Вроде Германия нападение готовит. Вроде от границы доносят - гул ночами идет да пыль столбом стоит, за день рассеяться не успевает. И Григорьев-то ведь сказал, что радиостанции пеленговать будем. Но ничего никто не пеленгует. Потому что пеленговать пока нечего. И Москва помалкивает.
Вроде заговор перезрел да и вызрел давно - а все по-прежнему, все работает, все по уставу-то, все приказы исполняются вовремя. Никто в штабе ни взглядом, ни жестом не выдает себя вообще никак.
Здесь многое мог бы генерал-майор авиации товарищ Копец прояснить. Попыталась Алька с ним несколько раз встретиться - но не доступен ей товарищ Копец все время оказывается. Уже дня четыре пытается она к нему пробиться, но без успехов особых. То он у командующего на совещании, то на аэродром уехал, то в армии к дивизиям приграничным вылетел, то сам совещания проводит, а адъютант вышколенный в приемной, аки Цербер трехглавый, сидит и никого не пускает - секретность!
Неуловим товарищ Копец. Как же его поймать? Не в коридоре же штаба округа караулить? Не с адьютантом же скандалить? Ей-то, Альке, тоже конфиденциальность нужна для ее-то вопросов важных.
Только разговоры товарища командующего ВВС ей и доступны. Только голос сильно-мужской с нотками стальными в наушниках. Но нет ничего в тех разговорах. Совсем ничего.
Сидит Алька до поздней ночи в части секретной. А потом - по Минску пару кварталов до гостиницы окружной идет.
Мимо патрулей.
* * *
Сидят в кабинете генерал-майор авиации товарищ Копец и товарищ Рыбаков. Товарищ Рыбаков - старший батальонный комиссар, куратор ВВС в Третьем отделе штаба округа. И еще - хороший друг товарища Копеца. На самолетах вместе летали. И на "Утенке" учебном, самолете УТИ-2. И на "Ишаках", И-16, боевых. И на "Чаечках", И-153, легкокрылых.
И даже на новом МиГе пытались.
В паре.
Разговор серьезный. И - откровенный. Нахмурены оба.
- Иван, твой арест - дело времени.
- А чего не сейчас?
- Про то не знаю. Может, есть график какой? Может еще что? Но после того, как пару недель назад Смушкевича взяли - тебе не жить. Вы со Смушкевичем еще с Испании вась-вась. Про то всем извстно.
- Ну, коль так - я им не дамся. Живым.
- Это как? Маршрут твой - контролируют полностью. На самолете сам не полетишь никуда - только со вторым пилотом и только в сопровождении дежурного звена...
- У меня в сейфе - наградной "Люгер" лежит. Парабеллум. Немецкий. П-08. С Испании. Сам Ларго Кабальеро вручил.
- Не лежит. Его наверняка уже изъяли давно.
- Быть не может...
Вскрыл товарищ Копец сейф. А в нем - папочки с документами. И пистолет. П-08. Черный. Новенький.
- Так вот он!
- Лежит? Ну-ка, ну-ка... А попробуй из него убить кого-нибудь. Меня, например...
* * *
Вынул товарищ Копец пистолет. Направил его в стену кабинета противоположную, дубом лакированным темным отделанную. И на спуск нажал.
Щелкнул курок. И еще. И еще. Вхолостую
- Что за блядь?!!
Улыбается товарищ Рыбаков.
- Ничего удивительного. Патроны сварены. Если б наши органы славные все пистолеты да наганы позволяли держать в состоянии заряженном, то никого взять бы они не смогли никогда и низачто. У тех людей, коими госбезопасность интересоваться начинала, всегда в наганах, пистолетах да ружьях что-нибудь отказывало. Или оружие целиком. Или... сердце. Сразу. Или - еще что. Так что своим пистолетом ты только в лоб дать сможешь. Если раньше не скрутят. А ты адьютанта своего давно знаешь, а?
- Неделю назад только нового дали, прошлый в академию поступил. Думаешь - новый оттуда? М-дааа. То-то чувствую - рожа уж больно мармеладная.
- Ты под полным контролем. К окнам тебя не подпустят - не выбросишся на асфальт-то серый. По дороге - агенты расставлены - не выпрыгнешь-то из машины-то быстрой. Пистолет бесполезен - патроны фальшивые, не застрелишься.
- А самолет?
- Пока насчет самолета приказов нет - но мне приказано в полетах тебя сопровождать, особенно в приграничные дивизии. Рекомендовано УТИ-4 двухместный использовать, а не боевой истрибитель. И обязательно - тройку в сопровождение. Так что просто так никуда не улетишь... И не уедешь. Водила твой...
- Вот же, гребаный экибастуз! - позавчера заменили! Прошлый - якобы на курсы усовершенствования направлен.
- Во-во! Да еще на днях в штаб округа девка некая прибыла. Для проверки какой-то. По бумагам она - спецсотрудник из наркомата обороны. Но, думаю, прикрытие у нее повыше будет. Возможно - даже из ЦК. Она на узле связи сидит, да разговоры все слушает через коммутатор центральный.
Выматерился товарищ Копец еще раз отчетливо и ясно.
Как в бою над Мадридом.
* * *
Вышла Алька из дверей штаба округа широких. А от подъезда - машинка легковая рванула.
По номеру - штаба машина. Штаба округа.
А тут и патруль на углу. Козыряет лейтенант красноповязочный:
Новый подвал. Дом на углу переулка Кривоколенного. Тут ход - просто щитом деревянным забит. За щитом - проход узкий со ступенями полуразрушенными. Через пару ступеней - кладка кирпичная. Но не старинная, а свежая - современный силикатный кирпич здесь положен. И раствор меж кирпичами застыл соплями неаккуратно-серыми. Тут есть над чем ломику да кирочке поработать. Халтура. Дел-то - минут на пятнадцать.
Вошли Кныш со Степой в пролом. Спустились в лаз. Подвал сводчатый. Вода под ногами-то хлюпает. Не вода - а говно. Из канализации. По щиколотку.
Свод низкий.
Идут ходы вглубь толщ земли московской. И везде - тупики.
Или - вода.
Или заглушки бетонные.
Вышли они наружу, в свет июньско-солнечный.
Выдохнул товарищ Кныш, противогаз с головы потно-мокро-красной сдернув:
- Знаешь, Степ, даже если бы тот клад был, к нему сейчас все равно не подойти. Нужно масштабные работы по осушению проводить. Тут рота саперов нужна. Как минимум.
Подумал Степа. И головою кивнул.
Обидно только за время потраченное.
* * *
Еще один день догорел на западе зорею алою.
Вернулась Алька в свое окружное общежитие гостиничного типа. Подходит Алька к подъезду - а там...
А там... Машинка-то стоит. Легковая да лаковая. Со штабным номером. Тем самым. И из дверки-то распахнутой - сам генерал-майор авиации товарищ Копец выскочил. Начальник ВВС Западного округа. Быстро да скоро. Как всякий истребитель-то - знает, что и как, да умеет все это сложить да умножить. И в подворотню-то, во двор, да и нырнул. А машинка дальше себе по улице поехала.
Вот оно - как! Интересно!
Вошла Алька внутрь сквозь подъезд главный. Документ предъявила на входе сержанту скучающе-сонному.
И спросила. Невзначай. Как бы.
- А что, генерал Копец тоже здесь проживает?
Пожал плечами сержант:
- Никак нет, товарищ младший воетехник... У него квартира своя. Служебная. В доме на Карла Маркса.
* * *
А вот пройти туда, куда товарищ Копец прошел - ну никак невозможно. Ясна и понятна планировка того здания гостиничного новенького, конструктивистского. Две лестницы центральные - от двух подъездов, прямо на Советскую выходящих. Четыре этажа. В крыльях номера люксовые, с балконами. На крыше - МПВО пост. И подвал еще есть. Со двора вход только в подвал да на кухню столовой командирской.
А товарищ Копец-то, судя по всему, со двора-то в подвал да и прошел. Через дверь боковую. Но из общего коридора проникнуть туда никак нельзя. Вообще. И как это все понимать? И что это?
Тайна? Или - заговор?
Заговор? Или тайна?
* * *
Прошла к себе в комнату Алька задумчивая. На двоих комната-то та - да пуста кровать соседская, не подселили к ней никого. Оно и понятно - не так часто в штаб округа командировочные пола женского прибывают, не так просто пару ей подобрать. Или не хотят настораживать лишний раз - иначе бы подсадили, конечно, кого-нибудь. Но пока - одна Алька в номере. Скинула она платье форменное с ремнем да с кобурою-то тяжелой. Выдохнула облегчено явственно.
Хороша ее комната. Генеральская. Как по заказу. С балконом, на оживленный освещенный проспект выходящим. С выделенным санузлом да и ванною. Эх, хорошо иметь бумагу из кабинетов высоких Наркомата обороны СССР. Абы куда не поселят. Только вот с водою горячею проблемы возникнуть могут - как комендант при поселении поведал ей весело. Бывает есть. А бывает, что и нет. Пару дней. Или недель.
Скользнула Алька в ванную. Попробовала воду - ой! Есть вода-то горячая. Этим пользоваться надо. Нырнула Алька под душ. Вынырнула. И пока полотенцем обтиралась жестким, армейским вафельным - рев радио из комнаты услышала:
Вставай, проклятьем заклейменный
Весь мир голодных и рабов!
Вбежала Алька в комнату торопливо, полотенце кое-как набросив. Ей - чего стесняться, одна в комнате. А пропускать сеанс нельзя - вдруг сигнал передадут. И именно сейчас.
Допел хор песню широкую, на бой завущую. Выдохнул последним аккордом:
...воспря-нет род люд-ской!
А за хором, почти без пауз, голос бесстрастно-металлический вступил:
- Внимание! Тридцать, Двеннадцать, Двадцать два.
Щелкнуло в радиоприемнике. Полилась из раструба тишина с путотою вместе.
Хмурится Алька. Вновь прозвучала всего лишь дата ее рождения. Вновь нет сигнала к операции. Нет сигнала к ее прекращению. Нет сигнала к выходу.
Что ж - нет, так будет.
На календаре ведь пока еще - четверг, 19 июня 1941 года.
Ой, точнее, пятница - уже десять минут как пятница идет.
* * *
В штабе днем - вновь муравейник. И на узле связи. С утра, как только опустилась Алька за стол свой, специально для нее товарищем Григорьевым выделенный, вдруг к ней сосед наклоняется. Не знакомилась с соседом Алька, да и сосед тоже к ней особого внимания не проявлял. Так заведено здесь. Каждый над своим участком работает, а в другие-то нос свой длинный не сует. Так спокойнее. Меньше знаешь, крепче спишь.
А сосед-то да и шепчет:
- Вас генерал товарищ Копец хочет видеть. Очень. Прямо сейчас.
Сообщаю, что 17-19 июня 1941 года в районе Жилкомплекса НКВД-НКГБ СССР Љ 1 по адресу Б.Комсомольский переулок - М.Комсомольский переулок производились поисковые работы неизвестной организацией, работники которой предъявили удостоверения НКВД СССР, а также допуск-наряды на работы в данном районе. Работы проводились в подвалах сооружений. Сотрудники, проводившие работы, были снаряжены газоуловителями (сумки химика-разведчика СХР-3), армейскими противогазами, ломами и саперными лопатками образцов, принятых на вооружение РККА.
Докладываю, что ни я, ни мои заместители никаких документов на производство указанных работ не выдавали и не подписывали.
Прошу указаний.
Начальник АХУ НКВД СССР
комиссар госбезопасности 3-го ранга
СУМБАТОВ
Отложил бумагу товарищ Берия. И пенсне протер тщательно.
- А ты что думаешь, товарищ Меркулов?
- Кто-то что-то искал. Помимо нас. В нашем районе. Эта территория фактически вся под нашим контролем. Здесь наши жилые спецдома, спецобщежития, спецмагазины, детский спецсад, средняя спецшкола да спецполиклиника для высшего комначсостава. Сюда никто совать свой нос не должен. Но - кто-то ведь сунул!
- Правильно мыслишь, бля. Но искать могли здесь только одно. И тот человек в штабе округа Западного - тоже ведь неспроста там окопался, тоже что-то ищет, что-то копает.
- А что они все искали-то? Или - ищут?
- То, что летом 1937 года искали-искали люди Ежова, да так и не нашли. И у меня теперь-то кое-что и вырисовывается.
- Что, товарищ Генеральный комиссар?
- Что Ежов ничего не нашел - ежу понятно. Прости меня, за каламбур. Но вот Сталину Ежов что-то другое доложить мог. Что-то, от чего Ежов сам со всей командой в крематорий поплыл. Думаю, он раскопал что-то про тайник. Здесь, в Большом Комсомольском, как раз. Что тайник есть. А что в нем - неясно. Или же - сказал, что досье у него, у Ежова. И того и другого было достаточно. Другое дело, что я сам потом Ежова допрашивал, потому и знаю, что ничего у Ежова нет и не было никогда.
- Так хозяин, думаете, тогда Ежову поверил?
- Да не поверил Усатый никому. Даже мне. И никогда до конца не верит. Дескать, ничего никто и никогда. Я знаю его. Просто сыграл на опережение по старой привычке уголовно-тбилисской.
- Может, и тайника никакого нет? И документов в нем?
- Есть! Про тот тайник я слышал еще от Лациса. В Пицунде. В санатории ЦК. Да не того Лациса, который с Дзержинским был, чекиста славного, в 1938 году расшлепанного, - а того, который дивизией командовал латышской после Вацетиса. Лациса, Яна Яныча. Они, латыши, как раз осенью 1918 года Москву держали. Охрану правительственную несли и все такое прочее... Правда, в ту пору он уже из Москвы месяца два как на повышение ушел, командовать дивизией Инзенской, но связи среди однополчан сохранил тесные и о происходящем в Москве мог из первых рук знать. Обрати внимание, товарищ Меркулов - Ян Яныч в начале 20-х годов был начальником Киевской объединенной военной школы, а потом, году в 1927-1932, стал руководить всеми военно-учебными заведениями Ленинградского военного округа. Ни о чем это тебе не говорит?
Задумался товарищ Меркулов:
- А о чем оно говорить должно?
- С 1925 года Украинским военным округом командовал враг народа Якир, а Ленинградским военным округом в 1928-1931 годах - сам Тухачевский.
- Интересно.
- Еще как. Потом товарища Лациса отправили в Забайкалье и на Дальний Восток, к Блюхеру и Федько, руководить железнодорожным строительством. В 1936 году по аттестации комкора получил. И умер-то, кстати, он уж очень оперативно и чисто. От разрыва сердца. Только представь. Комкор. Орденоносец. В 1937-м. В марте. Умер. Своей смертью. От разрыва сердца. Прямо перед разоблачением группы Тухачевского. Анекдот!
- И?!
- Ведь это они, латыши, стрелкИ красные, похоже, все следы тогда в восемнадцатом, да и потом тоже, замели настолько чисто, что мы, сейчас, через двадцать три года, следов тех никак найти не можем. Хотя и пытаемся.
* * *
- ...Так что, Иван Иваныч, ничего мы за два дня не нашли... Все глухо...
- Отрицательный результат - тоже результат.
- Плохо только то, что мы своими поисками гнездо змеиное расшевелили. И Василису в Минске под удар госбезопасности и военных подставили. По полной.
- Как и предполагали. Теперь, возможно, ей самой - полный...
- А почему, Кныш?
- А потому что Степа, то, что мы с тобой искали да не нашли - теперь из нее там, в Минске, скорее всего, выжимать будут. И попробуй докажи, что выжимать-то и нечего. Органы наши, славные, найдут - разберутся. У них сознаешься, что это именно ты Христа распял.
- Кныш! Следи за языком своим!
- Слушаюсь, Иван Иваныч!
- Да, кое-что раскопать удалось. Возможно, что брошь та парная. И та, что у нас - вообще никакого отношения к кладу да тайнику тому не имеет.
Вот теперь потер лоб Иван Иваныч - да так, будто трением огонь добыть захотел по примеру дикарей диких.
- В общем, ясно, что ничего не ясно. Потому отбой пока всем. До особых распоряжений... Ты, Степ, в общагу пока возвращайся. Считай, что я тебе отпуск кратковременный дал. О работе не думай. Зарплата тебе капает - дай Бог такую секретарю райкома рядовому. Живи. Отсыпайся. Машку трахни, если у ней месячных нет. Где-то дня три у тебя на все про все имеется. Потом и часа не будет, если правда то, что товарищ Сталин нам про ГРОЗУ говорил. Отдыхай. По-военному! А я тебя вызову.
- Но... а Вась...
- Товарищ младший лейтенант милиции. Кру-гом!
- Слушаюсь!
- Да, Степ, ты ту брошку-то обратно отдай. Все-таки вещь ценная. Так! И распишись. Вот тут.
* * *
- Здравия желаю, товарищ генерал-майор авиации.
- Здравствуй, товарищ Краснова. Мне тебя товарищ Григорьев рекомендовал. Но я не за тем тебя вызвал.
- А зачем?
- А затем что повидать тебя хотел. Поговорить.
Хорош собой товарищ Копец. Статен да строен. В мундире генеральском да со звездою геройской. Молод, да и горяч. Только глазом левым чуть подкашивает - из-за травмы прошлогодней.
Поняла Алька расклад тот быстро. Доложил вчерашний сержант из гостиницы о ее любопытстве девичьем. Прошел тот доклад важный до верха самого, генеральского. Вот и решил товарищ Копец сразу подстраховаться, да вызнать, что ей, Альке, известно про вечер вчерашний. Потому и позвал к себе сам. А ей, Альке - того только и надобно. Вопросы задавать - ее работа.
Но опередил ее товарищ Копец, слова не давая вставить:
- Только, кобра, у меня сейчас времени нет совсем. Сама видела - в кабинете меня застать никак невозможно. Поэтому, коли хочешь - так следуй за мною. А коли не хочешь...
Алька хотела. И последовала.
Какая-то была здесь тайна. А за тайнами Алька сюда и приехала.
* * *
Вышли Алька с товарищем Копецом через комнату отдыха да боковой коридор к площадке лестничной, с площадки - в лифта кабину дерева лакированного. Нажал товарищ Копец кнопочку на пульте - вздрогнула кабина, заскользила вниз по рукаву прямоугольно-сетчатому.
Остановился лифт, распахнул товарищ Копец двери, все также молча прошел на улицу, во двор внутренний здания штаба округа. Во дворе - автомобиль стоит генеральский с дверями распахнутыми, а возле него - старший батальонный комиссар товарищ Рыбаков из 3-го отдела.
Пригласил товарищ Копец Альку в машину ту, хлопнули двери, взревел мотор. Скомандовал товарищ Копец:
- На аэродром!
Посмотрела на него Алька внимательно. И ответила:
- Я не кобра.
- Не обижайся. Это мы уже тебя так промеж собой прозвали. Кобра и есть. Глазастая. Что ж, про связь в Округе тебе все Григорьев рассказал. Еще про что узнать желаешь?
- Про самолет. Месяц назад. Как он прошёл незамеченным?
Напряглась шея генеральская под воротником тугим, бело-белым по границе очерченная.
- Ни один высоколетящий самолет система ВНОС опознать не сможет, если он сам по себе идет. Она может работать только по группам. Это, во-первых. Во-вторых, тот "Юнкерс" шел прямо в зад официальному рейсу "Люфтганзы" на Москву.
- Но тогда должен был среагировать аэропорт Белостока.
- Он формально подчиняется не ПВО или ВВС, а Гражданскому воздушному флоту. В-третьих, даже если при пересечении лини госграницы иностранным самолетом мы поднимем в воздух все эскадрильи на перехват, ничего те эскадрильи не увидят и не заметят. Самолет с пятисот и даже трехсот метров - это как мошка мелкая на стекле в противоположном конце комнаты. И то - из угла комнаты. В-четвертых - пока наши истребители наберут высоту, самолет будет уже в районе Минска. А как догонять станут - в районе Смоленска. Положим, идет нарушитель на своих шести тысячах со скоростью 250 километров в час. "Ишак" наш - И-16 последней модификации - шесть километров набирает почти за шесть минут. МиГ новый - примерно также, даже чуть медленнее. Посчитай - насколько противник успеет уйти минут за шесть?
- Километра на двадцать четыре. Или даже на все двадцать пять. А ПВО Минска что же?
- Генерал-майор товарищ Сазонов, что всей нашей системой ПВО заведует - здесь тоже не причем. Ему ведь о самолете из Белостока не сообщили ничего. Да и создана ПВО Минска ведь для другого совсем. Для отражения массированного удара. Мне она, кстати, не подчиняется. Так, к слову. Есть, правда, в моем подчинении части авиации прикрытия, но они не имеют права действовать, пока война не объявлена-не начата. Я не могу сейчас ставить истребителям прикрытия подобного рода задачи.
- А трассу Смоленск - Москва как тот "Юнкерс" прошел?
- А там его просто за "своего" приняли. Ведь с земли не рассмотришь, что у самолета на высоте пяти километров на крыльях-то нарисовано. Ну, а когда он у Москвы посадки запросил - не сбивать же его. Посадили, конечно. Но вообще...
Посмотрел товарищ Копец на затылок водителя белобрысый, крепкий, пилоткой прикрытый. Посмотрел на товарища Рыбакова, делающего вид, что не прислушивается к разговору их торопливому. И завершил, вздохнув тяжело:
- Вообще, скажу я тебе, дело-то не в технике, а в системе. Когда каждый командир решение принять боится. Вот и идут вопросы на самый верх. И ответы потом тоже идут. А пока все это идет - тот самолет тоже идет. К своей цели. Тут два варианта. Всех сбивать. Или никого не сбивать.
- А почему?
- Чтобы тебя не сбили. В подвал. Впрочем, сама все увидишь.
И палец к губам прижал - предостерегающе.
* * *
Подкатила машина к воротам аэродромным - распахиваются ворота по команде неслышимой, кидают ладони к фуражкам да пилоткам красноармейцы и командиры. Еще один шлагбаум впереди - рвется шлагбаум вверх стрелою красной, проезд освобождая, тянется по стойке "смирно" часовой под грибком деревянным. Выехала машина мимо бараков деревянных да палаток брезентовых к полю летному, к блокгаузу длинному с флагом красным да флюгером полосатым на фасаде подруливает.
Кипит на аэродроме работа. Гудят в небе истребители краснозвездные. Выруливают на старт новые звенья. Машут флажками выпускающие. Заходят на посадку самолеты, выполнившие задачу поставленную.
Вышли из машины молча товарищи Рыбаков и Копец, да Алька за ними. Козыряет им высокий полковник-летчик с орденом Красного Знамени на груди. Козыряют, вытянувшись в струнку, командиры рядом оказавшиеся. Отвечают товарищи Копец и Рыбаков на приветствия небрежно:
- Товарищ генерал-майор, вверенная мне часть осуществляет плановую боевую учебу...
- Ясно, товарищ полковник! Два моих самолета - на взлет!
- Слушаюсь, товарищ генерал-майор!
Алька за товарищами Копецом и Рыбаковым - топ-топ. Не оборачиваются они, но не отстает от них Алька. Куда они - туда и она. Без приглашений излишних. Они к блокгаузу длинному - и она с ними. Они в двери блокгауза - и она тоже. Там внутри - еще один командир дежурный, с повязкою красной:
- Товарищ генерал, товарищ старший батальонный комиссар - вам сюда. А вам, младший воентехник, сюда!
Не удивляется дежурный ей нисколько, будто каждый день она с командующим ВВС Западного особого военного округа на этот аэродром приезжает. На дверь справа Альке указывает дежурный запросто. Явно в курсе их совместного визита дежурный. Готов дежурный к ее появлению здесь. Предупрежден заранее. Кем предупрежден? Да самим генералом Копецом, конечно.
За дверью той - раздевалка со шкафчиками небольшими, а на лавке по центру - полный комплект летный новенький: комбинезон, шлем с очками плексигласовыми, сапоги кирзовые.
Облачилась Алька в комбинезон, чуть великоватый, застегнула ремень поверх него, спрятала платье свое, берет да туфельки в шкафчик свободный, подхватила шлемофон очкастый. Натянула она шлемофон тот на голову, волосы под шлем подобрала - хоть и тесновато-непривычно голове, а здорово получилось, прямо как Марина Раскова или Полина Осипенко со страницы газеты "Правда".
Вышла Алька в обновке своей на улицу - туда, где над головою в небе ясном утреннем флюгер полощется. Тут ее товарищ Копец и подхватил под локоть. Рядом - товарищ Рыбаков. Оба - как и Алька в комбинезонах да в шлемах летных.
Говорит ей товарищ Копец голосом ласковым:
- Я летчик. Я летать люблю. А как ты, кобра, к полетам относишься?
- Положительно, товарищ генерал.
- Ну, раз так - со мной тогда полетишь. Я на ведущем месте, ты, кобра, на инструкторском. А ты, товарищ Рыбаков, вторую машину бери.
Помрачнел товарищ Рыбаков да брови насупил.
* * *
Взлетели, разогнавшись как следует, два серебристых учебных двухместных самолета УТИ-4, он же И-16 тип 15, а чуть позади них - тройка боевых И-16 окраса ящеричного с полным вооружением. В первом УТИ - Копец с Алькою, во втором - товарищ Рыбаков со своим первым пилотом. Пронзили самолеты купол неба бескрайнего. Взяли курс на запад - обернули к солнцу ясному утреннему кили краснозвездные.
Раскинулась под крыльями широко земля-матушка. Идут самолеты ровно-ровно. Рядом - два УТИ, чуть за ними - "ишаков" тройка. Понимает Алька, что должен на ее месте сейчас товарищ Рыбаков сидеть, чтобы товарищ Копец вдруг чего не удумал, чтобы вдруг ручку не бросил вниз, да не воткнул самолет в пике крутое, а себя во смерть славную. У нее в кабине ведь тоже рычаги управления имеются. Понимает она и то, что ничем она товарищу Копецу в том помешать не сможет, даже если захочет.
Темен товарищ Копец. Себе на уме. Чего бы ему не удумать того, если он про арест свой знает? Чего б не погибнуть смертью геройской, ареста не дожидаясь в бездействии? Что мешает ему свались самолет тот в штопор смертельный? Да и еще и ее, соглядатая московского, с собою на небеса забрать?
Отличный летчик генерал Копец. Опытный. Слушается его самолет - как живой. А ее, Альку, - послушается? Чей приказ выполнит он, коль выбор возникнет - товарища Копеца или ее рук неумелых?
Оттого и чувствует Алька как шарики страха холодные под комбинезоном по позвоночнику бегают. А в груди от опасности той - восторг растет и наружу рвется.
Прямо как под куполом цирковым.
* * *
Мелькает под крыльями шоссе Минск-Брест. Змеится дорога железная, нитями стальными серебрящаяся да паровозом впереди поезда нитки длинной дым черно-кучерявый пускающая. Проносятся небольшие городки и деревеньки. Пластаются поля квадратами рыже-зелеными. Лес - как одеяло изумрудное, мягкое. Ведет товарищ Копец самолет из головной кабины, да с Алькою в кабине хвостовой репликами короткими перебрасывается через трубу переговорную:
- Летала раньше на истребителях, кобра?
- Нет, товарищ генерал.
- Куда тебе... Рожденный ползать - летать не может... А вот тебе, кобра, для начала - полубочка обычная...
Пошел винтом вокруг оси самолет, плоскости слева направо забросив, ухнула куда-то влево земля с деревеньками, полями да лесами. Вновь самолет выровнялся, пропеллером на солнце сияя.
Спросила Алька:
- Куда мы летим?
И ответил товарищ Копец:
- На гору кудыкину! Сначала - в Кобрин, в 10-ю авиадивизию. Тут минут сорок будет, не больше. А затем - и в остальные дивизии заглянем. День-то длинный...
* * *
Мелькают аэродромы перед глазами Алькиными - Пинск, Пружаны, Стригово, Кобрин. От аэродрома до аэродрома - минут десять-пятнадцать. Все аэродромы в одно слились: полосы взлетно-посадочные, флюгеры полосатые, ряды самолетов под сетями маскировочными, капониры спины горбатящие, склады горючего, проволокой колючей обнесенные, техники суетящиеся, командиры хмуро-озабоченные, комбинезоны синие да петлички лазоревые. Пока товарищ Копец боеготовность проверяет - она вдоль поля аэродромного гуляет да разнотравьем жаром июньским разогретым дышит.
Товарищ Рыбаков из 3-го отдела - здесь же, неподалеку. Настороженно на нее поглядывает. Смотрит на него Алька искоса - присматривает товарищ Рыбаков и за ней, и за командующим. Чтобы тот вдруг глупостей не наделал. Чтоб не улетел куда на самолете своем быстром, за кордон, к врагу, например. Для того и три "ишака" их от Минска ведут - тоже на случай на всякий.
На все про все у товарища Копеца на каждом аэродроме - примерно минут сорок. Поговорил о чем-то с командирами, обсудил что-то, на небо ясно-безводное глядя, и снова - к самолету, а самолет - уже дозаправленный и техниками проверенный - на взлет.
Гадает Алька - что же он обсуждает? Ясно, что не дела заговорщицкие - иначе ее-то вместе с товарищем Рыбаковым за собою таскать зачем. Явно что-то показать ей товарищ Копец хочет. Но - что именно?
Впрочем, не вечер еще, далеко не вечер...
* * *
От Кобрина взял товарищ Копец курс вновь строго на запад - вдоль Варшавского шоссе на Брест-Литовский. Разогрелся, разошелся день. Жарит солнце прямо в бок левый. Сияет внизу ослепительной гладью река Мухавец, блестят на солнце озера, словно окна внутри чащи темно-зеленой лесной. Вот и Брест на горизонте показался, устье реки, островами дробящееся песчаными да за ними широким Бугом разливающееся. Буг-река - государственная граница СССР. За Бугом земля не наша. Пока. Потому и соваться туда не след. Пока.
Не долетая до Буга - повернул самолет вправо, вновь спиною к став солнцу слепящему, полуденному. Мелькнули под крыльями треугольники бастионов старой крепости, солнечно блеснула вода во рвах глубоких, далеко внизу остался четырехугольник цитадели красно-кирпичный. Змеится широкий Буг, сжимая гладь водную берегами ивами поросшими. Проплыл длинный мост железнодорожный, ребрящийся фермами ажурными. Пошел самолет вдоль Буга извилистого, прямо вдоль границы. Снизился - так что отдельные деревья разглядеть можно. Неспроста снизился. Кричит товарищ Копец в трубу переговорную:
- Смотри, кобра, смотри внимательно!
А Альке и говорит того не нужно - глаза распахнув сквозь очков плексиглас, впилась она в территорию сопредельную. На территории той - пыль столбом стоит над дорогами. Колонны. Колонны. Колонны. Сквозь пыль плохо видно - что, но, похоже тяжелая техника гусеничная, в труху те дороги крошащая: танки, бронемашины, артиллерия на механической тяге. Гул стоит над дорогами пыльными. Близ Буга - позиции огневые оборудованы, замаскированные, но с воздуха видимые отлично. Машины грузовые крытые хвостами длинными тянутся. Аэродромы полевые полосами взлетными пылят - да самолеты вдоль полос тех стоят рядами ровными.
Возникли вдруг в небе вдали сквозь пыль и жар дня июньского черные точки. Сблизились стремительно, обернулись вытянутыми черными крестиками. Качнулись в поднебесье те крестики - и стали длинными носатыми истребителями "Ме-109". Камуфляж зелено-охристый, кресты на плоскостях желто-черные, коки винтов - алые. На носу фюзеляжей - тузы пиковые. Пошли немцы параллельным курсом вдоль границы, крыльями покачивая, не опережая, но и не отставая. За плексигласом кабин - головы пилотов в шлемах кожаных видны. Машут немцы руками перчаточными, кричат что-то неслышно беззвучно. Течет неспешно внизу Буг. Дрожит над дорогами пыль, поднятая тысячами колес, сапог да траков гусеничных.
Прокричал товарищ Копец:
- Видала? Каково? Это еще цветочки - ты бы видела, что южнее Бреста второй день творится!
Ответила ему Алька:
- Это они против нас разворачиваются?
- Похоже. Больше против них за Бугом нет никого.
- А когда смогут начать?
- В ближайшие дни. Сегодня - первый день их открытого передвижения в приграничной зоне. До этого пару ночей скрытно выдвигались. Думаю, им еще тройка-другая дней понадобится до выхода на окончательные рубежи.
Пара тройка дней? Плюс несколько дней на доукомплектование группировок. Но ведь и товарищ Сталин говорил о том же самом.
* * *
Отвернули самолеты краснозвездные от Буга к северо-западу. И немцы - покачав на прощанье крыльями, ушли резко влево, блестя на солнце гладким лаковым дюралем. Новый аэродром внизу - Бельск. Сели, дозаправились, поговорил товарищ Копец с командиром с четырьмя шпалами в петлицах лазоревых, вновь взлетели. Через десять минут - аэродром Заблудув. Часам к трем дня - Белосток. Встречает их молодой генерал-майор с орденами Ленина и Красной Звезды да с золотою звездой геройской, как у товарища Копеца. Звать того генерала, 9-й авиадивизией командующего, - товарищ Черных. Он, как и товарищ Копец - испанский герой. Потому и вся во внимании Алька, вся напряжена до предела, даже про усталость позабыла, а ведь тяжело в самолете путешествовать часами, так, без привычки. "Испанец" с "испанцем" встретились, оба герои славные, летуны знатные, оба в чинах генеральских - тут все внимание наготове держать, все ушки на макушке. И товарищ Рыбаков здесь же на заднем плане маячит.
Но вновь - нечего Альке слушать-высматривать. Ни о чем серьезном не говорят генералы-герои, лишь пересмеиваются через хмурь озабоченную. Ничего не скрывают, не утаивают. Обычные дела - боевая подготовка, маскировка, рассредоточение матчасти по полевым аэродромам как того требует приказ позавчерашний из самой Москвы, освоение новой техники, остроклювых МиГов. Тревожно от происходящего на сопредельной стороне. Большие события, судя по всему, надвигаются. Командарм-10, товарищ Голубев, тоже к бдительности всех призывает. В 6-м мехкорпусе - тренировки да учения на полигонах сплошные. И в 13-м, что в Бельске. На провокации не поддаваться. Держать порох сухим... Налеты часов... Тренировки... Аварийность... Рутина...
После разговоров быстрых - приглашает всех гостей товарищ Черных на обед. Обед тот - в командирской столовой. Рассаживаются вдоль стола длинного товарища Копец, Рыбаков, Черных, с ними комполка, что на аэродроме базируется, его замполит, летчики с "ишаков" сопровождения. Досталось Альке место - прям напротив товарища Черных. На столах накрытых кастрюли да судки, запах сытный, пряный уж ноздри щекочет вовсю.
Прост обед - борщ украинский, картошка с салом и луком, колбаса местная, польская, каравай свежевыпеченный, клубника свежеспелая да квас в запотелой крынке, настоянный на хлебе ржаном. Голодны гости. Налегают на яства генеральские с аппетитом молодым. Огурцами хрустят, перья лука зеленые в соль макают. Анекдоты травят. Товарищ Черных из фляжки солдатской плеснул немного себе в кружку оловянную - еще больше шуток-прибауток да анекдотов смешных полетело-запрыгало по столовой командирской.
- Приезжает как-то муж из командировки. Неожиданно так приезжает. А у жены - само-собой, любовник. Что делать? Прячет она его в шкаф, значит, и на ключик закрывает. А куда еще?
- А на ключ зачем?
- Мозгом-то пораскинь - хочешь, что муж сразу дверцу открыл - и увидел? А так - заперто и заперто... Типа, я ключ потеряла, до утра подождем, вдруг найдется. Ну, муж приехал, все дела, попил-поел, спать с женой завалился. А тут - херак! - пожар.
- А тот так в шкафе и сидит?
- Так и сидит. Так вот - пожар. Муж с женой вскакивают, хотят бежать - а из шкафа голос: "Спасите!". Муж спрашивает: "Кто это?". Оттуда: "Мы, твои пиджаки!"...
- Пиджаки!!! Ой, блин! Ляха муха, ах-ха-ха!!
- Да подожди ты, хорош ржать... В общем, отвечает мужик: "Да горите вы все синим пламенем!"
- Ха-ха-ха!!! Товарищ генерал, повеселили... Сегодня жене расскажу...
Красив товарищ Черных, молод - Альку лет на десять всего старше, а товарища Копеца на четыре года моложе. Взглядом льдисто-голубым косит откровенным, по фигурке алькиной, в комбез летный облаченной, скользит сально. Волосы соломенно-золотые наверх пятернею закидывает. Смеется Алька шуточкам генеральским. Глаза щурит, зубы скалит. Но взглядом своим взгляд жеребячий товарища Черных обрубила резко - да так что поперхнулся вдруг товарищ Черных содержимым кружки своей оловянной да прибауткою сочно-аремейской.
Не слышит их товарищ Копец. Думу товарищ Копец думает глубокую. И не понять - что у него перед глазами сейчас: товарищи Рычагов и Смушкевич в Москве оставшиеся или же немецкие автомехколонны за Бугом пыль поднимающие.