Этого дня я ждал семь лет. Семь бесконечных, мучительных лет ада. Ада ежедневного, ежечасного, ежесекундного. Многие сходили с ума, многие кончали жизнь самоубийством. Я выдержал. Потому, что сразу после оглашения приговора дал себе слово - придёт тот день, когда я восстановлю справедливость.
Алекса я встретил в баре. Он сидел в углу зала, глядя прямо перед собой невидящим взглядом и, мрачно опрокидывал рюмку за рюмкой. На миг, во мне шевельнулось любопытство: как он жил все эти годы? Но только на миг. Тюрьма вытравила из меня все человеческие чувства. Может, это было и к лучшему, иначе я теперь был бы не здесь, а пускал слюни, лёжа привязанным к койке как Женя, или стоял урночкой праха в колумбарии, как Дэнни. С Дэнни я провёл в одной камере три года, и покончил с собой он фактически на моих глазах, хотя следователю я сказал, что крепко спал. Ха! Как будто после сеанса "психотерапии", хоть кто-то из нас мог спать! Я лежал, отвернувшись к стене, и слышал, как он возится, разрывая простынь на полосы и что-то шепча. Потом он спрыгнул со второго яруса кровати с петлёй на шее. Парень он был мелкий и хрупкий, так что самодельная верёвка его выдержала. Самое смешное, что до конца срока ему оставалось полгода. Но видимо "лекарство", которым его пичкали, оказалось слишком сильным.
-Привет, брат. Давно не виделись. - Сказал я, опустив руку Алексу на плечо.
Он вздрогнул и оглянулся.
- Ну вот, допился до белой горячки.. - Прошептал он побелевшими губами.
- Не возражаешь, если я присяду? - Я усмехнулся и сел напротив. - Да не глюк я, успокойся. Выпустили меня на свободу, с чистой совестью. - Продолжил я балагурить.
- Да, я помню, что у тебе срок истекает в мае, вот и ..- Он обвёл рукой ополовиненную литровую бутылку водки и нетронутую закуску. - Жду....
- Поминки справляешь, по себе любимому? Правильно делаешь, страх наказания иногда и есть лучшее наказание. - Я брезгливо вылил из рюмки Алекса остатки водки, налил снова и выпил, закусив ломтиком ветчины. - Как Анжела?
- Умерла, через два года после того, как тебя посадили. Рак. - Алекс подозвал официанта и попросил принести ещё одну рюмку, коньяк и лимон.
- Не суетись, напиваться с тобой за компанию, я не собираюсь. Противно. - Сказал я, потирая резко занывший висок. В голове не укладывалось, что Анжи, больше нет. Анжи, сестрёнки. Самой светлой головы, в нашей семье. Единственную глупость она совершила, выйдя замуж за этого слизняка Алекса. Любовь, будь она неладна. - Слушай, а не врёшь ли ты мне? - Пристально посмотрел я ему в глаза. - Сейчас ведь всё лечат. Даже мозговых паразитов, даже спид .
- Она была беременна и решила оставить ребёнка. А потом лечить уже было поздно. - Прошептал Алекс.
Я мельком подумал, что по-своему, он её любил. И видимо до сих пор любит. Что впрочем, не мешало ему путаться с секретаршами и шляться по дешёвым стриптиз-барам.
В тот раз, мне позвонила Анжи, вся в слезах. Сказала, что они с Алексом поссорились и он ушёл из дома. Я успокоил её, как мог и пошёл искать этого мудака. Я был зол, очень зол. К тому моменту, как я его нашёл, Алекс успел нажраться как свинья. Он сидел за столом, красный и потный, лапая двух девок, судя по одежде (вернее, почти полному её отсутствию) - только что крутившихся у шеста.
- Тим! Садись, братуха! - Заорал этот дебил.
Я кинул на стол деньги, сгрёб его за шиворот и потащил к выходу. Он попытался, было сопротивляться, но я слегка приложил его башкой об стену и Алекс отключился. Запихнув его в машину, я позвонил Анжеле. Сказал, что нашёл её блудного мужа, что всё нормально, мы едем домой. Втайне я надеялся, что, увидев его в таком состоянии, она одумается... "Ну почему, почему женщины, даже такие умницы, как моя сестра, такие дуры?!" Думал я, всё, увеличивая и увеличивая скорость. От Алекса несло перегаром и я опустил стёкла. В салон ворвался свежий ветер. Видимо, холод, и привёл его в себя.
- Эээ, ты кто? Куда ты меня везёшь? - Промямлил он.
- Домой, тебя жена ждёт. - Попытался донести я ситуацию, до его одурманенного сознания.
- Да не хочу я домой! - Алекс заворочался и стал хвататься за руль. Я попытался его отпихнуть, но вцепился он намертво. Машина завиляла, как назло, недавно прошёл дождь, и дорога была скользкой. Неожиданно, Алекс боднул меня головой, я дёрнул руль, нас развернуло, раздался глухой удар...
Подъехавшим полицейским, я сказал, что не справился с управлением. У меня ведь было время всё обдумать - пока я пытался помочь сбитой нами девушке, молоденькой, почти подростку, правда при этом - с круглым выпирающим из-под дешёвого пальто животом.. Пока вызывал скорую и полицию. Пока приехавшие первыми врачи снимали с девушки посмертную психоматрицу. Доказать, что именно Алекс был причиной ДТП, было возможно, но что бы это изменило? За рулём был я. Так что срок грозил обоим. А это значит, что Анжела останется одна. Ведь родителей у нас с ней не было, мы воспитывались в интернате.
- Слышишь, ты, тварь! - Обратился я к забившемуся в угол салона Алексу. - Запомни, ты спал. Проснулся, только когда машина остановилась.
Он торопливо закивал...
Потом, я часто думал, как бы я поступил, знай, или хотя бы предполагай о том, что со мной произойдёт? Знай, что всё так обернётся, что меня признают виновным не в банальном ДТП, а в неумышленном убийстве, знай, что вместо условного срока получу реальный... Скорей всего,- просто не стал бы никого вызывать и уехал подальше от этого места...
Я встряхнул головой, прогоняя воспоминание. Последние семь лет, я только этим и занимался.
- Ему сейчас пять лет? - Спросил я Алекса.
- Ей. Анжеле. Жена хотела, чтобы, когда ты выйдешь, тебя встретила маленькая Анжела. - Голос у Алекса стал хриплым.
- Разжалобить думаешь? - Усмехнулся я.- Это ты напрасно. Расплачивайся и пойдём.
Когда Алекс доставал деньги, из бумажника выпала фотография белобрысой смеющейся девчушки. Алекс покраснел и торопливо спрятал её. Я вздрогнул. Хотя на Анжелу девочка походила разве что, цветом волос.
- Знаешь, шесть лет назад, я бы тебя убил. Или подставил, как ты меня. - Сказал я, когда мы вышли из бара на улицу.- Первый год в тюрьме, был, пожалуй, самым тяжёлым. Но он многому меня научил, тот год.
Алекс молчал. Только то краснел, то зеленел как хамелеон ..
- Не бойся, сейчас я не стану этого делать. Мы просто сядем в твою машину, и ты отвезёшь меня на вокзал. После этого, можешь забыть о моём существовании навсегда. Больше я тебя не побеспокою. Живи, воспитывай дочь. И помни, что из-за тебя погибло два человека, а одному ты сломал жизнь.
- Тот случай, он сильно меня изменил, правда. - Алекс глянул мне прямо в глаза.
Я засвистел привязавшуюся в баре мелодию. Стоявший у обочины лимузин призывно посигналил.
- А ты здорово поднялся за эти годы..- Заметил я.
- Тебе нужны деньги? - Вскинулся он. - Сколько?
- Отвянь, оставь для дочери. Оборвал его я.
Мы сели в машину. Всю дорогу Алекс нервничал, видимо ожидал, что я что-нибудь выкину. Меня это здорово забавляло. Я не собирался размениваться на мелочи, вроде мести ему, у меня была другая цель. Когда мы выехали на оживлённые, несмотря на позднее время улицы, он и вовсе попросил водителя сбавить скорость до тридцати миль. Но, несмотря на это, поездка доставляла мне удовольствие. Я любил свой город. Даже в тюрьме старался не пропускать местные новости, чтобы увидеть знакомые с детства кварталы. Там, когда мне становилось совсем невмоготу, я смотрел на часы и думал: "Ещё несколько часов, и я увижу центральный проспект, по которому мы с Анжи любили гулять. Или стадион, где я участвовал в соревнованиях по лёгкой атлетике". Эти воспоминания о той, нормальной жизни до тюрьмы, помогали мне держаться.
На вокзале я, не оглядываясь, скрылся в толпе. Побродил немного по переходам и спустился в камеру хранения. До суда меня отпустили под подписку о невыезде, поэтому, я успел снять свои сбережения со счёта, часть отдал сестре, а часть поместил в арендованную на десять лет ячейку. Для осуществления Плана, мне нужны были новые документы ( чтобы избавиться от контроля полиции) и деньги.
Я лежу на жёсткой купейной койке, закинув руки за голову, и слушаю перестук колёс. Сознание путается, хотя час назад я выпил три чашки крепчайшего кофе, и заел их таблетками кофеина. Сколько ещё я смогу не спать? Сон стал моим врагом, ведь во сне " это " настигает меня вновь:
Пустое шоссе, холодный ветер пронизывает насквозь, по щекам бегут слёзы. Смотрю на часы, у меня есть только пятнадцать минут, чтобы успеть на остановку, иначе потом придётся два часа ждать следующий автобус. Я торопливо оглядываюсь и начинаю переходить дорогу. Вдруг - свет фар, на меня несётся машина! Пытаюсь проскочить на ту сторону, но не успеваю. Удар, я отлетаю на несколько метров и со всего размаха падаю на асфальт. Темнота. Потом - боль. Всё тело словно наполнено жгучей, пульсирующей болью. На губах солоно, по ногам течёт кровь, дышать больно, кажется, кто -то склоняется надо мной, но я почти ничего не вижу, очень холодно.
Очнулся я от своего вопля, весь в поту. На часах - пять утра. Надо же, четыре часа проспал. Можно сказать - повезло. С омерзением смотрю на мокрую подушку, кое-как привожу себя в порядок и иду в вагон ресторан. Заказываю у сонного бармена ещё кофе, закуриваю. И до самого прибытия, смотрю на проплывающие за окном пейзажи.
Попасть на конгресс оказалось проще, чем я думал. Достаточно было предъявить удостоверение психотерапевта Доунского исправительного учреждения для несовершеннолетних ( липа, конечно, но отличного качества) и внести крупный благотворительный взнос. На вопрос администратора, почему мне не было выслано в своё время приглашение, отговорился тем, что находился в отпуске, на островах и здесь проездом. Но пропустить такое мероприятие не могу. Объяснение, его, по-видимому, устроило, и мне была выдана брошюрка с расписанием запланированных мероприятий и бейдж с надписью: участник конгресса. Охранник на входе проверил меня на наличие оружия и наконец, я был допущен на Международный Конгресс Психотерапевтов Исправительных Учреждений. Не выдержав, я нервно хихикнул. Надо же, вчерашний подопытный кролик, будет присутствовать на обсуждении, вивисекторами своей работы! Стоп! Одёрнул я себя. Не время сейчас для истерик. До открытия конгресса оставался один час, и я провёл его, любуясь со смотровой площадки, на раскинувшийся внизу город. За пятнадцать минут до начала, спустился в огромный зал совещаний, выбрал себе место подальше от трибуны и сел. Прямо напротив меня, на стене, висели два портрета, известных мне ещё из школьного учебников: Рина и Чайльда Селвингов. Основоположников теории психоматриц. Рин Селвинг умер тридцать лет назад, но его брату удалось довести исследования до конца и поразить весь научный мир своим открытием. Я смотрел на лица этих людей, чьё открытие, буквально перевернуло всё человеческое общество. Смешно сейчас вспоминать, но одно время я был их фанатом, особенно Чайльда. Все мы в юности бредим справедливостью и равенством, пока жизнь не заставит понять, что всё относительно.
Раздались громовые аплодисменты, и на трибуну поднялся он - Чайльд Селвинг. Высокий, совершенно седой, но, несмотря на возраст( в этом году академику исполнилось шестьдесят) крепкий и подтянутый. Поклонился присутствующим и хорошо поставленным голосом профессионального лектора, объявил об открытии конгресса, посвящённого юбилею системы ЭПМ ( системы эмоционально-психологических матриц).
- Друзья! - начал он свою заздравную речь. - Вот уже двадцать пять лет прошло с момента обнародования результатов моих с братом исследований. К сожалению, он не дожил до триумфа нашего открытия. - На этом месте академик склонил голову и зал последовал его примеру.- За эти двадцать пять лет, произошло многое. На основе нашего открытия, была разработана и внедрена в жизнь, система адекватного противодействия насильственным преступлениям, позволившая в разы сократить количество тяжких и особо тяжких преступлений. А самое главное, произошли колоссальные сдвиги в сознании людей: убийство или иное тяжкое преступление, теперь практически неприемлемо для нормального человека. Ибо наказание наконец-то стало соразмерно преступлению! - Патетически воскликнул Чайльд.
Сидевший рядом со мной молодой парень, по виду, мой ровесник, тяжело вздохнул - Затянул шарманку, старый пень. Сейчас час будет петь себе дифирамбы. - Он, аккуратно прикрыв рот ладонью, зевнул.
Кого-то он мне напомнил, этот парень. Присмотревшись повнимательней, я вздрогнул - если бы я точно не знал, что мой первый сосед по камере, Женька, сейчас находится в тюремной больнице, решил бы, что это он. Только этот парень явно старше, лет на пять.
Сидевший справа от нахала, представительный мужчина лет сорока, шикнул на него.
Академик тем временем продолжал вещать - Тридцать два года назад, мой брат, Рин Селвинг, тогда ещё студент факультета биологии, провёл серию экспериментов, в ходе которых получил уникальные данные: оказывается, в мозге человека есть отдел, по свойствам напоминающий, "чёрный ящик" - устройство, применяемое в авиации, накопитель полётных данных. Только в "чёрный ящик" мозга, откладываются наиболее сильные переживания человека и сохраняются там, и после смерти. Брат поделился этим открытием со мной, тогда - скромным ассистентом кафедры психофизиологии. Вместе мы начали работать над так называемым "ретранслятором" - прибором, который поможет извлекать, расшифровывать и транслировать эту информацию из мозга. Многие великие философы, писатели и художники, грезили о том времени, когда один человек сможет почувствовать то же, что и другой. Сочувствовать, сопереживать, сострадать в изначальном смысле этих слов. К сожалению, брат не смог довести работу над прибором до конца - внезапно и трагически погиб, в результате несчастного случая. Но я не сдался и продолжил работать. В результате, через год я собрал первый ретранслятор и провёл эксперимент по передаче информации от одного человека к другому. Эксперимент удался.
На этом месте речи, зал разразился овациями. Академик переждал аплодисменты и продолжил. - Первыми, результатами моей работы, заинтересовались, конечно, представители пенитенциарной системы. Вскоре я заключил договор с министерством юстиции. К работе были привлечены психиатры, психологи, юристы и через два года президенту был представлен проект преобразования существующей системы наказаний. Идея его заключалась в том, что теперь, преступник, совершивший тяжкое или особое тяжкое преступление, должен был подвергнуться процедуре ретрансляции психоматрицы его жертвы. То есть, грубо говоря, убил - почувствуй то, что ощущала твоя жертва.
Зал снова взорвался аплодисментами, я сжал кулаки.
Раньше говорили, что умереть можно только один раз. Теперь - столько, сколько будет угодно тюремному психотерапевту. Сколько сеансов он назначит, ознакомившись с твоим делом и протестировав тебя. Сеанс ретрансляции - это белая комната, кресло с ремнями, яркая вспышка и ты оказываешься на ночном шоссе. А потом тебя сбивает машина, и ты умираешь. Три раза в неделю, в течении семи лет. Всё, как доктор прописал. Бедняга Женька, он сошёл с ума после десятого сеанса. Говорят, человек привыкает ко всему, к ретрансляции привыкнуть было невозможно...На миг, мне нестерпимо захотелось, чтобы эти лощёные умники сами испытали на своей шкуре то, чему подвергали нас, душу бы за это отдал. Конечно, я не спорю, мы сами виноваты, мы совершили преступления. Но ведь преступление преступлению рознь.. Не в силах сдержаться, я торопливо вышел из зала, прижимая к лицу носовой платок - словно у меня кровь пошла носом. По дороге сюда, я прокручивал разные варианты отмщения. Но отмёл их все, в силу неосуществимости: устроить теракт на конгрессе было нереально, ни навыков такого рода, ни знакомств, у меня не было, да и за безопасность участников конгресса отвечали государственные силовики. Тогда я решил подвести под статью Чайльда Селвинга. Почему именно его? Не своего тюремного психотерапевта, ни следователя, который вёл моё дело, ни, наконец, Алекса? Не знаю. Вернее знаю - наверно, чтобы привлечь внимание к существующему положению вещей. Слишком многое я повидал в тюрьме за семь лет, чтобы мстить только за одного себя. А ещё потому, что все основные положения системы ЭПМ в пенитенциарной системе, были разработаны и внедрены Чайльдом Селвингом. Это он настоял на многократном ретранслировании, называя его - лечением.
Подумать только, прошла всего неделя, с того момента, как я выбежал из зала во время выступления академика Селвинга. Кем я тогда был? Бывший зек с подложными документами и выжженной душой, одержимый местью. А сейчас? Что изменилось сейчас? Сидящий напротив меня полицейский комиссар внимательно смотрит на меня. Я развалился на стуле, с видом полнейшего спокойствия. Да и сказать по правде, я сейчас не подозреваемый, а свидетель по самому громкому делу, за последние двадцать лет.
- При каких обстоятельствах вы познакомились с Игорем Данихиным, ассистентом академика Селвинга? - Спросил он.
- Мы познакомились в кафе на территории здания Эмбилдинг компани, где проходил конгресс посвящённый ЭПМ. - Поясняю я.
- Где вы находились незаконно и с липовыми документами. - Иронично замечает комиссар.
- По поводу документов, мы кажется с вами, договорились! - Восклицаю я.
Комиссар нехотя кивает. - Отделаешься штрафом. - Почему именно с вами Игорь Данихин стал делиться своими подозрениями? - Продолжает он допрос.
Я пожимаю плечами. - По-моему, на тот момент ему было всё равно, кому рассказать о своей находке. Игорь занимался организацией музея, в старой квартире Рина Селвинга. Он приводил в порядок архивы, документы и наткнулся на что-то вроде дневника Рина, зашифрованного. Месяц Игорь потратил на расшифровку документа, и из него узнал, что все расчёты и схемы "ретранслятора", а также вся теоретическая база, были сделаны именно Рином. После смерти Рина, Чайльд выждал время, и предъявил научному сообществу работу брата. Всё это сравнительно легко доказать. Я посоветовал Игорю напрямую обратиться к академику Селвингу, предъявить ему копию дневника.
- Зачем? - В упор, глядя на меня, спросил комиссар. - Почему бы Игорю сразу было не обратиться в газеты и предать это дело гласности?
- Чайльд Селвинг - его научный руководитель, много ему помогал, продвигал, выступил соавтором нескольких публикаций. Игорь не мог поступить так по отношению к нему. Да и не любит научная общественность когда "сор выносят из избы". Наверняка его обвинили бы в фальсификации.
- А почему вы решили подстраховать его и спрятались в шкафу в кабинете мистера Селвинга? Задаёт комиссар главный вопрос и буквально впивается в меня взглядом.
Но я всё так же безмятежно пожимаю плечами. - Интуиция, наверно. Да и странный, какой то несчастный случай, произошел с мистером Рином. Смерть в результате короткого замыкания сигнализации...- И, не удержавшись спрашиваю комиссара. - А что теперь будет с Чайльдом Селвингом?
Комиссар на мгновение задумывается, прокручивая в голове уголовный кодекс. - Покушение на убийство мистера Данихина, убийство мистера Рина Селвинга, присвоение интеллектуальной собственности...Вероятнее всего - двадцать лет особого режима с интенсивным лечением. Хотя, тело мистера Рина давно истлело, и снять с него посмертную матрицу возможным не представляется...
- Я думаю, друзья мистера Чайльда что-нибудь придумают. - Ослепительно улыбаюсь я.
Расписываюсь в протоколе и вскоре выхожу на залитую солнцем улицу. Там, на скамейке, прямо напротив полицейского управления, сидит Игорь.
- Ну как? Отстрелялся?- Спрашивает он меня.
- Всё ок.- Коротко отвечаю я.
- Как ты думаешь, быстро они докопаются до того, что Женька - мой брат ?- Спрашивает он.
- Может, вообще не докопаются. Он у родственников воспитывался, вы с Леной - в детдоме. Да и сути это не изменит. Чайльд убил Рина и присвоил его открытие, и тебя убить пытался. Говорю я. - Кстати, как Женька?
- Его перевели из тюремной больницы в обычную. Психиатр, который теперь им занимается, говорит, что надежда есть. Игорь поглядывает на часы. - Ох уж эта Лена, всегда опаздывает.- Ворчит он.
- А вот и нет! - Возражает подбежавшая Лена. - Сегодня я вовремя.
Я смотрю на неё, запыхавшуюся, с растрёпанными волосами и она кажется мне самой красивой девушкой на свете...