирала с глаз прилипшие мокрые пряди собственной при­чёски, занялся Юлианной. Но не тут-то было. Гибкая и сильная Вяхинен - это вам не маленькая Анита, её так просто не макнёшь. А через нес­колько секунд силы опять стали неравны­ми: Анита обхватила меня сзади, лишая свободы маневра. Мы барахтались в воде, брызгались и хохо­тали. В какой-то момент я, зазевавшись, глотнул воды, испугался и рванулся уже по-настоящему. В следующий миг четыре заботливые руки вытолкнули меня из воды по грудь, а ещё секунду спустя рядом оказалась Селена и, чуть замешкав­шись, Докторша.
   -- Тихо! -- сказала Юлианна. -- Всё нормально?
   -- Угу, -- ответил я. Попавшая мне в рот вода ушла, куда ей следо­вало - в желудок, а в лёгкие не попало ни капли.
   -- Прекращайте эти игры, -- строго распорядилась Селена. -- Или всех трёх вытащу на берег.
   -- Всё, всё, не волнуйся, -- успокоила её Анита. -- Больше не бу­дем.
   -- Ну, что, Сандра, -- лукаво спросила Юлианна, -- всё ещё чувству­ешь смущение?
   -- Н-нет, -- сказал я. Это была чистая правда. Близость двух хоро­шеньких обнажённых девушек больше не смущала меня. Ни капельки. Так вот для чего Юлианна затеяла эти игры в воде!
   -- Девчонки! -- воскликнул я, обнимая Юлианну и Аниту за талии. -- Какие вы замечательные!
   -- Но-но, руки прочь! -- шутливо возмутилась Юлианна. -- Мы тебе не цирцеянки, у нас ориен­тация нормальная.
   -- За себя говори, -- фыркнула Анита. -- А я ещё подумаю, может, на время поменяю приорите­ты. Правда, милая?
   И погладила меня по руке, от плеча к локтю. Я почувствовал, что опять краснею. Но, на этот раз, совсем немножко.
   Мы уселись отдохнуть на подводный выступ у закруглённого края бас­сейна. Глубина здесь была самая приятная - по шейку. Аните пришлось выбрать место помельче, чуть в стороне.
   -- Всё хочу узнать: сколько в тебе росту? -- поинтересовалась у ме­ня Юлианна.
   -- Сто восемьдесят пять. А в тебе?
   -- На три меньше.
   -- В наше время ты, наверное, стала бы фотомоделью.
   -- Не-а. Я в академии когда училась, пробовала. Неинтересно.
   -- Врёт-врёт, -- выдала подругу Анита. -- А кто снимается для жур­нала "Арбат"? А для шведско­го издания "Эль"?
   -- Так приходится. Стали бы иначе знаменитые кутюрье что-нибудь на меня шить! Координатор! -- повысила она голос. -- Поставить локальную зону, подогрев воды до пороговой температуры!
   Из дна бассейна выдвинулись почти вровень с уровнем воды три пере­городки толщиной в ладонь, сомкнулись краями. Вокруг наших тел застру­ились тёплые потоки. Вскоре вода стала той температу­ры, когда переста­ёшь ощущать её кожей. Юлианна закинула руки за голову, сладко потяну­лась, де­монстрируя объём груди.
   -- Хорошо, девочки, а? -- сказала она.
   -- Муй бьен, -- согласилась Анита.
   -- А я, пожалуй, пойду ещё поплаваю, -- Докторша легко перебросила себя через преграду и не­торопливо поплыла, пересекая бассейн по диа­метру.
   -- Вот они где! -- сказала, входя в бассейновый зал, Валентина. -- Нежатся. Меня в компанию возьмёте?
   -- Разумеется. Иди к нам, -- Юлианна похлопала рукой по воде рядом с собой.
   -- Нет, я сначала в прохладную.
   Валентина нырнула без разбега, но головой вперёд, проскользила под водой, выплыла прямо у на­шего "лягушатника", легла локтями на перего­родку.
   -- Как в новом теле, сестричка? -- спросила она меня. -- Привыка­ешь?
   -- Понемногу.
   -- А ночь переспишь - совсем привыкнешь, -- заметила Докторша.
   Из бассейна нас выгнали только звонкие ноты сигнала пятнадцатиминутной готовности. Повора­чиваясь под струя­ми тёплого воздуха сушилки, я видел, как уходит по сливным трубам вода, складываются перегород­ки и ступени лесенки. Корабль готовился к ответственному моменту полёта - пространственному прыжку. Правда, меня в данный момент гораздо больше интересовало сов­сем не это. Кто знает, будет ли ещё такой шикарный случай с полным на то правом поглазеть на наших девушек без одежды? Причём на всех четы­рёх сразу. То есть, тьфу, на трёх! Опять вылетело из головы, что Док­торша - не больше женщина, чем я сам.
   Перед тем, как занять место в ложементе штурманской рубки, я решил зайти в туалет.
   -- Пойдём, я тебе помогу, -- предложила Докторша.
   -- Зачем? -- удивился я.
   -- Затем.
   Действительно, было зачем. Я как-то забыл, что моё облепленное ап­пликантами тело имеет теперь несколько другую конструкцию, а пользо­ваться им я ещё не вполне умею. И намного лучше было принять помощь от Докторши-Ивана, чем просить кого-нибудь из дам. Даже Селену. Вообще, всё оказалось не очень сложно, только несколько неудобно (женщины пой­мут, о чём я). Хорошо, что за­стёжка климатика продолжалась далеко на­зад, до самой поясницы, и не требовалось снимать комби­незон ради тако­го пустяка.
   По ревуну минутной готовности все в корабле перевели свои ложемен­ты в горизонтальное поло­жение. Если этого не сделать, через десять секунд автоматика сама проделает это за тебя. Привязная система, как по старинке именуют механизмы фиксации человека в кресле, закрепила каждого из нас в удобном положении, а потом из пола выдвинулись колпа­ки индивидуальной защиты и накрыли ложементы. Томительно медленный отсчёт последних секунд... Ноль! И бесконечное мгновение про­тивного, дурнотного ощущения в голове с полной потерей ориентации.
   -- Прыжок завершён, -- прозвучал в динамиках голос Командирши. -- Тесты оборудования в норме. Экипажу доложить само­чувствие.
   Ушли вверх и назад колпаки, засветился купол экрана. На нём россы­пями горели новые, неви­данные созвездия. Мы по очереди доложили, что самочувствие нормальное.
   -- Репера захвачены, положение в пространстве определено, -- произ­несла уставную фразу Ва­лентина.
   -- Есть связь с цирцейским кораблём, -- сказал Драган, то есть, девушка Милена (буду-ка я, пожалуй, именовать её Штурманша, по аналогии с остальными).
   В стене купола открылось видеоокно, и в нём возникло изображение коротко, по-мужски, стриженной немолодой женщины. Оно было бы, пожа­луй, даже красивым, если бы не надменный прищур серых глаз и не плотно сжатые тонкие губы.
   -- Я командир звездолёта "Ц двести восемь" Гертруда Шахт, -- она говорила по-русски с силь­ным акцентом, чувствовалось, что учила по не­обходимости. -- Благодарю за отклик на наш сигнал бедствия.
   -- Я исполняю обязанности командира спасательного звездолёта "Семён Дежнёв", -- отозвался голос Командирши. -- Влада Лунина, к Вашим услу­гам. Расчётное время подхода один час семнад­цать минут.
   -- Надеюсь, у вас на борту нет самцов? -- осведомилась Гертруда Шахт.
   -- Наши мужчины остались на Второй Орбитальной Форпоста, -- всё так же ровно сказала Ко­мандирша. -- Прошу Вас отдать распоряжение экипажу собрать вещи для перехода на наш звездолёт. Сколько человек на борту?
   -- Шесть персон. Пять членок экипажа и практикантка.
   Ишь ты! Не "человек" - "персона". И не "член", а "членка". Так же, насколько я помнил, посту­пают с некоторыми словами поляки, делая из мужского рода женский. Видно, на Цирцее не принято использовать мужс­кой род по отношению к людям.
   "Ты совершенно прав, -- беззвучно подтвердила Селена. -- В этой субкультуре все основные язы­ки, имеющие понятие мужского и женского рода, соответственно подкорректированы".
   Маневр подхода выполнили на "сплошной тяге", когда разгон без паузы переходит в торможение. Здесь, на периферии звёздной системы красного карлика, траектория не искривлялась тяготением и была практически пря­мой линией. Пока звездолёт, набирая скорость, шёл по рассчитанному ею курсу, Валентина придвинула свой ложемент вплотную к моему, оседлала подлокотник и раскрыла шкатулку-косметичку.
   -- Не надо... -- запротестовал я.
   -- Надо, надо! Будет странно, если из всех нас ты одна будешь не­накрашенной.
   -- А Дра... то есть, Милена?
   -- Она следующая в очереди. Не вертись. И глаза закрой!
   Десять минут спустя моё лицо представляло собой художественное полотно на тему "очарова­тельная практикантка - скромница и красави­ца". Глядя на себя в зеркало, я с некоторым скрипом вынужден был признать, что для полной достоверности моего облика именно этого и не хватало.
   -- Божественно! -- похвалила Штурманша. -- Все субтильки будут твои.
   -- Милка! -- прикрикнула на неё Валентина. -- Оборву язык, уши и...
   -- А больше няма что! -- широко улыбнулась Штурманша.
   -- Поговори у меня! А то ведь найду. Ну, сядь по-человечески, я те­бя красить буду. Дива балкан­ская.
   Наблюдая за процессом создания полотна "юная Штурманша с Балкан", я вспомнил слова героя одного старого американского фильма: "Рембрандтом надо быть, чтоб так малеваться". Точнее и ска­зать нельзя.
   -- Ну, вот, -- довольная Валентина пересела с подлокотника на по­душки ложемента и отогнала кресло на своё прежнее место.
   -- Слушай, Мил, а ты, оказывается, красивая! -- восхитился я.
   -- Когда намазанные, все красивые, -- философски изрекла Валентина.
   Закончив фазу торможения, пилоты развернули звездолёт верхней час­тью вперёд, и на экранах возник "Ц-208". Почти такого же диаметра, как наш "Дежнёв", он представлял собой не диск, а ку­пол, поставленный на слегка выпуклую тарелку атмосферного щита. Я бы сравнил его с увели­ченным раз в сорок спускаемым аппаратом современного "Союза". Такая форма явно не способство­вала по­лётам в воздушной среде. Скорее всего, эта "баржа" была способна только на пробивание ат­мосферы по кратчайшей траектории. "Дежнёв" медленно подходил к цирцейскому кораблю со сторо­ны щита, ощерившегося тускло-зеркальными провалами четырёх мезореакто­ров. Не скажу с уверенностью, кто осуществлял касание - может, Лунин, то есть, Командирша, может, Юлианна - но мы его заметили лишь по лёг­кому сотрясению изображения на экране. И сразу же дюжина автома­тичес­ких модулей, руководимых инженерами, покинула ангары и устремилась к брюху пострадав­шего корабля. А из на­шего корпуса, поворачиваясь на ги­гантских шарнирах, уже выдвинулись штан­ги из нейтрированного титана. Такую операцию я видел впервые, и Селена персонально для меня укрупни­ла изображение. Вот между вставшей в перпендикуляр палубам штангой и корпусом "Ц-208" введены метровой тол­щины металлические подушки, вот модули прихватили их к цирцейскому звез­долёту сваркой. Теперь корабли составляли единую конструкцию, достаточно прочную в осевом на­правле­нии, чтобы выдер­жать ускорение 700 метров в секунду за секунду или ровно половину нор­мального разгонного темпа. При удвоенной (если не утроенной) массе наши двигатели больше дать не могли.
   -- Валя, -- раздался в штурманской низкий голос Аниты, -- мы начи­наем ставить переходник. Выдели, пожалуйста, подмогу.
   -- Сейчас Сандра с Селеной к вам придёт, -- ответила Валентина. По­вернулась ко мне, улыбну­лась: -- Иди. И не забывай: ты - девушка.
   "Я девушка... я девушка..." -- мысленно повторял я слова того же американского персонажа, спускаясь на нижний ярус и идя по коридорам.
   -- Успокойся, -- не сбавляя шага, Селена положила руку мне на пле­чо, погладила легонько. -- Я рядом.
   -- Спасибо. Ты настоящий друг. Да, объясни мне, дуре, что значит слово "субтилька".
   -- На Цирцее словом "субтиль" называют женщин с обычным женским по­ведением. А "доми­наль" - это женщина с замашками мужчины.
   -- Свято место пусто не бывает? -- усмехнулся я.
   -- Именно так. Человек - существо семейное. Если нет мужчин, их роль берут на себя женщины. Интересно, что на Цирцее существует ещё третий, недивергированный тип, так называемые "медиа­ли". Они склонны сочетать обе социальные роли.
   -- Забавно. Выходит, они хотели отказаться от двуполости, а сами не только её сохранили, но и третий пол изобрели?
   -- В общем, да, -- согласилась Селена, -- но не в физиологическом, а в социальном смысле.
   -- Я это и имел в виду.
   -- "Имела", -- поправила роботесса. -- Следи за речью.
   -- Да, да, я просто оговорилась.
   -- Эрмоса! -- ахнула Анита, увидев меня намазанным. -- Красавица! Валентина делала?
   -- Она.
   -- Очень удачно. Ты ещё больше на неё похожа стала.
   -- Дети чётких аналогов приравниваются к родным братьям и сёстрам, -- привычно процитировал я местный Кодекс о браке и семье. -- Ещё бы не похожа.
   Процедура установки переходника, как и всё на корабле, максимально автоматизирована. Нам понадобилось только выдвинуть базовую секцию лифта и дать команду на сборку. Элементы шахты одна за другой развора­чивались внутри базовой секции, соединяясь друг с другом, пока не дос­тигли переходника "Ц-208". Примерно так в нашем мире собирают башенные краны. Осталось поднять по этой кле­ти секцию со стыковочным узлом и развер­нуть гермокабину. Анита надела и пристегнула рабочие перчатки, подняла капюшон климатика так, что для герметизации достаточно было захлопнуть щи­ток. Я последовал её примеру. Только после этого мы разблокировали - обязательно вручную - и по­зволили приводам открыть опоясанную све­тящейся зелёной линией броневую дверь шлюза. Наруж­ная дверь тоже была очерчена зелёным: лифт герметично пристыкован к торцу шлюзо­вой трубы.
   -- Остаёшься здесь, -- велела Анита, -- а я поеду за ними.
   Я смотрел на алый предупреждающий контур наружной двери и ждал. Се­лена стояла поодаль. Дабы не привлекать внимания, она трансформировала свою оболочку в точное подобие стандартного климатика бело-синей раск­раски, а с волос убрала металлический блеск. Наконец, алый сигнал миг­нул, погас, а потом загорелась зелёная линия. Синевато-серый эллипс двери ушёл в сторону на рыча­гах, и в шлюз шагнули гости в лёгких ска­фандрах и шлемах с поднятыми забралами. Первой шла яр­кая, очень краси­вая женщина, чем-то напомнившая мне Юлианну, хотя внешне вовсе не была на неё похожа: тёмные брови, светло-карие, почти жёлтые глаза, тонкий нос с горбинкой, рост чуть выше среднего. А вот осанка, и взгляд, и выражение лица производили точно то же впечатление, какое складывалось у меня о Юлианне... до сегодняшнего дня. Даже под слегка мешковатым скафандром было заметно, какие у неё красивые широкие бёдра. Следом за ней появился статный плотно сбитый парень лет двадцати пяти. То есть, никакой не парень - женщина, конечно же, женщина! - но смотре­лась она очень по-мужски. Сильно развитые плечи, узкий таз... И глаза, оценива­юще скользнув­шие по фигуре роботессы. Вот, значит, что такое доминаль! По сравнению с ней я или Докторша выгляде­ли нежными кисейными сущест­вами. А Штурманша и подавно. Кроме этих двух, в лифте при­ехали ещё две девушки. Та, что постарше - беленькая, почти альбинос - не была че­ресчур броской, но отли­чалась некоей особой приятностью и обаянием. Очень располагающая улыбка, внимательный, с лука­винкой, взгляд и плав­ные, пожалуй, чуть кошачьи движения. А последняя... По-моему, ей не испол­нилось и девятнадцати. Первокурсница. Неплохо сложённая, круглоли­цая. И глазищи, как звёзды: края радужки серые, а вокруг зрачков рас­ходятся золотые лучики. Переступая порог внутренней две­ри, она робко улыбнулась мне, потом увидела Селену и даже рот приоткрыла. Лицо её выражало ще­нячий восторг. Сперва я не понял, в чём дело, а миг спустя сообразил. Косы! Роскошные Селенины косы, свитые из светло-золотистых прядей в палец толщиной - именно они притягивали заворожён­ный взгляд девушки.
   -- Надин Бертран, капитэн ассистант, навигатёр мажор, -- сказала брюнетка, делая короткий ки­вок. -- Эскюзе муа, я плёхо говорль рус­ск, но понималь. Луиз! -- обернулась она к круглолицей и быстро про­изнесла фразу по-французски.
   -- Уи, мэм, -- отозвалась та. -- Действительно, будет лучше, если говорить стану я. Познакомь­тесь, Надин Бертран, помощник капитана и главный навигатор.
   Девушка произносила слова легко и гладко, без малейшего напряжения. Я подумал, что язык она, скорее всего, знает с малолетства, как родной. Вот Анита и Драган, например, начали его учить в школе, и это заметно: даже у Йовановича, как ни родственен его сербский нашему русскому, выговор всё-таки немного "не такой".
   -- Это Николь, второй инженер, -- продолжала, тем временем, цирце­янка, указывая лёгким пово­ротом головы на мужеподобную женщину. Притронулась к руке блондинки: -- а это Катарина, второй штур­ман. Они, к сожалению, по-русски не говорят. А меня зовут Лиза, я практикантка.
   -- Сандра, тоже практикантка, -- представился я. -- А это Селена.
   -- Очень приятно, -- Лиза снова задержала взгляд на золотых косах.
   -- Ф-фу-х-х, еле успела, -- выскочила из-за поворота коридора запы­хавшаяся Докторша.
   -- Жанна Красильникова, медик, -- сказал я, нарочно употребляя сло­во, понятное и немке, и француженкам, чтобы не мучаться с переводом.
   -- Медцинская помощь не требуется? -- спросила Докторша.
   -- Нет, благодарю Вас, -- ответила Лиза. -- Мы здоровы.
   -- Отлично. Пойдёмте, девушки, я покажу вам каюты.
   Надин покачала головой и сказала, что они подождут контейнеров с вещами. Докторша, тоже пе­рейдя на французский, заверила, что не стСит беспокоиться, багаж доставят и без их участия.
   -- Тре бьен, -- согласилась Надин. Но попросила Лизу остаться и по­мочь нам с багажом. Та не возражала.
   Я слушал этот разговор в Селенином синхронном переводе, в который раз поражаясь, как хитрС устроено человеческое подсознание. Нашёптан­ные прямо в мозг слова в том порядке, в каком произ­носятся на чужом языке, оно само складывает в гладкие, да ещё и диалектно-окрашенные русские фразы. Беглая и свободная речь Надин и Лизы отличалась от книжного произношения Докторши, которое воспринималась, ну, примерно, как Анитин русский: чуточку, а отличается.
   -- У вас много вещей? -- поинтересовался я у Лизы.
   -- О, не очень. По два контейнера на персону.
   Я подумал, что это действительно немного, полагая, что имеются в виду так называемые "сундуч­ки" размером метр на 50 и на 50 сантимет­ров. На самом же деле, когда Анита привезла первую партию багажа, ока­залось, что Лиза говорила о вдвое более крупных ящиках - два на метр на метр, имеющих в быту космонавтов менее благозвучное прозвище "бан­дуры". Таких поместилось в лифт четыре, и бедняжки Аниты из-за них и видно-то не было. Грузовые гравитележки своими манипуля­торами быстро взвалили контейнеры "на спину" и отвезли в сторону, а Анита отправи­лась за следую­щими.
   -- Сандра, Вы на каком курсе? -- спросила Лиза.
   -- На четвёртый перешла, -- честно ответил я.
   -- А я на второй. Пожалуй, можно на "ты", как думаешь?
   -- Конечно, -- не стал спорить я. -- Скажи, а откуда ты так хорошо знаешь русский?
   -- Так я же роси, в смысле, русская.
   Последней, четвёртой ходкой Анита доставила саму Гертруду Шахт и её главного инженера Иза­бель ван Рийк. Изабель имела довольно приятную внешность (за исключением выкрашенных в ярко-оранжевый цвет волос). Женщину с такими манерами земные атлантиды назвали бы "бизнес-леди" - горделивая осанка, уверенный взгляд, размашистые движения.
   -- Переходник можно убрать, -- сказала Гертруда. -- Наш корабль за­консервирован и переведён на дистанционное. Прошу сопроводить нас в центральный пост.
   -- Ле, проводи, -- попросил я Селену. -- А мы займёмся багажом.
   -- Какие у неё косы! -- мечтательно вздохнула Лиза, идя рядом со мной вслед за грузовыми плат­формами. -- Вам разрешают носить такие?
   -- А почему нет?
   -- У нас есть инструкция, регламентирующая длину волос астронавток. Не ниже мочки уха сбоку и не ниже третьего позвонка в зоне шеи. Ужас, правда? -- она отстегнула от скафандра шлем, сняла его и продемонстри­ровала мне коротко, почти по-мальчишески подстриженные русые волосы, только с пышной прямой чёлкой и более длинными прядями на затылке, точно по третий позвонок.
   -- По-моему, вполне симпатично, -- успокоил её я. -- Хотя, ты пра­ва, могли бы разрешить и подлиннее. В нашем Космофлоте вообще нет ог­раничений на причёску. Каждый стрижётся так, как хочет. Давай, я поне­су твой шлем.
   -- Гран мерси... то есть, спасибо большое.
   Я подвёл Лизу к вертикальным межъярусным колодцам.
   -- Вы пользуетесь лестницами? -- удивилась она.
   -- Нет, что ты. Ступеньки - так, на всякий пожарный. Заходи, -- и я коснулся сенсора с цифрой 3.
   Мы встали на упругую полупрозрачную площадку вровень с полом кори­дора, которая на самом деле была вихревым гравитационным полем, и она плавно вознесла нас двумя ярусами выше. Тележ­ки, поднятые автоматикой грузовой шахты, уже дожидались нас. Остальной путь мы проделали за минуту. Цирцейские астронавтки уже распределили каюты. Лизе Надин ука­зала крайнюю из раскон­сервированных, по правому борту. Что касается Гертруды и Изабель, то их вещи поставили в две центральные каюты дожи­даться хозяек.
   -- Полагаю, вам сейчас лучше заняться личной гигиеной и лечь отдох­нуть, -- посоветовала Док­торша. -- По вашему времени, насколько я вы­яснила, уже глубокая ночь?
   -- Второй час, -- подтвердила Лиза, бросив взгляд на индикатор на запястье.
   -- Тем более. Через тридцать минут мы начнём разгон. Пожалуйста, не вставайте, пока горят жёл­тые сигналы. Потом, если кто-то голоден, мож­но будет заказать у "домового" ужин. Бытавтома­тика настроена на французский. Будет необходимость - вызывайте меня или Сандру.
   -- Спасибо. Вы очень любезны, -- поблагодарила за всех Лиза.
   -- Идём, не будем им мешать, -- Докторша взяла меня за локоть и по­вела в носовую секцию, где находились каюты экипажа. -- Кстати, нам с тобой тоже не помешает прилечь.
   -- Я в штурманскую.
   -- Не ходи. У них сейчас работы невпроворот, ты только помешаешь.
   А ведь она права! Насколько я помнил объяснения Валентины, для прыжка важна только ориента­ция корабля перед включением разрыв-генераторов. Направление подлёта к точке перехода может сместить направление прокола, но очень незначительно. Сейчас же нужно направить вектор скорости к ближайшей ба­зе как можно точнее, ведь ошибка в одну угловую секунду на рассто­янии светового года обернётся отклонением больше двух миллиардов километров! Да, в этом разгоне штурманам лучше не мешать. А раз так, не завалиться ли мне спать? Глаза, честно говоря, слипаются. Климатик я, как заправский звездолётчик, снимать не стал, только отстегнул подошвы и жёсткий воротник-ка­пюшон да слегка расстегнул на груди шов. Ноздри мои уловили непонятный слабый аромат - терп­кий, смутно зна­комый и, пожалуй, чем-то при­ятный.
   -- Не могу понять, что за запах, -- сказал я Селене. -- Чувствуешь?
   -- Да. Это ты сама так пахнешь.
   -- Я?
   -- Конечно. В растворе ванны содержались ферменты, которые на время сделали твой запах жен­ским. Иначе маскировка была бы неполной.
   Ну и ну, даже это учли! Вообще-то, правильно. Женское обоняние более чуткое, чем у нас, муж­чин, и цирцеянки могли бы в прямом смысле слова почуять неладное. Я улёгся в кровать-кокон, погасил освещение, повернулся на бок, наплевав на все инструкции о "правильном положении" при маневрах, и заснул ещё до того, как в верхних углах комнаты засветились жёлтые предупреждающие лампочки.
   Проснулся я, когда золотистые цифры часов на потолке показывали начало восьмого. В каюте по-прежнему царил полумрак, слабая серая подсветка потолочной панели позволяла лишь угадывать контуры предме­тов. Селена лежала, вытянувшись, на своём обычном месте у стены, по­вернув голову вбок, чтобы видеть меня.
   -- Привет, кнопка, -- шёпотом, по домашней привычке, сказал я.
   -- Привет, -- Селена тоже говорила "без голоса". -- Как спалось?
   -- Неплохо, учитывая разгон. На корабле порядок?
   -- Полный. Цирцеянки спят, наши тоже. На вахте Милена.
   Я кивнул. Селена "держала" звездолёт покрепче, чем итальянский ма­фиозный дон подконтроль­ную территорию, только роль "шестёрок" с "пуш­ками" у неё играли засланные во все системы управ­ляющие программки. Искусственный интеллект корабельного координатора давно бросил с ними бо­роться: многие устройства под Селениными "драйверами" работали на­дёжнее, чем под штатными, а возможностями своими роботесса не злоупот­ребляла. Да и экипажу от её услужливости было только лучше.
   Я опустил ноги на пол и тут же отдёрнул. Чёртова вибрация! В плава­ющей на грависмазке кровати или ложементе её не чувствуешь, но стоит коснуться переборок... Хоть целый день в койке валяйся! Да нет, не по­лучится. Хотя бы, потому, что организм настойчиво напоминает: пора в туалет. Вздох­нув, я слез с кровати и поплёлся в санузел. Ой, а... Ну, да, аппликанты! Прав был Иван: после сна тело уже не ощущалось так странно, как вчера. Будто всё так всегда и было.
   -- Помочь? -- немедленно среагировала на моё секундное замеша­тельство Селена.
   -- Не надо! -- громче, чем следовало, ответил я. -- Я сам. То есть, сама. -- И подумал про себя, что и голос-то уже не кажется чужим.
   Выйдя из санузла, я сбросил климатик и включил в стене каюты зеркальность одной из па­нелей. Пожалуй, вчера, с непривычки, я был слишком строг к своей новой внешности. Из меня получилась настоящая очаро­вашка. И мордаха симпа­тичная, а фигурка - вообще смерть мухам! Я покрутился так и эдак, рассмат­ривая себя в фас и профиль, включил ещё одно зеркало на торце­вой стене, чтобы поглядеть сза­ди. И пришёл к выводу, что отлично выг­ляжу в любом ракурсе. Потом пощупал свой бюст - от ду­ши, обеи­ми рука­ми. Ощущение получалось прелюбопытнейшее. Когда трогаешь кого-то ещё, непо­нятно, что и как она при этом чувствует. Теперь я знал, что. И на­сколько сильно. Я ощутил, как кровь приливает к низу живота - стран­но, совсем не похоже на прежние мужские ощущения. И настолько же при­ятно, если не сильнее.
   -- Нарциссизм. Острая форма, -- насмешливо сказала Селена. Я по­краснел до кончиков ушей. Тем не менее, ехидное замечание оказалось весьма кстати, иначе даже не знаю, до чего бы докати­лись мои экспери­менты. Я шмыгнул в душевую кабинку, зарастил кристаллитовую панель входа до уровня подбородка и отрегулировал воду, настроив омагничива­тель и перекрыв сливные патрубки. А пока она наполняла душ, открыл на экране инфора меню корабельных рационов и стал думать, что бы такое съесть на завтрак.
   -- Предложение: может быть, я приготовлю что-нибудь сама? -- сказа­ла Селена. -- Цирцеянок угостим.
   -- У меня была такая мысль, но по поводу обеда или ужина.
   -- Одно другому не мешает.
   -- Пожалуй. Хорошо, иди, готовь. Я вот только не знаю, удобно ли их будить.
   -- Посмотрим, возможно, к тому времени проснутся сами. Лиза, напри­мер, уже встала.
   -- Да? Координатор, связь, Лиза.
   -- Имя не опоз... -- механический голос поперхнулся и поправился: -- Соединяю.
   -- О, Сандра, привет! -- воскликнула Лиза, увидев на экране моё ли­цо.
   -- Я тебя не разбудила? -- осведомился я (не нужно ей знать, что каюта под наблюдением).
   -- Нет, я уже под душем купаюсь.
   -- Правда? Я тоже, -- засмеялся я. -- Как спалось?
   -- Изумительно! Будто и разгона никакого нет. На нашем корабле от вибрасьон только ложемен­ты так защищают. И душ у вас чудесный.
   -- Как насчёт завтрака?
   -- О, с удовольствием!
   -- В таком случае, купайся, одевайся, и через... полчаса я за тобой зайду.
   -- Тре бьен, -- улыбнулась Лиза и выключила связь.
   Полчаса я назвал не случайно. Судя по вчерашним скафандрам, клима­тиков у цирцеянок не было, а значит, они были вынуждены носить обычную одежду. Учитывая "оперативность" прекрасного пола в процессе одевания, полчаса Лизе должно хватить в обрез. Ну, а мне столько не требовалось, поэтому я поджал ноги, погружаясь по шею, и повис в толще воды. После обработки магнитным полем она приобретала повышенную плот­ность и держала лучше, чем солёная океанская. Вибрация мезореакторов в воде почти полностью затухает - хорошо! Я потюкал пальцем по элементам управ­ления на экране инфора, выбрал одну из любимых мелодий, запустил её. Сперва просто слушал, по­том начал тихонько напевать слова. О, да новым голосом, кажется, можно неплохо петь! Он и звучит приятней, и повинуется лучше, чем естественный. Ну-ка... Я снова коснулся экрана и настроил следу­ющую песенку так, чтобы звучало одно сопровождение, без вокала (в здешних форматах музы­каль­ных файлов они пишутся раздельно и смешиваются при проигрывании - японская выдумка). Конеч­но, у меня по­лучалось хуже, чем у певицы, но какое наслаждение петь самому! И какие ноты можно взять этим голосом! Зависть берёт... к самому себе.
   За пять минут до условленного срока я сбросил из душевой воду. Об­сушился, надел климатик, расчесал наращенные Иваном волосы, посмотрел­ся в зеркало. Лицо моё выглядело не хуже, чем вчера. Хороша здешняя косметика: не мажется, и ни вода её не берёт, ни слёзы, ни слюна! А надо смыть - смачиваешь специальным ферментом, и вмиг всё растворяет­ся. Я видел, как делают это Ва­лентина и Даора. Точно минута в минуту я тронул пальцем сенсор у Лизиной двери.
   -- Иду! -- послышалось из динамика. Дверь убралась в переборку, и цирцеянка вышла из каюты, улыбающаяся и нарядная. На ней была вышитая приталенная жилетка, резко расширяющаяся вниз от пояса, и довольно ко­роткая юбочка-клёш в несколько слоёв. Со столь нарядным одеянием нем­ного необычно смотрелись высокие ботинки на толстой подош­ве с "присосками" (маде ин Атлантическое Сообщество). Такие носят многие астро­навты, в том числе, надевая их поверх моделей климатиков, у которых нет "встроенной обуви". На затылок Лиза приколола шиньон в виде очень пышного "конского хвос­та", а соб­ственные волосы с шеи подобрала вверх, и вышло похоже, будто "хвостик" настоящий. Накра­силась она по-вечернему, будто на приём или в театр.
   -- Прелесть, -- непроизвольно вырвалось у меня. Лиза заулыбалась ещё шире.
   -- Идём? -- спросила она.
   -- Да. Вот сюда.
   В кают-компании уже были накрыты четыре квадратных столика - вер­нее, секции, из которых со­бирался при необходимости общий стол. При нашем появлении матовый кристаллит, закрывающий окно в камбуз, оплыл, и выглянула Селена.
   -- Ещё две минуты, -- сказала она, -- и всё готово.
   -- Садись, -- я подвёл цирцеянку к столику, отодвинул для неё скользящее креслице на дисковой опоре. Сам сел в соседнее.
   "Ноги - вместе!" -- мысленно напомнила Селена. Ой, да, я же... Я поспешно свёл колени.
   -- Она - ваша повариха? -- шёпотом поинтересовалась Лиза.
   -- Что-то в этом роде, -- не стал я вдаваться в подробности.
   -- Везё-ёт, -- завистливо протянула цирцеянка. -- А мы по утрам едим консервы, а обед готовим по очереди.
   -- Я отправила всем "мерцалки", чтобы приходили завтракать сюда, -- донёсся с камбуза голос роботессы. -- Почти все уже ответили, что идут.
   Я кивнул. Мерцающее предупреждение на инфоре - штука очень удоб­ная. Это не "экстрик", спя­щего оно не разбудит, но сразу по пробужде­нии обратит на себя внимание. А вот, кстати, кто-то идёт...
   Вошла Командирша в сопровождении Юлианны, за ней - Гертруда Шахт в строгом официальном костюме. Лиза по­пыталась вскочить, Гертруда помахала рукой: сиди, мол. Мы поздоро­ва­лись, не вставая. Следом пришли наши навигаторы и Надин с Николь. Тёмные волосы Надин, подкрашенные красной краской, были подстрижены почти как у Лизы, но чёлка, зачёсанная налево, закрывала всю скулу и почти доходила до подбород­ка. Наверное, решил я, длину этого элемента причёски в инструкции не упомянули, вот астронавтки и фасонят. Николь, как я и ожидал, явилась в штанах. Бордовая рубашка форменного типа (воротник-стойка и золотые пугови­цы по планке и манжетам) была не зап­равлена в брюки, а завязана узлом под грудью, неплохо, кста­ти, разви­той.
   Селена раскрыла секцию стены до пола и вывезла в кают-компанию сер­вировочный столик на гравиподушке. От него исходили восхитительные ап­петитные запахи свежеприготовленной домаш­ней пищи. Каждая порция сос­тояла из яйца, поджаренного на ветчине и хлебе, порезанных соломкой и разложенных с чередованием. К нему клался зелёный горошек. И отдельно, на общем блюде - кар­тошка. Запечённая в духовке половинками, как не сделают ни в одном ресторане. Наши пожела­ния насчёт чая, кофе или рат­лу - тонизирующего горячего напитка с планеты Тмотл-Аргал - Селена зна­ла, а гостий спрашивала по ходу. Пока она разносила завтрак, подош­ли Валентина, Анита и Изабель с Катариной. Затылки обеих цирцеянок ох­ватывали полуобручи системы перевода, точно такие же, как на Николь. Рука Иза­бель небрежно лежала чуть ни­же талии подруги, там, где начинается бед­ро. Последней явилась Докторша. Она пребывала в очень благодуш­ном и лирическом настроении: взгляд с томной поволокой, румянец, мечтатель­ная улыбка.
   -- Доброе утро, -- промурлыкала она, походя наклонилась и чмокнула в щёку меня и Валентину, но с нами и Лизой садиться не стала, а прошла туда, где сидели Юлианна и Анита.
   Интересно, поду­мал я, чем это она занималась у себя в каюте?
   -- Не возражаете, я отлучусь, отнесу завтрак Нине Степановне? -- спросила Селена. А мне по мыслеканалу добавила: "И мужчинам".
   -- Да, иди, -- сказала Командирша. Но роботесса не шевельнулась, лишь перевела взгляд на меня. Я кив­нул.
   Есть я старался, подражая Валентине: неторопливо, чтобы все движе­ния были элегантны и макси­мально плавны. Внешность внешностью, а мане­ры могут выдать.
   -- Как вкусно! -- негромко восхитилась Лиза, попробовав половинку картофелины. -- Ваша Се­лин готовит просто изумительно. Я и не знала, что существует такое блюдо.
   В конце завтрака Командирша обратилась к гостьям, сказав, что они могут чувствовать себя, как дома, отдыхать, и что все удобства жилого яруса в полном их распоряжении. Назвала она и время обеда, упомянув, что он будет более торжественным, и попросила в случае появления идей насчёт подбора блюд обращаться к Селене.
   -- Ты сейчас не занята? -- спросила у меня Лиза.
   -- Нет, нет, -- раньше, чем я успел ответить, вмешалась Валентина. -- Сандра вместе с Жанной будут с вами.
   -- Видишь, что начальство говорит, -- улыбнулся я.
   -- Тогда покажи мне ваш корабль... если можно. Я на таких ещё не бывала.
   -- Конечно. Пойдём.
   Сначала мы обошли жилой ярус. Лиза удивлялась, сколько места отве­дено на "Дежнёве" под кам­буз, под оранжерею, какой большой у нас спор­тивный зал, восторгалась установленными в информа­теке виртуальными терминалами. А когда я показал ей, что расположено в центре жилого яруса, она вытаращила глаза:
   -- Бассейн?! Вот здСрово!!
   -- Хочешь, потом поплаваем, -- сказал я.
   -- Да, очень! Ох, а у нас, ты бы только видела! Каждый метр эконо­мят. На нашем "двести восьмом" каюты вдвое меньше ваших.
   -- Куда же меньше? Наши-то всего два на три. А у вас камеры-одиноч­ки, что ли?
   -- Вроде того. И санузел выдвигается прямо в каюту. А душевых всего две, одна в коридоре, дру­гая в медицинском боксе.
   -- Сейчас увидишь наш медотсек. Тебе понравится.
   Со спуском на лабораторный ярус случилась заминка. Перед входом в колодец Лиза сказала "ой" и остановилась. Я её понимал. В самом начале я так же точно боялся прыгать вниз даже на один ярус, а уж на два или три - вообще кошмар! Поэтому я крепко взял Лизу за талию и прыгнул вместе с ней. Искусственное тяготение колодца позволило нам разогнать­ся до двух метров в секунду, затем насту­пила невесомость, а ещё через миг в действие вступил вязкий гравитационный вихрь, плавно затор­мозив нас, как в лифте.
   -- Ах! -- только и сказала Лиза.
   -- Ну, не страшно? -- спросил я, отпуская её.
   -- Уже нет, -- ответила она.
   И, выходя в коридор, взяла меня за руку. В первый момент я не знал, что и подумать, потом вспомнил, что среди женщин это обычное дело и ничего такого не означает.
   Громадный медотсек поразил Лизу не меньше бассейна. А корабельные лаборатории вообще при­вели в лёгкий ступор. Я напомнил ей, что "Деж­нёв" не грузовоз, и всё это бывает жизненно необхо­димо при спасатель­ных операциях.
   -- Я это понимаю, -- возразила она, -- но наши спасательные корабли меньше раза в два, хоть и тоже считаются второго класса.
   На нижнем ярусе, в ангаре, мы обнаружили Аниту. Сидя на включённой гравитележке, она копа­лась во внутренностях ионного двигателя одного из ремонтных модулей.
   -- Хитро устроилась! -- похвалил я. -- Так тебе и вибрация нипочём.
   -- Ещё бы, -- улыбнулась мулатка. -- Я всегда так делаю. Не ложемент же тас­кать. Вы возьмите тоже тележку и катайтесь на ней!
   -- Правда, Сандра, давай? -- обрадовалась Лиза. -- У меня от этих реакторов в ногах зуд до ко­ленок.
   -- Желание гостьи - закон.
   Тележка парила над полом, с готовностью подчиняясь малейшему движе­нию рукояти управления. Я сидел, свесив ноги на одну сторону, Лиза - на другую.
   -- Сандра, могу я задать один нескромный вопрос? -- сказала цирце­янка. -- Обещай только, что не обидишься.
   -- Обещаю.
   -- Как вам на Земле удаётся уживаться с самцами?
   -- А почему бы нам не ужиться?
   -- Но они же грубые, вонючие, и на уме у них только одно: с кем бы спариться. Не понимаю, как с таким существом можно общаться. А тем бо­лее, жить под одной крышей, создать семью...
   Ничего себе, представленьице! Вот, значит, что им вколачивают в го­ловы. И что прикажете де­лать? Главное, нет бы ей спросить об этом Ва­лентину, Юлианну или ту же Аниту, если уж она старших дам стесняется! Они бы смогли ей объяснить. А что скажу я?
   "Правду, -- раздался в мозгу ментальный голос Селены. -- Своё соб­ственное мнение. А о том, что ты не женщина, умолчи. И, пожалуйста, следи за коленками! Своими, не Лизиными".
   Я сообразил, что, действительно, гляжу несколько не туда, торопливо отвёл взгляд, а своим ногам придал подобающее положение.
   -- Сказать по правде, -- произнёс я вслух, -- я никогда мужчинами не интересовалась, и насчёт семьи тоже не думала. А насчёт общаться... Они ведь тоже разные бывают. Разве среди женщин не встречаются дуры, с которыми двух слов сказать не о чем?
   -- Встречаются.
   -- Ну, и среди них так же.
   -- И тебя никто из них ни разу не пытался изнасиловать?
   -- Порядочный мужчина насиловать не будет. Если он тебе не нравит­ся, он может тебя добивать­ся, ухаживать, даже надоедать, но не изнаси­лует. Даже когда он полное бревно в смысле мозгов. "Да" или "нет", всегда решаешь ты, а не он.
   -- А как же те, которых судят за издевательства над женщинами?
   -- Так это же маньяки! Их максимум один на десять тысяч нормальных.
   -- Нам говорили другое.
   Слушай их больше, едва не вырвалось у меня. Пудрят вам мозги, а вы развесили уши, как дуроч­ки! Но я справился с собой и сказал совсем иначе:
   -- Может, у вас просто нет этой статистики? И вообще, что у нас за разговор такой? Нашли тоже тему - маньяков. Ещё по ночам мерещиться начнут. Едем лучше купаться!
   -- Едем, -- согласилась Лиза.
   В бассейне плескались Надин, Изабелла с Катариной и наша Анита. Цирцеянкам, видимо, вообще была неизвестна такая форма стыдливости, как купальник. Чего стесняться, если все устроены одина­ково? Я старал­ся не смотреть, как раздевается Лиза, из последних сил делая вид, буд­то мне это неин­тересно. А тело у неё красивое. Ножки длинные, строй­ненькие, талия тонюсенькая, и грудь крепкая. Не такая, правда, пышная, как у Аниты или Надин, но...
   -- О чём задумалась, Сандра? -- окликнула меня Лиза. -- Снимай свой комби, и пойдём плавать!
   -- Да-да, уже иду, -- я передвинул замочек с живота к шее, повернул стрелку вниз и расстегнул климатик.
   Купанием мы наслаждались до самого обеда. Сейчас, во время разгона, особенно не хотелось покидать ласковые, амортизирующие объятия водной стихии. К нам вскоре присоединились Юлиан­на, Докторша со Штурманшей, Николь, а потом и Командирша с Гертрудой Шахт. Ух, до чего же ши­карная женщина вышла из нашего старпома! Не худенькая, но пропорционально сложённая, все округлости в меру и там, где надо. Гертруда по сравне­нию с ним выглядела более сухощавой, грудь она в тонусе не поддержива­ла, и та несколько расползлась, указывая на не девичий возраст цирцеян­ки. А вот у Николь тело было, как у тех культуристок, что соревнуются на американских чемпиона­тах по бодибилдингу. То есть, не настолько на­качанное, как у самых ярких представительниц, но мус­кулистое. Таких девушек я не очень люблю - всё-таки, женщина должна быть женщиной, а не древ­негреческим атлетом.
   Когда наши гостьи стали одеваться, я увидел, что климатики у них, всё-таки, есть. По крайней ме­ре один, у Изабель. Костюм атлантической фирмы "Найк" был более тонким, чем наши - почти как конькобежное три­ко. Насколько я знал, комфорт эти клики поддерживают не хуже, но, в отличие от изготовленных в Евразии или Японии, в ва­кууме абсолютно бесполезны. И вред­ные компоненты атмосферы фильтровать тоже не умеют. В общем, чисто земной костюмчик, для удобства и для красоты.
   На обед цирцеянки пришли все вместе, следом за своей начальницей, чопорные и нарядные. Гер­труда на этот раз надела брючный костюм, так же, как Николь, а остальные четыре были в платьях. Все шесть выглядели очарова­тельно (даже Николь), но я, увидев их, подумал совершенно о другом: как хорошо, что мы носим кли­матики, и мне не пришлось вот так наряжаться к обеду!
   Дабы не вызвать ненужного слюнотечения, не буду описывать все раз­носолы, что выставила Селе­на на стол, на этот раз собранный в один длинный прямоугольник. Валентине в центральный пост и двум нашим зат­ворникам она отнесла поесть заблаговременно, и теперь обслуживала нас, не отвлека­ясь.
   -- Мне даже неудобно, -- шепнула Лиза, косясь на неё. -- Мы едим, а она бегает, подаёт.
   -- Не волнуйся. Ей это приятно, -- ответил я.
   -- Но ей и самой надо поесть.
   -- Андроидам пища не требуется.
   -- Что? -- ахнула Лиза. -- Она андроид?! Не может быть! Ты меня разыгры­ваешь... Хотя бы пото­му, что роботу незачем ходить в клике.
   -- Это был не клик, а имитация. Селена - трансформ, она может выглядеть, как угодно. Вот это платье официантки и передник, что сейчас на ней - просто часть её оболочки. Ну, не веришь, спроси её сама.
   -- Селин!
   -- Да?
   -- Скажи, ты действительно... э-э... не живая?
   -- Действительно, -- улыбнулась роботесса. -- Я андроид пятнадцатой серии, со­здана на Опыт­ном производстве Зеленоградского НПО "Квант". Что-то ещё?
   -- Нет, спасибо, -- покачала головой ошарашенная Лиза. И добавила, когда Селена отошла, обра­щаясь опять ко мне: -- Невероятно. Она совсем как живая персона. Я слышала, что такие бывают, но не думала, что они настолько неотличимы. У вас на каждом корабле есть такая?
   -- М-м, вообще-то, Селена принадлежит не кораблю.
   -- А кому?
   -- Мне, -- смущённо сказал я.
   -- Твоя семья, как видно, занимает очень высокое положение, раз у тебя есть такое чудо.
   Я неопределённо пожал плечами. Не рассказывать же ей всю длинную историю нашего с Селеной знакомства.
   После обеда я утянул у инженеров длинный кусок амортизирующей пластмассы пятисантиметро­вой толщины, сложил один край в виде валика и закрепил всё это на платформе гравитележки. Полу­чилось подобие летаю­щего дивана. Мы запаслись любимыми соками и устроились в информатеке, продолжая нашу философскую беседу о взаимоотношениях полов. Лиза рассказывала, как возникают семьи у них на Цирцее, я объяснял ей общепринятую практику, и мы по очереди удив­лялись обычаям друг друга. Насколько я понял, общество Цирцеи было далеко не таким либераль­ным, как можно ожидать от мира, где живут одни женщины. Временами его правила напоминали мне порядки воин­ской части - дисциплина, субординация и тому подобное. Скорее всего, такое воз­никло от постоян­ного страха цир­цеянок, что самцы завоюют их прекрасную планету. И страх этот усиленно подогре­вался правящей верхушкой под маркой патриотизма. Лозунг "самец - твой враг" накрепко был вбит в головы простых амазонок. Всех девочек в школах воспитывали одинаково - патриотизм, почитание старших и выс­ших, элегантность, нежность, материнство. Доминали проявля­лись позд­нее, сами либо под влиянием одной из родительниц. Семьи цирцеянки соз­давали реже, чем в обычном, двуполом обществе. Многие предпочитали лю­бить свободно, а детей заводить по науке, подбирая для слияния со сво­ей яйцеклеткой подходящий генотип из генотеки. В более традиционной для моего восприятия семье - паре - тоже были интересные нюансы. Как выяснилось, не только субтили и ме­диали, но и самые мужественные доми­нали чаще всего рожали хотя бы одну дочь. Кста­ти, у Николь осталась дома девочка семи лет, она жила со "второй мамой" и сестрёнкой, кото­рую произвела на свет уже не Николь, а её супруга. Вместо научных тер­минов "доминаль" и "субтиль" цирцеянки часто говорили просто "до" и "си". Теперь мне стал ясен смысл кулона в виде подвешен­ного за один из углов квадратика с пятью линиями и нотой "до" хвостиком вверх, что ви­сел на шее у Николь.
   Вечером общей трапезы не состоялось. Нам Селена принесла перекусить прямо в информатеку, остальные, скорее всего, ужинали так же, группа­ми. На ночь глядя мы решили ещё раз искупаться. Свет в бассейновом за­ле был притушен, на куполе вместо голубого фона сияло звёздное небо - при­вычное, земное, как у нас в Москве. Мы были одни. И я долго ещё по­казывал Лизе контуры наших созвездий, называя каждую звезду по имени, как хорошую знакомую. Разошлись по каютам в начале первого, условив­шись завтра встретиться, как только проснёмся.
   Дни летели быстро, совсем не так, как на орбите Форпоста. Почти всё время я проводил с Лизой. Удивительно, насколько быстро могут подру­житься два человека! Мы ходили, взявшись за руки, как первоклашки, и всё не могли наговориться. Круг тем у нас всё расширялся - от направ­лений моды до инопланетных разумных существ и теоретической физики. Лиза демонстрировала инженерный склад ума и обширные знания практичес­ки по любому вопросу. Правда, зачастую знания эти были подцен­зурены и отретушированы учёными дамами Цирцеи. Иногда Лиза выдавала такое, что я не знал, сме­яться или плакать. Например, от словосочетания "великая немецкая учёная Альберта Эйн­штейн" я едва с платформы не сполз. Однаж­ды Лиза спросила меня, есть ли у меня знакомые инопла­нетянки.
   -- Не земного происхождения, а других видов, -- уточнила она.
   Я сказал, что есть, и продемонстрировал ей портрет пушистой оруас­ски Реи Фрам, существа с кошачьей мордочкой, большими треугольными ушами и абсолютно гуманоидным телосложением.
   -- Это странное существо - твоя подруга? -- удивилась Лиза.
   -- Ну, не совсем подруга, но хорошая знакомая, -- сказал я, про се­бя подумав о том, что "стран­ное существо" на самом деле гораздо ближе нам, землянам, чем вот эта обыкновенная на первый взгляд девушка. Во всяком случае, в смысле менталитета. Отвращение цирцеянки к мужчинам, грани­чащее с первобытным ужасом, то и дело просачивалось наружу. Я по­пробовал показать ей несколько земных кинофильмов - моей эпохи и сов­ременных Лизе - тщательно выбрав такие, где отношения мужчины и жен­щины представлены в самом выгодном свете, и нет ничего, что Лиза могла бы вос­принять негативно. Смотрела она с нескрываемым интересом, искренне переживала за геро­ев, а потом сказала:
   -- Возможно, ты в чём-то права, и с некоторыми сам... мужчинами можно интересно общаться, но я бы лично не смогла. Один их запах чего стСит... -- и брезгливо скривилась.
   -- Прости, пожалуйста, -- спросил я, -- а откуда ты знаешь про за­пах? Ты же ни разу с ними не сталкивалась.
   -- А нам специально давали нюхать, чтобы мы могли распознать замас­кированного самца. Они же хитрые, могут и женщиной прикинуться, чтоб в доверие втереться...
   Что в данный момент, собственно, и происходит, невесело подумал я. Невесело потому, что из всех шести цирцеянок меньше всего мне хотелось морочить голову этой милой, непосредственной и ужасно наивной девушке. Лиза нравилась мне, но чем дальше, тем отчётливей я понимал, что между нами никогда ничего не получится. Для романа или создания семьи та же Реа подходила куда больше, чем Лиза. И это было печально.
   С другими цирцеянками я практически не общался. Так, расшаркивались при встрече, и только. Исключение составляла Надин Бертран. Она вся­чески демонстрировала мне свою симпатию: улыба­лась, старалась завязать разговор, хотя бы короткий. Женщина она была очень привлекательная, да и одевалась сногсшибательно: кожа, кружева и всё такое. Я бы с удовольствием поговорил с ней подоль­ше, но чувствовал, что ей нужны не только разго­воры. Однажды я встретил Надин в коридоре. Поздоровался и хотел пройти ми­мо, но она удержала меня за локоть:
   -- Сандра, я хотеля поговорить.
   Лицо её выглядело озабоченным, и я остановился. Надин же приблизи­лась вплотную и тихо спро­сила:
   -- У мне есть впечатлений, что ты нас немного боится. Это так?
   -- Ну, что ты, Надин, конечно, не так! -- воскликнул я.
   -- Это есть правда?
   Она вдруг привлекла меня к себе и решительно поцеловала в губы. Я обалдел настолько, что в первый миг не смог её оттолкнуть. А в следую­щий уже и не хотелось. Я давно ни с кем вот так не це­ловался, Надин же делала это так нежно и так умело... Я тоже обнял её и смелее приник к её губам. Мы целовались, целовались, а потом Надин - верх садизма! - решительно отстранилась.
   -- Прости, -- сказала она. -- Я не дольжна была это делять.
   И ушла, оставив меня в полной растерянности.
   Возможно, этот эпизод получил бы какое-то развитие, но... на это уже не оставалось времени. Цифры счётчиков скорости отсчитывали пос­ледние километры до заветных двухсот семидесяти ты­сяч. В последние сутки все, кто был свободен от вахты, легли спать сразу после обеда, чтобы хоро­шенько отдохнуть. Разгон заканчивался в начале двенадцатого ночи, а потом уж будет не до сна. И вот двигатели отключены. Исчезла вибрация, неотступно преследовавшая экипаж и гостей все эти дни. Я за­шёл за Лизой.
   -- Хорошо-то как! -- воскликнула она, прыгая босыми ногами по полу своей каюты.
   -- Да, -- улыбнулся я. -- Никогда не думала, что окончание разгона может доставить такое удо­вольствие! Побежали в бассейн, поглядим от­цепку!
   -- Подожди, я только ботинки застегну...
   На куполе бассейнового зала уже была включена картинка с верхних стереокамер "Дежнёва". Докторша, Надин и Катарина лежали на мягких подстилках и смотрели.
   -- А где остальные? -- удивилась Лиза.
   -- На мостк и сентраль текнк, -- отозвалась Надин. -- Препарасьон для автономный полёт.
   Разошлись захваты буксировочных штанг. Короткая дрожь корпуса - это пилоты дали импульс маневровыми ионными двигателями - и "Ц-208" начал медленно уплывать вперёд. Вспыхнули по пе­риметру его корпуса мерцающие красные огни. Пока складывались исполинские штанги, силуэт цир­цейского звездолёта успел уменьшиться в размерах вдвое. Вот кольцо огней слилось в точку, мигнуло слабее, слабее и затерялось среди звёзд.
   -- Адью, -- грустно сказала Надин. -- Бон вояж.
   -- Сколько ему лететь? -- спросила Лиза.
   -- Больше девяти лет, -- отозвалась Докторша. -- Кто знает, может быть, ты, Лиза попадёшь в его новый экипаж уже старшим инженером.
   -- Внимание всем! -- пронёсся по кораблю голос Валентины. -- Начи­наем коррекцию вектора для прыжка на Цирцею. Импульс четыре часа двад­цать шесть минут.
   -- О, найн... -- простонала Катарина. -- Снова! Пожалейте!
   Через четыре с небольшим часа пришло время укладываться, кому в ло­жементы, кому в койки, и ждать прыжок. Я мог подняться в штурманскую, но, подумав, решил остаться в каюте.
   -- Неужели эти кровати и во время прыжка защищают? -- спросила Ли­за.
   -- И во время прыжка, и в аварийных ситуациях, -- заверил я. -- Это же, по сути, автономная спа­сательная капсула.
   -- Боязно как-то. Не внушает она мне доверия.
   -- Хочешь - оставайся со мной, -- предложил я, сам удивляясь, как повернулся язык. -- Тут места хватит на нас обоих.
   -- Сандра, ты настоящая подруга!
   Я лёг, подвинулся глубже, Лиза улеглась рядом. Над нами, выдвинув­шись из основания полуци­линдра койки, закрылся прозрачный силиколловый колпак.
   -- Готовность пять минут! -- предупредила Командирша. Все на мес­тах?
   -- Да, -- по очереди отозвались цирцеянки.
   -- Подтверждаю, -- сказала Докторша. Тихо свистнул переключаемый канал, и она спросила так, что слышно было только внутри моего кокона: -- Практикантки, почему нарушаем инструкцию?
   -- Лизе не по себе, -- ответил я. -- Она раньше в коконах не прыга­ла.
   -- Ладно уж.
   С последним отсчётом Лиза зажмурилась и судорожно прильнула ко мне дрожащим телом.
   -- Не бойся, я с тобой, -- шепнул я.
   Накатило тошнотворное ощущение перехода, когда нет ни пространства, ни времени, и как-то сразу всё закончилось. Прыгать с субсвета легче: огромная кинетическая энергия помогает прорвать метрику пространства. Разгонись мы чуть больше, примерно до двухсот восьмидесяти тысяч, и ко­рабль мог провалиться в спонтанный переход, опасный тем, что точка выхода при нём имеет огром­ный разброс. Так прыгали первые звездолёты, совершая затем коррекции или повторные переходы даже для достижения сравнительно недалёких звёздных систем.
   -- Прыжок успешно завершён. Поздравляю гражданок Цирцеи с возвраще­нием в родную систему. Расчётное время выхода на планетарную орбиту - сорок шесть минут.
   -- Сандра! -- радостно взвизгнула Лиза. -- Мы дома!
   И расцеловала меня в обе щёки. Я не удержался, пару раз чмокнул её в ответ.
   -- Я тебе дам свой номер, -- продолжала Лиза. -- Как твоя практика закончится, свяжемся. Часто звонить, конечно, не получится, слишком дорого, но иногда ведь можно, правда? А в остальное время будем пере­писываться.
   -- С удовольствием.
   -- Ой, я пойду вещи собирать, хорошо?
   -- Конечно.
   Она убежала, оставив после себя тонкий аромат духов. Ну, что ж, по­думал я, вот и заканчивается наше маленькое приключение...
   Но оказалось, что ничего ещё не кончилось. Через полчаса мы получи­ли сообщение, что "Дежнё­ву" предлагают не причалить к одной из орби­тальных, а приземлиться в столичном космопорту. А мы приглашены на приём в Астроакадемию Цирцеи, который состоится в восемнадцать часов по местному времени, то есть, в семь вечера. Сутки на Цирцее длятся около двадцати двух земных часов, поэтому время здесь меряют по один­надцать. Полдень и полночь так и называют "элэвен" - от английского "одиннадцать".
   Было утро по местному времени, когда "Дежнёв" плавно опустился на поле космопорта столич­ного города Троя. Инженеры выдвинули подъёмник, и весь экипаж собрался у переходника прово­жать гостий.
   -- Не прощаюсь, -- весело сказала Лиза, -- увидимся на приёме.
   После того, как цирцеянки покинули звездолёт, открылись опущенные в течение пяти с половиной суток переборки в носовой части корабля, и появились наши затворники.
   -- Наконец-то! -- воскликнул Три Эн. -- Привет, девочки! К вашему сведению, мы чуть со скуки не подохли, пока вы наслаждались жизнью и плескались в общем бассейне.
   -- А ты, небось, по стерео подглядывал, вуайерист несчастный! -- ответила Докторша.
   -- Ну, может, и подглядывал. Только вот с ней, -- Три Эн кивнул на Селену, -- хрен что лишнее увидишь. Мисс "замазано цензурой".
   -- Придётся вам ещё поскучать в одиночестве, -- сказала Валентина. -- Нас тут на осмотр досто­примечательностей пригласили.
   -- Я не полечу, -- неожиданно отказалась Юлианна. -- Я здесь уже была однажды.
   -- Это когда же? -- спросила Анита.
   -- На стажировке нелёгкая занесла.
   -- И правильно, не летай, -- одобрил инженер защиты. -- Составишь нам компашку, -- и приоб­нял пилота за талию.
   -- Ру-ки! -- строго сказала Вяхинен. -- А то пообломаю.
   Строгие сотрудницы космовокзала тщательно проверили каждую из нас спектрализатором - не яв­ляется ли кто-нибудь замаскированным самцом. Но резонансные контуры в грудных аппликантах искажали био­спектры на женский лад, и нас пропустили наружу. Здесь нас уже ждало колёсное транспортное средство, которое можно было назвать автобусом. Или же электробусом, судя по тому, что выхлоп­ной трубы я не заметил, и характерного звука работающего двигателя тоже не было.
   Я ожидал от Цирцеи чего-то особенного. А она оказалась очень похожа на матушку-Землю. Те же растения, земные птицы, собаки и кошки, архи­тектура, напоминающая Германию или Францию, а вернее, обе вместе. И жители почти обыкновенные. Приведи сюда непосвящённого человека, он ска­жет только, что в этом городе мужчин значительно меньше, чем жен­щин. А то, что "мужчины" здесь тоже женского пола, можно заметить лишь при более внимательном взгляде.
   -- Простите, мадемуазель, -- обратил я на себя внимание нашей пожи­лой экскурсоводши, -- а на этой планете была какая-то местная жизнь до колонизации?
   -- Была и остаётся, дитя моё, -- кивнула гид. -- В морях и на трёх других континентах. Наши праматери специально выбрали самый отдалённый материк, чтобы сохранить нетронутой природу планеты. Предвижу Ваш воп­рос: нельзя ли туда слетать, верно? К сожалению, такой вояж необхо­димо готовить заранее, и занимает он не один день. Будете у нас в ту­ристической поездке - обяза­тельно слетаете.
   "Для справки: получить турвизу на Цирцею практически невозможно даже женщине, -- проком­ментировала че­рез дист Селена. -- За исключением ситуации, когда здесь есть высокопоставленные знакомые, готовые поручиться за твоё "благонравное" поведе­ние".
   Что мне понравилось, так это цирцейские храмы, как ни странно, пос­вящённые четырём русским святым жёнам - Вере, Надежде, Любови и мате­ри их Софье. Ажурные стрельчатые конструкции, устремлённые в небо, опирались на изящные колонны и имели по четыре входа-придела, и статуи святых внутри смотрели каждая на свой вход. А когда налетал ветер, шпили храмов тонко мелодично звенели. В очень красивом стиле было вы­полнено и оформление улиц. Палисадники перед домом огорожены изящными решётками в метр высотой, у каждой - свой неповторимый рисунок. Улич­ные фонари похожи на застывшие металлические деревья. Скамейки на бульварах выглядят лёгкими и невесомыми. Ничего общего с чугунной тя­желовесностью московских.
   Вернувшись на корабль, мы собрались в кают-компании.
   -- Надо решить, что каждая из нас наденет на приём, -- сказала Ко­мандирша.
   -- А что здесь принято? -- спросил я.
   -- Вечерние платья, -- улыбнулась Докторша.
   -- Только не это!
   -- Вообще-то, насколько я помню, сотрудники Космофлота на все офици­альные мероприятия мо­гут приходить в униформе, -- заметил Филин.
   -- Сандра не сотрудница, -- возразила Штурманша. -- А на служащих и всех прочих униформа не распространяется,
   -- А нельзя меня считать хотя бы курсантом? -- просительно сказал я.
   -- Вряд ли, -- покачала головой Докторша. -- Ты же учишься не в Академии Космофлота.
   -- Сделаем для девочки исключение, -- внушительно сказала Командир­ша. -- Юленька, у тебя, случайно, курсантские шпалы не сохранились?
   -- Конечно, сохранились. Не волнуйся, Васильна, сделаем всё в луч­шем виде.
   Униформу Космофлота Евразии я видел не раз, и она мне очень нрави­лась. Двухцветный пиджак, весь белый, а воротник, погоны, нагрудные карманы, клапана нижних потайных и обшлага - тёмно-синие с фиолетовым оттенком. Брюки тоже синие. Погоны и лацканы оконтурены серебряной про­шивкой, того же цвета и лампасы. Очень красиво. Правда, тут же вы­яснилось, что о брюках я могу за­быть сразу. Юбка. Причём, короткая. Сделать её хотя бы до колен Юлианна с Валентиной отказались наотрез. Пиджак, точнее, женский жакет, как и юбку, они подогнали по мне в са­мый упор, без малей­шей слабины. На погоны прикололи инженер­ские эмблемы "шестерня и импульс", а выше них по три металличес­кие полоски-курсовки, по традиции именуемые "шпалами". Под униформу эти бес­сердеч­ные создания заставили меня надеть не только чулки, но и тесный бюстгальтер, в котором, на мой взгляд, не было абсолютно никакой надобности. Хорошо, хоть форменные туфли оказались на широких и не слиш­ком высоких каблу­ках, а не какие-нибудь шпильки-гвозди! Когда процесс окончательного оде­вания был завершён, меня поставили перед зеркалом. В нём отра­жалась высокая статная девушка, до безоб­разия милая и женственная. И ужасно смущённая. Господи, промелькнула в голове мысль, ви­дела бы меня сейчас Даша!
   "Насколько я знаю Даору Меттарс, -- заметила через дист Селена, -- она была бы в восторге. И при ней ты униформой точно не отделался бы".
   Кошмарное видИние себя в вечернем платье и на "гвоздях" живо воз­никло у меня перед глазами, и я на мгновение зажмурился, прогоняя его. Не-е, лучше уж форма!
   -- Всё-таки, юбка слишком короткая, -- сказал я Валентине. Но эта робкая попытка бунта была мгновенно подавлена Юлианной:
   -- А по-моему, даже длинновата! При твоих-то ногах могла бы но­сить, как у меня.
   Её собственный подол выглядывал из-под жакета всего на два пальца, открывая великолепные ноги модели. А синие туфли были как раз на тех самых шпильках, которых я так опасался. На таких каблуках Юлианна ста­ла казаться даже выше меня. Погоны Вяхинен украшали штурвальчики, при­колотые не посередине, а у краёв, и в ряд над ними три "розетки" - пилот первого класса.
   -- Надену-ка я тоже форму, -- решила Валентина. -- Несолидно будет, помощник - и в платье. Как, девочки?
   -- Конечно! -- в один голос сказали мы.
   Кроме нас, униформу надела ещё Командирша. Докторша, Штурманша и Анита вышли в вечерних платьях, одно шикарней другого. "Милену" наря­дили в ультрасовременное хроматическое, на серо-голубой блестящей по­верхности которого медленно менялся мраморный узор. Анита выбрала для себя золотисто-оранжевый комплект - декольтированный топ на сужающих­ся бретелях, нижний край удлинён углом вниз и отделан бахромой с круп­ными бисеринами на концах нитей, и свободная прямая юбка, так же отде­ланная по низу, и такой длины, что бахрома чуть не достаёт до колен. А Докторша... Её платье из светло-сиреневого шёлка оставляло открытой спину чуть не до поясницы. Длиной оно было по щиколотку, но разрез на боку доходил аж до того места, где начинается изгиб бедра. У меня даже мелькнула мысль: а не поехала ли у нашего врача крыша от частых перео­дева­ний? Да в такой юбке шагу ступить невозможно - запутаешься и упа­дёшь. А это декольте сзади? Ко­го он в таком виде собирается соблаз­нять?
   -- Степановна, а ты? -- удивлённо подняла брови Валентина, увидев, что наша Инженерша "Ни­на" так и осталась в климатике.
   -- Нет-нет. Это выше моих сил. Езжайте, веселитесь. Я лучше схожу к местным снабженкам. По­пробую выбить каких-нибудь деликатесов. Не зря же мы сюда садились.
   Селену я тоже оставил на корабле. Конечно, было бы шикарно появить­ся на приёме с кибернети­ческой телохранительницей, но... Местная охрана, наверняка, захочет узнать серийный номер, и тогда расспросов точно не миновать. "Искусственный интеллект второго рода? Тогда она должна стоить целое состояние! Ах, это, кроме всего прочего, ещё и образец Опытной Серии? Как вообще она у Вас оказалась??" Всё это было явно лишнее.
   Подлетая к воротам Астроакадемии, мы сразу увидели ожидающую нас Лизу. Не заметить её было просто невозможно. На ней было платье из яр­ко-алого атласа, сделанное совсем просто - ни рука­вов, ни бретелей, прямой верхний край облегающего лифа подчёркнут широкой лентой того же матери­ала, фигурная линия талии и широкая недлинная юбка в крупную складку. Платье дополняли такие же алые туфли на головокружительной "шпильке" и пышный бант, приколотый под шиньон, гораздо более длинный, чем тот, что она носила на корабле.
   -- Санечка, как тебе идёт эта форма! -- всплеснула руками Лиза. -- Настоящая богиня Космоса!
   -- Я в этой юбке по-дурацки себя чувствую, -- совершенно искренне ответил я. -- Обычно я в брюках хожу.
   -- В брюках, конечно, удобно, зато не так красиво. А мне практику зачли! Досрочно! С благо­дарностью за хладнокровие в нештатной ситуации. И с сегодняшнего дня я на кани­кулах!
   -- Поздравляю.
   -- Великодушно простите за задержку! -- сказала, подходя к нам, да­ма в бордовом официальном костюме цирцейского Космофлота. -- Дела за­держали. Позвольте представиться, я Аньез Наварро, проректор Академии. Не желаете до начала приёма взглянуть на наше учебное заведение?
   -- Почтём за честь, -- ответила Командирша.
   Следом за Аньез Наварро мы прошли по главной аллее светлого парка и оказались перед главным зданием Академии. Оно как бы парило в воздухе на высоте примерно трёх метров, поддерживаемое множеством изящных сто­ек-пилонов. От высоких входных дверей вниз вела широкая ажурная лест­ница из тёмного металла, даже ступени которой с торца были резными и просвечивали насквозь. Две­ри не распахнулись перед нами, а медленно отъехали в стороны по направляющим. Внутри здание выглядело классичес­ки. Никаких кристаллитовых окон и дверей, так модных на Земле этого мира, стены окрашены в приятный светло-зелёный цвет, низ их украшен рисунком в виде травы и растущих из неё цветов, а там, где зелёный цвет сменяется потолочным белым, проходит широкая полоса деко­ративного орнамента, сложного и ненадоедливого. Белые прямоугольные двери ауди­торий все, как одна, сдвижные. Корпуса Академии соединялись между со­бой трубчатыми прозрачными от уровня пояса галереями - где по одной, а где и по две, по три, на нечётных этажах. Проректорша с гор­достью демонстрировала лекционные залы, лаборатории, комплексы лётных и нави­гационных трена­жёров. Сейчас на Цирцее тоже было лето, время каникул и практик, поэтому курсанток и преподава­тельниц нам встречалось немного. Все они были в форменной одежде - строгих платьях, какое я уже видел на Надин, либо рубашках в сочетании с юбкой или брючками-капри. На расфранчённую Лизу товарки поглядывали с завистью. А она чинно шествовала рядом со мной, буквально повиснув у меня на лок­те. Прочи­тать выражение её хитрой мордашки труда не составляло: "Видели? Это моя де­вушка, она с Земли и уже старшекурсница".
   -- Лиза, -- поинтересовался я, -- а почему ты сама не в форменном?
   -- Так я же на каникулах, мне можно. А у вас форму носят всё время?
   Я не знал. У Селены такой информации тоже под рукой не оказалось. К счастью, вопрос услышала Юлианна и ответила за меня:
   -- Нет, мы тоже ходим в цивильном, когда не на занятиях.
   -- Лиза, -- позвала Аньез.
   -- Уи, мэм? -- немедленно откликнулась Лиза.
   -- Сделайте одолжение, -- по-французски попросила проректорша, -- пройдите и посмотрите, всё ли готово в приёмном зале. Потом найдёте нас в библиотеке.
   Лиза кивнула, со вздохом сожаления отлепилась от моей руки, сказа­ла:
   -- Я быстро, -- и умчалась. Я с трудом мог вообразить, как можно так бегать на таких каблучи­щах.
   Из-за угла коридора вышла высокая эффектная молодая женщина в фор­менном платье. Её корот­кие тёмные волосы были словно бы взметены вет­ром, да так и остались загнуты кончиками вверх. Любят же они здесь причёски с лаком!
   -- А вот Беата Ковальска, начальник курса Лизы, -- указала на женщину Аньез.
   Увидев нас, Беата улыбнулась, и вдруг улыбка на её лице застыла, как приклеенная, а со щёк на­чал медленно сползать румянец. Она глядела на Юлианну. Та - на неё.
   -- Очень приятно простите я спешу, -- быстро, без знаков препинания проговорила по-русски Бе­ата и поспешно пошла прочь.
   -- А ну, пойдём, -- взяла меня за руку Юлианна. -- Надо потолковать с этой мамзелью.
   Беата спустилась на первый этаж, через боковое крыльцо вышла из здания и углубилась в пустын­ную аллею академпарка. Мы - за ней.
   -- Мадемуазель Беата! -- окликнула Юлианна. -- Эскюзе муа, подожди­те... Ковальски! Стой, а то хуже будет!
   Беата остановилась, повернулась к нам.
   -- Ю...Юлианночка, -- не поднимая глаз, сказала она. -- Не ожидала тебя здесь встретить.
   -- Значит, Беата? -- хмыкнула Вяхинен. -- Только не рассказывай мне сказки, что ты трансфор­мировал себя в женщину!
   -- Но я именно то и сделала!
   -- Неужто? Полностью?
   -- Ну... -- замялась Беата, -- почти.
   -- Я даже знаю, в чём именно состоит это "почти". И ведь, смотри, куда пристроился, кобель! Ту­да, где молоденькие наивные девочки! Приз­навайся, подлое создание, скольких девчонок ты уже со­вратил?
   -- Совратишь их! Тут попадаются такие, цо сами кого хцешь...
   -- Нет, ты слышала, Сань? -- возмутилась Юлианна. -- Я с этим изв­ращенцем училась в одной группе. Только в то время у него ещё не было вот этого, -- она бесцеремонно воткнула указующий перст в грудь мнимой Беаты. -- И звали его Войцех Ковальски.
   -- Тише! -- взмолилась Войцех-Беата. -- Могут услышать.
   -- Не трясись, тут на сотню метров вокруг ни одной живой души. Луч­ше расскажи, как ты дошёл до жизни такой?
   Беата вздохнула.
   -- Ты же знаешь, як мне не везло с девушками. Вы все считали меня недостаточно мужественной. Вот я и решила попробовать себя в роли жен­щины. А тогда мной начали интересоваться мужики. Но я-то не гей! Мне о них и помыслить тошно...
   -- Поэтому ты решил уехать на Цирцею и стать лесбиянкой.
   -- Так. Чаще всего я именно она и есть. Я бардзо редко себе дозво­ляю...
   -- Ах, всё-таки, позволяешь? И тебя ни разу не заложили?
   -- Заложили! Да среди здешних шишек чуть не каждая пятая такая ж, як я! -- фыркнула Беата.
   -- Брешешь! -- изумилась Юлианна.
   -- Да, пся крев, провалиться мне! -- поклялась Беата. -- И вообще, цо ты на мИне накинулась? Твоя подруга-то кто?
   Я почувствовал, что от моих ушей можно прикуривать.
   -- Подруга была вынуждена, по служебной необходимости, -- вступи­лась за меня Вяхинен. -- Это совсем другое дело. А набросилась я пото­му, что... рада видеть тебя, идиотку!
   Однокашницы обнялись.
   -- А баба из тебя получилась классная, -- добавила Юлианна. -- Впо­ру завидовать.
   -- Сандра! -- послышалось со стороны корпусов Академии. К нам спе­шила Лиза и махала рукой.
   -- Видишь эту девочку, кобелина? -- тихо спросила Юлианна.
   -- Да. Лизавета со сто шестой группы.
   -- Тронешь её, Сандра тебе голову открутит. А я буду участвовать. Понятно?
   -- Понятно, понятно, -- закивала Беата.
   -- Бонжур, мэм Беата, -- выпалила запыхавшаяся Лиза. -- Сандра, Юлианна, вас ждут.
   -- Идём, -- ответила Юлианна. Лучезарно улыбнулась: -- Беата, доро­гая, рада была тебя видеть. Надеюсь, ещё поболтаем сегодня?
   -- О, да, я тоже надеюсь, -- сказала Беата. -- Я собиралась перео­деться в официальное и тоже прийти.
   В зале приёмов - так правильнее было его называть - собирались приглашённые. Вот где стало по-настоящему заметно, что вокруг нет ни одного мужчины! Все присутствующие были либо в нарядных платьях, либо в парадных форменных юбочных костюмах. Тут уж даже самых коротко стри­женных и атлетично сложенных доминалей невозможно было принять за осо­бей противополож­ного пола. Насколько я понимал, сюда съехались все сливки местного общества. Кроме униформы Космофлота Цирцеи я увидел ещё, как минимум, три разновидности форменных костюмов. Бежевые при­надлежали полиции (такую форму мы видели в городе), а тёмные голубова­то-зелёные, по-видимо­му, местной армии. У цирцеянок очень оригинально обозначались ранги. На лацканах жакетов поли­цей-фрау крепились стили­зованные геральдические лилии, серебряные или золотые, а у военных дам воротник был вышит в виде колючих веточек шиповника, и на этом шитье располагались алые розоч­ки. На третьем типе формы, сером в коричневин­ку, никаких знаков не было, и для меня осталось за­гадкой, кому она принадлежала. Впрочем, в униформу была одета лишь малая часть собравшихся. Платья остальных отличались такой же роскошью и разнообразием, как на любом подобном меро­приятии на Земле. Чтобы описать хотя бы самые инте­ресные, потребовалось бы примерно столько же места, сколько занимает вся эта история. Посему, не буду и пытаться. Те цирцеянки, которые не слу­жили и не были скованы требованиями уставов, почти все носили длин­ные волосы. И каждая делала из них вычурную замысловатую причёску в классическом стиле, поднимая всю массу волос на темя и откры­вая шею. Подобные произведения искусства сооружались не только для приёмов и других торжест­венных случаев: взрослые женщины, я заметил это во время экскурсии по столице, предпочи­тали тот же стиль и на каждый день. Ка­жется, преобладающей на Цирцее являлась европейская раса. По край­ней мере, здесь, как и на улицах города почти не встречалось азиатских и чисто африканских жен­щин, зато было довольно много таких, в жилах ко­торых, судя по красноватому оттенку кожи, тек­ла частица аулианской крови. И примерно столько же мулаток вроде нашей Аниты... А вот те две, что стоят у двери на террасу, несомненно, чистокровные аулианки - багряно-смуглые, темноволосые. На груди одной из них я заметил брошь, похожую на контур короны и стилизованный трилистник одновремен­но.
   -- Анита, это не аннорский ли герб? -- я движением глаз указал Гон­салес на парочку.
   -- Да, ан... -- Анита запнулась и вдруг громко воскликнула: -- "Се­верная звезда"! Мийма! Пуна!
   Судя по тому, что последовало за этим - восторженные возгласы, объятия и поцелуйчики - это были старинные знакомые Аниты. Обе достаточ­но свободно чирикали по-русски. Выяснилось, что Анита пять лет тому назад, на выпускном курсе, проходила стажировку вместе с Пуной Кенда­ной на между­народном звездолёте "Дружба", а вторая женщина, Мийма Демлио-Лодарс, была у них руководи­телем. Теперь обе аулианки летали на кораб­ле "Аннельми Лато", по-русски - "Северная звезда". Их жен­ский экипаж прибыл на Цирцею с семисуточным дружественным визитом. В честь "Север­ной Звез­ды" и давала приём Астроакадемия.
   На возвышение в глубине зала поднялись проректорша, наша Командир­ша, красивая аулианка в длинном облегающем платье-хроматике в виде картины "небо и облака", и ещё одна цирцеянка - по­жилая, немного рас­полневшая, с приятным круглым лицом и чёрными глазами.
   -- Милые гостьи! -- сказала она. -- Сегодня мы приветствуем отваж­ных женщин-покорительниц Космоса, посетивших наш дом. Особенно приятно видеть здесь представительниц сразу двух мате­ринских планет, природа которых развивалась независимо, но породила два идентичных человечест­ва. Вот они, экипажи "Дежнёва" и "Аннельми Лато"!
   Аплодисменты. Толпа расступилась, пропуская нас к трибуне. Лиза по­следовала за нами, но оста­лась чуть в стороне. Выждав, пока овация утихнет, цирцеянка (скорее всего, это ректор, решил я) про­должала:
   -- Пользуясь случаем, хочу выразить сердечную благодарность гостьям с Земли за спасение на­ших коллег, экипажа звездолёта "Ц двести во­семь". И хочу предоставить слово коллеге Гертруде Шахт, командиру ко­рабля.
   Гертруда, также одетая официально, заняла место ректорши на трибуне и произнесла короткую речь, полную напыщенных фраз о космическом това­риществе, взаимопомощи и истинной женской дружбе, которую "другим" по­нять не дано. Под "другими", несомненно, имелись в виду мужчины. Затем с ответным словом выступила наша Командирша, сказав, что мы всегда ра­ды оказать посиль­ную помощь, и выразив благодарность за приглашение на торжество и тёплые слова. Ректорша пред­ставила собравшимся Зорну Фарлику, командира "Северной Звезды", и та поделилась впечатле­ниями от визита. Потом был фуршет. Аулианки держались рядом с нами, а ху­денькая Пуна то и дело поглядывала на меня. В конце концов, она трону­ла меня за локоть и сказала:
   -- Сандра, не могу отделаться от впечатления, что где-то тебя уже видела. Ты не бывала на Ауле?
   -- Была. Прошлой зимой, -- подтвердил я. -- Возможно, там и сталки­вались. Ты где живёшь?
   -- В Араскароа. Улица Зильдо, двадцать семь. Это...
   -- Я знаю, где это. Я гостила у знакомой на улице Гилинхаду. Только у меня тогда не было... -- я многозначительно посмотрел на аулианку, потом тронул волосы, как бы имея в виду только их.
   Пуна засмеялась - она поняла. И поспешила поддакнуть:
   -- Да, у тебя была совсем короткая стрижка. Теперь вспомни­ла! Я видела тебя вместе с Меттарс!
   -- Ты знакома с Даорой Меттарс? -- воскликнула Лиза. -- И ничего мне не сказала?
   -- Откуда же я знала, что она и у вас известна!
   -- Конечно, известна! Она в позапрошлом году к нам на гастроли прилетала. И давно ты её знаешь?
   -- Ну... какое-то время. Моя Валя с ней вместе училась в школе.
   -- Мон дьё! И ты молчала! Обещай, что непременно меня познакомишь.
   -- При первом же удобном случае.
   Тесная вначале компания понемногу расплывалась в разные стороны. Наши обер-дамы, земные и аулианские, общались с местными патронессами, заводя полезные знакомства, Штурманша держа­лась возле Валентины, Анита "сцепилась языками" с Пуной, Юлианна отыскала Беату-Войцеха и болтала с ней. Докторшу откровенно "клеила" какая-то военная девушка ослепи­тельной красоты. Смотреть на это мне было забавно, а вот Лиза заскуча­ла.
   -- Давай удерём, а? -- просительно сказала она. -- Здесь так шумно.
   -- Что предлагаешь?
   -- Идём на террасу. Покажу тебе наше небо.
   Солнце уже село, и тёмное небо было усыпано звёздами. Над деревьями парка с противополож­ных сторон сияли две яркие точки - соседние пла­неты Люмины. Одна из них была значительно ярче Венеры и выглядела не точкой, а крохотной кляксой, другая, более слабая, спешила на закат вслед за светилом. Лиза, запрокинув голову так, что опиралась затылком на моё плечо, подняла руку вверх.
   -- Видишь вот этот яркий треугольник? Эти две звезды принадлежат созвездию Пантеры, вот её нос, уши, лапы и тело, изогнутое в прыжке.
   -- Похоже, -- согласился я. -- А третья?
   -- Брошь Цветочницы. Посмотри, женщина сидит на коленях, а перед ней бу­кет цветов.
   Слабое звёздное скопление, и в самом деле, очень напоминало букет в виде розетки, сверкающий в изгибе двойной линии более ярких звёзд. При должном воображении легко было представить себе и созвездие Цветочни­цы, и вставшую на дыбы Кобылицу на северной стороне неба, и Русалку в зените. А вот нашего Солнца в это время года на небе не было.
   С озера потянуло холодным ветерком. Лиза зябко поёжилась, и я, сняв жакет, набросил на её обнажённые плечи.
   -- Спасибо, -- тихо сказала она.
   Я знал, чувствовал, чего она ждёт от меня. В глубине сознания би­лась мысль, что не следует этого делать, что потом будет только боль­нее. Но я не слушал голоса разума. Осторожно обнял девушку за плечи и поцеловал. Так мягко и нежно, как только был способен. Она ответила с неожиданной страстью, прижалась грудью к моей груди (сумасшедшее ощу­щение!) и обвила руками меня за шею.
   Казалось, прошёл всего один миг, а на самом деле... Звёзды успели проделать длинный путь по небосводу, взошла маленькая, быстро ползущая по чёрному небу луна Цирцеи. Мне почудилось, или меня кто-то звал?
   "Звал, -- подтвердил ментальный шёпот в голове. -- Валя просила пе­редать, что нам пора. Мы и так задержались больше допустимого".
   -- Меня вызывают, -- сказал я Лизе. -- Наш лимит времени исчерпан.
   -- Уже?? -- она чуть не плакала. -- Я думала, вы останетесь хотя бы ещё на день.
   -- Не получится. Мы спасатели, и находимся на дежурстве. Представь, кто-то сейчас терпит бед­ствие, а прийти на помощь некому.
   -- Я провожу вас!
   Короткая летняя ночь подходила к концу. Занимался рассвет нового дня. С высоты птичьего полё­та было видно, как светлеет на востоке не­бо, и утро начинает гасить один за другим слабые огоньки звёзд. Сига­ровидный аэробус снизился над лётным полем прямо возле нашего звездо­лёта. "Дежнёв" был уже готов к немедленному старту. Оставался опущен­ным только пассажирский подъёмник, тот самый, что шесть дней назад за­бирал цирцеянок с их корабля на наш.
   -- Не задерживайся, -- сказала Валентина.
   Как удачно, что этот лифт рассчитан на шестерых! Наши уехали, а мы с Лизой остались наедине.
   -- Пиши, -- сказала цирцеянка.
   Раскрылись двери подъёмника. Пустая кабина ждала меня.
   -- Лиза, -- произнёс я. -- Я должна тебе сказать. Не могу больше обманывать. Я... я - не женщи­на! Меня трансформировали, чтобы не сму­щать вас...
   Девушка ахнула, отшатнулась, прижимая руки к груди. Я повернулся и шагнул в лифт. Вот и всё. Прощай, цирцеянка Лиза. Теперь я вызываю у тебя одно только отвращение. Оно и к лучшему. У тебя своя жизнь. Най­дёшь себе "до", родите с ней много-много дочек, курносых, похожих на тебя. А я тоже тебя забуду...
   -- Быстрее поднимайся и пристёгивайся! -- поторопил меня Григорьев (за время нашего отсут­ствия он успел уже сбросить облик Инженерши). -- Стартуем.
   Раздеваться и надевать климатик времени не было, и я плюхнулся в ложемент, как был, в юбке. Включились тяговые динагравы, "Семён Деж­нёв" оторвался от поля и начал подниматься, плавно увеличивая ско­рость.
   -- Ребята, глядите! -- воскликнула Юлианна. Красные дужки курсора указали на розовый в ут­реннем свете балкон космовокзала и маленькую фигурку, размахивающую руками. Лиза что-то кри­чала.
   -- Дать звук? -- мягко спросила Селена.
   -- Нет, -- отрезал я и отвернулся. Зачем слушать слова, в запальчи­вости брошенные оскорблён­ной в лучших чувствах девушкой?
   Пока звездолёт выходил в точку прыжка, мы занялись приведением себя к нормальному облику. Когда очередь дошла до меня, Докторша впрыснула инъектором специальный катализатор в каждую из наращенных областей. Через несколько минут аппликанты сами отделились от тела.
   -- Сейчас обязательно налей в душ воды и минут десять поотмокай, -- посоветовала она, проти­рая смоченной в каком-то растворе губкой все зоны, где располагались накладки. -- Иначе кожа в этих местах долго будет казаться липкой. И не забудь подстричься.
   -- Ладно. Если не секрет, чем закончилось твоё знакомство с той цирцейской милитари? -- поин­тересовался я.
   Докторша смутилась.
   -- Не смотри так осуждающе! -- сказала она. -- Эта Мадлен Райнер слова "нет" не признаёт в принципе. Ну, и надо же было хоть раз попро­бовать...
   -- И как оно на вкус?
   -- Великолепно. И весьма необычно. Это сложно объяснить. Надо самой сделать, чтобы понять.
   Нет уж, спасибо, подумал я, выходя из медсектора. Не дай бог, ещё пристрастишься...
   Как хорошо, что я догадался предварительно зайти к Аните и попро­сить ослабить климатик! Сей­час он кое-где висел на мне складками, зато в талии не тянул. Чувствовал я себя так же странно, как в первый день, с точностью до наоборот: на груди чего-то не хватало, а промеж ног, напротив, всё ме­шалось и казалось громадным, как у жеребца. Голова без длинных волос была будто голая. Собствен­ный голос звучал грубо и неп­риятно. Сейчас бы поспать... Но впереди был прыжок, маневр подхода и стыковка с орбитальной Форпоста.
   После этой истории я долго ещё не мог отделаться от новоприобретён­ных привычек: оговаривал­ся, употребляя о себе женский род, войдя в туалет, садился, когда в том не было необхо­димости. А колени у меня то и дело сдвигались вместе помимо моей воли, так же, как в са­мом начале норовили разъехаться в стороны. До чего же, всё-таки, при­липчивы эти женские ма­неры! Только не­дели через две я, наконец, пол­ностью от них избавился. Ароматизация тела и та про­держалась мень­ше.
   За это время мы ещё дважды стартовали на помощь терпящим бедствие, но об этом следует рас­сказывать отдельно. А в свободное время я часто думал о Лизе, вспоминал наши с ней разговоры, пытался представить, как она там сейчас, что делает. Спохватывался, гнал эти мысли, и опять возвра­щался к тому же. Хотя на все сто был уверен, что ей обо мне вспоминать неприятно. Чёрт, ну, почему она не родилась на Земле или какой-нибудь другой, нормальной планете? Тогда, если не роман, то хоть дружба между нами быть могла бы.
   Когда на спасательной базе Капустин Яр я покидал гостеприимный борт "Дежнёва", Анита Гонса­лес вложила мне в руку сложенный листок синтети­ческой бумаги.
   -- Возможно, тебе всё-таки захочется узнать, что крикнула тогда Ли­за, -- сказала она. -- А нет - порви, не разворачивая.
   Я и хотел сделать так. Но уже в салоне автолёта не утерпел и всё же развернул. На листе крупны­ми буквами было отпечатано шесть слов:

"Мне всё равно! Слышишь?! ВСЁ РАВНО!!!"

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   3
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"