Матвеева Нина Владимировна. Без размера и рифмы. Часть 2

Без рифмы и размера.

Часть 2.

Поэзия не в форме мыслей, а в самих мыслях.

В. Гюго

Новые поэтические формы в XIX веке наиболее активно осваивали французские поэты и писатели.

В этом отношении знаменательно начало столетия.

Совершенно, казалось бы, неожиданный пример написания стихотворений в прозе - творчество

аббата де Ламенне, религиозно-политического деятеля и писателя, одного из главных проповедников

христианского социализма.

"Теперь я размышляю над трудами аббата Ламенне

и рекомендую тебе их внимательно прочитать".

Из письма Адама Мицкевича другу, Антонию Эдварду Одынцу -

польскому поэту и переводчику,

Аббат Фелисите де Ламенне (1782-1854) -ориентировался на форму псалмов, которые "давали образец

поэзии в прозе - короткие тексты, разделённые на строфы, размеченные рефренами, выдержанные

в лирическом и проповедническом регистре".

***

Одним из молодых поэтов-романтиков, обратившихся к давно забытым средневековым или ренессансным

литературным источникам, овладевая и преображая забытые поэтические нормы или же изобретая их заново,

был Альфонс Рабб.

Альфонс Рабб (1784-1829) - писал прозу и исторические труды, в том числе "Краткую историю России",

он автор текстов-размышлений, наполненных мыслями, рождёнными осознанием горечи бытия.

Собрание его стихотворений в прозе, эссе и афоризмов "Альбом пессимиста" вышло посмертно (1835-1836).

Бездна (фрагмент)

Боги! Как переменился вид вокруг! Какое горестное и страшное пробуждение! Я заснул на краю бездны - открываю глаза, скатившись в глубь её.

Сила, красота, молодость - всё погибло! Дары весёлой, беззаботной юности, несметное сокровище, которому я не знал цены, - вы ускользаете от меня!

Да смею ль я сетовать, безрассудный, неосторожный? Как берёг я это сокровище? Как старался оборонить его от посяганий кичливого беспутства? Уже я сгибался под жестокими ударами, уже попал в западню, расставленную на дороге жизни моей, - а всё не прозрел!

О бесконечно щедрая мать, о природа, хранительница и целительница, прости меня! Надеяться на неистощимость твоих милостей означает употреблять их во зло. И самый полноводный поток, широко разливаясь волнами, иссушит наконец свой источник. О природа! Я ослушался твоих благодетельных наставлений. Я предавался ложным радостям и пустым тревогам. О мать! Я справедливо наказан ...

Перевод Ю.Гинзбург

Трубка (фрагмент)

Зажги мне трубку, мой юный друг, зажги и подай, чтобы я мог разогнать скуку жизни и погрузиться в забвение всего на свете, пока тупая, жадная до грубых развлечений чернь спешит по улицам богатого и суеверного Марселя ...

Перевод Ю.Гинзбург

От Альфонса Рабба "ниточка тянется" к Бертрану, Бодлеру и Рембо.

Алоизиюс Бертран (1807-1841) - поэт-романтик, ввёл "стихотворение в прозе" во французскую и вместе с тем

в мировую литературу как "особый поэтический жанр", обрётший впоследствии метафизические устремления.

Дурачок

Из цикла поэтических новелл "Ночной Гаспар.

(Фантазии в манере Рембрандта и Калло)"

Старинный каролус был с ним.

Монета с агнцом золотым.

Из рукописей Королевской библиотеки

Луна расчёсывала свои кудри гребешком из черного дерева, осыпая холмы, долины и леса целым дождём светлячков.

***

Гном Скарбо, сокровища которого неисчислимы, под скрип флюгера разбрасывал у меня на крыше дукаты и флорины; монеты мерно подпрыгивали, и фальшивыми уже была усеяна вся улица.

Как ухмыльнулся при этом зрелище дурачок, который каждую ночь бродит по безлюдному городу, обратив один глаз на луну! А другой-то у него выколот!

- Плевать мне на луну, - ворчал он, подбирая дьявольские кругляки, - куплю себе позорный столб и буду возле него греться на солнышке.

А луна по-прежнему сияла в небесах; теперь она укладывалась спать, а у меня в подвале Скарбо тайком чеканил на станке дукаты и флорины.

Тем временем заблудившаяся в ночных потёмках улитка, выпустив два рожка, искала дорогу на сверкающих стёклах моего окна.

*****

Жанр "стихотворения в прозе" развивался и как форма выражения бунта

против социальных и литературных установлений.

Шарль Бодлер (1821-1867), испытавший влияние Алоизиюса Бертрана, поэт и критик, классик

французской и мировой литературы является автором выражения: "маленькие стихотворения

в прозе". Размышляя о "чуде поэтической прозы, музыкальной без размера и рифмы, достаточно

гибкой и послушной", он предполагал, что ей предстоит "выразить все удручающие настроения современного

человека".

****

III. Confiteor* художника

[ *Исповедуюсь... (лат.) - начало католической молитвы.]

Как пронзают душу умирающие осенние дни! Ах! пронзают до боли; ибо есть упоительные ощущения, самая неясность которых не убавляет их силы; и нет острия более колкого, чем острие Бесконечности.

Какое огромное наслаждение - погрузить взгляд в необъятный простор неба и моря! Одиночество, тишина, ни с чем не сравнимая ясность лазури! Маленький парус, дрожащий на горизонте, что в своей крохотности и затерянности схож с моим непоправимым существованием, монотонная мелодия прибоя, - обо всех этих вещах я мыслю, или они мыслят мной (ибо в огромном пространстве грез "я" теряется мгновенно); они мыслят, говорю я, но эти мысли звучат музыкой и расцвечиваются яркими красками, свободные от словесных хитросплетений, силлогизмов и умозаключений.

Однако эти мысли, исходят ли они от меня или устремляются из глубины вещей, делаются вскоре чересчур напряженными. Избыток наслаждения сменяется вялостью и самым настоящим страданием. Мои нервы, слишком натянутые, содрогаются болезненно и мучительно.

И вот уже глубина небес меня подавляет, чистота и прозрачность - выводят из себя. Бесстрастная морская гладь, незыблемость этого грандиозного зрелища представляются мне возмутительными... Ах!.. нужно ли вечно страдать, или вечно избегать прекрасного? Природа, волшебница, не знающая жалости, всегда торжествующая соперница, оставь меня! Не искушай меня в моих желаниях и в моей гордыне! Всякий урок прекрасного - поединок, где художник испускает вопль ужаса перед тем, как упасть побежденным.

Перевод Татьяны Источниковой

Каждому своя химера

Под широким пасмурным небом, на широкой пыльной равнине, где ни дороги, ни травы, ни репейника, ни крапивы, я встретил людей, которые шли, согнувшись.

Из них каждый нёс на спине громадную Химеру, тяжёлую, как мешок с мукою или углём, или как ноша римского пехотинца.

Но чудовище не было неподвижною тяжестью: оно обнимало и давило человека гибкими и мощными мышцами; оно держалось на плечах своего носителя, зацепив на его груди один за другим два огромные когтя, -- и чудовищная пасть над головою человка возвышалась, как один из тех страшных шлемов, которыми древние воители надеялись ужаснуть врага.

Я обратился к одному из этих людей и спросил его, куда они так идут. Он отвчал мне, что ничего не знает, ни он, ни друпе; но что, конечно, они идут в какую-то страну, потому что непобедимое стремление двигает их. И я заметил: никто из этих путников не казался раздраженным против свирепого зверя, повисшаго на его шее и прильнувшего к его спине, -- как будто каждый из них считал его частью себя самого. Все эти утомлённые и задумчивые лица не обнаруживали отчаяния; под печальным сводом неба, с ногами, погружавшимися в прах земли, такой же грустной, как это небо, они проходили с покорным выражением людей, которым суждено всегда надеяться.

И они прошли мимо меня и скрылись на горизонте, там, где округлённая поверхность планеты скрывается от любопытного взора.

И несколько минут я упорно думал об этой тайне; но вскоре непреодолимое равнодушие обрушилось на меня и отяготело на мне сильнее, чем на них самих -- их пагубные Химеры.

Перевод Фёдора Сологуба

Жан Николя Артюр Рембо (1854 -- 1891) - французский поэт, представитель группы "прСклятых поэтов".

Его не очень-то большое творческое наследие оказало огромное влияние на последующее развитие поэзии.

Из цикла " Фразы"

Когда этот мир однажды будет сведен к одному только темному лесу, предназначенному для четырех ваших глаз удивленных, - к одному только пляжу для двух сохраняющих верность детей, - к одному музыкальному дому для нашего светлого чувства, - я вас отыщу.

Будь здесь только одинокий старик, прекрасный, спокойный и окруженный "неслыханной роскошью", - я склонюсь перед вами.

Воплоти я все ваши воспоминанья, - будь я той, кто смогла бы связать вас по рукам и ногам, - и я задушу вас.

Перевод М.Кудинова

Заменяя рифму ассонансом, используя вместо двенадцатисложной строки

одиннадцати-, десяти-, восьмисложную, ослабляя синтаксические связи,

не соблюдая правила пунктуации, Рембо разрушает традиционную систему

французского стихосложения, открывая дорогу "свободному стиху".

XXXIII. Mouvement

(Ю partir de la sИrie "illumination")

Le mouvement de lacet sur la berge des chutes du fleuve,
Le gouffre а l'йtambot,
La cйlйritй de la rampe,
L'йnorme passade du courant,
Mиnent par les lumiиres inouпes
Et la nouveautй chimique
Les voyageurs entourйs des trombes du val
Et du strom.

Ce sont les conquйrants du monde
Cherchant la fortune chimique personnelle ;
Le sport et le confort voyagent avec eux ;
Ils emmиnent l'йducation
Des races, des classes et des bкtes, sur ce vaisseau.
Repos et vertige
A la lumiиre diluvienne,
Aux terribles soirs d'йtude.

Car de la causerie parmi les appareils, le sang, les fleurs, le feu, les bijoux,
Des comptes agitйs а ce bord fuyard,
- On voit, roulant comme une digue au-delа de la route hydraulique motrice,
Monstrueux, s'йclairant sans fin, - leur stock d'йtudes ;
Eux chassйs dans l'extase harmonique,
Et l'hйroпsme de la dйcouverte.
Aux accidents atmosphйriques les plus surprenants,
Un couple de jeunesse s'isole sur l'arche,
- Est-ce ancienne sauvagerie qu'on pardonne ? -
Et chante et se poste.

Из цикла "Озарения"

XXXIII. Движение

Извилистое движение на берегу речных водопадов,

Бездна позади корабля,

Крутизна мгновенного ската,

Огромность теченья

Ведут к неслыханным знаньям

И к химии новой

Путешественников, которых окружают смерчи долины

И стрима.

Они - завоеватели мира

В погоне за химически-личным богатством;

Комфорт и спорт путешествуют с ними;

Они везут с собой обученье

Животных, классов и рас; на корабле этом --

Головокруженье и отдых

Под потоками света

В страшные вечера занятий.

Болтовня среди крови, огня, приборов, цветов,

драгоценных камней;

Счета, которыми машут на этой убегающей палубе;

Можно увидеть - катящийся, словно плотина за моторною

гидродорогой,

Чудовищный и без конца озяряемый - склад их учебный;

В гармоничный экстаз их загнали,

В героизм открытий,

Среди поразительных атмосферных аварий

Юная пара уединилась в этом ковчеге,

- Должно быть, простительна древняя дикость? -

И поет, и на месте стоит.

Перевод М.Кудинова

***

Обращаясь к проблеме освобождения стиха, следует, полагаю, отметить, обратный процесс -

влияние прозы на стих, - порождающий верлибр, где особую роль играет графика, дающая вместе

со знаком ритма, знаки метрического единства.

"Калиграмы" Аполлинера являются почти последней степенью высвобождения стиха,

экспериментом, который выходит даже за пределы верлибра. Поэт сомневался в необходимости

"писать прозой или писать стихами", соблюдая при этом правила грамматики или норм стихосложения,

даже свободный стих казался ему лишь первым толчком к свободе искусства...

Так как верлибр - всё же исторически поздняя система стихосложения, в сознании авторов он всегда

соотносится с тем или иным более ранним типом стиха. К верлибру чаще всего обращаются поэты,

уже имеющие опыт работы со стихом традиционных систем и поэтому неизбежно вносящие в его

структуру что-то, связанное со своим, индивидуальным представлением о природе верлибра.

Примером могут служить опыты французских поэтов конца XIX века, когда во Франции случился всплеск

католицизма, спровоцировавший редкое в интеллектуальной истории появление плеяды католических поэтов

так называемого "Католического возрождения". Это в первую очередь Поль Клодель, новый лиризм

которого - это лиризм человека, обратившегося в католицизм внезапно, и Шарль Пеги, поэтика которого,

можно сказать, произвела революцию во французской поэзии: Пеги многое почерпнул из источников

католической литургии (так!).

Поль Клодель (1868-1955) - поэт, драматург, эссеист, крупнейший религиозный писатель

XX века, младший брат скульптора Камиллы Клодель, модели и возлюбленной Родена.

РЕКА

Выразить реку с ее водой - это нечто:

это не что иное, как огромное непобедимое влеченье

И не что иное - на карте или в мысли, - как все без пропусков: поглощенье

Явного и вероятного по ходу теченья.

И никакой задачи, кроме горизонта - да моря где-то вдали, как счастье.

И соучастье рельефа в этом весе и страсти.

И одно усилие - кротость, и одно терпение - связь, и одно орудье - разум,

и одна свобода, и она не что иное,

Как вечно впереди меня идущая встреча с неизбежностью и строем.

Не шаг за шагом, но всей массой сразу, всей, какая растет,

тяжелеет; идет

Материк за мной: захваченная мыслью земля

дрогнула и двинулась вперед.

Всеми точками своего бассейна - а это мир - и всеми фибрами

своего дыханья

Река созывает к себе все, что необходимо для нарастанья.

Грохочущий каменистый поток - или ключ с целомудренных гор,

сверкающий в череде святых теней,

Или настой пахучих болот, от которого овцы делаются жирней, -

Главный замысел, сколько хватает глаз,

обогащается от случайностей и противотоков.

И артерия бредет путем своим, не беспокоясь фантазиями притоков.

И вертит мельницы, и города на ее берегах - один за другим -

становятся прекрасны и объяснимы.

И тащит всей силой весь этот мир, судоходный, плавающий и мнимый.

И последний порог, как первый, как все, преодоленные в свой черед,

Волей всей земли, идущей за ней, - не сомневайтесь, она возьмет!

О Премудрость, однажды увиденная! Разве не за тобой я пустился в путь

с юности моей начальной?

И когда я сбивался и падал, разве не ты поджидала меня с улыбкой

терпящей и печальной?

Чтобы снова мало-помалу я встал, преследуя непререкаемое

твое молчанье.

Это ты была, в час спасения моего, это лицо твое, высокая дева,

первая, кого я встретил в Писанье!

Ты как второй Азария, взявший Товию в свое попеченье.

Стадо твое из единой овцы не наскучило тебе на мгновенье.

Сколько же стран мы вместе минули! сколько происшествий и лет!

И после долгой разлуки - радость этих встреч, светлей, чем свет!

И вот уже солнце так низко, что можно, кажется, дотянуться рукой.

И так длинна твоя тень, что, как сама дорога, ложится за тобой.

Сколько хватает зренья, лежит она за тобой и она - твой след.

И для того, кто глаз с тебя не сводит,

нет головокруженья и сомненья нет.

Лес или поле, превратности разных мест, ливень, завеса дыма -

Всё в присутствии лица твоего делается золотым и различимым.

И я всюду пойду за тобой, как за матерью боготворимой.

Перевод Ольги Седаковой

Шарль Пеги (1873-1914) - поэт, драматург, публицист, эссеист и редактор. Погиб в битве на Марне...

Париж - военный корабль

Двойной корабль войны вдоль стройных колоннад.

Когда-то в сто бойниц гора сторожевая,

Теперь - большой завод, живая кладовая,

Под вой зелёных жерл скопившая свой клад.

Отцы тебе несли горячих песен ад,

Ты щедро расцветал, их жизни выпивая,

Когда на гордый бак, гремя, скакала стая

Визгливых штуцеров и гулких каронад.

Но мы тебе несём с последним приговором

Сердца, раскрытые всем бедам и ветрам,

Сердца, взалкавшие по всем морским просторам.

Последние бойцы угасших орифламм,

Зелёных демонов, оскаленных дозором,

Мы весело сожжём подножье Нотр-Дам.

Перевод А.Кочеткова

Свободный стих, верлибр - это, прежде всего, огромное количество авторских вариантов. Общим для них

является использование в качестве строительного материала художественной речи, не деформированной ни

метром, ни рифмой, ни инверсией, по сути - прозаической.

Прозаизация стиха наиболее заметна в лексике, где происходит вытеснение поэтизмов, на смену которым

приходят прозаические профессионализмы, диалектизмы, научная и техническая лексика; о разработке

урбанистической темы мы уже говорили.

Так в 1980 году Польша пережила крушение коммунистического

режима, что способствовало обогащению польской литературы новыми

тенденциями: оживился поиск духовных корней или собственной

"малой родины", были сделаны попытки введения в художественную

литературу языка современных СМИ, знаковых явлений и героев

массовой культуры.

Во французской литературе "свободному стиху" (vers libre) предшествовал "освобождённый стих" (vers libИrИ) символистов.

"Освобождённый стих", как и неточная рифма, переходящая в ассонанс, впервые появилась у Верлена. А уже "свободный стих" - как Верлена, так и Рембо - открыл пути для дальнейших попыток расширения границ стиха не только во французской, но и мировой литературе.

Жюль Лафорг (1860 -1887) - французский поэт-символист.

Переводя Уитмена, вносил свой вклад в развитие французского верлибра.

Приближение зимы (фрагмент)

Где солнце властное рачительной страды?

Где щедрые Пактолы?

Сырые рощи голы,

А солнце, как плевок у стойки кабака,

Бесцветнее плевка,

Скатилось за бугор, поросший желтым дроком,

И смотрит из-за гор и ненароком

Роняет чахлый свет на поредевший дрок,

А звонкий рог

Поет ему: "Очнись!" -

Поет: "Вернись!" -

И ввысь

Летит: "Ату, ату и улюлю!",.

Опять шарманку завели свою!..

Сойти с ума!..

А солнце опухолью на краю холма

Исходит дрожью - по бездорожью...

Ату, ату и улюлю!..

Опять знакомка старая, зима,

Бредет по топкой выбитой дороге,

Ни Красной Шапочки под бурей заунывной,

Ни вас, скрипучие расхлябанные дроги,

Что, словно Дон-Кихоты, лишь недавно

К дозорам облаков подняться не робели,

А нынче облака уносит непогода

К заатлантической далекой колыбели...

Спешите! - уж такое время года!

О, гнезда, о листва, разодранная в клочья!

Зима немало потрудилась этой ночью:

Не сердца стук - сквозь сон - удары топора!..

Еще вчера был этот лес такой зеленый,

А нынче листьями усыпаны поляны,

О листья, листья, вереницей пленной

По стынущим прудам разносят вас ветра,

Лесничий соберет вас для костра,

Для тюфяков на койках госпитальных

В краях неведомых и чужедальных,

Для сыновей, что с Францией в разлуке...

Зима, опять зима и километры скуки,

И лед на проводах, и ржавчины налет,

Охотничьих рогов я снова слышу звуки.

Знакомый гул - поют, поют, поют!

Покоя не дают,

Боюсь, к утру

Они давнишнюю разбередят хандру...

Поют, поют - и не перестают!..

Ту-ру-ру-ру! -

Как вы грустны на северном ветру!..

Что делать?- Уж такое время года!

Поют рога - от них не скрыться ни за что!

Прощайте, праздники и танцы под каштаном,

Корзины, виноград! - совсем как у Ватто!..

Перевод Р. Дубровкина

***

Активно использовали верлибр англоязычные поэты. И не только представители имажизма,

зародившегося в Англии накануне Первой мировой войны, когда уже становились ощутимы неизбежные

перемены в поздневикторианской Англии.

Имажизм возник как течение в недрах лондонского "Клуба поэтов".

Именно здесь началось формирование традиций английского белого

стиха (не имеет рифмы, но обладает размером) и верлибра. Окаменелость

привычных поэтических форм заставила молодых литераторов искать новые

пути в поэзии.

Первые имажисты - Томас Эрнест Хьюм и Фрэнсис Флинт,

Ричард Олдингтон и Хильда Дулитл.

В 1908 году Хьюм опубликовал стихотворение "Осень",

удивившее всех неожиданными сравнениями:

Осенний вечер стал прохладней,

Я вышел погулять

Румяная луна стояла у плетня,

Как краснорожий фермер

С ней говорить не стал я,

Только поклонился

Кругом толпились щупленькие звезды,

Похожие на городских детей...

Перевод И. Романовича.

"Образы в стихе -- не просто декорация, но самая суть интуитивного языка",

и "...новые стихи подобны скорее скульптуре, чем музыке, и обращены более к зрению,

нежели к слуху"... Томас Эрнест Хьюм

В 1909 году к группе примкнули отколовшиеся от футуристов и стоявшие у истоков

теоретико-эстетических исканий имажистов английский писатель Уиндхэм Льюис и

американский поэт Эзра Паунд.

Эзра Лумис Паунд (1885 -- 1972) -- американский поэт, один из основоположников англоязычной

модернистской литературы, издатель и редактор. С 1920 по 1948 жил в Европе - вначале в Париже,

потом в Италии. Вольные переводы Паунда из китайской поэзии, сделанные по подстрочникам и

вышедшие в 1915 году, стали для современной англо-американской поэзии образцом того, что теперь

называют верлибром.

Дориа*

[* Дориа - Дорянка (греч.)]

Пребудь во мне всегда, как вечное

своеволие студеного ветра, не как

Нечто мимолетное -

веселые игры цветов.

Удержи меня в одиночестве мощных

бессолнечных скал

И серых вод.

Пусть боги шепчутся о нас

В грядущие дни,

лилии Ахерона

Пусть не забудут тебя.

На станции метро

Виденье этих лиц в толпе несметной -

Как россыпь лепестков на черной мокрой ветке.

Комнатный кот

"Привольно мне бывать среди красавиц.

Зачем стесняются признаться в этом люди?

Я повторяю:

Привольно мне общение с красавицами,

Пусть даже разговор их - ни о чем:

Дрожание антенн незримых

Столь восхитительно, маняще!"

Meditacio

Постигнув странные повадки псов,

Я должен признать,

Что человек - венец творенья.

Постигнув странные повадки людей...

Не знаю, что и сказать, о други!

Перевод Анатолuя Кудрявuцкого

Перси Уиндхем Льюис(1882 -- 1957) -- английский художник, писатель и теоретик искусства.

...Основным принципом поэзии имажизма предполагается

примат "образа как такового".

Основой имажизма является не слово-символ с бесконечным

количеством значений,

как в символизме, не слово-звук, как в кубофутуризме,

не слово-название вещи,

как в акмеизме, а слово-метафора с одним определённым значением.

"Единственным законом искусства, единственным и несравненным

методом является выявление жизни через образ и ритмику образов"

(Из "Декларация" имажинистов)

Что же касается первенства, то принято считать, что впервые термин "верлибр" использовал Ричард Олдингтон,

также стоявший, как и его жена Хильда Дулитл у истоков имажизма. В 1915 году Олдингтон писал в предисловии

к антологии имажизма:

"Мы не настаиваем на том, что верлибр - единственный

метод написания поэзии. Но мы отстаиваем право и свободу

поэтов писать таким образом..."

В 1914 году имажисты опубликовали антологию своей поэзии "Des Imagistes". Сборник на одну треть состоял

из стихов Олдингтона.

Ричард Олдингтон (Эдвард Годфри Олдингтон) (1892 - 1962) - английский поэт, прозаик, критик.

Наиболее известен свой военной поэзией.

Фавн, впервые видящий снег

О Зевс,

Метатель медных молний,

Вихритель туч, сын Кроноса,

Нацель месть свою на ореад,

Разбрызгавших белые стьлые пятна

Облаков и тумана

По бурым деревьям и лохматой траве

Лугов, где ручей бежит черной струей

Меж сияющих голубоватой белизной

Берегов.

О Зевс,

Не прорвалась ли твердь небес,

Не осыпается ли на меня

Мраморно-белыми перистыми хлопьями?

Плутоном и Стиксом клянусь,

Когда ставлю я наземь копыта,

Белые холодные пятна оседают, сплющиваются -

И я скольжу по ослизлой почве.

Перевод Анатолия Кудрявицкого

Июньский дождь

Жаркое Солнце, огненный

Зев грифона, лижет золотым языком

Городские улицы; люди и стены

Съеживаются, пыльный воздух замирает.

На третий день веет ветер,

Морские волны безмолвно расступаются,

Вуаль дождевых капель

Завешивает Солнце и густую голубизну.

Серый плащ дождя,

Стылый, как седой апрельский мороз,

Облегает нac

Перевод Анатолия Кудрявицкого

Хильда Дулитл (1886-1961) - американская поэтесса. Большую часть жизни провела в Европе...

Остались таинства

Остались таинства,

и я верна

череде дождя и солнца,

рост зерна

лелеющих; к Деметре, за травой

приглядывающей, я добавлю

тебя с благодарением,

Якх хмельной;

ибо верна закону

и в таинствах тверда,

в которых есть для всех,

кто жив и мертв - одно;

Аз есмь и хлеб, и красное вино;

храня закон,

я в таинствах тверда:

я есть вино

и ветви -

то и те.

Перевод И.Вишневецкого

***

Верлибр, пройдя ряд типологических метаморфоз, рождался в условиях, когда вольных стихов, то есть

рифмованных, но со значительным и неурегулированным перепадом стопности, уже стало недоставать и всё

сильнее сказывались личные установки и пристрастия апологетов свободного стиха.

"В связи с ломкой мировоззрения появилась потребность

в большей свободе выражения чувства и мысли с активным

использованием метафор и вторых смысловых планов,

обогащающих прозу. Так проявлялась "компенсаторная" роль

поэзии, которая восстанавливая связь с возможностями

человека и языка, стремилась с их помощью, не прибегая к

какому-либо рациональному действию, вновь обрести

глубокий смысл вселенной"

Стивен Крейн (1871-1900) - поэт, прозаик и журналист, представитель импрессионизма, один

из основоположников верлибра в американской поэзии.

***

Бог заботливо снарядил корабль мироздания.

С прирожденной сноровкой мастера на все руки

Сладил он остов и паруса,

Держал в руках и руль,

Собираясь его приделать.

Тут распрямился Бог, с гордостью взирая

на свою работу.

Вдруг - в это роковое мгновенье -

его по ошибке окликнули

И он повернулся узнать, в чем дело.

Корабль же - смотрите-ка - улучив момент,

Мягко, бесшумно соскользнул в воду.

С тех пор, навеки лишенный руля,

плывет он по морям,

Следуя непредсказуемым курсом,

Заходя случайно в гавани прогресса,

Подчиняясь любой прихоти шальных ветров,

Словно голосу разума.

И многие на небесах

Потешаются над этим.

Перевод Анатолия Кудрявицкого

***

А нельзя ли писать просто прозой без всяких "заморочек", раз верлибр сложнее прозы, как мы

уже выяснили? Что он даёт поэту? Об этом написано как будто бы много. Пройдитесь по

многочисленным тропинкам Интернета, почитайте замечания, сделанные вскользь, посмотрите

небольшие и большие статьи, эссе, диссертации! И всё-таки - недостаточно. Недостаточно

для уяснения поэтики верлибра, впрочем, как и причин... и следствий...

***

"...польский верлибр - это высокого класса поэзия!"

Виктор Соснора

...Впрочем меня-то интересовал лишь небольшой частный вопрос: почему именно в Польше, как нигде,

верлибр рано прижился удержался, и поэтов, использующих эту форму, - форма, значит, всё-таки есть? -

не становится со временем меньше. Более того, рифмованные стихи на сегодняшний день здесь

мало популярны и слывут даже чем-то "второсортным", эдаким "низким" жанром.

Нет ли каких-то предпосылок в истории польской культуры и литературы, которые способствовали этому?

Полагаю, следует заглянуть вглубь европейской и, в частности, польской истории и поискать ответ там.

***

Поэзия по своей природе загадочна

и не раскрывается первому встречному .

Сократ

Возможно следует пройти "пунктиром" по истории развития польской поэзии, что, возможно, позволит хотя

бы наметить те её характерные особенности, которые в данном конкретном случае привели к возникновению

уникального явления - "польской школы" искусства.

Приступая к разговору о польских поэтах, сразу хочу привлечь внимание к тому, что большинство польских

Поэтов, о которых пойдёт речь, были представители дворянства, учились в европейских университетах,

владели иностранными языками и многие из них занимались переводами.

***

С чего же начать?..

Мне представляется, что в истории формирования польской государственности и её культуры чрезвычайно

важен XVI век. Именно там, на мой взгляд, следует искать первопричину, истоки своеобразия, особенности

формирования, преобразования и расцвета польской поэзии.

С него-то я и начну.

Это был тот период, когда Ренессанс, хотя и с некоторым опозданием, достиг Польши, и произошедшее

переплетение не только итальянских и немецких влияний с традиционной польской культурой привело

к своеобразным результатам. В том числе - в поэзии.

Ян Матейко. Коперник

Прежде всего, как мне кажется, важно отметить географическое положение Польши: на карте Европы она

находится на пересечении движения культурных течений, что испокон способствовало культурным контактам

и заимствованиям, а коллективную и личную самобытность поляков формировали не только влияние

многих культурных традиций, но и собственные традиции.

...польский менталитет можно обозначить так:

мы на всех смотрим и пробуем быть, как они, выбирая

наиболее подходящее...

...В польской культуре сильны латинские корни.

Мы приняли римские принципы мышления...

Кшиштоф Занусси

Новый тип ренессансной культуры проникал в Польшу настолько легко, что польская литература, оказалась

в плотном контексте развития европейской цивилизации эпохи "от Возрождения - через барокко - к Просвещению -

и далее" с ярко выраженной итальянской ориентацией.

***

Польша сказалась мне голосом поэзии.

Вяземский

Итак, "Золотой Век" Польши: от середины XVI до середины XVII веков.

Польские писатели первого поколения, находившиеся под влиянием итальянских гуманистов, создавали

свои произведения только на латыни. Постепенно поэзия стала двуязычной: дворяне использовали как латинский

язык, так и польский. Пример тому - творчество великого Яна Кохановского и Мацея Казимира Сарбевского

или - двумя столетиями позже! - "странная" поэзия Юзефа Бака.

Ян Кохановский (1530-1584) - польский поэт эпохи Возрождения.

...Прекрасный, стройный мир! Кого б не поразила

Небесная лазурь, где движутся светила,

Кто не дивился бы на лунный свет в ночи,

На солнце, что нам шлет живящие лучи,

Хоть поутру встает лениво, в сонной неге,

Чтоб гаснуть вечером, устав в далеком беге;

На месяц, медленно встающий вслед за ним,

В сияющем плаще, с его венцом златым...,

Пер. В.Рождественского

Кохановский учился в Краковской академии, Кёнигсбергском и Падуанском университетах. В середине XVI века

совершил поездки в Германию, Францию.

Италия, очаровав Кохановского постпетрарковской поэзией, пленила его сердце.

Франческо Петрарка (1304-1374) - итальянский поэт, глава старшего поколения гуманистов, один из величайших

деятелей периода перехода от эпохи итальянского Средневековья к эпохе Возрождения.

Благословен день, месяц, лето, час

И миг, когда мой взор те очи встретил!

Благословен тот край, и дол тот светел,

Где пленником я стал прекрасных глаз!

Благословенна боль, что в первый раз

Я ощутил, когда и не заметил,

Как глубоко пронзен стрелой, что метил

Мне в сердце Бог, тайком разящий нас!

Благословенны жалобы и стоны,

Какими оглашал я сон дубрав,

Будя отзвучья именем Мадонны!

Благословенны вы, что столько слав

Стяжали ей, певучие канцоны, -

Дум золотых о ней, единой, сплав!

Ян Кохановский.

Перевод Вячеслава Иванова

Джованни Боккаччо (1313-1375) - итальянский писатель и поэт, представитель литературы эпохи

раннего Возрождения.

Сандро Боттичелли.

Картина на тему новеллы Джованни Боккаччо

"История Настаджо дельи Онести"

Лоренцо Медичи: (1449-1492) - флорентийский государственный деятель, глава Флорентийской республики

в эпоху Возрождения, покровитель наук и искусств, поэт.

Лодовико Ариосто (1474-1533) - величайший поэт Италии эпохи Высокого Возрождения. Его рыцарская поэма

"Неистовый Роланд" оказала значительное влияние на развитие европейской литературы Нового времени.

***

...Вернувшись на родину, Ян Кохановский начал огромный систематический труд по созданию польской

системы стихосложения, доведя до совершенства литературный польский язык и окончательно утвердив систему

национального силлабического стихосложения.

В результате польский язык по свой пластичности и способности отражать эмоциональный мир человека поднялся

на один уровень с латинским.

В мире что ни дейся -

Смертный всё надейся!

Солнце не однажды сызнова взойдет,

После непогоды ярче день блеснет.

Глянь, - леса раздеты

Донага, скелеты

От дерев остались, не цветут поля;

Холодно, снегами кроется земля.

Тем еще утешней

Будет праздник вешний,

Вновь мир будет скоро солнышком согрет,

Радужно раскрашен, зеленью одет.

Грусть и утешенье

На земле - в смешенье,

Если ж скорбь иль радость чересчур сильна -

Знай, что тем скорее перейдет она.

Человек пред всеми

Горд в благое время,

А как даст фортуна по носу щелчок -

Голову понурил он и изнемог.

Нет! при всяком часе

Дух имей в запасе

И всегда будь ровен! Жребий в свой черед

Пусть дает, что хочет и назад берет!

Не вменяй в утрату,

Что еще возврату

Может быть доступно! В час и в миг один

Возвратить всё может горний властелин.

Ян Кохановский.

Пер.В.Бенедиктова

На родном языке Яном Кохановским написаны разнообразные в жанровом отношении лучшие его произведения:

много лирики, а иной раз весьма фривольные и шутливые стихотворения:

Девке (фрашка)

Не чурайся меня, девка молодая,

Подходяща борода моя седая

К твоему румянцу: коль венок сплетают,

Возле розы часто лилию вплетают.

Не чурайся меня, девка молодая,

Сердцем молод я, хоть борода седая,

Хоть она седая, крепок и теперь я, --

Бел чеснок с головки, да зелены перья.

Не чурайся, ведь и ты слыхала тоже:

Чем кот старше, тем и хвост у него тверже.

Дуб хоть высох кое-где, хоть лист и пылен,

А стоит он крепко, корень его силен!

Ян Кохановский.

Перевод Леонида Мартынова

Мужицкое разуменье (фрашка)

-- Пей, староста! -- Да уж выпил, барин!

-- Хвати еще! -- Премного благодарен.

Свое я выпил. А не то под хмелем,

Бывает, несуразное мы мелем.

-- Пей, не робей, все попросту поведав,

Как то водилось встарь у наших дедов.

-- И то бывало -- вместе льнули к чаре,

Крестьянами не брезговали баре.

Теперь не так: пышна ясновельможность,

Снаружи шик -- внутри пустопорожность!

Ян Кохановский.

Перевод Леонида Мартынова

Дома, в Чернолесье (фрашка)

Боже! вот моя работа, а дело - Твоё,

Соизволишь ли дать благословенье своё!

Пусть другие в хоромах мраморных проживают

И парчою дорогой стены обивают.

Я, господи, прожил бы в отчем том гнездовье,

Ты ж одари меня совестью чистой и здоровьем,

Пропитанием достойным, людской добротою,

Обхожденьем сносным, старостью не злою.

Ян Кохановский.

Перевод Л.Бондаревского

Фрашка и трен, смех и трагизм - это как бы два крыла,

которые Кохановский дал польской поэзии, благословляя

её в полёт, как бы две разнонаправленные стрелы,

символизирующие размах, диапазон возможностей,

открытых им для польской лирики.

В.Британишский

В XX веке, в 1929 году Юлиан Тувим посвятил Яну Кохановскому стихотворение:

Rzecz czarnoleska

Rzecz Czarnoleska - przyplywa, otacza,

Nawiedzonego niepokoi dziwem.

Slowo sit z wolna w brzmieniu przeistacza,

Staje sie tem prawdziwem.

Z chaosu lad sie tworzy. Lad, koniecznosc,

Jedynosc chwili, gdy bezmiar tworzywa

Sam sie uklada w swoja ostatecznosc

I wola, jak sie nazywa.

Gluchy nierozum, ciemny sens czlowieczy

Ostrym promieniem na wskros przeswietlony,

Oddechem wielkiej Czarnoleskiej Rzeczy

Zbudzony i wyzwolony.

Чернолесье

Чернолесье приходит, плывёт, окружая,

Одержимого пленит виденьем дивным,

И в значенье звучание преображая,

Становится словом необходимым.

И хаос в порядок и лад претворится,

В единственный миг возможность бескрайняя

Сама укладывается в свои границы

И требует для себя названия.

И глухой неразумный тёмный смысл человечий,

Острым сквозным лучом освещённый ,

Дыханьем Слова Чернолесского вещим

Пробуждается, освобождённый.

Перевод Льва Бондаревского

В 1580 году композитор Вацлав из Шамотул

создал духовные песни на польские тексты

Кохановского.

***

Каким же был человек польского Возрождения, как и что он чувствовал, чем интересовался?

Думаю, не будет большим преувеличением, если, прежде всего, отметим, широту натуры и характерную

ироничность, подпитываемую народной смеховой традицией, что служило основой для польской

сатирической литературы, так сказать, в "простонародном вкусе".

Обострённое чувство собственного достоинства в сочетании с чувством независимости, - иной раз

до надменности, - находило выражение в стремлении к самоутверждению.

В общении была принята сохранявшаяся из столетия в столетие подчёркнутая галантность.

Со временем для польской ренессансной личности доступной становилась глубина и сложность

человеческих чувств, и возможность их утончённого выражения.

О мой разум! Зря томишься в печали!

Что пропало -- к нам вернется едва ли;

Было время -- счастье верно служило,

Ни о чем тогда душа не тужила.

Ну а нынче небо к нам не радушно,

То, что любим, к нам давно равнодушно.

Что здесь скажешь? Видно, напрасно бьемся,

Лучше до добрых времен сбережемся.

И не мни, что один ты в этой неволе,

Поискать -- таких найдешь и поболе.

Но порою людям чувство послушно,

Страдая душой, смеются наружно.

А мне уменье скрывать не дается;

На сердце болит -- лицом выдается;

Но вижу, что зря пребывать в печали --

Пропавшее к нам вернется едва ли.

Ян Кохановский.

Перевод Д. Самойлова

Исповедь

Час настал покаянья, и каются все сокрушенно,
Чтобы от многих грехов душу очистить свою.
Верен предков заветам, и я исповедуюсь Богу.
Всё, что в сердце таил, должен открыть на духу.
Грешен: не следовал я советам гнусным Гнатона,
Хоть паразиты в чести нынче у наших вельмож.
И не сумел я никак под чужую приплясывать дудку
И ежечасно менять все убежденья свои.
Если скажу: "Это так!" - повинуюсь лишь правде, всем ясной;
Ложь ненавистна была мне от младенческих лет.
Также я грешен и в том, что ближних судить по карману
Мне непривычно, и я златом не мерю людей.
Всякого равным себе и шляхтичем я почитаю,
Кто уважаем людьми, честен, ко всем справедлив.
Самый тяжелый мой грех: достатка не приумножил
Подлостью и не терплю чванства мешков золотых.
Выслушал исповедь Бог, и вот что сказал мне Всевышний:
"Во искупленье грехов будешь всегда бедняком".

Перевод И.Голенищева-Кутузова

На памятник

Всё, что земля породит, она равнодушно поглотит.
Всех существующих мать гробницею общею станет.
Арки, столпы, пирамиды разрушит текущее время.
Пал с пьедестала колосс, и надписи годы стирают.
Тот, кто славой с богами хотел неразумно сравняться,
Вскоре всеми забыт. И тебя, о свет на востоке,
Знаю, тебя победит торжество неминуемой ночи.

Перевод И.Голенищева-Кутузова

Широкой культурной ориентации Польского государства, границы которого на протяжении веков были

весьма изменчивы, - порой до полного трагического исчезновения, - способствовала, связанная с этим

особенность исторического развития, а совсем ещё близкая античность воспринималась поляками

как "кровное наследство", что несомненно оказывало длительное воздействие на развитие поэзии и

культуры в целом.

Музам

Парнаса жительницы, девы несравненны,

Кропящие власа росою Иппокрены,

Коль вам всю жизнь свою я оставался верен

И в Вечности иным я быти не намерен,

И если к королям я завистью не мучим

А добродетель чту богатством наилучшим,

То не хочу, чтоб вы к неблагодарну люду

Ласкалися затем чтоб раздобыть мне ссуду:

Прошу лишь не обречь стихов моих на гибель,

Дабы, когда умру, их слава шла на прибыль.

Ян Кохановский.

Перевод Леонида Мартынова

Что же касается традиционных национальных особенностей, то они частично сохранялись в культуре

до семнадцатого века, и происходивший в течение двух веков симбиоз иностранного нового со своим,

оказался настолько органичным, что не произошло распада на культуру местную и заимствованную.

***

В 1564 произошло важное событие - Польша пригласила иезуитов для поселения в стране, и уже

к 1570 году протестантские влияния стали уменьшаться, и к первой половине XVII века быстрое

развитие католической Контрреформации в культуре на длительное время естественным образом

утвердило барокко, причудливый стиль которого оказался столь благоприятным для польского духа.

Барочные веяния чувствуются в поэзии Мацея Казимира Сарбевского (Сарбевия), священника-иезуита

и профессора Виленской академии.

Мацей Казимир Сарбевский (1595-1640) - поэт и теоретик литературы. Отстаивал лирику, отвергаемую

иезуитами как недопустимое обнажение "греховных" чувств и устремлений.

За теоретический трактат "О совершенной поэзии" и латинские Оды Мацея Сарбевского прозвали

"христианским Горацием". Писал он на латинском языке о внутренних переживаниях и чувствах человека,

его страданиях и желании объединиться с Богом, о грехе, покаянии, и Суде в последней инстанции.

Сочинения Сарбевского были изданы посмертно, но при жизни он уже считался наиболее выдающимся

латиноязычным поэтом Европы.

Папа римский Урбан VIII даже увенчал Сарбевия лавровым венком!

Ода II. 25

Из притч Соломона:

Fulcite me floribus, etc.
Adiuro vos, filiae Ierusalem, ne suscitetis, etc.
Ecce iste venit, saliens in montibus, transiliens colles, etc.)

К Астерию

...Действительность обманчива.

Иллюзия дружбы обманывает нас, Астерий.

Лукавым нравятся лживые слова,

Мы верим, что существует истина.

Неверную судьбу увлекает Колесо Фортуны,

Друзья наши радуются нашему уходу.

Напрасны наши клятвы Пресвятой:

Мы лишь говорим красивые слова,

В которых мало правды -

Просто нам нравятся красивые слова.

И меньший грех имеет обыкновение

Быть у говорящего в молитве.

Перевод с латинского

Людмилы Доровских и

Александры Коровенковой

***

С середины семнадцатого века до середины восемнадцатого - при некотором упадке польского языка на фоне

непрерывных военных катаклизмов - на смену Возрождению пришёл век Просвещения, и в литературе Польши

начали развиваться два новых несхожих направления.

Одно из них - галантное, лишенное национальной специфики барокко основывалось на западных образцах.

Джамбаттиста Марино (1569-1625) - знаменитый итальянский поэт, один из крупнейших

Так, "маринистом", - то есть последователем итальянского Дж.Марино, - был шляхтич, дипломат,

талантливейший поэт высокого барокко Ян Анджей Морштын (1621-1693), лирика которого свободна

от риторики и перегруженности образами античной мифологии.

Увлеченность поэзией не стала для него, как и для многих его современников,

ни целью жизни, ни даже объектом серьезного, профессионального отношения,

она была своеобразным продолжением и отражением его светской жизни и

развлечений, деятельности и раздумий, знакомств и привязанностей.

Еще в годы учения за границей Морштын проникся идеалами романской культуры

и новых эстетических течений, которые позднее в его творчестве органически

переплетались с чисто национальным колоритом образов и ситуаций, типом

юмора, образом мыслей. Его лирика -- высшее достижение польского маринизма"

История Всемирной литературы в 8 томах.

Тоска

Без тебя, волшебница, скучно день идет,
Тянется лениво, точно целый год.
А с тобою день бежит, время словно тает,
Смотришь - год мгновением быстрым пролетает.

Без тебя, любимая, и в палящий зной
Голову зима мне белит сединой.
А с тобой и в зимний день, когда волки рыщут,
У меня в душе весна, пташки звонко свищут.

Без тебя и в полдень - ночь вокруг меня,
А с тобой и полночь мне светлее дня.
О, как надо мною ты властвуешь всецело,
Если и природу всю изменить сумела!

Перевод Марии Замаховской

Весна

Вот и ласточка, и аист прилетели снова.
Вол готов уже пахать, и земля готова.

Вот зеленый из земли выглянул росток.
Вот повеял ласковый вешний ветерок.

Панна, лишь тебе одной незнакомо лето.
У тебя в душе зима даже в дни расцвета.

И хотя по Висле вновь челн уже плывет,
Но в сердечке у тебя не растаял лед.

Отчего ж ты гонишь нас - юность минет вскоре,
На щеках твоих весна, солнца свет во взоре.

Перевод Марии Замаховской

Новое солнце

Если, тревога моя, ты со мною,
Весь я горю, изнывая от зноя.
Если уходишь - зима настает,
Вся моя кровь превращается в лед.
Так ты мне даришь то зиму, то лето,
Значит, ты новое солнце поэта!

Перевод Марии Замаховской

Морштын переводил Горация, Тассо, современных итальянских и французских поэтов. Именно ему

польское искусство обязано первыми контактами с французским классицизмом, в поэзии которого,

впрочем, также были ощутимы влияния "маринизма".

***

Другой ветвью барочного периода, носившей более выраженный национальный и консервативный характер, было "сарматское барокко".

Название для нашего уха несколько странное, рождающее иные ассоциации, однако оно происходит от старинного названия Польши - Сарматия.

Сформировавшееся во второй половине XVII в. сарматское барокко явилось порождением массовой шляхетской культуры.

В искусствознании существует термин "сарматский портрет" - на протяжении XVII и XVIII веков польские аристократы желали, чтобы художники изображали их "сарматами".

"Сарматское барокко", оставаясь в тени "высокого барокко", постепенно стало преобладающим,

а с начала XVIII в. -- и единственно существующим.

Идеология "сарматизма", преисполненная религиозно-проповеднической тематики, в литературе

сочеталась с панегиризмом в честь сильных мира сего. Характерен был специфический стиль, при

котором нагромождение риторических фигур и латинские инверсии демонстрировали антично-

псалтырную эрудицию авторов, прошедших монастырские школы.

Контрреформация пресекла идейно-философские традиции

национального Ренессанса, а своей замкнутой концепцией

католической идеологии и культуры привела ею же насаждаемое

барокко к вырождению.

***

Один из многих поэтов "сарматского барокко" Юзеф Бака интересен тем, что с конца XIX века признание его поэзии

странным образом будет расти от десятилетия к десятилетию. Стихами Баки первыми заинтересуются поэты

"Скамандра" (их творчество после 1918 г. откроет историю литературы независимой Польши), затем - футуристы

и катастрофисты. Интерес к нему не угасает до сегодняшних дней.

Юзеф Бака (1707-1780) - священник-иезуит и миссионер

***

В эпоху Просвещения в Польше, происходит усиление контактов с Западной Европой, особенно с Францией

и Англией. В это же время авторы стремятся защитить национальную культуру от иностранного правления

и разделения. В литературе получают широкое распространение драмы и романы, а в поэзии - баллады (dumy).

К концу XVIII века утвердились основы развития польской литературы, наиболее яркие образцы которой,

послужили ориентацией для последующих поколений...

***

...Тем временем череда трагических событий привела Польшу к утрате независимости, что отнюдь не вызвало

угасания культурной жизни, и уже в эпоху романтизма произошёл бурный расцвет польской литературы, с присущими

ей до 1830-х годов чертами европейского романтизма. Популярностью по-прежнему пользовались баллады, поэтические

повести и фантастические драмы.

Ян Матейко..

"Рейтан. Упадок Польши",

или "Польский сейм 21 апреля 1773 года"

В 1772 году произошёл первый раздел Речи Посполитой между Пруссией, Австрией и Россией, а двадцать

лет спустя под лозунгами восстановления национальной независимости Польши и воссоединения

польских земель вспыхнуло польское национально-освободительное восстание, возглавленное Тадеушем

Костюшко. Однако в результате поражения восстания произошёл очередной раздел Польши и окончательная

ликвидация Польского государства.

Наступили такие времена, когда для народа, лишённого собственного государства, поэт становится духовным,

а иной раз и политическим лидером, моральным авторитетом, правозащитником и вождём. От него ожидают

и даже требуют "серьёзного" творчества: чего-то нестандартного, глубокого по смыслу, с гражданским,

социальным, философским или экзистенциальным уклоном. Даже если поэт шутит, от него ждут шутки тематической.

Игнацы Красицкий (1735-1801) - поэт, драматург и публицист эпохи Просвещения; деятель католической церкви

в Польше. С 1759 по 1761 находился в Риме для совершенствования образования.

Орёл и Ястреб

Орёл на воробья, сидящего на кровле,

Отправил Ястреба, гнушаясь мелкой ловлей.

Спешит Орлу ловец покорный дань поднесть.

Иной чем больше ест, тем больше хочет есть:

Орёл, знать, этого придерживаясь слова,

Сначала птицу съел, а после - птицелова.

Перевод Петра Вяземского

Мудрец

Для табака ли нос или табак для носа?

Заспорили до слёз, знать, два молокососа.

Табачный лавочник, свидетель жарких врак,

Назначен был от них в решители вопроса.

- О чём и спорить тут? - решил наш думный дьяк,-

Вестимо, нос на то, чтоб нюхали табак.

Перевод Петра Вяземского

Что же касается лирической поэзии, воспроизводящей личное чувство или настроение автора, то она стала

считаться чисто развлекательной, как род литературы, в котором преобладает субъективный взгляд поэта на мир.

Литература в такой ситуации становится единственной формой сохранения национального и культурного

самосознания, а язык - "единственной родиной", и уже в начале XIX века - как никогда до и никогда после -

слово поэта в польской литературе, - повторюсь,- обретает статус наивысшей справедливости, добра, права,

правды, чуть ли не откровения.

Поэта возносят на пьедестал как национального "пророка", литературу - как "служение, высокое предназначение,

миссию". Немногие поэты могли соответствовать таким высоким требованиям. Среди этих немногих прежде вcего

назову великих романтиков: Адама Мицкевича, Юлиуша Словацкого и Зигмунта Красиньского и чуть позже -

Циприана Камила Норвида.

Моё завещание

С вами жил я, и плакал, и мучился с вами.

Равнодушным не помню себя ни к кому.

А теперь перед смертью, как в тёмном предхрамьи,

Головы опечаленной не подниму.

Никакого наследства я не оставляю

Ни для лиры умолкнувшей, ни для семьи.

Бледной молнией имя моё озаряя,

Догорят средь потомства творенья мои.

Вы же, знавшие близко меня, расскажите,

Как любил я корабль натерпевшийся наш

И до этой минуты стоял на бушприте,

Но тону, потому что погим экипаж.

И когда-нибудь, в думах о старых утратах,

Согласитесь, что плащ был на мне без пятна,

Не из милости выпрошенный у богатых,

А завещанный дедом на все времена.

Пусть друзья моё сердце на ветках алоэ

Сообща как-нибудь зимней ночью сожгут

И родной моей матери урну с золою,

Давшей сердце мне это, назад отнесут.

А потом за столом пусть наполнят бокалы

И зальют своё горе и нашу беду.

Я приду к ним и тенью привижусь средь зала,

Если узником только не буду в аду.

В заключенье - живите, служите народу,

Не теряйте надежды, чтоб ночь побороть.

А придётся, каменьями падайте в воду

В светлой вере: те камни кидает Господь.

Я прощаюсь со считанною молодёжью,

С горстью близких, которым я чем-либо мил.

За суровую долгую выслугу Божью

Неоплаканный гроб я с трудом заслужил.

У какого другого хватило б порыва

Одиноко, без всякой подмоги чужой,

Неуклонно, как кормчие и водоливы,

Править доверху душами полной баржой.

И как раз глубина моего сумасбродства,

От которой таких навидался я бед,

Скоро даст вам почувствовать ваше сиротство

И забросит в грядущее издали свет.

Юлиуш Словацкий

Пер. Б.Пастернака

***

Как славянин, когда не знает, где учиться,

Мечтает средь полей, как жить на свой манер, -

А где-то вдалеке купец в вагоне мчится,

И телеграф стучит, и реет монгольфьер;

Как славянин, что все уже прошел дороги,

Ждёт самовитости, без знанья, от души -

Вот так печальна жизнь!.. Товарищи, пророки,

Крестьяне, шляхтичи, евреи, торгаши!

Так камень на меже лежит, забыв про сроки,

А прежде штурмовал лихие рубежи;

С ним рядом коровяк и рыжая полевка,

А он лежит в полях огромно и неловко

(Сам разумеешь смысл моих иносказаний) -

То ль камень межевой, то ль череп великаний?

Циприан К.Норвид

Пер.Д.Самойлова

Начиная с первой трети XIX века литература Польши разрывается между социальными и литературными

обязательствами. Так что идейно и эстетически богатое пространство, в котором существует, несмотря на все

взлеты и падения, польская поэзия, будет простираться между "долгом" и "бунтом".

***

Период Романтизма, сменивший эпоху Просвещения, и оказавшийся самым продолжительным в польской

литературе, начался в Польше раньше, чем в Англии или Германии, продолжался дольше, и на рубеже XVIII-XIX

веков совпал с очередной потерей независимости. На этот период пришлась также первая волна эмиграции поэтов,

рожденная революционными событиями 1831 года, так называемым Ноябрьским восстанием, и последующей реакцией.

Потребность выразить своё патриотическое настроение, интерпретировать судьбу страны дала вдохновение

и Адаму Мицкевичу, и Юлиусу Словацкому, и Зигмунду Kрасинскому.

Находясь в изгнании, они надеялись на восстановление польской независимости, и их работы дали литературе

польского романтического движения её силу и страсть.

Вдохновителем польского романтизма считается Адам Мицкевич. При жизни он пользовался непререкаемым

авторитетом как "духовный вождь порабощенного народа", и его слава затмила славу других романтиков.

...когда Мицкевич появился у поляков, они перестали

нуждаться в снисходительных отзывах каких-нибудь

французских или немецких критиков, и не признавать

польскую литературу означало бы только обнаруживать

свою собственную дикость.

Н.Чернышевский

Адам Мицкевич (1798-1855) - поэт и политический публицист, страстный деятель национально-освободительного

движения.

За несколько месяцев до восстания в Варшаве Мицкевич написал свое знаменитое пророческое стихотворение

о судьбе многих поколений поляков:

Матери-польке

О матерь-полька! Если сын твой с детства

Великих прадедов проявит гений,

И если передашь ему в наследство

Священный дар высоких побуждений.

И если, сверстников презрев забавы,

Он предпочтет слова певца седого,

Невянущую повесть древней славы

Впивать всю жизнь у ног его готовый, --

Знай, матерь-полька, -- сын с огнем играет!

(...)

О матерь-полька! Памятуя это,

Игрушки сыну выбирай заране.

Пусть тащит тачку, обливаясь потом,

И слушать звон цепей себя принудит,

Чтоб не робеть затем пред эшафотом,

Когда палач топор готовить будет.

Ведь не наденет он стальные латы,

Чтоб крест господень водрузить в пустыне,

И не в бою падет, как те солдаты,

Что борются во имя воли ныне.

Нет, вызов он получит от шпиона,

Следить за боем будет суд продажный,

А полем боя -- ров уединенный,

А победителем -- палач присяжный.

И в память побежденному поставят

Не крест, но виселицу над могилой,

И только плач недолгий девы милой

Да шепот по углам -- его прославят.

Перевод В. Богаевского.

Ян Розен

Эмилия Плятер среди косинеров

восстания 1831 года

Смерть полковника

В пуще леса стрелковая рота

Ветхий дом лесника охраняет;

Стерегут часовые ворота,

А полковник в избе умирает.

Из деревни крестьяне сбежались, -

Видно, он окружен был любовью,

Если люди простые, печалясь,

Робко спрашивают о здоровье.

Отдал он приказанье солдату,

Чтоб седлал тот коня вороного

И привел бы коня к нему в хату -

Напоследок увидеться снова.

Приказал дать палаш боевой он,

Точно в битву спешил снарядиться;

Как Чарнецкий, хотел славный воин,

Умирая, с оружьем проститься.

А как вывели лошадь из хаты,

Ксендз с дарами святыми явился;

Побледнели от горя солдаты,

А народ у порога молился.

Даже те ветераны Костюшки,

Что не раз уже кровь проливали,

Слез не зная, - у этой избушки,

Точно малые дети, рыдали.

Зазвонили в часовне с рассветом,

И ушли незаметно солдаты:

Были русские в округе этом.

Шел народ к телу воина в хату.

Он лежит на топчане дощатом -

И седло под его головою,

Сбоку сабля, ружье боевое.

Но хоть вождь был суровым солдатом,

Красоте его можно дивиться:

Нежный стан! - да ведь это девица!

Героиня в полковничьем платье,

Вождь повстанцев - Эмилия Плятер!

Перевод Сусанны Маар

"Он говорил о временах грядущих,

Когда народы, распри позабыв,

В великую семью соединятся.

Мы жадно слушали поэта..."

А.С.Пушкин

Слёзы
Лились мои слезы росистые, чистые
О детстве далеком игривом, счастливом,
Изменчивой юности бравой, туманной;
О зрелости годах унылых, постылых
Лились мои слезы росистые, чистые.

Перевод И.Гриневской

***

Другим поэтом-романтиком, основные темы творчества которого носили религиозно-философский

характер, был Зыгмунт Красиньский. С 1829 жил за границей, преимущественно во Франции и Италии.

Зыгмунт Красиньский (1812 - 1859) - граф, польский поэт и драматург.

Первое выдающееся произведение Красиньского -

драма "Небожественная комедия", в которой

среди прочих затронута тема разрушения культурных

ценностей, как неизбежного последствия борьбы двух миров.

Из стихотворных произведений наиболее известна поэма "Перед рассветом" и цикл "Псалмы будущего",

в которых он продолжает развивать философскую теорию любви и мессианистские концепции,

предсказывая наступление третьей эпохи -- Царства Духа и Божьего Закона.

О судьбе польских ссыльных в Сибири - поэма "Последний".

Псалом скорби

(Фрагмент)

Приди, о, Польша, - слети , Ангелица

в лучезарном теле!

- Они жаждали свободы,

А Бога не знали!

По землям их кости,

Их прах над водами

А тем, кто остались

Сама жизнь стала болью:

Ибо в неволе!

Над руинами отчими

Ветер травы колышет!

Надуваются спесью

Господа подлые!

Без корон на голове,

Но с розгами из стали-

И служат кто Иегове

Кто из схизмы восстали-

Духоборцы- раскольники.

По ночам слышны крики

Обрекаемых в жертву Молоху.

Так правят люди новые!

Как с Тарпейских скал,

Вновь деяньем востока

Сброшены народы,

Всё глубже и далее,

Ибо жаждали свободы,

А Бога не знали.

Приди, о Польша, слети, Ангелица,

В лучезарном теле!

Держись, Богом любимая,

Равно презревшая и красное знамя

И московского царя!

От этих двух разрушителей

Так черно в Европе!

Среди бури и потопа

Одна ты светишься в белом!

Лишь твоя сотрёт стопа

Главы истуканов,

И пролетишь ты ветром

И настигнешь бесов.

Перед блеском твоих двух мечей

Перед радугой твоих крыльев

Покорятся и завоют они

Как пред Божьей тенью!

Приди, о Польша, явись, Ангелица

В лучезарном теле!

Не узнал лица твоего мир- убийца,

Мир убил тебя - но на муки

Сам обречён был - а ты руку

Дашь ему, его мученица!

Приди, о Польша, приди, Ангелица

В лучезарном теле!

В тебе Человечество спасено!

Поверх злости и безумия

Поверх бесчестия и грязи-

Ты незапятнанна!

Иди, о Польша, иди, Ангелица

В лучезарном теле!

В руках твоих не кинжал,

Увенчанный народным лавром,

Который грудь врага поражал-

Иное оружие блистает!

Богочеловеческими делами

Дух побеждает!-

Над землёй ты витаешь-

Ибо скорби твои - это скорби

И любовь Божьи!

Иди с доброй вестью

Вокруг тебя злость закипает,

Ты ж, не слыша злых речей,

Сыплешь с ладоней горсть лучей

И снова в мире светает!

Как пролетишь все края, святая,

И обоюдоострым сияньем

Смерть от них отгонишь вечную

-так ты воскреснешь из мёртвых!..

Вольный перевод Льва Бондаревского

Спишь ты...

Спишь ты... Ангел ночи

Веет над тобой,

Незабудки-очи

Оросил слезой.

Косу перекинул

Вкось по изголовью

И вся душу вынул

Мне из сердца с кровью.

Спищшь ты и не слышишь,-

Только Бог и слышит, -

Что, когда ты дишишь,

Кто-то и не дышит.

Перевод Льва Мея

Юлиуш Словацкий (1809-1849), - сын профессора Эузебиуша Словацкого - поэта, драматурга и переводчика, -

поэт-романтик и выдающийся драматург, чьё творчество оказало огромное влияние на последующее развитие

польской литературы. Почти столетием позже литературная группа "Молодая Польша" признает его своим

покровителем и предшественником.

После 1831 года жил в Париже.

Художественным выражением философской системы Словацкого, в основе которой лежит мысль о непрерывном

развитии и совершенствовании духовного начала, является поэма "Король-Дух", работу над которой прервала

преждевременная смерть поэта....

Посвящение

Прими мой дар, скорбящая вдовица

Народа польского! О мать в печали

По сыновьям, по тем, что смерть приняли,

И тем, в ком свет надежд еще таится!

Пусть кровь твоя - Христова кровь - струится

И в те сердца, что веру потеряли...

Прими, Варшава, песнь из чуждых далей,

К святым твоим ногам позволь склониться!..

Но верю я - и в бездне поражений

Ты царского жезла не устрашилась!

Когда пред ним ты встала на колени,

Во мне, как молнией, все озарилось, -

И молвил я, догадкой потрясенный:

Ты лишь нагнулась за своей короной,

К твоим ногам упавшей на ступени...

Перевод В.Державина

Погребение капитана Майзнера

Мы гроб убогий из больницы взяли,

Чтоб в нищенской зарыть сейчас же яме;

Ни вздоха сожаленья, ни печали,

Ни капли слёз над бедными костями, --

Вчера -- был полон юности и силы,

А завтра -- не отыщешь и могилы!

Хотя бы хор на тризне офицерской

Иль в изголовье -- карабин солдата,

Тот карабин, чей выстрел бельведерский

Ещё не смолк в ушах у супостата, --

Иль пуля в сердце, что не знало страха, --

Нет, лишь в больнице -- койка да рубаха!

Он думал ли -- под синей ночи сенью,

Когда лежал в гробу у Кармелитов,

И гроб разверзла весть о воскресенье,

И Польша встала из могил открытых, --

Он думал ли, прижав винтовку к груди,

Что смерть его такой убогой будет?..

Тут сторож к нам приблизился больничный

И ведьмы те, что охраняют мёртвых, --

В "дом милосердья" дверь рукой привычной

Открыв, сказали: "Здесь, средь тел простёртых,

Ищите брата, что вчера по свету

Шатался с вами -- только тот ли это?"

Из-под повязки, что в крови намокла

От ревностной работы живодёров,

Его глаза светлели, точно стёкла,

И словно избегали наших взоров, --

И гроб закрыть мы ведьмам приказали,

Сказав, что брата тотчас же узнали...

Сражённый этой нищетой убогой,

Один из нас спросил: "А где ж могила?" --

"В черте погоста, милосердьем Бога, --

Больничная карга нам пробасила, --

По спискам ставим мы в земной утробе,

В огромной яме, прямо гроб на гробе".

Тут юноша с горячим состраданьем

Дал золотой -- яге из богадельни:

"Пусть "miserere" прозвучит рыданьем,

Крест и ограду сделайте отдельно..."

Он смолк, а мы, склонившись онемело,

На блюдо слёзы сыпали -- и мелочь...

Так пусть же он и Господу ответит

Так, как гласит дощечка у ограды:

Он капитаном был на этом свете

Девятого полка, вёл в бой отряды,

И, всё отдав отчизне -- жизнь и силу, --

Как милостыню, получил -- могилу!

Но Ты, незримый в средоточье света,

Следящий гибель ратников отчизны, --

Тебя мы молим: ради жертвы этой

Зажги хоть солнца блеск в день нашей тризны!

Пусть день взойдёт над нашим скорбным краем!

Пусть видят нас, когда мы умираем

Перевод Александра Коваленского

***

Друзья, надел земли мне дайте в Польше,

Хотя б клочок, коль много запросил!

И друга дайте, одного - не больше,

Чтоб духом был свободен, полон сил,

И вместе с ним - две равных половины -

Мы явим людям образ двуединый.

Вы дайте мне одну из малых звезд, -

Пускай мелькнет кометой среди мрака

И над лесами свой расстелет хвост,

Означив смерть лишь одного поляка.

Я силу неземную обрету,

Расправлю крылья, взмою в высоту.

Когда молюсь я, лежа как распятье,

За человека, за родимый край,

Я слышу: скачут рыцари - о братья! -

Мне видится смятенье вражьих стай.

Под звезды сам бегу, как бесноватый,

Глумятся звезды надо мной: куда ты?

О дьявольский, холодный звездный свет!

Меня твоя сражает укоризна.

В беспамятстве твержу какой-то бред,

Мне чудится, что в пламени отчизна.

Разбрасываю тысячи огней,

Но это пламя лишь в груди моей.

Перевод А.М.Ревича

Моё завещание

Я с вами жил, страдал, я плакал вместе с вами,

Я благородство постоянно почитал.

Готовясь тенью стать, приветствуем тенями,

Я грустен, будто здесь я всё же счастье знал...

Наследника мне нет. Его я не оставил.

Ни блеску имени, ни лире золотой.

Я молнией мелькнул, при жизни не прославил

Я имени: оно - потомкам звук пустой.

Но вы, кто знал меня, в преданьях сообщите,

Что для отчизны я всю юность изнурил.

Пока боролся бриг, на мачте я к защите

Взывал. Он гиб, - я с ним пошёл ко дну без сил.

День встанет: кто-нибудь, раздумывая в скорби

О судьбах родины тоскующей моей,

Признает духа плащ не милыстыней в торбе,

А предков пышностью в сиянии огней.

Собравшись полночью, в пылающем алоэ

Пусть сердце бедное моё друзья сожгут,

Прах той вручив, кем сердце мне дано земное:

Вот плата матерям, положенная тут!

И пусть друзья мои пьют чашу круговую,

В ней смерть мою топя и с ней беду свою...

О, духом будучи, им тотчас просверкну я,

А если вниду в ад - им лика не явлю.

Но я молю живых: Надежд не угашайте,

Несите светоч свой высоко пред толпой.

А я... я, уходя, оставлю вам дружину,

Кто сердце гордое моё сумел любить.

Я, видно, выполнил суровую судьбину,

Гроб неоплаканный согласен получить.

Ах, кто решился бы другой пройти путями

В пренебреженьи равнодушном мир обид?

Быть рулевым ладьи, аполненной тенями?

Столь тихъо отлететь, как только дух летит?

Мощь непреложная завещана вам мною,

Мне в жизни лишняя. Но вот сойду я в склеп,

И эта мощь моя, что станет вам судьбою,

Даст крылья ангелов всем вам, едящим хлеб!

Перевод Игоря Северянина

***

Следует, полагаю, сказать ещё об одной трагедии Польши середины XIX века, нашедшей отражение в искусстве, -

Краковском событии.

После поражения восстания 1830-1831 гг. и ликвидации автономии

Королевства Польского, последним островком "независимой Польши"

оставалась Краковская республика.

Краковское восстание, которое планировалось как часть общепольского

восстания, готовившегося эмигрантским комитетом, вспыхнуло в феврале 1846 года.

Восставшим удалось собрать шесть тысяч бойцов. Овладев городом, повстанцы

провозгласили Национальное правительство Польской республики, которое в изданном

им манифесте призвало народ к борьбе за национальную независимость.

3 марта 1846 года Краков был занят объединенными австрийскими и русскими войсками.

Краковская республика прекратила свое существование, а ее территория была присоединена

к Австрии.

Войцех Коссак. Чеченцы в Кракове

Отыскалось и документальное свидетельство того времени:

"В один день, чуть свет, вошел ко мне начальник иррегулярной

бригады генерал-майор князь Бебутов и, застав меня в постели,

сказал: в гор. Кракове полное восстание и все поляки Царства

Польского с ними за одно в заговоре и потому мне приказано

сегодня же выступить в Краков со всею моею храброй

бригадою. Надеюсь, что и храбрый ротмистр Мусса-бек

сделает мне удовольствие и пожелает принять начальство

над конно-горским дивизионом и отправиться с нами. С большим

удовольствием я согласился на предложение кн. Бебутова и в тот

же день выступил с дивизионом в поход.

Приближаясь к гор. Кракову, мы встретили городских депутатов,

которые на вопрос Бебутова, что делается в городе, ответили,

что мятежники, узнав о приближении русских войск, чуть свет

оставили город и отправились к прусской границе.

Кн. Бебутов отправил делегатов этих к генералу Понютину,

следовавшему за нами со своею дивизией, а сам подъехал с

бригадой к воротам города, ожидая приказания генерала Понютина.

В скором времени вернулись и депутаты, с которыми бригада

наша вошла в Краков, где жители встретили нас с поддельной

радостью...."

Из "Мемуаров генерала Муса-паши Кундухова".

(1837-1865) // Звезда, N 8. 2001

***

Не прерывавшаяся деятельность польской эмиграции четверть века держала все Царство Польское

в постоянном напряжении. Требования аграрных реформ, демократизации

и независимости, в конце концов, привели к неудачному вооруженному восстанию 1863--1864 годов,

опровождавшемуся многочисленными жертвами - более 30 тысяч погибших и казнённых!

Многие эмигрировали...

Одним из "великих эмигрантов" был Циприан Камиль Норвид, - поэт, создавший оригинальную концепцию

гуманистического универсализма и пытавшийся с этой позиции анализировать важнейшие проблемы истории,

политики и культуры.

Говорить о польских поэтах-романтиках и не вспомнить о

великом романтике в музыке Фредерике Шопене

просто невозможно. С крупнейшими поэтами-современниками

его роднит "сокровенный лиризм и тонкость передачи чувств.

Циприан Камиль Норвид (1821--1883) - художник и скульптор, поэт, автор интеллектуально-ассоциативной лирики,

предварившей поэтику XX века. С 1842 года - в эмиграции: Германия, Англия, США, Франция. В Париже жил с 1849

по 1852 и с 1854 до конца жизни.

Рояль Шопена

(фрагент)

DO ANTONIEGO C............

La musique est une chose Иtrange!

Byron

L'art?... c'est l'art - et puis, voila tout.

BИranger

VIII

Вот смотри - Фредерик!....Это Варшава:

Под пылающей звездой

Дивная в искрах пожара - - -

-Смотри, органы в костёле, смотри! Твоё гнездо -

Там - дворец патрициев, старый,

Как Посполита Речь,

Мостовые глухие и серые

И Зигмунта в тучах меч.

Смотри!.... из улиц под казаками

Кавказские кони рвутся

Как ласточки пред бурей кругами

Вылетают перед полками :

По сто - по сто -

- Дворец - занялся огнём, пригас вновь,

Вновь запылал - и под стеною рядом

Вижу головы траурных вдов

Разбитых прикладом

И снова вижу сквозь дымную даль

Как из дыры оконной

Вроде бы гроб огромный

Выдвигается ... падает...рухнул - Твой рояль!

Тот, что Польше гласил - своим пеньем

Всесовершенство дел Твоих

Ставший символом вдохновенья -

Польше - преображённых мастеровых:

Тот самый - рухнул - в одно мгновенье!

Вот - как и честная мысль человека -

Был растерзан, как делают в ярости люди;

Ибо - это творится от века

Веков - со всем тем, что их будит!

И вот - как тело Орфея -

Тысяча менад его рвёт и режет,

И каждая воет : "не я!..."

"Не я !" - под зубовный скрежет-

Значит, Ты? - Значит, я? - ударимся в покаянье

Чтобы внуки простить сумели!..

Охнули глухо камни - -

Идеал достался панели...

Перевод Льва Бондаревского

"Эти стихи об акте вандализма, бессмысленном

проявлении ненависти и вражды, о том, как национальная

святыня, шопеновский рояль, выброшенный русскими солдатами

в 1863 году из окна при обыске дворца Анджея Замойского, назван

"телом Орфея", раздираемым на тысячу частей". Вяч.Вс.Иванов

Норвид получил признание лишь посмертно и, главным образом, после того, как польский критик Зенон Пшесмыцкий "открыл" его в 1904, начав публиковать произведения и статьи о его творчестве.

Скульптор

В чём пластики суть таится?

Лишь в том она есть,

что Дух- словно зарница,

а схвачен - в жест!

Пленяется и дивится,

и ручки из пелён

из колыбели тесной

сюда, в наш мир чудесный

протягивает он -

- к тому, кто камень нянчит,

владея долотом,

взлёт танца обозначит

в тяжёлом камне он,

и, как земное лоно,

приняв зерно и дождь,

срывает вдруг заслоны

...в ритм, в дрожь!

Перевод Л.Бондаревского

Как...

Как если бы фиалкою лиловой

Коснулись глаз, не проронив ни слова...

Как если бы повеяло сиренью

И, расцветая облаком туманным,

Прохладное, как утро, дуновенье

По клавишам скользнуло фортепьянным...

Как лунный отсвет, в сумерки вплетенный

И в волосы стоящей на крылечке,

Венчает ее голову короной,

Разубранной в серебряные свечки...

Как разговор с ней, суетный и смутный,

Подобный вихрю ласточек над домом -

Предвестнику грозы сиюминутной,

Пока она прокладывает русло

И молния еще не стала громом -

Так...

... умолкаю, слишком это грустно.

Перевод А.Гелескула

Нежность

Бывает нежность яростной, как войны,

И тихой, как биение сердец,

И словно гул заупокойной...

И как цепочкой заплетенный локон,

Чтобы донашивал вдовец

Часы с брелоком -

Перевод А.Гелескула

Синяя лента

Синюю ленту верну, не сумею

Переупрямить.

Я твою тень, ее гибкую шею,

Взял бы на память.

Да ведь отпрянет от рук или взгляда -

Тень безобманна!

Нет, ничего от тебя мне не надо,

Милая панна...

***

Руки господни и мне утешений

Не пожалели *

К раме прилипший листик осенний,

Отзвук капели...

Перевод А.Гелескула

Марионетки

Как не хандрить?.. когда тихая стая

Неповторимых созвездий

Медлит над нами - а мы, отлетая,

Так и остались на месте...

Все, как и было, и каждый, кто ныне

Жив еще, рядит и судит -

А через миг его нет и в помине,

Да ведь людей не убудет.

Тошно в театрик такой захудалый

Ради пустой оперетты

И неумелой игры в идеалы

Жизнью платить за билеты...

Господи, чем же прогнать эту скуку,

Что поселилась без спросу?

Время угробив на скорую руку,

Вирши строчить или прозу?

Или замолкнуть?.. забыться в теплыни

И перечитывать главы,

Те, что Потоп на песчинках пустыни

Нам написал для забавы...

Нудность и скука... а впрочем, знакомы

Средства от этих напастей:

Брезгуй людьми и ходи на приемы

- Галстук надев поцветастей.

Перевод А.Гелескула

... вся послевоенная польская поэзия рождалась и росла

в незримом присутствии Норвида. Это заметно не только

по нобелевским лауреатам -- Шимборской и Милошу, --

но по многим и многим, таким несхожим поэтам, как Гроховяк

и Херберт. И наследовалось ими то, что отчасти сближает

Норвида с Лермонтовым, -- "стих, облитый горечью и злостью".

Горечи и злости у Норвида в избытке. Но в одном из последних

его стихотворений, написанных в приюте для неимущих и о

самом приюте, есть строки: "Все на земле проходит, остаются

лишь поэзия и доброта -- и только они"

А.Гелескул (Из предисловия к публикации стихов

в 6 номере журнала "Иностранная литература" за 2002 год)

* * *

В конце девятнадцатого - начале двадцатого века в Польше на первом плане оказались не только

экономические, социальные, но и культурные проблемы, главная из которых - проблема

свободы - означала борьбу "за творческую независимость и суверенность искусства", то есть речь

идёт о проблеме "смысла существования польского национального искусства".

Борьба за сближение искусства и действительности

оказалась резким поворотом от романтизма к современности.

В литературе самым популярным жанром становится

реалистический роман. В 1905 году Генрих Сенкевич,

прославившийся в Европе романом "Камо грядеши",

а на родине завоевавший огромную популярность как

автор произведений об историческом прошлом Польши,

получает Нобелевскую премию.

***

Реализм не способствовал развитию поэзии, однако этот период дал, по крайней мере, двух выдающихся поэтов - Адама Асныка и Марию Конопницкую.

Адам Аснык (1838-1897) - польский поэт, драматург, историк литературы. Сын участника восстания1 830-1831.

Великолепный мастер формы, поклонник музы Юлиуша Словацкого, участник восстания 1863 года и

бывший член тайного "национального правительства", Адам Аснык после поражения восстания покинул

Польшу и продолжил поэтическую деятельность в изгнании. Первые его произведения написаны под

сильным впечатлением национальной катастрофы 1862-63 гг..

***

О, люди жалкие, земли ничтожной племя!

Проклятье следует за вами по пятам.

Где б вы ни встретились - вражды упорной семя

Войдет в богатую мгновенно жатву там.

Кипите местью вы, как древние Атриды;

За зло вы платите друг другу тем же злом!

Но каждая рука, несущая обиды,

Обиды соберет сторицею кругом.

Ах, всяк из вас палач и жертва в то ж мгновенье;

Недолго над врагом ваш торжествует взгляд!

С блестящей высоты грозит и вам паденье...

В безумии побед жестокий зреет яд.

Но в мире что-то есть не ведомое вами,

Что вас влечет туда, в неведомую даль,

Что из лучей венец плетет вам над челами

И сеет вам в сердца небесную печаль.

Перевод Изабеллы Гриневской

Лилии

Золотые кудри в косы

Панночка плетет;

Заплетаючи, в раздумье

Песенку поет:

Темной ночью белых лилий

Сон неясный тих.

Ветерок ночной прохладой

Обвевает их.

Ночь их чашечки закрыла,

Ночь хранит цветы

В одеянии невинной

Чистой красоты,

И сказала: спите, спите

В этот тихий час!

День настанет - солнца пламень

Сгубит, сгубит вас!

Дня не ждите, - бесконечен

Знойный день, а сон,

Счастья сон недолговечен,

И умчится он.

Но, таинственно впивая

Холодок ночной,

К солнцу тянутся, к востоку

Лилии с тоской.

Ждут, чтоб солнце блеском алым

И теплом своим

Нежно белые бокалы

Растворило им.

И напрасно ночь лелеет

Каждый лепесток -

Грезит девушка о милом,

Солнца ждет цветок!

Перевод Ивана Бунина

***

Мария Конопницкая (1842 - 1910) - поэт, прозаик, переводчик. Сыграла решающую роль в утверждении

реализма в польской поэзии, начав свою деятельность в пору крушения вольнодумно-просветительских

тенденций позитивизма.

Следуя традициям романтизма Словацкого, Мицкевича и

любимого ею с юности Гюго(!), Конопницкая вскоре смогла

найти тот "оригинальный ключ", который помог ей

открыть новую страницу "поколения социальных бунтовщиков"

в польской поэзии.

C 1890 Конопницкая жила за границей - Германии, Франции, Италии, Швейцарии...

О, как сегодня смотреть мне решиться

На синее небо, на светлые лица,

Как подниму я горящие очи

На звёзды златые, на месяц в полночи,

Я, на земле увидавши такое:

Братская кровь разливалась рекою,

И видя, как солнце её выпивает -

Душа моя, как ты осталась живая?

..................................................

Ибо меня уже дух замогильный

Чёрными крыльями тронул всесильный

Кривду людскую и горе и слёзы

Перековал он в бури и грозы

И кубок возмездия вылил на воды...

Был я уж арфой поющей невзгоды

Сердце моё запеклось будто камень

Я был обескровлен и горем изранен.

И только лишь я об этом подумал,

Как выдох горячий мне волосы поднял,

И будто судьбы моей ветер попутный

Толкнул, словно лодку, меня на свободу.

И встал я тогда, преисполнен горенья,

И голос услышал, и дрожь нетерпенья

меня позвала...

И тогда предо мною

Облик прозрачный явился, мне милый,

Душою я сразу почуял родное,

В меня полилась непонятная сила,

Сердце моё уж любовью горело

К девушке той, молчаливой и белой.

А над челом её следом дыханья

Влажным на зеркале, светоч туманный,

Тихо светился неяркий, летучий,

Без золотистого блеска, не жгучий.

.............................................

Очи её, словно звёзды в тумане,

Были в слезах затуманены болью

Миру пред Богом служа оправданьем,

Цвели васильками на вспаханном поле

И души увлечь могли тайною силой..

Меня эти очи манили и звали,

Однако уста ещё замкнуты были

И слова святого ещё не роняли.

........................................

И глядя на деву, навстречу шагая,

я молвил: - ведь это она из тех божьих,

Что в тёмных могилах вдруг свет возжигает

И прах позабытый поднять она может

Как семя для будущих лет, и забилось

Тут сердце надеждой, и остановилось.

Она же взглянула, как стал перед нею,

И оборотившись, туманами вея ,

Она указала прозрачной рукою:

- в мир, полный слёз, возвращайся за мною.

Перевод Л.Бондаревского

***

К началу XX века в Польше хотя и продолжается дальнейшее развитие реалистического направления, однако

уже в 1890-х годах, - как, впрочем, и во всей Европе, - здесь начинают возникать неоднородные,

вступающие в сложные взаимосвязи направления:

-- импрессионизм,

-- символизм,

-- неоромантизм,

-- экспрессионизм и несколько позже -

-- неоклассицизм, сюрреализм и далее - в русле

модернизма.

В изобразительном искусстве, в искусствах пластических к этому

времени уже вовсю заявил о себе модерн - ар-нуво- югендштиль-Сецессион-

"модерн стайл"-"fin de siХcle".

К этому времени польское искусство было готово воспринять нереалистические течения.

Но мы сейчас поговорим о символизме, который, зародившись во Франции, должен был, по словам

Жака Мореаса, "...облечь Идею в чувственно постижимую форму, однако эта форма -- не самоцель, она служит

выражению Идеи, не выходя из-под её власти.

С другой стороны, символическое искусство противится тому, чтобы Идея замыкалась в себе, отринув

пышные одеяния, приготовленные для неё в мире явлений.

Картины природы, человеческие деяния, все феномены нашей жизни значимы для искусства символов не

сами по себе, а лишь как осязаемые отражения перво-Идей, указующие на своё тайное сродство с ними...

Символистскому синтезу должен соответствовать особый, первозданно-широкоохватный

стиль; отсюда непривычные словообразования, периоды то неуклюже-тяжеловесные, то пленительно-

гибкие, многозначительные повторы, таинственные умолчания, неожиданная недоговорённость -- всё дерзко

и образно...".

Символизмом в начале 1900 годов увлекался Гийом Аполлинер, чьё творчество как бы заполнило

промежуток между символизмом и сюрреализмом.

Одну из своих пьес Гийом Аполлинер в 1917 году обозначил подзаголовком

"сюрреалистическая драма"

Аполлинер увлечённо экспериментировал с формой, что представляет несомненный интерес при выявлении

некоторых особенностей верлибра.

Художники - поэты, прозаики, живописцы, композиторы - стремились вложить символический смысл во все,

что их окружало.

Бездна.*

Когда в лес приношу я страду моей жизни

И лицо моё, миру лесному чужое,

Вижу - бездна скулящая мечется в чаще,

Раздирая о сучья безмерные скорби,

Разражаясь зелёными росами плача

Ужасаясь обманчивой близостью неба,

Обмирает в мученьях, причины не зная,

Отчего бы ей наземь крестом не улечься,

И не знает, какими ей снами забыться.

С болью выследить ищет оврага ли, яра,

Прислонясь, ограничить свою беспредель,

Ненадолго остаться, привыкнуть к покою.

Чую горе босое, голод чувствую голый

И бездомность, овитую шелестом веток ,

И глаза, что во мне через мутные росы

Видят, но не меня, а кого-то иного

- - - - - - - Болеслав Лесьмян.

Перевод Л.Бондаревского

*Бездна, Othlan, в польской религиозной традиции

это место в преддверии ада, где томятся души

некрещённых. (Прим. переводчика)

Ёзеф Мехоффер. Овраг.

"Леса здесь причуливо переплетаются с созданиями из

Легенд, прячущимися в чащобе..."

Р.Деснос,

из стихотворения в прозе "Пространство сна"

Символы должны были выполнять тройную функцию: быть не только тайным языком, которым владеют лишь

избранные, но и литературным ключом к живописи, однако, самое главное, - давать надежду на осуществление

исторической мечты о свободе.

История становится источником идей и размышлений о будущем, но это - история театральная, с декорациями

рубежа веков.

***

Поэты новых направлений получили название "Молодая Польша".

Эстетика этого направления оказалась довольно противоречивой: декадентские и элитарные настроения в

какой-то мере сочетались с индивидуалистическим протестом против буржуазной культуры.

Со временем, - в период 1905-1907 годов, - произойдёт переоценка многих программных положений.

Движение "Молодой Польши" охватило несколько различных групп и тенденций, объединенных оппозицией

позитивизму, и желанием возвратиться к воображению в литературе, что соответствует неоромантизму. Среди

его начинателей были Антоний Ландж (дядюшка Болеслава Лесьмяна!) полиглот, драматург, критик, поэт и

много чего ещё, а также Зенон Пшесмысский, редактор "Обзора Символиста" и "Химеры". Оба занимались

переводами, а в критических эссе выражали свои эстетические теории.

Самым большим вкладом Пшесмысского в развитие современной литературы было, как мы уже знаем,

его открытие Циприана Норвида.

Всех участвовавших в движении "Молодая Польша"

"объединяли ощущение дисгармонии жизни, утверждение

творческой свободы и независимости художника,

связанное с поисками новых средств художественного

выражения, бунт против мещанского общества и его морали.

Это течение проявило себя в польском искусстве,

литературе (особенно поэзии), музыке, театре"

***

Среди поэтов "Молодой Польши" прежде всего назову Яна Каспровича, Тадеуша Мициньского и Леопольда Стаффа.

***

Ян Каспрович (1860-1926) - поэт, драматург, литературный критик, переводчик. В 1884 поступил

в Лейпцигский университет, затем учился во Вроцлавском университете. Участвовал в польских и немецких

студенческих организациях.

До 1890 года Каспрович писал на крестьянские темы, был увлечён поиском этических путей решения социальных

противоречий.

Около 1891 года в его творчестве утверждается символистская поэтика.

Куст дикой розы в темном ельнике

Средь темных елей и обломков скал,
Где дремлет край озерный, зачарован,
Куст дикой розы свой узор пунцовый
На пятна серых глыб понабросал.

В изножье влажном травы правят бал,
А сбоку высится утес суровый,
И хвойные змеистые покровы
Обшили густо каменный обвал.

Слегка сонлив, задумчив, одинок,
Куст жмет к стене холодной свой висок,
Как бы боясь, что разразятся грозы.

Все тихо... Не шуметь листве от ветра,
И только загнивающий ствол кедра
Покоится под боком дикой розы.

Перевод Наталии Шведовой

***

Он мечется по полю, ветер,

Средь жита он путь свой проносит,

Где хочет, вздохнет, отдохнет там,

О том никого он не просит.

Метнется к болотам, проворный,

Склонясь над рекой, шевельнется,

Смутит в ней покой серебристый

И в дальние зори замкнется.

Перевод К.Бальмонта

***

Полюбила душа моя, любит

Тихий шелест дерев,

Когда их вершины качает

Друг мой ветер, запев.

Полюбила душа моя, любит

Волн голосистую сталь,

Когда друг мой буря взметнет их,

Уходящих в безвестную даль.

Полюбила душа моя, любит

Сияния творческих зорь,

Когда друг мой солнце им в мире

Молвит: "С мраками спорь!"

Полюбила душа моя, любит

Пропастной ночи размах,

Когда друг мой смерть на охоту

Летит, а пред нею страх...

Перевод К.Бальмонта

...Самая замечательная книга лирики Яна Каспровича

посвящена любви к земле; это - "Книга убогих" (1916) или

"смиренных", как перевёл Бальмонт... В этой исповеди

взыскательного к себе художника Каспрович преодолел

"эпоху бури и натиска в своем творчестве" и нашел

"простоту, тайну которой знал Тютчев, и которая была

единою целью русских поэтов-акмеистов ..."

Сергей Кулаковский.

Из ст. Тадеуша Зенкевича в журнале "Новая Польша", 2005, N5.

Тадеуш Мициньский (1873-1918) - поэт, прозаик, переводчик.

Обладал необычайно широким, но весьма специфическим кругом интересов: увлекался сатанизмом, оккультными

науками. Путешествуя по Испании интересовался испанской мистикой, живописью Гойи и драматической поэзией

Кальдерона.

Мициньский побывав в Петербурге и Москве, участвовал в работе Московского религиозно-философского общества.

Развивал идеи панславизма. Выступал с резких антигерманских позиций.

В его прозе и поэзии ощутимы мессианские мотивы. Среди выполненных переводов - произведения Руми, Святой

Тересы и армянских поэтов.

Из книги " Свергнутые с небес"

Неистовый Орландо. I

Мёрзнет пурпурный цветок ледяной

В вампирьих снах -

бродит душа, маша головнёй,

чтоб отогнать страх.

Там на Голгофе ворон кровавый-

клюв что клинок-

черноблестящие крылья расправил

близ Его ног .

Ему ли ты, дикий, со смехом , быть может,

и слёзы принёс?

Нет, это кость человечью гложет

голодный пёс.

Перевод Л. Бондаревского

Леопольд Стафф (1878-1957) - поэт, драматург, переводчик.

Совершил несколько поездок в Италию, год провёл в Париже (1902-1903). Был необычайно эрудирован -

переводил со многих языкав: французского, итальянского, немецкого, английского.

С латыни перевёл стихотворные тексты Яна Кохановского, с французского -- Зыгмунта Красиньского.

В переводах Стаффа публиковались сочинения Эпикура, Демокрита, Гераклита, "Цветочки" св. Франциска

Ассизского, труды Леонардо да Винчи, стихи Микеланджело, Дени Дидро. Он переводил прозу Ромена Роллана

и Ф. Ницше, Томаса Манна, Кнута Гамсуна и Сельмы Лагерлёф, то есть произведения европейских писателей,

в том числе, - И. В. Гёте, применившего опыт написания свободных стихов.

Господь своим безвидным чадам

Послал искусство, свод наук,

Их жизнь вовлек в небесный круг,

Чтобы земля не стала адом.

Им, голым, нужен был наряд,

Чтобы лицо заметней было.

И чтобы все пошло на лад,

Их стыд поэзия прикрыла.

Перевод Вячеслава Купреянова

Лирика Стаффа при всём обилии стихотворных форм поражает изящной простотой. И хотя Стафф в своём

первом сборнике "Сны о могуществе" проявил себя символистом, точнее казать, следовал символистским исканиям

"Молодой Польши", он был против декаданса.

Со временем в творчестве Стаффа появляется юмор и скептицизм, то есть черты, которые были созвучны

участникам поэтической группы "Скамандр", для которых он был образцом.

Осенний дождь

Звенит дождь осенний, звенит монотонно...

Стеклянные всхлипы... стеклянные стоны...

И тянется плач - и унять его нечем,

А стекла слезятся... и плач бесконечен...

И сумрак сочится свинцово и сонно...

Звенит дождь осенний, звенит монотонно...

Вечерних видений русалочьи тени

Просвета искали в пустыне осенней,

И в серую мглу, в нелюдимые дали,

Пошли под лохмотьями черной печали -

Ненастного мира нездешние гостьи -

Искать себе места на тихм погосте.

А лица в дожде все грустней и туманней...

В печаль и кочевье, в сиротство скитаний

Понурою цепью уходят без звука -

Лишь катятся слезы... Так плачет разлука...

То льет дождь осенний, звенит монотонно...

Стеклянные всхлипы... стеклянные стоны...

И тянется плач - и унять его нечем,

А стекла слезятся... и плач бесконечен...

И сумрак сочится свинцово и сонно...

Звенит дождь осенний, звенит монотонно...

Кого-то утратил я в ночь эту злую...

Кого?.. Кто-то умер, по ком я тоскую.

Но кто?.. Вспоминаю я снова и снова...

Кого схоронил я?.. Кого-то родного...

Да... Шло ко мне счастье, но сгинуло в поле.

Любил меня кто-то - не вытерпел боли,

Понявши, что искру в меня не заронит...

Угас сирота - и чужие хоронят...

А где-то пожаром спалило лачуги...

И дети сгорели... Как плачут в округе...

То льет дождь осенний, звенит монотонно...

Стеклянные всхлипы... стеклянные стоны...

И тянется плач - и унять его нечем,

А стекла слезятся... и плач бесконечен...

И сумрак сочится свинцово и сонно...

Звенит дождь осенний, звенит монотонно...

Шел демон угрюмый к нездешним пределам

И сделал мой сад пустырем погорелым -

Обуглив деревья, побрел по тропинке

И пеплом засыпал живые барвинки

И, бросив на гряды по каменной груде,

Смертельной тревогой засеял безлюдье...

И, сам растревоженный, в гущу бурьяна

Ничком повалился, звеня оловянно,

И замер на камне, чтоб выплакать, мучась,

Запекшихся слез покаянную жгучесть...

То льет дождь осенний, звенит монотонно...

Стеклянные всхлипы... стеклянные стоны...

И тянется плач - и унять его нечем,

А стекла слезятся... и плач бесконечен...

И сумрак сочится свинцово и сонно...

Звенит дождь осенний, звенит монотонно...

Перевод А. Гелескула

Убитое дерево

Среди темных деревьев леса одно несмело

Я полюбил - острее всех, отчета не отдавая -

Березу. В безумном вихре она не шумела,

Немая всегда, хоть ветер ее задевает.

Шепот легчайший слышал - иных деревьев,

Только это одно с тайной такой - не подслушать...

Напрасно тоска моя ствол обвивает бледный,

Чтоб оживить в нем немую умершую душу.

Не было вихря, какому дано разбудить ее, ветер не веял...

Встал во мне гнев... Я схватился за волосы-крону

И березу встряхнул - чтобы вырвать хоть жалобу стоном...

Но молчала... Неистовой силой, безумством безмерным

Я сломил ее... - Легла под моими руками,

Не вымолвив тайны... И вихри мчались над нами...

Перевод Сердитовой Е.Н.

***

Кто знал любовь? Кто свил в душе туманы,
Вкусил убийственно-сладчайший яд,
И с ним воскрес, как орошенный сад?
Кто сладкую пил кровь сердечной раны?

Кто отдал все, стать нищим был бы рад,
Кто продал себя в рабство дальним странам
И королем всех звезд несамозваным
Открыл безвестный мир, поющий в лад?

Кто падал в пропасть вдруг - без дна, без дна,
Как в облако из роз - шального сна,
В котором веет мягкий дух томлений?

Кто был покорней придорожных трав
И слышал голос, в пыль ничком упав:
Возносишься ты, преклонив колени?

Перевод Наталии Шведовой

Минута

Минует? Что поделать с нею!
На то она ведь и минута.
Покинет, становясь ничьею,
Как облака, меняясь круто.

Минуте, в измененьях скорых,
О предыдущей помнить поздно;
От века плещутся в озерах,
Сменяясь, девушки и звезды.

Перевод М.Петровых

Ряска

Яну Парандовскому

В старом запущенном парке Я стоял над прудом, Покрытым зеленой овчиною ряски, И думал: Когда-то пруд был прозрачен, Хорошо бы его почистить. Нашел я поблизости прутик И начал зеленую патину Сгребать и отгонять ко стоку.

За этим занятьем застал Меня бесстрастный философ С челом, отягченным мыслью, И молвил с легкой усмешкой, Но с некоторым упреком: "Как можно растрачивать время? Ведь мгновенье - капелька вечности, Жизнь - мгновение ока. И невпрворот важных дел".

Я несколько был пристыжен И целый день размышлял О бытии, о смерти, Об ученье Сократа, О бессмертье души, О пирамидах и египетских злаках, О римском форуме и луне, О мамонтах и Эйфелевой башне... Но ни к чему не пришел.

Когда я вернулся назавтра На то же самое место, Я увидел над прудом, Покрытым зеленой овчинкою ряски, Философа с просветленным лицом, Который блаженно Прутиком, мною оставленным, Сгребал зеленую ряску И отгонял ко стоку.

Вокруг негромко шумели деревья, В листве распевали птицы.

Перевод Д.Самойлова

Фундаменты

Я строил на песке

И развалилось.

Я строил на скале

И развалилось.

Теперь начну строить

На дыме.

Перевод Б.Слуцкого

*********

Говоря о польском символизме и модерне совершенно невозможно обойти молчанием прекрасного художника и

поэта Станислава Выспяньского и мне хочется, отклонившись от темы, поместить здесь несколько его, может

быть, не самых представительных, но тем не менее интересных работ.

Станислав Выспяньский (1869-1907) - поэт, драматург, живописец, дизайнер мебели и интерьеров.

В 1890 - 1895 посетил Италию, Швейцарию, Германию, Чехию. Пребывание во Франции

оказало решающее влияние на его дальнейшую творческую судьбу.

Тадеушу Эстрейхеру

Над Оком моря! Как же мне завидно,

Что вы стоите там в морозных вихрях

Воздушных свежих красок -я ж пощусь,

На холм в тумане сквозь стекло взирая.

И дни проходят тихо, и всё тише,

лишь мысль, бывает, вихрем над жилищем

промчится с шумом, и заглохнет тут же,

и снова тишина - перо со скрипом

( неисправим - пишу пером гусиным)

чернит бумагу, рукопись вспухает...

А у тебя там свет Зари! Стеною скалы!

А тут лишь тучек череда убогих

к Броновичам по-над белянским лесом....

А у тебя там солнце, вольный ветер

в лицо, и снег вжимается канатом

в зарубки скал, в камней огромность.

-А я тут над столом своим склоняюсь,

и у меня есть лучик солнца в доме,

на красное сукно стола он брошен

и над лучом тем синева темнеет

написанная, с четырьмя венцами.

А у тебя она над головою.

-Смотри же! Снова это не увидишь!

Смотри! Расскажешь мне по возвращеньи!.

24. XII. SW 1904

Перевод Льва Бондаревского

В серии символических национальных драм, проникнутых

художественной философией движения "Молодая Польша",

Выспяньскому удалось удачно сочетать идеи модернизма с

фольклорными и историческими мотивами.

Богато одарённый не только творческим талантом, но и жизненной энергией, устремлённостью и

потрясающим упорством в достижении задуманного, Станислав Выспяньский ушёл очень рано,

38 лет, оставив огромное художественное наследство.

***

В период заката "Молодой Польши" дебютировал величайший поэт польского

Болеслав Лесьмян (1877-1937) - поэт, писавший на польском и русском языках. Член Польской академии

литературы. По окончании Киевского университета до 1918 года находился в эмиграции во Франции.

***

В зимнюю лихую пору
Мечется тревожно свечка
Задувают вихри в печку
Задувают в печку

Воет, ноет в дымоходе
Там Никто тоску наводит
Некто злится он в отчаянье
А Никто плачет ночами
Плачет ночами

Неуютно никому
Ни снаружи ни в дому
А Никто скулит жалейкой
Всё про то что жизнь копейка
Жизнь копейка

Тот, кто хочет стать никем
Слушает его меж тем,
Слушает, кивает

Оружье убирает,
Оружье убирает.

Перевод Льва Бондаревского

***

Той ночи мрак был похотью пропитан,

И васильки при сполохе зарницы

Вдруг бросились в глаза и под копыта

Косули, в лес стремившейся укрыться,

Цветы беглянку синевой марали

И с жадностью окрестность озирали.

Мак, исказив себя в безбрежном поле,

С чужому уху криком диким, странным

В кровавых перьях петухом оборотился, с болью

Тряся в тревоге гребешком багряным,

Кричал во мрак, клюв раздирая, и на это

Запели петухи ему ответно.

Ячменный колос золотистый, резко

Вдруг ощетинил разъярённо ости

В ежа златого превратившись с треском,

Бежал, пронзая травы бледные со злостью.

Скулил он, на цветы косился,

И неизвестно, отчего он злился.

В какой своей душе ошпаренный крапивой,

Что пролетаю напрямик межами,

И на меня цветы поглядывают криво.

Что обо мне ночном они узнали сами?

Держусь за голову, каких наделал бед?

Чем был той ночью я, которой уже нет?

Перевод Л.Бондаревского

Зимняя ночь

Мерцаньем звездным
Снега полны.
В кольце морозном
Рога луны.

Снежинки с лёту -
Одна к одной -
Берут в тенета
Простор степной.

Им любо прядать
В немой содом,
Заборы прятать
Во мхе седом.

Им только вниз бы
Всем блеском тьмы,
Врываться в избы:
"А вот и мы!"

Покинув зимний
Надземный мир,
Врываться в дымный
Хмельной трактир.

Метель кружится,
И нет дорог.
Чуть золотится
Распятый бог.

В слепом усердье
Снега - вразброс,
И сад в предсмертье -
Без лоз, без роз!

В гордыне странной,
Глушащей стон,
Сквозь тьму бурана
Идет мой сон...

Перевод М.Петровых

Начав с символизма, к 1930-м годам Лесьмян вырабатывает

специфическую "одушевляющую" лирику, в его текстах

вещи, мыслиначинают жить собственной жизнью, реальный

мир постепенно растворяется в мифическом.

Лес

В час кончины, когда убедишься, что смертен,

Чем порадует память, пока не померкнет,

Обнимая весь мир и печалясь о нем?

День весны твоей снова полюбишь за радость,

За далекость его, за его невозвратность

И за то, что в потемках останется днем?

Чье лицо призовешь - и проводишь тоскливо?

Или смерть унесет тебя так торопливо,

Что никто не успеет явиться на зов?

Или хлам нажитого сметет умиранье,

За рассохшейся дверью упрятав в чулане,

И предсмертная скупость задвинет засов?

Или, может, когда-то кивнув на прощанье,

Лес, увиденный мельком и сникший в тумане,

Вдруг в угасшем сознаньи нежданно воскрес?...

И в бреду на последней ступени недуга

Ты вглядишься, слезами приветствуя друга,

И умрешь, повидав незапамятный лес!..

Перевод А.Гелескула

***

Так в кратком, предельно сжатом виде предстаёт история польской культуры и поэзии, как её части, от шестнадцатого

до начала двадцатого века.

--------------------

А потом случилась Первая мировая война и она изменила мир....

В перспективе судеб цивилизации Первая мировая война

явила собой реальный - историко-культурный, а не

условный - календарный - конец ХIХ в. Обрушив его

миропорядок и обнажив иллюзорность утопии

позитивистского миропонимания, она одновременно

возвестила начало нового этапа европейской цивилизации.

Более того, она таила в себе предпосылки глобального, -

охватывающего абсолютно все сферы общественного и

индивидуального бытия - конфликта, который и предопределил

облик надвигающегося столетия. Зарождаясь в лоне Первой

мировой войны, он был порожден ею как продолжение присущего ей

типа мышления.

А.Липатов. Вестник Европы 2004.12.

***

В 1918 году в Польше была основана и существовала до 1920 года поэтическая группа "Бунт",

объединившая писателей и поэтов экспрессионистов.

Однако следует отметить, что с самого начала своей деятельности группа поддерживала контакты с двумя

экспрессионистскими литературными журналами ГЕРМАНИИ "Die Aktion" и "Der Sturm", в которых были

опубликованы многие произведения группы. Существование подобных связей важно для обретения

поэтами (впрочем, как и художниками) ощущения большей свободы и обогащения творческого опыта.

В том же 1918 году Юлианом Тувимом, Антонием Слонимским, Ярославом Ивашкевичем, Казимиром Вежиньским и

Яном Лехонем была основана и в течение десяти лет активно существовала польская авангардистская поэтическая

группа "Скамандр. не возвышающегося над "толпой" поэта - участника в политической и общественной жизни.

В возрожденной Польше литература, безусловно, претерпела

существенные перемены.

Объединившиеся в группу "Скамандр" поэты-лирики нового

поколения отвергали идею патриотического и гражданского служения

обществу как навязанную политическими обстоятельствами.

Юлиан Тувим (1894-1953) - один из величайших польских поэтов, прозаик. Его стихи наполнены мощной

лирической силой. Увлекаясь поэзией У.Уитмена и А.Рембо, активно использовавших верлибр,

Тувим испытал сильное их воздействие. Характерный для его ранних стихов оптимизм, с течением времени

сменился горьким опустошающим мировоззрением.

Два ветра.

Из книги "Танцующий Сократ", 1920.

Первый ветер в поле реял

А второй в садочке вея

Потихоньку полегоньку

Листиками шелестел

Млея...

Первый ветер - в круговерти!

Кувыркнулся, навзничь пал,

Вспрыгнул, дунул, оттолкнулся,

В небо штопором ввернулся,

Вывернулся и упал

На шумящий сонный сад,

Где тихонько и легонько

Листиками шелестел

Брат ...

Сдул со смехом с вишен цвет

Словно снегом сад одет,

Первый ветер вместе с братом

По полям летают рядом,

Вслед за птицами гоняясь,

Слёту в ветряки вплетаясь...

Глуповатые вилянья,

Вправо, влево, свист, кривлянья,

Дуют, дуют что есть сил,

Безобразят, чтоб им лихо..

А в садочке тихо, тихо...

Перевод Льва Бондаревского

***

...et arceo*

(*Odi profanum vulgus et arceo -

Ненавижу непросвещенную толпу

и избегаю её. Гораций. Od. 3, 1, 1)

Odi profanum vulgus. Костёл или кофейня,

Кинематограф, митинг, армия, форум сейма,

Народ, семья, община, читальня ли, молельня -

Всё ужасом зияет и пустотой смертельной.

И в этом шумном веке содружества тиранов,

Средь голытьбы забитой и правящих болванов,

Где пышет львиный пафос от муравьиной кучи

Всемирного мещанства, всечеловечьей скуки,

Где иерархи Рима на давних Вавилонах

Опять столпы возводят столпотворений новых

Под шум машин немолчный, их стрёкот, тёмный, страшный,

А чернь шпионит жадно в сердцах бездомных наших,

И в разъязвлённом веке, жестоком, злобном, гнусном,

Иду, молчу, миную: чужой, холодный, грустный.

Перевод В.Британишского

Н.Астафьевой

- - - - - - - -

Сравн.: Гораций в переводе Н.С.Гинзбурга:

Противна чернь мне, чуждая тайн моих,

Благоговейте молча: служитель муз -

Досель неслыханные песни

Девам и юношам я слагаю...

Сравн. : А.Рабб , стихотворение в прозе "Трубка":

...разогнать скуку жизни и погрузиться в забвение всего на

свете, пока тупая, жадная до грубых развлечений чернь

спешит по улицам богатого и суеверного Марселя...

Перевод Ю.Гинзбург

Антоний Слонимский (1895-1976)

Поэт, драматург и литературный критик. Окончил Варшавскую Художественную Академию. Учился живописи

в Мюнхене, до начала Первой мировой войны жил в Париже, затем - в России и в Польше. С 1939 года - во

Франции и Англии. С 1948 - снова в Польше. Погиб в автомобильной катастрофе...

Для поэзии Слонимского характерна рационалистичность и некоторая сбивчивость и риторичность.

Элегия еврейских местечек.

Нет уже, не найдёшь в Польше еврейских местечек

В Хрубенове, Карчеве, Феленице, Бродах,

Искал бы напрасно в окнах ажженных свечек,

В домах не услышал бы песен субботних.

Ничего от евреев, ни тряпки, ни тени,

Кровь песком засыпана, нету красной,

И синей известью чисто выбелены стены,

Как от заразы какой, или на великий праздник.

Свет месяца одинокого, холодного, чужого,

Льётся на шоссе, едва ночь настала.

Родные мои еврейские хлопцы, поэты душою,

Не найдём мы двух золотых месяцев Шагала.

Те месяцы над иной уже ходят планетой,

Отлетели, напуганы молчаньем понурым.

Нет уж тех местечек, где портной был поэтом,

Часовщик философом, брадобрей трубадуром.

Нет уж тех местечек, где библейские песни

Ветер с польскими сплетал неразделимо,

Где старики евреи в садах под сенью черешни

Оплакивали святые стены Иерусалима.

Нет уж тех местечек, стали тенью, преданьем,

И тень эта будет ложиться за нашим словом,

Покуда братство не приблизит снова

Перевод Льва Бондаревского

Две отчизны

В твоей отчизне привыкли спину

Гнуть перед властью,

На побеждённых - с презреньем кинуть

Взгляд перед казнью.

В твоей отчизне дань на коленях

Несли трём тронам.

В моей - кто падал, то лишь в сраженьях,

Непокорённым.

В твоей отчизне Бог к и новерцам

Жестче и твёрже.

Моя - объяла весь мир всем сердцем,

Крест распростёрши.

В твоей отчизне знатных портреты,

Чиновных ранги.

В моей отчизне слова поэта

В сердечной расмке.

Хоть мрак стоит за тобой полночный

И мгла слепая,

Как можешь выгнать меня из Польши,

Её не зная?

Перевод В.Британишского

****

Ярослав Ивашкевич (1894-1980) - поэт, писатель, драматург, переводчик. Учился на юридическом

факультете Киевского университета. Одновременно - в Киевской консерватории, увлекался музыковедением.

В ранней поэзии Ивашкевича в основном превалирует стремление создать атмосферу "мистифицированной

повседневности". После недолгого увлечения экспрессионизмом он утвердился на позициях эстетизма и в его

произведениях оформился стиль, определяющими чертами которого стали чувственное, пластическое изображение,

лиричность и камерность повествования.

Вальс Брамса

Вальс Брамса As-dur это лейтмотив моей жизни.

Играл его для той, что должна была вернуться и не вернулась,

Играл его и той, для которой был нехорош,

Играл тебе - когда раз и навсегда разостлался

у твоих ног, как растоптанная бесконечность.

Играю его, и каждый раз в игре златокрылой касаешься меня мимо-

лётной улыбкой , которая для тебя то же, что для

облаков отражение в воде.

А для меня это глубокое счастье.

И каждый раз играю его, когда знаю, что ты от меня мыслями

далека, когда ты где-то там веселишься и любишь других,

радостная, мимолётная как всегда...

И тогда вальс звучит особенно нежно.

Перевод Л.Бондаревского

Шопен

Над землёй склоненный, притаясь в сирени,

Соловью и девушке он поющей внемлет,

С лепестков снимает он росы свеченье,

Чтоб стряхнуть на землю, покидая землю.

Как Боян былинный, лебедями руки,

Ослабев, на клавиши в зале опускает.

Женщины бледнеют, как цветы в недуге,

И мужчины шепчут; музыка больная.

Задыхаясь, думает: сердце будет немо, -

Пусть тогда вернется в край, где рушат грозы

И дубы и храмы, души и поэмы...

И горит, вернувшись к нам, сердце вечной розой.

Перевод Н. Сидоренко.

Лилит

Тихо о мрамор обувь шуршит,

Ладана дымка, нить амбры тонка.

В пламени синем трепещет рука,

Идет Лилит... идет Лилит...

Сердце напрасно жаждет, горит.

Так лепестков опадает рой.

Стелется тихо дымок витой.

Идет Лилит... идет Лилит...

Сказка Востока сном входит в кровь.

Плачет цветок, гнетет его плен.

О черный мрамор обувь шуршит.

Поступи тайн и шепот измен.

Сладкой, душистой родится новь.

Идет Лилит... идет Лилит...

Перевод Н. Шведовой

***

Болеславу Мециньскому

...звёздное небо надо мной

Моральный закон во мне...

И.К.

Когда я ночью с бездной останусь

Наедине,

Вижу я звёзды, мрак и туманность

Там в глубине.

В чёрные яры пропасти вечной

Жутко взглянуть,

В вихре творенья развеян млечный

Солнечный путь.

Но больше, больше я ужасаюсь

Глядя в себя,

Где беззаконный кружится хаос,

Вихри клубя.

Там не таятся, не зреют зёрна

Новых светил,

Мрак беспросветный, бездонный, чёрный,

Иммануил!

Перевод Н.Астафьевой

В.Британшского

***

...никогда не спрашивай, по ком звонит колокол:

Он всегда звонит по тебе.

Джон Донн

По ком звонит колокол ранним утром?

Он звонит над скошенными лугами.

По ком звонит бронзовый, звонкий, звучный?

По запахе сена, что здесь косили тридцать лет назад,

В то далёкое лето.

По запахе тела, что здесь дышало тридцать лет назад,

В то далёкое лето, По наивном юнце, что страдал здесь тридцать пять лет назад,

В то далёкое-далёкое лето.

Водопроводы в горах миновали, Всё равно я до них не дойду,

Вершины скрылись в тумане,

Всё равно они для меня недоступны.

И всё, что хотел я создать,

Развеяно с колокольным звоном

В солнечное утро.

Вы ещё рядом со мной,

Юные, прекрасные, новые.

Такие же, как в давнишние годы,

Такие же, как прежде,

Жизнь вечна,

А колокол звонит о человеке,

Чтобы живые помнили умерших.

Перевод Н.Астафьевой

В.Британишского

Станислав Игнацы Виткевич (1885- 1939) - поэт, прозаик, драматург, художник, теоретик искусства, философ, фотограф. Первые публикации в межвоенное двадцатилетие. Наибольшее признание поизведения Виткевича получили с конца 60-х годов ХХ века, когда литературное сознание было готово к восприятию его гротескного языка.

В его творчестве явно ощущаются катастрофические тенденции, порождённые событиями Первой мировой

войны и характерные для 20-30 годов.

Из книги Чеслава Милоша "Голоса бедных людей":

"Станислав Игнацы Виткевич"

Жар, пепел, полынь.
Тут стою пред лицом целокупности жизни.
Жар, пепел и дикая вишня
На плоских сколках недолговечных царств.

В последний раз ветер разгонит тучи,
Заплачу о том, что вижу в последний раз:
По-над небом, по-над криком гусей и разливом рек
Паучок строит алмазную лесенку,
Внизу полынь, крапива и дикая вишня
На сонных просторах несуществующих царств.
Я побежден,
Гибну гибелью всякой дышащей твари.
Тем не менее знаю: вот мой жребий и только мой.
Я побежден, земля из-под ног уходит,
И плавится, словно воск, хрупкая память.

Все шепоты колыбелек, все сны матерей, баюкающих детей,
Все придыханья любовников с налитыми кровью белками,
Все снега апельсиновых рассветов в горах
Ношу с собой. Пока еще - все,
Но скоро кану в черную бездну зенита.

Исполать роду, наглому и плодовитому,

Множащемуся и длящемуся, не взыскуя тайны.

В обход людской воли жаждал достичь глубин,

Но сильный прав - только так

Постигаешь пределы.

Перевод Сергея Морейно

Под впечатлением двойной оккупации Польши фашистами и сталинским СССР 18 сентября 1939 года покончил жизнь

самоубийством

Мы живем во времени, когда вместо уходящих

в прошлое призраков наций появляется тень,

угрожающая всему, что прекрасно, таинственно

и единственно в своем роде, - тень угнетаемой

веками серой толпы, тень страшных размеров,

охватывающая все человечество.

Игнаций Виткевич. "Новые формы в живописи". 1919.

В межвоенное двадцатилетие Станислав Игнацы Виткевич и Бруно Шульц с Витольдом Гомбровичем

оказали большое влияние на литературный процесс, и на поэзию, в частности, последующего периода,

обозначив новые ориентиры художественно-литературных поисков.

Хотя и Бруно Шульц, и Витольд Гомбрович - прозаики, мне не хочется обойти их молчанием по той причине,

то в их прозе чувствуется ритм, который даёт намёк на тяготение к поэзии, что весьма существенно при

нашей попытке определить истоки и этапы развития современного польского верлибра.

Бруно Шульц (1892--1942)

(Построчная разбивка текста моя - Н.М. ) Как мне представляется,

здесь можно видеть образец ритмизированной прозы, тяготеющей к верлибру

и легко поддающейся свободной версификации (в переводе!).

19 ноября 1942 года Шульц был застрелен гестаповцем на улице дрогобычского гетто. Многие его рукописи

и практически вся живопись утрачены.

Витольд Гомбрович (1904 --1969).

Классик польского авангарда, оказавший большое влияние на польскую и европейскую литературу,

на формирование новых эстетических представлений не только прозаиков, но и поэтов (так!).

Замечу, что ему счастливо удалось избежать репрессий, уехав в Аргентину всего лишь за несколько дней

до вторжения фашистских войск в Польшу.

"Я лежал в тусклом свете, и тело мое непереносимо боялось, стискивая страхом мой дух, дух стискивал тело,

и каждый прекрошечныи нервик сжимался в ожидании того, что ничего не произойдет, ничего не переменится,

ничего никогда не наступит и -- на что бы ни решиться -- не начнется ровным счетом ничего"...

Чёткий ритм! - не так ли?

Цитата из романа В.Гомбровича "Фердидурка", фрагмент. Перевод А. Н. Ермонского

"Бруно Шульц называл Гомбровича разведчиком и

именователем областей неофициального, непризнаваемого,

замалчиваемого в жизни и в сознании, сопоставляя его с Фрейдом."

Борис Дубин

После Первой мировой войны в литературе звучали мрачные прогнозы и предостережения, тема "грядущего

Апокалипсиса" оказалась центральной и в творчестве поэтов нового поколения, многие из которых погибли

в борьбе с фашистами.

---------------------------

***

В годы Второй мировой войны и оккупации польская литературная жизнь продолжалась в подполье и в эмиграции.

Кшиштоф Камиль Бачинский (1921-1944) - автор прекрасной лирики - символистской и провидческой. Он - один

из крупнейших поэтов своего поколения - так называемого "поколения Колумбов", то есть молодого поколения

польских поэтов и писателей, которые родились около 1920 года, для которых период вхождения во взрослую

жизнь пришёлся на годы Второй мировой войны. У наиболее пострадавших опыт войны определил их сознание

и идентичность.

Для поэтов "поколения Колумбов" характерны темы

кризиса ценностей, распада человеческого достоинства,

чувства исторических бедствий (катастрофизм), жёсткость

современного мира, а также - мотив смерти и жестокости.

"В годы оккупации Бочиньский изучал полонистику в подпольном

Варшавском университете. С 1943-го - в Армии Крайовой, окончил

подпольную школу подхорунжих. Участник Варшавского восстания,

в первые дни которого погиб - 4 августа 1944; в тот же день в

другой части города от бомбы, попавшей в их дом, погибла его жена Барбара..."

В.Британишский

"Поэтическое творчество, конспиративная жизнь в подполье, -

включая учебу, литературу, солдатскую службу,- личная жизнь сливаются воедино..."

Казимеж Выка

"...мы принадлежим к народу, жребий которого - стрелять по врагу бриллиантами".

Станислав Пигонь

С яслями

Кони белые горами

Пролетели, пыль осела,

В небе с треском догорало

Сочельника сено.

Из-за гор ли отдалённых

Ангел белый? Злой мороз?

Старцы в небесах в поклоне?

Белый ангел ясли нёс.

Так замкнуть - а вдруг для смеха?-

Крышей, звёздами белёной,

И века и человека

В четырёх стенах картонных,

Так замкнуть- так отстранённо-

В двух фигурках- чёрной, белой,

Кости бедствий всевремённых,

Жаждой мучимое тело-

Напряглось оружье гроз.

Белый ангел ясли нёс.

А фигурки в муке гаснут,

Уходя, слабея, тонут

В свете звёздном, свете ясном

Пеплом сыплются картонным.

Ангелу смешны не просто

Их грехи, но их упорство,

Как один - пускай их до ста.

Белый ангел ясли нёс.

Тут запнулся ангел белый,

Лёгкий, как туман и камень,

И голодной смерти тело

Он увидел под ногами,

Почернелых рёбер прутья,

Скрещены лопаты рук,

Барабаном брюхо вздуто

Посинело. Ангел вдруг

Повернул. В небесный плёс

Ясли чёрные понёс.

2.XII.1941г.

Пер. Л.Бондаревского

Sur le pont d` Avignon

Стих этот солнце льёт на стены,

Как фотоснимок прежних вёсен,

Дождь кантиленою привносит

Строй синих нот в небесный звон,

И ветер, и вода в смятенье,

Танцуют невесомо тени

" sur le pont

d` Avignon".

Зелёной музыки дыханье,

Старинной музыки затишье,

Вздохни с деревьями- услышишь

Как промельк- напряжённый тон,

Так на тончайшей ветра гамме

Блестящие танцуют дамы

"sur le pont

d` Avignon".

А в деревах, в оконной раме

Сквозит высокий профиль готик,

И птицы в жёлтой позолоте,

Как лютни, отлетают в сон.

В лесах зелёных - белых ланей

Вечерний замирает танец,

Танцуют кавалеры, дамы

"sur le pont

d` Avignon".

В лазарете, апрель 1941.

Перевод Л.Бондаревского

Такие времена

Любимая, дорогая. Такие времена.

Ночь давно уже длится, ночь без звёзд и темна.

Дрожат привиденья деревьев, с корнями сорваны с мест.

Каркас небес над нами - как рук переломанных крест.

Головы стукают оземь, ночи уходят в дни,

А дни уходят в ночь, рожая гробы - не ладьи,

Могилами в мир уходят, уходит время в снах.

Сердца - но их так мало, уста - а сколько их?

И так малы мы сами, шаг лишь один - и в миф.

И мы - как эти тучки над перекрёстком дорог,

Где пушки стальных столетий и крест, на коем - Бог.

Верёвки. С виселиц, что ли? Но колокол, а не руп.

И утекает сила - как будто песок в стекле

Старинных часов песочных. И мы очнёмся во сне

Без голоса и без силы. Рычат, одна за другой,

Бронемашины бури, Кровавой розой в хмури

Небо нависло над нами, как поколения гор.

Треск черепов. И тихо. Лишь мрак и тишина.

И ветер стукнет ставнем, и век придавит камнем.

И наших сердец не станет. Такие времена.

10.IX.42.

Перевод Н.Астафьевой

***

Слова - они, как тонкая завеса,

которая спадает

в тишине.

И проступают краски

и очертанья...

Тадеуш Ружевич

После 1944, с наступлением "коммунистического режима" многие литераторы, находившиеся в эмиграции,

не вернулись на родину; те же, что вернулись или не покидали Польшу, столкнулись с ограничениями свободы

слова.

В первые послевоенные годы ярко дебютировал поэт Тадеуш Ружевич.

Тадеуш Ружевич (р.1921) - поэт, писатель и драматург. Один из самых известных в мире современных польских писателей. Он лауреат множества премий, почётный доктор нескольких университетов Польши. Член академий художеств Германии (член Баварской Академии художеств (1981), член Берлинской академии художеств (1987).

Являясь представителем "поколения Колумбов",

Ружевич-поэт известен как автор "нагой", аскетичной лирики.

***

поэзия не всегда

принимает форму стихотворения

на шестом десятке

она является поэту

в облике дерева птицы

в сиянии света

в облике женщины

или в безмолвии

а то и просто живёт в нём

вне всякой формы

как чувство

любви гнева жалости

Перевод Андрея Базилевского

***

Все образы чувства сведения воспоминания

понятия опыт - всё из чего я состоял

не соединяются друг с другом и не становятся целым

во мне

только порой доплывают до берега моей памяти

прикасаются к коже

легко дотрагиваясь затуплеными когтями.

не буду врать

я не цел я разбит и разобран

кто склонится к этим фрагментам интересуясь.

а я так занят

кто смог бы припомнить форму того что внутри у меня

в этом горячечном беспорядочном движении

где в коридоре двери закрываются и открываются тысячами

кто воссоздаст форму мою которая

ни белым мелом

ни чёрным Углем

не отражена

даже я сам

если вдруг меня спросят

cебя не могу вспомнить

а говорят - я живу.

Перевод Глеба Ходорковского

Почему поэты пьют водку

потому что они

видят чтС в них сидит

и чтС ещё может

вылезти

пьют потому что не могут слышать

ни того чтС сами себе говорят

ни того чтС им говорят другие

пьют потому что не прочь подложить свинью

собрату по цеху

но в трезвом виде

они так благородны

пьют перед зеркалом потому что боятся

проворонить того другого

который лучше и "милее"

(свет мой зеркальце

скажи...)

пьют потому что знают

всё чтС уже написали

и не знают чтС ещё

сумеют из себя выжать

Перевод Андрея Базилевского

***

Достоевский говорил

что если б велели ему выбирать

между истиной и Иисусом

он выбрал бы Иисуса

на пути к завершению

начинаю понимать

Достоевского

рождение жизнь смерть

воскресение Иисуса

грандиозный скандал

во вселенной

без Иисуса

наша маленькая земля

лишена веса

этот Человек

сын божий

если и умер

воскресает

каждый день

в каждом

кто следует за ним

Перевод Анатолия Ройтмана

***

Чеслав Милош (1911-2004) - поэт, переводчик и эссеист. Поэзия Милоша впитала в себя многое: тут и своеобразие

традиций Восточной Европы - его родины, влияние христианства, иудаизма, марксизма, в нее вошла вся

кровавая история XX в. и мучительный опыт эмиграции. Его творчество подкупает тематическим

многообразием и интеллектуальным богатством. Это - сочетание рассудочности и лиричности;

конкретно-чувственной образности и диалектической мощи; моральной силы и убежденности.

Все силы Милоша направлены на то, чтобы противостоять

горькому опыту, и не только собственной жизни, но всей истории

с ее парадоксальным сочетанием ужасного и прекрасного.

Джонатан Гэласс, американский поэт и издатель.

Что мне или кому-то там ещё до того,

Что будут и после нас восходы и закаты солнца,

снег на горах, крокусы,

и человечество со своими кошками и собаками?

Что нам до того,

что при великом землетрясении часть южной Калифорнии

провалится в море,

Что будет признана легальность браков с компьютерами,

Что возникнет планетарная кибернетическая империя,

Что в 3000 году будет торжественно отмечено в Риме

вступление в четвёртое тысячелетие христианства?

Что нам до всего этого,- если в нашей стороне умолкает шум

мира

И мы переходим в Иное, вне времени и пространства.

Напрасно в обряде Поминовения искушают нас дарами еды и

питья.

Не отзываемся, ибо нет языка, чтобы говорить с

живыми.

И вянут бесполезно цветы, положенные, когда мы были уже

далеко.

Перевод Льва Бондаревского

Посвящение

Ты, которого я не сумел спасти,

выслушай. Постарайся понять эти простые слова. Ей-богу,

я не знаю других, говорю с тобой молча,

как дерево или туча,

то, что меня закалило, тебя убило.

Ты конец эпохи посчитал за начало новой

эры. А пафос ненависти - за лирические восторги.

Силу слепую за совершенство формы.

Мелкие польские реки, струящиеся по равнине.

И колоссальный мост, тонущий в белой мгле.

И разрушенный город. Ветер швыряет вопли

чаек тебе на гроб, пока я говорю с тобою.

В неумелых попытках пера добиться

стихотворенья, в стремлении строчек

к недостижимой цели -

в этом, и только в этом, как выяснилось, спасенье.

Раньше просом и семенами мака

посыпали могилы - ради всегда бездомных

птиц; в них, считалось, вселяются души мертвых.

Я кладу сюда эту книгу нынче,

чтоб тебе сюда больше не возвращаться.

Краков, 1945

Перевод И.Бродского

Элегия для Н.Н.

Неужели тебе это кажется столь далеким?

Стоит лишь пробежать по мелким Балтийским волнам

И за Датской равниной, за буковым лесом

Повернуть к океану, а там уже, в двух шагах,

Лабрадор - белый, об эту пору года.

И если уж тебе, о безлюдном мечтавшей мысе,

Так страшны города и срежет на автострадах,

То нашлась бы тропа - через лесную глушь,

По-над синью талых озер со следами дичи,

Прямо к брошенным золотым рудникам у подножья Сьерры.

Дальше - вниз по течению Сакраменто,

Меж холмов, поросших колючим дубом,

После - бор эвкалиптовый, за которым

Ты и встретишь меня.

Знаешь часто, когда цветет манцанита

И залив голубеет весенним утром,

Вспоминаю невольно о доме в краю озерном,

О сетях, что сохнут под низким литовским небом.

Та купальня, где ты снимала юбку,

Затвердела в чистый кристалл навеки.

Тьма сгустилась медом вокруг веранды.

Совы машут крылами, и пахнет кожей.

Как сумели мы выжить, не понимаю.

Стили, строи клубятся бесцветной массой,

Превращаясь в окаменелость.

Где ж тут в собственной разобраться сути.

Уходящее время смолит гнедую

Лошадь, и местечковую колоннаду

Рынка, и парик мадам Флигельтауб.

Знаешь сама, мы многому научились.

Как отнимается постепенно то,

Что не может быть отнято: люди, местность,

И как сердце бьется тогда, когда надо бы разорваться.

Улыбаемся; чай на столе, буханка.

Лишь сомнение порою мелькнет, что мог бы

Прах печей в Заксенхаузене быть нам чуть-чуть дороже.

Впрочем, тело не может влюбиться в пепел.

Ты привыкла к новым, дождливым зимам,

К стенам дома, с которых навеки смыта

Кровь хозяина-немца. А я - я тоже

Взял от жизни, что мог: города и страны.

В то же озеро дважды уже не ступишь;

Только солнечный луч по листве ольховой,

Дно устлавшей ему, преломляясь, бродит.

Нет, не затем это, что далеко,

Ты ко мне не явилась ни днем, ни ночью.

Год от года, делаясь все огромней,

Созревает в нас общий плод: безучастность.

Перевод И.Бродского

Вислава Шимборска (р.1923) - автор книг стихов, сборников эссеистики, переводов не только Шарля Бодлера,

но и французских поэтов XVI века Теодора Агриппы д'Обинье и Теофиля де Вио. Много переводила с русского.

По мнению Чеслава Милоша, поэзия Шимборской -

весьма горькая.

Её стихи "построены на жонглировании,

как шарами, элементами нашего общего знания, они то и

дело удивляют неожиданным парадоксом и представляют

наш человеческий мир как трагикомический".

Ничто перелицевалось также и для меня,

Вправду вывернулось наизнанку.

Тогда я и обнаружила себя

С ног до головы среди планет,

Даже не помнящей, каково мне было не быть.

О, мой тут - встреченный, тут - возлюбленный,

Только тогда я осознала себя, с рукой на твоём плече.

Сколько с той стороны на нас приходится пустоты,

Как там нехватает лужка для единого листочка щавеля,

И солнце тут после темноты- как возмещение

Капле росы- за ту глубочайшую там сушь!

Звёзды - раскиданы как попало! А здешние- наоборот!

Распяты на кривизнах, притяжениях, и точны в движении!

Разрыв в бесконечности - дом беспредельного неба!

Блаженство после беспространства в образе качающейся берёзы.

Сейчас или никогда ветер движет тучи,

Потому что ветер - это то, что не веет там.

И жук пробирается по тропке в тёмном одеянии свидетеля

Обстоятельств долгого для короткой жизни ожидания.

А мне так выпало, что я при тебе,

И вправду не вижу в том ничего

Обыкновенного.

Перевод Льва Бондаревского

Бал

Покуда толком ничего не ясно,

поскольку нет сигналов долетевших,

пока Земля опять же не такая,

как ближние и дальние планеты,

покуда нет ни слуху и ни духу

о прочих травах, предпочтенных ветром,

о деревах других в коронах кроны,

другом зверье, как наше, несомненном,

покуда нету эха, кроме местных,

которое умело б говорить слогами,

покуда ничего не сообщалось

о худших или лучших амадеях,

платонах или эдисонах,

пока злодейства наши

соперничают только меж собой,

а приданное нам добросердечье

ни на какое больше не похоже

и хоть сомнительно, зато одно такое,

а головы с невнятицей иллюзий --

единственные, полные иллюзий,

а вопли, что возносим к небосводу

всего лишь вопли из-под сводов нёба, --

мы мним себя гостями на танцульке

особыми и отличенными,

танцуем под музыку местного оркестрика,

и пусть нам представляется,

что этот бал один и есть такой;

кому как - не знаю,

а мне достаточно

для счастья и для злосчастья

тихое захолустье,

где звезды говорят спокойной ночи,

немногозначительно

перемигиваясь

по нашему поводу.

Перевод Асара Эппеля

Здесь

Не знаю как где,

но тут на Земле полно всякого.

Здесь изготовляют стулья и унынье,

ножницы, скрипки, нежность, транзисторы,

плотины, остроты, чайные чашки.

Быть может, где-то всякого куда больше,

однако по каким-то причинам там нет живописи,

кинескопов, пельменей, платочков поплакать.

А здесь не перечесть городов с окрестностями.

Какими-то можно очароваться особо,

именовать по-своему

и оберегать от недоброго.

Возможно, где-то есть похожие,

но никто не полагает их красивыми.

Возможно, как нигде или мало где,

у тебя тут особое туловище,

а при нем необходимые приспособления,

дабы не к своим детям добавить собственных.

Кроме того, руки, ноги и ошеломленная голова.

Неведение здесь без устали трудится,

непрерывно что-то подсчитывает, измеряет,

сравнивает,

производя из этого доводы и выводы.

Знаю, знаю, о чем ты думаешь.

Ничего здесь устойчивого,

ибо от всегда до навсегда во власти стихий.

Однако заметь - стихии утомляемы

и долго порой отдыхают

до следующего раза.

Знаю, о чем думаешь еще.

Войны, войны, войны.

Но ведь и между них бывают паузы.

Смирно - люди злые.

Вольно - люди добрые.

По команде смирно сотворяются пустыри.

По команде вольно

На удивление быстро громоздятся дома

и тут же заселяются.

Житье на Земле обходится куда как дешево.

За сны, к примеру, ни гроша не платишь.

За иллюзии - только когда они утрачены.

За пользованье телом - только телом.

И словно бы этого было мало,

вертишься без билета в карусели планет,

а заодно с ней - зайцем - в метелях галактик,

сквозь столь быстротекущие времена,

что ничто тут на Земле не успевает дрогнуть.

Лучше приглядись хорошенько:

стол стоит, где стоял,

на столе листок, где положили,

сквозь приотворенное окно дуновение только воздуха,

в стенах никаких пугающих щелей,

сквозь которые выдуло бы тебя в никуда.

Некоторые любят поэзию

Некоторые -

то есть не все.

Даже не большинство - меньшинство.

Не считая школ, где заставляют,

и самих поэтов, из тысячи таких найдётся двое.

Любят -

но любят исуп с вермишелью,

любят комплименты, любят голубое,

любят старый шкафчик,

любят настоять на своём,

любят гладить собаку.

Поэзию -

но что это такое: поэзия?

Множество сомнительных ответов

на это вопрос уже давали.

А я как не знаю, так и не знаю

и держусь за незнание, как за перила.

Перевод Натальи Аставьевой

Притча

Рыбаки поймали бутылку. В ней -- письмо. В нем такие строки: "Люди, спасите! Я тут. Выброшен океаном я на безлюдный остров. На берегу стою и помощи вашей жду. Скорее ко мне. Я тут!".

- Нет числа. Наверно, уж поздно. Бутылка могла долго плавать, - сказал так первый рыбак.

- И не указано место. И океан не назван, - сказал так второй рыбак.

- И вовсе не слишком поздно. И уж совсем недалеко. Остров ТУТ - везде среди нас, - сказал третий рыбак.

Наступило смущение. Воцарилось молчание. Как обычно, когда выясняется общеизвестный факт.

Перевод Бориса Горобца

На этом, "выяснив общеизвестный факт", я пожалуй, закончу, небольшой обзор развития польской

оэзии. Надеюсь, без лишних слов достаточно понятно, что наиболее значительное влияние на эволюционный

процесс в поэзии оказали поэты, чьё образование, культурная среда обитания и разнообразие личных

устремлений сформировали их свободу самовыражения, что в свою очередь обогатило мировую культуру.

Возникновение после 1976 г. "самиздата" спасло польскую литературу,

и более того, поспособствовало историческим переменам, кульминацией

которых стал 1989-й год.

Парадоксальным образом именно трудные для свободы слова условия и

исторические обстоятельства, укоренившиеся еще в традиции XIX столетия,

в значительной степени способствовали формированию "польской поэтической

школы. Отличительными признаками польской поэзии можно назвать способность

говорить о судьбе одной человеческой личности в вихрях истории, умение соединять

индивидуальную перспективу с универсальной, экзистенциальную и метафизическую -

с исторической.

В современной польской поэзии, выявились два направления, два полюса поэзии как личного выражения,

- поэзия психо-эмоционального самоанализа, и поэзии как жанра искусства, который должен рассматривать

вопросы наиболее важные для человеческого существования, то есть философские проблемы, религиозные,

духовные.

Уже сегодня

сию минуту

жизнь без веры это наказанье

вещи становятся богами

тело становится богом

это божество жестокое и слепое

поклоняющегося пожирает переваривает

извергает

Тадеуш Ружевич. Кара. 1950-е.

Перевод В.Британишского

Исторически обусловленные тенденции развития польской поэзии логически завершили, - полагаю,

на время! - свои метаморфозы, а философское сознание эпохи, сформировавшееся на её закате,

нашло выражение во всём многообразии "польской школы" искусства.

Говорят, сова Минервы

вылетает в сумерках.

Наконец

пишутся не только стихи, которые нужно написать,

но те

которые самому хотелось бы написать.

Оставляй клетку открытой,

чтобы птица могла вернуться.

Кшиштоф Карасек. Оды.4.

Перевод Льва Бондаревского

***

Благодарю за дружеское участие и поддержку

Виктора Николаевича Пучкова,

а Льва Владимировича Бондаревского, кроме того, и за любезную помощь в переводе

некоторых стихов.

Приложение:

Ян Кохановский (1530-1584) - польский поэт эпохи Возрождения.

Ян Анджей Морштын (1621-1693) - дипломат, переводчик, поэт.

Эузебиуш Словацкий - поэт, драматург и переводчик. Отец Юлиуша Словацкого

Мацей Казимир Сарбевский (1595-1640) - поэт и теоретик литературы, переводчик.

Игнацы Красицкий (1735-1801) - поэт, драматург и публицист.

С 1759 по 1761 находился в Риме для совершенствования

образования.

Адам Мицкевич (1798-1855) - поэт, политический публицист.

Жил в Германии, Швейцарии, Франции, Италии, России.

Зыгмунт Красиньский (1812 - 1859) - граф, польский поэт и драматург. Изучал право в Варшаве, затем в Женеве, где познакомился с Адамом Мицкевичем. С 1829 жил за границей, преимущественно во Франции и Италии, изредка приезжая на родину.

Юлиуш Словацкий (1809-1849), сын профессора Эузебиуша Словацкого - поэта, драматурга и переводчика). После 1831

Циприан Норвид - С 1842 года - в эмиграции: Германия, Англия, США, Франция. В Париже жил с 1849 по 1852 и с 1854 до конца жизни.

Адам Аснык (1838-1897) - польский поэт, драматург, историк литературы. В 1861 году жил в Париже. Путешествовал по Европе. Побывал на Цейлоне и в Индии.

Мария Конопницкая (1842 - 1910) - поэт, прозаик, переводчик.

Ян Каспрович (1860-1926) - поэт, драматург, литературный критик, переводчик

Тадеуш Мициньский (1873-1918) - поэт, прозаик, переводчик.

Леопольд Стафф (1878-1957) - поэт, драматург, переводчик.

Станислав Выспяньский (1869-1907) - поэт, драматург. В период с 1890 по 1895 Выспяньский посетил Италию, Швейцарию, Германию, Чехию и Францию.

Болеслав Лесьмян (1877-1937) - поэт. После окончания Киевского университета до 1918 года жил во Франции.

Юлиан Тувим (1894-1953) - поэт, прозаик. С 1939 по 1945 жил в эмиграции.

Антоний Слонимский (1895-1976), до начала Первой мировой войны жил в Париже. С 1939 по 1951 жил, в Париже, Лондоне.

Ярослав Ивашкевич (1894-1980) - Поэт, писатель, драматург, переводчик.

Чеслав Милош (1911-2004) - поэт, переводчик и эссеист.

Вислава Шимборска (р.1923) - поэт, эссеист, переводчик.

***

Краткая библиография:

-- Антакольский П.Два века поэзии Франции. Переводы. М.,

Художественная литература, 1976.

-- Артюр Рембо. В Зелёном кабаре. М., Эксмо, 2007.

-- Аполлинер. Стихи. Литературные памятники. М., Наука, 1967.

-- Астафьева Н., Британишский В. Польские поэты ХХ века.

Антология. тт.1-2. , СПб. Алтейя, 2000.

-- Балашов Н. В кн.: Артюр Рембо. Стихи. Последние стихотворения.

-- "Литер. памятники". Послесловие. М., "Наука", 1982.

-- Британишский В. Речь Посполитая поэтов. СПб., Алетейя, 2005.

-- Западноевропейская поэзия ХХ века. Библиотека Всемирной

-- Ионкис Г. Английская поэзия 20 века. М., Высшая школа, 1980.

-- Литература XX века. Серия третья. Западноевропейская поэзия ХХ века. М., Худ.лит.,1977.

-- Лотман Ю.М. Об искусстве. СпБ, Искусство, СПБ, 2005.

-- Марченко А. М. М.Ю.Лермонтов, АСТ, Астрель, 2010.

-- Купреянов В. Замкнутый круг...Крещатик,2006, #4.

-- Купреянов В. Стихи.ру.

-- Купреянов В. Новый мир, 2002, #11.

-- Медведева О. Стихи и судьбы. "Дружба народов", 2003,#3.

-- Миллер Г. Время убийц. М., Аст, 2009.

-- Орлицкий Ю. Большие претензии малого жанра. НЛО, 1999, #38.

-- Польская муза и русские поэты. М., Прогресс-Плеяда, 2004.

-- Проклятые поэты. СПб., Азбука-классика. 2008

-- Поэзия Франции. Век XIX. М., Худ.лит., 1985.

-- Руднев В. Энциклопедический словарь культуры ХХ века. М., АГРАФ, 2009.

-- Тадеуш Ружевич. Избранное, М., Худ.лит., 1979

-- Чеслав Милош. Второе пространство. СПб, "Азбука-классика", 2010.

-- Шарль Бодлер. Цветы зла. М., Эксмо, 2007.

И др.

-- http://www.vestnik.com/issues/2004/0707/koi/kushner.htm

-- http://www.krugosvet.ru/

-- http://feb-web.ru/

-- http://www.krotov.info/lib_sec/13_m/mil/osh_00.htm

-- http://www.stihi.ru

-- http://kulturapolshi.ru/events.php?id=142

И др.

*****************************************************************************************************

© Copyright Матвеева Нина Владимировна Размещен: 29/10/2010, изменен: 29/10/2010. 380k. Статистика. Эссе: Между стихом и прозой		Ваша оценка:

Матвеева Нина Владимировна : другие произведения.

Без размера и рифмы. Часть 2