|
|
||
СВЕРХНОВАЯ
(апокалиптическая фантазия)
- Вы уверены?!
- В этом не может быть никакого сомнения. Совершенно точные результаты вычислений нескольких обсерваторий, я проверял.
Тёмная комната стала совсем чёрной, очертания предметов дрогнули и поплыли у меня перед глазами. Примёрзшим языком я попытался возразить, что может быть, здесь какая-то ошибка...
Старик невесело улыбнулся.
- Никакой ошибки, повторяю. Что ж... Ваш страх вполне логичен. Итак, теперь вы знаете то же, что и я - центральное светило нашей системы в самое ближайшее время прекратит своё существование. Не могу сказать наверняка, будет ли это именно взрыв, о чём я вам подробнее расскажу чуть позже, но такой вариант наиболее вероятен... нет-нет, я не шучу, я вообще редко шучу. Если хотите знать, я наблюдаю за Солнцем уже больше лет, чем вам исполнилось, молодой человек. И вот что - последние два года меня занимало только одно: сколько у нас осталось времени.
- И... сколько у нас осталось времени?...
- Вот теперь, когда вы, как мне кажется, готовы выслушать самое отвратительное в этой истории, отвечаю: несколько часов, не больше.
Я опустился на диван. Поднялся. Закатное солнце садилось в тяжёлые облака, на фоне его угасавшего диска метнулась ошалевшая ворона, подхваченная порывом весеннего ветра... Я снова сел. Мне стоило немалых усилий унять дрожь в руках, астроном поглядел на меня как будто немного снисходительно. Хорош же я, видимо, был в тот момент со стороны.
- Сколько человек об этом знает?
- Ну, теперь на одного стало больше. Вы не обиделись? Я сказал это вам, потому что считаю вас достаточно здравомыслящим, чтобы не устраивать здесь сцен. Всем серьёзным астрономам это известно уже давно. Думаю, что и нашему правительству теперь тоже. Сегодня я звонил в США, там коллеги написали записку в Белый дом. То есть по телевидению могут передать уже сейчас, про Интернет я и не говорю. Через час-другой этот секрет будет достоянием каждой досужей торговки.
Прошло минут пять. Произошедшее казалось чем-то совсем нереальным. Странно... Вот он и конец света. Как банально. "И вострубит труба..."... На Иоанна Богослова он мало похож - я поднял глаза на астронома, который продолжал дидактически помахивать блокнотом, будто на лекции. Я выслушал приговор человеческому роду, от которого через сутки останется не больше, чем от сгоревшей сигареты, и больше всего меня поразило собственное внезапно пришедшее спокойствие.
Мы долго сидели молча, пили чай. Я без мыслей рассматривал книги на полках. Попробовал сосредоточиться - чем-то надо заняться на эти несколько часов. Пойти в ресторан? Или напиться прямо здесь? Может, сделать что-то невероятно экстравагантное - но что именно?
Астроном как будто услышал мои мысли.
- Предлагаю отправиться куда-нибудь подальше, может, за город. Посидим, побеседуем о чём-нибудь интересном и посвятим оставшиеся нам часы наблюдениям за гибелью мира. За два-три часа можно обсудить любые проблемы глобального масштаба. Сами понимаете, земные дела едва ли могут теперь нас беспокоить, впрочем... Я бы взял спиртного. Можете возразить, что поглощение водного раствора этилового спирта - не самое лучшее занятие в последние часы, но я считаю, что если отправляться в Вечность, то лучше это делать в хорошем и беззаботном настроении. У вас есть знакомый, который может поддержать беседу? Втроём веселее.
- Вы знаете академика NN, психиатра? Поедем, захватим его, с вашего позволения. Я в прошлом месяце у него проходил реабилитацию - умнейшая голова. Сейчас он живёт один, семью отправил, по-моему, в Торонто...
- С удовольствием, если только к нему не очень долго добираться через эту толпу. Астроном, придерживая очки, прищурился, посмотрев в открытое окно на прохожих. - Надо поторопиться. Кажется, они начинают отдавать себе отчёт в происходящем.
Действительно, люди высыпали на улицу, но не так, как обычно по вечерам выходят из домов гуляющие. Люди стояли кучками почти неподвижно, кто молча, кто громко разговаривая, некоторые размахивали руками, галдели. Я пожалел, что не посмотрел телевизор. Интересно, как об этом было сказано?
Нагрузившись большой сумкой с бутылками - у старика был немалый запас водки и виски - мы сели в машину. Я вжал педаль газа до пола. Машина понеслась по вечернему городу с такой скоростью, что сначала было страшновато. Я разозлился на себя - какой уж тут страх. Может, ещё надо бояться, что оштрафуют?..
В пять минут мы домчались до академика. Он уже всё знал, уточнил только у астронома какие-то подробности. Подумав, подошёл к сейфу, долго возился с ним, наконец открыл. Порылся там, обернулся и протянул мне чёрный, матово блестевший револьвер.
- Возьмите, пригодится. Нам надо будет добраться до тихого местечка, а чёрт знает, как поведут себя прохожие. Если что - дорогу проложите. Там - он кивнул в сторону окна - похоже, скоро начнётся самое омерзительное действие финального акта. Животные инстинкты людей уже ничто сдерживать не будет.
Я, недолго думая, принял оружие. Проверил барабан - патроны на месте. Красивая вещица, добротной английской работы... Ладно, и впрямь пригодится.
Решив побыстрее выбраться из города, я гнал машину так, как никогда не решился бы раньше. Мы удачно выскочили на бульвар, промчавшись мимо ТАСС - все окна его горели. Что-то странное творилось на ночных улицах, но что именно - я не мог как следует разглядеть. Вроде людей было не больше, чем обычно, но какая-то несвойственная позднему времени суета.
Что произошло потом, я даже не сразу понял. Внезапно стало светло, даже светлее, чем днём, как будто над машиной зажёгся фонарь - вначале так и показалось. Свет, однако, был не обычный электрический, жёлтый и мягкий, а какой-то совсем невиданный. Затемнённые стёкла машины мешали мне взглянуть наверх и рассмотреть, что там, собственно, произошло, но и без этого я увидел - этот ослепительно белый, ровный леденящий свет излучало всё небо. Толстый слой облаков горел, раскаляемый снаружи, и больше всего напоминал люминесцентный экран, который я на днях видел под потолком в одном из банков. Сидевший рядом со мной астроном побледнел - это я заметил совершенно точно, несмотря на то, что наши лица, как и всё вокруг нас, казались одинаково белыми, залитые этим серебряным сиянием. Его страх передался и мне, обжигающим холодком пробежав по спине, впиваясь иглами в затылок.
Старик овладел собой первым.
- Ну вот и всё. Вы, господа, являетесь свидетелями самого грандиозного события во Вселенной. Так называемый взрыв сверхновой звезды, вот что произошло... мой расчёт оказался верен. У Солнца не хватило энергии, чтобы поддерживать своё горение должным образом и нашей звезды больше нет. Силы притяжения в недрах светила возобладали над силами отталкивания и вся звезда сложилась внутрь себя самой как карточный домик, стремясь сжаться в бесконечно малый объём. Выделяющаяся при этом колоссальная энергия сбросила внешние слои Солнца и они теперь расходятся, как ударная волна от эпицентра взрыва. Всё это сопровождается световой вспышкой, которую мы с вами и наблюдаем. Поглядите-ка вон туда. Это Луна.
Сквозь облака пробивалось круглое пятно света, настолько яркое, что хорошо выделялось даже на их пылающей поверхности.
- Если бы не облака, на спутник нашей планеты было бы, без сомнения, невозможно смотреть. Луна отражает не так много попадающего на неё света, но сверхновые звёзды -самое яркое, что есть в природе. Вот Луна и засияла, как прежде Солнце, превратив эту ночь в день. Рассеяние света в околоземном пространстве добавило освещения. Приготовьтесь же досматривать, как в театре под названием "Земля" происходит закрытие занавеса.
Ехавшие рядом с нами машины остановились. Близкий металлический лязг означал, что кто-то не справился с управлением. Впереди образовался изрядный затор, я попытался объехать его, но застрял ещё хуже. Из машин высыпали люди, они смотрели на расплавленное серебро облаков, указывая то вверх, то друг на друга. Мне удалось придвинуть машину к тротуару. Проехать дальше не было никакой возможности и мы вышли.
Мы находились у Храма Христа Спасителя. Он был близок - прямо камнем добросить, но присмотревшись, я понял, что храм гораздо дальше, так странно искажались его очертания. Двери были распахнуты и народ, волнуясь, неровно вползал внутрь. Некоторые стояли на коленях на асфальте. Не прошло и минуты, как площадь перед храмом оказалась заполненной истово молящимися, воздевающими руки людьми. Каждый, казалось, хотел перекричать другого и молитвенные вопли сливались в единый ровный гул. У дверей возникла заминка, там, насколько я мог рассмотреть сквозь растущую толпу, дрались.
Мы протолкались на угол площади, рядом с каким-то дорогим кафе. В него ломилось сразу несколько человек, охраны то ли не было, то ли она уже не обращала внимания на такие вещи. Астроном не сразу поспел за нами. Он остановился, переводя дух.
- Нам, простите за цинизм, повезло, - сообщил он бодро. - Сейчас Земля обращена к нашему покойному Солнцу противоположной стороной. Мы прикрыты планетой и, пока она не соизволит подставить ту половину, по которой мы разгуливаем, у нас остаётся возможность продолжать беседу. Хотя, не знаю, как поведёт себя атмосфера - её может сорвать уже сейчас.
А что творится сейчас на дневном полушарии! Американцы, наверное, и сообразить ничего толком не успели. Вы когда-нибудь видели ядерный взрыв?
- Ну откуда... Только в кино. Думаете, есть сходство?
- Самое что ни на есть. Та же оптическая вспышка, только колоссальная, которая мгновенно привела к повышению температуры на поверхности Земли, так что, наверное, там сейчас реки из расплавленного камня текут. И, конечно, излучение по всем частотам и спектрам, но в миллиарды раз интенсивнее. Никого там, понятно, в живых уже нет. Пройдёт часов шесть-восемь и солнечная плазма достигнет Земли, но нам с вами этого, наверное, уже не увидеть.
- Погодите. А если часть людей успела уйти под землю, в шахты, убежища?
- Возможно. Допускаю, что на том полушарии кто-то ещё сидит глубоко под землёй, но что с того? Они могут рассчитывать на столько времени, на сколько у них там хватит воздуха, но ещё раньше их погубит повышение температуры. Нашей бренной планете суждено основательно прожариться в миллионоградусном пекле, которое испарит, думаю, значительную часть земной коры.
- А что, интересно, думают отсталые племена, живущие в дикости вне связи с цивилизацией? - спросил я. - Как там сейчас молятся и поют шаманы, какие жертвоприношения совершаются, может быть, даже человеческие!
- О, поверьте, они значительно счастливее многих из нас! В представлении папуаса или пигмея сейчас ещё не всё потеряно, он если и испуган, то едва ли понимает, что погибло всё, что спасения нет уже никому. Для дикарей вовсе не очевидно, что катастрофа неотвратима, или что её причина лежит вне Земли. Они не мыслят такими категориями.
- Полагаю, что далеко не все из наших с вами цивилизованных сородичей полностью понимают происходящее, - сухо ответил академик. - Не сомневаюсь, что сейчас мы увидим не один пример тому.
Мы постарались удалиться от площади - голоса молящихся звучали теперь глуше. По крайней мере, можно было разговаривать, не крича в ухо собеседника.
- И так уверен, везде - сказал астроном. - Вы-то, может, не заметили, а я рассмотрел по дороге - все церкви забиты народом. Что ж, самое время подумать о вечном. В другое время что-то я не видел таких толп молящихся.
- Меня это ничуть не удивляет - ответил, ускоряя шаг, врач. - Представляю, что происходит в азиатских странах, в Индии, например. Да и в Китае наверняка народ быстро забыл атеистические заветы партии, ха-ха. Но вы сказали что-то о спасении души. Интересно, а не задумывались ли вы, что из тех, кто сейчас униженно замаливает грехи, большинство просит Всевышнего вовсе не о райских кущах.
- Погодите-погодите, а что же там, простите, делают все эти тысячи людей?! - удивился я.
- Да нет, вы меня не понимаете. Представьте, многие усердно молятся Богу, выполняют разные обряды, но разве все они поголовно думают о вечном? О загробных благах?! Да ничуть. Удача в этой жизни, в земном бытии - вот средоточие мыслей большинства тех, кто считает себя верующими. Вот и сейчас - поручитесь ли вы, что все эти люди, моля Господа, надеются именно спасти душу, а не слепо, как овцы на бойне, брюхом верят, что он отведёт от них катастрофу, грозящую испепелить их тела... Для того, чтобы потом они могли продолжать жрать, пить и греховодить, как раньше, вспоминая о Боге только когда садятся в самолёт - чтобы тот, упаси Господь, не упал! О чём они просили Бога всякий раз, когда подвергались какой-то опасности - не от том ли, чтобы он попросту не дал им околеть?! Или подал удачу, под которой понимается толстый кошелёк! И чем толще кошелёк, тем более велика милость Божья, да ещё бы жить подольше для того, чтобы из этого кошелька черпать - вот вся их вера! - голос врача сорвался почти на крик. Он резко отвернулся, закуривая, и я впервые увидел, как дрожат его пальцы. Глаза академика были красны, точно от морской воды.
Меня вдруг поразил вид памятника какой-то знаменитости - бронзовое изваяние стояло с таким непоколебимым видом, что я чуть не рассмеялся. От чувства досады было трудно отделаться - искусство тоже было обречено.
- Больше всего впечатляет потеря даже не материальных ценностей. Жаль культуру. Произведения искусства - единственное, что служит душе, ведь всё остальное существует в конечном счёте лишь для набивания живота. Поэтому, конечно, жаль... статуи Фидия и Микеланджело, картины Рафаэля и Дюрера... Для чего это всё было - только для того, чтобы сейчас обратиться в дым, в ничто?
- Странно слышать подобные речи. Вы, видимо, полагали, что человечество вечно, как материя? Простите, материя - и та не вечна. Об этом, дорогой мой, лучше и не задумываться, не то мы дружно придём к выводу, что всему рано или поздно настаёт конец, а всё, что происходит в мироздании, в сущности, бесцельно в связи с неминуемым разрушением материи. Почему мы должны сожалеть о каких-то статуях, когда можно глянуть шире? Вот ответьте, какая цель возникновения нашей Вселенной. Я уверен, что не сможете ничего сказать по этому поводу, но почему-то вам не жалко её - Вселенную. Которая рано или поздно, через миллиарды или триллионы лет, всё равно, своё существование закончит тем или иным образом? Произведения искусства выполнили ту роль, которая на них возлагалась, пробуждая в течение некоего времени возвышенные чувства у определённого числа людей в пределах существования человечества - которое само по себе бесцельно в силу конечной разрушимости всего сущего. Чего не скажешь о роли земной цивилизации, потому что никаких финальных задач перед нами никто и не ставил, а любые наши достижения - лишь переход в более комфортное состояние на пути в конечное никуда.
- Такое впечатление, что со мной говорит священнослужитель. Выходит всё - суета сует? С этим вы, получается, как будто не спорите.
- Хм... Получается, что так. В этом я с церковью практически согласен, хотя во многих других вопросах - едва ли. Те, кто думает о нематериальном, возможно, более мудры, чем те, кто печётся о земном. Но это, конечно, справедливо только если мыслить временными категориями, сопоставимыми как минимум со сроком существования планет - при меньших промежутках времени, боюсь, материальный прогресс имеет побольше практического смысла. Но ecclesia non festit Церковь не спешит (лат)., это вы знаете.
Тем временем на улице начало твориться нечто совсем дикое. Толпа не была густой, но люди метались, как выпущенные из клетки звери. Шум стоял такой, что разговаривать было нелегко. Странный и необычный был этот шум - не тот городской размеренный грохот, в который сливаются звуки автомобилей и топот тысяч пешеходов. Машин почти не было, да и как они могли проехать по запруженной беснующимся народом дороге. Воздух был наполнен высоким, клекочущим гвалтом людей, охваченных невообразимой паникой, осознающих близкую гибель, и такой шум сам казался единым безумным криком. - Живые мертвецы, - подумалось мне, - а ведь вот в какой ситуации проявляются полностью личные качества каждого. Хотя что теперь толку... Совсем невдалеке раздались выстрелы и я с удовлетворением подумал, что пистолет сейчас явно не лишняя вещь. По крайней мере, хотя бы будет возможность встретить конец света там, где выберу место я сам, а не где меня остановит какой-то вконец одичавший субъект.
Движимый странным любопытством, я заглянул в ближайший двор. Скамейка была занята - какая-то парочка, отбросив вместе с одеждой никому теперь не нужный стыд, предавалась любви. В дальнем конце я заметил другую пару, те лежали прямо на грязном асфальте. Чудовищный свет раскалённых облаков придавал сюрреалистический оттенок этой картине всеобщего безумия.
На выходе из двора чья-то рука обвила мне шею, я машинально потянул пистолет, рукоять которого не выпускал с того момента, как мы вышли из машины. Молодая женщина в пальто, накинутом поверх старого домашнего сарафана, потянулась ко мне, она была миловидна и привлекательна, но мертвенный ужас в её глазах сделал их похожими на стеклянные. Она попыталась что-то сказать дрожавшими губами, но я уже оттолкнул её, быстро, почти бегом, выскочив снова на улицу, всё ещё видя перед собой эти испугавшие меня глаза.
- Напрасно, может и стоило напоследок. Древние индийцы утверждали, что при соитии высвобождается вселенская энергия, сосредоточенная в каждом человеке. Теперь как раз пора начинать сливаться с Вселенной - заметил врач. Я-то сейчас, считайте, пошутил, но вот эти - он кивнул в сторону парочки на скамейке - между прочим, поступают вполне рационально. Так всё же красивее, чем бегать по тротуарам с безумным видом.
- И достойнее, - добавил я. - Не знаю, любят ли они друг друга или познакомились пять минут назад на этой лавке, но они нашли оптимальное занятие в такой час. А вот я вряд ли сейчас смог бы, как они. Это какое надо иметь присутствие духа! Я вот подумываю - надо провести время поторжественнее, сообразно грозному величию мировой катастрофы.
- Нет в этом никакого смысла. Вы молоды, поэтому и стремитесь окружать все сколь-нибудь важные события ореолом торжественности. Бросьте, это ребячество. Стоит вам покопаться в своём подсознании, как вы согласитесь со мной, а я вам скажу, что каждый раз, когда человек, стоящий перед гибельной опасностью, хочет придать этому моменту побольше величественности, он исходит из того, что после его гибели человечество будет жить храня память о нём.
- Интеллектуальная беседа тоже неплохой вариант, - астроном едва увернулся от шедшего напролом пьяного человека в измазанной рабочей спецодежде, но с дорогой сигарой. - Надо бы найти место поспокойнее, здесь нам не то что поговорить, улицу перейти не дадут. Давайте отправимся подальше отсюда, если это возможно.
Сказать было легче, чем сделать. Машина проехать здесь не смогла бы из-за толпы. У магазина собралась куча народу, но что они делали, я даже и не пытался выяснить. Звон битого стекла и надрывные крики показывали, что лучше туда и не соваться, если было желание выбраться невредимыми. За углом был винно-табачный магазин, небольшой, но, кажется, очень дорогой. Откуда давешний рабочий взял сигару, я понял - витрина была, видимо, разбита минуту назад. Шатающийся, весь залитый кровью человек медленно пятился из неё на тротуар. Рядом какой-то оборванец в зимней телогрейке, на корточках, как обезьяна, чавкая и давясь пил из бутылки шампанское. Я толкнул его ногой в спину, чтобы пройти. Он поднял мятое лицо, на котором прозрачные глаза и кривой слюнявый рот сидели как наклеенные, и лицо это лучилось сумасшедшим счастьем.
С омерзением перешагнув через нищего, я налетел на широкую спину милиционера. Громадный детина, в растрёпанной униформе, злобно орал на девушку, которую держал за руку явно не с добрыми намерениями - та визжала и отбивалась. На прохожих это не производило никакого впечатления. Нет, мимо проходить я не собирался, пусть всё и шло прахом. Для чего тогда у меня револьвер?!
Толкнув парня в жирный бок я дёрнул девушку в сторону. Великан гортанно зарычал и бросился на меня, вытянув руки. Я не медлил с выстрелом - безумец только брякнул головой о тротуар. Товарищи увели меня в сторону.
Придя в себя, я снова начал разглядывать прохожих. У аптеки собралась толпа и несмотря на шум, я уловил слово "снотворное". Те же выкрики, звон витрин... Бегущие, ползающие фигуры, бутылки, бутылки, кровь... Кто-то ревел как медведь, кто-то плакал, несколько пар целовались, ложились на дорогу. Двое копались в банкомате, надеясь выворотить его из стены - полагали, видно, что ценность денег сохраняется при всех обстоятельствах.
Нам посчастливилось добраться до Садового кольца. Врач первый заметил красивый "Кадиллак" с открытой дверью. Молодой человек свесился из неё, его рука мёртво опустилась до земли. Не выясняя, жив ли хозяин, мы вытащили его на тротуар. Ключ был в зажигании. Вот удача!
Только за рулём я окончательно успокоился после схватки с милиционером. Старый астроном уже с минуту сыпал заумными словами, объясняя какие-то, должно быть, истины. Я начал слушать, когда он решил, что слишком далеко ехать не стоит.
- За город, боюсь, уже не успеть. Так что переберёмся-ка на Воробьёвы горы, это и недалеко, и место тихое. Хотя какая уж тут теперь тишина.
Дорога оказалась на удивление свободной, хотя пришлось не раз уворачиваться от людей, беспорядочно бродивших, бегавших по проезжей части. Машины попадались редко, в основном пролетая на огромной скорости. У самого моста потрёпанный "Жигулёнок" стремительно вильнул со встречной полосы на нашу, неровно устремился дальше и во что-то с грохотом врезался. Мне было не до него. Аварии встречались всё время - я то и дело объезжал смятые, изуродованные корпуса машин, стараясь не смотреть на лунатично сновавших рядом с ними пешеходов. Я почти уже привык к серебряному свету, который заливал погибавшую Землю.
Машину мы бросили, даже не закрыв дверей. Астроном, с поразительной для его возраста быстротой, прыгал по склону холма, выискивая подходящее место. Оно нашлось тотчас - удобная площадка, с которой был виден весь город. Нас же сверху рассмотреть было почти невозможно, да и некому - над нами возвышалась только жёлтая стена ограды правительственного особняка. Я никак не мог вспомнить его название.
Врач важно, будто банкетный стол накрывал, расстелил газеты, на них положил скатерть, поставил стаканы. Они были превосходные, хрустальные, и, видимо, недешёвые. Я открыл большую бутыль "Джек Дэниелс". Мы чинно уселись на заботливо прихваченные складные табуретки, поёживаясь под сильным ветром, которого за полчаса до того ещё не было. Астроном пояснил, что так оно и должно быть, ветер - следствие перемещения атмосферных масс под влиянием разогрева противоположного полушария планеты.
- Господа, - голос врача несколько дрожал. - За Землю пить не стану, ибо прозвучало бы это неуместно. Выпьем же... за любопытство, которое сильнее других чувств. Да, за любопытство, из-за которого мы тут, собственно, и сидим. Мир рушится, а нас волнует только одно - чтобы досмотреть до конца, насытить жадный и вечно неиссякаемый интерес учёного. Bibendum Выпьем же! (лат.).!
Мы помолчали, поглядывая на огромный город, раскинувшийся до горизонта. До нас слабо докатился гул сирены, похожий на мычание далёкой коровы. Несколько ближе слышались мерные удары колокола.
Не меньше часа мы глядели вниз, обмениваясь ничего не значащими фразами, иногда шутили. Мы прикончили бутылку, достали вторую. Ветер усиливался, наше мрачное веселье разгоралось.
Я не чувствовал ни страха, ни волнения. Астроном держался, как у себя в кабинете, невозмутимый и желчный, как всегда. Врач был молчаливее, но в глазах его я не видел ничего, кроме спокойного циничного юмора.
Я первым нарушил молчание. Надо же было, наконец, что-то сказать.
- Что-то от земной цивилизации останется. Помните, космический аппарат "Вояджер" много лет назад покинул Солнечную систему и сейчас преспокойно летит себе Бог знает куда. Жалкая кроха земного вещества, обработанного людьми, будет и через миллиард лет болтаться в космосе, пока, может быть, не станет предметом изучения инопланетных исследователей.
- Вас это очень утешает? - спросил астроном.
- Погибает одна космическая цивилизация, живут другие - продолжал я. - Мы ведь наверняка не одиноки... были не одиноки во Вселенной. В одной нашей Галактике сто миллионов звёзд, не сомневаюсь, что если хотя бы сотая их часть имеет планетные системы, то несколько цивилизаций существуют не так далеко от нас. Быть может, кто-то сейчас следит за нашими последними часами. Какая-нибудь федерация планет, может и знает о нас...
Старик поставил стакан, взмахнул руками и стал похож на большую старую рассерженную птицу. Развевавшиеся фалды пиджака до смешного усиливали сходство. Он опять не дал мне договорить.
- Бог мой, и вы туда же! Понимаю ещё, когда о таких вещах говорят режиссёры скверных фильмов, но вы же вроде немного знаете астрономию, так неужели вы настолько наивны, что всё ещё верите в эту преемственность межзвёздного разума, установление каких-то контактов?! Очень может быть, что на планетах вокруг многих звёзд и впрямь копошатся какие-нибудь слизняки. Оч-чень может быть! - издевательски прокудахтал он снова. - Положим также, что часть этих галактических слизняков доросла до состояния разумной цивилизации, как это однажды случилось здесь - то есть до того состояния, когда индивид продолжает делать то же, что и слизняк, только с помощью относительно нехитрых технических приспособлений, невообразимо менее совершенных, чем самые примитивные живые творения природы, а заодно становится рабом и заложником своих собственных изделий. Понимаете, не бывает в природе ничего случайного... В развитии нашей с вами земной культуры была убийственная логика, вполне, на мой взгляд, применимая к любой космической культуре, сколь непохожей на нашу они ни была бы.
- Случайного? Я вас не понимаю.
- Зато я вас понимаю, дорогой друг, - мрачно проговорил врач. До сих пор он не вмешивался в беседу, глядя вдаль на раскинувшийся внизу город. Таким я представлял Нерона, глядевшего на подожжённый по его приказу Рим. "Только пожар побольше" - мелькнуло у меня в голове.
- Если позволите, продолжу. - Резким движением врач осушил стакан. - Правы были, чёрт возьми, те, кто говорил, что любую систему приводит к концу развитие внутренних противоречий. При этом в противоречие вступают те свойства системы, которые на первом этапе её существования могли быть весьма полезными, а может быть, даже необходимыми для успешной эволюции.
Вот оглянитесь на человечество, царство ему небесное. Весь прогресс его был направлен на... ммм... назовём это повышением производительности труда. Каждое из человеческих сообществ стремилось жить богаче - с этим, я полагаю, вы спорить не собираетесь?
- Пока всё ясно.
- Замечательно. Как и за счёт чего богатеть, это каждое сообщество решало самостоятельно, например, захватывало колонии и обдирало их, как липку - несчастные колонизируемые расплачивались за то, что были слишком слабы, чтобы проводить такую же политику. Как показывает ретроспективный взгляд, население нашей планеты, пусть и с откатами назад, но постоянно и неуклонно богатело. В целом, конечно, ибо я не беру отдельные народы или страны. Богатея, это среднестатистическое сообщество становилось спокойнее, сытее, а результат? Вам не кажется ли, что путь развития любой нации до удивительного похож на путь развития отдельного человека?
Ветер резко усилился, он уже выл так, что приходилось повышать голос. На вершине холма едва ли было возможно устоять на ногах, но у нас было намного тише. Здоровенный кусок пластмассы, наверное, автомобильный бампер, пронёсся над головой, позади нас вывороченное дерево медленно повалилось под аккомпанемент лопающихся проводов. Следующий порыв засыпал меня мусором и противным мелким гравием, который сразу набился за шиворот. Академик, казалось, не придавал подобным мелочам ни малейшего значения. Я продолжил разговор.
- Я где-то читал об этом. То есть, народы растут, мужают, стареют? Похоже, что это и впрямь так.
- Да, так. И точно как человек молодой, не обросший имуществом, способен на многое, народы молодые встают с насиженных мест, что-то захватывают, воюют, суетятся, чтобы только стать сытее. Деятельны только молодые, голодные народы, они созидательны, как сможет быть созидательна только юношеская наивность, не испытавшая горечи поражений, присущей старшему возрасту. А старческая мудрость, да простит меня наш уважаемый коллега, - не креативна. Она ничего уже сотворить не может, её удел только обобщение опыта прошлого. Нации сытые и богатые - это уже стреляные гильзы, они не способны внести никакого нового вклада в историческое развитие. Они слишком дорожат своим благосостоянием, им уже не нужно куда-то стремиться ради куска хлеба и для этого подвергаться риску. Сравните это с богатым, состоявшимся господином, полным достоинства и умудрённым опытом, - ну разве он полезет в драку из-за того, чтобы пообедать? Или будет растрачивать силы, время и деньги на некие нелепо огромные проекты, в которых никакого практического проку нет, а только голый престиж? Я не только о земной цивилизации говорю, ведь законы развития должны быть одни, если мы примем за аксиому то, что инопланетяне состоят из тех же молекул, что и мы с вами.
- Вот тут-то вы попали в самую точку моей идеи, - ввернул астроном. - Я всё пытаюсь ответить на вопрос нашего молодого друга о космических цивилизациях. Оставим эти красивые басни о межзвёздных перелётах с отважными экипажами, всё равно в них так много параллелей с нынешними воздухоплаванием и космонавтикой, что странно было бы переносить их в далёкое будущее, которое нашей прогностике совершенно не подвластно. Пускай нынешнее человечество попробовало повторить хотя бы полёт к Луне, я не говорю уже о более грандиозных задачах. Ну-ка? Межзвёздные перелёты сделало бы нереальными не пугающее расстояние, которое даже свет преодолевает за миллионы лет - здесь, я уверен, можно найти приемлемые варианты перемещения, вроде столь любимого фантастами прыжка в гиперпространстве, - а их ненужность. Нецелесообразность в достаточно узком смысле, для сообщества людей, которое не вознамерится затратить непомерные средства на такой полёт, результативность которого более, чем сомнительна. Когда первые космонавты летали на околоземную орбиту - для чего их туда отправляли? Да просто так, отправляли и всё. Люди ликовали, бросали цветы героям... но это делали народы, в которых оставалась именно та юношеская наивность, о которой коллега медик столь красноречиво поведал нам. А потом технологически развитые нации, которые во второй половине двадцатого века задавали тон развитию цивилизации, как-то внезапно повзрослели. Вы думаете, американцы не были сейчас способны к полёту на Луну? Были, и, думаю, деньги у них на это нашлись бы, да только уже ни одна администрация, начавшая собирать необходимые средства, долго не усидела бы. К ним, понимаете ли, пришла мудрость, осознание того, что есть дела и поважнее, чем постоянно по-детски узнавать "а что из этого выйдет".
- Не соглашусь с вами. Китай и Индию вы никак не отнесёте к молодым обществам, а они-то как раз и выглядели как сила, способная обеспечить дальнейшее развитие. Посмотрите, китайцы космонавта отправили, ну а китайская культура постарше будет, чем любая европейская.
Врач снова вышел из задумчивости.
- Верно, на Земле не было народа с культурой, более старой, чем китайская. И всё же осмелюсь предположить, что китайцы оказались в последние десятилетия способны к ускоренному прогрессу только потому, что в движение пришли громадные пласты общества, которые прежде уныло влачили существование, немногим отличное от животного. В Китае, друг мой, пятьсот миллионов человек только и жили, что заботой о куске хлеба, и были готовы горы свернуть ради любой идеи, способной, по их мнению, дать хотя бы призрачный результат в обозримой перспективе. Поэтому там было развитие, прогресс, который бы неминуемо закончился после того, как люди утратили желание трудиться ради идеи и немного избаловались достатком. Да, Китай имел все шансы стать мировым лидером, разбогател бы, подмял бы всех под себя, но прошло бы лет пятьдесят - и он подвергся бы той же участи, что и старчески немощные государства Европы. И в конечном итоге всё человечество пришло бы к этому состоянию, не желая рисковать копейкой непонятно ради чего. Ресурсов хватило бы надолго, уж поверьте, потому как научиться регулировать энергетические потребности не так сложно, как кажется, особенно, если численность населения планеты сохраняется постоянной. Техническая и технологическая стагнация, вызванная отсутствием мотивировок развития, к тому же, не требует увеличения энергозатрат. Так или иначе, но тупик нам был бы обеспечен - печальный итог, и, по самой логике человеческих устремлений, неизбежный, если бы не сегодняшний, столь эффектный deus ex machina Бог из машины (лат.) - здесь: неожиданная развязка с помощью могучей внешней силы..
- Вы, как я вижу, склонны придавать вашей теории универсальный охват. Что, таков путь развития любой цивилизации в космосе?
- Не торопитесь, я не закончил ещё про человечество. Второй фактор, так сказать, вырождения, - это, помимо инертности, свойственной тем, кому есть что терять, - обычная усталость. Моральная усталость, которую можно поименовать старением наций и, в конце концов, цивилизации в целом. Вы ведь интересовались историей древнего Египта, как мне известно? Тогда для вас не составит большого труда понять причины упадка египетской культуры. Вы чувствуете, куда я клоню?
- Да, и именно поэтому готов поспорить. Египет, вы хотите сказать, устал развиваться и творить? Что-то в этом есть, но не стоит, может быть, забывать внешние причины. Напомню, что климат менялся, и если Египет времён Древнего Царства жил при одних климатических условиях, то в конце Нового Царства, через пару тысячелетий, климат поменялся заметнейшим образом. Если для наших современников полуметровая разница в уровне воды при разливах Нила кажется несущественной, то для подданных Тутмоса Третьего эти полметра были расстоянием между изобилием и отчаянным голодом. В Египте, заметьте, не было месторождений железа, а в железный век это всё равно, что для современной экономики отсутствие нефти.
- Согласен, было много причин, и эти тоже надо учитывать. И всё же главное не в железе или лишних сантиметрах воды. Египтяне создавали свою ирригационную сеть, на основе которой поднялась их культура, с помощью, сами понимаете, не экскаватора, и даже не лопаты. В доисторический период тысячи безвестных трудяг в долине Нила гнули спины, прокапывая каналы грубыми деревянными мотыгами, самое большее, с медными или кремнёвыми наконечниками. А Египет Нового Царства после короткого периода блистательного империализма покатился под гору так стремительно, что только диву даёшься. Были в египетской истории моменты страшного упадка, но каждый раз народ находил силы подняться, чтобы восстановить страну и поднять её на более высокую ступень развития, пока однажды не оказалось, что у них уже, простите, кишка тонка. И не говорите, что для выхода из прежних кризисов им приходилось искать каждый раз принципиально новые ресурсы. Ничего подобного, просто будь у поздних египтян хотя бы половина задора и решимости предков, лишних тысячу лет Египет протянул бы точно. Не мне вас учить, но разве не замечали вы никогда, что на всех без исключения произведениях египетского искусства позднего времени лежит очевидная печать старческого маразма, в то время как более ранние - полны жизни, силы, пусть брутальной и наивной? Разве не проявились культурное угасание народа и истощение его моральных сил, наступившие задолго до того, как оказались исчерпаны материальные ресурсы, которые в иных условиях позволили бы беспрепятственно развиваться хоть тысячу лет?!
В центре города вспыхнул громадный пожар, белое пламя уже поднималось выше домов, чёрный дым, подхватываемый ураганом, мгновенно растрёпывался и пропадал. Тяжкий могучий грохот донёсся сквозь рёв стихии, наверное где-то обрушилось большое здание. Поверхность реки, покрытая крутящимся хламом, была смята ветром, как скомканный лист черновика.
- Сегодня вряд ли кто-то будет тушить, умы пожарных волнуют другие проблемы. - Заметно захмелевший астроном был язвительнее обычного.
- Так вот, каждый народ когда-нибудь устаёт насовсем. Египтяне устали творить и создавать, они измотались и выдохлись, взлелеяв свою зажатую пустыней страну и превратив её в цветущий сад. Их судьба была, увы, типичной для всех без исключения последующих культур. Нельзя всё время удерживать один и тот же темп развития и проявлять одинаково высокий уровень творческой активности, подобно тому, как даже самый сильный человек не способен держать штангу над головой бесконечно долго. Вы видите, что стало с государствами Западной Европы, которые были локомотивом прогресса на протяжении последних нескольких сотен лет - они устали! Навсегда устали, и на эту усталость от непомерных усилий наложился ещё и синдром богатенького джентльмена. Наступила, таким образом, старость наций, бесповоротная, как старость живого существа. Теперь мы подходим к моему выводу - всё человечество в конце концов состарилось бы по этому же сценарию. И произошло бы это намного скорее, чем были созданы технические и экономические предпосылки межзвёздных полётов. Так что колыбель человечества стала бы для него и домом престарелых.
- Невесело. Чёрт! - я снова наполнил стакан, опрокинутый ветром. Виски, выпитый на голодный желудок, действовал сильно, пробуждая самые нелепые желания. Заметив в нескольких шагах консервную банку, я почти навскидку пальнул из револьвера - банка, жалобно тренькнув, прыгнула в куст. - Ладно, это мы, люди, такие несовершенные. Нас губят заложенные в нас пороки, приводящие в конце концов к кризису. Но другие-то цивилизации могут быть не таковы! Ведь они должны настолько отличаться от нас, что нам сложно даже и вообразить, что у них за мораль, какие общественные отношения там господствуют.
- Ой ли? Все мы состоим в конечном счёте из межзвёздной пыли. Соседние с нами галактики похожи на нашу как близнецы, там всё то же самое! Те же звёзды, тот же газ... Все законы существования материи, наконец! И вы хотите, чтобы там было что-то принципиально иное. Да наверняка, если и существуют эти ваши инопланетяне, то не настолько сильно отличаются они от нас, бедных. Поэтому никогда не избавится индивид ни от зависти, ни от нелюбви к ближнему, будь то землянин, или зелёный урод с какого-нибудь Сириуса. Если общество способно создавать, если оно эволюционирует, то оно наделено этими пороками в полной мере! Что есть стремление к прогрессу, на чём оно основано? Всё утыкается в конечном итоге в соревнование личностей, в конкуренцию, когда господин А пытается жить лучше, чем господин Б, получать больше благ, больше есть, иметь более красивое жильё. А это уже - сами понимаете - причина того, что каждый каждому немного волк, хотя бы в подсознании. Зависть, дорогие мои, - залог нормального поступательного развития общества. Двигатель прогресса, так сказать.
Астроном, казалось, перестал нас слушать. Он поднялся на ноги, посмотрел по сторонам, вытягивая шею. Сходство с птицей было поразительным.
Старик повернулся, сгибаясь на ветру, отряхнулся и сел перед нами. Очки его сидели криво, он снял их, потёр нос, затем широким взмахом отшвырнул очки в кусты.
- А насчёт контактов цивилизаций... Наш друг прав, говоря, что цивилизация быстрее деградирует морально, чем обретёт способность связываться с себе подобными. По вашему мнению, инопланетным учёным до такой степени нечем заняться, чтобы посылать нам сигналы, требующие невероятного количества энергии, нежели направлять эту энергию на более насущные нужды?
- А вдруг да? Вы об этом не задумывались? Они могут обладать колоссальными источниками энергии, которых у нас в распоряжении просто нет.
Астроном бесцветно ухмыльнулся.
- Мы с вами так далеко зайдём. Давайте предполагать вероятное, а не строить химеры. Любые запасы ресурсов требуют освоения, как бы велики они ни были, а освоение, в свою очередь, требует как немалых затрат, так и достижения определённого технологического уровня. Технологический прогресс же очень быстро обращается в свою противоположность.
- А если - использование энергии атомного распада? Может быть, на каких-то планетах научатся использовать её на более ранних стадиях развития, скажем, если там запасы урана намного больше, чем на Земле?
- Маловероятно. Жизнь, понимаете ли, очень хрупкая субстанция. Даже самые стойкие её формы - бактерии, некоторые примитивные водоросли - способны существовать только в очень узких температурных пределах, при условии отсутствия сильной радиации. Иначе не могут возникать сложные химические соединения, а органическая эволюция предполагает как раз возникновение соединений самой высокой сложности - всё равно, белковых ли, иных ли. Если на некоей планете имеются большие запасы радиоактивных элементов - вы, кажется, говорили об источниках энергии? - то жизнь на ней не возникнет. Некоторые виды биологически организованной материи могут выживать во враждебных условиях, но чтобы жизнь могла зародиться в такой среде - увольте... Кстати, уязвимость жизненных процессов ещё раз подтверждает то, что во Вселенной должно быть не так много цивилизаций - вероятность повторного совпадения такого количества благоприятных факторов, как произошло на Земле, бесконечно мала. Предположим ещё, что в ряде случаев жизнь на планете нередко погибает, едва зародившись, - а вы видите на нашем печальном примере, что это не так уж и невероятно, - и получим картину исключительной редкости, может быть, уникальности жизни в Космосе. Не исключаю, что с нашей гибелью погаснет единственный огонёк жизни во всём мироздании.
Старик помолчал.
- Если говорить, молодой человек, о сигналах, то цивилизация, способная направить нам, скажем, радиосигнал о своём существовании, способна дать о себе знать и другими способами. Причём не так, чтобы мы ещё ломали голову, разгадывая - природное это явление, или сигнал иного разума, а чётко и недвусмысленно. И давайте оставим все байки о летающих тарелках, это современный вариант рассказов о леших и русалках. Чужая высокоразвитая цивилизация не будет вести себя как играющий в войну ребёнок, неумело подглядывающий из-за угла - если за нами и наблюдали, то достаточно компетентно для того, чтобы мы об этом не догадывались. Но тут у меня сомнение в целесообразности такого наблюдения - оно на порядки сложнее и затратнее, чем игра в открытую. А если бы им был необходим контакт, то поверьте, его установили бы сразу и всерьёз. Но Вселенная тиха, как пруд, поэтому мне так и мнится, что никого там нет.
- Но вы сами говорили, что может быть, есть какие-то существа, просто не достигшие необходимого развития...
- Так что нам проку с таких существ?! - вспылил старик. - Для чего вам, дьявол забери этих инопланетян вместе с верующими в них, для чего вам нужен контакт? Не для того ли, чтобы поделиться знаниями, а главное - приобщиться к некоей высшей мудрости, которой инопланетяне уж наверняка обладают... чтобы с её помощью решить наши земные проблемы, которые мы сами себе и создали, или объяснить возникновение этих проблем не собственной глупостью, а вмешательством извне! Всё остальное может интересовать только таких кабинетных крыс, как я, насытить любопытство исследователя, но не более того. Уверяю, большинству обычных граждан открытие каких-то там галактических червяков не доставило бы истинного удовлетворения.
Что-то тяжёлое скатилось по склону. Я вначале не придал этому значения - мало ли, какой мусор гнало теперь ветром. Но когда опять упала увесистая деревяшка, я заметил выше нас двух человек в военной форме, без фуражек. Они, жмурясь на ветру, с недоумением посмотрели на нас. Мы, наверное, представляли собой действительно, странную картину.
- А вы тут что делаете?! Вы с ума сошли... - надрываясь, кричал один. - Мы здесь работаем, тут рядом убежище. Да, убежище - ну, понимаете, правительственное, на всякий случай. Это хороший глубокий бункер, очень прочный.
- Мы вам не мешаем, я полагаю? - заметил астроном. Военный не мог его слышать.
- Не хотите к нам? Скорее, мы сейчас будем закрываться.
Я взглянул на своих товарищей. Астроном, помедлив, кивнул и пошёл вслед за военными. Врач тоже встал, потом сел.
- Не вижу смысла. Я, пожалуй, останусь, досмотрю здесь. Оставьте, пожалуйста, бутылку.
- Конечно. А ... револьвер? - вежливо осведомился я.
- Спасибо, лучше пусть будет у вас. Ну, я остаюсь, а вам всё же лучше поторопиться. Желаю вам не терять хорошего настроения.
Я молча пожал его руку и поспешил за астрономом, насколько позволял валивший с ног ураган - иногда приходилось ползти, хватаясь то за выступавшие корни, то просто за землю. Мы миновали совершенно безлюдные ворота ограды, сошли на узкую тропу и оказались перед большим круглым люком. Его тяжёлая крышка отъехала в сторону, открывая уходившие вниз металлические скобы.
Астроном посмотрел по сторонам, затем ловко полез вниз. Я остался, вместе с одним из офицеров. Мы долго сидели в открытом люке.
Я не мог оторвать взгляд от города - странное любопытство не позволяло слезть вниз, не посмотрев на него снова и снова. Ветер усиливался каждое мгновение, он уже дул так, что не было слышно никаких звуков, кроме воя и свиста. Меня начало, кажется, уносить прочь, вытягивать из люка. Я увидел, что две гигантские трубы на Бережковской набережной покачнулись, лениво переломились, затем сразу исчезли. Ещё я заметил, что тучи, затягивавшие небо, бешено крутясь, начали уходить вверх, будто их засасывал чудовищный смерч, и в образовавшихся разрывах стало видно блеклое небо. Луна уже зашла, равнодушные звёзды тускло сияли как ни в чём не бывало, выделялись только два необычайно ярких небесных тела, светивших как прожекторы. Это были планеты, видимо, Венера и - поменьше и покраснее - Марс. Дрожащие косые тени ложились от них на придавленную ураганом землю. Внезапно всё стало одинаково серым, город скрылся за этой пеленой и только светлое пятно пожара некоторое время пробивалось сквозь неё неровным отблеском. Воздух, как мне показалось, стал намного разреженнее, это чувствовалось по тому, как давило изнутри на уши.
Меня за ноги втащили в люк, крышка с трудом захлопнулась и стало тихо. Вой урагана едва слышно пробивался через толстый металл.
Мы долго лезли вниз, закрывая за собой промежуточные люки. Похоже, это был вспомогательный лаз. Внизу было светло, в комнатах скопились люди - с полсотни, а то и больше. Преимущественно случайные прохожие, но были и военные, явно служившие здесь. Какой-то тип в штатском сидел с пистолетом - может, охранник, может бандит, только я решил держаться от него подальше.
Здесь же находились и двое католических монахов-иезуитов, за какой-то надобностью оказавшихся в Москве. Астроном уже успел перекинуться несколькими фразами со старшим, чьи кабаньи глазки странно не сочетались с горевшим в них выражением истовой веры. Младший, дымчато-бледный, сидел прямо на полу, перебирая чётки.
Астроном отошёл от монаха.
- Спорить бесполезно. Я понимаю, что три доказательства бытия Божьего Фомы Аквинского для него непререкаемы, но нельзя же совсем уклоняться от дискуссии. Увы, тонзура не располагает к гибкости ума. Qui cum Iesu itis non ite cum Iesuitis Идущие с Иисусом, не идите с иезуитами (лат.) - средневековый каламбур.. - Младший бросил перебирать чётки, задышал, сверкнул горячечными глазами. - Он говорит, что Бог есть абсолют всех вещей. Ну да, тогда действительно Бог существует, но уж во всяком случае это не тот Бог, который может вмешиваться в природные процессы...
Я смолчал, ровным счётом ничего не понимая. Старик ещё что-то говорил, увлёкшись, но я не слушал. Его беспечность теперь начала меня почему-то раздражать.
- Что там сейчас наверху - не догадываетесь? Атмосферу сорвало, через полчаса над нами будет почти полный вакуум. Потом взойдёт Солнце, точнее то, что вместо него, и земная поверхность начнёт плавиться. У вас осталось спиртное?
- Пойдите, возьмите в моей сумке. Кто тут главный, вы знаете?
- Хе-хе... Генерал в той комнате...
Я прошёл по коридору, у двери тщедушный солдат с автоматом только поглядел неживыми глазами. Генерал облокотился на стол, почти лёжа.
- Здесь есть кислород?
Генерал молчал с минуту.
- Запас приличный. Баллоны внизу. Мы изолированы от атмосферы. Суток двое продержимся. Только какое это уже имеет значение. Неужели... нет. Там, - он без выражения посмотрел в потолок, - правда всё погибло?
- Да. Наверху уже нет воздуха. Земле конец. Мне просто стало интересно, будем ли мы последними людьми на планете.
- Возможно. Да-да... Извините, хочу побыть один. - На столе лежал пистолет. Я вышел быстро, стиснув зубы, чтобы не услышать выстрел.
Люди сидели в основном молча. Кто-то плакал, кто-то шептал, наверное, молитву. Голова без мыслей кружилась, всё плыло... Может быть, я спал. Так пролетело непонятно долгое время.
Становилось жарко. Где был старый астроном, меня уже не интересовало. Старший иезуит стоял посреди коленопреклонённых людей, негромко убеждал, поднимал руку с крестом... Я прошёлся по бункеру. Дежуривший у камер внешнего наблюдения молодой офицер вцепился в сиденье, тихо скулил в ужасе. Камеры не работали.
Воздух сгустился, как горячая каша, нестерпимая жара была почти осязаемой. Наверху что-то треснуло, посыпалось. Крики и всхлипывания звучали громче, где-то хлопнул сдавленный выстрел, потом другой... Близ меня толстая полураздетая женщина сидела, охватив голову руками. Из кармана её брошенного пальто выглядывал край кошелька - к нему подобрался, воровато озираясь, один из солдат, выхватил, спрятал за пазуху. Меня он, кажется, не заметил. Деньги властвовали над человеком, пока он ещё жил и дышал.
Я задыхался. Нет, ждать больше не стоило. Я распечатал новую бутылку, пряча от посторонних взглядов, выпил всю залпом. Голова стала совсем чужой, глаза больше не могли открыться. Темнота...
*****
- Как вы себя чувствуете? - Академик нагнулся надо мной так низко, что я мог, не вставая с кресла, дёрнуть его за бородку.
Мозг мой был точно опустошён. Никогда в жизни не ощущал ничего похожего - как будто полголовы вынули... Сердце бешено колотилось. Господи, где я?!
- Всё, всё, окончено - пропел психиатр.- Сеанс окончен, вставайте. Да что с вами? - он заметил моё состояние. - Ну, не надо так пугаться, а то и впрямь реабилитацию придётся продолжить, а это будет вам стоить недёшево... Впрочем, от денег я не отказываюсь, - он ехидно потёр руки.
- Вы?! А где... - Я осёкся, потому что задавать какие-то вопросы казалось сейчас бессмысленным. То ли мне мерещилось раньше, то ли сейчас...
- Вам что-то чудилось нехорошее, когда вы находились под гипнозом, и теперь вам не по себе? Ничего, такие ощущения почти сразу проходят, прилягте вот сюда...
- Не... нехорошее? - просипел я. Меня мутило, и было почти смешно. Ещё раз огляделся - вроде всё реально. И приснится же такое...
Вяло одевшись, я расплатился с гипнотизёром. Академик, весело помаргивая, завёл своё, что неплохо бы всё же съездить к нему под Ярославль, а то ведь сезон охоты ждать не станет. Бородка у него была редкая, прокуренная... Нет, так просто я не уйду.
- Скажите... А вы и впрямь полагаете, что нынешнее человечество уже почти растратило свой запас дееспособности по-пустому?
- Чего это вы?.. Ну да, если хотите, я так считаю. Да садитесь, вы у меня сегодня всё равно последний, сейчас кофе попрошу. Поверьте, я действительно не испытываю никаких иллюзий относительно судеб нашей цивилизации.
- И никакой альтернативы?
- А что вы хотите? Я вывожу свои взгляды из самоё человеческой натуры, а я-то её знаю неплохо, сколь бы противоречивой она ни была. Едва ли вы согласитесь с тем, что мы сейчас находимся в начале какого-то созидательного процесса.
- Так что же... Дальше - ничего?
- Ну, не так буквально, но если не одумаемся... да и какие могут быть альтернативы - что далее-то? Апокалипсис, Армагеддон, Страшный суд - рано или поздно этого не миновать, ведь ничто не вечно. Но то состояние, к которому мы все столь упорно стремимся и, наверняка, довольно скоро придём, оно что, по-вашему, лучше? Лучше?
|