Аннотация: Если изменившееся "Я" не умещается в привычную форму...
Без рифмы и размера.
Часть 2.
Поэзия -- всегда стрела,
она вонзается в сознание,
и мы постигаем ее, даже не успев понять.
А. Гелескул
Всё же истоки верлибра искать трудно, а может быть и невозможно...
Можно сказать, идея "освобождения" стиха витала всегда, - и, полагаю, была изначально присуща поэтической речи, - иногда более или менее удачно претворяясь в творчестве поэтов, эмоционально чувствительных к внешним потрясениям и к смене мировоззрений.
Первопричину, возможно, следует искать в общих тенденциях развития культуры. Все переломные моменты в широком смысле связаны с неизбежным изменением формы, которая стремится вместить в себя новое содержание, а способы выражения внутреннего мира усложняются в связи с обретением и ассимиляцией личностью всё нарастающего во времени предшествующего духовного опыта не только автора, но и читателя. После Бальзака, например, уже нельзя (впрочем, если очень хочется, то можно, однако зачем?) писать как Корнель, а после Бодлера - как Бальзак. Странен был бы после Пушкина Кантемир или Тредиаковский (имеется в виду отнюдь не мысль, а форма) и так далее. Что, впрочем, не отменяет увлекательности чтения авторов, отдалённых от нас проходящими и прошедшими столетиями.
"Переломы" в поэзии и поиски новых форм, как мы увидим в дальнейшем, часто происходят в периоды серьёзных государственных потрясений, изменений мировоззрения и менталитета, при появлении новых культурных контактов, доступности переводов и пр., что ведёт, между тем, и к прямым заимствованиям, и к скрытому интонационному и смысловому цитированию, что, кстати сказать, весьма характерно для верлибра, который иной раз может оказаться "сводом цитат".
По авторитетному мнению поэта и переводчика В.Британишского, одним из источников и стимулов "освобождения стиха" может быть и особая музыкальность, хотя наряду с верлибром "музыкальным" (как, например, стихи Гёте, Фета или Блока) существуют в мировой поэзии "разговорный" верлибр, с его нарочитой немузыкальностью (примеров - сонм), и верлибр "ораторский" (например, Уитмена).
Впрочем, всё может быть и проще: каждый выбирает форму под себя. И если изменившееся "Я" не умещается в привычные рамки, рождается нечто новое для каждого конкретного "артиста".
"Знаки и символы, используемые поэтом,
неопровержимей всего доказывают,
что язык есть средство передачи невыразимого
и непостижимого. Как только символы становятся
употребимыми и понятными на всех уровнях,
они утрачивают свою значимость и действенность..."
Генри Миллер. Время убийц.
***
Современный верлибр, как мы знаем, многим обязан, переводам иностранных поэтов.
Немцы с их ранней склонностью к античной поэзии
издавна переводили греческих и римских поэтов.
Как известно, прекрасным примером немецкого верлибра
могут служить многие стихотворения Гёте.
Арсений Тарковский
Иоганн Вольфганг фон Гёте (1749-1832) - поэт, государственный деятель, мыслитель и естествоиспытатель.
Господь своим безвидным чадам
Послал искусство, свод наук,
Их жизнь вовлек в небесный круг,
Чтобы земля не стала адом.
Им, голым, нужен был наряд,
Чтобы лицо заметней было.
И чтобы все пошло на лад,
Их стыд поэзия прикрыла.
Рифмованный перевод
Вячеслава Куприянова
Иоганн Христиан Фридрих Гёльдерлин (1770--1843) -немецкий поэт.
К паркам
Мне бы лето еще одно, всесильные!
И еще осень одну, пусть дозреет песнь,
Пусть усладится сердце, дайте
Допеть, а там пусть смерть приходит.
Коль не дать душе прав божественных,
При жизни, то и в смерти мира не жди,
Одно лишь свято мне и мило,
Пусть мне удастся стихотворенье,
Вот тогда, пусть навеки тьма опустится!
Я счастлив, пусть уже песни моей
Со мной не будет, но однажды
Я пел, как бог, вот все, что надо.
Перевод В.Куприянова
Христиан Иоганн Генрих Гейне (1797-1856) - поэт, публицист и критик.
Северное море (фрагменты)
VII
Ночью в каюте
Укачали меня волны,
А мечты -- того сильнее.
Тихо я в своей каюте
Завалился на кровать
И смотрел сквозь люк открытый
На глаза своей любимой
В высоте, на самом небе:
На плеяды светлых звёзд.
И возлюбленные очи
Над моею головою
Не дремали, а сияли
И подмигивали мне,
Я часами любовался
Синею небесной крышей,
До тех пор, туман покуда
Милыеглазанескрыл.
*
О дощатый борт,
Где лежит мой сонный череп,
Разбиваются волны, разбиваются дикие волны.
Они шелестят и бормочут
Мне на ухо тайно:
"Дуралей!
Руки твои коротки, а небо далеко,
И звёзды там вверху прибиты
Золотыми гвоздями --
Тщетна тоска, тщетны стенания,
Лучше всего, засыпай."
*
Мне снилась пустошь где-то в отдаленьи,
Покрытая глубоким белым снегом,
А я лежал под этим белым снегом,
Лежал и спал холодным смертным сном.
Но с высоты, с чернеющего неба
Глядели на меня глаза любимой,
Те звездоглазки милые -- с улыбкой,
Спокойные, нополныелюбви.
Перевод Виктора Шнейдера
Один из циклов "Книги песен" - "Северное море", философский и новаторский с точки зрения стихотворной формы, - написан редким для немецкой поэзии того времени верлибром.
Считается, что Гейне достиг такого совершенства в использовании верлибра в этом цикле, что в течение целого века после "Северного моря" немецкие поэты избегали обращения к этому размеру.
***
В западноевропейской, русской, да и в польской литературе версейная форма возникла, как можно предположить, не без влияния У.Уитмена - его много переводили, им увлекались..
Уолт Уитмен (1819--1892) - американский поэт и, публицист. Его главная книга "Листья травы" в XX веке признана одним из важнейших литературных событий, знаменовавших собой революцию в поэзии, связанную с новаторской стиховой системой.
Это "стих, который называют
"свободным", но которому присуща
ритмическая регулярность". М.Мендельсон
Считая, что стих должен быть естественным, как дыхание, Уитмен решительно отверг каноничные поэтические формы и заложил основы новой поэтики.
На создание Уитменом особой поэтической формы "Листьев травы" оказали влияние ораторское искусство, увлечение оперой и народными американскими песнями.
Возможно, в освобождении от рифмы проявилось его стремление приблизиться к "природе" и "разуму".
********************
[К слову: Одним из первых, кто оценил значение сделанного Уитменом для последующего движения поэзии в России, был И. С. Тургенев (см.выше).
Уитменом увлекались и В.Хлебников, и В.Маяковский...
Уитмен:
***
Где пантера снует над головою по сучьям, где охотника бешено бодает олень,
Где гремучая змея на скале нежит под солнцем свое вялое длинное тело, где выдра глотает рыбу.
Где аллигатор спит у реки, весь в затверделых прыщах,
Где рыщет черный медведь в поисках корней пли меда, где бобр бьет по болоту веслообразным хвостом.
Хлебников:
***
Сад, Сад, где взгляд зверя больше значит, чем груды прочтенных книг,
Сад,
Где орел жалуется на что-то, как усталый жаловаться ребенок...
Где черный тюлень скачет по полу, опираясь на длинные ласты, с движеньями человека, завязанного в мешок, и подобный чугунному памятнику, вдруг нашедшему в себе приступы неудержимого веселья.
Где утки одной породы в сухой клетке подымают единодушный крик после короткого дождя, точно служа благодарственный - имеет ли оно ноги и клюв? - божеству молебен...
Где толстый, блестящий морж машет, как усталая красавица, скользкой черной веерообразной ногой и после падает в воду, а когда он вскатывается снова на помост, на его жирном могучем теле показывается усатая щетинистая с гладким лбом голова Ницше.
Из кн.: К.Чуковский. Уитмен в России. ]
В подлиннике Уитмен в ритмическом отношении намного прозаичней,
чем в русских переводах К. Чуковского или - особенно - Бальмонта.
Как известно, переводы Чуковского из Уитмена оказали большое влияние на Маяковского.
По мнению Арсения Тарковского, стих Уитмена еще более приближает его
к нормам русского стиха.
Думаю, нет нужды пояснять, что переводы могут в значительной мере искажать структуру оригинала, поэтому все примеры переводов весьма условны.
***
Приснился мне город, который нельзя одолеть, хотя бы
напали на него все страны вселенной,
Мне мнилось, что это был город Друзей, какого еще никогда
не бывало.
И превыше всего в этом городе крепкая ценилась любовь,
И каждый час она сказывалась в каждом поступке жителей
этого города.
В каждом их слове и взгляде.
Перевод К.Чуковского
***
Необъятно зримое
Необъятно все зримое, свет, для меня необъятны небо и звезды,
Необъятны земля, простирающееся пространство и время,
Необъятны пути их, загадочные, многоликие, развертывающиеся;
Но еще необъятней моя незримая душа, постигающая, оживляющая все это.
Обнаруживающая свет, небо и звезды, вскрывающая землю, переплывающая моря.
(Чем было бы все это без тебя поистине, о моя душа?
С чем сравнимо, незримая, без тебя?)
Ты еще шире развертываешься, множишь загадки, о моя душа!
Ты еще более многолика и простерта дальше еще, чем все это зримое.
1891
Перевод Вячеслава Куприянова
Однако вернёмся к "стихотворению в прозе", начинателей которого объединяет попытка соединения лирической традиции и современности в произведение, что особенно ярко выражено в разработке урбанистической темы.
Добавлю к сказанному ранее, что "стихотворение в прозе" - как одна из форм взаимодействия поэзии и прозы, - обладает некоторыми частными признаками:
--
органической целостностью произведения,
--
замкнутостью на себя,
--
гармонической связью слов,
--
фраз и образов во "вселенной" произведения, -
и присутствует, в частности, во французской литературе, например, у Шатобриана, Нерваля, Барреса, Бодлера. (Список, естественно не полон - вспомним Козьму Пруткова).
Вообще говоря, новые поэтические формы особенно активно осваивали именно французские поэты (и писатели), увлекая поэтов-переводчиков, что, естественно, оказывало влияние на мировую литературу. (Думаю, следует оговориться, что под "мировой литературой" в данном контексте подразумевается литература, не связанная с восточноазиатской культурой.)
