Вошли товарищ Бегма, Измайлов и Рыбаков с сотрудниками да адъютантом в кабинет Командующего ВВС Западного особого военного округа генерал-майора авиации Копеца. Стоит товарищ Копец у окна портьерой завешенного, руки за спину закинув. Облачен товарищ Копец в форму парадную: китель серо-стальной, бриджи синие, петлицы, лампасы и канты - лазоревые, пуговицы да ордена сияют золотом чистым, а сапоги надраены до блеска зеркального.
Обернулся товарищ Копец на вошедших, скользнул взглядом отсутствующим, да руку правую в карман бриджей опустил незаметно.
Кинул ладонь к козырьку товарищ Бегма:
- Товарищ генерал-майор авиации! Именем Советской власти вы арестованы! Сдайте оружие!
Повернулся товарищ Копец навстречу ему всем телом, блеснув орденами и галуном нарукавных шевронов. Улыбнулся загадочно:
- Арестован? Оружие? Хорошо. Один пистолет - на столе, второй, наградной, от товарища Ворошилова - в сейфе на квартире городской. Третий - у меня в кармане. Предупреждаю - все пистолеты заряжены.
- Гражданин Копец, без глупостей! Мы должны обыскать вас и ваш кабинет!
Вновь улыбнулся бывший Командующий ВВС Западного особого военного округа. Хотя, почему бывший? Его пока от должности никто не отстранял, с поста высокого никто не снимал.
- Должны - так обыскивайте. Не теряйте времени, товарищ бригадный комиссар, начинайте свой шмон. А вы, товарищ старший батальонный комиссар, лучше меня знаете, что и где в моем бывшем кабинете лежит.
Покраснел товарищ Рыбаков, как рак - до слез в углах глаз хмуро-сощуренных. Шагнули навстречу товарищу Копецу сотрудники:
- Руки вверх поднял! Вверх я сказал! Чтоб видно было!
Поднял товарищ Копец вверх руку с "Люгером" черным, из кармана бриджей вынутым. А вторую руку к горлу быстро поднес - поперхнувшись-закашлявшись, будто дыхание ему перехватило. Схватили его за руки сотрудники, подскочил товарищ Бегма:
- Гражданин Копец, без глупостей!
Ослаб внезапно товарищ Копец в руках крепких, уронил пистолет, стукнувший гулко о пол ковром красным прикрытый. Упала голова генерала на грудь, подогнулись колени, вывернулись неестественно ступни в сапогах начищенных-надраенных. Встряхнули сотрудники тело:
- Эй, эй, ты чо, бля? Ты, давай, не прикидывайся тут!
Покинули товарища Копеца силы мгновенно. Повисло тело в мундире парадном на сильных руках без сопротивления, словно кукла ватная. Потряс товарищ Бегма генеральское тело за грудки - сильно и зло:
Не слушает генерал-майор Копец товарища Бегму. Отпустили сотрудники тело недвижное. Лежит генерал-майор авиации товарищ Копец на ковре. Молча. В парадном мундире серо-стальном. С орденами да звездой Героя. С золотыми пуговицами, звездами и галунами. Синеют глаза мертвые, стеклянные. Чернеет рядом "Люгер" П-08.
Para bellum...
Видно, что ушел товарищ Копец куда-то туда, где нет уже ни войны, ни арестов, ни схваток воздушных, ни жизни.
Выругался товарищ Бегма не очень культурно еще раз, паузу небольшую выдержав:
- Блядь! Не успели. Что с ним?
Скользнул военврач из санчасти штаба округа щучкою быстрой. Пульс пощупал. Веки приподнял. Плечами пожал. Носом в воздух втянул:
- Полагаю, что это естественный летальный исход, товарищ бригадный комиссар. Похоже - мгновенный инфаркт миокарда. По внешним признакам. Но окончательный диагноз даст только вскрытие.
- Так он мертв?
- Абсолютно. Это полная и окончательная биологическая смерть. Мгновенная.
- Такое бывает?
- Бывает. Человек, знаете ли, существо не только смертное, но и внезапно смертное.
- Акт подпишите?
- Да, конечно. После вскрытия.
Поморщился товарищ Бегма.
- Пока никакого вскрытия. Потом все. Только с санкции Москвы. Ладно... Разберемся... Прошу всех покинуть кабинет.
Увидел на полу пистолет товарищ Бегма.
И посмотрел на тот пистолет выразительно.
* * *
Вечер катит в Минск летний, усталый. Гудят, время от времени, сирены. Разражается радио сигналами громкими: "Граждане! Внимание! Воздушная тревога. К городу приближаются вражеские бомбардировщики!.. Граждане! Отбой!".
Патрули ходят по городу. Затемнение введено. Кто-то даже на окна полоски бумаги крест-накрест клеить начал, чтобы при налете стекла не повылетали.
Собираются во дворах дружины ПВО и Осоавиахима. У всех - противогазы в сумках брезентовых. У всех - рукавицы плотные, чтоб зажигалки - бомбы зажигательные - ловить. На все чердаки бочки с песком да с водой ставят. Щели для укрытия копают глубокие. Урчат сыто моторами в поднебесьи истребители прикрытия воздушной зоны.
Гул далекий доносится с запада, куда солнца шар летнего устало валится, будто далеко-далеко, за Налибокской пущей, за Барановичами да Слонимом гроза подходит громом чуть слышным.
* * *
А на узел связи штаба фронта еще один приказ из Москвы идет. Директивный. Уже третий. Категорический. Зычный. Голосом генерал-майора войск связи товарища Григорьева озвученный:
- ...Ближайшей задачей на 23 и 24 июня ставлю: концентрическими сосредоточенными ударами войск Северо-Западного и Западного фронтов окружить и уничтожить сувалкинскую группировку противника и к исходу 24 июня овладеть районом Сувалки... Приказываю: ...Армиям Северо-Западного фронта, прочно удерживая побережье Балтийского моря, нанести мощный контрудар из района Каунас во фланг и тыл сувалкинской группировке противника, уничтожить ее во взаимодействии с Западным фронтом и к исходу 24 июня овладеть районом Сувалки. Граница слева - прежняя. Армиям Западного фронта, сдерживая противника на варшавском направлении, нанести мощный контрудар силами не менее двух мехкорпусов и авиации во фланг и тыл сувалкинской группировки противника, уничтожить ее совместно с Северо-Западным фронтом и к исходу 24 июня овладеть районом Сувалки. Граница слева - прежняя... На фронте от Балтийского моря до границы с Венгрией разрешаю переход госграницы и действия, не считаясь с госграницей...
Поднял глаза от карты оперативной генерал армии товарищ Павлов. Выдохнул.
- Значит - удар на Сувалки. Хорошо. Будем бить. Двумя мехкорпусами и кавкорпусом группы Болдина. Только вот под Гродно бы положение выправить тоже не мешало бы. Не нравится мне то, что Кузнецов докладывает. Дваят там немцы - и давят сильно. Хотя, мне кажется, он зря паникует. У него в руках целый корпус Мостовенко - а это сила! Однако ж положение выправлять надобно. Эдак немцы нам в тыл выйти могут легко.
- В районе Волковыска?
- Да. Это уже третья директива за сутки, а мы, получается, задачи по второй еще не выполнили. Плохо, что с соседями справа непонятно. Что под Вильнюсом? Где их 11-я армия?
- Так точно, товарищ командующий - непонятно. С 11-й армией связи нет даже у штаба Северо-Западного фронта.
Взглянул товарищ Павлов на начальника штаба товарища Климовских:
- Приказ есть приказ. Срочную радиограмму моему заместителю Болдину в Белосток. Шифром. Текст такой: "В соответствии с Директивами Главного командования Красной Армии приказываю сформированной вами конно-механизированной группе в составе корпусов Хацкилевича и Никитина нанести мощный удар по прорвавшемуся противнику в районе Сувалки. Сосед слева - мехкорпус Мостовенко - наносит удар на Гродно. Действовать согласованно с мехкорпусами Северо-Западного фронта в райнах Тильзита и Каунаса, установить с ними связь с помощью делегатов. Задача - полностью овладеть районом Сувалки, уничтожить все части противника в районе Гродно. Об исполнении доложить не позднее 24 июня". Подпись моя. Что на левом фланге, у Коробкова?
Пожал плечами генерал Климовских:
- Коробков отошел за Жабинку. Связи с дивизиями в Бресте не имеет, но пока вроде удерживает шоссе Брест-Минск.
- Хорошо. Вижу, дела там получше, чем у Кузнецова под Гродно. Направить к нему моего зама Хабарова. Пусть закрепляется на рубеже и готовит контрудар в рамках задач директивы номер два. Для контрудара использовать мехкорпус Оборина. Действовать совместно с корпусом Ахлюстина и подразделениями 10-й армии в районе Бельска. Сосредоточение, установление взаимодействия между частями и постановка задач - в течение сегодняшней ночи с расчетом с утра начать боевые действия. Исполнение - в течение суток 23 июня. Дополнительно прикрыть левый фланг 121-й и 55-й дивизиями, 155-й дивизии быть в полной готовности выдвинуться в полосу 4-й армии. Готовьте шифрограмму... И все-таки самое пристальное внимание - разгрому сувалкской группировки по последней директиве. Кстати, мобилизация объявлена?
- Так точно, товарищ командующий! Указом Президиума Верховного Совета. С завтрашнего дня. Но сигнала "ГРОЗА" - нет. Наши планы прикрытия армий так и остаются введенными в действие по факту вашим приказом как командующего фронтом.
* * *
Ушел Иван Иваныч из кабинета товарища Сталина, не прощаясь.
Даже дверью не хлопнул.
Днем ушел. А теперь вечер уж.
Ищет товарищ Сталин Ивана Иваныча. Нет Ивана Иваныча. Нигде. Никто не видел. Даже товарищ Маленков. Уже сутки прошли, новый день наступил.
Наконец - вызвал товарищ Сталин хранилище глубокое, заповедное. Снял трубку Хранитель на том конце провода.
- Слушаю...
- Мы тут Ивана Иваныча найти не можем. Ты его не видал?
- А - он в запое, товарищ Сталин! Отныне - и на неделю. Вызвать его?
Усмехнулся товарищ Сталин в усы:
- Ладно. Пусть отдыхает.
* * *
Забрали санитары плечистые в халатах белых поверх гимнастерок тело гражданина Копеца в морг окружного военного госпиталя. Изъяли сотрудники Третьего отдела из кабинета его все бумаги служебные да вещи личные, все оружие да все фотографии.
Опломбировал кабинет пустой товарищ Бегма печатью суровой. Адъютанту в приемной наказал следить за той дверью внимательно. И вторую дверь, заднюю, что через комнату отдыха к скрытой площадке лестнице и лифту вели, опечатал товарищ Бегма тоже.
Хитер бригадный комиссар товарищ Бегма. Понимает, что если точас в Москву отзвонить, то ему взбучки большой не миновать. А то и хуже. Не поверит ему никто, что разоблаченный враг народа гражданин Копец своей смертью просто так умер. Ты знал, что у тебя работает в штабе разоблаченный враг народа? Знал. Ты пакет секретный с ордером получал? Получал. А как же ты, сука, допустил, что враг сей от возмездия ушел пролетарского подчистую? Пусть это и инфаркт, как врач говорит. А если не инфаркт? Аль ты сам, враг-вражина, бдительность не проявил?
Да и не в этом лишь дело. Ясности нет - от чего именно товарищ Копец на тот свет отправился. Стрельнул бы в себя - все понятно. Стрелялись многие. А тут теперь вскрытие нужно, акт заключения паталогоанатомического и прочая хрень. А это все тоже не так просто. Вопросов много. А ну как найдут чего у гражданина бывшего командующего ВВС в крови? Вдруг яд какой обнаружится или следы его? И вопрос возникнет - а откуда тот яд?
Потому не стал звонить в Москву товарищ Бегма. И правильно! Ведь сейчас, в условиях нападения внезапного гада фашистского все линии связи задачам обороны страны подчинены. Все занято Москвой и штабом фронта.
И потому товарищ Бегма лишь телеграмму отправить решил. Обычную. На узел связи Наркомата обороны. Завтра. С утра. О его смерти внезапной. О самоубийстве.
Самоубийство врага еще не есть чекисту амнистия. Ругать будут, конечно - но не сильно. Самоубийством многие враги кончали. Томский, например. Или Гамарник. Так что - и такое бывает. Пожурят да забудут. Особенно, если время выждать. Спешить тут не надобно - вдруг что за сутки всплывет интересное? Вдруг что изменится?
Понимает товарищ Бегма мозгом военно-чекистским да нюхом аппаратным: на границе происходит что-то непонятное, непрогнозируемое, необъяснимое. И на фильмы предвоенные - непохожее. А потому - вот вам телеграммка да приписка к ней: позднее все подробности сообщу в рапорте.
Хотя по штабу фронта слух уже идет. И начальник штаба ВВС фронта полковник товарищ Худяков в курсе. И заместитель начальника ВВС генерал-майор авиации товарищ Таюрский. И командир 43-й истрибительной авиадивизией, прикрывающей город Минск, герой Испании и Китая, генерал-майор авиации товарищ Захаров, срочно прибывший в штаб для организации противовоздушной обороны. И старший батальонный комиссар товарищ Рыбаков...
Недаром товарищ Бегма шепнул пару фраз тайных - кому надобно. И сотрудники товарища Бегмы тоже. Слух - такая вещь, что завсегда любую правду перебьет-перешибет.
* * *
Слух идет по штабу фронта. Покончил, дескать, товарищ Копец жизнь самоубийством. Как покончил - тоже ведь всем интересно. А как? Известно как. Как только и может человек военный. Всем-то ведь не вдуешь в уши, что умер товарищ Копец вроде бы как сам по себе. Тем более, что в уши вливают как раз противоположное.
И летит по залам и коридорам штаба - застрелился...
Тихо летит. Негласно.
Но все в курсе.
Но - именно, что все это слух. А за слух - кто отвечает? Тем более, скажи, что сам он умер - никто не поверит, все дальше интересоваться начнут да свои предположения строить. А если самоубийство - то и достаточно. Человек военный - с ними бывает всякое.
* * *
Доложил товарищ Бегма напрямую про все произошедшее только самому командующему фронтом - генералу армии товарищу Павлову.
Нахмурился товарищ Павлов. Словно внутренне почувствовал что-то. И произнес отстраненно, по сводке последней красным карандашом чиркая:
- Умер?.. Прямо вот так, мгновенно, на ваших глазах?
- Да, товарищ командующий. Даже странно - здоровый мужик, летчик, из самолета не вылезал... Похоже, это все-таки самоубийство было. Яд какой-то. Только пока непонятно - какой именно. Вражина! Трус! От правосудия уйти захотел!
- Ты, товарищ Бегма, потише. У тебя только на арест его ордер был, а виновен Иван в чем или невиновен, то Военная коллегия в Москве решает. Мало что ли людей после Ежова выпустили? Мало что ли ошибок признали?
- А какой смысл ему был самоубийством кончать?
- Вот для этого и есть вы, особисты,- и весь ваш Третий отдел, товарищ бригадный комиссар. Ваша работа, вы и делайте. Пусть следствие во всем разбирается. А его жаль, от Бога был летчик, еще по Испании помню... Что ж, времени слезы лить нет. Поминки устраивать - тоже. Пусть Таюрский как его заместитель вступает в командование. По умолчанию - именно как заместитель. В приказе пока не объявлять - тут пусть все Москва решает. Если время найдет. И еще... насчет похорон там распорядись. Когда все дела сделаете.
- Есть, товарищ командующий. Но факт самоубийства вы, ежели что, подтвердите? Ежели спросят...
- Ежели спросят. С твоих слов.
* * *
Вышел от командующего фронта товарищ Бегма - да рукою себя прямо за дверью по лбу-то и хлопнул. Конечно! Похороны! Как можно быстрее. Обстановка не позволяет долго лить слезы да прощание с караулами почетными в Доме Красной Армии организовывать. Сразу - в землю. Безо всякого вскрытия... Хотя, ладно, вскрытие можно и провести, потом бумажку потерять проще будет, чем на вопросы Москвы отвечать.
Эх, жаль кремировать тело товарища генерала, так не вовремя почившего, нельзя, ибо нет пока в Минске крематория, как в Москве-столице. Тогда бы уже точно - никто ничего никогда не узнал.
* * *
Сидят Иван Иваныч да Хранитель в хранилище своем тайном. Пьют коньяк из запасов бездонных. Плохо то, что они оба пить умеют не пьянея. Потому сей процесс для них не очень интересен. Но и пьют они - не для того, чтобы нажраться вусмерть, а чтоб расслабится да думы прогнать из души тяжкие.
Пьют. Ящиками. Да куражатся. Читая документы ЦК из архива. В том числе - и с пометками товарища Сталина. Им можно. Все равно никому не расскажут-не разболтают. Сегодня они сценарий фильма про Грозного Ивана обсуждают. Сценарий, где товарищ Сталин пометки оставил.
- Да! Ивана мучителя - в герои... До этого даже Александр Третий бы не додумался!
- Но ты вспомни, что в Европе тогда происходило. Ночь Варфоломеевскую вспомни. Генриха Синюю бороду вспомни...
А Иван Иваныч - еще пуще смеется.
- И похрен. Это же хер знает, какой век. Век! Где никакой статистики не было. Сколько там кто кого убил? Какая разница? Привыкли трупами меряться. Главное - результаты. И результаты все - налицо. Что было после Иоанна? Страна распалась. Интервенты в Москве. Смута. Сто лет потом от нее отходили, весь семнадцатый век страну трясло с разной степенью интенсивности. Страну собирали заново. И ладно в Европе - там реформация была да войны религиозные. А здесь что? И вот хрень - нам теперь вместо истории сказ предлагают. Сказ! Сказ этот - о борьбе царя Иоанна, о борьбе создателя единого русского государства с противниками Русской земли... Ты меня понял, Хранитель?
Погладил Хранитель бороду. Усмехнулся в седые усы.
- Почему бы и нет. Одни сказки другими заменить. Ведь история - это не наука точная, а сборник сказочек занятных.
- Да уж, ваше бывшее высокоблагородие... Особенно, если в сказочках тех намек нужный провести умело. Например, что не всех дорезали-добили тогда. А надо было бы. Представляю себе результат. Вообще бы умных людей на Руси тогда не осталось бы! Как оно и оказалось. Сейчас. Исполнительные есть. А умные?
- А зачем нам умные, Иван Иваныч? От них все проблемы. Все, что нужно нам у Европы возьмем. Все купим. Все продадут. Буржуи! А что не продадут - сами сделаем-скопируем. Копировать-то мы умеем. Плохо получается, правда, но уж лучше так, чем никак.
- А чего не скопируем?
- Тому аналог найдем. Наш, отечественый. Примеры имеются. Вот, например, писменность нашу не какой-то Кирилл, в девичестве - Мефодий, придумал, а новгородский поп Упырь по прозвищу Лихой. Да и вообще, Иван Иваныч, чья бы корова мычала. Ты же ему служишь? Служишь. И я служу. И служить будем. А потом будем пить коньяк в подземелье моем и мучаться совести угрызениями.
Замолчал Вздохнул Иван Иваныч.
- Да. Иной раз думаешь: блядь, когда ж нас уже расстреляют...
- А - никогда. Не дождешься.
* * *
Поздний вечер уже - но людно в комендатуре военной города Минска, что на площади Свободы в зданиях бывшего монастыря расположилась.
Темно на площади - так как штаб ПВО уже затемнение на всей территории города ввел. А внутри, за шторами плотными - жизнь кипит. Формируются отряды и патрули для поддержания порядка на улицах и борьбы с диверсантами вражескими. Уточняются списки эвакуационные. Готовятся к передаче из арсенала винтовок рабочим отрядам охраны, что на заводах и фабриках уже начали формироваться.
Здесь же командиры командировочные, которым срочно в части свои возвращаться нужно. Сюда же иногда люди молодые забегают с повестками, военкомат разыскивающие. А чего его искать - военкомат здесь же, рядом.
Здесь же в коридорах, холлах и во дворе - первые эвакуированные из районов Кобрина, Белостока, Гродно, Волковыска семьи командирские: утомленные женщины, всхлипывающие дети, неразговорчивые старики да старухи. Кто-то плачет истерично после бомбежек первых на дорогах лесных. Почти все - налегке.
У всех вопрос - что происходит? Все к коменданту подполковнику товарищу Багрееву за разъяснениями бросаются. А чего к нему-то бросаться? Он сам знает то, что все знают. Он сами слухами питается.
Вошел в свой кабинет подполковник Багреев, отсекая дверью вопросы, всхлипывания, мольбы и истерики тихие. Опустился за стол рабочий, бумагами заваленный. А тут - и телефон зазвонил требовательный, словно и ждал он, пока кто-нибудь в кабинете пустом не объявится.
Поднял товарищ Багреев трубку. А в трубке - сам товарищ Бегма, начальник Третьего отдела штаба фронта голосом металлическим журчит.
- Здравствуй, комендатура!
- Здравия желаю, товарищ бригадный комиссар.
- Тут у нас помимо всего прочего еще одна проблема организовалась. Проблема - нежданная-негаданная. Решать ее военкомат, конечно, должен - но у него мобилизация с завтрашнего дня начинается.
- Что за проблема, товарищ бригадный комиссар?
- Командующий ВВС фронта генерал-майор гражда... в смысле, товарищ Копец от большого переутомления жизнь самоубийством покончил. Сегодня вечером. Прямо у себя в кабинете. Поэтому надо бы погребение организовать. Ситуация, прямо скажем, сложная, поэтому все будет скромно. Из морга сразу на кладбище.
- Я вас понял, товарищ бригадный комиссар. Организую. Почетный караул, катафалк, оркестр выделим. Могилу на Военном кладбище подготовим. Все необходимое закажем. Венки от кого? Что на лентах писать?
- На ваше усмотрение. Пару венков, не больше. Типа от семьи, от жены... Что там еще в таких случаях пишется? Только не переусердствуй. Во-первых, от командования округом венков не надо. От ЦК партии тоже. Никого из официальных лиц не будет. Не до того им сейчас. И могиле где-нибудь место пусть подыщут понеприметнее, не на центральной аллее. Это первое. А второе - все должно быть готово не позднее завтрашнего полудня. Всю церемонию провести нужно как можно раньше и как можно быстрее. Без оркестров, почетных караулов и речей.
- Товарищ бригадный комиссар, но все-таки генерал... обычно на третий день... с почестями, с салютом... фуражка на гроб, ордена на подушке.
- Бросайте свои офицерско-церковные замашки, товарищ подполковник. Война идет народная. Не до прощаний долгих. Да и не в той мы ситуации... В общем - не надо лишних вопросов задавать отделу особому. И не нужно, чтобы об этом знало много народу. Вы меня хорошо поняли?
- Так точно. Сделаю.
* * *
Махнул Иван Иваныч бутылку. Сразу. В одно горло.
И выдохнул. Зло.
- Да уж, никогда... Но теперь - все по фигу! Теперь у нас война народная. Хотели бить врага на его территории, а пока по своей назад отползаем. И еще отползать будем. До Минска. До Смоленска. Все просрали. Со своим заговором липовым. Пройдет неделя - аукнется это все нам. И 37-й год аукнется тоже. Так нам и надо.
Смотрит Хранитель на Ивана Иваныча глазами прозрачными:
- Еще только начало войны. Ты же знаешь, у нас медленно запрягают, но быстро ездят.
- Знаю-знаю. Запрягать мы запряжем, конечно. Вот только про Европу нам тогда забыть придется. И про Босфор, и про Дарданеллы, и про Гибралтар. И про центральную Азию, и про Тибет, и про Индию. И про Иран. И много еще про что. Да и плевать на все это. Сами заварили - пусть сами и расхлебывают. Жалко, что Василиса на наши вопросы в Минске ответа так и не нашла. С ее данными, коль она бы их из Минска доставила, я бы за свои выводы относительно заговора спокоен был. А так - все это предположения мои, правильно товарищ Сталин сказал.
- Но ведь знал про все про то? Изначально знал? Что то предположения лишь пустые? Потому и направил Василису, а не десантника Степана. Он убивает без разговоров. А она убивать не умеет. Как и пить.
Потер виски Иван Иваныч устало.
- Ничего я не знал. Как и ты. Как и товарищ Сталин. Все мы на кофейной гуще гадали. А насчет Васьки - ошибаешься ты сильно. Убивать она умеет и может. А Степана-десантника не послал, потому как он - десантник и есть. Он самостоятелен слишком. Пока еще. Он мог бы сильно дров наломать.
- Убивать умеет, говоришь? Как в Варсонофьевском? Как в Парке Горького? Как у товарища Сталина в кабинете?
- Тогда приказа не было. Без приказа она действовать не станет. Никогда и низачто. А вот коли приказ ею получен будет - пощады не жди. Потому и сам побаиваюсь: а вдруг приказ тот ей не я отдам? А вдруг контроль над ней потеряю? А вдруг...
- Так зачем в Минск ее отправил? Держал бы под боком на поводке коротком?
- Сам говорил - все на воде писано вилами. А она способна те письмена читать да голову свою холодной сохранять в обстановке любой. И приказ соблюдать точно. Только теперь это все мне самому боком выйти сможет - по законам времени военного. Кто контроль над ней перехватит? Кто и в чью пользу слабости и силу ее использовать станет?
- Коли хочешь, я смогу-помогу. Точнее - подскажу. Я могу только подсказывать теперь. Работать же будешь ты, ты, только ты. Коли хочешь ответы найти, давай-ка, дело делай. Потом побухаешь.
- А чем ты теперь-то поможешь?..
- Совет дельный дам. Во-первых, с девкой твоей. Ведь все еще можно исправить. Можно под контроль взять. Если в Минск людей-то надежных послать... Чтоб дров там наломали - да побольше. И ты, Иван Иваныч-то - тех людей и пошлешь. Именно ты. Больше некому! А во-вторых, с заговором...
- Ты что, Хранитель, советником заделался?
* * *
Лежит Алька на чем-то твердом. На спине. Руки - вдоль тела. Ноги - прямо. Голова - затылком. Берета краснозвездного, похоже, на голове той нет.
Рукой шевельнуть не может. И голову повернуть. И веки открыть.
Чувствует лишь, как сквозь веки свет идет яркий ослепительный, красно-розовый. И еще - как кобура пустая жесткая в спину и задницу давит.
Лязгнул замок. Отворилась почти бесшумно дверь невидимая. Вошел кто-то, сапогами негромко топнув по плитке каменной гулкой, туда, где она на чем-то жестком и твердом лежит. Прошелестел воздух дыханием легким.
- Как она?
- Нормально, товарищ комиссар госбезопасности. Очухается. Переборщили мы с дозировкой немножко, но ведь вы сами сказали - чтоб поскорее. Это же флунитразепам, а не хрен собачий.
- Молчать! Название препарата, блядь, секретно!
- Так она в отрубе.
- Она в отрубе, а ты - как? Голова на месте? Вот язык и прикуси! Ты мне гарантируешь, что она не подохнет здесь? Так? Ладно! А сейчас она двигаться может?
- Руками да ногами - пока не сможет. Еще сутки. А говорить - почему бы и нет. Вполне. Только односложными предложениями. Да и в чувство привести ее надобно.
Ощутила Алька щекою своею правою удар быстрый да ладонью жесткой. Больно. Хлестко. И сильно.