Аннотация: Приключения двух аристократов. (Продолжение будет)
А когда убиваешь тех, кого любишь, когда смотришь на то, что делают твои руки, ты чувствуешь, как капли крови падают тебе на лицо, все это время ты думаешь: Зачем я это делаю? А потом понимаешь. Это потому, что ты их любишь. Потому что хочешь знать все их секреты и тайны, а не только те, что они решили тебе показать. И после того, как ты разобрал их на части, ты знаешь все. (рнк)
Prologue
Это был 1865 год.
26 октября - самая середина осени - и ровно пять месяцев по окончанию гражданской войны. Рабство на юге страны и капитализм на севере: именно это заставило людей пойти друг против друга той весной, четыре года назад. Война и голод, бедность, смешанная с безысходностью. Матери теряли сыновей, сестры - братьев, дети - отцов. Шествие возглавляли кровь и огонь. Слезы раненых, скорбящих, схваченных лились проливным дождем на землях Нового Орлеана.
Но все прошло, война закончилась, голод прекратился, но урожайность некогда плодородной земли снизилась в несколько раз. Люди теряли доверие, теряли свое имя и, в попытке его восстановления, заключали браки по расчету.
Именно этим утром, по стечению обстоятельств, холодное солнце лениво осветило стоящие на обочине дороги робинии, которые склоняли ветки с оставшимися на них сухими листьями, на дорогу. Одна из гибких ветвей с неприятным скрипом протесала линию по крыше проезжающей мимо повозки и трое пассажиров, сидящих внутри, одновременно вздрогнули. Дорога была ровной, и конь громко цокал по её глади матовыми от игр времени и запустения копытами, уверенно принимая на себя всю тяжесть езды. Его светлая грива давно посерела от дорожной пыли, вокруг раздувающихся ноздрей образовались влажные каемки прилипшей грязи. Мелкие мошки досаждали, и конь недовольно помахивал хвостом, чувствуя на себе внимательный взгляд извозчика. Сама повозка из темного дерева, возможно, не слишком комфортная, была предназначена для дальних путешествий. Окна были плотно занавешены шторками из легкого материала цвета сгнившей листвы, который пропускал сквозь себя свет, давая ему рассеиваться внутри экипажа.
В нем, ближе к окну, сцепив пальцы в замок на коленках, скрытых под атласным длинным платьем изумрудного цвета, сидела девушка. Её волосы пшеничного цвета были собраны в тугой пучок на затылке, серо-зеленые глаза - скрыты веером густых ресниц. Она спала и только иногда тихо что-то шептала сквозь приоткрытые губы, и на щеках её выступал легкий румянец, делая их похожими на бутоны нераскрывшихся весной роз.
Рядом со спящей девушкой сидел юноша, его возраст нельзя было определить в точности, но выглядел он не старше двадцати, и только почти незаметные ямочки на обеих щеках выдавали его юность. Его темные, цвета вороного крыла, волосы ниспадали на острые плечи и едва достигали лопаток, а тяжелые пряди челки падали на глаза, закрывая и часть лица. Бледная, словно фарфор, кожа, казалось, излучает свет. Он вдохнул, впуская в легкие прохладный утренний воздух, и изящным движением правой руки откинул со лба несколько темных прядей, распахивая темно-синие глаза в которых отражалась вся его душа. Лицо юноши было как у куклы - точеное, симметричное, идеальное. Тело - стройно и изящно, будто его творил умелый скульптор не из этого мира. Он аккуратно поправил пальцами пышный ворот белой рубашки и, прикрыв глаза, снова опустил взгляд, задумавшись о чем-то.
Сравнимо с молодыми, пассажирами, точь-в-точь походившими на свежих сахарных куколок, пожилая дама в черном бархатном платье, сидящая напротив, казалась безжизненной восковой фигурой. И, если бы не плетеная ивовая корзина у нее в руках, на которой она время от времени поправляла красный бантик, небрежно привязанный к ручке, её можно было и вовсе не заметить.
Все трое были уставшими и изможденными дорогой. Они плотно позавтракали куриной печенью с томатным соусом перед выездом и не испытывали чувство голода, но несколько часов проведенных в закрытой повозке, где окна были занавешены, просто выбили из сил.
Это был путь из Южной Каролины к Новому Орлеану.
Chapter I
Розы. Он не выносил их, считая банальными, излишне идеальными, дурно пахнущими, и быстро вянущими порождениями флоры большого сада, окружающего не менее большой старый особняк. После войны от сада остались лишь обрывки воспоминаний, а цветы, превратились в почерневшие черенки, торчащие из влажной земли. То, что когда-то было прекрасным, полностью потеряло свое величие и привлекательность. Старое кресло-качалка, подталкиваемое легким осенним ветерком, тихо поскрипывало где-то в саду, а оставленное на нем теплое одеяло вишневого цвета начало гнить, так что теперь даже подходить к нему желания не возникало. Солнце едва ли показалось на линии горизонта, а в воздухе уже витала свежесть, словно после дождя, которая невидимым ластиком стирала с небосклона последние звезды.
Стоя на веранде старого особняка и упираясь локтями в гладкую деревянную поверхность перил, молодой человек двадцати лет, сын хозяйки дома и, в данный момент, - единственный наследник рода, в котором не осталось ровным счетом ничего, кроме былой знатности, наблюдал за восходом солнца. Первые тонкие, словно нити паутины, золотые лучи лизнули фасад здания, осветив лишь его старость и практичность. Плети темно-зеленого плюща змеями вились вверх, обхватывая почти все окна второго этажа, ставни которых были плотно закрыты.
Миндалевидные глаза, словно сотворенные из светло-голубого хрусталя, внимательным изучающим взглядом скользнули по подернутому туманом мертвому розарию, - это было единственным, что напоминало о прошедшей войне: тут, её дух остался навсегда.
Двери за его спиной тихо приоткрылись, и на пороге показалась невысокого роста конопатая девушка с огненно-рыжими вьющимися волосами. Осторожно приглаживая складки на юбке темно-синего платья, она поправила передник и пробормотала.
- Завтрак готов. Матушка звала вас.
Минута и её словно и не было на пороге, а Даниель Рэйвентон достал из кармана легких хлопковых, бежевого цвета брюк ализариновую ленту, быстро и умело перехватил ею свои послушные длинные волосы цвета молочного шоколада, доходившие до самых лопаток и, громко стуча каблуками лакированных туфель, направился в дом.
Внутри особняк был намного шикарней, чем снаружи. Переднюю заливал свет канделябра, а пол был покрыт темным мрамором, и каждый шаг был отчетливо слышен. На одной из стен висело большое зеркало в незатейливой золотой оправе, в котором отражалась широкая лестница, ведущая на второй этаж. Окна, тянувшиеся едва ли не до самого потолка, закрывали тяжелые бархатные шторы насыщенного вишневого цвета, декоративные кисти висели в стороне, лениво поблескивая своей позолотой. Посреди холла вальяжно разместился старый диван, продавленный в нескольких местах, но все еще удобный и довольно практичный. Перед диваном - низкий столик из светлого дерева на тонких, но прочных ножках, он удерживал на себе пузатенькую хрустальную вазу для цветов.
Тяжелые резные двери закрылись за юношей, он неспешно направился к арке, которая соединяла столовую и прихожую. Её конструкция, представляющая собой подобие витража, имела декоративную накладку, рисунок на которой давно стерся, и теперь было довольно сложно определить, что именно на нем изображено. Но собственно Даниель был полностью равнодушен к привычному для него интерьеру и, поздоровавшись с матушкой, сел за свое место во главе стола.
На завтрак - яичница с беконом и свежим пшеничным хлебом, от тарелки поднимался легкий пар, причудливыми завитушками таявший в воздухе.
- Сегодня к ужину приедет моя сводная сестра Рашель с детьми. Ты должен помнить её, она навещала нас, когда её дочери Саре было тринадцать,- нарушил тишину спокойный, теплый тон миссис Рэйвентон.- Я хотела бы, чтобы ты уделил особое внимание ей.
Даниель поднял глаза на свою мать, и отложил вилку в сторону. Он не показывал своего удивления, хотя начинал понимать, к чему именно склоняется разговор. Положение, в котором находилась их семья, сейчас была не самым блестящим, потому мать хваталась за любой выпавший шанс, даже посредством брака по расчету, чтобы исправить эту неприятность. Что, конечно, не очень устраивало самого Даниеля. Однако, перечить матери он не смел, понимая, что ситуация довольна серьезна. Глава семьи - его отец - офицер, погиб от многочисленных ранений в начале мая 1863, в битве при Чанселорсвилле, и так и не был найден. За год до смерти отца погиб и младший брат Даниеля - Дерек - в 1862, когда Новый Орлеан пыталась завоевать армия генерала Батлера почти не было еды, они питались запасами, потом словно одержимые рыскали по саду в поиске съедобного, порой пробираясь в поле и находя в сухой земле полусгнившие клубни картофеля. Дерек и Даниель ужасно исхудали, ребра устрашающе торчали, а кожа словно искусственная, обтягивала их тела. Умер он тихо, ночью, в своей комнате на влажной от его собственных слез постели.
Даниель, любивший брата больше всех, довольно долго не мог прийти в себя, и еще дольше не мог успокоить мать, скорбящую о младшем сыне и едва не сходившую с ума. Деньги, почти все что оставалось, они потратили, заплатив местному гробовщику.
У этой семьи война забрала не меньше чем у остальных, но намного больше, чем можно пережить. Все раны залечиваются и их раны тоже затягивались со временем, но все равно слишком болезненны были потери.
Даниель помнил брата и главное: его игру на фортепиано. Старое, неизвестно сколько веков передававшееся в их семье из поколения в поколение, но Дерек все равно умел извлекать прекрасную и манящую мелодию из этого громоздкого инструмента, черная и гладкая поверхность которого была теперь накрыта белой лоснящейся тканью, скрывая его от посторонних глаз в одной из дальних комнат дома.
- Насколько я знаю, Кристиан проявляет горячность и в словах, и в поступках, так что тебе не стоит воспринимать его в серьез,- тем временем продолжила вдова семьи Рэйвентон. Она поднесла к губам стакан с чистой водой, словно разговор заставлял её нервничать,- Кристиан приемный сын моей сестры, он словно не от мира сего и...
- Я...
- Даниель, я надеюсь, что ты понимаешь, как этот брак может помочь нам, обеим сторонам,- она не дала ему и слова вставить, тем более перебить, продолжив:- Наш род имел довольно весомое влияние, как ты знаешь, а семья Фаеров занимается торговлей, они вполне обеспеченные люди и это могло бы положительно повлиять...
***
Солнце медленно докатилось до линии горизонта, окрашивая небо в оттенки красного: день подходил к концу. На небосклоне собрались темные тучи, предвещающие небольшие осадки ближе к ночи. Деревья тихо шелестели еще не опавшей сухой листвой, а полевые мыши негромко попискивая, пытались помочь друг другу дотащить к норке под высокой робинией добротный кусок старого, ссохшегося сыра, на поверхности которого образовалась белая плесень, а запах стал резким и кислым. Видимо, он выпал из тележки с продуктами несколько дней назад, когда ее катил по мостовой легкомысленный хозяин, чтобы продать на местном рынке немного молочных продуктов собственного производства.
Как раз тогда, как первые холодные капли дождя упали на землю, в нескольких шагах от мощеной дорожки, ведущей к входу в поместье, остановился кэб. Возничий ловко спрыгнул со своего неуютного сидения и тонкими цепкими пальцами открыл дверцу, подавая руку выходящей девушке.
Сначала лишь кожаная подошва её зеленой туфельки ступила на твердую землю. Лодыжка тут же заболела, но Сара Фаер была настолько рада, что длительное путешествие закончилось, что едва не забыла о хороших манерах и, тихим голосом поблагодарив за предоставленную помощь, уже семенила изящными тонкими ножками, скрытыми под легкой тканью платья, по дорожке к входной двери. Бледно-зеленые ленты на её белом чепчике мягко ласкал низкий ветерок.
Остановившись, молодая леди несколько секунд скользила любопытным взглядом по плетению виноградной лозы, искусно вырезанной на поверхности дверей. Потом подняла руку, чтобы коснуться странного и притягательного рисунка по дереву - такого она еще не видела, ведь в её доме были двери, что ни есть самые обычные, ничем не отличаясь от других. Но тут на пороге возник молодой человек, а её пальцы застыли на уровне его груди, скрытой под батистовой белой рубашкой, застегнутой под самое горло на множество больших блестящих пуговиц.
Сара так и не сумела понять, когда он открыл двери, и почему все произошло настолько быстро, ведь спустя несколько секунд её пальцы нежились в мягком кольце его руки, а тыльная сторона её тонкой теплой ладони ощущала легкое прикосновение холодных губ юноши.
Он поцеловал её руку и выпрямился. На свежем, гладком лице скользнула тень призрачной улыбки.
- Позвольте проводить Вас в дом. Сейчас не лучшее время для прогулок: как видите, начинается дождь,- его серьезный взгляд скользнул по линии её плеча и Даниель заметил выходящих из экипажа миссис Фаер и её приемного сына.
Ему понадобился миг, чтобы пропустить девушку через порог и сказать "милости просим" родственникам Сары, которые, похоже, не отставали от нее ни на шаг. А в просторном и таком привычном холле их ждала сидящая на старом диване миссис Рэйвентон.
- Ах, Рашель, дорогая, я так рада тебя видеть!- воскликнула женщина и, на удивление резво поднявшись, поспешила обнять свою сестру, которая уже распростерла руки, принимая её в ответные объятия.
Даниель отвел взгляд, осознавая, что сейчас начнет глупо улыбаться, ведь со стороны это выглядело слишком комично: его довольно упитанная мать в фиолетовом платье с нелепым кружевом в области груди, и, худая, в одежде строгого покроя, словно монахиня, выбравшаяся из часовни - миссис Фаер.
- Лукреция, я очень рада, что, наконец, могу снова насладиться твоим обществом! Даже не спрашивай... Меня так утомила дорога! Это было просто невыносимо - целый день ехать в такую даль! Но, слава Богу, расстояние преодолено, и я не жалею, что проделала такой путь, - объятия отошли на второй план и женщина поправила несколько темных локонов, выбившихся из под её черной шляпки, указывая рукой на стоящего возле неё высокого юношу:
Юноша был выше его почти на целую голову, и это неприятно удивило. Одет был просто и со вкусом, наверное, с особым ненавязчивым вкусом пасторальных полотен: в тонких пальцах его левой руки была зажата соломенная шляпа, купленная на одном из вещевых рынков на юге. Множество разноцветных лент были прикреплены к ней, они создавали палитру радуги, приятно радуя глаз. Даниель учтиво кивнул, но промолчал, он мало говорил, и лишь тогда когда считал это необходимым. Одет Кристиан был в светлую хлопковую рубашку, подкатанную до локтей и шоколадного цвета свободные бриджи. На его узкие плечи был накинут длинный дождевик. Серьезный, глубокий взгляд скользил по Даниелю, и юноша поежился, подавляя желание развернуться и уйти в другую комнату, только бы спрятаться от пронзительного взгляда, цвета морских глубин, где скрывается, по его мнению, множество неприятных тайн.
- Довольно разговоров, у нас стынет чудесный ужин!- всплеснула ладонями миссис Равентон и, шелестя пышными юбками, направилась в столовую, где был накрыт белой кружевной скатертью большой обеденный стол из черного дерева.
Сара, до этого молча рассматривающая портреты, висевшие на стене, засеменила за тетушкой, едва не наступая на длинный подол своего изумрудного платья. Даниель поспешил за ними, стараясь не оборачиваться, и одновременно чувствуя на себе взгляд Кристиана.
Ужином для них стало приправленное свежими травами жаркое из телятины со сливками, и маленькие кремового цвета патиссоны, служившие как гарнир.
Охотно поглощали ужин только представительницы прекрасной половины человечества. Даниелю кусок просто в рот не лез и, поначалу, он бестолково катал по глянцевой поверхности тарелки кусочки патиссонов, топя их в жемчужных сливках, и искоса посматривая на Криса, так же не притронувшегося к еде. Отправив в рот нанизанное на вилку мясо с овощем, Даниель проглотил его, не прожевав, и тихо вздохнул. Сначала ему думалось, что таким образом мистер Фаер решил проявить неуважение к их семье, но потом оборвал свои мысли, пугаясь того, что его интересует этот факт. Вдруг их взгляды встретились, и Даниель опустил глаза в тарелку, на его щеках вспыхнул легкий румянец смущения. Несколько минут Кристиан смотрел на него, изучая тонкие линии бровей, опущенные пышные, словно у девушки, длинные ресницы и выбившиеся из аккуратного хвоста шелковистые пряди волос. Проводя взглядом по покрасневшим щекам Даниеля, он невольно улыбнулся, приподнимая уголки тонких губ, и только потом попытался сосредоточиться на ужине. Есть не хотелось по одной простой причине: Кристиан терпеть не мог тушеные овощи и сливки - на лактозу у него начиналась легкая аллергия в виде неприятной сухости во рту.
Сара тихо беседовала с матерью, но вскоре в разговор включилась и миссис Рэйвентон, и что-то явно не оставило её равнодушной, потому как она время от времени бросала многозначительные взгляды на своего сына, одновременно поддерживая разговор. Можно было понять, чего именно ей хотелось. Только вот Даниель решил не следовать немым указаниям, а поступить этим вечером по своему усмотрению. Отодвинувшись от стола, он поднялся, осознавая, что четыре пары глаз устремлены сейчас на него.
- С вашего позволения...- немного склонил голову, намереваясь откланяться и уйти к себе в спальню.
Дамы дружно кивнули, но в их взглядах было странное и веское недовольство, которое Даниеля почти не интересовало. Он поправил мягкий воротник рубашки. Этот жест скорее был от нервов, пусть юноша и уговаривал себя, что абсолютно спокоен. Учтиво пожелал доброй ночи и, только покидая столовую, обернулся, уловив взглядом Кристиана, так и не поднявшего голову. Кажется, он даже не заметил, что хозяин дома покинул их.
Взбешенный до предела Рэйвентон направился в свою спальню.
Уже лежа в постели, на жестких, выбеленных до синевы простынях, завернувшись в теплое стеганое одеяло, он слушал шум дождя, который, казалось, никогда не прекратится. Тяжелые капли ударялись об оконную раму, Даниель знал - все они такие же холодные, как он сам, и никогда не постигнут тепла. По водостоку, находившемуся вблизи его окна, стекала ледяная дождевая вода. В желобе она смешивалась с мелкими сухими листьями и тонкими ручейками стремительно падала вниз. Даниель злился на самого себя, не понимая, что вызывает в нем несвойственные ему чувства и тем более, - почему так разозлило равнодушие Кристиана. Он долго размышлял, не было ли оно наигранным. У каждого человека считал Даниель, есть чувства. И все же Фаер - яркий пример опровержения этой теории.
В горле пересохло, но усталость и лень быстро побороли желание вставать с теплой постели, чтобы спуститься в столовую за кувшином с водой. Он сильнее завернулся в одеяло и ощутил, что капли холодного пота выступают на висках. При мыслях о семье Фаеров становилось слишком жарко и душно, а к горлу подступал комок, и в голове все мешалось. Словно умелый мошенник, спрятав бумажный шарик под стакан, ловко поменял емкости местами - теперь не угадаешь, где спрятан клочок свернутой старой бумаги. Даниель зажмурился и принялся мучительно долго представлять себе иное пространство, где нет никого, кроме него. В детстве он часто так делал: это помогало справиться со всем, что казалось слишком тяжелым для нежной души. Сейчас ему в голову пришло озеро. Гладь воды, отражающая небо и сливочные, плывущие в нем облака; несколько листочков ивы, растущей на берегу опустились в прохладную пресную воду, от этого пошли легкие круги, и вода потеряла прежнюю умиротворенность. Стоя на берегу, Даниель подминал пальцами босых ног теплую зелень травы, и, немного склонившись над водой, утопил взгляд в её изумрудном свечении, словно это озеро наполнено не водой, а абсентом, наполнение которого пленило с каждым глотком. Медленно присев на корточки, он убрал за ухо кофейные пряди волос, вспоминая, что с вечера не распускал ленты, связывающей их. Но сейчас послушные шелковистые волосы спадали по плечам, почти касаясь лопаток.
Странно. Это все будто происходит не со мной,... я должен думать правильно, рационально и никому не позволять себя обмануть. Даже чувствам и сновидениям.
"Ты все делаешь правильно" мягкий голос, явившийся из ниоткуда, заставил Даниеля вздрогнуть.
Я тут один...
"Больше ты не будешь один - я буду с тобой..."
Юноша ощутил легкую дрожь от волнения во всем теле, и тут же понял, что одет лишь в легкую шелковую рубашку без рукавов и нижнее белье. Одновременно с волной страха, накатившей целой волной, он ощутил нежные прикосновения мягких, словно девичьих ладоней к своим плечам. Пальцы, будто созданы для игры на музыкальном инструменте, касались теплой кожи. Даниель попытался высвободиться. Но ничего не получилось, и ему стало не по себе. Тело было словно сковано, мысли переставали слушаться.
Хочу уйти...
Он резко рванулся вперед. И, показалось, что холодные, слишком гибкие, пальцы снова тянут к себе, цепляют ткань одежды, натягивая её, словно гитарные струны. Боль и холод смешались в один коктейль и, зажмурившись, Даниель ощутил липкую сеть паутины, накрывающую его с головой.
"Ты - мой, и не должен убегать..."
Еще один отчаянный рывок и, вырвавшись из серого тумана сна, Рэйвентон распахнул глаза, ощущая невыносимую головную боль, усталость во всем теле. Он помассировал пальцами виски, тяжело дыша и всхлипывая.
За окном жемчужный месяц повис на темном ночном небе.
Дождь прекратился.
Chapter 2
К завтраку Даниель спустился раньше положенного. Стол был накрыт, но еда - не приготовлена. Несколько месяцев назад пришлось распустить часть прислуги, оставив лишь конюха, продолжавшего уход за тремя жеребцами в небольшой конюшне, и служанку, исполнявшую теперь все домашние обязанности. Готовка так же легла на нее, как и поддержание в особняке чистоты.
Рыжая Джулия как раз поправляла на талии ленты белого рабочего фартука, когда Даниель зашел на кухню. Небольшой стол вдоль окна соединялся с плитой цвета бронзы, и дальше - небольшой шкафчик, для хранения столовых приборов и тарелок. Даниель прекрасно знал, где и что находится на кухне: они часто забегали туда с братом перед обедом, когда были маленькие, и выпрашивали у кухарки печенье, если она готовила выпечку на десерт, или кусочки маринованных овощей. Воспоминания болезненно отдались во всем теле и мыслях, а взгляд упал на ряд ножей, висящих вдоль стены - острые лезвия, поблескивая, ловили на себе тонкие лучи холодного осеннего солнца, заглядывающего в маленькое окошко.
Девушка, стоящая к нему спиной у плиты, вздрогнула и обернулась, её пышные волосы взметнулись огненной волной, снова спадая на плечи. Темный кружевной чепчик на голове совершенно не украшал её, подметил про себя юноша и легко улыбнулся удивленной служанке.
- Напугал тебя?
Он почти не спал после своего странного сна, как только глаза устало закрывались, снова появлялось вязкое чувство, словно прохладные пальцы и липкая паутина тянуться к телу в очередной раз пытаясь завладеть им полностью. Легкая усталость, от этого Даниель находился в состоянии между сном и реальностью, когда мышцы затекали и едва слушались, а взгляд не мог нормально сфокусироваться на одном предмете.
- Да, немного...- на веснушчатых щеках вспыхнул румянец. Джулия вытерла ладони о поверхность фартука и отвела взгляд.
- Предполагаю, сегодня будет чудесный день, дождь прекратился,- заметил Даниель, в надежде перекинуться с девушкой несколькими теплыми фразами: ему было порой слишком одиноко в этом большом доме, где общаться было принято лишь из приличия.
- Вы правы.
- Осень красива, розы - прекрасны, жаль только, что сад пришел в негодность, - Даниель терпеть не мог эти цветы, но попытался их использовать для разговора.
- Никогда не видела сада, прекрасней вашего.
Рэйвентон скрипнул зубами, наблюдая за тем, как от кастрюли, стоящей на плите поднимается ароматный пар. Он ощутил острый приступ голода, отозвавшийся неприятным покалыванием в желудке.
- Сделай мне кофе.
С этими словами он резко развернулся на каблуках и прошел в столовую, отодвинув стул, внешне такой, как и все, но показавшийся ему более удобным, сел. Даниель поправил пряди непослушных волос, которые привычно выбились из косы, неплотно закрепленной янтарной шелковой лентой. Уперев локти в гладкую поверхность обеденного стола, он запустил пальцы в волосы, немного склонил голову, и зевнул.
Нужно разобраться, что со мной происходит. Я становлюсь раздражителен, и все сильнее не хватает общения. Жизнь совсем не изменилась и никогда не изменится. Бесполезно тратить время я не намерен.
Прошло совсем немного времени. Но Даниелю казалось, что он сидит и ждет кофе перед завтраком уже целую вечность. Он любил ждать, чувствуя на себе легкое волнующее течение времени, но сейчас это было невыносимым.
Послышались неспешные шаги. Этот звук среди затянувшейся тишины заставил его поднять голову и продрать уставшие закрывающиеся глаза. При виде Кристиана, который стоял в проеме арки, соединяющей просторный холл и столовую, где сидел Рэйвентон, сон словно рукой сняло.
- Доброе утро,- бодро произнес Кристиан Фаер, солнечно улыбнувшись и, поправив ворот темной рубашки, прошествовал к окнам, приоткрывая на одном из них штору, продевая её в бархатную петлю, в то время как Даниель буравил его яростным взглядом.
Ты не у себя дома в Каролине, так что не советую вести себя так по-хозяйски.
- Доброе...
Кристиан, будучи горд тем, что впустил немного утреннего света в помещение, повернулся к юноше. Он вскинул тонкую правую бровь, в удивлении смотря на него:
- Все думаю, какая причина того, что все шторы опущены? Разве ты не думал о том, что дом будет выглядеть, не так мрачно, стоит лишь пустить сюда света, - голос с едва заметной хрипотцой, дружелюбная улыбка и озорные огоньки во взгляде.
Уже на "ты"? Как метко...
- После смерти брата я погрузил этот дом во тьму: ночь здесь, как и в моей душе, - спокойно произнес Даниель, отводя взгляд.
Он совсем не собирался этого говорить и мог бы придумать ответ получше. Но получилась - правда. В глазах Кристиана отразилось сожаление, смешанное с чувством вины. Он потянулся было снова опустить штору, но пальцы замерли на полпути, так и не коснувшись темной лоснящейся ткани, и судорожно сжались. Брюнет склонил голову так, что волосы закрыли часть его лица, отбрасывая короткие тени на бледные щеки.
Повисла тишина, которую каждый из них переживал, едва дыша, как вдруг раздался звон сервиза, и вместе с тарелочкой, где красная каемка вырисовывала волшебные цветы по её окружности, на стол перед Даниелем опустилась маленькая фигурная чашка с дымящимся кофе. Кристиан даже не посмотрел в сторону Джулии, которая, словно ощутив их общее настроение, поставила рядом с чашкой пухлую сахарницу, сливки и исчезла за дверью кухни. Хотя вполне возможно, что у нее на плите что-то кипело и требовало помешивания.
Рэйвентон поднялся, стул с громким звуком отъехал назад, а Крис вздрогнул и поднял на него глаза. Их взгляды столкнулись в немой игре в гляделки и оба юноши склонились над поверхностью стола, изучая друг друга, пытаясь понять, что между ними происходит.
- Когда моя сестра вступит с тобой в брак, я тоже буду иметь право на этот дом,- расплывшись в ехидной улыбке, заявил Кристиан.
Даниель невольно ощутил подвох: во взгляде юноши не было ничего алчного или жестокого.
Он говорит это, чтобы задеть меня?
Наравне с мыслями пришло осознание: что бы не имел в виду, но Кристиан прав. Только вот Даниель не горел желанием объединяться с Фаерами, даже если это могло спасти состояние его семьи. Он не желал жить по чьим-то правилам, так как имел свои принципы, неподлежащие осспорению. Особняк должен был принадлежать ему и Дереку. Нет одного, второй так же не имеет права, считал старший Рэйвентон. Смерть брата казалась теперь далекой, и Даниель никогда не льстил себе тем, что слишком привязан к нему. Когда кто-то умирал, юноша предпочитал вздыхать с облегчением - в его семье не было ни одного понимающего человека. Дерек выходил за рамки фамилии лишь тем, что любил шалости и умел играть на музыкальном инструменте. Все внимание всегда было обращено к Дереку, прием гостей - игра на громоздком инструменте из которого он извлекал прекраснейшие звуки, способные околдовать любого, вечер - снова игра, но для родителей и очередной тетушки, приехавшей погостить, или, же для хорошего друга отца, помогающего строить ему амбар. Должен ли был Даниель завидовать младшему брату? Он так и не понял... Он просто, находился под волшебным действием его музыки, как и все остальные. Они с братом часто бывали вместе, убегая в поле, где колосилась пшеница, срывали её и размахивали во все стороны руками с золотыми букетами, словно флажками и смеялись. Порой Дерек валил старшего брата на землю, подминая его под свое стройное, но очень худое тело, и ложа голову ему на грудь начинал плакать. Они долго лежали, обнявшись, ничего не говоря, но понимая друг друга. Каждый вздох, каждый удар сердца были понятны Даниелю. Он чувствовал брата как самого себя. Вот почему когда годы войны заставили их почти каждую ночь спать вместе, прижимаясь холодными телами к шершавым, нестиранным простыням, ловя языками горячие слезы, опаляющие щеки, и сплетая пальцы, такие тонкие, что казалось словно одна лишь кожа обтягивала желтые кости, они ни разу не сказали слова утешения вслух - это было не нужно.
Даниель не слышал чьей бы то ни было игры на фортепиано уже много лет, но помнил пальцы Дерека - длинные, тонкие, изящные - созданные для искусства клавишной музыки.
Очнувшись от нахлынувших тяжелой волной воспоминаний, молодой человек ошарашено уставился на Кристиана, который со странным выражением лица изучал его, ловя взглядом каждый изгиб тела, спрятанного под одеждой, отчего у Даниеля появилось чувство, будто его раздевают. Он едва ли не поддался этому возбуждающему ощущению с удовольствием, но вовремя одернул себя.
- На мне что-то написано?
- Что?- Фаер удивленно моргнул раз, потом второй и отшатнулся в сторону окна, немного прищурившись и скрестив руки на груди.
- Тогда не смотри на меня так,- жестко отрезал Даниель.
На миг его взгляд упал на медленно остывающее кофе и, снова не сводя взгляда с собеседника, он схватил чашечку за ручку, похожую на стебель неизвестного растения, выпил все одним глотком, и с грохотом опустил пустую емкость на место.
Ответом ему было молчание.
- Можешь доесть за мной сахар,- Рэйвентон кивком головы указал взглядом на полную до краев сахарницу,- говорят, сладкое положительно влияет на умственную деятельность. Советую.
Сказав это, он пулей вылетел из столовой, мысленно проклиная всю семью Фаеров от начала их существования.
***
Завтрак проходил в тихой, но напряженной обстановке.
Даниель без аппетита посматривал на варенные вкрутую яйца, порезанные дольками и аккуратно выложенные на ломтики свежего хлеба вместе с зеленью. Рядом с хлебцами разместились ленточки бекона, тонущие в теплом сливочном масле. Аромат вкусного завтрака приманивал, но есть не хотелось. Аппетит пропал, но Даниель отправил в рот одну ленточку жареного мяса, чувствуя, как сок стекает по губам к подбородку. Он подхватил липкий жир салфеткой и с вздохом проглотил бекон, ощущая, как мясо соскальзывает по горлу вниз, к желудку.
Миссис Рэйвентон обсуждала с сестрой предстоящий день, Сара, время от времени промакивая пухлые розовые губки салфеткой, внимательно их слушала, иногда вставляя нейтральные комментарии и поправляя на затылке голубую заколку в форме бабочки лимонницы. Кристиан поглощал свой завтрак молча, время, от времени искоса посматривая на Даниеля, пока тот, сидел, нахохлившись, словно петух на жердочке, и сверлил взглядом стакан с водой.
Долго он будет делать вид, что мы не знакомы?
- Почему бы вам не прогуляться до обеда? Даниель, ты мог бы составить компанию нашим гостям и показать им окрестности,- перебила мысли сына миссис Рэйвентон, мгновенно переключаясь на иную тему,- Рашель, дорогая, неподалеку есть небольшой луг, его вот-вот хотят застроить, полностью уничтожив флору и фауну. Ходят слухи,- её голос снизился до шепота,- что один состоятельный фермер выкупил эту часть земли и к сожалению его планы неизвестны.
- Я бы хотела остаться в доме и осмотреть его полностью,- сообщила Сара, перебивая тетушку, и прибавила:- Самостоятельно.
Её внимательный взгляд остановился на Даниеле, и юноша почувствовал себя неуютно, словно этот взгляд говорил ему что-то малоприятное.
Если она думает - я буду настаивать, то я не стану этого делать. Твердо решил он и отпил глоток прохладной воды из стакана.
- Я буду не против скоротать время за прогулкой,- заметил Кристиан, уголки его губ поползли вверх в улыбке.
- Вот и прекрасно!- всплеснула руками миссис Рэйвентон, словно ей этого и нужно было.- После завтрака непременно отправляйтесь, ах, и если пойдете по дороге примыкающей к рынку, прошу найти зонт. У нас лишь один, думаю, пора бы заиметь и про запас, несколько дней назад повстречала миссис Принстон, когда та выбирала себе новую шляпку, откровенно говоря, её вкус оставляет желать лучшего, но дело вот в чем: она поведала мне одну полезную информацию. Что неделю ранее одна её знакомая, муж которой хорошо разбирается в метеорологии, сказала - осень будет слишком дождливая, как не день то...
- Как скажешь, мама,- не выдержал Даниель, поднимаясь со своего места.
- Превосходно!- кивнула миссис Фаер.- Будем ждать вас к обеду.
Chapter 3
Палитра осенних красок удивляла своей неповторимостью. Природа никогда не создавала ничего одинакового. Робинии, склонившиеся над мощеной дорогой, качали ветвями в такт дуновению легкого утреннего ветерка. Несколько красных листов с желтой серединой оторвались от ветки, и, на секунду повиснув в воздухе, несколько раз перевернулись вокруг своей оси, словно заядлые танцоры, и упали за землю. Проехавшая мимо торговая повозка вдавила листья в холодную влажную землю между камнями, легко разорвав их на мелкие разноцветные клочья, как ребенок тряпичную куклу. Сочное яблоко, с будто глазурованной светло-зеленой кожицей, лежащее с остальными фруктами для продажи, выпало из под кожаного накрытия и выкатилось на дорогу, когда повозку сильно тряхнуло.
Кристиан нагнулся, подобрал яблоко и покрутил в руке, одновременно ощущая его от налипшей грязи указательным пальцем.
- Я надеюсь, что ты не собираешься его есть...- заметил Даниель, пытаясь смахнуть с лица застывшую на нем гримасу неприятного удивления.
Вместо ответа Кристиан вонзил зубы в гладкую свежую поверхность фрукта и в уголках его губ собрался полупрозрачный яблочный сок. Откусив кусок белой мякоти, прожевал и поморщившись, выкинул яблоко в сторону. Оно скатилось с дороги и застыло в сухой желтоватой траве, зарывшись под опалую листву. Несколько муравьев, при виде лакомства, мгновенно предприняли попытки укатить его.
Даниель неудержался и вопросительно посмотрел на собеседника.
- Кислое,- отмахнулся юноша, плотнее запахивая на себе темный плащ из плотной ткани.
На этом краткий разговор закончился, а когда они пересекли ворота, ведущие на торговую площадь, на небе уже собрались тяжелые дождевые тучи.
Рынок представлял собой большое пространство на открытом воздухе, с крытыми лотками, предлагающее всем желающим товары на любой вкус. Разнобразие красок и запахов обволакивало, зазывая, как следует осмотреться, задерживая взгляд, как на нужных, так и непотребных вещах. Кристиан шел следом за Даниелем, который довольно не плохо ориентировался и продвигался овощными рядами. А ведь чего только не было вокруг них: от самых ворот рынка шли деревянные стойки, на которых хозяева разложили спелые овощи и сочные фрукты. Зелень свежих трав, кремовые паттисоны, чеснок, повязаный в небольшие пучки, алые, словно кровь, спелые томаты, картофель разных сортов, большие красные перцы, привезенные с юга, и маленькие горькие стручки зеленых перчиков, выращенные в закрытом помещении, баклажаны, с гладкой фиолетовой кожицей, и качаны кукурузы, выложеные зеленой горкой. Только один качан, самый верхний, был ощищен, поблескивая золотыми зернами. С легкой горечью и насыщеностью овощей смешивался аромат сладких фруктов. Ряды буквально ломились от разносортных яблок, больших, маленьких, зеленых и желтых, с розоватыми бочками, темнеющей плодоножкой. Рядом с яблоками - спелые груши, подгнившие персики, хранящиеся в темных коморах уже несколько месяцев, ароматные сливы разных размеров и тонкие, длинные стебли сахарного тростника. Дальше тянулось несколько рядов с крупами - золотистые зерна пшеницы, приятно пахнущий овес, белый рис, кукурузная мука, непросеяная гречка - после которых разворачивалась продажа мяса и морепродуктов. Живые раки, устрицы и креветки. Для покупки свежего товара приходилось приходить досвета, чтобы лучшее еще лежало на прилавке. Соленья в бочках распространяли свой острый, пряный запах до начала бытовых рядов, смешиваясь с ароматами эфирных масел, продающихся в лавке со стеклянными дверями, распахнутыми настеж. Чугунные тазы, деревянные доски разной длины, керамические чашки, стеклянные вазы, оловяные ложки, ткани выложенные радужными рулонами, иголки, торчащие из шелковых подушек с вышивкой, кружевные фартуки, вязальные спицы и...
- Что-то я совсем не вижу сегодня зонтов,- проворчал Даниель, остановившись перед низкорослым мужчиной, рассматривая разложенные на его прилавке диковинки.
Кристиан, заинтересовавшись небольшой статуэткой из полупрозрачного материала, прослушал замечание. Внимательно изучал взглядом целующихся хрустальных ангелочков с маленькими янтарными крылышками, соприкасающихся холодными, неживыми губками.
Старьевщик, заметив, что второй молодой человек заинтересовался его товаром, немного настороженно посмотрел на Даниеля:
- Идите дальше, придерживаясь противоположной стороны, через несколько рядов увидите прилавок с бусами из сушеных фруктов. Спросите у продавщицы, у нее должны быть зонты, - после чего снял старый берет, обнажив спутавшиеся темные волосы, с проблесками седины, обращаясь к Кристиану:
- Ручная работа. Сын сделал, продаю недорого, только никто не берет. Знаете ли, в наших краях очень насторожено относятся к подобным вещам, хотят видеть у себя дома статуэтки кошек или индийских танцовщиц. Я же продаю балерин.
Фаер только после его слов обратил внимание, что именно имело место быть на прилавке. Балерины: высокие и худощавые, фигурные, с опущенной или поднятой ножкой, сидящие в плие или летящие в па (при этом между стройных ножек был воткнут грубый металлический прут, удерживающий танцовщицу на подставке). Вырезаные из темного или светлого дерева, вылитые из брозны, расскрашеные вручную, хрустальные, фарфоровые, с серьезными лицами - эти девушки окружали двух маленьких ангелов, выделяющихся из общей картины своей оригинальностью.
- Молодой человек, если появится желание иметь эксклюзивный вариант, я буду рад принять заказ,- он почесал затылок костлявыми пальцами и вздохнул,- но только за отдельную цену.
- Чем занимается ваш сын?- заинтересовавшись, Кристиан хотел добавить еще, что-то, но торговец сунул ему в руки ранее приглянувшуюся статуэтку, одновременно отвечая на вопрос.
- У него мастерская. Сначала вырезал кошек из дерева и лепил птиц из гипса. Точно не знаю, когда он начал работать с хрусталем, я просто давал ему денег. Эти ангелы - одна из последних его работ.
Кристиан покрутил в руках хрупких влюбленных и, только внимательно осмотрев тела маленьких созданий неба, понял: оба ангелочка - мальчики. В тот же момент увесистые капли холодного дождя упали на землю. Даниель поднял воротник и тихо позвал его, собираясь уходить. Юноша, молча, поставив статуэтку на прежнее место, пошел следом за уходящим буржуа.
- Меньше болтать стоило, сейчас как хлынет,- недовольно пробурчал Даниель, подняв ладонь на уровень лица, и посмотрел в небо.
- Нужно найти, где переждать дождь,- Кристиан пробежал глазами по вывескам.
Обернувшись, он увидел, что торговые ряды заметно редеют, прохожие боязливо открывают темные зонты, а продавцы накрывают товар покрывалами, собственными куртками, всем, что было под рукой. Приглушенный раскат грома пронесся над площадью и, подняв воротники, они поспешили дальше. Холодные капли падали на лицо, шею, затекали за шиворот, холодя теплую кожу. Дождь заметно усиливался с каждой минутой. Кристиан потянул Даниеля за рукав, одновременно толкая свободной рукой первые попавшиеся двери, тяжелые, словно это была бетонная плита, а не дуб с вырезанным на нем рисунком. Они оказались внутри паба, даже не посмотрев название.
- Давай присядем,- в ответ произнес Кристиан, быстро подыскав им место недалеко от окна, и опустился за круглый столик из темного дерева, наблюдая за Даниелем, который с недовольным видом осматривал помещение.
- Мы должны сейчас же покинуть это место,- заявил тот, усаживаясь напротив Криса, и сжигая его яростным взглядом.
- Переждем дождь и уйдем,- отрезал Кристиан таким тоном, что у собеседника не возникло желания спорить.
Даниель не умел вступать в дискуссии и потому, молча, скрестил руки на груди. Откинувшись на спинку стула, он постарался, как можно нагляднее продемонстрировать свое недовольство. Тем не менее, невольно окидывал взглядом помещение.
Помимо их столика в пабе было занято еще несколько мест у дальней стены и столик напротив дверей. Старые половицы на полу сливались по цвету со стенами. Все выглядело далеко не новым, но в целом прилично. Чистая стойка, за которой стояла женщина средних лет и протирала стакан мокрой тряпкой. За её спиной тянулась вереница бутылок разных форм и цветов.
Даниель удрученно вздохнул. Он слышал звук дождя, настойчиво бьющегося в оконную раму. Шелест сухих листьев забирался в голову, ворошил там мысли, превращая их в себе подобные и унося вместе с прохладным осенним ветром. В помещении было тихо и спокойно, настойчивый запах спиртного обволакивал ароматным облаком, становилось немного душно, во рту появлялся терпкий кисловатый привкус. Юноша перевел взгляд на гладкую поверхность стола, где несколько старых пятен от алкогольных напитков стали липкими и охотно ловили на себя пыль. Посмотрел на Кристиана и невольно поймал взглядом его обаятельную улыбку.
***
Сотерн.
Белое - но на самом деле, янтарное, сладкое, тягучее, десертное вино из подвяленного на корню, ставшего практически изюмом, спелого винограда.
Высокая бутылка из темного стекла стояла в окружении двух прозрачных стаканов, на её дне оставалось еще немного светлого вина. Даниель плавным жестом взял бутылку за горлышко и влил остаток себе в стакан.
- Между нами говоря, ты мне сразу не понравился,- он пригубил вино и сделал глоток, на лице появилась наглая улыбка.
- Да что ты говоришь!- Кристиан засмеялся, попытавшись перехватить затуманенный алкоголем взгляд аквамариновых глаз.
Он не был сражен вином настолько, чтобы не контролировать свои слова, все еще отделял желаемое от дозволеного, с удовольствием наблюдая за тем, как Даниель, пьянел все больше с каждой минутой. Казалось, он видел этот мир сквозь туманную пелену серого оттенка с мускусным привкусом, пробирающимся в самое горло, задевая гланды, вызывая рвотный рефлекс.
- Я серьезно.
Кристиан улыбнулся уголками губ, смоченных пряным вином, и склонил голову на бок, мир накренился, но теперь он мог рассмотреть собеседника совершенно под иным углом.
- Давно не пил...- Даниель продолжил разговор, он хотел молчать, но что-то будто само по себе выманивало из него слова, и вскоре они полились свободным потоком,- чувствую себя немного странно. Второй раз жизни напиваюсь подобным образом.
- Имеешь в виду, что мы напиваемся? Мы прячемся от дождя, скрашивая вечер.
- Сейчас утро...
- Тем не менее...- осознав свою промашку, Крис хотел добавить еще что-то, но замолчал на несколько секунд, ловя, то сплетение мыслей, что потерял, и в итоге задал интересующий его вопрос:- что ты пил впервые тогда?
Произнесенная фраза показалась бессвязной и требующей пропустить себя незамеченной, но в состоянии опьянения Даниель готов был выдать ему любую свою тайну, украсив рассказ мелкими подробностями, по крайней мере, так казалось Кристиану со стороны.
- Не помню,- юноша опрокинул в себя еще несколько глотков сотерна, ощущая, как теплая густая жидкость ручейком спускается вниз, исследуя его внутри до самого желудка.- Это было еще в 1862-ом. Мы с братом не знали, как унять слезы, они капали из глаз, словно сами собой, стекая к подбородку. Голод был везде, казалось, он пожирал нас изнутри. Именно в ту ночь Дерек нашел в себе силы и играл на фортепиано. Я до сих пор помню его тонкие костлявые пальцы, даже в подобное время не потерявшие своего изящества в момент, когда инструмент будто покачиваясь, распространял по комнате тонкие нити музыки. Ты словно во сне и теряешься в пространстве, но тебя достает, выуживает из мыслей незатейливая мелодия, похожая на редкий кружевной узор. Той же ночью он умер. Утром лежал в своей постели, неподвижный, словно мраморная скульптура...- еще один глоток вина смочил сухие губы.- Я не хотел этого рассказывать, тебя это не касается. Кажется, я нашел несколько бутылок старого бордо, припрятанных отцом еще до начала войны и выпил всё до капли.
В глазах Даниеля промелькнул отблеск неминуемой грусти и сожаления. Он облизнулся, показывая кончики жемчужных зубов. Кристиан удрученно молчал. Несколько юноша секунд смотрел на дно своего стакана, будто гадалка настороженно изучает взглядом чашечку, где на дне застыли крупинки кофе. После этого они заказали еще бутылку.
***
- А потом я говорю Раймону прямо, что ни одна приличная барышня и не посмотрит в сторону его вашества, если поведение останется таким же похабным, а он мне в ответ, что я могу еще долго изображать деланного аристократа, но.... Подними меня сейчас же!- деланый аристорат, как и следовало этого ожидать (в его-то пьяном состоянии) уселся в гору опалых листьев под деревом - ноги отказывали ему в верности. Кристиан, как и было положено сопровождающему, попытался его поднять, удерживая за кисть правой руки. Но в конечном итоге сам зарылся в листья, с самым мрачным выражением лица бурча какие-то ругательства себе под нос и искоса поглядывая на Даниэля, развалившегося среди золотистой, влажной после недавнего дождя листвы и мечтательным взглядом глядевшего в небо.
Кристиан понятия не имел кто такой этот Раймон, почему Рэйвентон решил передохнуть именно таким способом, и ему было довольно любопытно насколько сильна степень опьянения молодого человека. Сам брюнет мыслил четко и отвергал всяческие попытки Даниэля повиснуть на своей шее, как и, сохраняя дьявольски невозмутимое выражение лица, отстранял его от себя, когда горячее дыхание обжигало его губы. Не смотря на то, что подобное спокойствие давалось ему с титаническими усилиями, Кристиан не давал в себе пробудиться каким либо чувствам.
- Подними меня!- он надул губы, как дитя, требующее запрещенную сладость, и Кристиан позволил себе повысить голос.
- Сам вставай, я слугой не нанимался!
- Сукин сын...- челюсть отвисла при услышанных бранных словах из уст аристократа, и брюнет едва в истерике не забился от нахлынувшей ярости. Он ловко поднялся на ноги, и, отряхнув плащ от налипших на плотную ткань листьев медного цвета, нетвердым шагом направился по дороге.
Это только и надо было сделать. Стоило поступить с Даниэлем, как с непослушным ребенком, а проще говоря - уйти молча, как молодой человек несколько секунд смотря вслед, и поняв, что ни помощи, ни плохого слова не последует, начал подниматься. Хватаясь за кору дерева, он удачно выпрямился, и, потерев виски, будто это способствовало отрезвлению, окликнув Кристиана несколько раз по имени, поспешил вдогонку.
В нетрезвую голову так и не пришла благоразумная мысль, что молодой Фаер не ушел бы далеко, ведь правильного пути к особняку он не знал.
Chapter 4
"Мне больно, что ты убежал от меня"- вкрадчивый голос, словно дурманил сознание, заставляя тело обмякнуть, и колени коснулись холодной влажной почвы.
Отпусти меня, я не хочу здесь быть... единственная здравая и вообще мысль, в момент, когда пальцы касаются грунта, и, зарываясь в него, ощущают копошащихся в нем скользких, подвижных червей.
"Мне больно..."
Прекрати меня мучить.... Он хочет управлять собой, но тело неподвластно, а вокруг всё меркнет, словно вечная ночь овладевает местом. Одна земля. Вокруг земля. Подняв голову в надежде увидеть над собой мерцающие глаза звезд, Даниэль не видит ничего кроме черной земли. Несколько кусков, крошась, падают ему на лицо. Никто никогда не мог похвастаться, что ему на голову падало небо. А он - может. Ведь только что на глаза упало именно небо, и не важно, что не голубое, как в ясный день и не дождливо серое.
Где я?
"У меня дома"голос этот - эхо в его голове, и Даниэль понимает, что находится в закрытом пространстве. Вокруг него - сырой грунт, а дышать становиться всё сложнее от нехватки кислорода, или это у него перехватило дыхание от страха.
Судорожно хватаясь пальцами за холодную землю, пытаясь подняться на ноги, он осознал, что погряз еще глубже и все попытки тщетны. Не было мыслей о смерти ровно, так же как и о спасении.
Снится...
"Нет"
Липкие пальцы коснулись его рук повыше локтей, и всё тело охватила дрожь, Даниэль ощутил, как губы неизвестного опаляют его ухо морозным дыханием и, собрав последние силы, юноша ринулся вперед, только бы избавиться от чувства власти над собой. Рот открылся в немом крике, когда правую руку пронзила боль: цепкие пальцы с острыми треугольниками ногтей прокололи кожу, словно копья. Даниэль попытался закричать, но его рот наполнился вязкой, горькой землей и он мог чувствовать лишь свою беспомощность, и слезы, обжигающе горячие, они скатились по щекам, и в этот же момент юноша услышал хруст костей собственного плечевого сустава и...
Подушка влажная от слез, волосы растрепаны, несколько каштановых прядей забрались в рот, еще пара прилипли к мокрому лбу. По вискам струился холодный пот, глаза, словно стеклянные, не могут уловить четко ни одного предмета. Выбравшись из кошмара, Даниэль все еще не мог поверить, что он сидит у себя на постели, с болящей рукой. Охваченный мгновением паники проверил правую руку - ни царапины. Наверное, просто отдавил её, пока спал. Теперь хоть глаза не закрывай. Юноша утер лоб тыльной стороной ладони и вздохнул. Воздух со свистом ворвался в легкие, а мысли тесно ютились в голове. Еще одна такая ночь и до сумасшествия недалеко.