Я стоял в зале ожидания Курского вокзала, прислонившись спиной к мраморной колоне, чтоб не стошнило. Стоял, прижимая к груди чемоданчик, и вспоминал, что я выпил по дороге к вокзалу.
Так. Сперва натощак, для утренней зарядки, стакан кедровой. Это я точно помню. Знающий человек говорил, что кедровая укрепляет ноги. Что, кстати, я заметил, они исправно несли меня куда следует. Далее, на улице Земляной Вал, принял два стакана юбилейной. Я не люблю юбилейную - у нее слишком грубый вкус, но она бодрит.
Потом, значит, кружку разливного пива и сразу бутылку красного крепкого. Или же, наоборот, прежде было красное крепкое, а затем разливное пиво?
Нет, так. Сначала кружку пива, за ним красное, а после, перед площадью у вокзала, бутылку чешского пива.
Ой, как же я не согласен с Карлом Марксом, говорившим, что бытие определяет сознание. Вот у меня бытие - замечательное, а сознание - замутненное.
Люди за три метра обходили мою колону, опасаясь, что меня стошнит на три стороны. Зато ко мне подошел милиционер с таким гладким и чистым лицом, будто его по нему не били полгода.
- Куда следуете, гражданин? - поинтересовался он.
- Так, я это, - смутился я, - в Петушки, к любимой девушке. Сам я из Сибири, сирота.
- Документы есть?
- Есть, - ответил я и протянул ему сотню. В органах платят мало, поэтому деньги граждан моментально тают в руках милиционеров самым волшебным образом. Вот есть купюра, а только к ней прикоснулся милиционер, и она пропала. Ради любопытства я решил провести эксперимент - дал милиционеру еще сотню, на вторую бутылку. И опять тот же эффект. Прямо таки Бермудский треугольник.
- Смотри, не наблюй у меня тут, - пригрозил он пальцем.
- Ни в коем разе не наблюю, если только меня стошнит, - ответил я ему уже в спину. Почесал под носом, и подумал: не выпить ли хереса в привокзальном ресторане - херес настраивает на романтический лад...
Если Герцен журналом "Колокол" разбудил Россию, то меня вывел из дремотного состоянии писклявый женский голос, объявивший:
"Внимание! В 9 часов 20 минут из четвертого тупика отправляется поезд до Петушков. Остановки... "
- Иди, Валерочка, не то опоздаешь, - сказали мне ангелы.
Правильные слова произнес Ленин: вчера было рано, завтра будет поздно. Сейчас было в самый раз. Раздели со мной трапезу милый Владимир Ильич!
В тамбуре я откупорил бутылку Старой Москвы - она добавляет сил - и выпил из горлышка половину. Выпил, запрокинув голову, как это делают штангисты, поднимая непомерные тяжести. Закусил бутербродом, чтоб не стошнило. Я ценю экологию и ту выпивку, которую посылает мне Бог.
Еще выпил, доел бутерброд.
В вагоне пассажиры встретили мое возвращение безучастными взорами, смотря на меня и не замечая, как привидение, хотя я сильно шатался и хватался за лавочки. Вот за что я люблю свой народ. Другой бы народ - мерзавцы немцы или англичане - стали бы морщить нос и отводить глаза, а нашим все до лампочки, нашим все по фигу мороз. Как говорится, гвозди бы делать из этих людей, не было бы в мире тупее гвоздей - вот специально для этого случая.
- Как хорошо, что ты, Валерочка, едешь в Петушки, - говорили мне ангелы под стук вагонных колес.
Я кивал.
Петушки - это рай земной, Эдем. Там целый год цветут розы и поют птицы. Там небо сливается с землей. Там даже запойные пьяницы имеют вид строгий и просветленный.
Мне досадно, что древнегреческий историк Геродот ничего не слышал об этом благословенном крае, иначе бы он наверняка забросил все свои географические труды и навечно туда переселился.
- Как хорошо, как хорошо, - твердили ангелы.
- Но я редко там бываю, - возразил я.
- Но все же иногда бываешь.
Я встал, пошел в тамбур и допил остатки Старой Москвы, но уже вдохновенно и не опасаясь, что стошнит. Теперь можно было придерживаться железного правила - больше пей, меньше закусывай.
Признаться, мне нравится, как писают женщины. Вот, казалось бы, самая отчаянная бой-баба и та, чтоб это сделать, должна приседать на корточки, проявляя слабость своей женской природы. Это так трогательно. Но я был рад, что лично мне не надо было приседать, когда мочился в гремящей кишке между вагонами.
Я ехал к ней, к своей девушке. Она будет ждать меня сегодня, в предновогодний день, на перроне в двенадцать часов.
Нет, это не девушка, а демон искуситель в юбке. У нее прекрасные глаза - один, как сапфир, синий-синий, второй, как жемчуг, белый-белый из-за бельма. Ну а когда у меня двоилось, этих прекрасных глаз становилось и вовсе четыре. У нее такой длины бесцветные ресницы, какой длины имеется растительность на плечах не у каждого грузина. У нее большая попа, маленькая подростковая грудь и толстая, как канат, коса. Если бы ее увидел слепой старик Гомер, то он бы воспел ее красоту где-нибудь в Илиаде высоким гекзаметром как богиню плодородия Деметру.
Как вы познакомились? - спросит меня досужий читатель. Отвечаю. Я с двумя мужиками отмечал в Петушках 8 марта, у нас была уйма всякого спиртного, но не было женщин - тех, кого следовало поздравлять. На наш зов к нам завалились три пьяные шалавы - вот так я и познакомился со своей девушкой. Мы пили столичную, разбавляя жигулевским пивом, несли ахинею, и дым стоял коромыслом.
Не помню, как мы остались с ней наедине.
- А я тебя знаю, - сказала она.
- Откуда?
- Видела в магазине. И потом возле него. Я еще удивилась, как может один ублюдок выпить столько всего, - сказала она, засмеялась, как ребенок, и начала показывать мне стриптиз, делая плавные волнообразные движения бедрами. У булыжника, служащим оружием пролетариата, и у того бы возникло желание. Затем выпила залпом сто пятьдесят, взяла часть моего тела, которая зудела у меня, и вставила туда, где зудело у нее. Это было восхитительно - я чувствовал тот же задор, что и Суворов в переходе через Альпы.
В волнении я вышел в тамбур и выпил бутылку Каберне - Каберне расслабляет и охлаждает любовный пыл.
В моем вагоне сидела молоденькая парочка и потягивала одну банку пива на двоих. Хочу признаться, что я презираю новое поколение - у него нет тяги к эксперименту. А как они пьют водку? Они запивают водку соком, не пытаясь понять ее натуральный вкус. Разве можно ожидать от такой молодежи свершений - великих изобретений или открытий? Нельзя, отвечу я вам, потому что она не любит дерзать. Ручаюсь, среди них не появятся химики Менделеевы! Композиторы Мусоргские! Художники Саврасовы! Писателей Венедиктов Ерофеевых и тех им не видать!
Они даже не представляют, с каким любопытством засыпает пьяный в стельку человек, чтобы выяснить, проснется ли он завтра утром?!
Вернувшись в вагон, я проверил содержимое своего чемоданчика - все оставшиеся бутылки были на месте. Спасибо ангелам!
И тут меня разобрала икота.
Нет, я не буду подобно трудолюбивым китайцам строить великую стену, не буду подобно наглым американцам печатать доллары, необеспеченные золотым запасом, - я буду выводить математическую формулу икоты.
Я продолжал выводить форму икоты, но математические выкладки в голове мне уже надоели. Не помешало бы выпить - выходить в тамбур было лень, и я сделал пять-шесть глотков белого сухого вина, не вставая с места. Белое сухое вино содействует гармоничному развитию личности.
Нет, конечно, мне хотелось поговорить о чем-нибудь возвышенном. Можно было подсесть в вагоне к любому мужику, угостить водкой и побеседовать с ним, скажем, о последних балетных постановках в Большом театре. Или о литературе - об актуализации постмодернистской парадигмы в произведениях Патрика Зюскинда. Хотелось сказать и услышать что-то умное. Но икота никак не проходила. Поэтому я сделал еще несколько глотков, но уже пива. Вот только сделал, и отключился, уронив голову вниз и обняв, как любимую девушку, чемоданчик.
33-й километр - Орехово-Зуево
В отключке.
В полной отключке, как невинный младенец.
- Валера, просыпайся, пора, - сказали мне на ухо ангелы.
- Что? - прошептал я спросонья.
- Скоро будешь на месте.
- В каком еще месте?
- Да в Петушках!
- А-а-а...
Я разлепил левое веко и увидел, что за окном пробегают дорогие моему сердцу пейзажи - поезд подъезжал к желанной станции. Наверное, те же чувства испытывал Одиссей, разглядевший на горизонте родную Итаку. Я выпил четвертинку анисовой - она освежает. Как говорил Некрасов, поэтом можешь ты не быть, но анисовую для освежения выпить обязан. Потом пригладил волосы и пошел в тамбур.
На перроне меня встречала моя девушка. Я увидел ее, едва выйдя из вагона, махнул издали чемоданчиком, и она, распахнув руки, побежала ко мне, как бежит лебедь по водной глади, собираясь взлететь. Мы обнялись и радостно рассмеялись. Пахло розами, и пели птицы.
- Дорогой, дорогой! - сказала она со слезами на глазах, слегка пошатываясь.
- Дорогая! - ответил я.
- Что у тебя в чемоданчике?
- Он почти пустой, ибо все предметы первой необходимости за малым исключением закончились.
- Жалко, я думала...
- Пустяки, сейчас купим в магазине.
Взявшись за руки, мы устремились на вокзальную площадь.
В нашем распоряжении были рождественские каникулы и сегодня мы с ней встретим Новый год. Когда пробьют кремлевские куранты, она приготовит... Эх, ребята, жизнь надо прожить так, чтобы не было мучительно больно, что не попробовал в новогоднюю ночь коктейль "Елочная звезда". Нет, рецепт я знал, записывайте:
Пиво жигулевское.
Шампунь отечественный.
Средство от перхоти.
Клей БФ.
Дезинсекталь для уничтожения мелких насекомых.
Стеклоочиститель по вкусу.
Но я не знал точных пропорций, в особенности средства от перхоти - как же без этого? Без этого пропадает весь эффект.
Да, пьется "Елочная звезда" охлажденной из бокалов большими глотками и не закусывается. Бокалы лучше, чтоб были хрустальными.
Нет, восхитительный коктейль - после него наступает такое одухотворение, что любой встречный может запросто вытереть о тебя сопли, а ты будешь сидеть и только улыбаться.
- Валерочка, у вас впереди десять дней, - сказали ангелы.
- Да, у нас впереди десять дней.
- А потом мы вас заберем.
- Да, а потом вы нас заберете.
- Но можем и оставить, если вы закодируетесь.
- Хорошо оставляйте - мы закодируемся, - ответил я, поколебавшись. - Но только после праздников...
|