|
|
||
КОВЧЕГ
Весной, как только сошел
снег, дед стал болен. Слышал, что в Киеве дожди,
что река поднялась и затопило острова на Днепре,
что в Америке наводнения рушат города, что цунами
на Филиппинах. Тогда понял, что пришло время.
Вытянул в тот же день на огород перед хатой
гвозди и кучу досок из сарая.
Баба, придя от соседей,
успела увидеть, как кренится спиленная старая
морелька, что была покрученной и неровной, но
много лет сыпала на грунт сладкими, как сахар,
абрикосами. Плодоносила с каждым годом все
меньше из-за древности, выбивалась из сил,
ускользая из-под нависшей из-за плеча огромной
липы, была скрученной из-за этого ускользания.
Теперь падала под скрежет дедовой пилы.
Баба взвизгнула и бросилась
к деду, но тот сурово цыкнул, и она отошла.
К вечеру упали две яблони, а
дед тыкал землю лопатой, вырубая малину. Уже
затемно затянул стволы под навес — пусть полежат
до времени, а хворост поджег.
В сумерках прутья тлели
тонким жаром, и дым слался над хатой и огородом
едкий, серый, оттого что не просох хворост после
снега и ранних дождей.
— Хоть виноград пожалеешь? —
спросила баба, собираясь к корове, коротко глянув
на изведенную грядку.— Такой славный виноград.
Ни у кого нет такого, хоть и давала.
Дед взглянул на прутики
винограда скептически, докурил папиросу и
сплюнул.
-- Пусть растет. И будет.
Ничего не сажай. На даче досажаем.
Следующим утром он вбивал в
жирную землю колья и считал под нос: триста
локтей да на десять...
Люди, проходя,
останавливались, клали руки на забор, глазели.
Соседи перешептывались, а баба махала рукой,
словно ставила на грядке и на муже крест.
— Пусть дуреет,— говорила.—
С нас будет и того.
Через месяц на огороде, вся в
тени поднебесной липы, стояла большая тяжелая
лодка — высокобортная, с палубой-крышей,
небольшим выступом наверху, с маленькими
окошечками, поддержанная подпорками-колодами,
между которыми выпячивалась крутым боком.
Бортовые доски сращены были одна из трех, потому
что не нашел дед больших, израсходовав все, что
было крепче и крупнее, на костяк каркаса. А где
досок не хватило — позабивал толстой, еще совсем
не мягкой фанерой.
— Для нас хватит и так,—
сказал бабе.— Поднимет и понесет. Ну, просмолим
еще. Не пропадем.
На бортах он белой краской
вывел: "Ковчег". И цепью прикрутил вместо
якоря камень.
Вечерами на посиделки
собирались деды. Курили, резались в домино.
За их спинами над контуром
забора поднимался тушей ковчег, вокруг которого
баба, несмотря на мужнины запреты, насадила
фасоли и тыкв, и они теперь заплетали стропила
настойчивой плетущей зеленью, а где-то на маковке
высокобортной лодки в темноте желтой точкой
дрожал полузакрытый тыквенный цветок.
— Наведался Шурик,— пыхтел
папиросой Матей, осматривая поле боя —
поклеванные костяшечки из-под надвинутой ладони,
— так говорит, что потопа не будет. Будет ядерная
зима. Будет идти снег и не наступит лето. А потопа
не будет.
— Много ты знаешь,—
огрызался дед,— не поверю я, отчего бы это зима?
Лето как лето. Хотя бы раз было — тогда бы
говорили. Не может у нас того быть — где-то на
севере. Вон в Сибири — запросто. А потоп — он и
есть потоп. Днепр разлился? А? Вон по телевизору
что покажут? Думаешь, Удай не разольется? Ого, как!
А я уже список составил — что и куда взять.
-- Неужто корова поместится?
— недоверчиво спрашивает Матей.
-- Поместится, — кивает дед.
-- А баба?
Смеются.
|
Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души"
М.Николаев "Вторжение на Землю"