Аннотация: Продолжение. Начало - Большая гроза 1-11
ГЛАВА 11
Всем известно, что Земля начинается с Кремля. Но до Кремля того - путь далекий, длинный. Многое увидеть на том пути нужно. Многие увидеть тебя хотят, воин-освободитель, храбрый. Многие жаждут рассказы про подвиги героические послушать. Многие желают вопрос свой задать, цветы вручить да на память с тобой сфотографироваться.
Началось путешествие Степы и нескольких других бойцов и младших командиров, награжденных орденами-медалями, с Кишинева-города. Митинг на центральной площади, воины-освободители на трибуне, начальник политотдела армии речь говорит, бурные, продолжительные аплодисменты трудящихся, концерт, пляски и танцы, товарищеский ужин. Потом - экскурсия в музей краеведческий да концерт артистов Ленинградской филармонии. Вечером прямо после концерта выехали на автобусах в Одессу. Ночь в автобусах тех поспали - утром вот она, Одесса-мама, пораскинулась перед славными воинами-красноармейцами. Здравствуй, Дерибасовская, здравствуй, Привоз, здравствуй Арнаутская Большая и Малая! Здравствуй, Дюк да лестница Потемкинская. Здравствуй, море Черное, теплое.
Тут после завтрака сытного тоже культурная программа богатая - встречи с коллективами трудовыми, с отрядами пионерскими, с ячейками комсомольскими. После встреч - фотография. Смеются девушки, букеты пышные в руки суют, смущаясь, адресами для переписки с героями интересуются. Восторженно смотрят мальчишки пионеры на значок парашютный, про врагов убитых расспрашивают да про прыжки затяжные. Хлопают задорно рабочие да работницы, ударники да ударницы.
Правда, им, воинам-освободителям, особо говорить не достается - тут для речей красивых специальные люди приставлены из политотдела армии и округа. Но пару фраз надо сказать обязательно. Смущаться тут нечего. И стесняться тоже. А чтобы не смущаться совсем - товарищ политрук каждому его слова на бумажке написал да всем раздал. Простые слова на бумажках тех. О готовности умереть за Родину. О готовности выполнить любой приказ родной партии. О простой и чистой любви к товарищу Сталину. Простые герои наши - да скромные. Они не говорить любят - они любят дело свое хорошо делать.
Потом снова - программа культурная. Музей городской революционной славы. Театр оперы и балета. Новый фильм киевской киностудии имени Довженко про сталинских соколов - "Пятый океан" - в кинотеатре имени Горького. Матч футбольный на новом стадионе в парке имени Шевченко. Вечером - новая программа специальная в цирке. Большое представление в честь героев-освободителей. Гала-представление. О, друзья, представление то - особенное! Как в сказку попадаешь в том цирке волшебном. Смешалось все в водовороте пестром: клоуны рыжие, кони белые, тигры полосатые да фокусники хитрые. Гремит оркестр марш парадный. Блещут софиты ослепительно.
Поразил Степу во время представления того до глубины души номер один. Как он прочитал в программке - ребята из Поволжья, из города Куйбышева. Ребята - акробаты. Троица. Пара - молодые парни, третья - девчонка, рыжая, красивая, легкая. Все - в полумасках черных. Парни - в трико облегающих. Девочка - в платье коротком, в блестках. Летают акробаты по трапециям. Прыгают. Парят над ареною. Ловят друг друга за руки да за ноги. По проволоке ходят. Дрожит над манежем круглым в прыжке затяжном девочка стройная.
Смотрит Степа, затаив дыхание, на фигурку под куполом. И вдруг - взгляд чей-то напряженный на себе почувствовал. Повернул Степа голову влево-вправо, выискивая того взгляда источник.
Но не нашел ничего.
* * *
Вручил Председатель Верховного Совета СССР товарищ Калинин Степе в Георгиевском зале Большого Кремлевского дворца коробочку алого бархата с орденом заслуженным, орденом Красной Звезды. Руку крепко-крепко пожал.
Идет Степа на свое место, ног под собою не чуя. Ступают сапоги хромовые по ковру персидскому. Щелкают фотокамеры затворами. Кинокамеры сыто стрекочут. Софиты глаза слепят. Аплодирует зал. Ему, Степану.
А в зале - кого только нет. Глаза разбегаются. Вся первая полоса газеты "Правда". Товарищ Сталин. Товарищ Молотов. Товарищ Ворошилов. Товарищ Буденный. Товарищ Тимошенко. Генералы и адмиралы в парадных мундирах, золотом шитых, наглаженных, отутюженных. Другие знатные люди страны советской. Все в ладоши бьют. Все орденами сияют. Все на него, Степана, смотрят. Прямо как в фильме "Светлый путь". Только в пляс Степа идти не собирается, хотя ноги и требуют - от радости великой, от счастья большого.
Но - нельзя здесь, в Кремле, плясать. Никак. Лучше на орден смотреть свой заслуженный.
Красив орден. Навинтил его Степа на гимнастерку рядом со значками своими - парашютным и комсомольским, - да все глазами влево скашивает, оторваться не может. Звезда темно-красной эмали да по центру - медальон овальный серебряный. В медальоне - красноармеец с винтовкой наизготовку. Врага красноармеец ждет бдительный.
Страну охраняет.
* * *
Закончилась официальная церемония. Закончили фотографы щелкать затворами да слепить вспышками. Распахнулись двери в соседний зал. А там - мама моя! - столы накрыты скатертями накрахмаленными с салфетками твердо-свернутыми. На столах - все, что душа человеческая пожелать может.
Тут закуска на вкус всякий изысканный. Тут грибочки маринованные хрустящие. Тут ветчина да буженина нарезанная ломтями тонкими. Тут огурчики соленые с помидорами, маслины зеленые да оливки черные. Тут язык под хреном и мандарины с бананами да виноградом кишмиш. Икра черная, икра красная. Балык. Сервелат да корейка. Тут и горячее по классу высшему. Тут кальмары в сметане нежнейшие. Тут перепелки фирменные, кремлевские. Тут поросята жареные и гусь запеченный. Тут и лосось томленый, и уха царская. Жульен грибной да заливное осетринное. Тут торты разные на любой вкус и эклеры с кремом на чистом масле сливочном. Тут и бабы ромовые духмяные да конфет море в фольге золоченой. Сыр "Бри", сыр "Камамбер", сыр "Сулугуни", сыр и еще сыр - и еще и еще, с орехами, с маслинами, с паприкой.
И, конечно же, - водка русская, коньяк армянский, виски шотландское, вино простое, игристое, крепленое - со всех концов света. Везде у славного Советского Союза найдутся. Везде коммунисты работают. Везде есть люди, счастья желающие. На штыках красных полков.
Налили по первой герои Страны Советов новоиспеченные. Выпили. За товарища Сталина. И за политику партии. И за мир. И за победу.
* * *
Вот чудеса - пьют герои-то серьезно. Много пьют. Полными стаканами. А бутылок - не убавляется нисколько. Все официанты проворные делают, за всем следят. Выпили герои - а бокалы вновь полны по края. Как в сказке. Как скатерть-самобранка прямо!
Выпил Степа пару стаканов водки. И коньяка. Ну, и шампанского. За орден свой. Зашумело в голове у Степы. Рядом - стол членов правительства. Товарищ Сталин бокал свой вином красным, грузинским, кагорчиком выдержанным, в паре метров от Степы наполняет. Улыбается всем товарищ Сталин. Любой тост поддержать готов. С любым выпить на брудершафт.
Ударил первый хмель знатным людям страны в головы.
* * *
Поднялся с места известный поэт с орденом Ленина на лацкане пиджака французского текстиля. Забормотал:
- Товарищ Сталин! Вот! Товарищи. Дорогие... Я вам сейчас мой новый стих почитаю...
И начал читать нараспев, чуть подкартавливая. Слушает товарищ Сталин поэта с улыбкой в усах. А глядя на товарища Сталина - и все остальные притихли. Тоже слушают.
Наступают наши части,
Отступает, польский пан.
Мы несём с собою счастье
Для рабочих и крестьян.
Занят Львов, и взято Гродно,
За спиной бойцов Столбцы.
Мощной силою народной
В бой бросаются бойцы.
Вот идёт, нахмурив брови,
Дядя Степа - рядовой.
На лету гранаты ловит
У себя над головой.
Ударил товарищ Сталин в ладоши. А вслед за ним - и зал кремлевский весь аплодисментами взорвался. После поэта детского еще один писатель встал, оду товарищу Сталину прочитать. И еще - про Финляндию, под игом белофиннов и щюцкоровцев Маннергейма стонущую:
Народ загоняли в трясину.
Все дальше и глубже - и вот.
Вы поняли, честные финны,
Как должен держаться народ.
А затем - танцоры в центр зала выбежали. Ансамбль под управлением товарища Моисеева. Ух, хороши народные танцы, зажигательны. Кого тут только нет. Тут тебе и украинцы с гопаком, и белорусы с крыжачком, и молдаване с хорой, и грузины с лезгинкой стремительной под барабаны ритмичные. Тут и узбечки в тюбетейках пестрых со множеством косичек, и туркмены в халатах разноцветных. Тут тебе и плясовая русская. Все пляшут, всем весело.
Эх, хорошо в стране Советской жить!
Эх, хорошо свою страну любить!
Эх, хорошо гордиться искренне ею.
Эх, хорошо ощущать себя частью народа великого!
* * *
Летит культурная программа все дальше и дальше, аки жар-птица быстрая. Теперь перед столами - ансамбль песни и пляски Красной Армии под управлением товарища Александрова. Вышли певцы стройные, расселись музыканты умелые. Тронули струны балалаек да домр. Затянул солист тенором звонким, пронзительным:
Мы идём за великую Родину
Нашим братьям по классу помочь
Каждый шаг, нашей армией пройденный,
Прогоняет зловещую ночь!
Дальше хор подхватывает, а за хором - и весь зал дружный:
Белоруссия родная,
Украина золотая,
Ваши свет-лы-е грани-и-иицы
Мы штыками! штыками оградим!
И вновь солист солирует, голосом высоким ноту вверх задирает:
Наших братьев в беде не оставим мы,
Неразрывен великай наро-о-од!
Под знамёнами Ленина-Сталина,
Под знаменами - в дружный пахо-о-о-о-од!
Пока песня по залу летела, пока народ захмелевший подпевал да в ладоши бил - исчез из-за стола своего товарищ Сталин. Впрочем, этого уже никто не заметил. А кто заметил - тот про себя промолчал.
Ведь если товарищ Сталин исчезает, значит, так надобно.
* * *
Закончил хор песню. Выслушал бурные и продолжительные овации лучших людей Страны Советской. И тут же песнь новую начал, заданную ритмом строгим, словно суровой поступью:
Сосняком по откосам кудрявится пограничный скупой кругозор.
Принимай нас, Суоми-красавица, в ожерельи прозрачных озёр!..
...Много лжи в эти годы наверчено, чтоб запутать финляндский народ.
Раскрывайте ж теперь нам доверчиво па-аловинки широких ворот!
Ни шутам, ни писакам юродивым больше ваших сердец не смутить.
Атнима-али не раз вашу родину - мы приходим её возвратить...
Тут вперед Маршал Советского Союза товарищ Буденный, из-за стола встав да салфетку отбросив в сторону, ринулся. Встал в полный рост перед хором, товарища Александрова с места дирижерского чуть отодвинув. Взял гармонь у гармониста. Растянул широко мехи. Прошел перебором широким. Хорош товарищ Буденный, высок да статен хоть и пробивается седина в усах роскошных. Сияет на шее звезда маршальская бриллиантами крупными. Горят на груди сукном серым мундирным обтянутой ордена чистым золотом да платиной. Мощен да строен фигурой товарищ Буденный, гибок, аки лоза свежая.
И глоткой лужен:
- По военной дороге шел в борьбе и тр-рревоге боевой восемнадцатый год...
Вступают мандолины, домры и балалайке. Гудят басы. Гремят литавры. И вновь весь зал подхватывает вслед за товарищем Буденным, даже хор чуть опережая:
- Были сборы недолги, от Кубани и Волги мы коней поднимали в поход!
Поет зал о войне Гражданской. Про курганы горбатые да про славу красноармейскую, громкую, мощную. Про истлевшие на Дону и в Замостье кости псов-атаманов да панов польских, клинки наши острые запомнившие накрепко. А в финале - тонким мостиком в день сегодняшний, во времена нынешние песня перекидывается:
- Если в край наш спокойный хлынут новые войны проливным пулеметным дож-жем - по дорогам знакомым за люби-иии-имым наркомом мы коней боевых поведем!
Поводят плечами могучими герои Испании, Хасана, Халхин-Гола, Польши, Финляндии, Латвии, Эстонии, Литвы, Бессарабии да Буковины. Перемигиваются друг с другом довольно. На ордена свежие, блестящие глазами косят. Чувствуют герои, что война не закончилась, что только-только начинается. Что главные события - впереди. Что главные сражения - в будущем.
Но - очень скоро, потому порох, как товарищ Сталин учит, всегда сухим держать надобно.
* * *
Ждут герои новую войну с надеждой великой. Никому спуску не даст наша Красная Армия. Пусть враг только сунется! Пусть только, сука, полезет! Пусть. Война наша - всегда война справедливая, освободительная. Мы на любой удар агрессора ответим ударом могучим тройным. Не позволим врагу совать рыло в наш советский огород! В два-три дня любого врага на вражьей земле разгромим малой кровью, ударом могучим.
Перед сталинской Красной Армией, вооруженным новейшим оружием, насыщенной современнейшей техникой, перед мощным Военно-морским флотом не сможет устоять никто, ни один враг, ни один агрессор из лагеря империалистов!
Полетят наземь враги нашего государства пролетарского, рабоче-крестьянского - под напором стали и огня. Побегут в страхе разбитые войска агрессора. Чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей вершка не отдадим!
Сменил мелодию товарищ Буденный. Заиграл "Песнь" легендарную:
Шел отряд по берегу, шел издалека,
Шел под Красным Знаменем командир полка.
Голова обвязана, кровь на рукаве. След кровавый стелется по сырой траве.
Э-э-э-х-х! След кровавый стелется по сырой траве.
Много будет у нас еще лихих боев да опасных походов. Много будет потерь друзей и товарищей наших. Ведь, как сказали марксизма-ленинизма классики, как продолжает указывать наша родная партия и лично товарищ Сталин, пролетариям нечего в будущей войне терять, кроме своих цепей. Приобретут же они весь мир. И потому мы дойдем еще до Ганга, и мы еще умрем в боях, чтоб от Японии до Англии сияла Родина моя!
Едва закончилась песнь лихая, подошел к Степе сзади официант в белом пиджаке. Шепнул тихо:
- Товарищ Васнецов, прошу вас следовать за мной.
* * *
Провел официант Степу через двери парадные, через залы златом сияющие да парчою струящиеся, через лестницы мраморные, через переходы глубокие, через коридоры длинные да лифты быстрые. Прошли приемную просторную с креслами да стульями мягкими. Остановились у дверей высоких дерева черного с ручками тяжелыми, бронзовыми. Приоткрыл официант половинку двери, вовнутрь приглашая.
Вошел Степа - и в комнатке небольшой, панелями дубовыми в рост человеческий обшитой, очутился. Впереди - печь изразцовая да стол с телефонами. Над столом фотография известная, где товарищ Ленин газету "Правда" у себя в кабинете читает. Слева - стол длинный, под сукном зеленым с рядами стульев крепких по обе стороны. Справа - окна зашторенные портьерами темно-зелеными, под ногами паркет дубовый наборный ковровой дорожкой красной прокрытый.
Горит в комнате только лампа настольная, массивная, тяжелая с абажуром зеленым, теплый уютный полумрак делая. Пахнет в комнате табаком хорошим, свежим.
В середине - столик стоит небольшой, накрытый - с бутылками стекла зеленого да закусками кавказскими легкими. А у столика - сам товарищ Сталин сидит, глазом горящим зыркает, в усы улыбается да трубку посасывает.
* * *
Затянулся товарищ Сталин в усы глубоко табаком ароматным. Вспыхнул в трубке уголек алый яркий. Выдохнул товарищ Сталин дым клубами сизыми да и говорит Степе приветливо, ласково:
- Ну, заходите, заходите, товарищ Васнецов. Присаживайтесь. Вы у нас ведь герой десантник? Мы тут с товарищами посоветовались - да и решили выпить в узком кругу. За победу. Но за победу надо пить с солдатом, я понимаю. Вы что, товарищ Васнецов предпочитаете в это время дня в это время дня и года? Вино или коньяк? Рекомендую Кавказ: "Хванчкару", "Кинзмараули, "Енисели", "Маджари", "КС".
Спрашивает товарищ Сталин, а сам - хвать бутылку со стола и ну в бокал лить жидкость коричневую. Большая бутыль, литровая, без этикетки, только лист желтый налеплен косо да на листе том надпись карандашом химическим какой-то вязью, Степе не известной, сделана.
Наполнил товарищ Сталин бокал, Степе подает. А Степа от неожиданности - язык проглотил. Молчит, на товарища Сталина глядя, да ущипнуть себя хочет - не сон ли, не волшебство ли это, не хмельной ли мираж?
Даже оглядеться вокруг недосуг Степе, хотя это первая заповедь десантника: прибыл на новое место - осмотрись тщательно. Но куда тут осматриваться, когда в твоих руках стакан хрустальный прохладно-ребристый, коньяком кавказским свежим наполненный, а товарищ Сталин свой бокал к нему тянет, в усы улыбаясь хитро.
Заметил только Степа, что в комнате, кроме него и товарища Сталина есть и еще кто-то, у уголка стола в тени лампы настольной примостившийся, но ни лица, ни фигуры его разглядеть не сумел.
Нельзя товарища Сталина ждать заставлять. Поднял Степа бокал:
- За победу, товарищ Сталин! За нашу победу!
Обожгло горло и носоглотку ароматом коньячным. И голова стала ясная-ясная.
* * *
- Товарищ Васнецов, мы знаем, что вам сейчас законная демобилизация положена. Дембель. Какие же у вас дальнейшие планы? На сверхсрочную пойдете? В училище военное? В Киев вернетесь? В Москве останетесь? Али мечта есть у вас какая-то тайная?
- Есть у меня, товарищ Сталин, мечта давняя, с самого детства.
- Какая же?
- Хотел бы я, товарищ Сталин, зло искоренять, тех гадов поганых, что кое-где у нас порой честным людям мешают, ловить...
- Понятно, чекистом хотите стать? Врагов народа разоблачать? Это, конечно, правильный выбор. Это и почет. И уважение. И оклады хорошие. И санатории закрытые. И спецпаек. И выслуга. И доплаты разные. Любит наш народ своих славных чекистов - да заботится о них всячески...
- Никак нет, товарищ Сталин...
- Как так?!
- Я пока чекистом, товарищ Сталин, быть недостоин. У меня пока и голова не настолько холодная, да и сердце не столь горячее. И в партии не состою еще, только собираюсь. Хочу сперва себя в другом деле попробовать - против обычных преступников, уголовников, ворья да убийц разных повоевать. С ними получится, опыта наберусь - а там и видно будет, смогу ли я доверие народа и лично ваше доверие оправдать по своей совести.
- Хорошо рассуждаете, товарищ Васнецов. Правильно. Надо дело делать, а пайки да оклады не уйдут никуда. Направим вас, товарищ Васнецов, в таком случае в Прокуратуру Союза. Там вам самое место. Там вы получите опыт. Там вы людей посмотрите да себя в деле покажете.
- Товарищ Сталин, да у меня образование-то школа да фабзавуч...
- Резонно, товарищ Васнецов. Правильно. Стратегически. Конечно, здесь, как и во всяком деле, образование требуется. Нам всем нужно постоянно учиться, учиться и учиться, как нам великий Ленин завещал. Нужно книги читать. Нужно опыт осваивать. Нужно теорию к практике творчески применять. Но вот ведь, незадача, товарищ Васнецов, прием в университеты в этом году закончен уже. А товарищ Сталин - кто такой, чтобы ректорам приказывать?
- Я следующего года подожду! Подготовлюсь. Программу школьную вспомню.
- Ай, как хорошо. Подождать-то. Подготовиться нужно, конечно, чтобы экзамены пройти. Это вы очень правильно, товарищ Васнецов мыслите, правильно рассуждаете. А чтобы вам ждать интереснее было, мы вас по прямо специальности определим. У нас ведь врагов не только чекисты с прокурорами ловят. У нас ведь еще и славная милиция есть. В нашей советской милиции, товарищ Васнецов, работать хотите? Это, кстати, тоже НКВД, но несколько иное направление по отношению к государственной безопасности. Однако и здесь служба трудна и опасна, хотя на первый взгляд и не заметна как будто. Как вы считаете, товарищ Васнецов?
- Так точно, товарищ Сталин! Считаю, что это именно то, что мне сейчас нужно.
- Нужно - сделаем!
* * *
- В армии вы помкомвзвода были, считай, старший сержант. Так и в милиции сержантом будете. Только в милиции сержант - как лейтенант в армии, два кубаря на петлицах носит и средним комначсоставом считается... Так что, можно сказать, с повышением вас, товарищ Васнецов.
- Спасибо товарищ Сталин! Служу Советскому Союзу, товарищ Сталин!
- Но из Москвы мы вас, товарищ Васнецов, уже не отпустим. Вы нам еще понадобитесь обязательно. И за вашими успехами здесь мы будем весьма внимательно следить. Кстати, есть предложение за эти успехи еще немножко выпить!
Выпили.
* * *
Так и стал Степа бравым советским милиционером, сержантом милиции.
Красив Степа в форме новенькой - гимнастерка да галифе коверкота синего, петлицы сукна лазоревого, как у летчиков, канты красные, портупея скрыпучая, сапоги по ноге подогнанные, нагуталиненные да бархоткой до блеска зеркального доведенные у сапожника дяди Пети на углу у Арбата. Но самое главное - это кубари эмали синей на петлицах да герб с колосьями золочеными, лентами алыми и шариком голубым шелковым на рукаве правом.
На груди - блестят парашютный да комсомольский значки, а чуть выше - орден Красной Звезды. Все скрыпит, все сияет.
Отделение Степино - в самом центре Москвы. Его участок - почти весь Арбат с переулками да площадь Арбатская, да Коминтерна улица. Напряженный участок. Здесь - трасса правительственная, по которой сам товарищ Сталин на дачу в Кунцево ездит. Здесь - дорога на вокзал Киевский да на шоссе Минское. Здесь рядом - Наркомат обороны целый квартал занимает. Здесь же и станция метро "Арбатская" расположена.
Потому здесь помимо милиции еще и чекисты свое наблюдение ведут. И охрана правительственная. И всем им взаимодействовать надобно, чтоб работа совместная спорилась.
Потому и приказано всем нарядам, всем постам, все дежурным - о каждом происшествии на участке докладывать лично начальнику отделения в письменной форме. Во всех подробностях. И после каждого дежурства рапорт подавать.
Впрочем, Степу тот приказ не тяготит нисколько. Он ему помогает. Во время дежурства - соберись. Но и после дежурства - соберись! Вспомни все! Опиши. Зафиксируй. Подай. А потом и сводочку общегородскую за прошлые сутки посмотреть можно: у нас-то тихо, а что у соседей было? И ориентировки новые из Управления НКВД по городу Москве и Московской области тоже.
А после - можно и в тире пострелять. А если очень устал - то и в общежитие на Стромынке отправится, отсыпаться. А уж опосля - к экзаменам готовиться в университет.
* * *
Тут Степе - раздолье. Целый шкаф в отделении забит сборниками законов, указов, постановлений, инструкций. Их в отделения бесплатно высылают, да мало их кто в руки берет. Да и не нужны они особо - какие приказы из Управления спустят, такие и выполняй. А Степе - интерес. Читай себе, сколько влезет.
И самая главная книга имеется, конечно - "Краткий курс истории ВКП (б)". Ведь Степе не просто экзамены в университет впереди светят - у него ведь еще и комсомольская учеба каждый четверг. Неумолим парторг строгий - конспекты ему вынь да положь. Без конспектов зачет не ставит. А на конспекты те ведь еще времени нужно потратить немало. Хоть и изучал уже книгу ту в армии на политзанятиях, но здесь, в Москве, в НКВД, уровень, конечно, выше на пару порядков.
Для Степы та учеба - в радость великую. Любит Степа учиться, любит мозгами работать, любит память загружать информацией. Еще в школе пристрастился, когда у дяди в Киеве жил да сразу три языка учил. И потому читает и конспектирует Степа и дополнительную литературу. Например, книгу товарища Сталина "Об основах ленинизма". Или материалы XVIII съезда партии и XVIII партийной конференции, прошедшей три месяца назад.
* * *
Но больше всего Степу изучение сводок и ориентировок привлекает. Считывает их Степа с первой буквы до запятой. Запоминает все лица бандитские, преступные, вражеские.
В голове у Степы такой архив, что и МУР позавидует. Хранит Степа в памяти все, что произошло в Москве, например, 5 марта 1941 года. Или 9 мая. Или 20 апреля. Или - за что разыскивают Васю Косого. Или по какой статье освободился Миша Маленький. Или чем опасна Манька-Ссыкуха, она же Наташа Порваткина, она же Елена Лизунова, она же Вера Андропова, она же Ольга Арбузова, она же Святопопа Гиевна, она же Даздраперма Распутина, она же Путятишна Забава Владимировна, она же представитель древнейшей профессии Згапеева-Бобова.
Держит память Степина цепкая лица всех уголовников, кто хоть раз в поле зрения органов внутренних дел за последние месяцев десять попал. Дивится на них Степа - ну и рожи! Хорошо, что во всемирном коммунистическом обществе не будет ни врагов, ни преступников, ни вредителей. А пока - давить их надо. И давить мы их - будем!
Правда, не поймал пока Степа никого, но все это - дело будущего.
Недалекого будущего.
А пока, снявшись с дежурства, товарищ сержант милиции, - напиши-ка рапорт.
По всей форме!
И чтоб через минуту у начальника на столе тот рапорт лежал!
* * *
Написал Степа рапорт тот с подробным изложением всех событий вечера прошлого да ночи прошедшей. Собрался к начальнику его относить - в кабинет да на стол. А тут и сам начальник у дежурной стойки нарисовался. Хмур начальник. Озабочен чем-то. Степу рукой к себе манит. Подошел Степа, бумагу протягивая:
- Товарищ старший лейтенант милиции, разрешите обратиться... Вот отчет о моем дежурстве.
Скривил рот начальник - то ли от строгости обычной, то ли еще от чего.
- В общем, так, сержант Васнецов. Вас вызывают срочно в Управление. И даже машину выслали.
Удивился Степа:
- А зачем, товарищ старший лейтенант?
- А я, бля, знаю? Это у тебя спрашивать нужно, где ты там накосячить успел. Давай, ноги в руки. Машина ждет!
Машина ждала. У подъезда, где обычно дежурные курили. "Паккард". Иноземный. Свежий. 180-й. Вишневый. Лакированный.
* * *
Машина ждала - машина доставила.
Точно по адресу: улица Петровка, дом номер 38.
Тормознула прям у подъезда.
А в подъезде - адъютант вышколенный Степу встречает. По лестнице ведет широкой, беломраморной, туда, где кабинеты большие высокие, начальственные. Остановился возле двери с надписью: "Заместитель Начальника УНКВД по г. Москве и Московской области, Начальник милиции города Москвы тов. РОМАНЧЕНКО". Провел сквозь приемную просторную. И новую дверь распахнул - дерматином черным для звукоизоляции обшитую, с гвоздиками медно-шляпными да с ручками бронзовыми.
Вошел Степа - и дух от высоты захватило. За столом начальника - начальник. Только не милиции, а всего Управления НКВД по Москве и области старший майор госбезопасности товарищ Журавлев. Здесь же - и хозяин кабинета, начальник милиции славного Москвы-города инспектор милиции товарищ Романченко. И еще какой-то бригадный комиссар незнакомый. И еще один - во френче защитном поношенном, без знаков различия.
А в углу кабинета на креслах мягких - еще кто-то, в костюме заграничном, с сигаретой в зубах белоснежных да в дыму сизом ароматном, чем-то что-то Степе напоминающем.
Спорят промеж собою товарищи начальники в званиях высоких - даже Степу не заметили. Видно, что спорят долго. Спорят глупо. Спорят ни о чем.
- Это дело нашего Третьего управления. ВВС часть Красной Армии! Автомобиль был на балансе Наркомата обороны.
- Угон машины всего лишь эпизод. У нас есть данные, что погибший был связан с крупными фигурами, занимавшимися вредительством в авиапроме и руководстве ВВС.
- Все равно это дело Третьего управления, то есть, особого отдела. Майор-летчик - военный. Машина - военная. Может быть, он использовал имущество не по назначению. Может, он в ресторане средства казенные растрачивал.
- Вот по растрате расследование и ведите.
- Это не только дело армии! Мы еще с декабря дела о вредительстве мотаем! Считаю, что расследование должна вести Прокуратура. Военная прокуратура. Или госбезопасность. Нужно товарища Кубаткина с его Управлением подключать.
- А я думаю, что здесь простым дознанием можно обойтись. Пусть МУРовцы поработают. Преступление территориально ведь в Москве совершено.
- Конечно! Летчик тот своей смертью помер, несчастный случай, никакого убийства или неосторожности-небрежности тут нет. А угон автомобиля - кража банальная.
- Не скажите. Помните, как машину от Совнаркома на ряду Охотном увели, а потом налет на сберкассу у Сокольников на ней же и сделали?
- Бандитизм - тоже дело МУРа.
- А если он умер не сам? Не своей смертью?
* * *
Понял Степа, что спор идет, кому следствие вести по происшествию вчерашнему. Все ясно - ведь автомобиль был байсаровский угнан прямо от подъезда Дома журналистов. Так вчера швейцар испуганный сказал, а метрдотель подтвердил. Коли так - то к чему спорить? О чем? Правильно товарищ Романченко говорит - это дело милиции, уголовного розыска. Так в УПК 1923 года прописано. Если б убийство было или крупный ущерб государству нанесен - то тогда Прокуратура должна подключаться со следаками своими. Но при чем здесь тогда госбезопасность и особисты? В чем их интерес? И почему самые высокие начальники, с ромбами, сами вопрос решают, лично, без подчиненных? Что за дело такое - сверхважное?
Набрал Степа в легкие воздуха, чтоб по всей форме представиться, но тут...
* * *
Но тут тот человек в костюме с места своего поднялся. И замолчали все. И товарищ Журавлев. И товарищ Романченко. И товарищ из особых отделов Наркомата обороны Союза ССР. И следователь прокурорский.
Поднялся человек, сигарету в пепельнице хрустальной оставив. Улыбнулся. От улыбки - стало всем светлей. И сам он стал сразу на актера кино известного похож. На всех сразу.
Молвит тот человек голосом гулким:
- Вообще-то дело на контроле Центрального Комитета и будет рассмотрено особым порядком в соответствии с Постановлением Президиума ЦИК СССР от 1 декабря 1934 года. Это понятно? И ЦК ВКП (б), соответственно, будет определять как общую подследственность дела, так и персональную ответственность каждого компетентного органа.
Вмиг вся дискуссия увяла как сорняки под воздействием химии нашей советской, родных удобрений азотных. И даже сам товарищ Журавлев кивнул согласно. А за ним и все остальные. Кивнул им в ответ товарищ в костюме. И произнес коротко:
- Замечательно. Вы свободны, товарищи. А вот сержанту милиции товарищу Васнецову - остаться!
Вышли начальники высокие ромбовопетличные. И даже товарищ Романченко кабинет свой оставил безропотно.
Поднялся товарищ в костюме навстречу Степе:
- Звать меня, товарищ Васнецов, просто - Иван Иваныч. Будем знакомы. Товарищ Васнецов, вы готовы выполнить очередное задание нашей партии и Советского правительства?
* * *
- Да, я не представился. Извините, заболтался. Вот, пожалуйста...
Лег перед Степой лист ткани мягкой, в которой Степа сразу опознал на ощупь шелк парашюта: в любой костюм вшивай, не прощупает никто, даже погранец советский бдительный на вокзале в Бресте-Владивостоке-Хабаровске или таможенник хитрый нью-йоркский. На листе том написано тонкой тушью чернилами несмываемыми с печатью гербовой, фиолетовой:
Союз Советских Социалистических Республик
Всесоюзная Коммунистическая партия (большевиков)
Центральный комитет
Предъявитель сего является полномочным представителем ЦК ВКП (б) и Советской власти на всей территории СССР. Все действия санкционированы. Всем органам партийной и Советской власти на местах обеспечить полное и абсолютное содействие. Любое сопротивление и противодействие подлежит юридической ответственности в соответствии с нормами законов СССР и Союзных республик, вплоть до применения высшей меры социальной защиты на месте.
Генеральный Секретарь ЦК ВКП (б)
Председатель Совета Народных комиссаров СССР
тов. СТАЛИН
Председатель Президиума Верховного Совета Союза ССР
тов. КАЛИНИН
Прочитал Степа текст. Ясно, что нельзя гражданину тому, если он документика того хозяин, перечить. За это - к стенке поставить могут. Сказано ведь: вплоть до применения высшей меры социальной защиты. А гражданин бостонноотличнопиджачный перед ним новый документ кладет, теперь на простом листе бумажном:
- Небольшая формальность. Ознакомься.
И ручку "Паркер" с пером золотым - сверху:
- Если согласен, то - подпиши.
Просмотрел документ тот Степа. Перед ним - подписка о неразглашении. Но тоже прописано там русским по белому, что по законам нашим советским за нарушение ее расстрел полагается. Так что расстрелять человека можно и дважды, и трижды. У нас. У нас - вообще - все можно. А гражданин улыбчивый торопит:
- Подписывай, Степа да поживее - дела ждут. Или, если не хочешь - в свое отделение возвращайся. Да и забуть про все это, как про сон страшный.
И тут вспомнил Степа тот кабинет в Кремле накуренный и коньяк кавказский, да и самого товарища Сталина. И дым тот ароматный почувствовал. И аромат коньяка. И голова его вновь - ясная-ясная сделалась.
* * *
Поставил Степа подпись спокойно: двум смертям все равно не быть, а одной - не миновать. А он человек рисковый. Ему в общежитии спать да книжки читать просто так - не по нутру. Ему жизни живой хочется. Громокипящей.
Спрятал товарищ пиджачный бумагу с подписью Степиной в папочку тонкую, зеленую, крокодиловой кожи. И сказал:
- А теперь давай конкретно. Я тебя вызвал по поводу того майора, которого ты и твои ребята вчера вечером в доме журналистов обнаружили. Дело в том, что дело Байсарова, которое мы здесь все утро обсуждаем - не простое дело, оно дело чрезвычайной важности. Его взяли на самый-самый-самый высокий контроль. Я лично за это дело перед ЦК отвечаю. И хочу, чтобы ты занялся им. Персонально.
- Но я простой сержант из простого отделения.
- А мне и нужны такие простые ребята. С органами глубоко не связанные, укрепить органы те из армии пришедшие. Пусть еще хватку следовательскую да оперативную не выработавшие. Но грамотные. Талантливые. Советской власти и родной партии послужить готовые.
- Что делать мне нужно?
- Нужно не столько все разобрать и проанализировать да выяснить, сколько ответить на вопросы главные. Но вопросы эти настолько важные, существенные и непростые, что их нельзя поручать ни Прокуратуре, ни чекистам, ни особым отделам, ни непосредственно МУРу. Особенно в свете современной международной обстановки.
- Почему?
- Потому что они ищут часто не истину, а результат. И орденов с прочими наградами да поощрениями. Или будут затягивать, бумажками да санкциями обкладываться, либо заметут первых встречных, чтоб отчитаться побыстрее.
- Хорошего вы мнения о наших органах славных.
- Какие есть. Всякие люди там служат. Обычные. Не богатыри. Богатыри только в газетах и кинофильмах водятся. А так - слаб человек, скажу я тебе. Богатыри, впрочем, тоже есть, но не так много, как кажется. Большинство - середнячки-троечники. Для того чтобы выслужиться, они любое дело раздуют. Для того они и невиновных иной раз под статью подведут. Недаром сейчас выпускают многих в пору ежовщины арестованных. Понасажали, блин, передовики производства. Все планы по арестам выполняли и перевыполняли. А нам сейчас не планы выполнять надобно. Нам узнать нужно точно - кто ж этот Байсаров такой? И кто и куда машину его упрятал?
- Так понятно. Ну, с Байсаровым-то, по моему, все ясно. Герой-летчик.
- Герой-летчик, это само собой. А вот машину он как получил?
- Героям в награду дают...
- А ему кто дал? Кто? По документам, он сам ее купил, в Автоторге.
- И что?
- Сравни-ка его зарплату и стоимость машины. Даже если боевые прибавить... И ведь в Автоторг просто так с улицы не войдешь, туда еще пробиться надо. Да и держал-то он ее на балансе гаража Наркомата.
- Ну-у-у.
- А вот это он с собой той девке принес, с которой в ресторане сидел...
И упала на стол перед Степой брошь. Бриллиантовые цветы. Рубиновые плоды. Изумрудные листики. Основа - платинова. Все вместе - красы неземной.
Хотел было Степа спросить, а что же то за девка была, да на брошь взгляд уронил. Потемнело в глазах у Степы. А Иван Иваныч - елеем терпким, масляным - спрашивает, вежливо: