Вот так я впервые перешагнул порог кабинета редакции...
Да, вот так. Взял и шагнул. Даже как-то странно, что это оказалось так просто. Буквально за минуту до этого думалось - весь мир перевернётся вверх дном. Нет. Не перевернулся. Скорее всего, потому что у мира и дна не предусмотрено.
-Да вы присаживайтесь. Вы что-то хотели?
Чёрт возьми, даже непривычно как-то - на "вы"! Это мне потом уже объяснили, почему принято так - на "вы". Даже если собеседник один как вопиющее в пустыне фламинго. Во всех людях, оказывается, сидит патологический псих. Не... Не поймите меня неправильно - он в глубине сидит, невидимый: сам на сам... Но он есть. И каждый об этом знает. И каждый хочет донести эту простую истину до собеседника. А как же иначе? Ведь - ещё Горький, кажется, сказал - "правду говорить легко и приятно". Правильно сказал - а приятное лучше при себе оставить: на всех не напасешься. Вот и приходится делать вид, что псих - только ты...
-Слушаю вас.
Стараюсь держаться уверенно. Не знаю, как со стороны - но чувствую себя как кирпич, пропустивший мгновенье пленительного счастья... Рука-предательница: я ещё не решил, что вот этой девушке придётся сейчас выслушать, а она уже тетрадку ей тянет.
-Это что? - спрашивает миловидное создание с накрашенным отсутствием эмоций на лице.
Как хотите, но этот вопрос был уже совсем никуда. Не вижу другой причины того, что я бросился сразу отвечать на него:
-Да тут... стихи кое-какие... Друзья посоветовали к вам обратиться... Мол, пишешь... Вдруг напечатаете?
Ей, кажется, моя наглость не понравилась. Я искренне пожелал, чтобы она сейчас не расплакалась. Без эмоций и без краски она уж вообще миловидная будет - а это тоже только в меру хорошо.
-Стихи?
Чуть руку не отдёрнула. Но взяла тетрадку. Открыла. Глаза забегали по строчкам. И - о чудо! - в глазах этих эмоции появились. Только странные какие-то... Она, кажется, совсем не понимала, что читает. Чёрт, и зачем их за редакторский стол сажают? Это мне тоже только потом объяснили. Если за этими столами только умные сидеть будут - в газетах печатать нечего будет. А так - сколько газет вокруг развелось: читай не хочу! Подходишь к любому ларьку, платишь, берешь газету, раскрываешь...
В руках у меня не газета была - моя тетрадка. А напротив меня сидела девушка, которой сейчас хотелось не в кабинете высиживать, а за молотком бежать...
-Вы что мне принесли? Вы что, издеваетесь? Или мне здесь больше нечего делать, как чепуху эту читать?
В глазах потемнело. Если б мог - умер на месте. Но пришлось с этого места вставать - так что, придётся ещё пожить. Слава богу - окончилось мучение. Наконец-то я докажу этим бестолковым друзьям, что в мире всё идёт как надо: в редакторах газет вполне благополучно проживает патологический псих, а в моих трехкомнатных со всеми удобствами мозгах на самых законных основаниях прописана патологическая бездарность.
-И что же мне теперь делать?
Это не она спросила. Это я. О нет, у таких вот девушек страсть к редактированию въедается настолько, что они всегда знают, что им делать, когда и как. Мне так и представилась любовная записка, которую бы она мне написала: "Милый, употребление слова "дорогой" у тебя стилистически не оправдано; кроме того, несёт на себе смысловую нагрузку денежной стоимости. А, следовательно, эту фразу надо понимать как намёк "как же ты дорого мне обходишься"...
-Со стихами приходить, а не с ерундой всякой... Молодой человек, я занята... Да, слушаю вас!
Это она уже трубку телефона схватила. Что ж - ловить тут уже нечего. Надо идти... И вот так я впервые перешагнул порог редакторского кабинета - в обратную сторону, на выход. И только тут посмотрел на свою несчастную тетрадку. Она печальной трубкой свернулась в моём кулаке - и обложка её была такая тоскливо-зелёная. С надписью: "Тетрадь для работ по физике ученика...". И так далее.
Видать, в моём сынишке с детства живёт беспредельная ликующая сволочь: он опять тетрадки перепутал...