Я проснулся от сильного сотрясения воздуха. В казарме задребезжали стёкла. Они вибрировали на своём пределе, ежесекундно рискуя разлететься на кучу осколков. Дневальный заверещал козлиным голосом: - Рота подъём! Ненависть пятидесяти разбуженных солдат срочников достигла пика и сочный мат эхом вернулся на тумбочку. Долетевшие до зданий звуки танковых выстрелов, продолжали испытывать на прочность стёкла в близлежащей деревне. Чертовски хотелось спать, но все знали, что через полчаса, появиться ротный или ещё того хуже комбат. Привычка держать на контроле все свои ощущения и посторонние звуки не раз спасала от неприятностей. Ледяная вода в умывальнике не оставляла сну не единого шанса. Старшина уже стоял на улице в ожидании "желающих" присоединиться к утренней пробежке. Дежурный по роте, пинками ускорял ползущих по цп духов. Хромающий узбек в кедах, с честно натёртыми в сапогах мозолями, стоял на крыльце и страдальчески смотрел в глаза старшине. Тот, глядя на подранка, отдал команду: - Инвалиды, на уборку территории вокруг казармы, остальные бегом марш! И, рота набирая скорость, побежала в сторону спорт городка. Обычное утро передового полка прикрытия границы, разгоняло тучи над посёлком, никому ничего не обещая. Предстоящий день мог выкинуть любой фокус, соревнуясь с каждым военным, в неожиданных подношениях и подарках судьбы. Осень, осень, воспетая классиком, раскрашенная природными красками, бросающая с небес затяжные ливни и дарящая трудолюбивым колхозникам плоды урожая. Осень, пора подведения итогов в боевых подразделениях, время призыва и увольнения со службы. Скоро заветный дембель, грохочущий перестуком вагонных колёс и визгом турбин взлетающих в сторону дома реактивных лайнеров.
Плановые стрельбы были проверкой в проведении обучения солдат и сержантов. Передовой полк, стоявший советско-китайской границе, в то самое неспокойное время, пчелиным ульем гудел с раннего утра. Одни подразделения уходили в сторону стрельбища, другие, сменяя их возвращались на отдых. Непрерывный трафик танков и бээмпешек, в направлении танкодрома и директрисы, превратил дороги в хорошие такие канавы. Стрекотня пулемётов и непрерывная канонада от орудийный выстрелов, привычным фоном ложилась на ухо, ни капли ни кого не раздражая. Заполненная до отказа мабутовцами, моя 520 машина, неслась по пашне в сторону полигона. Призванные "партизаны", из близ лежащих деревень, в качестве дополнения к срочникам, с ненавистью в глазах, требовали, что бы сержант открыл верхние люки. Тот же не желая, терять драгоценное время, да и отчасти переживая, что эти усатые тараканы выползут на броню, запретил в категоричной форме это делать. Какой то идиот закурил в десантном отделении, запах сигарет потянуло по корпусу и сержант задраив командирский люк, пополз в сторону нарушителей. - Вы чё, там совсем обезумели отцы? Костёр не пробовали разводить? Ща механику команду дам, включит систему пожаротушения, будете как ежики в тумане! - Давай, жми!
Я приподнял, красный колпачок, закрывающий кнопку и нажал. Внутренности бээмпэхи наполнились белым "дымом" и пехота исчезла из виду. Перепуганные насмерть мабутовцы, посыпались через заднюю десантную дверь на вспаханное поле. Углекислотный дым, выползал из стоящей посреди поля машины. Со стороны могло показаться, что это последствия пожара. Очумевшие от такой постановы мабутовцы, рванули по полю, от бээмпэхи, боезаряд в башне машины был полным. Попытка сержанта остановить бегущих вояк, успехом не увенчалась. Как на зло, не вдалеке, стояла ещё одна боевая машина и красочно горела. Из её выхлопной системы, вырывалось двухметровое пламя. Механик, выскочил на броню и набросил на горящий факел тент, вернувшись на своё место, немного про газовал двигатель. Пламя задохнулось и пошёл белый дым. Стоящие "партизаны", отказывались, возвращаться в грохочущие железяки. После недолгих препирательств, мы всё же тронулись дальше. Домчавшись до полигона, мы с облегчением попрощались с пехотой. Нас ждала, Директриса БМП - место стреляющих по мишеням боевых машин.
Командный пункт позади, выстроенный из белого кирпича и имеющий классы, для обучения. Наконец то мы воссоединились со своей ротой. Кстати сказать, что такое времяпрепровождение, было для многих из нас любимым занятием. За исключением нескольких "контуженых" с самого призыва, основная масса солдат любила дни проведённые на полигоне. Здесь не было, уставной занудной рутины полковой жизни. Но были некоторые недостатки, которые проявлялись в разных, порой в не очень привлекательных сторонах быта. Например жратва. Как правило, её, привозили уже холодной и изрядно потрёпанной. Мясо испарялось в неизвестном направлении, масло видимо таяло по пути, количество сахара в чае не превышало одной молекулы на 10 литров. В зимний период, всё это замерзало и превращалось, в овсяное мороженное или громадный кусок льда, сейчас бы мы сказали -Айс Чай. Урезанные хлеборезами куски масла и сахара по пути и вовсе грозили стать невидимками. Из всего этого следовало, что тогдашний мотострелок или танкист, мог до отвала налупиться каши или хлеба. Но это всё было, затянувшимся вынужденным постом. Периодически присылаемые родичами посылки, давали страждущим по мясу и сладкому, хоть какую то секундную радость.
Естественно, офицерский состав, таких трудностей не испытывал, так, как заботливый старшина всегда был готов прийти на помощь с ящиком тушёнки в руках. Частенько он это делал после полевых выходов, добавляя к домашнему рациону командира и ящик сгущёнки, умело сэкономленный, в походе за опытом. Из всего вышеперечисленного могу сделать вывод, что жрать хотелось практически всегда. Что уж говорить о парнях, которым нельзя хавать свинину. Шикарные куски сала которые, видимо должны были быть мясом, они съедали, как баранину, при этом задавая один очень важный вопрос: - Это баранина? Да?
- Да. - всегда был мой ответ. На этот самообман, им приходилось идти, что бы не протянуть ноги от голода. Ведь овёс такой калорийный, а лошади, такие сильные.
День подходил к своему завершению. Вечерняя прохлада опустилась на близлежащие сопки вместе с темнотой. Постепенно сумерки сгустились и на расстоянии трёх метров, можно было только увидеть смутный силуэт стоящего человека. Отстрелявшись на отлично днём, наша рота заработала, один отпуск оператору наводчику от командира корпуса. В ожидании ночной стрельбы, мы сидели в своём расположении и ждали команды. Мой хороший друг Тырык. По национальности венгр, а по натуре дикая прощелыга, растворился в липком ночном мареве. Он как настоящий каптёрщик, постоянно был в поиске. Его ультразвуковые сенсоры и инфракрасные фары, вместе с собачьим чутьём и неуёмной энергией частенько выручали нашу роту от голодных обмороков. Прошло около часа, и светящийся огонёк сигареты мелькнул в нашем направлении. Не превращающаяся канонада и тра та та спаренных с пушкой пулемётов, располагало к громким беседам. Появившийся из близлежащих зарослей венгр, заговорщически обнял меня за плечи и боясь, что нас услышат, прошипел: - Еда, много еды, очень много, пошли. И мы, что бы не привлекать внимание, не спеша удалились. Преодолев с пол километра, мы вышли на большую природную лужайку.
Вокруг этой поляны, рос камыш в рост человека. Лёгкие порывы ветерка создавали нежное шуршание, почти ласковое и убаюкивающее. Посредине, стояла огромная палатка. Из трубы торчащей вверх шёл дым. У входа, на траве, спал часовой с автоматом, за спиной. Прокравшись в палатку, мы остолбенели. Полностью накрытые столы, рядом стоящие ящики с консервами и различными бакалейными товарами, в коих были и конфеты и печенье и мармелады и шоколады. Подсвеченные слабой лампочкой столы, располагали к тихой трапезе. Уснувший грозного вида повар, мирно посапывал возле буржуйки. Оранжевые языки пламени пытались выбраться из разбудить несчастного, но задвижка была хорошо закрыта, так, что шансов у него было ноль. Немного подумав, мы сели за стол и хорошенько подкрепились. Набрав с собой всего чего только было можно, мы умиротворённо потащились к своим. Отдав добычу, которой было явно недостаточно для всех, мы вынуждены были повести роту, к заветной палатке. За время нашего отсутствия, там ничего не изменилось. Часовой и повар спали, мертвецким сном. Боевая единица просочилась в офицерскую столовую. Я зашёл туда последним. В полнейшей тишине, рота рассредоточилась по столам. Жующие, чавкающие и вгрызающиеся в яблоки солдатские зубы, шуршащие фантики и скрежет открываемых банок с тушёнкой- вот что я услышал, когда зашёл. Внутри царил, полный хаос, сожрать столько еды в считанные минуты, было не возможно, но тем не менее. Картина опустошения, подсвеченная огнём буржуйки. Неожиданно повар в белой куртке, зашевелился и дёрнулся. Потом медленно открыл глаза и непонимающе посмотрел вдоль столов. Видимо в этот момент он ещё думал, что спит. Немного оклимавшись, он привстал, открыл рот в недоумении и истошно закричал на родном азербайджанском языке. Его непонятные слова разорвали тишину. Шуршащие фантиками бойцы, в мгновения ока выплеснулись наружу и исчезли. Вместе сними в ночную мглу ушёл весь ужин офицерского состава. Не тронули налётчики только вино. Ни пропало не одной бутылки. Позднее, узнав о происшествии, присутствующий на проверке командир корпуса, приказал никого не искать, а лучше заботиться о личном составе. - Довели, говорил, он, что они у вас, как диверсанты по ночам в поиске......