Аннотация: Тридцатилетняя война. Генерал. Тайное знание, ставшее сутью его жизни...
Знамена полков, реющие над линиями и колоннами, кажутся одинаково черными. Их окрасило в этот цвет солнце, клонящееся к закату.
Убыль в рядах незаметна. На расстоянии вообще трудно что-либо разобрать там. Есть лишь фигурки в мундирах, замысловато выстроенные и наверняка думающие, что эта замысловатость - какая-то гениальная задумка командования...
Глупость. Пришлось разворачиваться под огнем - как встали, так встали. Перестраивать их на глазах шведов смысла нет. Хотя и стоять смысла нет - у противника пушек чуть не в два раза больше. Вон как земля дрожит!
Генерал закрыл усталые глаза. Но ему не надо смотреть, чтобы знать, что происходит там, впереди.
-Огонь! - и ревут пушки, дрожит земля, несется навстречу неподвижным, скованным в единое целое многолетней муштрой людям смерть, и самое обидное, что эта смерть - слепая, ее нельзя избежать, ее можно только ждать, надеясь, что в этот раз - не тебя.
-Сомкнуть ряды! - и исчезают бреши в строю, и живые встают над мертвыми, стараясь не смотреть на изуродованные ядрами тела. А иногда приказа "Сомкнуть ряды!" не звучит - это значит, что младшие офицеры тоже смертны.
Да, черт возьми! Офицеры, генералы, даже короли - все смертны! А уж ядро точно не разбирается в регалиях. Хотя солдаты, наверное, завидуют если не офицерам, то генералам - точно. Сиди себе на коне позади всего войска да раздавай приказы... Ага, конечно. Только вот они не знают, что такое - чувствовать, что все заранее предрешено, что из-за этих проклятых шведских пушек большая часть этих еще живых юношей и мужчин ляжет мертвыми, даже не встретившись с врагом в каком-никаком поединке.
- Герр фон Штальхау! Вы слышите? Герр генерал!..
Это ординарец. Хороший парень-баварец, Герд Нидерхайм. Но сейчас не до него.
Рука в белой перчатке делает знак замолчать.
Поражение предрешено...
Рок.
Судьба.
Божья воля...
-Бабушка, кто это?
Девятилетний мальчик тычет пальцем в красочную картинку в какой-то толстой душеспасительной книге. Там изображен кто-то голый и крылатый, с гривой длинных волос, висящий на уступе над бездной, полыхающей огнем. Длинные, цепкие пальцы из последних сил впиваются в гладкий камень. Лица не видно - есть лишь неукротимое желание вскарабкаться обратно, выжить вопреки всему.
-Это Сатана. Дьявол.
Мальчик знал, что Сатана, Дьявол, Тейфель - это такие ругательства, которые часто употребляют взрослые, но запрещают повторять детям. Наверное, этот голый совершил что-то страшное, раз его назвали таким словом и хотят сбросить в огонь.
-А кто он?
Лицо бабушки, в котором еще можно разобрать черты блестящей графини, когда-то очаровывавшей юношей Вены, приобретает строгое выражение:
-Он не слушался Бога и хотел, чтобы люди тоже не слушались.
О, мальчик очень хорошо знал, что такое не слушаться. На свете ведь так много интересного, и все это хочется разглядеть, потрогать... Но появляются взрослые, и отправляют играть в солдатиков!
-А Сатана был сыном Бога?
-Не знаю... Н-нет, конечно, просто Бог его сотворил, как ангелов, как людей и животных, а Сатана отказался делать то, что ему Бог велел.
Мальчик задумывается.
-Бабушка, а люди тоже Бога не слушаются?
-Одни слушаются, другие - нет. Все по-разному.
-А ты?..
Черты старой графини фон Штальхау расплываются в улыбке - кто знает, что и кого вспоминает она, гладя внука по голове и отвечая:
-Когда ты вырастешь, ты поймешь, в каком сложном мире мы живем.
Сатана не слушался Бога - вот что запомнил мальчик на всю жизнь. Конечно, кому захочется всю жизнь исполнять чужую волю?
Генерал открыл глаза.
-Ты что-то хотел сказать, Герд?
-Шведы перешли в наступление на правом фланге. Там равнина, видно все, как на ладони. Мы еще успеем собрать все пушки, и отбросить...
Ладонь в белой перчатке рассекает воздух. Ординарец знает, что это - знак решительного отказа.
-Всю артиллерию - на левый фланг. Вот холм - разместить ее там так, чтобы можно было давать залп из всех орудий одновременно.
-Но на правом...
-Исполняйте приказ, офицер.
-Да, мой генерал!
Теперь хорошо слышен не только рев пушек, но и торопливый треск ружейных залпов. Что ж, не так обидно умереть, имея возможность выстрелить в ответ, пусть и не в конкретного врага, а наугад - в линию мундиров впереди.
Генерал втянул воздух. Иной бы назвал это смрадом - запах пороха, раскаленных ядер, тлеющей плоти и всего содержимого человеческого организма, разверстого удачным попаданием из шведского орудия... Но генерал любил этот запах. Он считал, что природа людского отвращения заключена лишь в многочисленных предрассудках, от которых был свободен.
Старые венские улочки, дремлющие в глубоком средневековье, и ничего не подозревающие об изобретении пороха или открытии Нового Света. Высокий светловолосый юноша, зажав под мышкой треуголку, идет по ним, напряженно вглядываясь в фасады особняков и узорчатые решетки.
Наконец, он нашел то, что было нужно. Улыбнулся своим мыслям - надо же, даже не особняк, а просто большой старый дом, очень ветхий.
Юноша постучал тяжелым дверным молотком, и дерево отозвалось неожиданно гулко. Через минуту дверь распахнулась. Крепкий, заросший бородой старик в берете и старомодном камзоле испытующе впился взглядом в нежданного гостя, не произнося ни слова. Повисло неловкое молчание...
-Э-э... Я ищу господина Рихтига... майстера Девяти Тайн...
Удивления старик не показал. Он вообще ничего не ответил, продолжая разглядывать юношу.
-Э-э... Черная луна спит среди облаков, даруя миру Вожделение!
Уже лучше. Хозяин ветхого дома улыбнулся себе в бороду и сделал знак гостю следовать за ним.
Они оказались в просторном кабинете, вдоль стен которого высились бесчисленные книжные полки. Статуэтка совы, топорщащей перья, недовольно воззрилась на юношу с письменного стола.
-Ты хочешь, я полагаю, учиться?
Гость кивнул.
-И чему же?
Вопрос поставил юношу в тупик. Он замялся, подыскивая нужное слово... Хозяин дома снова улыбнулся и покачал головой:
-Представляю, какие басни тебе обо мне рассказывали! А ты сам тоже хорош - пришел учиться, и не знаешь чему.
-Но я готов... Я хочу... Мне сказали, что вы владеете тайными науками!
-Нет никаких тайных наук! - старик тяжело оперся на стол, стоя точно напротив гостя. Глаза, горевшие каким-то таинственным светом, буравили юношу до глубины души. - Все это чушь, выдумка шарлатанов!
-Но...
-Есть только Плоть - и Сталь. Человек слаб - он Плоть. Но если у него есть Воля - в нем есть Сталь. Поймешь это, научишься использовать свою Сталь - будешь править всей Вселенной. И запомни еще одно - все и всегда зависит только от нас. Судьбы нет - это иллюзия Плоти.
-И все?
-Да. Это, пожалуй, единственная тайна, которую я могу тебе открыть.
-А это - комментарии. - В руках у гостя оказался тяжелый том, трудноразбираемая готическая вязь на переплете гласила: "Гностическая сумма". - Иди и учи комментарии.
Пытаясь хоть что-то понять, юноша направился к двери, но уже на пороге был задержан голосом хозяина дома:
-Ты будешь хорошим учеником.
Теперь палили и слева, и справа. Канонада закладывала уши, а трескотня мушкетного огня казалась хрустом ломаемых костей. Имперские полки несут тяжелые потери. Должно быть, шведы решили, что вражеский командир сошел с ума - двинул и так уже потрепанную пехоту навстречу плотному огню, и это в то время, когда в опасности его правый фланг!
Они не понимают. Что ж, тем лучше!
-Мой генерал...
А, это вернулся ординарец Герд.
-Теперь отправляйся на правый фланг и прикажи пехоте наступать и там.
-Простите, мой генерал?..
-Я хочу, чтобы наши полки на правом фланге двигались вперед так же, как на левом.
-Но ведь артиллерия...
-Без поддержки артиллерии. Действуйте, офицер! И имейте в виду - если вы не исполните мой приказ, я найду вас. Где бы вы ни были.
Герд Нидерхайм вглядывается в стену огня, пыли и дыма, через которую ему предстоит пробираться.
-А если я не исполню приказ из-за того, что меня убьют? - слабая попытка пошутить. Но эта попытка наталкивается на ледяной взгляд генерала.
-Тогда я найду вас в загробном мире.
Секундная растерянность - командир шутит? Сошел с ума? - затем ординарец, не говоря ни слова, поворачивает коня.
Богатая гостиная. Стол накрыт на двоих. Полумрак, озаряемый неяркими свечами, где-то рядом вовсю стараются музыканты. Генерал устало откинулся на стуле - завтра ему предстоит нелегкий путь, а ведь он не молод...
-Нет, я все же не понимаю, почему именно ты должен брать на себя такую ответственность! Если ты откажешься...
Самая красивая женщина на земле. Завистницы шепчутся, что ее красота поблекла, но для фон Штальхау она остается такой же, какой он встретил ее на том бале, молодым офицером, не отведавшим пороха. Темные волосы волнами падают на плечи жены, а глубокое декольте волнует генерала так же, как много лет назад.
-Я мужчина. Дело мужчины - воевать. В данном случае - с врагами своей страны.
-О, да! Старая романтика! Только вот фон Лейзниц предпочитает воевать при дворе - за положение в свите монарха, и это приносит гораздо...
-Ты бы хотела, чтобы я напоминал этого пустого щеголя?
-А, между прочим, фон Лейзниц очень популярен, женщины без ума от него.
-Не женщины. Шлюхи.
Вот он - ближний бой. Дорвались! На второй план отошли и смертоносные ядра артиллерии, и беспорядочная пальба по шеренгам мундиров - есть ты и твой враг. Не абстрактный "вражеский солдат", в которого ты можешь случайно попасть из мушкета, но неприятель из плоти и крови, желающий именно твоей смерти.
Рокочут барабаны, захлебываются боевые рожки. Пикинеры и ландскнехты, отважные воины, промаршировавшие в плотном строю под неприятельским огнем, перемалывают остриями и лезвиями чужие полки. Даже мушкетеры обнажили шпаги - и в самом деле, что ты за мушкетер, если предпочитаешь стрелять, а не фехтовать?
Генерал верит в своих солдат. Эти шведы - они гордятся своим прошлым, легендами о викингах... Ха! В те времена, когда они еще только совершали робкие вояжи у берегов Балтики, праотцы фон Штальхау, Герда Нидерхайма и всех их солдат - неистовые голубоглазые тевтонцы, карнуты, баювары, гельветы - втаптывали в прах штандарты стареющего Рима и крушили манипулы и центурии легионеров!
Лес пик. Беспорядочная пальба ему навстречу.
Ландскнехт - доппельзольдерн, с фантастических размеров мечом. Ветер раздувает буфы рукавов и колышет перо на шляпе.
Нечленораздельный вопль. Клинок, врубающийся в пики. Убитые шведы, падающие один за другим...
Истекающее кровью, корчащееся тело, поднятое на пиках.
Генерал хорошо видел это.
Но еще он видел, что основные силы шведов уже оттянуты на правый и левый фланги. Артиллерия открыта. Ну, или просто плохо защищена, если точнее.
Вот и ординарец. Открывает рот, набирает в грудь воздуха, чтобы доложить об исполнении приказа, перекричав гул сражения. Но рука в белой перчатке делает запрещающий знак.
Генерал все знает.
-Теперь мы ударим всей конной массой в их центр. Это лишит шведов артиллерии. Затем перенесем натиск на правый фланг - на левом, думаю, справятся и без нас. Их армия будет уничтожена.
На губах Герда Нидерхайма - улыбка прозревшего слепца. Он - понял. Сейчас на всем поле боя - лишь два человека, которые знают, что происходит.
Генерал поворачивает коня. Там, за холмом, в низине - конница, лучшие задиры и рубаки имперского дворянства.
-И запомните, офицер - все и всегда в этой жизни зависит от нас. Если вы не хотите умирать - не умирайте. Просто не умирайте.
-Итак, кто вы, фон Штальхау!? И как объясните вот это?!
Рука утонченного аристократа, искушенного в придворных интригах, а не в сабельной рубке, брезгливо швыряет на походный столик книгу. "Гностическая сумма". Настольная книга обвиняемого.
Рука генерала машинально ищет рукоять отсутствующей сабли.
-Я люциферит.
-Как интересно! А вы знаете, что этой книги достаточно, чтобы вы отправились на костер? Да что книги - одного вашего признания!
-Знаю. А еще знаю, что если вы отправите меня на костер, некому будет защитить Вену, империю и всю вашу великую Церковь. Шведские хаккапеллы - это вам не чешские крестьяне! Решайте, что вам нужнее.
Воцаряется молчание. Генерал без трепета смотрит в глаза своего обвинителя.
Империи нужны воины, а не лицемеры.
Рука в белой перчатке ложиться на эфес. Осторожно поглаживает его. Обхватывает мертвой хваткой...
Клинок с протяжным лязгом выходит из ножен. Генерал безмолвно поднимает его над головой.
-В атаку!! - это голос Нидерхайма, у него луженая глотка, может переорать даже канонаду.
Звук множества обнажаемых сабель и палашей. Грохот копыт.
Конная лава пошла. Какие-то мгновения на то, чтобы преодолеть холм - и всадники полились по его склону вниз, навстречу ничего не ожидающим врагам.
"В атаку!" - кричат всадники, а несущемуся впереди них генералу слышится "Вотан!"
- Слава Вотану, Древнему Сатане! - так приветствовали друг друга люцифериты, по-римски вскидывая правую руку.
Заметили. Засуетились. Начали разворачивать им навстречу пушки.
Но - поздно. Успеют сделать только один залп...
Грохот сотряс землю, а дым заволок собой орудия. Генерал боковым зрением заметил, как ядро разорвало мчавшегося рядом с ним рейтара. Истошное ржание напуганных или изувеченных лошадей звучало какой-то вибрирующей нотой, терзая слух.
Но вражеские орудия были рядом. Слишком поздно начала разбегаться шведская артиллерийская прислуга, становясь жертвой всадников Империи.
Пушкарь, бежавший прямо впереди генерала, понял - не уйти. Он обернулся и вытащил тесак. Сталь лязгнула о сталь - и конские копыта растоптали шведа.
Вражеские линии разбиты надвое. Но это еще не конец...
-Хакка паалле!! - это боевой клич финских рейтаров, лучшей конницы шведского короля. Вот они - в синих с желтым камзолах, в металлических шлемах, чем-то напоминающих испанские морионы...
Генерал недобро усмехнулся. Лучшая конница... Это не шведы. Это даже не русские. Финны - что могут они против германцев, против расы господ?
Ему доводилось слышать, что вот так, в чистом поле против хаккапеллов выстоять невозможно...
Генерал ненавидел слово "невозможно".
Сабли и палаши скрестились.
Лезвие, выкованное в Венгрии, великолепно рассекает шлемы. Генерал рубил "с оттягом", и по обе стороны от него валились покрытые зияющими ранами трупы. Иногда падали и еще живые - чтобы быть затоптанными, превращенными в кровавое неузнаваемое месиво.
Но главным было не это. Главным было то, что всадники Империи мчались за своим командиром.
Завтра они в который раз будут удивляться той жестокости, той отваге, тому презрению к боли, которые привели их к победе. И будут клясться, что в них "словно демоны вселились".
Они были обыкновенными людьми, пусть и умеющими сражаться лучше других. И никогда не смогли бы помчаться навстречу огню артиллерии, не посмели бы бросить вызов превосходящим их числом хаккапеллам...
Но в бою их общей волей была воля генерала.
Безвольно обвисшее тело офицера. Стремительно бледнеющее лицо с запавшими щеками и закатившимися глазами. Страшная рубленая рана, начинающаяся на шее и тянущаяся через всю грудь.
Генерал сам вынес Нидерхайма с поля брани, хотя с первого взгляда понял - не протянет и пяти минут. Перчатки, недавно бывшие белоснежными, а теперь ставшие серыми от пыли, темнели - их пачкала кровь.
Фон Штальхау положил умирающего на траву и склонился над ним, заглядывая в блуждающий взгляд безумных глаз. Ординарец хотел что-то сказать, судорожно задергал подбородком, но так и не выдавил из горла ничего, кроме булькающего хрипа.
-Ты был хорошим офицером, Герд. Ты был настоящим мужчиной. - Губы Нидерхайма искривились в страдальческой улыбке. Это было все, что мог теперь для него сделать его командир. - Мы победим в этой войне. Я отомщу за тебя.
Генерал прекрасно знал, что конец войны будет концом его жизни. Сейчас он был нужен церкви и Империи. А в мирное время... У него слишком много завистников. Он, люциферит, вдвойне чужд им - как инакомыслящий и как герой этой бессмысленной резни, тянущейся почти тридцать лет...
И темноволосая графиня, самая красивая женщина на земле, ослепнет от слез. Ее будут оскорблять, называть за глаза и в глаза ведьмой, подстилкой еретика.
Она так хотела ребенка - от него. А он... Он считал глупым тратить долгие годы на заботу о том, кто, повзрослев, может оказаться чужд идеям своего отца. Он бы хотел передать свое бремя такому же юному искателю приключений, ищущему собственный Путь, каким был когда-то сам.
Он не успел оставить преемника, хотя и готовил его, постепенно приближая день Посвящения. Преемником должен был стать этот самый юноша, что бьется в агонии у его ног. Впрочем - уже не бьется.
Генерал склоняется еще ниже, к уху Герда Нидерхайма. Рука в темно-серой перчатке опускает веки офицера.
-Увидимся в Вальхалле.