Мотор, трижды чихнув, окончательно заглох. Сколько Саша не давил на педаль газа - новенькая "Ауди" не заводилась. Перепробовав за полтора часа все мыслимые и немыслимые способы завести упрямую машину, парень чертыхнулся и выскочил наружу. "Вот и спрямиковали, блин, - думал он. - Кто прямикует, тот дома не ночует".
Он медленно подошёл к сидящей на пригорке и уплетающей шоколадку жене.
- Я так понимаю, что к Лерке на свадьбу мы не успеваем, - оглянувшись, зло сказала она.
- Дашка, успокойся! Я её заведу.
Александр выхватил мобильник и ужаснулся: связи не было! Ну и нужно же им было застрять в такой глуши!
Карский пытался "реанимировать" машину до самого вечера, но безуспешно. Над лесом нависли сумерки, стали сильно донимать комары.
- Я иду спать! - рявкнула Даша, уставшая "танцевать" "Комариху", спасаясь от кровососов. Хлопнув дверцей, взбешённая супруга закрылась в машине.
Саша, внешне никак не отреагировав на слова жены, вынул из кармана измятую пачку сигарет и неспешно шагнул с дороги в напитанный ароматами и звуками летний лес.
Раскурив сигарету, он вышел на залитую лунным светом небольшую полянку и прислонился спиной к огромной, в три обхвата, высокой сосне. Мысли навалились сразу, скопом. Их с Дарьей двухлетний брак стремительно катился под откос. Они поженились очень молодыми, в двадцать два года. Саша искренне любил свою молодую невесту.
С Дашкой всегда было весело тусить в ночных клубах, но вот семейная жизнь под одной крышей с нею оказалась нелёгким испытанием. Поняв, что финансовое положение Александра не так блестяще, как ей представлялось до свадьбы, молодая жена пустилась во все тяжкие, наскоро закрутив интрижку с "лучшим" другом мужа. Бывшим другом. И это было только началом. Саша всё чаще задумывался о разводе, но пока выжидал.
Александр затушил окурок, бросил его в сочную июльскую траву, и тут кожей почувствовал, что он не один.
Оглянувшись, парень заметил в двух шагах от себя лёгкую, парящую над землёй, будто сотканную из густого тумана, полупрозрачную человеческую фигуру. В следующую секунду он уже нёсся с криком к дороге. Саша запрыгнул в свою "Ауди", заблокировал дверцы машины и с удивлением понял, что его сумасшедший ор не разбудил жену - Даша, свернувшись калачиком, преспокойно спала на заднем сидении.
Отдышавшись и успокоившись, Александр пришёл к выводу, что призрак ему наверняка померещился. Карский взглянул на часы - два часа ночи. "Надо поспать", - решил он и попытался устроиться поудобнее...
- Товарищ старший сержант, - ефрейтор, снайпер Фёдор Кулик вытянулся в струнку и откозырял, - пополнение прибыло!
Командир снайперской роты, двадцатичетырёхлетний старший сержант Павел Горченко, широкоплечий брюнет с чёрными глазами, легко выпрыгнул из блиндажа. Новоприбывших было шестнадцать человек - двенадцать парней и четыре девушки.
- Сорок четыре! - раздался над поляной звонкий голос Марии Гарбаш.
- Что ж, занимайте свободные блиндажи, расселяйтесь, - негромко сказал Горченко. - Подойдите на кухню за кашей и чаем, небось, голодные. Даю вам два дня на то, чтобы осмотреться на местности, а послезавтра все пойдёте на задание.
...Павел Горченко и Фёдор Кулик вернулись с задания в отличном настроении: сегодня им удалось подстрелить двух немецких офицеров, довольно важных "птиц". Добычей снайперов стали важные документы, оружие и Железный крест, срезанный с одного из убитых.
- Уже все наши вернулись? - едва сбросив камуфляжный балахон и винтовку, спросил Павел у Ивана Бальцева.
- Никак нет, товарищ старший сержант! - вытягиваясь в струнку, доложил ефрейтор. - Гарбаш и Ельская ещё на задании.
Глухая тревога ножом резанула сердце. Горченко беспокоился за каждого своего бойца, уходящего на опасную снайперскую "охоту", но, что греха таить, тревога за Марию Гарбаш была особенной - жгучей, изматывающей, щемящей. Старший сержант уже давно признался себе в том, что влюблён в свою молоденькую подчинённую... но есть ли на войне место любви? И есть ли смысл признаваться в любви девушке, если каждый раз, выходя на "охоту", ни один из снайперов не знал, вернётся ли он сегодня живым и суждено ли ему или ей встретить рассвет следующего дня...
- Вон, идут девчата! - вдруг радостно воскликнул Бальцев.
Павел вскинул голову.
Снайперы как раз выходили на поляну из леса - уставшие, бледные, с перемазанными грязью лицами, в зелёных маскировочных балахонах, расшитых пучками болотной травы - ни дать, ни взять лесные кикиморы.
Подойдя к командиру, обе девушки вытянулись по стойке "смирно":
Девушка протянула Павлу новенький трофейный немецкий снайперский карабин и солдатскую книжку убитого фрица.
- Идите - поешьте горячего, - негромко произнёс старший сержант, у которого вдруг почему-то сильно защипало глаза.
Горченко открыл солдатскую книжку убитого фашиста и тихо присвистнул. Этот ас успел отправить на тот свет больше сотни человек! Как его обхитрила, как провела, как выиграла у него смертельную дуэль молоденькая девятнадцатилетняя девочка?
С тяжёлым сердцем он смотрел вслед уходящим снайпершам. Сколько ещё будет беречь Марию судьба? Сколько ещё смогут они удерживать в этих лесах рвущегося к Орлу врага?
Павел подошёл к растущей на краю поляны огромной разлапистой берёзе, три ствола которой, идущие из одного корня, причудливо изгибаясь, образовывали оригинальное "кресло" или "трон Берендея", как шутили в роте. Старший сержант сел на лесной берёзовый "трон" и задумался...
...Вырвавшись из пут сна, Александр растерянно захлопал глазами. Он как будто попал в чужую, давно прожитую жизнь, увидел её чётко и в деталях, как в кинотеатре.
Раннее июльское утро уже обагрило край неба, ночь нехотя отступала, отползая поближе к деревьям, прячась в тени кустарников.
Дарья ещё спала. Саша не стал будить жену. Он потихоньку выбрался из душной машины и ступил в просыпающийся лес, наполненный первыми птичьими голосами. Карский шёл бесцельно, радуясь свежести летнего утра, пока не наткнулся на небольшую полянку. Как только парень ступил на неё, он почувствовал странный холод в сердце. Александр неспешно пересёк поляну и вновь углубился в лес, как вдруг... Вдруг взгляд его упал на огромную исполинскую берёзу с тремя причудливо изогнутыми стволами. От неожиданности Саша чуть не споткнулся.
- Трон Берендея! - ошалело пробормотал парень и опустился на просторное лесное "кресло".
Сомнений быть не могло - это именно то место, что привиделось ему во сне. Просто за семьдесят лет, прошедших после войны, лес перешёл в наступление, и большая поляна, где стояли тогда блиндажи, на две трети заросла молодой порослью...
Когда Саша вернулся к машине, Даша уже проснулась.
- Ну, и что мы жрать будем? - не здороваясь, хмуро спросила она.
- У нас бутерброды остались. Есть чай в термосе. А вот ещё и черника, - Саша протянул девушке свою бейсболку, наполненную до краёв отборными, спелыми ягодами.
- Всю жизнь мечтала в лесу жить, в машине спать и чернику жрать, - хмыкнула Дарья.
Однако взяла бейсболку и стала уплетать ягоды.
...Машина упорно не заводилась, и Саша был этому даже рад - ему не хотелось уезжать из этого странного, притягательного места. Дарья, раздевшись донага и вдоволь накупавшись в тёплой, чистой воде, загорала на берегу обмелевшего за жаркое лето Орлика. Время от времени девушка бросала в сторону мужа злые взгляды, полные обиды: по мнению Даши, только Саша был виноват в том, что они попали в эту лесную западню.
Ближе к обеду остатки бутербродов были съедены, а чай выпит до последней капли. Как ни крути, а если они не хотят голодать, то нужно идти в ближайшую деревню за едой.
До Терентьевки было километров двадцать. Александр заскочил в крохотный деревенский магазин за пару минут до закрытия. Ассортимент был беден - пришлось брать то, что есть. Кое-как запихнув в небольшой рюкзак батон, две буханки хлеба, колбасу, сыр, три бутылки минералки, сок и банку шпрот, парень присел на лавку, чтобы отдохнуть перед обратной дорогой. Саша вытащил мобильник, включил его и вздрогнул. Надо же - телефон не разрядился! Можно позвонить брату Алёшке - он приедет и вытащит их из этого приключения... Так, шестьдесят четыре пропущенных вызова. Из них половина - от мамы.
Александр торопливо набрал номер матери.
- Привет, мам, с нами всё в порядке, - зачастил он в трубку, услышав родной, взволнованный голос. - Просто решили с Дашей сделать небольшой крюк, продлить путешествие. Я думаю, через пару дней уже будем в Липецке...
После звонка Саша сразу отключил мобильник. Ему не хотелось никого звать на помощь, не хотелось, чтобы кто-то ему звонил и разрушал особую атмосферу того мистического, колдовского места, в которое волей судьбы ему довелось попасть. Парень чувствовал, что все загадки, связанные с этой заросшей лесной поляной, он должен решить сам.
Александр уже хотел отправляться в обратную дорогу, как вдруг какая-то неведомая сила потянула его к расположенному в центре деревни скромному невысокому обелиску, увенчанному пятиконечной красной звездой.
Саша приблизился к памятнику и вздрогнул. С выцветших, потрескавшихся фотографий на него смотрели два человека: русоволосая девушка с коротким каре и очень серьёзный скуластый парень. Александр прочёл полустёртые надписи на сером граните: "Горченко Павел Андреевич. 11.08.1917 - 19.09.1941. Гарбаш Мария Владимировна. 15.05.1922 - 28.09.1941".
Неожиданно для самого себя парень вдруг коснулся старого растрескавшегося фото, осторожно обрисовывая пальцем контур лица девушки.
Вдруг краем глаза он уловил какое-то движение. Повернувшись, Саша увидел высокого, худого рыжеволосого подростка.
- Привет! Не подскажешь мне, что это за памятник? - спросил он.
- Это снайперы. Снайперская рота, считай, месяц удерживала немцев в наших лесах. Почти все полегли... Моя прабабушка рассказывала, что двое снайперов любили друг друга - вот и похоронили их в одной могиле.
Мальчик подошёл вплотную к Саше, всмотрелся в его лицо, и вдруг удивлённо воскликнул:
- А вы похожи! Вы очень похожи на этого погибшего парня!
Саша и сам это заметил, и похожесть эта его, признаться, пугала. Если сбрить бороду - так и вообще почти одно лицо.
Рыжий паренёк, взглянув в глаза незнакомцу, вдруг добавил тихим, взволнованным шёпотом:
- А она - неупокоенная, - лёгкий кивок в сторону выцветшей фотографии девушки. - Честно, я сам её видел... Поехали с пацанами на пикник в лес, и ночью... Она до сих пор бродит возле места своей гибели...
Перед тем, как уйти, Саша насобирал букетик пахучих лесных цветов и положил их на могилу.
Уже смеркалось, когда Александр вернулся к машине. Поужинав, Даша сразу отправилась спать, а Саша вышел на низкий, пологий берег Орлика и, закурив, сел у самой воды. Он как будто чего-то ждал...
Было очень тихо. Почти полная луна серебрила мягким светом воду реки, песок и траву.
И призрак пришёл на свидание. Лёгкая, белёсая тень, скользнув по траве, остановилась в шаге от парня.
Бросив окурок на песок, Саша неспешно встал и всмотрелся в расплывчатые, блеклые черты. Едва различимо голубели большие глаза, ночной ветер трепал короткие, лёгкие волосы.
Страха не было. Совсем. Было лишь разрывающее душу горькое чувство утраты.
Полупрозрачная девушка жадно всматривалась в залитое лунным светом лицо парня. Вдруг блеклые губы тронула слабая, едва различимая усмешка - и призрак исчез.
Александр опустился на песок. Ещё минуту назад ему совершенно не хотелось спать - теперь же веки стали свинцовыми и просто слипались. Парень понял, что до машины он просто не дойдёт...
... - Отстань! Да отстань же! - Маша изо всех сил ударила наглого блондина по лицу.
- Да не ломайся, ты, сладенькая! Завтра нас обоих пристрелить могут, - наглец и не думал отступать.
Ворот гимнастёрки затрещал, отлетела пуговица...
Павел Горченко услышал приглушённую возню в блиндаже и слабый вскрик. Настежь распахнув дверь, старший сержант ворвался внутрь. Оторвав Вихрова от насилу отбивающейся от него девушки, он выволок нахала из блиндажа и сшиб на землю.
- Рядовой Вихров! - Павел силился совладать с собой, но получалось плохо. - Ещё раз увижу тебя около неё - пристрелю, скотина! - Горченко выхватил револьвер и прицелился в лежащего на земле парня.
Вихров неспешно сел и нагло уставился в лицо Павлу:
- Признайся, сержант, она тебе самому нравится...
Павел выстрелил. Пуля прошелестела над самой головой Вихрова, но тот даже не пошевельнулся.
Ну, вот что с ним делать? Дерзок, непредсказуем - но снайпер отменный, в роте один из лучших. Смелый, как чёрт. В снайперскую роту Олег Вихров попал, будучи разжалованным до рядового за конфликт с батальонным начальством.
Павел опустил револьвер в кобуру, вытянулся.
- Рядовой Вихров, встать!
Подействовало. Олег резво вскочил с травы.
- Немедленно извинитесь перед бойцом Гарбаш. И впредь ведите себя как человек, а не как скотина.
Старший сержант повернулся и пошёл к своему блиндажу.
Через неделю Вихров исчез. Когда Олег не вернулся с задания, Иван Бальцев и Павел Горченко тщательно прочесали весь сектор работы снайпера - безрезультатно. Вихрова не нашли - ни раненым, ни убитым. Вероятность того, что отважный снайпер попал в плен к немцам, старший сержант отмёл сразу: не такой человек был Олег.
- Товарищ старший сержант, - осторожно проговорил Бальцев, - а может Вихров того... к фрицам перебёг?..
Перехватив сердитый взгляд командира, ефрейтор тут же осёкся и замолчал.
Прошло четыре дня. В тот душный вечер было так тихо, что казалось, будто война уснула или взяла отпуск.
Маша и Настя, слегка углубившись в лес, "охотились" на полянке на сладкую, перезревшую августовскую чернику, собирая ягоды прямо в каски.
- Вот окончится война - и я в Театральный институт поступлю, - проводя рукой по растрепавшимся светлым волосам, вдруг сказала Анастасия. - Как домой хочется! Я так по маме и брату соскучилась!
- А я после войны пойду доучиваться в медучилище, а потом... - Мария осеклась на полуслове, всем телом повернувшись к кустам и сделав предостерегающий жест рукой.
И тут они обе услышали доносящийся из-за кустов слабый, тихий стон. Гарбаш, обменявшись взглядом с Ельской, выхватила револьвер и, бросив на траву каску с ягодами, осторожно двинулась на звук.
- Ма...ша... - едва слышно донеслось из-за кустов. - Ма...ша...
Мария, едва не выронив револьвер, бросилась на голос.
- Олег, где больно? - руки девушки быстро ощупывали мокрый от крови, изодранный маскировочный балахон.
- Маша... немцы... готовятся... наступать... передай... командиру... Я... в тыл... к немцам... ходил. В самоволку... Когда... возвращался... подстрелили... - Вихров, исчерпав все силы, уронил голову.
Вывернув на траву спелые, ароматные ягоды, девушки потащили раненого к санитарному блиндажу.
Горченко влетел в санитарный блиндаж следом за снайперами:
- Где вы его нашли?
- В лесу, недалеко, - Мария с трудом оторвала взгляд от своих перепачканных кровью рук. - Он сказал, что фрицы наступать собираются... Он в самоволку ходил... в тыл к фрицам...
...Весь вечер и всю ночь снайперы углубляли и укрепляли окопы. Поспать не довелось.
Ранним утром, когда ещё не взошло солнце, в окопах появился с солдат с объёмным термосом горячей каши.
- Хороший снайпер - это сытый снайпер, - усмехнулся Горченко, глядя на Ивана Бальцева, тщательно выскребающего ложкой миску.
Немцы показались на рассвете. Автоматчики двигались уверенно, цепью, длинными перебежками, почти не прячась за стволами деревьев: они были уверены в полной неожиданности и молниеносности своей атаки.
Маша и Настя стояли в окопе, положив винтовки на твёрдый дёрн, и ждали: врагов нужно было подпустить поближе, хотя бы на пятьсот метров.
Сухо треснул первый выстрел - это выстрелил затаившийся на дереве Фёдор Кулик, укрывшийся среди толстенных ветвей вековой сосны. Фёдор в ожидании немцев просидел "кукушкой" на дереве всю ночь, и вот теперь его меткие выстрелы уносили одну жизнь за другой.
Павел Горченко, почти не целясь, выстрелил в высокого немецкого офицера, и тот, будто споткнувшись, всем телом рухнул на землю.
Мария уже давно поймала на мушку дородного загорелого немца, и теперь плавно нажала на курок. Представитель арийской расы упал на землю, несильно дёрнулся и больше не поднялся.
Винтовочные выстрелы затрещали со всех сторон, затем к ним присоединились два отлично замаскированных русских пулемёта. Немецкая цепь порвалась.
Большинство немцев метнулось за деревья, часть залегла. В сторону русских окопов полетели первые пули - фрицы начали оголтело отстреливаться.
Выстрелы с сосны вдруг прекратились: сразу две пули попали Фёдору в грудь, и снайпер тяжело рухнул с дерева.
В горячке боя Маша не сразу заметила, что замолчала винтовка Насти. Увидев, что напарница, выронив оружие, сползла на дно окопа, Мария подобралась к ней и перевернула на спину. Пятнистый маскхалат девушки был залит кровью - немецкая пуля попала Анастасии в шею, пробив сонную артерию...
Машу накрыла лютая, слепая ярость. Схватив винтовку, она выстрелила, не целясь, и промахнулась. Вторая пуля тоже ушла "в молоко".
Девушка выпустила оружие, потёрла руки, постаралась отпустить злость, и затем, тщательно прицелившись, мягко нажала на курок. Некстати высунувшийся из-за ели низкорослый фашист грузно осел на землю.
Наконец немцы дрогнули и стали беспорядочно отступать, теряя солдат под прицельным снайперским ливнем.
"Отбились", - устало подумала Мария, сползая по стенке окопа.
Ближе к вечеру Фёдора Кулика, Настю Ельскую, умершего от ран Олега Вихрова и ещё четырнадцать погибших снайперов похоронили в одной могиле под огромным разлапистым дубом.
Прощальный залп ещё отдавался эхом в ушах Марии, когда заплаканная девушка добрела до старой поваленной берёзы и устало опустилась на тёплый шершавый ствол.
Здесь её и нашёл старший сержант Горченко, который, как и Гарбаш, тоже потерял в тот день напарника - Фёдора Кулика:
- Мария Владимировна, с сегодняшнего дня вы становитесь моей напарницей, - сухо и официально объявил своей подчинённой Павел Горченко.
Девушка вскочила и вытянулась:
- Есть!
- Вольно! Отдыхайте.
И вдруг Машу прорвало:
- Настя актрисой стать хотела, - всхлипывая, прошептала она. - Мечтала сыграть Наташу Ростову... Мы с ней столько вместе перетерпели... Мы ведь с первого дня вместе - и в снайперской школе, и на фронте, - девушка, не сдержавшись, расплакалась навзрыд.
- Маша, мы с вами снайперы, - тихо ответил Горченко. - Смерть всегда за нами по пятам крадётся - такова уж наша судьба...
Старший сержант в глубокой задумчивости вышел на берег спокойного, полноводного Орлика. Чистая вода реки вспыхивала яркими всполохами под лучами жаркого августовского солнца. "На войне жизни людей - как блики на воде, - подумал Павел. - Вот он горит и сияет, этот блик, а через секунду - пропал навсегда".
Горченко решил, что он будет приглядывать за Машей и беречь её, насколько это позволяет их опасное ремесло, но признания в любви девушка от него не услышит: ни к чему это, если завтра её или его жизнь может оборвать шальная пуля...
...Павел и Мария сидели в засаде уже третьи сутки: у немцев появился отличный, мастерский снайпер-ас, который за последнюю неделю положил четверых бойцов роты и двух корректировщиков из соседнего 119 полка, а вчера тяжело ранил выслеживавшего его Ивана Бальцева. До утра Бальцев не дожил...
Хитрый и опытный немецкий снайпер ежедневно менял позиции, но всё же были у него две любимые "лёжки". Возле одной из них Павел с Машей и устроили засаду.
Они хорошо подготовились: сделали убедительную "куклу", одетую в выцветшую солдатскую шинель, и припасли пару глубоких запасных окопов.
Мария была довольно надёжно замаскирована трухлявым, толстым стволом дуба, но всё же Павел волновался за девушку.
Нужно было на что-то решаться. Павел взял в руки "куклу" и осторожно приподнял её над кустами. Выстрел ударил тут же, мгновенно. "Кукла" с пробитой каской упала рядом с Горченко, и в ту же секунду старший сержант услышал Машин выстрел. Девушка не промахнулась: русская пуля ударила фрица в переносицу, и тот ничком упал на влажную землю.
Снайперы обычно работают парами: выстрел демаскировал Марию, она не успела откатиться к запасному окопу. Ослепительный, жаркий огонь плеснул в глаза девушке, и острая боль затопила её...
Павел интуитивно почувствовал, что случилась беда. Парень выстрелил, ориентируясь на дульную вспышку, почти не целясь, и промахнулся. Спустя мгновение немецкая пуля срезала ветку орешника над самой его головой, и тут Горченко заметил блеск оптического прицела. Сконцентрировавшись, Павел нажал на курок. Тяжёлая пуля разнесла оптику и вонзилась прямо в глаз фрицу. Немецкий снайпер упал мёртвым на неприветливую русскую землю.
- Маша! Машенька, любимая, ты только не умирай! - все запреты, наложенные Горченко на самого себя, пали при виде истекающей кровью девушки.
Длинные чёрные ресницы едва заметно дрогнули.
Торопливо разорвав санпакет, Павел перетягивал рану Маши всё новыми и новыми слоями бинта, но белоснежная марля пугающе быстро становилась алой.
Закончив перевязку, старший сержант уложил девушку на маскировочный балахон и, захватив Машину винтовку, осторожно двинулся в путь.
Ему страшно хотелось подхватить Марию на руки и, наплевав на все предосторожности, побежать что есть силы, но это было чистой воды безумие: если в округе есть хоть один немецкий снайпер, они далеко не уйдут...
Поэтому приходилось передвигаться ползком, ежесекундно прислушиваясь и оглядываясь.
- Галя, ради бога, Маша будет жить? - молоденькая санинструктор с удивлением смотрела на обычно всегда спокойного старшего сержанта, который теперь, побледнев, намертво вцепился в её руку.
А Павел Горченко со страхом ждал ответа.
- Пуля не задела ключицу. У неё болевой шок и сильная кровопотеря. Доставим в медсанбат, сделают операцию, и, думаю, дней через десять-одиннадцать Мария уже будет в роте.
... - Товарищ старший сержант, ефрейтор Мария Гарбаш вернулась в роту после завершения лечения! - слова были холодны и официальны, но яркие серо-голубые глаза тепло улыбались ему.
Слова - самые важные - были Павлом сказаны, и ответ - самый желанный - услышан.
Блеклый свет слабой аккумуляторной лампочки вырывал из полумрака тонкую лебединую шею, покатые плечики, тугие маленькие груди... Пальцы Павла пробежались по почти зарубцевавшейся ране, растрепали густые русые волосы...
Молодые, влюблённые, они самозабвенно целовались в полумраке тесного блиндажа, ласкали друг друга, и им хотелось верить, что война ушла, закончилась, навсегда растворилась в ночной тиши...
...Сашу разбудила громкая птичья трель. Отогнав остатки сна, Карский вскочил с росной травы и поспешил в просыпающийся утренний лес.
Он немного поплутал, но всё же, благодаря каким-то ведомым только ему ориентирам, наконец вышел к старым, осыпавшимся, заросшим окопам. Спрыгнув в неглубокую, по колено, траншею, Александр дошёл до того места, где окоп круто изгибался. Здесь Карский остановился и опустился на дно, оглядываясь. Да, это - то самое место, из его сна! Возле вот этой высокой, разлапистой ели упал тогда дородный немецкий офицер, подстреленный Горченко...
Парень завертел головой, жадно всматриваясь в редеющую утреннюю дымку. Он отчаянно надеялся увидеть среди деревьев лёгкую белёсую тень, но призрак не показывался...
Возвращаясь к машине, Карский увидел, как к нему через поляну бежит бледная и чем-то сильно взволнованная Даша:
- Саша, давай уедем! - жена отчаянно вцепилась в его руку. - За мной кто-то следил!..
- Ты её видела? - необдуманные слова вырвались сами собой.
Дарья, к счастью, не обратила внимания на эту неосторожную реплику:
- Я видела что-то белое за кустами... Что-то мелькнуло!.. Там кто-то был!.. Давай уедем отсюда!..
- Конечно, мы уедем, - Саша обнял жену, пытаясь её успокоить. - Вот только починю машину - и сразу уедем.
После завтрака Даша успокоилась, расслабилась и ушла купаться и загорать, а Карский, имитируя бурную деятельность, стал с глубокомысленным видом копаться в машине.
Саша понимал, что наступающая ночь будет, наверное, самой важной в его жизни. Что-то должно произойти. Он абсолютно точно это знал.
Ослепительное солнце медленно, нехотя клонилось к горизонту. Вечером Саша вдрызг разругался с женой - Дарья сказала, что завтра с утра она пойдёт пешком в Орёл и больше не останется ни на минуту в этом страшном и странном месте - но на сердце, несмотря на ссору, почему-то было легко. Карский с нетерпением ждал ночи.
"Наконец-то", - подумал он, проваливаясь в омут сна...
...Любовь между командиром роты и его подчинённой невозможно было скрыть, да они и не скрывали. А в лес между тем неспешно, по-хозяйски, входила осень.
...Та снайперская засада вымотала обоих - и Машу, и Павла. Затаившись в двух небольших окопчиках у огромного старого дуба, заваленные сверху для маскировки тонкими сломанными ветками, снайперы находились на позициях уже вторые сутки.
До боли в глазах вглядываясь в кружево переплетённых ветвей, Павел интуитивно чувствовал, что враг - матёрый фашистский снайпер, убивший уже дюжину бойцов его роты - где-то рядом.
Вдруг он заметил, как слева слегка шевельнулась трава, и жадно прильнул к окуляру прицела. В следующую секунду старший сержант ясно увидел своего врага и каким-то шестым чувством понял, что фриц его тоже видит. Палец Горченко лёг на курок, но фашистский выстрел опередил выстрел Павла на неуловимую долю секунды...
Хищная пуля ударила старшего сержанта чуть выше левой брови, и мир провалился в черноту...
Маша выстрелила, ориентируясь на яркую дульную вспышку, и интуитивно поняла, что промахнулась. Немецкий снайпер не был ни убит, ни даже ранен - он просто затаился.
Предчувствие горя и страшной потери безжалостной иглой вонзилось в сердце девушки.
Цепляясь за последнюю надежду, Мария тихо свистнула - это был условный знак. В ответ - тишина.
Нужно было прямо сейчас добраться до окопа Павла. Но для начала необходимо хорошенько постращать фашиста, чтобы он и головы не поднял. Гарбаш, не целясь, выстрелила шесть раз, а затем выскочила из окопчика и, прячась за деревьями, ринулась к Павлу.
Наверное, её хранила судьба. До окопа Павла было метров тридцать. Первая немецкая пуля слегка чиркнула по каске девушки, вторая - разорвала рукав маскировочного балахона. Упав рядом с любимым, Мария едва удержалась от крика, увидев его залитое кровью лицо.
Девушка дрожащими руками разорвала санпакет и стала лихорадочно бинтовать голову.
- Павел, держись! Не умирай, Паша!
Мария не помнила, как добралась до санитарного блиндажа.
- Спаси его, Галя! - с порога закричала она, втаскивая внутрь тяжёлое, безжизненное тело.
Санинструктор мгновенно оказалась рядом. Она скользнула взглядом по напряжённо-застывшему, серому лицу девушки и склонилась над распростёртым старшим сержантом.
Быстро осмотрев рану, Галина поднесла руку к шее Горченко, пытаясь прощупать пульс, а затем выпрямилась и посмотрела прямо в пылающие отчаянной надеждой глаза Марии.
- Маша, он умер. Уже ничего нельзя сделать...
Санинструктор ждала крика, истерики, слёз, но девушка оцепенела.
- Он умер мгновенно, даже не успев почувствовать боль...
Гарбаш повернулась, и, шаркая ногами, медленно, как сомнамбула, вышла из санитарного блиндажа.
На похоронах Павла Мария не могла даже плакать - лишь на мгновение сбросила она оковы оцепенения, чтобы в последний раз поцеловать любимого, а затем вновь застыла, рассеянно глядя вдаль воспалёнными сухими глазами.
Первые несколько дней после похорон старшего сержанта Гарбаш не пускали на задания: девушка была не в себе, её всю трясло от горя, сильно дрожали руки, а идти в таком состоянии в снайперскую засаду было просто самоубийством.
...Спустя неделю после гибели Павла Маша сидела в блиндаже, рассеянно глядя на лежащий перед ней разлинованный лист белой бумаги. Трижды подносила она к нему старую, наполовину разломанную ручку, и не могла решиться написать первое слово.
Ей нужно было написать рапорт о своей беременности, о которой она не успела сообщить Паше, и тогда её отправят в тыл...
Но написать эти несколько десятков слов не позволяли бушующие у неё внутри ненависть к врагу и жажда мести, заглушающие даже мощный материнский инстинкт.
Мария отодвинула по-прежнему чистый лист и решительно встала. Решено - завтра она идёт на снайперскую "охоту".
Остаток дня Маша расшивала свой маскировочный балахон пёстрыми желтовато-зелёными сентябрьскими листьями, тонкими, ломкими веточками и пучками рыжей, жёсткой болотной травы. Обрывком ветоши снайпер тщательно обмотала ствол винтовки - чтобы блики на стали не выдали её врагу.
Занимаясь монотонной, однообразной работой, она мысленно возвращалась в те три недели трепетного, мимолётного счастья, которое они с Павлом вырвали, выгрызли, выцарапали у неумолимой судьбы.
В эти непростительно короткие, быстротечные недели ко вкусу любимых сухих тёплых губ примешивался холод снайперских засад, постоянная опасность - липкая и тягучая, как паутина, пули, пролетающие на волосок от головы и крадущаяся по пятам смерть, которая и отняла у неё любимого.
И всё же они не упустили этот подарок судьбы и были счастливы - по-настоящему счастливы, не смотря ни на что...
Ближе к вечеру Мария подготовила своего "напарника" - убедительную "куклу" в маскхалате и помятой пулей каске.
Сон Гарбаш был неглубок и короток - около двух часов ночи снайпер вышла из блиндажа, чтобы ещё затемно оказаться на заранее выбранной позиции на нейтральной полосе и тщательно замаскироваться.
...Сырая сентябрьская ночь нехотя отступала. Не очень тщательно замаскированный "напарник" Марии находился в каких-то пятидесяти метрах от её окопчика, расположенного у ствола огромной старой берёзы. Девушка надеялась, что немецкий снайпер клюнет на "куклу" - приманку.
Немец выстрелил, когда уже совсем рассвело. Маша засекла неяркую вспышку и, сдерживая дыхание, прильнула к окуляру прицела. Интуиция подсказывала ей, что среди молодых зелёных ёлочек затаился именно тот, кто убил её Павла. Палец девушки мягко нажал на курок...
То, что она убила врага, Мария поняла сразу, и радость от свершившейся мести была такой неукротимой, что девушка вскинулась... - и тут же упала со жгучей болью в груди. Напарник убитого Машей фашиста, увы, не промахнулся...
...Военный врач Елизавета Алексеевна Грицанова напряжённо вглядывалась в свою молоденькую безнадёжную пациентку. Эту тяжелораненую девятнадцатилетнюю девочку-снайпера вчера чудом нашли на нейтральной полосе и ближе к вечеру доставили в дивизионный медсанбат Љ 128.
Худенькая, огромные чёрные круги под глазами, ввалившиеся щёки полыхают болезненным румянцем. Бегающий, затуманенный взгляд... Военные врачи привыкли бороться за каждую солдатскую жизнь до конца, до последней возможности, но здесь не оставалось никакого, даже мизерного шанса спасти молоденькую снайпершу. Пуля зацепила сердце... Чудо, что она ещё жива и уже вторые сутки борется со смертью...
Сухие, растрескавшиеся губы чуть шевельнулись, и врач склонилась над девушкой, вслушиваясь в быстрые, невнятные слова. Из всего, произнесённого Марией в горячечном бреду, ей удалось разобрать только "Павел", "люблю" и "ребёнок".
Елизавету Алексеевну ждали новые раненые и новые операции, и когда незадолго до полуночи она вновь подошла к пациентке, Маша уже не дышала...
...Проснувшись, Александр ещё долго лежал, оглушённый своим сном. Наконец он поднялся, медленно подошёл к машине и, откинув со лба косую чёлку, склонился к зеркалу заднего вида.
В двух сантиметрах над левой бровью темнело маленькое идеально круглое родимое пятно цвета горького шоколада. В детстве пятнышко это никак Сашу не беспокоило - оно не разрасталось, не изменяло очертаний, и врачи сказали его не трогать. Сашина мама называла эту небольшую тёмно-коричневую отметину "поцелуем ангела", а в школе Карского за это пятно прозвали Меченым. Сам же Саша свою метку никогда не любил и всегда старался скрыть под чёлкой.
И вот оказалось, что никакой это не "поцелуй ангела", а "привет" из прошлой жизни - отметина от смертельной фашистской пули.
- Раньше не верил в реинкарнацию, - тихо сказал сам себе парень, - теперь - верю. Верю, что мы возвращаемся.
Саша присел у корней гигантского, в четыре обхвата, могучего дуба, неспешно достал сигарету, закурил.
Странно смотреть на место собственной гибели. От их с Машей неглубоких окопчиков не осталось и следа, его душа, побродив в неведомых пространствах и далях, успела вновь вернуться на землю, а дуб по-прежнему стоит!
Сердце болезненно сжалось в сладком предвкушении - и Саша понял, что призрак любимой рядом. Он обернулся и увидел лёгкую полупрозрачную тень. Отбросив окурок, Карский, вскочив, радостно шагнул навстречу призрачной девушке.
Тонкие, сотканные из тумана руки взлетели на его плечи, бледные, бесплотные губы искали губы живые и горячие...
Саше хотелось прижать к себе призрак любимой и не отпускать - никогда, ни за что - но белёсый туман просачивался сквозь его пальцы.
- Маша, вернись ко мне! - Карский чувствовал, что по его щекам уже ползут слёзы бессилья. - Вернись ко мне, Машенька! Вернись!
По бесплотным губам скользнула лёгкая, почти весёлая усмешка, призрак выскользнул из Сашиных объятий и исчез.
Парень не помнил, сколько он ещё сидел у узловатых корней дуба - обессиленный, опустошённый, куря сигарету за сигаретой.
Карский нёсся на крик, перепрыгивая через огромные полусгнившие стволы, тонкие, гибкие ветки деревьев раз за разом наотмашь хлестали по лицу.
То, что открылось его глазам, заставило парня замереть, он почти перестал дышать...
Даша, прижавшись спиной к старой берёзе, медленно сползала на землю, а рядом с нею парил призрак Марии Гарбаш. Вот жена упала на росную траву, призрак метнулся к ней, окутал всё тело Дарьи - и исчез. Крик оборвался...
- Даша! - Карский, с трудом приходя в себя, подошёл к жене и опустился рядом с ней на колени.
Дарья лежала тихо-тихо, лишь трепетанье тоненькой голубой жилки на шее показывало, что она жива.
- Даша!
Карие глаза распахнулись, и Александр замер, поражённый невероятной догадкой.
Взгляд!.. Он был совсем другим! Из глубины карих Дашиных глаз на него смотрела другая душа.
- Ма...ша!..
Лёгкий, едва заметный кивок.
В следующую секунду Карский подхватил девушку на руки и со всех ног помчался к машине. Он бережно уложил Марию на заднее сидение и прыгнул за руль. "Ауди" завелась с пол-оборота и рванула вперёд, как застоявшийся жеребёнок...
... - Машенька! - Карский, на ходу вытираясь после душа, вошёл в спальню и склонился к жене. Она лежала на животе, спрятав лицо в изгиб руки, и едва заметно улыбалась во сне.
Не дождалась его - уснула. Жалко будить.
В кроватке заворочался трёхмесячный Федя, названный так в честь Фёдора Кулика, и Александр стал укачивать сына.
Мягкий, рассеянный свет ночника навевал приятные воспоминания...
Эти три года, прошедшие после невероятного лесного приключения под Орлом, стали самыми счастливыми в его жизни.
Он никогда не спрашивал Машу, как ей удалось вытолкнуть душу Даши из тела и занять её место - он просто не хотел этого знать.
Получив молодое, красивое тело, Мария первым делом остригла длинные чёрные Дашины патлы, сделав привычное каре, и перекрасила волосы в русый цвет. Затем упросила Сашу сбрить бороду.
А потом Маша "заболела" шопингом: она покупала дорогую, брендовую одежду, на эти покупки уходила львиная доля всех средств, но у Саши не хватало духу сказать любимой "нет", потому что он прекрасно знал, что довелось носить этой девочке.
К счастью, спустя год симптомы "заболевания" пошли на спад: Маша, наконец, поверила, что красивая одежда никуда не исчезнет, и перестала скупать всё подряд.
Со старыми друзьями-подругами Саша и Маша раззнакомились сразу, чтобы не возникало ненужных вопросов, с родственниками пришлось посложнее, но они справились. Наедине они называли друг друга Павел и Мария, на людях "шифровались" под официальными паспортными именами Александр и Дарья.