Я вздохнула и снова спряталась в теплый сумрак свернутого коконом одеяла. Вставать не хотелось. И не потому, что раскрывающийся день был плох, вовсе нет. Солнце настойчиво, но беззвучно барабанило лучом в окно, за окном визгливо гомонили люди и машины - все как обычно. Просто мне предстояла сегодня уборка. Не ежедневная, "косметическая", а генеральная, проводившаяся в строго определенное время. Сначала - раз в год, затем - в три года. Потом через пять лет.
Кто хоть раз занимался этим, меня поймет: сколько всего могло накопиться за такой срок! Теперь надо было все подчистить, освободить от пыли и тараканов, обычно вылуплявшихся в темных закоулках и с удовольствием пожирающих забытое. Расставить по местам, выбросить совсем засохшее, поросшее мхом или попросту ненужное. Не пригодившееся. Или устаревшее. Или испортившееся.
Убираться я начала еще с вечера, когда вся семья собралась за ужином, на который я специально ухлопала полдня и еще тридцать семь минут. Ужин самое время для уборки. Организм бодрствует - разум спит. Бдительность притуплена, и можно немного поковыряться в теплом сумраке свернутого коконом сознания; соединить знания в нужной последовательности и безжалостно оборвать появившиеся за это время отростки, пожелтевшие листы и завядшие бутоны. А иногда и молодые, но опасные.
Я улыбнулась, вспомнив два небольших свеженьких бутончика, прилепившихся к главному - прямому и гладкому - стеблю у мужа. Нахмурилась: один довольно долго трепыхался, не желая быть раздавленным моей любящей рукой. Ничего, ранки за ночь пропадут, только надо дня через два подсластить перед поливкой воду. Внезапно я подумала, что и подкормку придется сменить, прежняя не была уже такой эффективной, как раньше.
Ох, надо вставать. Времени еще достаточно, после вчерашнего наведения порядка домашние будут спать сладко и долго, но все же...
Самое тяжелое и нудное я оставляла всегда напоследок. Начинала с детской: там никогда не было много ржавчины и слежавшейся грязи, только веселые пылинки и фантики. Пылинки я выдувала специальным пылесосом, а фантики, особенно яркие и блестящие, пока не выбрасывала. Складывала в аккуратные стопочки. Пусть дети приучаются к порядку и коллекционированию!
Затем заглядывала в спальню. Рассовывала в ящики бельишко, оставляя - ввиду то и дело появлявшихся новых бутонов - только самое экстравагантное и сексуальное. Убирала вечно торчащие носки с пятками, пальцы в перчатках и шляпы без голов. Раньше они, разбросанные по всей комнате, меня страшно раздражали. Но с тех пор, как я научилась самостоятельно делать маникюр, педикюр, клиринг и мылинг внутренностей головы, мое самочувствие пришло в норму.
Уборка кухни всегда была моей страстью. И в этот раз я с воодушевлением пришлепывала букашечек сомнений, расставляла кастрюльки, полные переживаний, по росту и отчищала от копоти шкафчики с мыслями и надеждами.
Гостиную обработаю в субботу, на очередную годовщину приобретения этой строгой, но по-своему уютной квартиры в лучшем районе города. Пользуясь случаем, я пригласила всех своих дальних и ближних родственников, друзей и подружек, соседей и сослуживцев. Не все придут. Но тогда пусть сами себя винят, я не намерена рисковать идеальной репутацией моей семьи!
Я, наконец, соскользнула с постели и прошла в ванную. Выгребла всевозможные чистящие средства, вооружилась салфетками и шваброй. Чтобы наводить порядок у других, надо быть самой порядочной...
Кроме гостиной, оставался чулан. Я еще раз глубоко вздохнула, повернулась к зеркалу и вскрыла пломбы.
Да уж. Сколько я здесь не была? Сырости накопи -и-лось! И сундуков с ветошью стало значительно больше. Наклонилась над одним, самым громоздким. С трудом сдвинула крышку: тяжелая! Заглянула: фи! Ну, и запах! Стала осторожно вытаскивать на свет по вещице.
Первым попалась рука с наманикюренными, хотя и изрядно уже стершимися, ногтями. Ладонь завернута горстью. Рука была знакомая, но не любимая; принадлежала моей младшей кузине, плаксивой завидущей бабе, непрерывно производящей подсчеты, кто, сколько и чего ей должен. После предыдущей, пятилетней давности, чистки гостиной, кожа на руке высохла и пожелтела. Я досадливо поморщилась: "Наверное, дела плохи, надо позвонить". И отложила руку направо. Та согласна поскребла по полу.
Следующим на свет Божий выполз слоненок. Резиновый, подаренный ровно сто лет назад немедленно после этого исчезнувшим моим беспутным отцом. Как ни странно, игрушка оставалась такой же яркой и даже противно пищала. Я снова задумалась. Но потом положила слоненка слева от себя: сто лет прошло.
Еще подумала и переложила направо.
Растрепанный девичий дневник, испещренный маленькими ровными буквами, больше в столбик, я без сожаления бросила налево.
Что-то склизкое...я отдернула руку. Заглянула. Яблоко! Почти сгнило с одного бока. А другой все также соблазнительно улыбается. Но я догадывалась: внутри уже чернота. Осторожно, салфеткой, вытащила и бросила налево. Яблоко покатилось, оставляя неприятный влажный след. Ох, ты, "кометом" оттирать придется! Вспомнила яблочную историю: лето, садик, яблони. Руки, губы, крики. Хорошо, что не надкусила, наверняка несварение было бы. Оставила тогда на память: детей познакомить с фруктом. Но вот не удалось, сгнил.
Дальше следовали: несколько кружевных вещиц, предназначенных для различных частей тела, зеленый чай, гантели и множество разноцветных париков.
Все направо.
Потом: черный кофе, высохшие акварельные краски, целая стопка толстых подписанных конвертов и еще кофе.
Только налево.
Несессер с телефонами - штук триста, не меньше. Направо.
Сундучок с сигарами, сигаретами и сигареллами....Налево... но несколько штук затем переложила в противоположную сторону. На случай.
А это еще что? Я вытянула небольшой деревянный ящичек. Там что-то постукивало и пыхтело. Я торопливо сковырнула непослушный замок и заглянула внутрь. Почудился запах акации и надвигающейся грозы.
Я запустила в него руку, пошарила и нащупала нечто маленькое скользкое теплое пульсирующее.Стало любопытно и боязно. Если вытащу, вдруг не смогу обратно засунуть?