Аннотация: В юности столкнувшись с запутанным кровавым преступлением, которое так и осталось нераскрытым, унеся в могилу его друзей, Борис все же не бросил попыток узнать правду через много лет.
ШЕРЛОК ХОЛМС из 8 "б" КЛАССА
Повесть
Наташа, Дима и Володька дружили с самого раннего детства. Родители их, молодые тогда семейные пары, работали на одном предприятии, получили квартиры в новом доме, в одном подъезде, быстро подружились. Ходили друг к другу в гости, вместе отмечали все праздники. И детей, по случаю вселения в собственное жилье, родили тоже с небольшой разницей. Так что были они почти ровесниками, Володька на полгода старше остальных, а у Димы и Наташи разница в возрасте была всего месяц. Играли в одном дворе, где было еще много детей, но они всегда держались троицей.
Учились в одном классе, всюду ходили вместе. Впереди Наташа, а за ней, двое друзей. Сколько страданий было у несчастного Димы в третьем классе, когда Наташу пересадили за одну парту с Вовкой! Но справедливость восторжествовала, и их классный руководитель, зная все симпатии своих подопечных, через некоторое время вознесла Диму на самую вершину счастья, одновременно низвергнув в пучину страданий несчастного Вову. Их "треугольник дружбы" уважали все ученики в классе, особо не смеялись, привыкнув, как к чему-то обыденному, но никто не мог решить, кому же из них двоих отдает предпочтение сама Наташа, и отдает ли вообще, или просто дружит.
Хрупкая, тоненькая, с огромными синими глазами, очень густыми, белоснежными кудряшками до плеч, она являла собой эталон хрупкой девичьей красоты и сразу вызывала у парней безотчетное желание защитить ее от всех невзгод жизни. Была она очень скромна, даже немного стеснительна, без всякой манерности. Всегда просто, но красиво одета, не по моде, а по своему собственному вкусу и выбору. Косметикой она никогда не пользовалась, чем очень отличалось от некоторых своих одноклассниц, к десятому классу напоминавших то ли раскрашенных папуасов, то ли яркие манекены.
Ее отец, на тот момент начальник главка, очень солидный, совсем не старый еще мужчина, воспитывал ее один, мать умерла, когда Наташе было всего девять лет. Отец, несмотря на все соблазны, уже несколько лет все собирался, да так и не собрался пока еще раз жениться, из-за дочки. Не себе представить, как здесь, в одной с ними квартире, появится еще и мачеха. Как воспримет ее дочь, поладят ли они? Ответов на эти вопросы не было, а проверять на практике ему не хотелось.
Так и жили они вдвоем, дочка, по мере взросления, уже легко справлялась со всеми бытовыми делами, научилась отлично готовить. Иногда в гости приезжала старенькая тетя Ксения, старшая сестра умершей жены, гостила у них, помогала Наташе постигать премудрости разных домашних дел вроде уборки, стирки и прочего. Потомок белых эмигрантов, жила она за границей, во Франции, в маленьком особняке, купленном еще до революции прапрадедом, и приезжала редко.
Дима - молчаливый, серьезный, коренастый черноволосый крепыш, был полной противоположностью долговязому, худому, нагловатому насмешнику Володьке, который за словом в карман не лез, всегда был весел, так и сыпал шутками, иногда довольно ехидными, по нему тайно сохли девичьи сердца доброй половины женской части их класса, но его собственное на самом деле принадлежало только одной - Наташе.
Дима и Володька втайне от Наташи иногда спорили и ссорились, доказывали каждый свое право на нее "неэтичными" способами, или обычной дракой, и тогда приходили домой с синяками на лице, в разорванной одежде, но так и не пришли к выводу, кому же из них отойти в сторону. Ни один из них не хотел уступать. Но друзья не рассорились окончательно, как не в чем не бывало общались уже на следующий за такой дракой день, будто ничего и не было. Наташа же искренне не замечала всего этого и даже не подозревала, что мальчишки дерутся из-за нее. Считала, что синяки синяки и ссадины, парни получили где-то на стороне в драке с противниками другой улицы.
Время шло незаметно. Вместе они закончили школу, потом также получили высшее образование. Наташа, поступила в педагогический, так как твердо решила стать преподавателем, Дима, очень интересовался с детства архитектурой. Он способен был целый час простоять перед каким-нибудь старинным особняком, изучая его фасад. Его мечта привела в архитектурно-строительный. Следом за ним и Володька, который решил не отставать от Димы. Новоиспечённые специалисты были направлены в маленький уральский городок. Сначала направление получила Наташа, а следом за ней туда же и Дима. Володьке предложили работу на кафедре, но отказался в пользу заштатного городишки, чем явно удивил уважаемую комиссию их университета по распределению, увешанную внушительными бородами.
Приехали, устроились в общежития. Парни, едва получившие красные дипломы с отличными оценками, надеялись удивить город новыми строительными ансамблями. Наташа стала учительницей французского языка, русской литературы и географии в школе. Такая разноцветная нагрузка объяснялась нехваткой учителей. Школа была довольно большая, но кадрами не укомплектованная, некоторые учителя вели сразу по несколько предметов.
Наташу назначили классным руководителем восьмого "Б" класса, в котором училось два десятка детей, и она им сразу очень понравилась. Настолько, что ей даже смешного прозвища до сих пор не придумали, в отличие от прочих учителей. Директора они назвали Глобусом за представительный вид и блестящую лысину, вокруг которой остался тоненький венчик седых волос, и впрямь напоминающий что-то географическое, а старую учительницу химии за глаза называли Колбой.
Свой предмет Наташа вела очень увлекательно, но некоторые ученики не столько слушали, сколько любовались ею самой, тем, как она говорит, читает вслух, объясняет материал, и сами почему-то становились добрее.
В этом восьмом "Б" классе у нее и появился Шерлок Холмс, как она его назвала. Это прозвище очень подходило серьезному, молчаливому мальчику по имени Борис. Девчонки насмешливо называли его Юрист, а она звала ласково - Шерли. Он очень увлекался творчеством Артура Конан Дойла и знал приключения своего знаменитого книжного однофамильца, Шерлока Холмса, чуть ли не наизусть. Мечтал, скорее вырасти, поступить в университет, стать криминалистом и ловить преступников новыми, своими более прогрессивными методами. Нередко читал детективы и книги по криминалистике даже на уроках. Выбору профессии способствовало то, что и отец, и старший брат уже выбрали этот путь.
Как-то они разговорились на уроке истории, и она поразилась, насколько много для своего возраста он знает, какие глубокие может делать выводы по вроде бы поверхностным вещам, там, где большинство людей и ничего особенно бы не заметило. Весь класс, притихнув, слушал их спор. Продолжили дискуссию и после уроков.
С того дня он почти каждый раз настойчиво начал провожать ее до общежития, и нередко рассказывал простые, но удивительные вещи, о которых она раньше никогда не думала и не знала, потому что не интересовалась данной стороной жизни. Он вообще знал и понимал очень много для его возраста.
По его теории, сперва показавшейся ей нелепой и смешной, но потом, при некотором размышлении, очень интересной, в каждом человеке изначально есть несколько личностей, развитых в разной степени, в том числе героическая и преступная. И смотря, в какие обстоятельства попадает человек, одна из этих специфических черт его характера может неожиданно раскрыться и стать главной, определяя всю дальнейшую жизнь, превращая в преступника или героя. У других же, как бы они не старались, преступная составляющая настолько неразвита, что они и стекло из рогатки разбить не смогут, не попавшись.
Наташа тогда сказала ему, что теория конечно интересная, но нуждается в доработке, ведь необязательно все зависит от изначальных качеств, преступниками становятся не из-за природной склонности, а из-за неправильного воспитания и условий жизни.
- Нет, это не совсем так. Преступник и герой есть в каждом из нас, - доказывал Борис, - И только мы сами можем выбрать, кем будем. Вот, например, есть люди, у которых с детства есть все, в том числе и отличное воспитание. Но все равно они становятся преступниками, как бы их не воспитывали. Тут что-то иное.
Наташа, с интересом слушая его, как не старалась, никак не могла найти в себе вообще ничего героического, так как на самом деле страшно боялась мышей, темноты и пауков, но не признавалась в этом никому, кроме, разве что, отцу. А вот преступное... этого в ней точно не было.
- Ну, уж тут ты ошибаешься, Шерли, - какой же из меня герои или преступник? - смеясь, сказала она.
- Вспомните, разве не было в вашей жизни хотя бы мелкой ситуации, когда вы стояли перед выбором, совершить какой-то плохой поступок, или нет? - улыбнулся Борис, - И чем это закончилось? Мне можете ничего не говорить, просто вспомните сами.
Тут же память подсунула ей воспоминание, как однажды она взяла из сумочки мамы, будучи в третьем классе, деньги на подарок и пирожные всем одноклассникам, так как Дима был именинник, а своих денег у нее не было.
Мама этого так и не узнала. Наташе потом было очень стыдно, она много раз собиралась рассказать, но так и не рассказала, просто решила для себя, что больше никогда в жизни так не поступит. Получается, в тот момент она сделала выбор, и поняла, что дорога, позволяющая брать что-то без спроса, не для нее? И это значит, что Борис прав и склонность к криминалу не приобретенное, а врожденное явление? Наташа вдруг серьезно посмотрела на этого "Шерлока", в непонятной теории которого было действительно что-то рациональное.
Они переписывались с живущей в далекой Франции теткой Ксенией, та настойчиво звала к себе в гости. Отец писал сначала часто пространные, длинные письма, иногда звонил на телефон учительской, потом письма стали реже и короче, будто он был чем-то занят.
Вскоре Наташа получила письмо с новостями от отца. Он сообщал, что уже давно знаком с одной женщиной, в его жизни скоро произойдут известные перемены, и поэтому просил ее обязательно приехать встречать Новый год домой. Вырастив дочь, он все же решил жениться.
Наташу немного огорчило это письмо, она не представляла отца с какой-то другой неизвестной и чужой женщиной. Да и на Новый год она собиралась навестить свою уже престарелую тетушку Ксению, сестру матери, в далеком заграничном предместье Парижа, где та доживала свой век после смерти мужа, бездетная и одинокая.
Наташа уже купила билет, оформила визу и теперь не знала, как же ей быть. Любимая тетушка Ксения писала, что совсем стара, немощна и очень хочет ее увидеть, может быть, в последний раз. С другой стороны, и отца обидеть ей тоже очень не хотелось.
Обдумав все, Наташа позвонила, и все это рассказала отцу, предложив поехать во Францию с ней, тем более, тетушка постоянно звала его в гости. Отец одобрил заграничную поездку, пообещал с новой женой и ее дочерью Алисой приехать к Наташе после того, как она вернется из Франции, но сам ехать, как обычно, отказался. Относился он к Ксении хорошо, но всегда держался с родственниками жены на некоторой дистанции. Наташа предполагала, что когда-то, после смерти ее матери, отец и тетя Ксения поссорились, потом вроде бы помирились, но все равно вели себя довольно холодно. Объединяла их только она.
Конечно же, Дима с Володькой, продолжали по-прежнему дружить, работали много, но проводили Наташу до вокзала. Доехала поездом до Москвы, самолетом отправилась во Францию. Наташа была у тети в гостях не впервые, приезжала сюда пару раз еще с матерью, потом раз с отцом, и все же до сих пор поражалась контрасту жизни своей и тетушкиной, но не завидовала. Как бы хороша не была заграница, становиться иммигранткой она не хотела.
Тетя Ксения, сухонькая, старенькая, едва передвигала ноги, плакала, просила Наташу остаться здесь, в чудном домике с красивыми зелеными лужайками, постриженными кустарниками, старинными дубами в маленьком саду и небольшим бассейном. Кроме тетушки, здесь жила экономка, которая занималась всеми домашними хлопотами, немолодая уже француженка, раз в несколько дней появлялся садовник.
- Здоровья совсем нет, Наташенька, а тут тоже хозяйка нужна, оставайся. Зачем тебе работать в школе простой учительницей? Денег тебе и так хватит на всю жизнь, я все оставляю тебе, - просила тетушка, - Разве тебе здесь не нравится? Зачем тебе уезжать?
Наташа, взяла ее морщинистые, с распухшими суставами пальцев, сухонькие старческие руки, гладила, успокаивала, но упорно не соглашалась остаться.
- Тетя Ксения, у меня же в России друзья, и мой класс, не могу я их сейчас бросить. И не хочу жить за границей, мне в России лучше. Я там выросла, вросла в нашу жизнь. А тут все чужое. Кто-то же должен учить детей всему доброму и у нас на родине. Нет, моя милая, хорошая, добрая тетя! Я не могу остаться. Извини. Не могу...
Погостив три дня, она собралась домой. Прощались, плакали обе. Тетя Ксения, как всегда, завалила ее всякими подарками, от которых нельзя было отказаться, обидится. Наташа утешала ее, беспомощную, маленькую, такую старенькую...
Вскоре самолет доставил Наташу в Москву, и на поезде она вернулась в свой маленький городок. Встречали ее оба приятеля. С цветами...
Дима смущенно сунул ей в руки скромные полевые цветы, а Володька, как обычно, дурачась, галантно присел, как будто просил у нее руки и сердца, и вручил ей яркие, сочные, пунцовые розы. На их веселую компанию с нескрываемыми завистью и тоской покосилась какая-то полная, некрасивая девушка в бесформенном вязаном берете.
А вскоре приехал отец с новой женой. Наташа долго пыталась угадать, кого же он выбрал, и как выглядит теперь ее новая "мама". Но не угадала.
В ее комнату в общежитии ворвался его густой, рокочущий басок с северным акцентом, знакомый с детства запах табака и одеколона. Отец радостный, шумный явно рад видеть дочь. Наташа сперва повисла на его могучей шее, и только потом обратила внимание на массивную женщину с властной осанкой. У неё были тусклые глаза цвета спелой черной смородины, характерные складками у краев рта, несколько обвисшие щеки. С непонятной гримасой дама разглядывала ее. Неуклюжая девочка-подросток в мешковатых джинсах и майке, пожирала буквально Наташу широко открытыми глазами. Была эта нахалка чем-то неуловимо похожа на лягушку.
- Гортензия Петровна, - представил ее отец, - А это Алиса, ее дочь.
- Ее? - подняла бровь мачеха, хмыкнула и величественно проплыла мимо всех к столу. Она только слегка наклонила голову, поздоровалась, и принялась с неприязнью разглядывать простенькие обои на стенах, старую железную кровать, накрытую серым пледом, и старенький шкаф. Явно не понравился ей и стол.
Алиса, ее сводная сестра, была на вид неуклюжа, в мешковатой одежде, с крысиным хвостиком волос, была совсем не похожа на свою мать. Усевшись на стул, она тут же ссутулилась, втянула голову в плечи и кидала по сторонам быстрые взгляды, чем снова очень напомнила притаившееся в засаде какое зеленое земноводное.
После, украдкой кидали оценивающие взгляды, наконец, все уселись за стол, заранее приготовленный Наташей и ее друзьями, которые с утра толклись у нее в комнате, заявившись с многочисленными пакетами из магазина.
Отец, глянув на парней, усмехнулся:
- Ну, троица неразлучная, вы что же, так до старости не решите, кто кому люб? Давно бы уже разобрались, что ли, нельзя же так и дальше.
Ответа не последовало, Наташа покраснела, Дима спрятал глаза и молчал, ковыряя вилкой в тарелке, вяло ел салат, один только Володька, как всегда, нисколько не смутился.
- А это, Владимир Петрович, не от нас с Димоном зависит, - поклонился он Наташе, - Наталья, дражайшая, в самом деле, папенька твой дело говорят. А мы ну хоть сейчас в ЗАГС побежим, правда, Дима? - он хлопнул друга по спине, и тот чуть не подавился салатом, но только кивнул, - Может, монетку кинем, у нее как раз две стороны, и пошли? Чур, я "орел"! - подмигнул он, смутив Наташу еще больше.
Дима упрямо молчал. Но разговор дальше пошел немного натянутый. Застольные реплики, комплименты, банальные вопросы о жизни, здоровье и школе. Алиса явно скучала и ходила по комнате, постоянно что-то трогала, листала журналы, даже открыла дверь шкафа, но отошла, увидев тяжелый взгляд своей матери.
Отойдя от шкафа, Алиса подошла к столику, и, увидев потемневшую шкатулку из серебра с виньетками и чеканкой старинной работы, украшенную самоцветами, схватила ее, не спрашивая, как, видимо, и привыкла вести себя дома, потом опомнилась и нехотя спросила Наташу:
- Можно эту штуку посмотреть?
- Конечно, - ответила Наташа, - это мне тетя Ксения недавно подарила, а ей еще ее бабушка, этой вещице примерно двести лет, и сделана она российскими мастерами-умельцами.
Алиса, открыв шкатулку, уже ничего не слышала: на бархате переливалось настоящее чудо: золотая брошь с крупным алмазом в центре и мелкими, прихотливо разбросанными вокруг, вперемешку с рубинами и четырьмя изумрудами. Она таинственно мерцала, отливала матово-перламутровым аристократическим светом, глаз оторвать от нее было невозможно. Алиса застыла с открытым ртом, своими алчно горящими маленькими глазками уставившись на украшение, было видно, что ничего подобного ей в руках держать не приходилось.
Сцена любования брошью так затянулась, и всем стало не по себе. Володька вдруг взял со столика другой тетушкин подарок, маленький, изящный деревянный ларчик с немного облупившимся лаком, завел ключик сбоку, нажал на добела вытертую круглую серебряную кнопочку, и оттуда выплыла крошечная Дюймовочка, посреди раскрытой белой лилии. Зазвучала музыка, лилия и фигура Дюймовочки медленно закружились, а когда музыка умолкла, лилия закрыла Дюймовочку внутри цветка.
Наташа сказала:
- И это тоже русскими мастеровыми создано, тетушка моя сберегла, а вообще все это еще прадед наш за границу вывез после революции. Она меня очень уговаривала остаться, но не хочу я за границей жить.
- Ну ты и... - мачеха замялась, явно собиралась сказать какое-то слово, но передумала, - Странная ты какая-то. Да на твоем месте...
Не закончив мысль, она схватила шкатулку с брошью из рук своей замершей с открытым ртом дочки, раздраженной захлопнула ее, бухнула на полку, и с достоинством вышла из комнаты, а Наташа так и не узнала, что бы сделала Гортензия Петровна, предложи ей тетя Ксения остаться жить у нее, хотя догадаться было несложно. Ох, как же она ей не понравилась!
Алиса за такое короткое время уже очень надоела ей беспардонной наглостью все осматривать, ощупывать, лезть даже в бумаги и тетради, лежащие на тумбочке у кровати, которые она вчера проверяла перед сном, уже лежа в постели. Мачеха же откровенно спрашивала, сколько такая вот брошь может стоить, и мимоходом намекала Наташе, что та просто дура, что не осталась у тети Ксении. Не страшно ли ей оставлять такую ценную вещь в общежитии, где наверняка живут одни воры, пропойцы и просто разные мутные люди, верить которым никак нельзя, а замок на двери у нее одно название, а не замок. Отец только вздыхал, но ничего не говорил, Наташа никогда не видела его таким раньше, почему же он так изменился? Не верилось, что это ее отец, а не какой-то посторонний мужчина.
Дима сидел, опустив голову, и катал по столу винную пробку. Володька же встал, и, не прощаясь, куда-то вышел из комнаты, тихо прикрыв дверь. Посидев немного, и Дима тоже ушел вслед за другом. Отец тоже вскоре засобирался в гостиницу, где они остановились. Мачеха просто кивнула ей у дверей, Алиса и того проще, вышла, не попрощавшись, но еще раз многозначительно взглянув на шкатулку с брошью.
После их ухода Наташа вдруг поняла, что у нее больше нет семьи, эти две чужие, не понравившиеся ей женщины, теперь отняли у нее и отца.
Вскоре они уехали к себе в гостиницу, отец пообещал завтра после работы погулять с ней по городу.
Она наконец вздохнула свободно. Было очень жалко отца.
Ночью она плохо спала, часто просыпалась.
Когда она вышла утром из подъезда, на скамеечке ее ожидал "Шерлок Холмс", как всегда, одетый очень аккуратно, в белой, отутюженной рубашке с тонким галстуком. Его портфель стоял рядом. Он вежливо поздоровался, глянул на ее явно невыспавшееся лицо и сказал:
- Гости были неудачные, вы рады их отъезду, ненависть проснулась в вашем сердце, а это первая ступень к преступной раздвоенности личности.
Наташе стало смешно. Протянув руку, она разворошила его аккуратно расчесанные на пробор волосы.
- Шерли, по твоей теории можно стать преступником даже самому безобидному существу.
- Да, - серьезно ответил он, - Именно в таких безобидных личностях иногда рождается самый сильный протест, который вполне может вылиться в преступление. Вам, я думаю, это не грозит, вы красивая, хотя... кто знает.
Разговор оборвался. Идти было недалеко, и вскоре их окружила толпа любимых ею ребят, озорных, и тихонь, ябед, и гордых, и очень простых, красивых и некрасивых, модниц и нерях, все они, со свойственным только детям простодушием, здоровались со своей любимой учительницей, Наташей.
- Привет, Юрист! - кричали ее спутнику некоторые.
"Шерлок" поднял руку вверх и многозначительно сказал:
- Да, я обязательно буду юристом, и вы убедитесь в том, что когда-нибудь я раскрою какое-нибудь запутанное преступление, недоступное существующей методике раскрытия преступлений.
Кто-то засмеялся, но тут же умолк, так серьезно говорил об этом Борис.
Жизнь продолжалась. Юноши из более старших классов, явно влюбленные в Наташу, с некоторых пор стали всегда ходить подстриженными, некоторые даже в отутюженных костюмах и при галстуках. На ее столе часто, неизвестно откуда, появлялись цветы, а в учительскую она нередко шла в сопровождении эскорта. Все это было, конечно, было приятно, но несколько утомляло.
На одном из уроков случилось непредвиденное. В ее классе училась Саша Антонова, маленького роста, худая, неухоженная девочка с вечно немытой головой, ходившая в заштопанной, мятой, застиранной одежде, всегда в одних и тех же джинсах. Она ни с кем нее дружила, не смотрела в глаза, одноклассницы как-то сторонились ее, на переменах всегда сидела в классе, уткнувшись в книжку, или одна бродила по коридору. Насколько Наташа слышала от учителей, ее родители были алкоголики, отец спился и умер, а мать нередко валялась где-нибудь под забором. Но она удивительно много читала, как рассказала ей школьный библиотекарь Нина Филипповна, по пять-шесть книг в неделю. Не разу не видела, чтобы Саша с кем-то болтала или хотя бы просто улыбалась, она была очень незаметной, приходила в школу одной из первых, уходила последней, со стареньким, на сгибах вытертым до белых ниток коричневым портфелем, совсем не годившимся ей по размерам.
На уроке географии, когда она выбирала, кого из учеников спросить, обводя глазами учеников, Саша, всегда сидевшая одна на задней парте, вдруг, неожиданно для всех, стала медленно клониться в сторону прохода между рядами парт, и со стуком упала на пол. Наташа бросила на стол указку, подбежала к ней, не зная, что делать. Саша лежала бледная, с закрытыми глазами.
Наташа сначала растерялась, а потом осторожно подняла ее с пола и заметалась по классу, думая, куда же ее положить. Саша оказалась неожиданно легкой, как будто училась например в третьем, а не в восьмом классе.
К счастью, Борис сообразил раньше всех, и уже позвал пожилую школьную медсестру, та приняла ученицу из рук Наташи, с помощью Бориса унесла в медицинский кабинет. Урок вроде бы продолжился, но уже формально, до звонка все тихонько обсуждали случившееся.
Как оказалось, у девочки был голодный обморок и истощение. Она мало спала и последний раз что-то ела три дня назад, в школьную столовую не ходила, потому что с началом нового месяца ее мать так и не оплатила долг за питание несколько предыдущих.
Обсудив это с директором и учителями, Наташа после уроков отправилась домой к Саше. Шерлок, как всегда после работы, увязался за ней. Жила Саша недалеко, на окраине городка, в частном секторе.
Калитка оказалась распахнута настежь, но это не имело значения, да и сам забор с местами выломанными досками свои функции выполнял не очень хорошо. После долгих стуков в окно и дверь им открыла бледная, с синюшными губами женщина, краснолицая, вдрызг пьяная, одетая в потертый зеленый домашний халат. Оглядела их, не сразу сфокусировав бессмысленный взгляд, пьяно хихикнула, нетвердо стоя на ногах. Попыталась что-то сказать, но все ее силы уходили на то, чтобы не упасть.
Просто оттолкнув ее, Наташа прошла в темный коридор, дверь справа вела на кухню, где высился стол, заставленный кастрюлями, пустыми банками, бутылками, а левая вела в комнату.
Везде стоял тяжелый, густой запах плесени, грязи, протухших помоев и перегара. У стены возвышалась железная кровать с облупленной спинкой, застеленная серой от грязи простыней, на полу валялась такая же серая бесформенная подушка, видимо, ее уронила пьяница, отправившись открывать дверь. По полу были разбросаны какие-то грязные тряпки, пара бутылок, пустые пакеты и обрывки бумаги. На полу, в большом жестяном корыте, застеленном грязным клетчатым одеялом, сидел малыш лет двух, очень худой, и тихо играл с куклой без одной руки. У него на ножках свернулся пушистым клубком худой серый кот, уткнувшись острой и тоже худой мордочкой в собственный тонкий хвост. Он тут же проснулся и поднял голову, вытаращив круглые желтые глаза.
Увидев их, он привстал и замахал обеими тонкими ручками, радуясь. Наташа, сама не зная, зачем, с трудом нашарила свою сумку, висевшую на боку, достала маленькую коробку конфет, которую купила еще утром к чаю, открыла ее и дала малышу. Он доставал подтаявшие конфеты, мял их в кулачке, и бросал на пол, тихо приговаривая:
- Тетя - дура, дядя - дура...
А вот в булочку вцепился так, что у него побелели пальчики, и тут же начал усердно ее жевать. Кот подошел к нему, тихонько мякнул. Ребенок внимательно посмотрел на него, с трудом оторвал кусочек булки, протянул коту, тот взял ее в пасть, отошел и жадно принялся есть.
Саши еще не было дома.
Мать, видимо, немного пришла в себя, и шаркающей походкой добрела до комнаты, глупо улыбаясь.
- А... ты кто? - спросила она Наташу, - Училка новая, что ли? А ты - повернулась она к Борису, - Че надо?
Наташа смотрела на качающуюся у открытой двери пьяную мать, явно не совсем хорошо соображающую, на малыша, не знающего конфет, и на стоящего рядом Шерлока.
Вдруг она этой открытой коробкой конфет замахнулась на пьяную женщину, а Шерлок, шагнув вперед, перехватил руку.
- Не надо, - покачал головой он, - Вы сейчас совершили бы неправомочное действие, называемое рукоприкладством.
Наташа достала из сумки банку консервов, вторую булку, с вареньем, пачку печенья, все то, что покупала домой, оставила на почерневшей от старости табуретке у двери.
Малышу очень понравилась булка, он доедал ее, давясь. Наташа, заплакав, отвернулась к двери. Отодвинув пьяную мать, которая все еще таращилась на них, как досадную помеху, она поморщилась от сильного запаха сивухи и вышла наружу, за ней вышел и Борис, прикрыв входную дверь.
- Какая она... дрянь, - нервно усмехнулась Наташа, - Надо что-то делать, срочно делать, нельзя же детей с ней оставлять...
Дальше шли молча. Шерлок своими чистыми серыми глазами поглядывал на нее, но понимал, что говорить что-то сейчас бесполезно.
Только возле дома он сказал ей серьезно:
- Вы, Наталья Дмитриевна, простите, что лезу не в свое дело, но выходите-ка поскорее замуж, парни ваши вон как на вас смотрят... А весь мир вы одна не переделаете.
Это было очень неожиданно, она остановилась, кажется, даже покраснела, хотела было отчитать его за бестактность, но не смогла подобрать ответа, занятая мыслями совсем о другом, а он поднял руку и еще серьезнее сказал:
- Вы просто сломаетесь от сложностей такой вот жизни. То, чему вы нас учите, бывает, часто расходится с действительностью. А поклонники у вас очень даже хорошие.
Наташа собралась с возмущением возразить и сказать все, что думает о такой наглости, как Борис просто кивнул и мгновенно скрылся за углом, оставив ее стоять у подъезда общежития с открытым ртом.
Ну и что с ним делать? Она и сама понимала, что он прав, но согласиться с учеником, который младшее ее, было не так и просто.
Вечером пришли Дима с Володькой. Она им рассказала о происшествии в классе и как ходила в гости к этой семье. Володька, всегда беспечный, немного посерьезнел и еще раз рассказал то, что она и так знала с детства: как его мать, когда-то давно бросив пьяницу-отца, уехала жить в другой город, к родственникам, чтобы он, Володька, не увидел такой вот мерзости.
- Так мы и жили вдвоем. Она, вы же знаете, и сейчас живет одна, из-за меня. А я еще в третьем классе дал себе слово никогда не пить. И, как видите... - он пожал плечами.
У Димы были очень хорошие родители, и он просто посоветовал поговорить с директором школы, должны же быть какие-то наработанные правила, как быть в таких ситуациях.
Особых результатов это не дало, директор и так прекрасно знал об этой семье, сам иногда подбрасывал им продуктов, как и многие другие, но ничего не мог сделать. Можно было обратиться в милицию, органы опеки, но мать Саши в последнее время валяться на улице пьяной перестала, напивалась дома, иногда даже по несколько дней не пила, работала. И тогда детям грозило попасть в детский дом, а директор дал понять, что не очень одобряет этот путь. С работы после разговора с директором она ушла в задумчивости, так и не решив, что же тут можно сделать. Дома механически проверяла тетради, ставила оценки.
В дверь постучали. Пришла тетя Раиса, молочница. Она или ее сын Гриша приносили литровую банку свежего молока через день. Она была совсем не похожа на горожанку, эта женщина, выросшая в деревне, не могла жить без земли, коровника, кур, и даже здесь, в городе, на своих трех сотках земли, развела огород, держала различную домашнюю живность, в том числе и пару коров. Ее сын Гриша уже заканчивал школу, во всем помогал матери. Он очень любил приносить молоко Наташе, но сегодня пришла сама тетя Рая, так как Гриша заболел.
Напоили ее чаем. Сегодня она принесла не один, а три литра, Наташе пришла в голову мысль отнести молока Саше и ее маленькому брату, живущему в жестяном корыте, и иногда приносить еще прочих продуктов, сколько сможет. Поддержали ее, конечно же, и друзья. Раиса не только отлично знала Антоновых, но и жила недалеко от них.
- Совсем пропащая Светка стала, уже остановиться не может, - качала Раиса головой в платке, попивая чай, - Как еще живет, не знаю, муж ее еще год назад от водки помер. А ведь какая она раньше была, и куда что делось... Вот как водка людей меняет. Да еще алкаши всякие ходить повадились.
С того дня Наташа регулярно посещала дом Саши. Они с Димой и Володей собрались втроем, купили малышу Мише самые необходимые вещи и кроватку, а Саше кое-что из одежды.
Пьяница-мать, которую звали Светлана Павловна, или чаще просто Светка, сначала очень подозрительно относилась к ним, если выпивши, бывало, бранила разными словами, даже пыталась прогнать, а трезвая, иногда сдержанно благодарила. Видимо, все же понимала. Борис, когда она была в состоянии разговаривать, вел с ней пространные разговоры, и она его слушала, что очень удивило учительницу.
Борис вообще развил бурную деятельность. Он мобилизовал их всех на субботник, они, совместными усилиями, навели порядок в доме, все вымыли, проветрили, перестирали давно нестираные детские вещи и ветхое постельное белье, выкинули несколько мешков накопившегося мусора, после чего в доме стало не так уж ужасно, как было сначала, он выглядел обновленным, несмотря на скудность обстановки. Молочница Раиса принесла целую сумку разных игрушек. Собутыльники, которые иногда заходили по старой памяти, стали появляться намного реже, совсем не попадались на глаза.
Однажды, когда они пришли втроем, она неожиданно кинулась к Наташе, крепко схватила ее за руки и попросила:
- Полечите меня, ради Бога! Помогите! Я уже сама не рада себе. Не могу остановиться, каждое утро думаю - все, хватит, больше не буду пить! А вечером... - она махнула рукой, - Только за детьми посмотрите, не отдавайте в детдом!
Ее мутные, в красных прожилках глаза с мольбой смотрели на учительницу, от женщины сильно пахло брагой и немытым телом.
Саша, спрятавшись за дверным косяком и исподлобья глядя, тоже ждала ответа Наташи, которая растерянно смотрела на друзей.
Эту сцену внезапно прервал Шерлок, вдруг появившийся на пороге с сумкой продуктов в руках. Поздоровавшись, узнав причину оцепенения, строго сказал:
- Вы позаботьтесь, чтобы мать отправили в лечебницу, а за детьми что, не посмотрим, что ли? Или все вместе не справимся? Это же самое лучшее решение! Главное, чтобы лечение помогло - он многозначительно посмотрел на Свету.
Дима быстро закивал. Вовка уже согласовал вопрос с лечением, надо было только начать.
Эта проблема, так просто и легко решенная мальчишкой, снова напомнила Наташе его теорию о доброте и равнодушии. Света на следующей неделе отправлялась в больницу, а они договорились между собой, что каждый день кто-то из них будет следить за детьми, пока Саша в школе, за ее маленьким братом Мишей будет смотреть молочница тетя Раиса, которая жила очень близко.
Хватало хлопот и в школе. В классе, где Наташа была классный руководителем, учился детдомовец Лёня Киселёв. Детдом был небольшой, там постоянно находилось не больше десятка детей разного возраста, его все время собирались закрыть, а воспитанников перевести в другой, но так и не закрывали. Старшие дети учились в школе.
Леня относился к детям, во взгляде которых одновременно были видны дерзость и незащищенность, можно было прочитать в них и непокорность судьбе. Он, как зверек, загнанный в угол, всегда готов был к самозащите - дерзил даже там, где это не требовалось, плохо учился, не слушался, а в ответ на любые попытки нравоучений вызывающе доставал сигарету и вразвалочку шел в туалет курить, не слушая. Каждый день в учительской то и дело начинались споры, некоторые учителя называли его просто дебилом и предлагали перевести в спецшколу-интернат для трудных подростков, в райцентр, а учительница истории сварливо ворчала, что таких надо в тюрьмах держать, там им место, он, видите ли, чуть не князем себя ведет, вообще не отвечает на ее вопросы.
Наташа спросила ее:
- А каким тоном вы их задаете? Таким, как сейчас?
Полина Викторовна вскочила, глаза ее засверкали, и она закричала на Наташу:
- Ты, дурочка молодая, не знающая жизни, помолчи! Сама научись жить! Если ты дочь начальника главка, то не лезь в то, в чем не разбираешься! - и сердито выбежала из комнаты. Остальные промолчали.
Над Леней разразилась гроза. Полина Викторовна собиралась поставить вопрос о его переводе в спецшколу для трудных детей. Наташа умоляла ее не делать этого, но она, и еще пара учителей старшего поколения была непреклонна:
- Они, эти детдомовцы, на всем государственном живут, сидят на шее народа, да еще смеют так вести себя! Все условия им обеспечены, учись, так нет, характер надо показать! Правду говорят, что от таких родителей, как у них, и дети вырастают такими же, как не старайся воспитывать.
Наташа не знала, что делать. Глядя себе под ноги, побрела домой, одна, без сопровождения. Дима встретил ее у крыльца школы, и она в отчаянии рассказала ему все.
- Понимаешь, он ведь не такой! Он хороший, добрый мальчик, многим интересуется, и учиться мог бы отлично, а что ведет себя так, так это у него защитная реакция такая, чуть что, сразу в свою раковину, и все в штыки. Ну как им это объяснить?!
Тут и началось их сближение с Димой. Впервые за все годы дружбы он обнял её, прикоснулся теплыми губами к щеке, вытер слезы на ее глазах ее же шарфиком и твердо сказал:
- Пойдем в детдом, прежде чем они пришлют письмо.
Наташа от благодарности нежно прижалась к нему, чего не делала все годы их дружбы, всегда держась на некотором расстоянии.
- Какой ты хороший, милый...
С этой поры начались у них новые отношения, которые каждый таил в своей душе, незаметные внешне, зажглась какая-то искорка. Но было совершенно очевидно, что это была любовь, так неожиданно вдруг раскрывшаяся за все эти долгие годы.
Директор, строгая, в очках, сухопарая и высокая женщина средних лет пригласила их сесть, внимательно выслушала взволнованную Наташу.
- Пусть пишут, что я могу с ним сделать? Побить? Так нельзя. Лишить кино или ужина? Они и так уже лишены родительского тепла. Коллективное воспитание только на бумаге хорошо смотрится. А к Лёне нужен особый подход, тут я с вами согласна. Из него можно веревки вить, если по-хорошему, а можно и грубость услышать в ответ. Умный мальчик, но характер у него очень сложный. Эти дети, они во всем подражают взрослым, ссорятся, страдают, у них появляется комплекс неполноценности, а уж генетика... - она неопределенно покрутила рукой в воздухе, - Я тут сделала за много лет анализ адаптации выпускников из детдомов, это тема моей диссертации, и пришла в ужас: более половины становятся преступниками! Им некуда идти, они не умеют жить в жестоком взрослом мире. Тут мы их кормим, одеваем, все по часам, все, как в неволе, ребенок еще хочет спать, а тут подъем. Знаете, я сама очерствела от этой постоянной боли за них. У меня нет семьи, я всегда тут. Человеку, имеющему семью, здесь работать трудно.
Долго говорили, изливали душу. Расстались, можно сказать, друзьями, Наташа попросила директрису помочь отстоять Леню.
Назавтра Леня пришел в приподнятом настроении. Он подошел к Наташе и сказал ей тихонько:
- Спасибо за то, что вы меня похвалили, мы с нашей матерью (так они называли директрису) чай вчера в ее кабинете пили, и долго разговаривали.
Урок сегодня был особенный, посвященный предстоящему дню 8 марта. Писали поздравления женщинам.
Вечером Наташа открыла тетрадь Лени и прочла написанное.
Хотелось бы "поздравить" женщин тех,
Кто в вихре удовольствий кружит,
в угаре пьяном ждет утех,
Любой ей станет мимолётным мужем.
А знаете ли вы мученья тех,
Кого вы выбросили в детстве?
Как вещь ненужную для всех.
Кому достались мы в наследство?
Не знают женщины о том, как плачут дети от жестокой доли.
С пеленок жизнь у них, как у солдат в строю.
И, как у пташек, что живут в неволе.
Что даст им няня или медсестра,
гроши за ту работу получая.
Волчком кружась с полночи до утра,
Нас "на авось" в болезнях оставляя!
Так запретите же тем женщинам рожать!
И запретите дамам этим имя - мать.
Я так хочу взглянуть в глаза хотя б одной.
Что обрекает нас на нравственные муки.
Изгои мы с изломанной душой,
И смотрят все на нас, как на зверей, от скуки.
Убейте лучше в сроки у врачей.
Нас, брошенных понять несложно.
Опутывать гуманной ложью можно.
Но пытка-жизнь поверьте, невозможна!
Рифма хромала, размер тоже, но разве дело было в этом! Для такого маленького ребенка это было слишком хорошее, не от хорошей жизни, знание того, о чем он пишет, и сожаление о своей судьбе, которая могла бы не быть связанной с детским домом.
Наташа плакала навзрыд от своей беспомощности что-либо изменить в жизни этих детей. Она с самого начала, только поступив в институт, дала себе зарок жить только на cвою зарплату, принципиально отказалась от помощи отца, кажется, этим даже обидев его, и могла только купить себе еду, помочь Саше и ее маленькому брату, на этом ее возможности и заканчивались.
Маленький Миша уже начал вполне связно говорить, и Наташа хотела позже, когда его мать вернется из больницы, попробовать устроила его в ясли. Шерли добросовестно исполнял обязанности, выполнял данное слово, тетя Раиса тоже.
Вскоре пришли Дима, Володька, а за ними и Шерлок. Поставили на стол шампанское. Закуска была скудной, у Наташи теперь, можно сказать, большая семья, и на себя денег хронически не хватало.
Шерлок доложил, что Саша и брат получили все и всегда под присмотром соседки - добровольной помощницы, чувствуют себя прекрасно. Наташа поделилась своими мыслями по отношению к Лене, она все чаще думала о том, чтобы взять его к себе. Дима промолчал, но было видно, что ему эта идея не очень понравилась, а Володька просто махнул рукой и засмеялся над столь нелепой идеей стать матерью Терезой.
- С такими стремлениями, придется вам, мадмуазель, изменить свои убеждения и не отказываться более от помощи родственников, да еще таких важных. Только мачеха вам этого не простят-с. И вообще, это ребенок уже взрослый, зачем тебе оно? Лучше выйти замуж... за меня, разумеется, и родить своих детей.
- Никогда! - ответила Наташа, и засмеялась, увидев вытянувшееся лицо Вовки, - Я не про выйти замуж, а про помощь отца. Я должна научиться обеспечивать себя сама.
- А я-то подумал... - хмыкнул Владимир, - Вот и давай, думай побыстрей, не задерживай очередь! - и, довольный своей шуткой, как обычно, громко рассмеялся.
Шерлок оказался, как всегда на высоте.
- Я бы согласился с доводами Наташи, если бы ни одно обстоятельство: таких детей много, а Наташа у нас всего одна. Тут уже все общество нужно менять, а не продукт его деяний, - философски закончил речь Шерлок, - Ну а это не по нашим силам, и не уверен, возможно ли вообще.
- Хотя, - продолжал он, - Если подумать, то ситуацию можно исправить очень просто. Вы можете приглашать его к себе по воскресениям, печь пироги, я тоже буду помогать, если мне впоследствии не запретит уважаемый муж, - и он выразительно поклонился Дмитрию.
Тот слегка покраснел, а Наташа рассмеялась.
- Грозный будущий муж, ты не запретишь мне мою гуманную деятельность?
Дима поперхнулся яблочным соком, оглядел всех и внезапно вступил в предложенную ему игру. О сближении Наташи и Димы он уже давно знал, это было очень заметно, но, соблюдая еще детскую договоренность, никак этому не препятствовал и даже не обижался, повзрослел, что ли. Он давно перестал смотрел на Наташу, как на предмет воздыханий, скорее как на друга, не более, но все равно, где-то в глубине души шевелилось какое-то непонятное чувство потери. С Димой они об этом не разу не разговаривали, как о чем-то само собой разумеющимся.
- До свадьбы - запрещаю, после - пожалуйста. - важно изрек Дима, - Так что в твоих интересах не затягивать.
Шерлок моментально осведомился:
- И когда свадьба?
Дмитрий поспешно ответил:
- Завтра!
- Как так завтра?! - запротестовала Наталья. - Мы же ведь говорили... А платье и все прочее?
- Зачем оно? Вот это, что на тебе, вполне подойдет. Или ты все же хочешь большую, пышную свадьбу? - забеспокоился Дима.
Володька вдруг встал, спешно пошел к двери.
- Вэ виктис! - произнес он, подняв палец вверх, - Извините, забыл, что мне срочно надо по делам.
Дверь захлопнулась, Наташа спросила:
- Что это он сказал?
Шерлок многозначительно помолчал и ответил:
- Это он процитировал галльского вождя Бренна: - "Горе побежденным!".
Потом тоже быстро собрался, попрощался и отправился домой, оставив Диму и Наташу в одиночестве.
Ночь была прекрасная, лунная, в просвете окна долго стояли две обнявшиеся фигуры, большая и чуть поменьше.
Назавтра в ЗАГС они все же пошли, но, конечно, не регистрировать брак, а подавать заявление, назначили дату. В этот же день Наташа позвонила отцу, тете Ксении. Старушка очень обрадовалась, долго поздравляла ее по телефону, жалела, что никак не может приехать, и взяла с нее слово обязательно, в первый же отпуск к ней, хоть на пару дней. Отец приехал через несколько дней, один, и взялся устраивать свадьбу, несмотря на все протесты. Он их просто не слушал. Был очень весел, много шутил, да и внешне выглядел как-то моложе и подтянутее, как будто сбросил пару десятков лет, очень напоминая себя тогдашнего, каким он запомнился Наташе, еще когда она училась в первом классе.
В назначенный день в ЗАГС все пришли шумные, красивые. Дима и отец Наташи с новой женой, приехавшие рано утром, были почему-то слишком серьезны для такого дня. В углу, не поднимая от книги глаз, на диване примостилась Саша, одетая в непривычно отглаженные новые брюки и белую рубашку.
Мачеха с редким именем Гортензия пристально всех разглядывала с оттенком такого превосходства во взгляде, как будто они не люди, а инфузории под стеклом микроскопа. Алиса стояла с унылым видом, кривя губы.
Все ждали начала. В открытом по случаю жары окне зала торжественных обрядов вдруг мелькнула и скрылась чья-то плохо расчесанная голова. Шерлок кинулся к окну, нагнулся, схватил кого-то и втащил на подоконник Лёню Киселева с вытаращенными глазами, он явно не собирался внутрь, но и не сопротивлялся, видимо, впав в ступор от неожиданности. Так и висел, голова и плечи уже в зале, остальное снаружи. Все засмеялись, отец Наташи помог Борису, и они втащили его внутрь, поставили на ноги. Леня застеснялся и хотел что-то сказать, но невеста засмеялась, поцеловала его в лоб. Мальчик неожиданно покраснел, как свекла, даже уши его стали красными, отвернулся и спрятался за Борисом.
- Будь здесь, не уходи! - придержала его Наташа, Пожалуйста, я и сама хотела тебя пригласить еще вчера, но ты сразу убежал.
- Буду! - просветлел Лёня, - Буду... - повторил он, принял независимый вид и украдкой оглядел гостей.
Володька, разряженный, как будто это он и был жених, а не скромно одетый в обычный пиджак с белой рубашкой и галстуком Дима, сегодня был особенно бесшабашен, все время острил, смеялся, но все понимали, что ему не все равно.
- Везет же ей, все её любят, - шепнула матери завистливая Алиса, - Смотри, и ученики даже на свадьбу заявились!
- Помолчи! - в сердцах ответила Гортензия Петровна, - Будет и на твоей улице праздник, мала еще!
Она подошла к невесте, зачем-то поправила ей складку на платье, отошла, полюбовалась и пропела:
- Ну прямо сказка... доченька!
- Спасибо, уважаемая... мамочка. - тем же ответила Наташа.
Вскоре церемония началась и закончилась как-то очень быстро, по крайней мере, так показалось Диме. Молодым вручили свидетельство о браке.
Володька побежал в холл, открывать шампанское. Увидел у окна стройный силуэт смутно знакомой девушки на фоне окна, зачем-то подошел к ней. Он явно видел ее раньше, городок был маленький, но где именно, вспомнить не мог.
Она стояла, скромно одетая, пепельные волосы, коротко остриженные, открывали прелесть тонкой девичьей шеи, маленькие руки были сложены на груди. Она беззвучно плакала и, кажется, даже не заметила его, вытирая глаза белым платком.
- Вас обидели? - сам не зная почему, спросил Володя одинокую девушку, обращаясь к ее затылку.
- Да, - помолчав, тихо, отрывисто ответила она. - Неделю назад мой почти жених уехал с моей подругой к ее родителям. Пришла забирать заявление. Что еще вас интесует?
- М-да... - протянул Вовка, наверное, первый раз в жизни не подобрав сразу подходящий ответ, - Бывает... у меня вот тоже...
Она постояла еще несколько секунд, потом вздохнула, повернулась к нему и протянула руку.
- Ну тогда давайте знакомиться, брат по несчастью. Наташа.
- Тоже Наташа? - выпалил он, не думая, и представился в ответ:
- Владимир, - пожав ее узкую, но крепкую ладонь, он вежливо потащил опешившую новую знакомую к гостям и сразу представил: - Знакомьтесь, это "тоже Наташа".
Шерлок даже присвистнул:
- Ну и дела, вышел один, а вернулся вдвоем! Быстро, однако! И что, сразу в зал торжественных обрядов?
Борис обошел вокруг новенькой знакомой.
- Чтобы не путать вас по имени, мы будем называть тебя "тоже Наташа". Можно?
- Отлично, - рассмеялась девушка, как будто не плакала пару минут назад, - Пойдет. Я теперь "тоже Наташа".
- Присоединяйся к нам, - распорядился Володя, обнимая ее за плечи, - Будешь моей девушкой.
Она внимательно посмотрела на него, усмехнулась, оттолкнув его руку.
- Вот твоей девушкой не обещаю. Притормози. Так нахально со мной и старые друзья себя не ведут.
Вольдька хотел было достойно ответить, но промолчал.
Молодоженов ждал очень приятный сюрприз.
Сели в уже ожидающие их выхода машины - большой отцовский внедорожник и несколько нанятых для гостей, и сразу, как и собирались, поехали домой. Мачехе пришлось сесть в одну из машин, так настоял отец. Только, непонятно почему, отец, а за ним и прочие водители, поехали не к общежитию, а привезли их к небольшому особнячку из красного кирпича с железным забором, окруженным аккуратно подстриженными кустами. Поездка получилась очень короткой, всего несколько кварталов.
- Это вам в подарок от тети Ксении, я уже оформил все, как полагается. Теперь здесь ваш новый дом. Понимаю, что может и не всю жизнь тут жить собираетесь, но, если что, продадите. Входите! - распахнул створку двери перед молодыми отец.
- Когда же ты успел?! - потрясенно спросила Наташа, - Ты же только утром приехал?
- Специально приезжал сюда неделю назад. По понятным причинам, к тебе не заезжал, - улыбнулся он.
Мачеха злобно взглянула не него, явно ничего не зная о такой поездке.
Вошли несмело, разглядывая дом и очень неплохую новую мебель. Прихожей служил большой холл с полукруглой аркой, дальше было большое панорамное окно во всю стену, за ним кусты, влево вел широкий коридор, застеленный ковром.
В большой, размером, наверное, этак с восемь общежитьевских, комнате, уже был накрыт большой стол под белой скатертью, две девушки суетились, принося из кухни все новые и новые тарелки с различными блюдами. Кухня находилась напротив, а дальше, в конце коридора, еще несколько дверей, но что за ними, можно было узнать и потом.
Совсем оробевший Лёня тихонько сидел слева от Наташи, между Сашей и Шерлоком, сжавшись, стараясь стать как можно меньше. Его пугала роскошность обстановки, такая непривычная после детского дома и давно не ремонтировавшейся школы. А ничуть не смутившийся Борис клал ему на тарелку то салат, то куриную ногу, и рассуждал о какой-то ерунде вроде совместимости различных продуктов. Он, догадывалась Наталья, знал о визите отца и этой покупке, уж очень дружески они болтали.
"Тоже Наташа" освоилась на удивление быстро, даже начала немного помогать двум женщинам на кухне, хотя ее никто об этом не просил. Принесла недостающие тарелки, нашла пакеты с соком для детей.
Мачеха с дочкой Алисой сидели недовольные и таращились вокруг, явно скучали, кидая на отца злые взгляды, ожидая, когда можно будет обсудить этот несогласованный шаг с покупкой подобного дома, но на них никто не обращал внимания.
Через несколько часов свадебного банкета Шерлок с Лёней и Саша отправились домой, идти им было недалеко, даже чуть ближе, чем до школы.
Володька, то ли демонстративно, то ли и в самом деле уже привыкнув к тому, что его отвергли, уже вовсю волочился за "тоже Наташей", которая, впрочем, не особо принимала его ухаживания, то и дело останавливая слишком смелые поползновения.
Жених и невеста, усталые, счастливые, танцевали, целовались под "горько" и без, не замечали никого вокруг. Так продолжалось почти до утра. Потом все же ушли из-за стола, и быстро нашли свою комнату.
Вскоре отец с надутой и злой мачехой и Алисой уехали в гостиницу.
Наступил рассвет. За столом остались Владимир с "тоже Наташей", и женщины, нанятые отцом для обслуживания свадьбы.
- Ты приляг, Вова, - нежно прикоснулась к его рукаву девушка. - Устал, усни немного, а я помогу Нине Степановне убрать посуду. Ей одной не успеть. А так молодые проснутся, гости вернутся, а стол будет готов к завтраку и продолжению торжества.
Володя вышел на террасу и через стекло наблюдал как молодое существо, едва знакомое, так быстро и легко включилось в их компанию. С ней, как не странно, было легко и просто. Она мыла, носила, вытряхивала, пылесосила... Нина Степановна, повар одного из местных ресторанов, пожилая женщина, уже много часов проведшая на ногах, устала и прилегла отдохнуть в соседней комнате на диване. Ее помощница возилась с посудой. Володя вернулся к столу, сел в кресло и незаметно для себя уснул.
Когда он проснулся, лучи солнца отражались и преломлялись в великолепии хрусталя на столе. Оставшиеся закуски и цветы смотрелись очень красиво, как натюрморт на картинах старых, признанных мастеров живописи. На краешке стола, сидя на стуле и, положив голову на руки, спала "тоже Наташа".
Он тихонько взял ее на руки, понес на диван, эту усталую от ночных хлопот новую знакомую. Когда накрыл пледом и собрался уйти, она открыла глаза.
- Ты чудесный парень, князь Владимир ясно солнышко, - шепнула ему благодарная за заботу девушка, - Только не мог бы ты держать свои руки при себе?
Уснуть она не успела. Дима вышел из своей комнаты. Они с Володей сели за стол, завтракать, и новый день вошел в их жизнь как поворотный в судьбе всех присутствующих на этой свадьбе. Только они еще об этом не знали.